Анна повернулась узнать, на что он смотрит. Потом бросила взгляд на стол, и Дональд понял, что ее бумаги разбросаны там поверх того же угла схемы. Стекло над ней густо усеивали пометки синими и красными восковыми карандашами.

— Донни… — Она шагнула к нему. — Дела у нас идут паршиво.

Он уставился на красные пометки на настенной схеме: кресты и знаки вопроса. Дональд увидел и примечания красными чернилами, с линиями и стрелками. Такие пометки и надписи окружали около десятка бункеров.

— Сколько? — спросил он, пытаясь сосчитать, сколько тысяч жизней потеряно. — Они погибли?

Анна глубоко вдохнула:

— Этого мы не знаем.

Она допила воду, прошла вдоль длинного стола и пошарила на одном из придвинутых к нему стульев. Достала бутылку и налила на два пальца в свой стакан.

— Все началось в сороковом, — пояснила она. — Он стал темным примерно год назад…

— Стал темным?

Анна глотнула виски и кивнула, потом облизала губы.

— Сперва перестали поступать сигналы с камер. Не сразу, но постепенно они вырубили все. Мы потеряли контакт с их руководством. Никому не смогли дозвониться. Сменой тогда руководил Эрскин. Он поступил согласно «Правилам» и дал добро на отключение бункера…

— То есть убить всех?

Анна стрельнула в него взглядом.

— Ты ведь знаешь, что полагается делать.

Дональд вспомнил двенадцатый бункер. И как он принял такое же решение. Как будто у него имелся выбор. Система работала автоматически. Разве он всего-навсего не выполнил последовательность действий, записанную кем-то другим?

Он долго смотрел на схему с красными пометками.

— А остальные? Другие бункеры?

Анна допила виски одним долгим глотком и жадно глотнула воздуха. Дональд заметил, как она взглянула на бутылку.

— Отца разбудили, когда такое же произошло в сорок втором. А к тому времени, когда он пришел за мной, стали темными еще два.

Еще два бункера…

— Почему за тобой?

Она заправила за ухо прядь.

— Потому что больше было не за кем. Потому что все, кто помогал это проектировать, или умерли, или свихнулись. Потому что отец впал в отчаяние.

— Он хотел тебя увидеть.

— Вовсе нет, — рассмеялась она. — Поверь. — Она махнула пустым стаканом на схему с кругами на столе и разбросанные там бумаги. — Они пользовались рациями в диапазоне высоких частот. Мы полагаем, что такое началось в сороковом: возможно, начальник их Ай-Ти вышел из-под контроля. Они завладели своей антенной и начали общаться с другими бункерами вокруг, и мы не могли их отключить. Об этом они тоже позаботились. Как только отец это заподозрил, он стал доказывать остальным, что беспроводные сети — моя специальность. В конечном итоге они ему уступили. Никто не захотел пускать в ход беспилотники.

— Кому он стал доказывать? Кто знал, что ты здесь?

Дональд не мог не понимать, насколько опасным мог стать этот разговор, но, возможно, именно собственная слабость и заставляла его продолжать.

— Отец, Эрскин, доктор Снид и его помощники, которые меня будили. Но эти помощники уже не будут работать в следующую смену…

— Глубокая заморозка?

Анна нахмурилась и плеснула себе виски. Дональда поразило, сколько было потеряно, пока он спал. Целые смены пролетели мимо него. Еще один бункер стал темным, еще один красный крест появился на схеме. Целая группа бункеров попала в какую-то беду. А Турман не спал целый год, пытаясь с этим справиться. И его дочь тоже. Дональд повел рукой вокруг:

— И ты застряла здесь на целый год? Работая над этим?

Она кивнула на дверь и рассмеялась:

— Я застревала и кое в чем похуже и намного дольше. Но ты прав, здесь дерьмово. Меня тошнит от этой комнаты.

Она глотнула виски. Бокал скрыл выражение ее лица, и Дональд задумался: а вдруг его разбудили из-за ее слабости, подобно тому как ее могли разбудить из-за слабости отца? И что дальше? Ему придется вытаскивать из глубокой заморозки Шарлотту?

— На сегодня мы потеряли контакт с одиннадцатью бункерами. — Анна уставилась в бокал. — Кажется, мне удалось их изолировать, но мы до сих пор пытаемся понять, как такое произошло и жив ли там хоть кто-нибудь. Я так не считаю, но отец хочет послать разведчиков или беспилотников. Все говорят, что риск слишком велик. А теперь, кажется, еще и восемнадцатый собирается сжечь себя дотла.

— И вы ждете от меня помощи? И что же, по мнению твоего отца, я такого знаю?

Дональд обошел стол и показал на бутылку. Анна плеснула виски в свой стакан и протянула его Дональду, а себе налила в другой, стоявший возле монитора. Дональд тяжело опустился на ее койку. Столько всего навалилось сразу…

— Это не отец полагает, будто ты что-то знаешь. Он вообще не хотел тебя будить. Тех, кто лежит в глубокой заморозке, будить не полагается. — Она завинтила колпачок на бутылке. — Так решил его босс.

Дональд едва не поперхнулся первым глотком виски. Он закашлялся и стал вытирать подбородок рукавом под обеспокоенным взглядом Анны.

— Его босс? — переспросил он, ловя ртом воздух.

Она прищурилась.

— Отец ведь сказал, почему ты здесь?

Дональд пошарил в кармане в поисках отчета.

— Я что-то написал во время своей последней… во время моей смены. У Турмана есть босс? А я думал, он тут главный.

Анна усмехнулась:

— Здесь нет главных. Командует всем система. Она просто работает. Мы создали ее такой, чтобы она просто работала.

Она встала из-за стола, подошла и села рядом на койку. Дональд подвинулся, освобождая ей больше места.

— Отец руководил выкапыванием котлованов, в этом заключалась его работа. А почти все здесь спланировали трое. У двух других были идеи о том, как спрятать это место. Отец убедил их, что строить надо в открытую, у всех на виду. Идея с хранилищем радиоактивных отходов принадлежала ему, и он занимал должность, которая могла обеспечить ее осуществление.

— Ты сказала о трех. Кто были другие?

— Виктор и Эрскин. — Анна поправила подушку и прислонилась к стене. — Разумеется, это не настоящие имена. Но какая разница? Имя есть имя. Здесь ты можешь быть кем угодно. Эрскин и обнаружил исходную угрозу, он рассказал отцу и Виктору о наноботах. Ты с ним еще увидишься. Он был на двойной смене вместе со мной, работал над спасением тех бункеров, но это не та область, в которой он специалист. Тебе еще надо? — Она кивнула на его стакан.

— Нет. У меня уже голова кругом идет. — Он не добавил, что причина не в алкоголе. — А Виктора я помню по своей смене. Он работал в офисе напротив моего.

— И я тоже. — Она на секунду отвела взгляд. — Отец называл его боссом, но я некоторое время работала с Виктором, и он никогда не думал о себе как о начальнике. Он считал себя кем-то вроде управляющего и как-то раз пошутил, что чувствует себя Ноем. Он хотел разбудить тебя еще несколько месяцев назад из-за того, что происходит в восемнадцатом, но отец зарубил эту идею. По-моему, ты нравился Виктору. Он много о тебе говорил.

— Виктор говорил обо мне?

Дональд вспомнил человека из офиса напротив, психолога. Анна вытерла слезы под глазами.

— Да. Он был замечательный. Мог сказать, о чем ты думаешь, о чем любой думает. Он спланировал почти все из этого. Написал «Правила», оригинал Пакта. Все это было его детищем.

— В каком смысле «было»?

У нее задрожали губы. Она отпила из стакана, но там почти ничего не оставалось.

— Виктор мертв. Он застрелился прямо за своим столом два дня назад.

32

— Виктор? Застрелился? — Дональд попытался представить, как этот невозмутимый человек совершает такое. — Но почему?

Анна фыркнула и придвинулась ближе. Повертела пустой бокал.

— Этого мы не знаем. Его преследовали мысли о потере того первого бункера. Он был ими просто одержим. У меня сердце разрывалось, когда я видела, как он себя винил. Он часто говорил, что может предвидеть, как надвигаются определенные события, что они… вероятностная достоверность.

Последние два слова она произнесла, подражая голосу Виктора, из-за чего Дональду четче вспомнилось его лицо.

— Но его убивало, что он не мог сказать точно, где и когда что-то случится. — Она вытерла слезы. — Он бы не так терзался, если бы все произошло в чью-то другую смену. Не в его. Тогда он не считал бы себя виноватым.

— Он обвинил меня, — сказал Дональд, уставившись в пол. — Это произошло в мою смену. Я наломал столько дров. Не мог размышлять здраво.

— Что? Нет, Донни. Нет. — Она опустила руку на его колено. — В этом никто не виноват.

— Но мой отчет…

Он все еще сжимал его — сложенный и заляпанный местами бледно-голубыми разводами. Анна взглянула на листок.

— Это копия? — Она взяла его, отвела с лица сбившиеся пряди. — У папы хватило смелости рассказать тебе об этом, но не о том, как поступил Виктор. — Она покачала головой. — Виктор был в каких-то отношениях сильным человеком, а в каких-то слабым. — Она повернулась к Дональду. — Его нашли сидящим за столом, окруженным заметками. Там было все, что у него имелось по тому бункеру, а твой отчет лежал сверху.

Она развернула листок и присмотрелась.

— Всего лишь копия, — прошептала она.

— Может, это было…

— Он исписал пометками весь оригинал. — Она провела пальцем по странице. — А в этом месте он написал: «Вот почему».

— Вот почему? В смысле — почему он это сделал? — Дональд обвел рукой комнату. — Разве не это должно было стать причиной? Может, он осознал, что совершил ошибку? — Он взял руку Анны. — Подумай о том, что мы сделали. Что, если мы спустились сюда следом за безумцем? Может, у Виктора был неожиданный приступ здравомыслия? Что, если он на миг пришел в себя и увидел, что мы натворили?

— Нет. — Анна покачала головой. — Мы должны были это сделать.

Дональд хлопнул ладонью по стене.

— Все здесь только это и твердят.

— Послушай меня. — Она положила руку ему на колено, пытаясь успокоить. — Нам надо держаться вместе, понимаешь? — Она взглянула на дверь, в ее глазах мелькнул страх. — Я попросила его разбудить тебя, потому что нуждалась в твоей помощи. Я не смогу справиться с этим в одиночку. Виктор работал над ситуацией в восемнадцатом. Если бы отец настоял на своем, он бы просто грохнул этот бункер, чтобы не возиться с ним. А Виктор этого не хотел. И я этого не хочу.

Дональд подумал о двенадцатом бункере, который он убил. Но тот уже катился под откос, разве не так? Там уже было поздно что-то делать. Они открыли шлюз. Он взглянул на настенную схему и задумался: может, для восемнадцатого уже тоже поздно?

— Что он увидел в моем отчете?

— Не знаю. Но он хотел разбудить тебя еще несколько недель назад. Он считал, что ты на что-то повлиял.

— Или, может быть, он этого хотел, потому что все произошло при мне.

Дональд посмотрел на комнату, полную улик. Анна упорно работала, вгрызаясь в другую проблему. Так много вопросов и ответов. Его разум был ясен, в отличие от прошлого раза. И у него имелись свои вопросы. Он хотел отыскать сестру, хотел выяснить, что случилось с Элен, и отделаться от безумной мысли, что она все еще где-то здесь или в другом бункере. И хотел больше узнать об этом проклятом месте, которое он помогал строить.

— Ты нам поможешь?

Ладонь Анны покоилась у него на спине, и ее успокаивающее прикосновение разбудило воспоминание о жене, о тех моментах, когда она его утешала. Дональд вздрогнул, словно укушенный, потому что в уголке его сознания мелькнула мысль, что он все еще женат и что Элен жива. Возможно, лежит, замороженная, и ждет, когда он ее разбудит.

— Мне нужно… — Он вскочил и осмотрелся. Взгляд упал на компьютер на столе. — Нужно кое-что выяснить.

Анна тоже встала.

— Конечно. Могу рассказать, что нам пока удалось узнать. Виктор оставил пометки, исписал ими весь твой отчет. Я их тебе покажу. И может быть, ты сможешь убедить папу, что Виктор что-то обнаружил и что этот бункер имеет смысл спасать…

— Да.

Он так и поступит. Но только для того, чтобы и дальше бодрствовать. У него мелькнула мысль: уж не этого ли хочет и Анна? Чтобы держать его под рукой? Часом раньше он стремился лишь снова погрузиться в сон, сбежать из мира, который он помогал создавать. Но теперь ему понадобились ответы. Он займется восемнадцатым бункером, но будет искать и Элен. Выяснит, что с ней стало, где она. Дональд подумал о Мике и вспомнил про Теннесси. Повернулся к схеме на стене и попытался вспомнить, каким номером обозначался какой штат.

— К чему у нас есть доступ? — спросил он.

Его бросило в жар при мысли об ответах — только руку протяни.

Анна повернулась к двери. Из темноты за ней доносились шаги.

— Отец. Теперь он единственный, кто имеет доступ на этот этаж.

— Теперь?

— Да. А где, по-твоему, Виктор раздобыл пистолет? — Она заговорила тише. — Я была здесь, когда он спустился и вскрыл один из ящиков. А я этого не услышала. Послушай, отец винит себя в том, что случилось с Виктором, и до сих пор не верит, что это имеет какое-то отношение к тебе или к твоему отчету. Но я знаю Виктора. Он не был сумасшедшим. Если ты хоть что-то можешь сделать, то сделай, прошу тебя. Ради меня.

Она сжала его руку. Дональд опустил взгляд: он даже не осознавал, что она ее держит. В другой руке у Анны был сложенный отчет. Шаги приближались. Дональд кивнул, соглашаясь:

— Спасибо.

Она выпустила его руку, схватила с койки пустой стакан Дональда, затем свой и посуду с бутылкой поставила на один из стульев, придвинув его к столу. Турман подошел к двери и постучал.

— Заходи, — пригласила Анна, поправляя волосы.

Турман несколько секунд разглядывал их.

— Эрскин планирует небольшую церемонию, — сказал он. — Только для своих. Для тех из нас, кто знает.

— Конечно, — кивнула Анна.

Турман прищурился и перевел взгляд с дочери на Дональда. Похоже, Анна восприняла это как вопрос.

— Донни полагает, что сможет помочь, — сказала она. — И мы решили, что ему будет лучше работать здесь, со мной. Во всяком случае, до тех пор пока мы не добьемся каких-то результатов.

Ошарашенный Дональд повернулся к ней. Турман промолчал.

— Нам понадобится еще один компьютер, — добавила она. — Если привезешь, то я сама его подключу и настрою.

А вот это Дональду понравилось.

— И конечно, нужна еще одна койка, — с улыбкой добавила Анна.

33


Бункер № 18


Миссия скрытно ушел после стычки с фермерами, а остальные носильщики разбежались. Он урвал несколько часов сна на промежуточной станции на десятом этаже. После полученных ударов его нос онемел, а губы напоминали о себе пульсирующей болью. Ворочаясь, будучи слишком взвинченным, чтобы лежать спокойно, он встал на рассвете и понял, что идти в Гнездо слишком рано: Ворона, она же миссис Кроу, еще спит. Тогда он отправился в кафетерий — посмотреть на рассвет и достойно позавтракать: премиальные от коронера жгли карман не хуже, чем жгло ободранные костяшки пальцев.

Он компенсировал болячки и раны заслуженным горячим завтраком в компании тех, кто приходил с ночной смены, и понаблюдал, как за холмами клубятся и оживают облака. Далекие каркасы зданий — Кроу называла их небоскребами — первыми уловили лучи восходящего солнца. То был знак, что мир проживет еще один день. Его день рождения, вспомнил Миссия. Он оставил тарелки на столе, добавив чит для того, кто за ним уберет, и попытался выбросить из головы любые мысли об очистке. Затем промчался вниз восемь этажей, пока бункер не проснулся окончательно. Он направлялся в Гнездо, не ощущая себя даже на день старше.

На лестничной площадке девятого этажа его приветствовали знакомые слова. Над входной дверью вместо номера этажа значилось:


Воронье гнездо


Слова были выведены жирными буквами и яркими красками. Их обводили годами, еще с прошлых поколений, и один цвет накладывался на другой, а выведенные детскими руками буквы смотрелись кривовато. Дети бункера приходили и уходили, от них сохранялись лишь выведенные кисточками следы, но Старая Ворона оставалась.

Ее гнездо состояло из детского сада, дневной школы и учебных классов для детей с верхних этажей. Она сидела в этом гнезде так долго, что никто из ныне живущих не мог вспомнить, когда оно появилось. Поговаривали, что она ровесница самого бункера, но Миссия понимал, что это всего лишь легенда. Никто не знал, сколько лет бункеру.

Когда он вошел в Гнездо, в коридорах было пусто и тихо — он явился слишком рано. Из одного класса доносился негромкий скрежет — там расставляли парты. В другом Миссия заметил двух учителей — они совещались с озабоченными лицами. Наверное, размышляли, что делать с более молодыми версиями себя. Аромат крепкого чая смешивался с запахами клея и мела. Ряды металлических шкафчиков в коридоре давно нуждались в покраске и были усеяны вмятинами от кулачков. Увидев их, Миссия перенесся в другой возраст, и ему показалось, что лишь вчера он терроризировал этот коридор. Он и его друзья, с которыми он больше не видится — или, по крайней мере, видится не так часто, как хотелось бы.

Комната миссис Кроу располагалась в дальнем конце коридора и примыкала к единственной квартирке на всем этаже. Квартирку соорудили специально для нее, переделав классную комнату, — во всяком случае, так говорили. И хотя она теперь учила только малышей, вся школа принадлежала ей. Это было ее гнездо.

Миссия вспомнил, как приходил к ней на разных этапах жизни. Сперва за утешением, которого на ферме днем с огнем не сыщешь. Позднее за мудростью, когда он наконец-то достаточно повзрослел и понял, что мудрости у него нет. И еще не раз он приходил и за тем и за другим, как в тот день, когда узнал правду о своем рождении и смерти матери: ее отправили на очистку из-за него. Миссия хорошо помнил тот день, потому что тогда единственный раз видел, как Старая Ворона плачет.

Он постучал в дверь ее класса, вошел и увидел ее возле доски, подвешенной низко, чтобы она могла писать на ней, сидя в кресле. Миссис Кроу перестала стирать вчерашние задания, повернулась и встретила его широкой улыбкой.

— Мальчик мой, — хрипловато проговорила она и махнула губкой, подзывая к себе. В воздухе повисла меловая пыль. — Мальчик мой, мальчик мой.

— Здравствуйте, миссис Кроу.

Миссия прошел к ней между партами. Кабель для ее кресла с электромотором свисал с центра потолка к шесту, торчащему за спинкой. Подойдя, Миссия нырнул под кабель и обнял учительницу. Он обвил ее руками и вдохнул ее запах — запах детства и невинности. На ней было желтое платье в цветочках, которое она носила по четвергам — ее платья могли заменить календарь. Оно выцвело с тех пор, как Миссия ходил в школу, — как и все вокруг.

— Да ты уже совсем взрослый, — сказала она, улыбаясь. Говорила она чуть громче шепота, и он вспомнил, как ее голос заставлял даже малышей сидеть тихо, чтобы разобрать ее слова. Она коснулась пальцами своей щеки. — Что с твоим лицом?

Миссия рассмеялся и снял рюкзак.

— Да так, случайно ударился, — солгал он.

Рюкзак он поставил возле крошечной парты и представил, как втискивается на сиденье и остается на урок.

— Как ваше здоровье? — спросил он, вглядываясь в ее лицо с глубокими морщинами.

Кожа у нее был смуглая, как у фермеров, но от возраста, а не от загара. Глаза слезились, но в них все еще светилась жизнь. Они напомнили Миссии экраны в кафетерии в солнечный день.

— Не очень. — Она повернула рычажок на подлокотнике, и кресло, сделанное для нее десятилетия назад каким-то давно забытым бывшим учеником, повернулось к Миссии. Оттянув рукав, она показала ему марлевую повязку на худой, покрытой старческими веснушками руке. — Приходили врачи, взяли у меня кровь. — Рука у нее мелко дрожала. — Чуть ли не половину, как мне показалось.

— Я совершенно уверен, что они не взяли половину вашей крови, миссис Кроу, — рассмеялся Миссия. — Врачи всего лишь присматривают за вами.

Она поморщилось, и все ее лицо взорвалось морщинками. Она в этом явно сомневалась.

— Я им не доверяю, — заявила она.

— Вы никому не доверяете, — улыбнулся Миссия. — Слушайте, а может, они лишь стараются понять, из-за чего вы прожили так долго. И они, может быть, когда-нибудь придумают, как нам всем жить не меньше вашего.

Миссис Кроу потерла повязку на руке.

— Или же хотят выяснить, как меня убить, — пробормотала она.

— О, не будьте такой мрачной. — Миссия протянул руку и опустил на место рукав, чтобы она не теребила повязку. — И откуда у вас такие мысли?

Она нахмурилась и решила не отвечать. Ее взгляд упал на почти пустой рюкзак.

— У тебя выходной?

Миссия проследил за ее взглядом.

— Что? Нет, я как раз доставил груз вчера вечером. Скоро возьму следующий. Отнесу, куда понадобится.

— О, как бы я хотела вновь стать молодой и свободной. — Она развернула кресло и направила его за свой стол. Миссия привычно нырнул под свисающий провод: высота шеста за спинкой была рассчитана на малышей. Она взяла банку с мерзким на вид овощным соком, который предпочитала вместо воды, и немного отпила. — Элли заходила на прошлой неделе. — Она поставила на стол банку с зеленовато-черной жидкостью. — Спрашивала про тебя. Интересовалась, не женился ли ты еще.

— Да? — Миссия почувствовал, что краснеет. Миссис Кроу как-то застукала их, когда они целовались — еще в том возрасте, когда он не знал, для чего люди целуются. Тогда она лишь предупредила их, что так больше делать не надо, и ушла с понимающей улыбкой. — Всех друзей сейчас разбросало, у каждого своя жизнь, — сменил он тему, надеясь, что она поймет намек.

— Так и должно быть. — Миссис Кроу выдвинула ящик стола, поискала в нем и достала конверт. Миссия увидел на нем полдюжины вычеркнутых имен: конверт уже несколько раз использовали. — Ты ведь пойдешь вниз? Не сможешь отнести письмо Родни?

Она протянула ему конверт. Миссия взял его и увидел на нем имя своего лучшего друга. Все прочие имена были вычеркнуты.

— Оставить для него письмо я смогу, нет проблем. Но два последних раза, когда я к нему заходил, мне сказали, что к нему нельзя.

Старушка кивнула, словно ожидала такое услышать.

— Спроси Джеффри, он там начальник службы безопасности, один из моих мальчиков. Скажи ему, что письмо от меня и что я велела тебе вручить его Родни. Лично. — Она помахала руками. — А Джеффри я напишу записку.

Пока она искала в столе ручку и чернила, Миссия взглянул на настенные часы. Скоро из коридоров послышатся детская болтовня и хлопанье шкафчиков. Он терпеливо ждал, пока она писала, разглядывая старые плакаты и лозунги на стенах. «Мотиваторы», как их любила называть миссис Кроу.

«Ты можешь стать кем угодно», — гласил первый, изображающий неумело нарисованных мальчика и девочку, стоящих на какой-то огромной куче. Куча была зеленой, а небо синим — совсем как в учебниках. «Не ставь преград мечтам», — значилось на втором, украшенном изящной дугой из разноцветных полос. Кроу ее тоже как-то называла, но он забыл как. И еще один знакомый плакат: «Стремись в новые места». Там на невероятно высоком дереве сидела ворона с расправленными крыльями, явно собравшаяся взлететь.

— Джеффри — это такой лысый, — пояснила она и провела рукой по седым и редким волосам.

— Знаю.

Какое странное напоминание того, как много взрослых и даже пожилых людей тоже были ее учениками. В коридоре хлопнула дверца шкафчика. Миссия вспомнил, что в его детстве эту комнату заполняли ряды маленьких парт. И еще имелись кладовочки со свернутыми матрацами для тихого часа. Каждый день они расчищали место в центре пола, отыскивали свой матрац и засыпали на нем под уже забытые песенки миссис Кроу. Миссия скучал по тем дням. Ему не хватало рассказов о Древних Временах, когда мир был полон поразительных вещей. Опершись о маленькую парту, Миссия вдруг ощутил себя таким же старым, как и миссис Кроу, невозможно далеким от своей юности.

— Отдай записку Джеффри, а потом добейся, чтобы Родни получил мое письмо. Лично от тебя, хорошо?

Он взял рюкзак и сунул письмо и записку в кармашек для почты. Об оплате он даже не упоминал, лишь на секунду устыдился, что вообще о ней подумал. Открыв рюкзак, он вспомнил о том, что принес ей и забыл отдать из-за ночной драки.

— Ой, я же вам кое-что принес с фермы. — Он достал два небольших огурца, два сладких перца и крупный помидор, слегка помятый, и выложил ей на стол. — Для ваших овощных напитков.

Миссис Кроу восторженно хлопнула в ладоши и улыбнулась.

— Нужно еще что-то принести в следующий раз, когда буду проходить мимо?

— Только себя, — сказала она и улыбнулась, по лицу ее разбежались морщинки. — Меня заботят только мои малыши. Заходи всякий раз, когда сможешь, хорошо?

Миссия сжал ее руку — на ощупь она походила на засунутую в рукав ручку от щетки.

— Обязательно. Да, вспомнил: Фрэнки просил передать вам привет.

— Мог бы и сам заходить почаще, — заметила она дрогнувшим голосом.

— Не всякий носится туда-сюда, как я. Уверен, он тоже хотел бы видеться с вами чаще.

— Все равно передай ему мои слова. И скажи, что мне не так уже и много осталось.

Миссия рассмеялся и прогнал эту мрачную мысль.

— Да вы, наверное, еще моему дедушке такое говорили, когда он был мальчиком. А еще раньше — отцу моего дедушки.

Старушка улыбнулась, словно подтверждая его правоту.

— Предскажи неизбежное, — проговорила она, — и однажды ты непременно окажешься прав.

Миссия улыбнулся. Мысль ему понравилась.

— И все же не говорили бы вы о смерти. Никому не нравится такое слушать.

— Пусть не нравится, но напомнить не мешает. — Она подняла руки. Рукава соскользнули к плечам, вновь открыв повязку на руке. — Скажи, что ты видишь, смотря на эти руки?

— Я вижу время, — буркнул Миссия, сам не зная, откуда в голове появилась эта мысль. И отвел взгляд, неожиданно обнаружив, что ее кожа смотрится гротескно. Как сморщенные картофелины, найденные глубоко в земле уже через долгое время после сбора урожая. Он возненавидел себя за то, что почувствовал такое.

— Конечно, время, — согласилась учительница. — Времени в них много. Но это еще и остатки. Я помню, что когда-то все было лучше. И надо думать о плохом, чтобы напоминать себе о хорошем.

Она еще несколько секунд разглядывала свои руки — так, словно искала в них что-то иное. И когда подняла глаза и посмотрела на Миссию, в них блестела печаль. У Миссии тоже увлажнились глаза — отчасти из-за неловкости, отчасти из-за грусти, навеянной их разговором. Он напомнил ему, что сегодня его день рождения, и от этой мысли у него перехватило горло и стало пусто в груди. Он не сомневался, что старушка знает, какой сегодня день. Она просто любила его настолько сильно, что не стала об этом говорить.

— Знаешь, я когда-то была красавицей. — Она опустила руки и сложила их на коленях. — Когда красота проходит, когда покидает тебя навсегда, ее уже больше никто и никогда не увидит.

Миссии вдруг отчаянно захотелось ее утешить. Сказать, что она до сих пор прекрасна во многом. Она умела создавать музыку. Умела рисовать — мало кто уже помнил, как это делается. Умела рождать у детей чувство, что их любят и что им ничего не угрожает, — еще одно давно забытое волшебство.

— Когда я была в твоем возрасте, — сказала она, улыбаясь, — то могла заполучить любого парня, какого хотела.

Она рассмеялась, разгоняя напряженность и рассеивая тени, но Миссия ей поверил, хотя и не смог это представить, не смог увидеть ее без морщин, старческих веснушек и длинных волосков на костяшках пальцев. И все равно он ей поверил. Он всегда ей верил.

— Мир во многом похож на меня. — Она устремила взгляд в потолок, а может, и выше. — Мир тоже когда-то был прекрасным.

Миссия почуял, что, подобно грозовым облакам, назревает история о Древних Временах. В коридоре захлопывалось все больше шкафчиков, детские голоса звучали громче.

— Расскажите, — попросил Миссия, вспомнив, как возле ее ног часы пролетали за мгновения и какие песенки она напевала, пока дети спали. — Расскажите о старом мире.

Старая Ворона прищурилась и уставилась куда-то в темный угол. Ее губы, изборожденные морщинами времени, раскрылись, и начался рассказ, который Миссия слышал уже тысячи раз. Но он никогда не старел, рождаясь в стране ее воображения. И малыши, прокрадываясь в класс и усаживаясь за парты, тоже замолкали и собирались вокруг, слушая с распахнутыми глазами и незамутненными головенками ее рассказы о мире, некогда прекрасном, а теперь почти забытом.

34

Истории миссис Кроу брала прямиком из детских книжек. Там были синие небеса и зеленая земля, животные вроде кошек и собак, но крупнее людей. Байки для малышни. Но все равно эти фантастические истории о лучшем мире порождали у Миссии злость на мир, в котором он живет. Спускаясь по лестнице мимо ферм и этажей своего детства, он думал о том, лучшем, мире и приходил в отчаяние из-за мира, который знал. Обещание того, что существует где-то, подчеркивало недостатки мира знакомого. Он сбежал из дома, чтобы стать носильщиком, чтобы улететь и получить все, чего желал. А теперь ему хотелось оказаться еще дальше, чем позволит этот мир.

То были опасные мысли. Они напомнили ему о матери и о том, куда ее послали ровно семнадцать лет назад.

Проходя мимо ферм, Миссия почувствовал легкий запах гари, доносящийся откуда-то снизу. В воздухе плыла легкая дымка, а на языке ощущался горький привкус дыма. Наверное, горела мусорная куча. Кто-то не захотел платить, чтобы его мусор отнесли на утилизацию. Или же решил, что бункер не проживет так долго, что в утилизации будет смысл.

Конечно, мусор мог загореться случайно, но Миссия в этом сомневался. В случайности больше уже никто не верил. Он видел это по лицам на лестнице. В том, как люди прижимали к себе пожитки, как оберегали детей. Будущее бункера застыло в шатком равновесии. И случившаяся ночью драка, похоже, это доказывала.

Миссия поправил рюкзак и торопливо зашагал в Ай-Ти, на тридцать четвертый. Когда он пришел, на площадке у входа собралась толпа, по большей части парни его возраста или чуть старше. Многих он узнал, были и парни со средних этажей. Несколько человек стояли, держа под мышками компьютеры со свисающими проводами. Миссия протолкался к входу и обнаружил барьер, установленный сразу за дверью. Двое охранников стояли у этой временной проходной и пропускали только усталых работников Ай-Ти.

— Доставка! — крикнул он, протиснулся к барьеру и аккуратно вынул записку от миссис Кроу. — Доставка для офицера Джеффри.

Один из охранников взял записку. Толпа прижимала Миссию к барьеру. Охранники пропустили женщину, и та быстро направилась к постоянной проходной, ведущей в главный вестибюль, с явным облегчением разглаживая помятый комбинезон. В одном из углов широкого вестибюля Миссия увидел большую группу парней. Они стояли аккуратным строем по стойке «смирно» и слушали инструкции, но распахнутые глаза выдавали их страх.

— Что за фигня тут происходит? — спросил Миссия, когда для него открыли барьер.

— А чего только не происходит? — переспросил охранник. — Вчера вечером был всплеск напряжения, грохнулось много компьютеров. Все наши техники сейчас отрабатывают двойную смену. В механическом случился то ли пожар, то ли возгорание, а на верхней ферме была драка. Вам что, не сообщали?

Механический… Это далеко, если там горело, то отсюда дым не учуешь. А услышав про ночной рейд на фермы, он сразу вспомнил про ссадину у себя на носу.

— О чем не сообщали?

Охранник показал на парней в вестибюле:

— Мы набираем людей. Новых техников.

Миссия увидел лишь, что это молодые мужчины, а инструктирует их работник охраны, а не специалист по компьютерам. Охранник вернул Миссии записку и направил к главной проходной. Прошедшая перед ним женщина уже просканировала свой пропуск и шагала через вестибюль. Большая и хорошо знакомая лысая голова повернулась ей вслед, любуясь ее задницей.

— Сэр, — окликнул Миссия лысого, подойдя к проходной.

Джеффри повернул к нему голову, глубокие морщины и складки кожи на его шее разгладились.

— Гм-м. Ты… — Он щелкнул пальцами, вспоминая его имя.

— Миссия.

— Точно! — Джеффри помахал пальцем. — Тебе надо что-то у меня оставить, носильщик?

Он равнодушно протянул руку. Миссия отдал ему записку.

— Вообще-то миссис Кроу поручила мне вручить кое-что лично в руки. — Он достал из кармашка рюкзака запечатанный конверт с вычеркнутыми именами. — Всего лишь письмо, сэр.

Пожилой охранник взглянул на конверт и стал читать дальше адресованную ему записку.

— С Родни увидеться нельзя. — Он покачал головой. — И когда будет можно, сказать тоже не могу. Может, через несколько недель. Не хочешь оставить письмо мне?

И он снова протянул руку, но теперь уже заинтересованно. Миссия настороженно отвел конверт назад.

— Нельзя. Неужели я не могу просто вручить его, и все? Это же письмо от Кроу. Будь оно от мэра, я бы его оставил вам, нет проблем.

— Ты тоже один из ее мальчиков? — улыбнулся Джеффри.

Миссия кивнул. Старший охранник взглянул мимо него на человека, подходящего к турникету с пропуском в руке. Миссия посторонился. Человек просканировал пропуск, кивнул, здороваясь с Джеффри, и прошел через турникет.

— Вот что я тебе скажу. Я скоро понесу Родни обед. Тогда ты сможешь пойти со мной, вручить ему письмо в моем присутствии, и мне уже не придется бояться, что Ворона меня потом заклюет. Что скажешь?

— Мне нравится, — улыбнулся Миссия. — Спасибо.

Джеффри указал на противоположную сторону шумного вестибюля.

— А пока иди туда, выпей водички и подожди в комнате для совещаний. Там сидят парни, заполняют анкеты. — Джеффри обвел Миссию взглядом. — Кстати, а почему бы и тебе не подать заявление? Ты бы нам пригодился.

— Я… мало что смыслю в компьютерах.

Джеффри пожал плечами с таким видом, словно это не имело значения.

— Как хочешь. Один из парней скоро меня ненадолго подменит. Я приду за тобой.

Миссия снова его поблагодарил. Он пересек большой вестибюль, где построенные ровными рядами и колоннами молодые мужчины слушали отдаваемые резким голосом указания. Другой охранник махнул ему и направил в комнату для совещаний, вручив лист бумаги и огрызок угольного карандаша. Миссия увидел, что обратная сторона листа чистая, и взял его, не собираясь заполнять бланк. Такой листок стоил полчита.

Возле широкого стола Миссия увидел свободные стулья и уселся. Несколько парней скрипели карандашами по бумаге, сосредоточенно хмурясь. Миссия сел спиной к единственному окну и положил рюкзак на стол, держа письмо в руке. Листок с бланком заявления он сунул в рюкзак и впервые как следует рассмотрел письмо Вороны.

Конверт был старым, но только с пятью вычеркнутыми именами. Один из краев оказался сильно вытерт, а через небольшой надрыв он смог разглядеть внутри сложенный листок. Присмотревшись внимательнее, Миссия увидел, что он сделан из макулатуры, наверное, в «Вороньем гнезде» кем-то из ее учеников. Штука нехитрая: разболтать в воде горсть рваной бумаги, вылить кашицу на сетку, спрессовать и оставить на ночь сушиться.

— Миссия, — прошипел кто-то за столом.

Подняв взгляд, Миссия увидел сидящего напротив Брэдли. Синий платок носильщика охватывал его бицепс. Миссия думал, что Брэдли работает на обычном маршруте на нижних этажах.

— Ты подаешь заявление? — прошипел Брэдли.

Один из парней кашлянул в кулак, призывая к тишине. Похоже, Брэдли уже написал заявление.

Миссия покачал головой. В окно за его спиной постучали, и Миссия резко повернулся, едва не выронив письмо. В дверь просунулась голова Джеффри.

— Две минуты, — сказал он Миссии и ткнул большим пальцем через плечо. — Жду только, пока ему принесут поднос.

Миссия кивнул, дверь закрылась. Парни за столом взглянули на него с любопытством.

— Доставка, — пояснил он для Брэдли, но достаточно громко, чтобы услышали и остальные.

Подтянув рюкзак, он спрятал за ним письмо. Парни вернулись к заполнению заявлений. Брэдли, нахмурившись, уставился на них.

Миссия рассмотрел конверт снова. Две минуты. Сколько времени ему удастся пообщаться с Родни? Он отогнул уголок заклеенного клапана. Молочный клей, которым воспользовалась Ворона, не очень хорошо прилип к засохшему старому клею — его нанесли месяцы, а то и годы назад. Миссия отклеил уголок, не глядя на конверт. Он смотрел на Брэдли, нарушая третье главное правило носильщиков и мысленно оправдывая себя тем, что сейчас другая ситуация. Примерно такая, как если бы разговаривали два старых друга, а он просто сидел в той же комнате и все слышал.

Но все равно у него дрожали руки, когда он вытянул письмо. Он опустил взгляд на спрятанный за рюкзаком листок. На серой дешевой бумаге было несколько фиолетовых и красных строк. Буквы получились крупными, а в складках накопился порошок, осыпавшийся с букв, подобно пыли из старых труб:



 Скоро, скоро, — пела мама-птичка. — Улетай, улетай!



Старая колыбельная…

«Взмахни крыльями», — прошептал Миссия, вспоминая песенку о молодой вороне, которая училась быть свободной.



Взмахни крыльями и улетай на волю.
Лети, лети изо всех сил!



Он собрался перевернуть листок и посмотреть, нет ли на обороте настоящей записки, какого-то послания, кроме этого кусочка песенки, но тут кто-то опять стукнул в окно. Несколько парней вздрогнули и уронили карандаши. Один негромко выругался. Миссия обернулся и увидел за стеклом Джеффри с прикрытым салфеткой подносом в руке. Его лысая голова нетерпеливо дернулась.

Миссия сложил листок и сунул его обратно в конверт. Махнул рукой над головой, давая знать Джеффри, что сейчас выйдет, лизнул палец и провел им по полоске клея, запечатывая конверт.

— Удачи! — пожелал он Брэдли, хотя даже не представлял, на что парень подписывается.

Стянув рюкзак со стола, он тщательно вытер меловую пыль и вышел из комнаты для совещаний.

— Давай двигай, — раздраженно бросил Джеффри.

Миссия торопливо пошел за ним. На ходу он бросил взгляд на окно, потом на шумную толпу за временным барьером возле входа. К барьеру направлялся местный техник, неся компьютер с аккуратно свернутыми наверху проводами, а из-за барьера к нему уже протягивала руки женщина — словно мать, которой не терпелось взять свое дитя.

— С каких это пор люди сами стали приносить к вам компьютеры? — спросил он.

Профессия заставила его полюбопытствовать, как вещи перемещаются из одной точки в другую. Создавалось впечатление, что появился еще один цикл работ, от которого отрезали носильщиков. У Рокера будет припадок.

— Со вчерашнего дня. Уик решил, что больше не станет посылать техников ремонтировать компьютеры. Сказал, что так безопаснее. Людей уже грабили, а охранника к каждому не приставишь.

Их пропустили через турникет, и дальше они шли по коридору молча. Из каждого помещения здесь доносились пощелкивание клавиш и голоса о чем-то спорящих людей. Миссия увидел разбросанные повсюду детали оборудования и бумаги. Интересно, в какой из комнат сидит Родни и почему здесь никому другому не приносят еду? Быть может, его друг в беде? Точно. В этом случае все становится понятно. Может, он выкинул один из своих фокусов? Есть ли здесь, на тридцать четвертом, тюремная камера? Вряд ли. Он уже хотел спросить Джеффри, не сидит ли Родни под арестом, когда охранник остановился перед внушительной стальной дверью.

— Держи.

Он сунул Миссии поднос. Тот взял его, зажав письмо губами. Джеффри обернулся, заслонил телом кодовый замок на двери и набрал цифры. Внутри массивной двери что-то несколько раз щелкнуло. Ну точно — у Родни проблемы. Причем серьезные, если его держат в такой камере.

Дверь открылась внутрь. Джеффри взял поднос и, велев Миссии ждать у входа, вошел в помещение за дверью — на вид очень большое. Красные лампы внутри мигали, как при пожарной тревоге. Джеффри позвал Родни, а Миссия попытался заглянуть мимо него, чтобы лучше рассмотреть все внутри.

Родни подошел почти сразу, как будто ждал их прихода. Когда он увидел Миссию, его глаза удивленно распахнулись. А Миссия закрыл рот — челюсть у него отвисла при виде друга.

— Привет. — Родни открыл массивную дверь пошире и бросил взгляд в коридор. — Что ты здесь делаешь?

— И я рад тебя видеть. — Миссия протянул ему письмо. — Это тебе от Вороны.

— А, так ты по официальному делу, — улыбнулся Родни. — Ты здесь как носильщик? А не как друг?

Родни улыбался, но Миссия видел, что его друг подавлен. Вид у него был такой, как будто он несколько дней не спал. Щеки запали, под глазами темные мешки, на щеках трехдневная щетина. Волосы, которые Родни всегда укладывал в стильную прическу, теперь были коротко острижены. Миссия бросил взгляд в комнату за дверью: что Родни заставляют там делать? Он рассмотрел лишь высокие черные металлические шкафы. Они занимали все помещение, расставленные аккуратными рядами.

— Учишься ремонтировать холодильники? — поинтересовался Миссия.

Родни взглянул через плечо и рассмеялся:

— Это компьютеры.

Он пояснил это все тем же снисходительным тоном. Миссия едва не напомнил другу, что сегодня его день рождения, что они ровесники. Родни был единственным, кому Миссии хотелось об этом напомнить. Джеффри нетерпеливо кашлянул, раздраженный их болтовней.

— Вы не против, если мы чуточку пообщаемся? — спросил Родни главного охранника.

Джеффри переступил с ноги на ногу, скрипнув жесткой кожей ботинок.

— Сам знаешь, что не могу. Мне и так наверняка плешь проедят уже за то, что я устроил вам встречу.

— И то верно.

Родни покачал головой, как будто сожалел, что спрашивал. Миссия прислушался к их разговору. Хотя он не видел Родни уже несколько месяцев, он чувствовал, что тот остался прежним. Он что-то сделал и попал за это в неприятности. Наверное, его заставили выполнять самую паршивую работу в Ай-Ти за какую-то грубость или выходку. Подумав об этом, он улыбнулся.

Родни неожиданно напрягся, как будто услышал что-то далеко в комнате. Подняв палец, он попросил их подождать у входа.