– Нет… нет! – закричал он.

Ксейн извивался, как угорь, но кнут нашёл его. И ещё. И ещё раз.

Ещё через несколько ударов охваченный болью, ослабевший, без сил даже открыть глаза, Ксейн повис на руках своих товарищей.

Но экзекуция продолжалась.

Елисеев показал. Если этот Борис Андреевич старший по дому, он точно будет ему полезен.

– Да есть одно дело. Нужна ваша помощь

Когда хлыст прекратил, наконец, свой бешеный танец на спине Ксейна и юношу отпустили, он, как мешок, рухнул на землю. Но облегчения он не испытал: все его чувства сейчас замыкались на растерзанной спине.

– Давайте. – Борис Андреевич явно принадлежал к числу прилежных и ответственных граждан.

Елисеев включил видео.

Последним, что Ксейн услышал прежде, чем потерять сознание, был голос Ульрикса:

– Так это Модест? Так ведь? – обратился к другому жителю адепт бдительности.

Тот согласился.

– Отведите его в казарму и приведите в порядок. На сегодня сессия окончена.

– А почему сразу мне не сказали? Я же вам показывал видео, – удивился Елисеев.

– Испугался, – честно признался мужчина. – Меня, кстати, Димой зовут.

– Иван.

Придя в себя через некоторое время, Ксейн ощутил приятную свежесть в спине. Юноша открыл глаза. Он лежал на койке лицом вниз. Несмотря на холодок, раны болели ещё очень сильно, и чтобы отвлечься от боли, он попытался сфокусироваться на тенях, которые двигались вокруг него.

– Боря.

Теперь трое собеседников уселись рядком на скамейке. Иван стрельнул у Димы сигарету.

Это были мальчики из подразделения Сумрак. Ксейн попробовал встать, но не смог и в этот момент заметил, что на его спине лежит влажная ткань.

– Почему испугались?

– Да он такой противный, этот Модест. И глаза у него нехорошие. Думаю, укажу на него, а он прибьёт потом. Но решил, не буду бояться. В девяностые отбоялись. Тут по двору одна шпана шарилась. Модеста этого ещё буду ссать! Не дождётся.

– Не снимай это, – посоветовал юноша, который сидел рядом. – С бальзамом твои раны заживут быстрее. Если всё будет хорошо, завтра без проблем присоединишься к инструктажу.

– А что про Рахметовых скажете?

– Ну, наконец-то! – Борис Андреевич весь просиял. – Я всё размышляю, когда же вы о них спросите. Сразу скажу: сволочи, правильно их забрали…

– Но постарайся снова не облажаться, – добавил другой курсант, который стоял со скрещенными руками, прислонившись к стене. – Восемнадцать ударов – это много даже для нас.

– Почему сволочи?

– На рожах у них написано.

Курсант, который заговорил первым, кивнул.

– Вам известно, что они приторговывают наркотой?

– Откуда? – Борис Андреевич округлил глаза. – А что? Торговали? Всё ясно. Так я и знал. – Общественник аж замер и чуть раздулся от чувства собственной значимости…

– Три удара доются легко. Ты будешь получать их регулярно, особенно поначалу, пока не попадёшь в струю. Но так будет не всегда.

– А Рахметовы и Модест ладят?

– Да чёрт их знает! – Дима смачно плюнул на снег, словно хотел этим выразить своё отношение и к Модесту, и к Рахметовым. – На одной площадке живут. Такие гады обычно заодно.

Ушам своим не веря, Ксейн обернулся на говорящего. Это был тот самый мальчик, которого наказали после упражнения с верёвками. Тот самый, кого Ксейн пытался защищать, за что и получил свою совершенно не соразмерную проступку порцию порки.

Конечно, всю эту работу завтра могли бы выполнить его подчинённые и наверняка справились бы. Но он тем не менее был горд собой. На одной площадке, значит. Всё сходится.

Выходя из двора, он удивился, что в парикмахерской на первом этаже дома светились окна. Она круглосуточная, что ли?

Он почувствовал, как гнев снова наполняет его. Не обращая внимания ни на боль, ни на заживляющую повязку, которая соскользнула с его исполосованной спины, он поднялся и закричал:

В этот момент ему позвонил Сергей Туманов.

* * *

– А с тобой что не так? Почему ты не пошевелился, когда я вступился за тебя?

– Я лучше пойду. Зачем я здесь? – Шалимову всё надоело до чёртиков.

– Бросаешь, значит, девушек. Ладно. А я-то подумала: впервые нормальный мужик попался. Не пытается лапать. Не быкует. Деньги за секс не предлагает. Не убегает, не заплатив, из кабака. – Света повернулась к нему и чуть прищурилась: – Тебе же хреново? Так? И лучше не становится?

– Я не просил тебя заступаться, – ответил мальчик. – Это правила. Если бы я отказался получить наказание за то, что пришёл последним, меня бы привлекли за нарушение субординации, и я получил бы, как ты, по первое число. Я не настолько глуп, чтобы перечить инструктору.

Артём покачал головой.

– А тебе хорошо? – зло спросил он девушку.

Ксейн фыркнул.

– Думаю, лучше, чем тебе.

– И тебе нравится вот так разводить мужиков? – Артём злился всё больше.

– Это безумие. Почему вы соглашаетесь с тем, что они вас избивают? Почему не бунтуете?

– В смысле?

– Да ладно. А то я не знаю, что и в баре, и в караоке вы в доле. Заманили глупого клиента и развели на дорогую выпивку. Что? Не прав?

– Это часть обучения, – сказал другой курсант, который, скрестив ноги, сидел на своей койке. – Благодаря порке мы улучшаем свои показатели. Тебе этот метод может показаться жестоким, но на самом деле он работает и спасает жизни. Документально подтверждено, что если бы не телесные наказания, монстры убили бы многих из нас. Как говорит инструктор, всё дело в интуиции. Она связывает твои промахи с болью, и в реальной жизни ты их уже не допускаешь.

Света поначалу склонила голову набок, потом вернула её на место.

– Ты не забыл, что ты сам нас снял? Ты какой-то псих. О господи! Правда тебе лучше отвалить отсюда.

Ксейн покачал головой.

Она устало присела на табуретку и принялась стаскивать сапоги, не обращая на Шалимова никакого внимания. Артём словно застыл, глядя на её движения. Но не уходил.

– Можно я у тебя, Артём, одну вещь спрошу? А зачем ты к нам подошёл, коли посчитал, что мы шалавы и мужиков разводим на выпивку дорогую в барах и караоке?

– Вы все сумасшедшие, – повторил он.

– Так вы же меня сначала окликнули?

– И что?

Ксейн был в ярости, но он досадовал на себя за то, что рискнул защитить мальчишку-идиота, который, казалось, ничего не имел против того, чтобы быть избитым жестоким и злобным инструктором.

– Ну, заманивали.

– Эх ты! Дурак! Нет слов у меня. Заманивали, смотри-ка. Просто выглядел ты больно грустно. А у нас настроение было хорошее. Подумали, отчего тебе его не поднять? Пожалели тебя. А ты, такой, сначала прошёл мимо, а потом назад. Мы, кстати, поспорили с Анькой, вернёшься ты или нет. Я считала, что нет.

– Думаю, тебе непросто принять это, потому что ты заблудший, – сказал другой курсант. Он был выше остальных и сидел на подоконнике. – Мы выросли в Цитадели и знали, что нас тут ждёт. Но Стражи не спасают жизни только потому, что родились с особыми глазами, или потому, что они талантливее остальных. Есть ещё обучение, очень серьёзное обучение.

Артём вдруг почувствовал, что дышать ему становится тяжело. В середине груди всколыхнулась резкая боль. Куда-то пропадала точка опоры.

– Что с тобой? Ты белый весь стал. И дышишь как паровоз.

– Что-то нехорошо.

– Ну, вам, может, с детства говорили, что у вас нет другого выбора, – ответил Ксейн. – Но я не просил привозить меня сюда. Я не хочу быть Стражем. Я просто хочу вернуться домой и жить своей жизнью. Поэтому я не допущу, чтобы меня избивали за то, что я сделал неправильно то, чего я даже не собирался делать.

– Что болит?

– Сердце как будто. – Он провёл рукой по груди.

И он лёг на койку, не в силах больше выносить боль.

– Господи, что за день сегодня! Вышли, называется, с подругой по центру прогуляться.

Света помогла Артёму раздеться, отвела его на кухню, усадила на стул, по-хозяйски открыла холодильник, осмотрела содержимое.

Ксейн ничего не сказал, когда избитый мальчик заменил ткань на его спине. По правде говоря, это принесло ему большое облегчение.

– Тут вот валокордин есть. Махни. Хуже не будет. У меня отец всегда так делает. Сейчас накапаю тебе.

Артём послушно проглотил лекарство. Потом Света налила ему из чайника кипячёной воды.

– Дело в том, что у тебя тоже нет выбора, – сказал мальчик, сидящий на окне. – Твоя жизнь и твоя свобода не принадлежат тебе. Ты Страж и всегда им будешь. И если не научишься действовать как Страж, скоро тебя не станет в принципе. И даже если попытаешься убежать, тебя вернут.

– Не советую тебе куда-то ехать сейчас. Подожди, пока отпустит. Ты не голодный, кстати?

– Нет, – соврал Артём. Ещё не хватало тут угощаться.

Ксейн взглянул на него.

Лёгкие снова наполнялись воздухом. Кровь теплела.

– Ну, что ты решил? Поедешь или останешься один на один с блудницей? Ба, ты ж в обуви! Иди снимай. Анька страсть как не любит, когда пачкают.

– Это угроза?

– Ты же вроде чуть не гнала меня только что?

– Не я. Ты сам порывался. Что, мне тебя насильно удерживать? Кто же знал, что тебя так прихватит. Сейчас лучше?

– Это реальность. Обычные люди знают, что мы, Стражи, рождены для того, чтобы защищать их. Возможно, тебе уже приходилось встречаться с людьми, которые по какой-то причине скрывали тебя. Но даже если заблудшего прячут, он, в конце концов, всё равно попадает в Цитадель. Потому что всегда находится кто-то, кто помогает вернуть его туда, где ему место.

– Немного.

Артём тяжело поднялся, прошёл в прихожую, снял ботинки, вернулся на кухню. Его ужасало, что он оказался внутри истории, которую сочинил кто-то помимо воли самого Артёма. Наверное, завтра надо ехать в Москву. Как-то улаживать с Майей. Может, она одумается, извинится. Здесь – всё бред. Жаль, телефона нет. Можно было бы билеты купить прямо сейчас.

– Ну, рассказывай… Кто ты есть такой, Артём? – Света села за кухонный стол и уставилась на него так, будто она зритель, а он – актёр.

Ксейн прищурился. Его мать всегда настаивала на том, чтобы он не общался с другими людьми. Боялась, что Стражи обнаружат его укрытие и заберут его с собой?

Из комнаты доносился густой храп Анны.

– Зачем тебе это? Сделай лучше кофе.

В таком случае она успешно справлялась со своей задачей в течение восемнадцати лет.

– У тебя же только что сердечный приступ был. Кофе не дам.

– Кофе на сердце не влияет. Да и не приступ это. Так…

А потом…

– Всё равно не дам. Валокордин подействовал?

– Вроде да. Послушай, твоя подруга, по-моему, сейчас себя чувствует много лучше нас. Может, пойдём по домам?

Впервые он задался вопросом, а каким же образом его обнаружили Стражи. Кто-то должен был рассказать им о нём. Может, это был торговец Драксан или его приятель из каменоломни…

– Ещё не время. Да и откуда ты знаешь, как она себя чувствует? Ты же не телепат. Ты надолго, кстати, в Петербурге?

– Трудно сказать.

– Всё не так плохо, как кажется на первый взгляд, – заверил его выпоротый мальчик. – Тебе кажется, что ты можешь делать удивительные вещи, но это ничто по сравнению с тем, чему ты научишься здесь. Они заставят твоё тело и разум работать на всю катушку и научат бороться и побеждать.

– Вот тебе на! – Света легко поднялась со стула и подошла к холодильнику. Открыла его, потом закрыла. – Я думала, ты в командировке. Вечером решил прогуляться по Невскому, развлечься. Нет?

– Не совсем.

– Выпускники говорят, что самое лучшее в этом обучении то, что после него ты перестаёшь бояться вообще, – добавил четвёртый мальчик, который до этого не подавал голоса. – Потому что ты победишь сам страх.

На этой кухне, где всё – мебель, люстра, холодильник – выглядело случайными и совсем не подходящим друг другу, он почему-то успокоился. Успокоился сразу, то ли от усталости, то ли от чего-то другого.

– Я приехал, чтобы переключиться, забыть многое.

– Я не боюсь монстров, – ответил Ксейн. – И я неплохо справлялся с ними и без вас, большое спасибо.

– Надо же! А зачем уезжать, чтоб забыть? – удивилась Света. – Девка, что ли, бросила? Или жена? Ты, наверное, женат. Как иначе? Или сам чего наворотил и теперь дома показываться боишься?

– Не разговаривай со мной так. Мне неприятно, – с простодушной обидой попросил Артём. – Ты обо мне ничего не знаешь, а выдумываешь бог знает что. Я не женат, представь себе.

– Ты так думаешь? – спросил мальчик на подоконнике, улыбаясь. – А как насчет обычных людей? Тех, кто тебе дорог? За них ты тоже никогда не боялся?

– Эх, значит, любовь. Завидую. Ладно! Давай о чём-нибудь другом.

– Не жалеешь, что из музучилища ушла? – Ему захотелось побольше о ней выяснить.

Перед мысленным взором Ксейна встал образ трёххвоста, набрасывающегося на Акслин. В тот день он испытал самый настоящий ужас.

– Не ушла, а выгнали. Я же говорила.

– Не пробовала восстановиться?

Подобное состояние он переживал раньше, когда был ребёнком. В то время ему часто снились кошмары, в которых его мать убивали монстры, и он уже ничего не мог поделать, чтобы спасти её.

– Ты вообще в курсе, какие сейчас стипендии?

– Нет.

Обычные люди хрупки. Вот почему монстры так легко разбираются с ними.

– Ну, сегодня ты где-то пять или шесть месячных стипендий на нас потратил. Или больше даже.

Артём смутился.

– Именно поэтому мы здесь, – мягко сказал выпоротый мальчик. – Чтобы научиться защищать обычных людей.

– Неужели такая маленькая?

– Такая маленькая. – Света усмехнулась. – Теперь я работаю в одной компании помощником руководителя. Там несколько лучше с финансовой точки зрения, как ты догадываешься, наверное.

Ксейн ничего не сказал. Мальчик улыбнулся и добавил:

– Всю жизнь там не протянешь. – Артём низковато намекал на то, что стареющие секретарши мало кому нужны.

– Кто знает! Всяко бывает. – Света не поняла намёка. – Да и кем бы я была после училища? В музыкальную школу и то не устроишься. Там крысы некоторые по сорок лет сидят и никого близко не подпускают. Одним словом, не жалею я, что вылетела. Родители мне помогать не могут сейчас. Болеют. Я о них забочусь. Такие дела. Не до искусства.

– Кстати, я Третий.

– Живёшь с родителями?

– Да. С ними.

Остальные тоже представились: Шестой, Первый, Четвёртый и Второй. Впрочем, это было бесполезно: все они были так похожи, и эти смешные имена никак не помогли бы Ксейну различить их.

– А они сейчас не волнуются?

– Не волнуются. Я их предупредила, чтобы рано не ждали. Они у меня понятливые. Слушай, я что-то ещё выпить хочу. Тут у Аньки конина в холодильнике имеется. Не будешь против?

– Я Ксейн, – сказал он.

– Почему мне быть против? – Артём не сразу сообразил, что кониной девушка называет коньяк. – Налей-ка мне тоже чуть-чуть.

– Уверен? Только что умирал.

Остальные переглянулись.

– Немного не повредит. Я вообще-то не особый мастак по этой части.

– Я заметила. Только пару глотков виски за весь вечер. Может, от этого сердце и болит. А?

– Как угодно, – ответил Шестой, – но мы будем звать тебя Пятый.

– Не смеши! – Шалимов принял философский вид. – Слушай, а что это за Ахмед? Он, случайно, раньше не придёт?

– Боишься, что приревнует тебя? Начнёт разбираться, кто Аньку напоил?

Ксейн раздражённо фыркнул.

– Ничего я не боюсь. С чего? – Артём презрительно хмыкнул

– Я не буду откликаться на это имя, не утруждайте себя, – сказал он.

– Анька работает в Апраксином Дворе. Слышал про такой? Это огромный рынок, типа вашего Черкизона в прошлом или что-то вроде. Я, правда, не была на Черкизоне. Может, и не похож он на него. Так говорят просто. Ахмед – это хозяин точки, где она орехи, сухофрукты и прочие восточные сладости продаёт. И попутно хахаль её. Но такой, не взахлёб. У него жена, детишки, а к Аньке он каждое утро ходит, ну, понимаешь для чего. Потом вместе на рынок едут. Я её просила не раз, чтоб она послала его куда подальше. Но она до смерти боится работу потерять.

Речь Светы не отличалась благородством, но Артёму нравилось её слушать. Они чокнулись без тоста. Света выпила залпом. Артём пригубил.

– Мы будем звать тебя Пятый, – повторил Шестой, – потому что тот, кто назовёт тебя по имени, окажется твоим соучастником и получит восемнадцать ударов плетью.

– Вот всё ты про нас с Анютой расспросил, а про себя молчок. Давай-ка колись. – Света оглядела его с некоторой заинтересованностью, какой прежде не наблюдалось.

– Это как минимум, – добавил Первый. – И ещё восемнадцать за то, что кто-то услышит, как звучит твоё старое имя. – Он подмигнул и в шутку добавил: – Я думаю, это слишком высокая цена, чтобы платить её за одно слово, но решать, конечно, тебе.

– Да особо нечего рассказывать. Живу в Москве. Работаю директором библиотеки, не женат, детей нет.

– Про «не женат» я уже поняла. Можешь не повторять, не сватаешься. – Света налила себе ещё коньяка. Быстро выпила. Поморщилась. Закусила конфетой из конфетницы. Потом развернула обёртку и стала отглаживать её ногтем.

– Если ты намерен продолжать проявлять губительное упрямство и терпеть бессчётые наказания, это твоё дело, – заключил Шестой, пожимая плечами. – Мы не собираемся в этом участвовать. Ты здесь, чтобы научиться быть винтиком в едином сложном механизме. Если же ты по-прежнему желаешь действовать в одиночку, знай, что от этого пострадает вся бригада, и мы все заплатим за это.

– Я тоже так любил делать в детстве, – сказал Артём.

– А я сейчас люблю. А чего тебя на приключения потянуло? Ты вроде на вид правильный. Не прощелыга гулящий.

Ксейн не ответил. Третий попытался утешить его:

– У меня сейчас тяжёлые и странные обстоятельства. Не буду посвящать тебя в это. Долго и неинтересно.

– Ты получишь своё имя обратно, когда закончишь учёбу. Но пока ты рекрут Пятый из подразделения Сумрак, Золотая дивизия.

Артём поднялся и подошёл к окну. Некоторое время стоял молча, потом не без пафоса произнёс:

Некоторое время Ксейн молчал, размышляя.

– Вот город. Сколько же в нём всего! – Он придвинулся почти к самому стеклу, словно стремясь что-то разглядеть. – Вот тюрьма. А за ней Нева. Огромная, холодная. Везде дома. Везде люди. И никто не знает меня. Сейчас спят все. Окна тёмные.

– А что случилось с предыдущим рекрутом Пятым? – спросил он наконец.

– Это точно, – раздался из-за его спины ироничный голос девушки. – С этим не поспоришь.

На улице ему показалось, что во всех группах было по шесть человек, кроме его отряда. Да и наличие курсанта с именем Шестой подтверждало его подозрения.

– Глумишься? – Артём расстроился. Почему-то он надеялся, что она разделит его настроение.

– Нет. Не глумлюсь. – Она неслышно подошла к нему. – Не самый это лучший вид в нашем городе.

– Он умер на тренировке, – ответил Четвёртый. – Тощие. Они набросились на него, и мы не смогли вовремя устранить их.

– Другого сейчас нет.

Он ощутил запах её духов, довольно тонкий, хоть и приторный.

Ксейн с интересом посмотрел на своих товарищей. Казалось, они смирились с потерей одного из них, и их едва ли можно было назвать печальными.

– Жалко, что семью и детишек ты не завёл. – Света положила руку ему на плечо.

– Вы тренируетесь с настоящими монстрами?

Он резко повернулся к ней.

– В Яме, – подтвердил Первый. – У нас также иногда бывают манёвры во внешнем мире.

– Совсем не жалко. У всех своя жизнь. А тебе-то что? Ты меня вряд ли когда-нибудь ещё увидишь. И я тебя тоже.

– Не понимаю, как они отправляют вас во внешний мир с такими искалеченными спинами, – сказал Ксейн. – Мне кажется, после подобных наказаний вы не в состоянии бороться с монстрами.

– Мне кажется, ты человек хороший. Добрый. А живёшь как-то нескладно.

– Не суди о моей жизни!

– Тебе станет лучше, – заверил его Третий, улыбаясь. – Когда ты осознаешь, кто мы есть и что делаем, ты начнёшь проще относиться к наказаниям.

Артём вернулся к столу и плеснул себе приличную порцию коньяка.

– Тебе налить?

– А может, наоборот, – сказал мальчик на подоконнике, потягиваясь. Он был представлен как Шестой. – Потому что, в конце концов, ты начинаешь воспринимать наказание как предмет для гордости. Если на тебя накладывают санкцию, значит, ты был худшим из всех. И ты стремишься стать лучше. И не потому, что никому не нравится быть на последнем месте, а потому, что в реальном мире твоя некомпетентность может привести к гибели – твоей и твоих товарищей. Мы Стражи. А Стражи не ошибаются. Не могут себе этого позволить.

– Нет.

«Вы просто психи», – подумал Ксейн раздражённо. Но на этот раз не стал произносить мысль вслух.

Он выпил залпом. Потом долго морщился. Но закусывать не стал.

– Тебе завтра на работу? Может, поспишь? – Артём парадоксальным образом испытывал острое желание проявить к этой девушке внимание и заботу, при этом её слова ранили и раздражали его.

– Какой ты чуткий! Но завтра – суббота.

– А… Ясно…

Послышались шумные шаги. Аня, не обратив на них никакого внимания, открыла дверь в ванную. Некоторое время слышалось, как течёт вода. Потом растрёпанная, отёкшая, но решительная хозяйка квартиры появилась в дверном проёме.

26

– А вы что здесь?

Пришло время ужина. Товарищи Ксейна ушли, ему же, из-за ужасной боли в спине и физической невозможности встать с койки, разрешили остаться. Когда через некоторое время курсанты вернулись в комнату, они принесли с собой миску с похлёбкой и кувшин с водой. Ксейн испытывал огромное искушение отвергнуть постыдный паёк, потому что, в конце концов, эти парни помогали Ульриксу избивать его до беспамятства. Но он устал и проголодался, и у него просто не было сил спорить.

– Тебя решили не бросать. – Света подошла к подруге, обняла её, погладила по спине. – У тебя такой вид был.

– Да. Напилась я знатно. Дай мне воды, что ли…

После обеда юноша почувствовал себя немного лучше. Третий предложил поменять ему целительную ткань на спине, и Ксейн разрешил ему это сделать.

Аня вела себя так, словно Артёма нет.

Света вынула из холодильника полуторалитровую бутылку «Святого источника», сполоснула под краном кружку и аккуратно налила чуть больше половины.

За ночь он несколько раз проснулся из-за боли и неловкого положения, которое он должен был сохранять, чтобы ничто не касалось его травмированной спины. Посреди тишины и тьмы можно было слышать дыхание его товарищей, которые спали на своих койках. На несколько секунд он подумал, что, может быть, сейчас самое подходящее время бежать. Но потом он вспомнил стены, решётки и то, что Бастион стоит на болоте, со всех сторон окружённый монстрами.

Артём сосредоточился на том, как неуместно называется вода. Святости у Ани точно не добавится.

– Я найду выход отсюда, – пообещал он себе, прежде чем закрыть глаза.

Жадно припав губами к краям кружки, Аня утолила похмельную жажду. Потом глубоко вздохнула и произнесла:

– Вижу, вы поладили. Я рада. Больше обузой вам быть не хочу. Считайте, что я в порядке. Так что езжайте и наслаждайтесь друг другом.

В какой-то момент ночью Ксейну показалось, что Третий подошёл к нему, чтобы сменить ткань на спине. Но, вспоминая об этом на следующий день, он решил, что это был сон.

Её двойной подбородок за ночь совсем распоясался.

Света не стала спорить и доказывать, что нисколько они не поладили и ничем наслаждаться вдвоём не собираются.

Утром его разбудил один из мальчиков (Первый? Четвёртый? Он до сих пор путал их), когда остальные уже заканчивали одеваться.

Когда они вышли на улицу, Света спросила:

– Ты говорил, что снял квартиру на Фонтанке? Правда?

– Поторопись, Пятый, а то опоздаешь, – сказал он.

– А почему нет?

– Не все правдивы с девушками в баре…

Всё ещё находясь в полусне, Ксейн хрипя сел. Ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где он находится и что произошло накануне. Когда память, наконец, вернулась к нему, он отстранился от подошедшего к нему курсанта, словно это был плевальщик.

– Ладно. Давай прощаться. – Он не собирался длить то, что и так непомерно затянулось.

Они неуклюже и деревянно обнялись.

Тот просто улыбнулся.

– Телефон будешь просить? – Света грустно улыбнулась.

– Нет.

– Вставай, пойдём. Если бы я был твоей спиной и получил наказание за прилипшие ко мне бинты, я бы никогда тебе этого не простил.

– Ну тогда подожди хоть, пока такси приедет моё…

В это время Лиза Колесникова, оставив мирно спящего Вольфа, в чьей квартире она проводила уже вторую ночь, прошла на кухню. Не спалось… Она выглянула в окно и засмотрелась на двух людей внизу. Один из них чем-то напомнил её дядю Артёма. В какой-то момент ей даже показалось, что это он и есть, но она быстро отмахнулась от этой мысли. Что ему здесь делать в четыре утра?

Ксейн бросил на него обиженный взгляд, но мальчик не отреагировал. Когда курсант убедился, что его подопечный полностью проснулся, он отвернулся от него и больше не обращал на него никакого внимания.

Лиза открыла высокий холодильник, отрезала несколько кусков своего любимого пармезана, подогрела чайник, сделала чай с лимоном. Пармезан отечественного производства, конечно, уступал итальянскому, но тем не менее выгодно отличался от иных сыров, что после санкций можно было купить в России. «Неохота на работу. Но ничего не поделаешь. Поспать ещё или уже не спать? Надо ведь ещё домой заехать, переодеться», – неспешно и благостно размышляла она. Всё же сон где-то зарождался. Она прилегла к Вольфу, вдохнула его ночной, чуть сладковатый запах, прислушалась к его дыханию. Зря её соседка отвергла парня. Он такой добрый, классный. Податливый. Но её ли? Время покажет…

Ксейн фыркнул и с трудом поднялся на ноги. Но его состояние заметно улучшилось: осталось лишь лёгкое жжение в спине. Шестой показал ему, где находятся уборные, а затем проводил к колодцу, где Ксейн окончательно проснулся, вылив на себя два ведра ледяной воды.

* * *

Как только жёлтый автомобиль с гордыми буквами «Яндекс» на крыше прошуршал по пустынной улице Комсомола, унося от него Свету куда-то в глубокие и неуютные провалы Выборгской стороны, Артём чертыхнулся про себя: такси вызвать не получится. Его сотовый лежал в квартире на Фонтанке и дожидался хозяина. До открытия метро ещё больше часа. Ужас! Он поёжился. Что делать? Придётся тащиться пешком на Фонтанку. «Хоть бы кофе где продавали! – помечтал он. – Может быть, у Финляндского вокзала какая-нибудь круглосуточная забегаловка имеется?»

Третий перевязал его так, чтобы раны не соприкасались с рубашкой, и когда Ксейн закончил одеваться, он уже чувствовал себя почти здоровым.

По первому этажу дома, из которого он только что вышел, тянулись наглухо закрытые окна под вывесками «Продукты» и «Кофе-бар». На другой стороне улицы красная тюремная стена безнадёжно разграничивала мир на две половины – свободы и несвободы. И пусть «Кресты» теперь в другом месте, память о том, что здесь так долго держали заключённых, ещё долго будет превращать это место в особое, мрачное, инфернальное: холодная река, холодная стена, смерть уже не считается ни с чем, забирает всех, кого захочет, и ни врачи, ни везение ей тут уже не противостоят.

Эти красные здания одновременно притягивают и отталкивают.

Ещё не рассвело, а шестеро курсантов уже выстроились в линейку на площади для тренировок. Ксейн был голоден, но завтраком, кажется, и не пахло.

Вокруг них воздух иной плотности. Страдания людей живут дольше их самих и в странных, почти не видимых обличьях бродят, как неприкаянные, и мешают даже всесильным ветрам носиться по улицам туда-сюда.

До площади Ленина он дошагал быстро. Что-то гнало его туда, и он сам не отдавал себе отчёта, что именно. Ночь. Зима. Петербург. Он абсолютно свободен. Он устал, но от этого в нём не тяжесть, а лёгкость. У него есть некоторое количество денег, дающих право оплатить жильё, сытную еду в ресторанах и чего-нибудь ещё. Эта ночь ничего ему не принесла, кроме глупостей, но настанет завтрашний день, вечер, следующая ночь. Возможно, его ждёт нечто прекрасное? То, что поможет выбраться…

Пока они ждали инструктора, Ксейн огляделся. Остальные группы тоже были в сборе и ждали своих наставников в разных частях площади. Большинство состояло из шести человек.

На углу, около вокзальной площади, «Кофе Хауз» манил заблудших в ночи, а также сошедших с ранних поездов транзитных путешественников отведать горячие напитки и быстро приготовляемую еду.

Там было пять женских и пять мужских подразделений, но они находились довольно далеко, чтобы Ксейн мог проверить, был в каком-то из них Йоксин или нет.

Артём зашёл внутрь, заказал латте с собой, дождался, пока ему дали горячий бумажный стаканчик, и двинулся дальше. Пройдя мимо больших, казённо светящихся окон Финляндского вокзала, он зачем-то остановился и долго глядел на памятник Ленину, нелепо бравурный, многие годы убеждавший ленинградцев, что страна, где они живут, единственный претендент на по-настоящему светлое будущее. Ему захотелось отсалютовать бывшему вождю, и он поднял бумажный стаканчик высоко над головой. За Лениным ещё удерживала на себе лёд река, далее взгляд упирался в дома на набережной, разновысотные, с большим количеством жильцов, которые через несколько часов начнут просыпаться, зажигать свет на кухнях, ставить чайники.

От вокзальной площади он по переулку, пролегающему между мрачными серыми корпусами Артиллерийской академии, попал на улицу Лебедева. В слепые окна зданий заглядывали поражённые зимой деревья, угрюмые и искривлённые от долгой борьбы со стужей.

Шестой сказал, что инструкторы встречаются каждое утро, чтобы обсудить и разделить фронт работ. И они действительно пришли все вместе, прежде чем разойтись по подразделениям. Ксейн наблюдал, как некоторых курсантов вывели места для тренировок в неизвестном направлении.

Петербург покоился в жёлтом свете фонарей и подсветок на фасадах. Шпиль Петропавловки торчал намёком на то, что не всё устремлённое вверх есть свобода.

Когда переходил Неву, думал о Майе, о Вере, думал неконкретно, просто примеривался к ним, исходя из того, что они не ведают, где сейчас он и чем занимается.

Интересно, куда они могли пойти. К Яме, где им предстояло драться с чудовищами? Или, может, за границу, во внешний мир?

Справа река расширялась, удерживая над собой дальний аккуратный купол Исаакия, Дальше она делилась на рукава, словно одной ей войти в залив представлялось страшным и неприличным.

Артём остался равнодушным к этому виду, не заметил в нём ничего, что бы ему пригодилось. Внутри разрасталось что-то мерное и большое, непонятное, непредсказуемое и торжественное. Ему вдруг захотелось посвятить себя какому-то большому делу, чтоб оно перевесило всё остальное в нём. Вспомнилось название романа Юрия Германа «Дело, которому ты служишь», стоявшего в их домашнем книжном шкафу, когда он был маленьким. Он так и не прочитал этой книги. А потом она куда-то делась. Кто-то взял почитать и не отдал? Или перекочевала в задний ряд? Корешок, как он помнил, был довольно толстый, некрасивый, тяжёлый и мрачный. О чём она? Надо срочно прочитать. Наверняка есть в его библиотеке этот роман Германа. Его библиотека. Библиотека, где он служит. Читальня! Течение мысли словно столкнулось с непреодолимым препятствием и мучительно остановилось. Неприятно!

Вдруг сердце его забилось чаще. Может, он сможет бежать как раз в ходе одной из таких миссий? Тогда уж он точно найдёт способ добраться до Цитадели.

Мост кончился, начался Литейный проспект. Он как будто немного защитил его, сузил пространство, укрыл домами от реки, несущей свободу огромного озера к свободе огромного моря и этим донимающей людей, нуждающихся в своём угле, ночлеге и сне больше, чем в мифической вольнице и в сказочной воле волн и ветра.

Он задумчиво поднял голову и сквозь металлическую решётку посмотрел на небо. Наверное, она была установлена, чтобы предотвратить проникновение монстров, но это не помогало смягчить ощущение, что его заперли в тюрьме.

Длинное тело Майи вдруг ему представилось так явно, что он почти физически ощутил его тепло, его гладкость, его обаятельную нескладность, его податливость и постоянную готовность к ласкам. Это было самое лучшее в их близости, когда она лежала рядом, и он, чуть касаясь её, наслаждался молодостью, гибкостью, длинной истомой ног и рук. Первые совместные дни они невротически боялись прискучить друг другу, специально встречались не так часто, как хотелось, фанатично утверждали, что наслаждаются настоящим, а будущее «пошло к чёрту», не требовали отчёта за всю прошлую жизнь, даже намекали, что в «случае чего» всё простят.

– Курсанты, стройсь!

Выкинув в урну пустой бумажный стаканчик, он подумал, что хорошо бы где-то позавтракать. Или хотя бы выпить ещё кофе. Неужели ночью в центре Петербурга негде поесть?

До самого Невского он так и не встретил ни одного открытого заведения. Странно!

Голос Ульрикса заставил его вздрогнуть. Глядя на своих товарищей, он резко вытянулся. Тем не менее, когда Ульрикс проходил мимо, Ксейн не мог удержаться от того, чтобы с ненавистью посмотреть в его сторону. Правда, сразу после этого взгляд юноши упёрся в хлыст, который снова висел на поясе у инструктора, и он почувствовал дрожь и странную судорогу в животе. «Страх», – сообразил Ксейн. Его тело реагировало на хлыст Ульрикса, как никогда ни на одного монстра прежде.

Вспомнил, что видел из окна квартиры, куда сегодня заехал, вывеску «Продукты 24» на другой стороне Фонтанки. Туда он и зайдёт.

В итоге он набрал столько еды, будто собирался кормить многочисленное семейство. Голод пробудился и диктовал безрассудный выбор. Сыр, колбаса, яйца, ряженка, сметана, простокваша, хлеб, помидоры, малина, банка кофе, сливки, масло, три пачки творога. Когда выгрузил всё это на кухонный стол, а потом начал аккуратно раскладывать по полкам в холодильнике, сам удивился, зачем ему столько всего. Подмывало взять поскорее телефон и глянуть, что там. Столько времени он не смотрел на экран!

Кроме, пожалуй, тех случаев, когда этот самый монстр угрожал не его жизни, а жизни тех, кого он любил.

Ожидал прочитать что-то от Майи. Но от неё ничего не пришло. Высветились несколько звонков с незнакомого номера и одна эсэмэска.

Прочитав её, он содрогнулся. Подступила тошнота. Кто-то терзал его, напоминая, что брат погиб не своей смертью, а он ничего не предпринимает, чтобы отомстить расхаживающим на свободе убийцам. Он судорожно стал вспоминать, у кого из знакомых могут быть связи с полицейскими. В голову ничего не приходило. Ясно, что никто не бросится расследовать дело сорокалетней давности только потому, что кто-то отправил ему сообщение, но, возможно, хотя бы кто-нибудь сподобится выяснить, кто шлёт ему весь этот бред. Это же, кажется, незаконно. За это, как он слышал, наказывают, даже дают реальные сроки.

Хотя инструктор всё ещё смотрел на него, Ксейн не мог оторвать взгляда от кнута.

Сон подкрался к нему исподтишка, легко пнул, отбежал и запрыгал, как мячик, по старой петербургской квартире, поглядывая на него, спящего, и загадочно улыбаясь.

* * *

Возможно, в другой момент он позволил бы себе бросить начальнику вызов, но раны ещё не совсем закрылись, и он не хотел повторять эксперимент.

Павел Сергеевич Крючков подозревал, что рассудок покидает его. Он перестал быть собой, связи между событиями сегодняшнего дня истончились и вот-вот порвутся.

Он боялся, что Короткова узнает его, когда проник в редакционное помещение и, изображая посетителя, ошивался возле её кабинета. Но она была поглощена другим. И даже в редакционном буфете не заметила его, севшего в паре столиков от неё и её спутника

И снова от одной мысли о вчерашнем живот юноши скрутило.

У него хороший диктофон в телефоне, с мощным усилителем. Теперь он за столом своей кухни, куда последние два дня почти переселился, слушал всё, что удалось диктофону уловить.

И от услышанного делалось дурно. Поначалу он ещё уверял себя, что Вика, мелькавшая в их разговорах, это не его Вика. Мало ли Вик… Но обманывать себя бессмысленно. Он совсем не знал свою внучку. Думал, она другая. Её друзья – чёртовы молодые оппозиционеры. Значит, и она была такая. Почему? За что?

Наконец, Ульрикс, кажется, удовлетворился поведением нового рекрута. Но не успел Ксейн расслабиться, как началась тренировка.

Он, генерал-майор полиции, опустился до слежки. Но результат-то есть. Теперь он этих революционеров не отпустит. Он уже почитал Веронику Трезубцеву. По некоторым оборотам понимал, что писала Вика. Будто слышал её голос. Но отчего такая таинственность? Хотя тут ничего странного. Боялась подвести родителей, деда. Короткова!!! Эта тварь её, вероятно, покрывала. За парнем, приходившим к Соне, он решил пока не следить. Только выяснил в бюро пропусков имя и фамилию. Теперь никуда не денется. Он ещё займётся им. Главное, не вспугнуть.

Сегодняшний день принёс много любопытного. Завтрашний будет ещё занятнее, он чувствовал. Хотя вся эта чёртова канитель не приближает ни на шаг к раскрытию преступления. Где тот кончик, за который надо потянуть? Лишь бы окончательно не потерять рассудок.

Сначала инструктор заставил их бегать вокруг площади. Ксейн всегда был уверен, что он находится в хорошей физической форме, однако вскоре стало понятно, что мальчики из подразделения Сумрак намного быстрее и выносливее его. Они бегали уже час, когда Ульрикс объявил, что остался последний круг. Измученный Ксейн не сразу заметил, как курсанты начали прибавлять темп, обгоняя его. Когда он понял, зачем они это делают, ему тоже захотелось ускориться, но было уже поздно: он не только последним прибыл к финишу, но и уступил большинству своих товарищей на целый круг.