Еще не успело увязнуть в жарком пахучем воздухе его последнее слово, как комната разразилась целым шквалом новых огней и звуков. Вспыхнули и замигали новые мириады круглых окошечек, в кромешной тьме под потолком побежали справа налево беспорядочные толпы светящихся цифр, шелест покрылся непрерывным звучным стрекотанием, а хлесткие щелчки забили часто и напористо, как выстрелы в «Великолепной семерке».
Ошеломленный Андрей Т. втянул голову в плечи и попятился, но тут комната успокоилась. Торжественный, превосходно поставленный голос объявил:
— Посторонний объект обнаружен, исследован и отождествлен как Желающий Пройти…
Одновременно на невидимом дисплее в темноте под потолком побежали справа налево светящиеся слова:
Посторонний объект обнаружен исследован отождествлен как Желающий Пройти…
— Процедура представления начинается, — продолжал Голос, и на дисплее побежали произносимые им фразы без знаков препинания, без союзов и без предлогов. — Представляюсь, имею честь представиться: Всемогущий Электронный Думатель, Решатель и Отгадыватель, сокращенно ВЭДРО. С кем имею честь?
— Собственно… — нетвердо проговорил Андрей Т. — Видите ли… Я… Андрей. Меня зовут Андрей. Я школьник.
Снова шквал огней и звуков. Голос безмолвствовал, но на дисплее, стремительно катясь друг за другом, загорелись слова:
Андрей имя осмыслено школьник учащийся школы социальное положение осмыслено конец процедуры представления конец процедуры конец…
Андрей Т. поклонился, шаркнул ногой и сказал:
— Собственно, мне к Генке нужно. Я очень тороплюсь. Как мне к Генке пройти?
Голос торжественно ответил:
— Желающий Пройти должен успешно выдержать два этапа испытания. Первый этап: я задаю вопросы. Второй этап: я даю ответы. Доложите готовность к испытанию.
Даже в лучшие времена предложение держать испытания никогда не вызывало у Андрея никаких положительных эмоций. Теперь же он так и взвился от злости.
— Какое еще испытание? — заорал он. — Какое может быть испытание, когда Генка-Абрикос там пропадает? Да провалитесь вы с вашим испытанием, и без вас обойдусь!
С этими словами он очертя голову устремился в проход между рядами шкафов-ящиков. Но ему пришлось тут же остановиться, потому что он увидел в конце прохода низкие дубовые ворота. На воротах висел массивный ржавый замок, у ворот дремал на табурете то ли сторож, то ли вахтер в ватнике, с берданкой на коленях, у ног же вахтера лежала устрашающего вида немецкая овчарка. Мощная голова ее покоилась на лапах, но треугольные уши стояли торчком, а желтые глаза бесстрастно взирали прямо в лицо Андрею.
— Понятно, — уныло сказал Андрей Т., повернулся и пошел из прохода.
— Доложите готовность к испытанию, — повторил Голос как ни в чем не бывало.
— Готов, — буркнул Андрей Т.
Голос объявил:
— Процедура ввода информации в школьника Андрея начинается. Ввод информации. Первый этап. Я задаю три вопроса. Один вопрос из наук логических, один вопрос из наук гуманитарных, один вопрос из наук физико-технических. Если школьник Андрей отвечает на все три вопроса правильно, конец первого этапа. Доложите осмысление информации о первом этапе.
— А если неправильно? — вырвалось у Андрея.
Никакого ответа не последовало, на дисплее пронесся бесконечный ряд светящихся семерок, и где-то со скрипом приоткрылась дверь. За дверью, разумеется, была знакомая комната со знакомым дедушкой, знакомым котом и знакомым одеялом.
— Мне все понятно, — мрачно пробормотал Андрей Т.
Дверь со скрипом затворилась, а на дисплее побежали слова:
Все понятно информация объектом осмыслена осмыслена первый этап начинается первый этап первый…
— Первый вопрос формулируется! — провозгласил ВЭДРО. — Дано: столб и улитка. Высота столба десять метров. За день улитка поднимается по столбу на шесть метров, за ночь спускается на пять метров. Сколько суток потребуется улитке, чтобы достигнуть вершины столба? На размышление сто двадцать секунд. Размышление начинается!
На дисплее вспыхнуло число 120 и сейчас же сменилось числом 119. Потом пошли 118, 117, 116… Андрей Т. быстро произвел расчет: за день плюс шесть, за ночь минус пять, всего за сутки плюс один. Высота столба десять метров. Значит, легко видеть… Он уже открыл было рот, но спохватился. Слишком уж легко было видеть. Не может быть, чтобы задачка решалась так просто…
…100, 99, 98, 97…
Это проклятое ВЭДРО ловит на какой-то чепухе. Не выйдет! Мы до городской олимпиады доходили, нас голыми руками не возьмешь!
…81, 80, 79, 78…
Правда, на городской олимпиаде мы таки ни одной задачки не решили, но все-таки… Тьфу ты, что за ерунда лезет в голову! Значит, за первые сутки один метр, за вторые два…
…63, 62, 61, 60…
Меньше минуты осталось! Ай-яй-яй… Э… Э! Ведь в последний день она сразу залезет на шесть метров вверх до самой верхушки, и спускаться ей уже не придется! Значит…
— Четыре с половиной суток! — радостно закричал Андрей Т.
На дисплее число 41 погасло, и побежали слова:
Ответ четыре пять десятых суток осмыслено верно верно верно осмыслено верно…
Андрей Т. ликовал. Вот так-то! Нас на кривой не объедешь! Так будет со всяким, кто покусится!
— Второй вопрос формулируется! — объявил ВЭДРО. — Дано: произведение Юрия Михайловича Лермонтова «Герой нашего времени». Требуется имя Печорина. Как звали Печорина. Имя. На размышление двести секунд. Размышление начинается.
200, 199, 198, 197…
От ликования Андрея не осталось и следа. Волна слепого ужаса, черной паники окатила его. Это хуже, лихорадочно думал он. Это гораздо хуже! Как же его звали-то? Печорин… Грушницкий… Они ведь там все только по фамилиям… Княжна Мэри… Или только по именам, без фамилий… Еще там был какой-то капитан… штабс-капитан… Иван… Иван…
…146, 145, 144, 143…
С этими фамилиями мне всегда не везло… Тогда еще историк взял да и спросил меня: «Какая фамилия у Петра Первого?» А я и ляпнул сдуру: «Великий!»… Беда! Что делать-то? Ведь выставят сейчас, как пить дать выставят…
…119, 118, 117, 116…
Постой-ка… А, все равно терять нечего. Андрей Т. спросил противным сварливым голосом:
— А что это у вас Лермонтов Юрием Михайловичем заделался, когда он всегда был Михаил Юрьевич?
На дисплее число 103 вдруг застыло в неподвижности. Комната бешено застрекотала и загудела, и разразилось такое хлесткое щелканье, словно принялся работать кнутами целый полк пастухов. На дисплее побежали длинные очереди бессмысленных семерок, погасли и сменились словами:
Лермонтов Михаил Юрьевич не не не Юрий Михайлович не не не второй вопрос не корректен не не не второй вопрос отменяется без замены без без без сбой магнитной ленты сбой магнитной ленты…
Ага! Андрей Т. снова воспрянул духом. Заело! И без замены! Попалось ВЭДРО. «Сбой магнитной ленты» — это было Андрею знакомо. Не зря же папа занимается в своем СКВ конструированием электронно-вычислительных машин, а мама в своем НИИ на этих машинах работает. Опять эти сбои замучили, жалуется, бывало, мама, а папа неодобрительно ворчит и советует переходить на машину С-1020, где можно легко обходиться без всяких магнитных лент…
Звуковой кавардак в комнате внезапно стих, и ВЭДРО по-прежнему торжественно и важно произнес:
— Третий вопрос формулируется! Дано: гиперболоид инженера Гарина. Требуется изложить принцип его действия. На размышление двести сорок секунд. Размышление начинается.
На дисплее вспыхнуло число «240», а Андрей Т. озадаченно закусил ноготь.
Книгу он знал хорошо, а некоторые места из нее знал даже наизусть. Но вот как раз то место, где Гарин объясняет Зое устройство аппарата, он как-то не любил. Вернее, не очень любил. Читал, конечно, и не один раз, и схему разглядывал, аккуратный такой чертежик… Теперь бы вспомнить только. Тепловой луч. Инфракрасный луч. «Первый удар луча пришелся по заводской трубе…» И дальше: «Луч гиперболоида бешено плясал среди этого разрушения…»
…221, 220, 219, 218…
Спокойствие. Главное — спокойствие. Что мы там имеем? «Луч из дула аппарата чиркнул поверх двери — посыпались осколки «дерева». Еще: «Пенсне все сваливалось с мокрого носа Роллинга, но он мужественно стоял и смотрел, как за горизонтом вырастали дымные грибы и все восемь линейных кораблей американской эскадры взлетели на воздух…» Не то, но все равно прекрасно. Мокрый нос Роллинга… Ключ мне нужен, ключ, а не мокрый нос!
…187, 186, 185, 184…
«То-то! Идея аппарата проста до глупости…» Это я знаю, что она проста… «В аппарате билось, гудело пламя…» Это я тоже знаю. О чем это он тогда с Зоей?.. Пирамидки. Гиперболоид из шамонита. Так я и не собрался узнать, что такое этот шамонит… Стоп! Гиперболоид вращения, выточенный из шамонита! Пирамидки! Микрометрический винт! Гиперболическое зеркало! Ура!
…153, 152, 151, 150…
Теперь сформулируем. Спокойненько сформулируем, не спеша. Да, тут ВЭДРО опять маху дало. Просчиталось ВЭДРО. Не учло нынешний уровень. У нас все эти гиперболоиды, фотонные ракеты и прочие машины времени от зубов отскакивают, мы их как орешки щелкаем, они нам что братья родные!
К вечеру приготовления были окончены. Собственно, речь шла только о третьей пироге, так как две другие были готовы к отплытию еще утром. Пирога Жака и Жермена называлась «Мориче», капитаном ее был индеец из племени банива по имени Парчаль, а экипаж состоял из девяти краснокожих, которыми путешественники не могли нахвалиться. Запасы продуктов были пополнены, но, увы, нельзя было возвратить украденное во время экспедиции снаряжение. Однако Жермен Патерн, сохранивший в неприкосновенности свою коллекцию, считал, что им грешно жаловаться.
Андрей Т. с шумом выдохнул, дождался, пока на дисплее появилось число 100 (для ровного счета), и принялся со вкусом и обстоятельно описывать принцип действия и устройство аппарата для получения инфракрасных лучей большой мощности, известного под названием «гиперболоид инженера Гарина».
Двадцать восьмого августа на рассвете пассажиры трех пирог попрощались с господином Марчалем, с алькальдом Ла-Урбаны и ее жителями, оказавшими им такой сердечный прием.
Он увлекся. Он говорил с выражением. Он декламировал излюбленные отрывки. Он щедро показывал руками и даже пытался расхаживать взад и вперед в тесноте между шкафами-ящиками. И — дивное дело! — по мере того как он рассказывал, всё медленнее мигали желтые лампочки, всё тише делались шумы, угасали запахи, и становилось как будто всё прохладнее. Когда же он с особенным наслаждением и во всех подробностях описал бронзовое кольцо с двенадцатью фарфоровыми чашечками для установки пирамидок из смеси алюминия и окиси железа (термит) с твердым маслом и желтым фосфором, ВЭДРО замер и затих окончательно. Возможно, заснул, а то и просто застыл с разинутым от изумления ртом.
Андрей Т. подождал немного и сказал:
Добрый старик заключил в свои объятия юношу, которого он от всей души надеялся увидеть вновь, когда они с полковником де Кермором будут проезжать мимо его фермы в Тигре и где они, наверное, не откажутся провести несколько дней.
— Будьте мужественны, дитя мое, — сказал он, целуя Жана, — я буду молиться за вас, и да хранит вас Господь!
— Ну?
Пироги отчалили одна за другой. Дул свежий попутный ветер. Паруса были подняты, пассажиры бросили последний взгляд на Ла-Урбану, лодки двинулись вдоль правого берега, где течение было не слишком сильным.
На дисплее появилась и погасла одинокая семерка. Затем не понеслись, обгоняя друг дружку, не побежали чинно, а побрели вразнобой на дисплее светящиеся слова:
От Ла-Урбаны до Сан-Фернандо русло Ориноко вытянуто почти по прямой линии. Оба селения, расположенные в излучине реки, находятся примерно на одном и том же меридиане. Так что если ветер не переменится, плавание будет не слишком продолжительным.
Третий вопрос ответ верен верен верен ответ верен граница верности реальность гиперболоида микрометричность винта желтизна фосфора осмыслено верно верно верно осмыслено…
Лодки шли с одинаковой скоростью, то гуськом, как шаланды на Луаре, когда фарватер сужался, то рядом, когда ширина реки это позволяла.
Читая по складам эту бредятину, Андрей Т. ликовал и злорадствовал. Обалдело ВЭДРО! То-то же, знай наших! Видно, даже попрощаться не придется…
Расстояние от одного берега Ориноко до другого достаточно велико, но выше Ла-Урбаны ее русло изобилует песчаными отмелями. Правда, сейчас из-за паводка отмели превратились в острова, покрытые густой сочной зеленью, и пироги лавировали между ними. Острова эти образовывали четыре рукава, только два из которых оставались судоходными в сухое время года.
И опять преждевременным было его ликование. Вновь вспыхнули и замигали россыпи круглых лампочек, вновь вокруг зашелестело, застрекотало, защелкало, и ВЭДРО как ни в чем не бывало бодро объявил:
Когда пироги шли рядом, пассажиры могли переговариваться, и Жан никак не мог уклониться от ответов на вопросы. Речь шла главным образом о поисках полковника де Кермора. Жак Эллок изо всех сил старался подбодрить юношу и укрепить в нем надежду на успех.
— Конец первого этапа. Второй этап начинается. Школьник Андрей задает мне три любых вопроса, я отвечаю на них правильно, конец второго этапа, конец испытания. Школьник Андрей возвращается домой, к мамочке. Доложите осмысление информации о втором этапе.
А Жермен Патерн, сидя на носу лодки с фотоаппаратом в руках, запечатлевал все, что ему казалось достойным внимания.
У школьника Андрея отвис подбородок.
Жак Эллок и Жермен Патерн беседовали не только с пассажирами «Гальинеты». Их также интересовала географическая экспедиция господина Мигеля и его коллег, и они с любопытством прислушивались к спорам, повод которым то и дело давали дорожные впечатления. Среди этих троих столь различных по характеру людей наибольшую симпатию и доверие внушал им господин Мигель. Одним словом, между пассажирами «Марипаре», «Гальинеты» и «Мориче» царило доброе согласие, и даже к ворчливому нраву сержанта Марсьяля Жак Эллок относился снисходительно. Однажды у него мелькнула мысль, похоже, не приходившая в голову господину Мигелю и его друзьям, и он не замедлил поделиться своими соображениями с Жерменом.
— Это как так — к мамочке? — ошеломленно произнес он.
— Тебе не кажется странным, что этот старый вояка — дядя юного де Кермора?
На дисплее побежала надпись:
— Что тут странного, если полковник и он — двоюродные братья.
Без ответа вопрос риторический без ответа без без без…
— Да, конечно, но согласись, что уж очень по-разному сложилась их жизнь... Один — полковник, а другой остался сержантом.
— Это как так — к мамочке? — возопил возмущенный Андрей Т. — Мне не надо к мамочке! Мне не надо домой! Мне надо к Генке! Меня Генка ждет на подмогу! Это нечестно! Я на все вопросы ответил!
— Так бывало, Жак, бывает и будет.
ВЭДРО снисходительно прогудел:
— Пусть так! В конце концов, если их устраивает быть дядей и племянником, это их дело.
— Дополнительная информация, разъяснение… Даже тот Желающий Пройти, кто успешно выдержал первый этап испытания, пропускается только в том случае, если я не сумею, не смогу, окажусь не в состоянии правильно ответить хотя бы на один вопрос из трех вопросов, заданных им мне на втором этапе. Поскольку вероятность такого случая теоретически исчезающе мала, а практически равна нулю, второй этап испытания рассматривается как формальная процедура, предшествующая возвращению Желающего Пройти восвояси. Доложите осмысление дополнительной информации.
Безусловно, сомнения Жака были не лишены оснований, и в конце концов он решил, что узы родства были выдуманы его попутчиками для удобства путешествия.
— Осмыслил, — мрачно сказал Андрей Т. Он чуть не плакал от обиды. — Ну, а если я все-таки задам такой вопрос, что вы не ответите?
Утром маленькая флотилия миновала устье Капанапаро, а затем — Индабаро, которая является всего лишь ответвлением первой реки.
— Невозможно, — высокомерно отозвался ВЭДРО. — Я всемогущ. Во всем, что касается вопросов, ответов, загадок, задач, проблем, теорий, гипотез, придумок и задумок, я всемогущ.
Господин Мигель и Жак Эллок, оба прекрасные охотники, время от времени подстреливали какую-нибудь дичь, и надо сказать, что должным образом приготовленные утки и вяхири приятно разнообразили меню, обычно состоявшее из сушеного мяса и консервов.
— А все-таки?
Холмы Барагуан подступали к левому берегу обрывистыми утесами. В этом месте ширина реки достигает еще тысячи восьмисот метров. Но дальше, за устьем Мины, устье сужается, и течение становится гораздо более быстрым. Последнее обстоятельство грозило замедлить продвижение пирог. К счастью, свежий ветер мощно надувал паруса, пироги неслись вперед, мачты — просто едва очищенные от коры стволы деревьев — скрипели и гнулись, и к трем часам пополудни пироги прибыли в Тигру. Они прошли мимо, не причаливая, но Жермен Патерн сделал очень удачную фотографию живописного имения господина Марчаля.
— Никаких «все-таки» быть не может. Я всемогущ.
С этого момента плавание стало значительно более трудным. К счастью, ветер нужной силы и направления все-таки позволял лодкам продвигаться против течения. В этом месте ширина Ориноко сократилась до тысячи двухсот метров, и ее довольно извилистое русло было усеяно многочисленными рифами.
Бороться и искать, найти и не сдаваться!
Мастерство матросов позволило благополучно преодолеть эти трудности. В половине шестого вечера пироги, миновав Рио-Карипо, вошли в устье Синаруко, где и намеревались провести ночь.
— Мало ли что всемогущ, — тоном Неверного Фомы возразил Андрей Т. — А если всемогущ, то вот, пожалуйста. Первый вопрос: как мне отсюда попасть к Генке?
Ответ упал подобно удару сабли:
Невдалеке виднелся остров Макупина. Деревья там образовывали почти непроходимую чащу. Здесь росли преимущественно пальмас-льянерас
[81], листья которых достигают в длину четырех-пяти метров. Местные жители делают из них крыши своих временных хижин, которыми пользуются только в период рыбной ловли.
— Никак.
Пироги пристали к берегу. Господин Мигель и Жак Эллок, надеясь успешно поохотиться, взяли с собой карабины. Здесь жили несколько семей индейцев мапойе. Согласно местным обычаям, женщины скрылись при виде посторонних и вновь появились, только надев длинные рубашки, прикрывавшие их вполне благопристойным образом. До этого на них, как и на мужчинах, была одна набедренная повязка, и лишь длинные волосы слегка прикрывали наготу. Эти индейцы выделяются среди прочих племен, населяющих Центральную Венесуэлу. Крепкие, мускулистые, хорошо сложенные, они отличаются завидным здоровьем и силой.
А на дисплее побежало:
Первый вопрос подвергнут ответу нейтрализован ответ верен верен верен ответ верен…
С их помощью наши охотники проникли в глубь леса. Первыми же выстрелами они уложили двух довольно крупных пекари
[82], однако ни одна попытка подстрелить капуцинов
[83] не увенчалась успехом.
Андрей Т. в отчаянии закусил губу. Не вышло… Он кое-что смыслил в электронных машинах. Если у этого ВЭДРА достаточно обширная память (стоит только посмотреть на эти шкафы-сундуки) и приличное быстродействие, то его ведь и в самом деле ничем не проймешь. Но есть, наверняка есть на свете загадка, которую не знает даже эта железная скотина, но пока додумаешься до этой загадки — состаришься. А вопросов всего три… даже два уже только…
— Да, об этих не скажешь, что они сами идут в руки, — заметил Жак Эллок.
— Бросьте вы это, молодой человек, — произнес у него над ухом странно знакомый голос.
— Вы правы, к этим обезьянам трудно подкрасться незаметно, — ответил господин Мигель. — Сколько я перевел свинца и пороха — и никакого толка.
Он обернулся и увидел рядом давешнего то ли сторожа, то ли вахтера в ватнике и с берданкой под мышкой. Овчарки при нем не было.
— И очень жаль, господин Мигель, так как хорошо поджаренное мясо капуцина — настоящее лакомство для гурманов
[84], — сказал Жан.
— Разве его одолеешь? — продолжал сторож-вахтер, безнадежно махнув рукой. — Он же здесь для того и поставлен, чтобы Желающих Пройти заворачивать. Его пронять никакой возможности нет. Здесь ведь как? Хоть рыбы не есть, зато и в воду не лезть. А вы всё о друге хлопочете, о Генке своем. Друг с тобой, знаете ли, как рыба с водой: ты на дно, а он на берег. Да и это бы ничего, но только здесь вам не отломится, нет. Не ступай, собака, в волчий след — оглянется, съест…
В книге господина Шафанжона он прочел, что, поджаренное по индейскому обычаю на медленном огне, обезьянье мясо приобретает аппетитный золотистый оттенок и восхитительный вкус.
Тут только, к своему огромному изумлению, Андрей Т. узнал в вахтере Коня Кобылыча. Правда, со времени их последнего свидания Конь Кобылыч как будто слегка поусох и съежился, но это был, несомненно, он, беспардонный болтун и оппортунист.
В этот вечер путешественникам пришлось довольствоваться пекари. Со стороны сержанта Марсьяля было бы в высшей степени невежливо отказаться от мяса, принесенного Жаком Эллоком. Жан поблагодарил охотника, сказав:
— Так что послушайтесь доброго совета, — бубнил Конь Кобылыч, — заканчивайте здесь. Ну задайте ему для проформы вопросики попроще… дважды семь там… или, скажем, куда девается земля, когда в ней дырка… Он вам ответит, распрощаетесь вы по-доброму — и домой, в постельку, к мамочке…
— Наш соотечественник говорит, что пекари ничуть не хуже, чем поджаренная на вертеле обезьяна, и даже утверждает, что не ел ничего более вкусного за все время своего путешествия.
— Сгиньте вы! — дрожа от ярости, просипел Андрей Т.
— И он совершенно прав, месье Жан, — ответил Жак Эллок. — Что делать, за неимением обезьян можно вполне довольствоваться пекари.
И Конь Кобылыч сгинул.
«Вопрос, вопрос… — мучился Андрей Т. — Где же мне взять вопрос? Может, дать ему доказать какую-нибудь теорему? Из тех, о которых галдит старший брат-студент со своими лохматыми приятелями. Как ее… проблему Гольбаха, например, или эту… о бесконечном количестве пар… Нет, не годится. А вдруг докажет? А я ведь даже проверить не сумею, правильно или нет. Гм… Нет, умными вопросами машину не испугаешь. Умными… Тут все дело в том, что правильно поставленный вопрос уже содержит в себе половину ответа (из очень давней речи папы по поводу страданий над забытой ныне арифметической задачей). А неправильно поставленный? Что, если вопрос поставить неправильно? Гм… Как бы это его поставить?..»
— Почему у кошки пять ног? — выпалил Андрей Т.
ВЭДРО не снизошел до ответа голосом. На дисплее побежали слова:
Вопрос не вопрос некорректен содержит ложную информацию ложную отвергается…
Честно говоря, Андрей Т. ожидал чего-то вроде этого, но немедленно изобразил негодование.
— Как это так — отвергается? — вскричал он. — Нечестно! Сами же говорили, что всемогущий! А раз всемогущий, должны на любой вопрос…
— Разъясняю! — веско провозгласил ВЭДРО. — Дополнительная информация. Всемогущий Электронный Думатель, Решатель и Отгадыватель отвечает верно, правильно на любой корректно поставленный вопрос. Он отвергает вопросы некорректные, то есть содержащие заведомо ложную информацию, типа: «Почему у привидений короткая стрижка?» Он не отвечает на вопросы, имеющие эмоциональную подоплеку, типа: «Почему да отчего на глазах слезинки?» Он оставляет без внимания вопросы, содержащие неопределенность, типа: «В чем смысл жизни?» Он игнорирует риторические вопросы типа: «Иван Иваныч, вы ли это?» Восклицание: «Нечестно!» — отметается. Заявление: «Сами же говорили, что всемогущий!» — подтверждается. Разъяснение закончено. Второй этап продолжается.
— Все равно нечестно, — проворчал Андрей Т.
Он понял, что дело дрянь. Вторая попытка обвести вокруг пальца хитроумное ВЭДРО провалилась тоже. Ну, и с чем же мы теперь остались? Задачи ему давать бессмысленно. Если и есть на свете задачи, которых ему не решить, то я их не знаю и придумать не сумею. Дурацкие вопросы он отметает. И прямо скажем, правильно делает. Я бы на его месте тоже отметал, Поэтому остается… что? Вернуться к себе и лечь в постельку. Я буду в постельке нежить свою ангину, а Генка будет гибнуть и пропадать. Очень мило.
Все горе ведь в чем? Всемогущий. Значит, всё может. Все задачи. Все вопросы. Все загадки. Все теоремы…
Постой-постой! Кто-то что-то мне про это говорил. То ли мне, то ли при мне… Неважно. Что же это было? Ага. Что со словом «все» должно быть связано какое-нибудь исключение, а иначе получается парадокс… Парадокс! Ну держись, ВЭДРО! Всемогущий? Я тебе покажу всемогущество, ты у меня попляшешь. Сейчас… Сейчас… Ага! Только надо сначала его подготовить. И Андрей Т. вкрадчиво осведомился:
— А можно, я спрошу просто так, не в порядке? Я не всё понимаю и хотел бы уяснить…
— Разъяснение? — весело рявкнул ВЭДРО. — Готов!
— На безрыбье и рак рыба, — вместо благодарности произнес сержант Марсьяль.
— Значит, вы можете ответить на любой корректный вопрос…
Действительно, эти пекари, называемые на местном наречии «бокирос», были восхитительны, и сержант не мог не признать этого. И тем не менее, заявил он Жану, отныне он намерен есть только ту дичь, которую добудет сам.
— Да.
— Но, дядюшка, разве можно было отказаться... Господин Эллок так любезен.
— И можете решить любую задачу…
— Слишком любезен, племянничек! Но я-то здесь, черт побери! И попадись мне этот пекари, я бы уложил его не хуже господина Эллока.
— Да!
Юноша невольно улыбнулся.
— К счастью, все эти совершенно ненужные мне любезности кончатся, как только мы прибудем в Сан-Фернандо, и слава Богу!
— И можете придумать любую задачу и любой вопрос…
Пироги отчалили рано утром, пока пассажиры еще отдыхали под навесом. По-прежнему дул северный ветер, а потому Вальдес, Мартос и Парчаль надеялись уже вечером прибыть в Карибен, расположенный километрах в сорока от устья Меты.
— Да!
Плавание шло без помех. Вода стояла довольно высоко, и пироги благополучно преодолели узкие проходы между рифами около острова Паргуаса, названного так по имени реки, впадающей справа в Ориноко.
— Любой-любой? Любую-любую?
В сухой сезон здесь образуются труднопроходимые пороги, несравнимые, однако, по длине с порогами, которые ожидали путешественников впереди. На этот раз не пришлось разгружать пироги и тащить их волоком, что так утомительно и так замедляет скорость передвижения.
— Да! Да! Да! Всемогущ! Думаю, придумываю, решаю! Думаю, загадываю, отгадываю! Всемогущ!
Бескрайние просторы льяносов, ограниченные лишь узкой полоской гор на горизонте, сменились на правом берегу причудливыми холмами. Возвышенности эти переходили на востоке в настоящие горные цепи. Среди них выделялись извилистые линии Каричана. Прихотливые силуэты его поднимались над пышной зеленью лесов.
— Прекрасно, — произнес Андрей Т., задыхаясь от возбуждения. — Отлично. От скромности вы не умрете.
К вечеру пироги снова двинулись к левому берегу, где был единственный проход, позволяющий преодолеть пороги Карибен. На востоке тянулись такие же, как в Ла-Урбане, обширные отмели, куда некогда стекались черепахи в период кладки яиц. Но варварская, никак не регулируемая охота наверняка приведет, если уже не привела, к исчезновению черепах, которые стали лишь изредка появляться на этих пляжах. Поэтому Карибен уже почти полностью утратил свое значение и скоро будет просто одной из крохотных деревушек в среднем течении Ориноко.
Хвастливое ВЭДРО секунду молчало, а затем объявило высокомерно:
Идя вдоль гранитных берегов Пьедра-дель-Тигре, пассажиры столкнулись с акустическим
[85] явлением, хорошо известным венесуэльцам. До их ушей донеслись мощные, гармонические музыкальные звуки.
— От скромности не умирают. Скромность не смертельна. Кроме того, я вообще бессмертен.
С борта «Гальинеты» послышалось удивленное восклицание сержанта Марсьяля:
— С чем вас и поздравляю, — сказал Андрей Т. — А теперь разрешите вопросик уже в порядке.
— Вот это да! Кто же это устроил нам такую серенаду?
— В рамках второго этапа испытания?
Но услышанное оказалось не серенадой, хотя обычаи этого края были не менее испанскими, чем обычаи Андалузии или Кастилии. Путешественники могли подумать, что очутились в Фивах
[86] у подножия Мемнонского колосса
[87], но господин Мигель поспешил дать объяснение этому акустическому явлению, встречающемуся и в других странах.
— Да. В рамках.
— На рассвете, — сказал он, — эти звуки были бы еще громче, и вот в чем причина. В этих скалах имеется множество пластинок слюды. Разогретый солнцем воздух, расширяясь, вырывается из трещин и заставляет вибрировать пластинки слюды.
— Готов!
— А солнце, оказывается, искусный музыкант! — воскликнул Жак Эллок.
— Вопросик, — проговорил Андрей Т. и изо всех сил стиснул кулаки, чтобы не трястись. — Такой, значит, вопросик. Дано: вы можете придумать любой вопрос. Требуется ответить: можете ли вы придумать такой корректный вопрос, на который сами же ответить не сможете?
— Все равно ему далеко до нашей бретонской волынки
[88], — возразил сержант Марсьяль.
ВЭДРО сейчас же гаркнул:
— Конечно, — согласился Жермон Патерн, — и все-таки орган
[89] на лоне природы... в этом что-то есть...
— Да!
— Только уж больно много слушателей! — проворчал сержант.
На дисплее справа налево понеслись светящиеся слова:
Второй вопрос подвергнут ответу нейтрализован ответ верен верен ве…
Глава X
И в ту же секунду ВЭДРО столь же горделиво и уверенно гаркнул:
В УСТЬЕ МЕТЫ
— Нет!
Идя вдоль левого берега, все три лодки благополучно преодолели пороги Карибен и к шести часам вечера встали на якорь в глубине маленькой бухточки.
И немедленно, тоном ниже:
Это некогда большое и процветающее селение, по вышеуказанным причинам, ныне пришло в упадок; в нем осталось всего пять индейских хижин, то есть на одну меньше, чем в ту пору, когда его посетили господин Шафанжон и генерал Ублион.
— Да.
И тут же, почти уже робко:
Останавливаться в этой деревушке не имело никакого смысла. Пополнить запасы продуктов здесь было невозможно, да, впрочем, в этом и не было необходимости, так как запасы, сделанные в Ла-Урбане, спокойно позволяли путешественникам добраться до Атурес, ну а охотники конечно же не оставят их без дичи.
— Нет…
На следующий день, тридцать первого августа, лодки отчалили от берега еще до восхода солнца. Путешественники надеялись, что северный ветер снова будет помогать им преодолевать течение. Путь их лежал на юг, так как от Ла-Урбаны до Сан-Фернандо Ориноко течет именно с юга, деревушка же, которую они только что покинули, находилась на равном расстоянии от этих двух пунктов.
На дисплее началась каша. Натыкаясь друг на друга и болезненно дергаясь, то пускаясь вскачь, то едва ползя, двигались там такие примерно строки:
Ветер дул с севера, но порывами, и паруса то надувались на несколько минут, то бессильно повисали вдоль мачт. Пришлось взяться за шесты, потому что вливающиеся несколькими километрами выше воды Меты существенно увеличивали напор течения в Ориноко.
Нейтрал издот вет 7777 нет ответргнута опр да 777 днетнда верневервет нгуж…
Надо сказать, что Ориноко здесь отнюдь не была пустынной. Лодки местных жителей плыли вверх и вниз по течению, но ни одна из них не выказала намерения вступить в контакт с нашими путешественниками. Эти куриары принадлежали индейцам кива, довольно часто появляющимся в районе впадения Меты в Ориноко. Кива заслуженно пользуются дурной репутацией, а потому не следует сожалеть о том, что они не искали никаких контактов.
Андрей Т. рыдал от счастья. Можно было представить себе, что сейчас творится в электронных кишках этого самодовольного идиота! Анализируя начало коварного вопроса, ВЭДРО обнаруживало ключевое выражение «можете ли» и по своему всемогуществу немедленно отвечало «да». Но через долю секунды в анализатор поступало выражение прямо противоположное: «сами же… не сможете», и приходилось всё по тому же всемогуществу отвечать «нет». И не было этому конца.
К одиннадцати часам ветер стих, небо нахмурилось, пошел дождь. Пришлось спустить паруса и идти на шестах, держась ближе к берегу, где течение было не таким сильным.
ВЭДРО отчаянно боролся с этой логической икотой.
Преодолев за весь день весьма скромное расстояние, около пяти часов вечера пироги вошли в устье Меты и встали на якорь в небольшом затоне.
— Да! — хрипел он. — Днет! Нда! Данетданеда! Днднет! Ндет! Нечестно! Дандн!..
Ближе к ночи дождь кончился, небо стало не таким хмурым. Все замерло в безмятежном покое. Пробившиеся сквозь разрывы облаков последние отблески заходящего солнца осветили воды Меты, которые, казалось, вливались в Ориноко лучезарным потоком.
Включились и беспорядочно замигали все круглые лампочки, сколько их было. Во всех шкафах-сундуках бешено хлестали перематываемые магнитные ленты. Панически гудела, набирая обороты вентиляторов, система охлаждения. А на дисплее уныло, словно осенние мухи, ползали вокруг странного слова «БНДЭЩ» покосившиеся семерки…
Пироги встали рядом борт к борту — «Гальинета» посередине, — образовав таким образом нечто вроде дома из трех комнат, двери которого к тому же были открыты.
— Ндюк!.. — из последних сил выкрикивал ВЭДРО. — Амндгу!..
Проведя из-за непогоды столько времени под навесом, путешественники были рады поужинать на свежем воздухе за общим столом и поболтать, как добрые друзья. Даже нелюдимый сержант Марсьяль воздержался от обычной воркотни, очевидно поняв ее неуместность.
Потом лязгнул ржавый замок, и распахнулись настежь низкие дубовые ворота, пропуская в комнату поток радостного солнечного света и свежего воздуха. Протрусила и скрылась поджавшая хвост овчарка. И прошел между рядами шкафов-ящиков с деловым видом Конь Кобылыч, но уже без берданки, в черном рабочем халате и в очках с мощной оправой, похожий на физика-теоретика из какого-то кинофильма. Он удалился в дальний угол комнаты, чем-то там щелкнул, и ВЭДРО, прощально гукнув, смолк. Наступила тишина.
Четыре француза и три венесуэльца дружески беседовали, когда Жаку Эллоку пришло в голову перевести разговор в географическое русло, что было чревато опасным взрывом эмоций. Возможно, он сделал это не без умысла.
— Опять тебя, родимого, зациклили, — произнес Конь Кобылыч с состраданием. — Ума много, а толку мало… Эхе-хе-хе-хе!..
— Господин Мигель, — сказал он, — мы находимся сейчас в устье Меты...
Андрей Т. спохватился и взглянул на светящийся циферблат. А взглянув, не поверил своим глазам. Черные стрелки показывали двадцать три часа двадцать одну минуту! Всего пять минут прошло с тех пор, как он начал подъем по скобяной лестнице!
— Да, господин Эллок.
— А чего тут удивительного, — донесся до него голос Коня Кобылыча. — Записывали вас на большой скорости, а пускали на нормальной…
— Это ведь один из притоков Орино
Андрей Т. не стал спрашивать, что это означает. Придерживая за пазухой Спиху, он поспешно вышел наружу.
Он стоял в самом центре площади, посыпанной чистеньким красноватым песком, круглой и совершенно ровной, как пол в зале с белесой дымкой. Вовсю светило солнце, и это было странно в такой близости от новогодней полуночи, хотя в то же время казалось и вполне естественным, как и несколько Лун в различных фазах, разбросанных по разным участкам голубого неба. Площадь правильным кольцом окружали стоящие друг к другу впритык хорошенькие разноцветные павильоны, причем над входом в каждый павильон красовалась художественно выполненная вывеска.
— Да, и один из самых значительных, так как он вливает в Ориноко четыре тысячи пятьсот кубических метров воды в секунду.
«Филуменисты, — читал Андрей Т., медленно поворачиваясь на пятках, — филокартисты, нумизматы, бонисты…»
Он нимало не сомневался, что уж теперь-то бедствующий Генка пребывает где-то совсем поблизости, он даже как будто бы слышал уже и голос его, по-прежнему взывающий о помощи, он просто знал, что отсюда до Генки рукой подать, но неизвестно было, в какую сторону подавать эту руку. Вспыхнула надежда на справочное бюро, и вот среди множества художественно выполненных вывесок он искал вывеску справочного бюро.
— А истоки он берет в Колумбийских Андах?
Но очень скоро ему стало ясно, что такой вывески он здесь не найдет. Не место здесь было справочному бюро. Не могло здесь быть и милиции, и газетного киоска, и зеленной лавки. Здесь были только учреждения (возможно, клубы?), где лелеют все мыслимые хобби, страсти, страстишки и увлечения человека. Были павильоны для вполне понятных АВИАМОДЕЛИСТОВ и для смутно знакомых ТИФФОЗИ, и для вовсе непонятных ГУРМАНОВ. Были для МЕЛОМАНОВ, были для БИБЛИОФИЛОВ, даже для АЛКОГОЛИКОВ и НАРКОМАНОВ были, хотя, казалось бы, кому в здравом уме и трезвой памяти могло взбрести в голову держать открытый притон для алкоголиков и наркоманов?..
— Совершенно верно, — ответил господин Фелипе, не понимая, к чему клонит Жак Эллок.
Андрей Т. уже ощутил подступающее отчаяние, когда взгляд его остановился на вывеске ФИЛАТЕЛИСТЫ. И ему сразу стало легче и веселее. Филателисты — это все-таки нечто близкое, это не какие-нибудь тиффози или бонисты. Андрей Т. сам был филателист, а филателист филателисту не волк, не алкоголик какой-нибудь. Филателист всегда объяснит филателисту, как добраться до страждущего друга. Лучше справочного бюро объяснит. И Андрей Т. со всех ног припустил через площадь к яично-желтому павильончику под вывеской ФИЛАТЕЛИСТЫ.
— А в Мету также вливается много рек?
Конечно, филателистом он был еще молодым, не очень опытным. Многие тайны этого почтенного хобби еще оставались для него за семью печатями, однако основные законы филателии были ему уже знакомы. Прилежное изучение журнала «Филателия СССР», ежегодника «Советский коллекционер», а также измусоленного, давно утратившего обложку французского каталога Ивера принесло свои плоды. Во всяком случае, главное он знал: а) самая красивая марка — это еще не самая ценная; б) самая ценная марка — не обязательно самая интересная; в) простое обрезание у марки зубцов не превращает ее в редкую беззубцовую разновидность.
В павильоне Андрея обступила тишина, прохлада и приятная полутьма. Вдоль стен высились застекленные шкафы, стеллажи и витрины, уставленные альбомами и кляссерами. Альбомы и кляссеры были в приятном беспорядке разбросаны по поверхности длинного стола посередине. Альбомы и кляссеры громоздились на табуретах и стульях. Десятки и сотни альбомов и кляссеров! Может быть, тысячи!.. Андрей Т. даже не представлял себе, что такое может быть, хотя и знал, конечно, из литературы, что за последние полтора века в мире выпущено около миллиона марок…
— Очень много, — ответил господин Мигель. — Самые значительные из них — Упия и Умадеа
[90], на слиянии которых Мета получает свое имя. Следует также упомянуть Касанаре
[91], чьим именем названа огромная территория льяносов.
Не помня себя, он приблизился к столу и раскрыл наугад один из больших кляссеров. Кровь ударила в лицо, закружилась голова, его бросило в жар: кляссер был набит «цеппелинами». И не подумайте, здесь были далеко не одни только марки, посвященные межконтинентальным перелетам дирижабля «Граф Цеппелин», ничего подобного! Здесь были собраны все марки всех стран с изображениями дирижаблей — именно так собрал бы их сам Андрей Т., если бы был он не школьником восьмого класса, а небольшим государством с развитой промышленностью и со статьей бюджета, предусматривающей пополнение и углубление государственных коллекций.
— Мой дорогой Жан, если вы мне позволите вас так называть, — обратился Жак Эллок к юноше.
Здесь были «цеппелины» Италии и «цеппелины» Лихтенштейна, «цеппелины» Парагвая и редчайшие «цеппелины» США, знаменитые немецкие «Поляр Фарт» и «Зюдамерика Фарт», здесь были великолепные советские серии, посвященные дирижаблестроению, и все разновидности «Малыгина», ленинградские конверты, доставленные дирижаблем ЛЦ-127 из Ленинграда в бухту Тихую, а оттуда ледоколом «Малыгин» в Архангельск, со всеми сопроводительными штампами, штемпелями и отметками…
Жан слегка покраснел, а сержант Марсьяль вскочил, словно подброшенный пружиной.
Андрей Т. восседал в удобном высоком кресле, и в одной руке у него была большая филателистическая лупа, а пальцы другой сжимали специальный, удобно изогнутый филателистический пинцет, и настольная лампа с козырьком заливала страницы кляссера ярким матовым светом, и он листал и рассматривал, рассматривал и изучал, изучал и смаковал, и мир стал тесным, теплым и необыкновенно уютным — не было в этом мире ничего, кроме круга света и красоты марок, сверкавших, словно драгоценные камни.
— Что с вами, сержант? — спросил господин Мигель.
— Ничего, — пробурчал старый солдат и снова сел.
— Мой дорогой Жан, я думаю, что, поскольку Мета течет перед нашим взором, у нас никогда не будет более подходящего случая поговорить об этой реке.
Впрочем, был в этом мире еще Комментатор. Но он скромно оставался в тени, за границей яркого круга, и он был услужлив, ненавязчив и полезен. Не надо было шарить по страницам новенького наисовременнейшего Ивера — страница с искомой серией раскрывалась как бы сама собой, и только мелькала на мгновение ловкая смуглая рука. Не надо было копаться в горах справочной литературы — негромкий доброжелательный голос без задержек сообщал все самое интересное о каждой марке, о каждом конверте, о каждом спецгашении. Не надо было тянуться за очередным кляссером — он сам бесшумно выскакивал из темноты, направляемый и раскрываемый все той же ловкой смуглой рукой.
— И ты можешь добавить, — заметил Жермен Патерн, обернувшись к господину Мигелю и его коллегам, — что у нас никогда не будет лучших учителей.
— Беззубцовые «цеппелины»! — восклицал потрясенный Андрей, и мягкий, доброжелательный голос немедленно подхватывал:
— Вы очень любезны, господа, — ответил господин Баринас, — но Мета нам не столь хорошо знакома, как вы могли бы предположить. Вот если бы речь шла о Гуавьяре...
— Совершенно верно. Причем обратите внимание — угловые экземпляры, огромные поля…
— Или об Атабапо! — воскликнул господин Фелипе.
— И без наклеек!
— Это еще впереди, господа, — ответил Жак Эллок. — А так как я полагаю, что господин Мигель обладает обширными сведениями по гидрографии Меты, то я продолжу свои вопросы. Скажите, ведь этот приток Ориноко достигает иногда значительной ширины...
— В идеальном состоянии.
— Не фальшивки?
— Ни в коем случае. Взгляните в лупу. Видите? Растровая сетка — квадраты, между тем как у фальшивок растровая сетка — точки…
— Да... местами до двух тысяч метров.
Но вот наступил момент, когда «цеппелины» исчерпались, и тогда Комментатор предложил своим мягким голосом:
— А глубины...
— Может быть, вас интересует тема «Космос»?
— Ну… это же просто раскрашенная бумага… — неуверенно возразил Андрей Т., повторяя заявление кого-то из собратьев-филателистов.
— В настоящее время суда, имеющие осадку в шесть футов, доходят в сезон дождей до слияния Меты и Упии, в сухой же сезон они могут пройти только треть этого расстояния.
— В каком-то смысле, безусловно, да, — согласился Комментатор. — Торговцы марками ловко используют популярность этой темы для обделывания своих сомнительных делишек… И все-таки не откажитесь взглянуть.
— А отсюда следует, — заключил Жак Эллок, — что Мета является естественным средством сообщения между Атлантическим океаном и Колумбией.
Да, здесь было на что взглянуть! Яркие, словно тропические бабочки, серии Экваториальной Гвинеи… Потрясающие воображение стереоскопические блоки Бутана… Тяжелые, словно медали, чеканные марки молодых африканских республик, выполненные на золотой фольге… Пиршество красок, буйство фантазии… Здесь был даже один из знаменитых сувенирных листков с изображением Юрия Гагарина, побывавших с космонавтом Георгием Гречко на борту «Салюта»! Все автографы всех космонавтов! Марки «Лунной почты»!..
— А вот взгляните-ка на этот конверт… — говорил и показывал всезнающий и доброжелательный Комментатор. — А вот обратите внимание: редкая типографская ошибка в дате — 1999 вместо 1969…
— Безусловно, и некоторые географы совершенно справедливо утверждают, что Мета — самый короткий путь от Боготы до Парижа.
Альбомы и кляссеры следовали один за другим непрерывным и неиссякаемым потоком, и вот постепенно какое-то смутное беспокойство начало овладевать Андреем.
— Ну так вот, господа, мне кажется, что Мета может рассматриваться не как приток Ориноко, а как сама Ориноко. А тогда почему бы господину Фелипе и господину Баринасу не отказаться от не слишком убедительных гипотез, касающихся Атабапо и Гуавьяре, в пользу Меты?
Почему все темнее становилось вокруг и все ярче разгорался манящий круг света, в котором возникали всё новые сокровища? Почему пинцет как будто бы сам собой тянулся к очередному шедевру, а лупа словно бы так и ловчилась, чтобы получше увеличить и выявить тонкий нюанс? И почему всё никак не удавалось разглядеть в сгущающемся сумраке доброжелательного и всезнающего Комментатора?.. И Спиридон, Спидлец, старый верный Спиха! Как это ты очутился там, на самом далеком шкафу, в самом темном углу? Что вообще происходит?
Так вот к чему клонил этот француз! Едва он успел выговорить последние слова, как оба венесуэльца вскочили, негодующе размахивая руками, потеряв на мгновение от возмущения дар речи.