– Говорю вам, это безумие! – Голос герцога звенел от напряжения. – Все и так уже плохо. А мы на первую неприятность наслоили еще бог знает что. Вы только представьте себе, что будет теперь, когда правда всплывет наружу!

– Да, я это себе представляю. Если она всплывет…

– Ну, а совесть и тому подобное? От этого ведь не уйдешь, – продолжал герцог.

– А почему бы и нет?.

– Потому что это невозможно. Немыслимо. Мы сейчас в худшем положении, чем прежде. А теперь еще… – Он умолк, задохнувшись.

– Мы не в худшем положении. Сейчас оно у нас лучше, чем раньше. Позвольте напомнить вам о назначении в Вашингтон.

– Неужели вы серьезно думаете, что у нас есть хоть малейший шанс попасть туда?

– Все шансы на свете.

Увлекаемые терьерами, они прошли по авеню Сент-Чарльз до более оживленной и залитой светом широкой Канал-стрит. Свернув на юго-восток, к реке, они очутились в толпе пешеходов и стали рассматривать нарядные витрины магазинов.

– Хотя мне это и противно, но я должна иметь точное представление о том, что было, – понизив голос, сказала герцогиня. – Прежде всего об этой женщине, с которой вы были на Ирландском канале. Вы туда ездили вместе, на нашей машине?

– Нет. Она приехала сама, на такси, – ответил герцог, залившись краской. – Встретились мы уже внутри. Я намеревался потом…

– Ваши намерения меня не интересуют. Значит, эта особа могла полагать, что и вы приехали туда на такси.

– Возможно. Я об этом как-то не задумывался.

– Когда я приехала туда – тоже на такси, что в случае необходимости может быть установлено, – то заметила «ягуар» не сразу: вы предусмотрительно поставили машину подальше от этого отвратительного заведения. Швейцар у дверей тоже не стоял.

– Я намеренно оставил машину в стороне. По-видимому, я решил, что тогда вы, может быть, ни о чем и не узнаете.

– Значит, свидетелей, видевших вас за рулем нашей машины в ночь на понедельник, не было.

– Да, но не забывайте о гостиничном гараже. Ведь кто-нибудь мог нас заметить, когда мы въезжали туда.

– Нет! Я помню, что вы только въехали в гараж и сразу вышли из машины, оставив ее у входа, как мы часто делаем. Мы никого не видели. И никто не видел нас.

– Ну, а когда машина выезжала?

– Вы-то ведь не выезжали. Во всяком случае, из гостиничного гаража. В понедельник утром машина была на открытой стоянке рядом с отелем.

– Совершенно верно, – сказал герцог. – Именно там я и сел в машину в понедельник вечером.

– Мы, конечно, скажем, – как бы размышляя вслух, продолжала герцогиня, – что поставили машину в гараж в понедельник утром. Записи об этом в книге, конечно, не найдут, но это еще ничего не доказывает. Словом, мы не видели машины с полудня понедельника.

Они продолжали идти. Герцог молчал. Потом он взял у жены сворку. Почувствовав новую руку, терьеры с еще большей энергией устремились вперед.

– Просто удивительно, как все складывается одно к одному, – через некоторое время заметил герцог.

– Удивляться тут нечему. Все ведь было продумано. И с самого начала развивалось по плану. А теперь…

– А теперь вместо меня вы хотите отправить в тюрьму другого.

– Нет!

– На это я не способен. Даже по отношению к нему, – покачав головой, сказал герцог.

– Ему ничего не будет, могу вас заверить.

– Почему вы так в этом уверены?

– Да потому, что полиции придется еще доказать, что именно Огилви сидел за рулем, когда произошел этот несчастный случай. Сделать это они не в состоянии, как не в состоянии обвинить и вас. Ну, разве не ясно? Они могут знать, что кто-то из вас виновен. Они даже могут подозревать кого-то одного. Но одних подозрений мало. Нужны доказательства.

– Знаете, – с восхищением проговорил герцог, – временами вы меня просто потрясаете!

– Я всего лишь практична. А уж если быть практичной, то нельзя забывать еще кое о чем. Мы дали этому человеку, Огилви, десять тысяч долларов. Должны мы хоть что-то за это получить.

– А кстати, – сказал герцог, – где остальные пятнадцать тысяч?

– Деньги по-прежнему находятся в чемоданчике, который стоит у меня в спальне. Мы возьмем их с собой, когда будем уезжать отсюда. Мне уже ясно, что здесь возвращать их в банк нельзя: это может привлечь внимание.

– Вы действительно все предвидите.

– Этого не скажешь о записке. Когда я представила, что она у них в руках… Да это же надо головы не иметь, чтобы написать такое…

– Но не могли же вы все предусмотреть.

Дойдя до конца ярко освещенного участка Канал-стрит, они повернули назад и направились к центру города.

– Дьявольски умно придумано! – воскликнул герцог Кройдонский. Он ничего не пил после полудня, поэтому сейчас голос у него был не такой хриплый, как в последние дни. – Дьявольски умно, гениально. Но кто знает, может, все и сойдет.

– Эта женщина лжет, – сказал капитан Йоллес. – Но уличить ее будет крайне трудно, а может, нам и вообще это не удастся. – Он, не переставая, медленно расхаживал по кабинету Питера Макдермотта из угла в угол. Питер и оба полицейских пришли сюда после позорного отступления из президентских апартаментов. Йоллес все расхаживал и рассуждал вслух – двое других молчали.

– Муж может расколоться, – сказал второй детектив. – Если бы нам удалось потолковать с ним наедине.

– На это нет никакой надежды, – покачав головой, заметил Йоллес. – Во-первых, она слишком умна, чтобы дать нам такую возможность. А вовторых, учитывая, что это за персоны, действовать с ними надо очень осторожно – все равно как шагать по яичной скорлупе. – Он посмотрел на Питера. – Да-да, не удивляйтесь, одно дело полиции вести расследование по поводу бедняка и совсем другое – по поводу человека богатого и влиятельного.

Питер кивнул, хотя и весьма равнодушно. Он уже выполнил то, что требовал долг и совесть, а остальное – дело полиции. Однако любопытство побудило его все же спросить:

– А эта записка, которую герцогиня написала в гараж?..

– Будь она в наших руках, – сказал второй полицейский, – было бы за что зацепиться.

– Но разве не достаточно показаний ночного дежурного и Огилви, что такая записка существовала?

– Герцогиня стала бы утверждать, что это подделка, которую состряпал сам Огилви, – ответил Йоллес. И секунду помедлив, добавил: – Говорите, записка была написана на гербовой бумаге. Можно взглянуть, на какой?

Питер вышел из кабинета и, открыв ящик с канцелярскими принадлежностями, взял несколько нужных листков. Это была добротная бумага, бледно-голубая, с водяными знаками и выдавленным на ней названием отеля. Под ним были рельефно оттиснуты слова: «Президентские апартаменты».

– Ишь какая нарядная, – заметил второй детектив.

– Сколько человек имеет к этому доступ? – спросил Йоллес.

– В общем-то несколько человек, – ответил Питер. – Но думаю, что, если кому-нибудь постороннему захотелось бы взять такую бумагу, он без труда мог бы ее получить.

– Значит, моя версия отпадает, – буркнул Моллес.

– Есть, правда, одна возможность найти записку, – сказал вдруг Питер. И сразу оживился при мысли об этом.

– Какая же?

– Я помню, вы задали мне вопрос о том, что делают с мусором, когда его увозят – ну, например, из гаража, и я еще сказал, что тогда уже нет никакой возможности что-либо найти. И я действительно так считал… Мне казалось просто невозможным отыскать какой-то клочок бумаги. Да к тому же и сама по себе записка не представлялась мне такси уж важной.

Питер почувствовал, с каким напряженным вниманием смотрят на него оба полицейских.

– В отеле есть один человек, – продолжал Питер. – Он обслуживает печь, где сжигают мусор. И большую часть мусора перебирает вручную. Не думаю, чтобы нам повезло, да к тому же, наверное, уж слишком поздно…

– Ради всех святых! – воскликнул Йоллес. – Идемте к нему!

Они быстро спустились на первый этаж и по служебному переходу дошли до грузового лифта. Кабина находилась в это время где-то в подвале. Питер слышал, как там что-то выгружают. Он крикнул рабочим, чтобы они поторапливались.

Пока они ждали лифта, полицейский по имени Беннетт сказал:

– Я слышал, на этой неделе у вас были еще какие-то неприятности.

– Да, вчера утром произошло ограбление. Но из-за этой истории с Кройдонами я о нем даже позабыл.

– Я разговаривал с одним из наших людей. Он помогал вашему старшему… как его зовут?

– Финеган. Он сейчас вместо начальника охраны. – Хоть они и говорили о серьезных вещах, тут Питер не выдержал и улыбнулся. – Он ведь занят сейчас другими делами.

– Так вот, возвращаясь к ограблению: не на чем строить гипотезы. Наши люди проверили список постояльцев, но это ничего не дало. Сегодня, правда, произошло нечто весьма любопытное. Я имею в виду ограбление особняка в Лейквью. Двери были открыты ключом. Хозяйка дома потеряла утром ключи в городе и, должно быть, тот, кто их нашел, сразу же отправился к ней на квартиру. Это ограбление очень смахивает на то, что случилось у вас: похищено примерно то, и, как у вас, вор не оставил отпечатков.

– Грабитель арестован?

Полицейский отрицательно покачал головой.

– О краже узнали лишь через несколько часов. Впрочем, одна ниточка у нас в руках есть. Сосед видел машину, на которой тот приехал. Деталей не помнит, кроме номера, а номер был зеленый с белым. Номера таких цветов приняты в пяти штатах: в Мичигане, Айдахо, Небраске, Вермонте, Вашингтоне и еще в провинции Саскачеван в Канаде.

– Чем же это может вам помочь?

– А то, что следующие пару дней наши ребята будут следить за всеми машинами, приехавшими из этих мест. Будут останавливать их и проверять личность владельцев. Может, что-нибудь и обнаружат. Случалось, нам везло, даже когда мы знали о преступнике меньше, чем сейчас.

Питер кивнул, хотя все, что рассказывал полицейский, его мало интересовало. Кража в отеле произошла два дня назад, повторных случаев не было. А сейчас появились дела и поважнее.

Вскоре подошел лифт.

Лоснящееся от пота лицо Букера Т.Грэхема расплылось в радостной улыбке при виде Питера Макдермотта, единственного из всей дирекции, кто не брезговал время от времени спуститься в подвал, где находилась печь для сжигания мусора. Эти визиты, хотя они и были нечастыми, Букер Грэхем расценивал как королевскую милость.

Капитан Моллес сморщил нос от невыносимого зловония, которое еще сильнее чувствовалось из-за раскаленной печи. Блики от пламени плясали на закопченных стенах. Стараясь перекричать шум форсунки, Питер предупредил полицейских:

– Будет лучше, если я сам объясню ему, что нам нужно.

Йоллес кивнул. Он подумал, как и многие, кто бывал здесь до него, что это место, должно быть, – настоящий ад. И подивился, как может человек быть в таком помещении хоть какое-то время.

Йоллес наблюдал, как Питер разговаривает с высоким негром, который копался в мусоре, прежде чем отправить его в печь. Макдермотт захватил с собой лист бумаги со штампом президентских апартаментов и показал его своему собеседнику. Негр кивнул, взял бумагу, однако на лице его было написано сомнение. Он жестом показал на дюжину переполненных баков, стоявших вокруг. Кроме этих баков, были и другие, стоявшие на тележках, которые Йоллес заметил, когда они шли сюда. Теперь ему стало понятно, почему Макдермотт сначала отверг всякую возможность найти здесь клочок бумаги. И вот сейчас Питер спросил о чем-то негра, и тот в ответ покачал головой. Макдермотт возвратился к полицейским.

– В большинстве этих баков, – объяснил он им, – вчерашний мусор, собранный сегодня. Примерно треть того, что привезли, уже сожжена, и мы не можем узнать, попала или не попала туда интересующая нас бумага. Что же до остального мусора, то Грэхем все равно должен его перебрать, чтобы не остались случайные предметы – столовое серебро, пустые бутылки. Теперь он будет начеку – на случай, если попадется лист бумаги вроде той, что я дал ему, но сами понимаете, это работенка не из легких. До того как мусор поступает сюда, его прессуют, и мокрые отбросы пропитывают влагой все остальное. Я предложил Грэхему помощника, но он говорит, что шансов на успех будет еще меньше, если придет кто-нибудь, кто не привык работать по его методе.

– Так или иначе, – сказал второй полицейский, – на это я бы ставок не делал.

– Видимо, ничего другого нам и не остается, – заметил Йоллес. – Какие распоряжения вы оставили на случай, если ваш человек все-таки что-нибудь найдет?

– Он тотчас позвонит наверх. А я распоряжусь, чтобы мне сообщили о его звонке в любое время суток. И тогда позвоню вам.

Йоллес одобрительно кивнул. И все трое пошли прочь, а Букер Т.Грэхем погрузил руки в груду мусора, лежавшую на большом плоском лотке.

Отмычку преследовала цепь разочарований.

С наступлением вечера он вел непрерывное наблюдение за президентскими апартаментами. Близилось время ужина, и Отмычка, уверенный в том, что герцог и герцогиня отправятся куда-нибудь ужинать, как это делало большинство постояльцев, занял наблюдательный пост на десятом этаже рядом со служебной лестницей. Отсюда он прекрасно видел вход в апартаменты и в то же время обладал тем преимуществом, что мог быстро спрятаться за дверью, ведущей на лестницу. Отмычка проделывал этот маневр уже несколько раз, когда на этаже останавливался лифт и обитатели других номеров проходили по коридору, но, прежде чем спрятаться, неизменно успевал их разглядеть. Верно он рассчитал и то, что в это время дня на верхних этажах почти не бывает служащих отеля. Поэтому, если бы даже произошло что-то непредвиденное, он просто спустился бы на девятый этаж и – при необходимости – укрылся у себя в номере.

С этой частью его плана все было в порядке. Единственное, что путало все карты, это то, что герцог и герцогиня за весь вечер ни разу не покинули своего номера.

Но Отмычка продолжал надеяться: он видел, что в номер Кроилонов ужина не приносили.

В какой-то момент Отмычка даже решил, что прозевал уход Кройдонов, и осторожно прошел по коридору к двери их номера. Изнутри доносились голоса, один из них был женский.

А позже он и вовсе расстроился, увидев, что стали прибывать посетители. Они приходили поодиночке и парами, и вскоре после появления первых гостей двери президентских апартаментов уже не закрывались. Затем появились официанты с подносами, на которых стояли закуски, и в коридоре стал слышен гул разговоров и позвякивание льда в бокалах.

Появление довольно молодого широкоплечего человека – по мнению Отмычки, служащего отеля – крайне озадачило его. Лицо у человека было мрачное, как и у двух других мужчин, пришедших с ним. Отмычка достаточно внимательно разглядел всех троих и сразу понял, что те двое – полицейские. Правда, потом он постарался себя убедить, что это – плод его разыгравшегося воображения.

Эта троица ушла раньше всех, а за ними, примерно через полчаса, последовали и остальные гости. Несмотря на то, что к концу вечера народу в коридоре прибавилось. Отмычка не сомневался, что никто не обратил на него внимания – обычный постоялец, и все.

С уходом последнего из гостей в коридоре на десятом этаже наступила полная тишина. Время близилось к одиннадцати часам, и было ясно, что теперь уже ничего не произойдет. Отмычка решил подождать еще минут десять, а потом уйти.

Оптимизм, не покидавший его в начале дня, уступил место унынию. Он не был уверен, можно ли рискнуть и остаться в отеле еще на сутки. Он подумал было забраться в номер ночью или завтра рано утром, но потом отбросил эту мысль. Слишком велика была опасность. Если кто-нибудь проснется, никакие объяснения не оправдают присутствия Отмычки в президентских апартаментах. Со вчерашнего дня он понял еще одно: ведь у Кройдонов есть секретарь и горничная – их тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ему удалось узнать, что горничная живет где-то в отеле и в президентских апартаментах ее сегодня вечером не было. Но секретарь жил при Кройдонах, в одной из комнат, и приходилось считаться с тем, что он может проснуться, если ночью кто-то туда войдет. Кроме того, могли поднять лай собаки – Отмычка видел, как герцогиня выводила их на прогулку.

Словом, перед ним стоял выбор: либо оставаться в отеле еще на сутки, либо отказаться от драгоценностей герцогини.

И тут, когда он совсем уже собрался уходить, в дверях вслед за бедлингтон-терьерами появились герцогиня и герцог Кройдонские.

Отмычка тотчас шмыгнул на лестницу. Сердце его учащенно билось. Наконец-то, когда он уже распростился с надеждой, появилась возможность, о которой он так мечтал.

Однако все было не так просто. Герцог и герцогиня явно ушли ненадолго. И в номере остался секретарь. Но где именно? В своей комнате за закрытой дверью? И уже в постели? Судя по внешнему виду, он из тех, кто ложится рано.

Да, конечно, они могли столкнуться, но на этот риск следовало пойти. Отмычка понимал, что, если он не заставит себя действовать сейчас, нервы его не выдержат еще одного дня ожидания.

Он услышал, как двери лифта открылись, затем захлопнулись. И осторожно вышел в коридор. Здесь было безлюдно и тихо. Бесшумно ступая, он подошел к президентским аппартаментам.

Ключ, который ему изготовили, повернулся легко, как и сегодня днем. Отмычка приоткрыл одну створку, ослабил пружину и вынул ключ. Замок сработал бесшумно. Дверь даже не скрипнула, когда он снова медленно ее отворил.

За дверью была прихожая, а дальше – просторная комната. Слева и справа были еще две двери, обе – закрытые. Из-за правой двери доносились звуки радио. В номере горел свет, но никого не было видно.

Отмычка вошел в прихожую. Натянул перчатки, затем медленно закрыл и запер дверь в коридор.

Двигался он осторожно, но быстро. Звук шагов заглушал бобрик, покрывавший пол в прихожей и гостиной. Отмычка пересек гостиную и подошел к следующей двери, которая была приоткрыта. Как он и предполагал, за ней находились две просторные спальни, каждая со своей ванной, а между ними – гардеробная. В спальнях, как и в других комнатах, горел свет. И сразу ясно было, где спальня герцогини.

Там стоял комод, два туалетных столика и стенной шкаф наподобие чуланчика. Отмычка принялся методично обшаривать их все один за другим. Ни в комоде, ни в первом туалетном столике шкатулки для драгоценностей или чего-либо похожего на нее не оказалось. Правда, там было несколько предметов – золотые вечерние сумочки, портсигары и дорогие пудреницы, – которые в других условиях (и будь у него больше времени) он с радостью бы прихватил. Но сейчас он лихорадочно искал главное, а все остальное отбрасывал.

В верхнем ящике второго туалетного столика не было ничего заслуживающего внимания. Не лучше дело обстояло и со средним ящиком. В нижнем лежала стопка белья. Под ней он обнаружил продолговатый кожаный футляр ручной работы. Он был заперт.

Не вынимая футляра из ящика. Отмычка с помощью ножа и отвертки прчнялся взламывать замок. Однако вещь была сработана крепко и не поддавалась. Прошло несколько минут. Но время-то бежало, и при мысли об этом Отмычку бросило в пот.

Наконец замок уступил нажиму и крышка откинулась. Под нею, сверкая так, что дух захватывало, лежали в два ряда драгоценностикольца, броши, колье, серьги, диадемы. Все украшения были из золота и платины, многие – с драгоценными камнями. При виде их у Отмычки даже перехватило дыханье. Значит, часть прославленных драгоценностей герцогини все-таки не была сдана в сейф отеля. Отмычка еще раз убедился, что предчувствие не обмануло его. Он протянул обе руки, чтобы схватить добычу. И в ту же секунду услышал, как ключ повернулся в замке входной двери.

Реакция Отмычки была молниеносной. Он захлопнул крышку футляра и аадвинул ящик. Потом рванулся к двери спальни, которую оставил приоткрытой. Сквозь узкую щель Отмычке видна была гостиная. И сейчас туда вошла горничная из службы отеля. Через руку у нее были перекинуты полотенца, и она направлялась к спальне герцогини. Горничная была пожилая и слегка прихрамывала. Шла она медленно, и в этом для Отмычки была последняя надежда на спасение.

Стремительно повернувшись. Отмычка кинулся к лампе у кровати. Нашел провод и дернул. Спальня погрузилась в темноту. Теперь ему необходимо было что-то взять в руки, сделать вид, будто он зачем-то сюда зашел. Все равно что! Хоть что-нибудь!

У стены стоял маленький чемоданчик. Отмычка схватил его и направился к двери.

Когда он распахнул дверь, горничная ахнула и схватилась за сердце.

– Где это вы запропастились? – строго спросил Отмычка. – Вам давно уже следовало быть здесь.

Первый испуг, а потом еще и выговор, повергли горничную в полнейшее смятение. Отмычке же только это и требовалось.

– Простите, сэр. Я видела, что у вас были гости и…

– Сейчас это уже не имеет значения, – оборвал он ее. – Делайте свое дело. Кстати, там лампа нуждается в починке. – И он указал на спальню. – Герцогиня хочет, чтобы ее исправили сегодня же. – Все это он произнес приглушенным голосом, помня, что в аппартаментах находится секретарь.

– О сэр, я прослежу, чтобы все было сделано.

– Отлично, – Отмычка небрежно кивнул и вышел из апартаментов.

В коридоре он старался ни о чем не думать. Это ему удалось, но, очутившись в собственном 830-м номере, он бросился на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, дал волю отчаянию.

Прошло больше часа, прежде чем Отмычка решил вскрыть замок чемоданчика, вынесенного из спальни герцогини.

Внутри оказались плотно уложенные пачки американских долларов. Банкноты были мелкие, уже побывавшие в употреблении.

Трясущимися руками Отмычка насчитал пятнадцать тысяч долларов.

Из подвала, где находилась печь для сжигания мусора, Питер провел обоих детективов к выходу на авеню Сент-Чарльз.

– Мне хотелось бы, чтобы какое-то время никто не знал о том, что произошло сегодня, – предупредил Питера капитан Йоллес. – Вопросов и так будет предостаточно, когда мы выдвинем обвинение против этого вашего Огилви. И нет смысла раньше времени связываться с репортерами.

– Если бы это было в нашей власти, – заверил его Питер, – мы, в отеле, предпочли бы вообще не давать этому делу огласки.

– На это не рассчитывайте, – буркнул Йоллес.

Вернувшись в ресторан, Питер обнаружил, что Кристина и Альберт Уэллс уже ушли, – впрочем, это его не удивило.

Когда он спустился в вестибюль, ночной дежурный остановил его и сказал:

– Мистер Макдермотт, вам тут записка от мисс Фрэнсис.

Записка лежала в заклеенном конверте и состояла всего из одной строчки:

«Уехала домой. Если можете, приезжайте. Кристина».

Питер решил поехать. Наверняка Кристине хочется поделиться мыслями о событиях минувшего дня, в том числе и об удивительном признании, которое сделал сегодня вечером Альберт Уэллс.

Во всяком случае, в отеле его ничто не задерживало. Так ли? Внезапно Питер вспомнил об обещании, которое дал Марше Прейсмотт сегодня днем, когда так бесцеремонно оставил ее одну на кладбище. Тогда он сказал, что позвонит ей позднее, но совсем об этом забыл. Ведь прошло всего несколько часов с того момента, как разрядился нависший над отелем кризис. Питеру показалось, что миновало несколько дней, и бурные события отодвинули мысли о Марше на задний план. Тем не менее, невзирая на поздний час, он решил все же позвонить девушке.

Питер снова зашел в кабинет бухгалтера по кредитным операциям в цокольном этаже и набрал номер Прейскоттов. Марша ответила после первого же гудка.

– Питер, наконец-то! – воскликнула она. – А я все время сидела у телефона. Ждала, ждала, потом не выдержала, сама дважды звонила и просила, чтобы тебе передали.

Питер вспомнил о груде неразобранной почты и записок у себя на столе и устыдился.

– Я действительно виноват, но, к сожалению, не могу объяснить причину – пока еще не могу. Скажу лишь, что у нас сегодня всего хватало.

– Расскажешь мне завтра.

– Марша, боюсь, что завтра у меня будет очень напряженный день…

– Жду к завтраку, – заявила Марша. – Если предстоит действительно трудный день, тут требуется настоящий новоорлеанский завтрак. Ведь домашние завтраки – дело особенное. Ты когда-нибудь ел такой?

– Я обычно обхожусь без завтрака.

– Только не завтра. А уж Анна готовит их вообще бесподобно. Наверняка вкуснее, чем в вашем старом отеле.

Устоять перед пылкостью Марши и ее обаянием было просто невозможно. Да к тому же он ведь сбежал от нее сегодня.

– Но ведь завтрак-то у меня должен быть ранний.

– Приезжайте в любое время.

В конце концов они условились на 7:30 утра.

А через несколько минут Питер уже сидел в такси и ехал к дому Кристины в Джентильи.

Питер позвонил у подъезда. Когда он поднялся, Кристина ждала его на пороге своей квартиры.

– Ни слова, – предупредила она, – пока не выпьем по второму стаканчику. Иначе я не в состоянии все это переварить.

– Тогда поторопитесь, – посоветовал ей Питер. – Вы еще не знаете и половины того, что произошло.

Она приготовила «дайкири» и сейчас достала стаканы с напитком из холодильника. На тарелке лежала гора сандвичей с ветчиной и курицей. По всей квартире пахло свежемолотым кофе.

Питер неожиданно вспомнил, что он, несмотря на путешествие по кухням отеля, с самого ленча ничего не ел.

– Я так и думала, – сказала Кристина, когда он сообщил ей об этом. – Налетайте!

Он подчинился ее приказу и, поглощая сандвичи, наблюдал, как ловко Кристина двигается по маленькой кухоньке. Питеру было удивительно хорошо здесь, словно он сидел в крепости, защищенной от всего, что происходило за стенами этого дома. Он подумал: «Должно быть, я не безразличен Кристине, раз она так обо мне заботится». А главноеони понимали друг друга, и даже молчание – как сейчас – объединяло их.

Питер отодвинул стакан с «дайкири» и протянул руку к чашке, которую Кристина только что наполнила кофе.

– Итак, – проговорил он, – с чего же мы начнем?

Они проговорили почти два часа, и ощущение близости между ними все возрастало. А под конец оба пришли к единому мнению, что им предстоит интереснейший день.

– Сегодня я ни за что не усну, – сказала Кристина. – Даже если бы захотела, не смогла бы. Уж я-то себя знаю.

– И я спать не буду, – сказал Питер. – Но по другой причине.

Его уже не терзали больше сомнения – хотелось лишь, чтобы эти минуты длились вечно. Питер обнял Кристину и поцеловал ее.

И когда, чуть позже, они стали близки, иначе, казалось, и быть не могло.

ПЯТНИЦА

То, что герцог и герцогиня Кройдонские катили связанного по рукам и ногам Огилви к краю крыши «Сент-Грегори», а стоявшая внизу толпа напряженно ждала, когда же он свалится, – это казалось вполне объяснимым. А вот то, что всего в нескольких метрах от них Кэртис О\'Киф и Уоррен Трент яростно дрались окровавленными рапирами, – это было удивительно и гадко. Почему же, дивился Питер, не вмешается капитан Йоллес, стоявший поблизости, рядом с выходом на лестницу? Тут он заметил, что полицейский в эту минуту был всецело поглощен наблюдением за гнездом какой-то гигантской птицы, где как раз в эту минуту раскололось едилственное яйцо. Секунда – и из него появился воробейпереросток с веселым личиком Альберта Уэллса. Но тут внимание Питера отвлекло то, что происходило на скате крыши, где вместе с Огилви отчаянно барахталась Кристина, а Марша Прейскотт помогала Кройдонам подталкивать этот живой комок все ближе и ближе к зияющей пропасти. Толпа внизу продолжала глазеть, а капитан Йоллес, позевывая, стоял у дверного косяка.

И Питер вдруг понял, что, если он хочет спасти Кристину, надо действовать. Но когда он попытался сдвинуться с места, обнаружилось, что ноги его словно приклеились к полу и отказываются повиноваться рвущемуся вперед телу. Питер хотел закричать, но горло словно железным кольцом сдавило. Глаза его с немым отчаянием смотрели на Кристину.

И вдруг все, кто был на крыше, – Кройдоны, Марша, О\'Киф и Уоррен Трент замерли и стали прислушиваться. Даже воробей с лицом Альберта Уэллса нахохлился. Теперь уже и Огилви, Йоллес и Кристина тоже слушали. Но что?

Внезапно в голове Питера начался такой звон, словно все телефоны на земле зазвонили одновременно. Звук приближался, нарастал, заглушая все вокруг. Питер зажал уши руками, но какофония телефонных трелей все нарастала. Тогда он крепко зажмурился – и открыл глаза.

Он был у себя в комнате. Будильник, стоявший у кровати, показывал половину седьмого.

Питер полежал еще несколько минут, пытаясь сбросить с себя этот дикий, нелепый сон. Затем босиком прошлепал в душ, где заставил себя положенное время простоять под холодной струей. Из ванной Питер вышел совсем проснувшимся. Накинув махровый халат, он прошел в маленькую кухню, поставил на огонь кофейник, затем снял телефонную трубку и набрал номер отеля.

Питер попросил соединить его с ночным администратором – тот сказал, что за ночь от Букера Т.Грэхема не поступало известий о каких-либо находках. Нет, добавил ночной администратор не без некоторого раздражения, сам вн в котельную не спускался. Впрочем, если мистер Макдермотт желает, он, сейчас туда сходит и сообщит по телефону о результатах; при этом Питер уловил в его тоне легкую досаду – ночному администратору явно не хотелось выполнять такое поручение, да еще в конце долгой утомительной смены. Ведь печь для сжигания мусора находится где-то в самом дальнем подвале, так?

Питер брился, когда вновь зазвонил телефон. Ночной администратор сообщил, что разговаривал с Грэхемом, который вынужден огорчить мистера Макдермотта, ибо столь необходимая ему бумага не нашлась. Теперь, похоже, она уже не найдется. Администратор добавил, что у Грэхема, как и у него, кончается смена.

Питер решил, что сообщит капитану Йоллесу об этих новостях, а вернее, об отсутствии новостей, несколько позже. Он вспомнил, что подумал вчера вечером – да, собственно, и сейчас так считал, – что администрация отеля сделала все от нее зависящее и выполнила свой общественный долг. Остальное уже – дело полиции.

Пока Питер одевался и одновременно прихлебывал кофе, мозг его работал в двух направлениях. Во-первых, он думал о Кристине, а затем – о своем будущем в отеле «Сент-Грегори», если он здесь удержится.

После вчерашней ночи он понял: Кристина должна быть с ним, что бы ни ждало их впереди. Это убеждение все росло и теперь окончательно оформилось. Он считал, что, пожалуй, влюбился, но остерегался вдаваться в более глубокий анализ своих чувств. Ведь однажды у него уже был горький опыт: то, что он принял за любовь, рассыпалось в прах. Поэтому лучше, пожалуй, довериться интуиции и не пытаться опережать события.

Возможно, это звучит прозаично, размышлял Питер, но с Кристиной ему спокойно. Это действительно таи и лишь подкрепляет правильность его выбора. Он был убежден, что со временем узы, связывающие их, не ослабнут, а, наоборот, станут крепче. Он верил, что и Кристина испытывает такие же чувства к нему.

Инстинкт подсказывал Питеру: не торопи события, пусть все будет так, как угодно судьбе.

Что же касается отеля, то даже сейчас трудно было поверить, что Альберт Уэллс, которого они считали милым, малозаметным человечком, оказался финансовым магнатом, который либо уже держит «Сент-Грегори» в руках, либо вот-вот приобретет его.

На первый взгляд казалось, что положение Питера укрепится в результате столь неожиданного поворота событий. У него установились со старичком вполне дружеские отношения, и у Питера сложилось впечатление, что он тоже нравится старичку. Но бизнес и симпатии – две разные вещи. Самые милые люди становились твердыми и беспощадными, если этого требовали соображения дела. К тому же едва ли Альберт Уэллс станет лично управлять отелем, а человек, которому он это доверит, может иметь вполне определенную точку зрения на то, какой ему нужен штат.

Однако и тут, следуя правилу, Питер решил не волноваться заранее.

Когда Питер Макдермотт подъехал на такси к дому Прейскоттов на Притания-стрит, над всем Новым Орлеаном разливался перезвон колоколов, отбивавших половину восьмого.

За изящными, словно парившими в лучах раннего утреннего солнца колоннами, величественный особняк сверкал благородной белизной. Воздух был свеж и прохладен – в нем еще чувствовался предрассветный туман. Над покрытой каплями росы травой плыл тонкий аромат цветущих магнолий.

Лишь отдаленные звуки просыпающегося города, доносившиеся со стороны авеню Сент-Чарльз, нарушали тишину и покой вокруг дома Прейскоттов.

Пройдя лужайку по извилистой дорожке, выложенной битым кирпичом, Питер поднялся на ступеньки террасы и постучал молоточком в тяжелые резные двери.

Дверь отворил Бен, слуга, который подавал им с Маршей ужин в среду.

– Доброе утро, сэр, – сердечно приветствовал он Питера. – Входите, пожалуйста. – И в холле объявил: – Мисс Марша просила проводить вас на галерею. Она выйдет через несколько минут.

Вслед за Боном Питер поднялся по широкой, изящно закруглявшейся лестнице и пошел по просторному, расписанному фресками коридору, по которому они шли с Маршей в среду в полутьме. Неужели это было всего два дня назад? – подумал Питер.

При дневном свете галерея выглядела столь же элегантно обставленной и уютной, как и вечером. Здесь стояли глубокие кресла и кадки с растениями и цветами. У балюстрады, откуда открывался вид на сад, стоял накрытый к завтраку стол. Сервирован он был на двоих.

– Все в доме так рано встали из-за меня? – спросил Питер.

– Что вы, сэр, – успокоил его слуга. – Мы здесь рано встаем. Мистер Прейскотт, когда бывает дома, любит начинать дела спозаранку. Он все повторяет: день и без того короток, так зачем же его еще укорачивать.

– Вот видите! Я же говорила, что мой отец похож на вас.

Услышав голос Марши, Питер обернулся. Девушка неслышно появилась у них за спиной. Она внесла с собой аромат роз и свежесть росы, и сама была словно роза, раскрывшая свои лепестки навстречу утреннему солнцу.

– Доброе утро! – с улыбкой приветствовала их Марша. – Бей, будьте добры, приготовьте мистеру Макдермотту абсент по-швейцарски. – И с этими словами она взяла Питера под руку.

– Смотрите не переусердствуйте, – сказал Питер Вену. – Я знаю, что новоорлеанский завтрак принято начинать с абсента, но имейте в виду: у меня новый босс. И я бы предпочел увидеться с ним в трезвом виде.

– Слушаюсь, сэр! – широко улыбнувшись, ответил слуга.

Они уселись за стол, и Марша спросила:

– Поэтому-то вы так…

– Вы хотите сказать: исчез как кролик в цилиндре мага? Нет. Тогда было нечто иное.

Глаза Марши раскрывались все шире, по мере того как он рассказывал о том, что дало расследование дорожного инцидента, когда сбили мать с ребенком, – правда, он не упомянул при этом имени Кройдонов. Он твердо решил не поддаваться настойчивым расспросам Марши, добавив лишь:

– Как бы ни разворачивались дальше события, сегодня мы кое-что об этом услышим.

А сам подумал: сейчас Огилви, наверно, уже в Новом Орлеане и его допрашивают. Если его задержат, значит, против него будет выдвинуто обвинение и дело передадут в суд, о чем тотчас узнает пресса. В ходе расследования неизбежно зайдет речь о «ягуаре», и тогда всплывет имя Кройдонов.

Питер попробовал абсент по-швейцарски, который Вен поставил перед ним. Он помнил, из чего состоит коктейль – недаром ведь он работал когда-то барменом: травы, яичный белок, сливки, оршад и немного анисовой водки. Коктейль был приготовлен на редкость искусно. Марша, сидевшая напротив, пила апельсиновый сок.

Интересно, продолжал раздумывать Питер, удастся ли герцогу и герцогине Кройдонским отстоять свою версию непричастности к преступлению, если Огилви будет признан виновным? Сегодняшний день мог дать ответ и на этот вопрос.

Ясно одно: если записка герцогини и существовала, то теперь она исчезла бесследно. Из отеля новых известий не поступало – во всяком случае, по этому делу, – а Букер Т.Грэхем давно уже ушел с работы.

Бой поставил перед Питером и Маршей тарелки с креольским творогом «евангелина», смешанным с фруктами.

Питер не без удовольствия принялся за еду.

– Вы тут начали что-то рассказывать, – заметила Марша. – Речь шла об отеле.

– Ах, да. – И, поглощая творог с фруктами, он рассказал ей об Альберте Уэллсе. – Сегодня будет официально объявлено, что у нас новый владелец. Мне позвонили и сказали об этом, как раз когда я собирался к вам.

Звонок был от Уоррена Трента. Он сообщил Питеру, что мистер Демпстер, представляющий финансовые интересы нового владельца «Сент-Грегори», находится на пути из Монреаля в Новый Орлеан. Он уже прибыл в Нью-Йорк, где должен пересесть на самолет компании «Истерн», прилетающий в Новый Орлеан утром. Питера попросили приготовить для него номер в отеле; вслед за тем состоится встреча старого и нового руководства, ориентировочно намеченная на одиннадцать тридцать. Уоррен Трент просил Питера быть на месте, так как он может понадобиться.

К удивлению Питера, голос у Трента был отнюдь не подавленный, а, напротив, звучал гораздо бодрее, чем в последние дни. Интересно, знает ли У.Т., подумал Питер, что новый владелец «Сент-Грегори» уже находится в отеле? Напомнив себе, что до официального перехода власти в новые руки он должен оставаться верным прежней администрации, Питер пересказал Уоррену Тренту разговор, состоявшийся накануне вечером между Кристиной, Альбертом Уэллсом и им самим. «Да, я знаю об этом, – сказал Уоррен Трент. – Вчера поздно ночью мне звонил Эмиль Дюмер из Торгово-промышленного банка: он вел переговоры за Уэллса. Почему-то они окружили это дело тайной. Но теперь игра идет в открытую».

Питер знал также, что Кэртис О\'Киф и остановившаяся с ним мисс Лэш покидают «Сент-Грегори» сегодня утром. Очевидно, их пути расходились, поскольку администрация, в задачи которой входило выполнение такого рода услуг для особо важных постояльцев, заказала билет на самолет до Лос-Анджелеса для мисс Лэш, тогда как Кэртис О\'Киф направлялся в Неаполь через Нью-Йорк и Рим.

– Я вижу, вы не перестаете о чем-то думать, – сказала Марша. – Как бы мне хотелось, чтобы вы хоть немного поделились со мной. Моего отца всегда тянуло на разговор за завтраком, но матери это было ни к чему. А меня вот интересует.

Питер улыбнулся. И рассказал девушке, какой предстоит ему день.

Пока они беседовали, остатки «евангелины» были убраны и на столе появилось дымящееся, аппетитно пахнущее блюдо – «сарду». Яйца, сваренные вкрутую, лежали попарно на лепестках артишока, покрытые сверху взбитым шпинатом и залитые голландским соусом. Рядом с тарелкой Питера появилось розовое вино.

– Теперь мне понятно, что вы имеете в виду, говоря, что вам предстоит очень тяжелый день, – заметила Марша.

– А мне понятно, что вы имели в виду, говоря о традиционном новоорлеанском завтраке. – Питер заметил экономку Анну, появившуюся в конце галереи. – Великолепно! – крикнул он ей и увидел, как старая женщина расплылась в улыбке.

Через некоторое время – Питер так и ахнул – появилось горячее мясное филе с грибами, поджаренный французский хлеб и мармелад.

– Сомневаюсь, что смогу это осилить… – покачав головой, сказал Питер.

– Еще будут cripes suzette[11], – сообщила Марша, – а также cafe au lai\'t. Когда здесь были большие плантации, люди просто смеялись над европейскими завтраками. Они из завтрака устраивали пиршество.

– То же сделали и вы, – сказал Питер. – Причем дело не только в пиршестве. Вы сами; уроки истории, которые вы мне дали; часы, проведенные здесь с вами. Я никогда этого не забуду – никогда!

– Вы говорите так, словно прощаетесь со мной.

– Да, Марша. – Питер посмотрел ей прямо в глаза, потом улыбнулся. – Сразу после cripes suzette.

Воцарилась тишина; наконец Марша сказала:

– А я-то думала…

Питер перегнулся через стол и накрыл рукой руку Марши.

– Наверно, мы оба грезили наяву. Думаю, так оно и было. И для меня это была приятнейшая из грез.

– Но почему же только греза?

– Есть вещи, которые невозможно объяснить, – мягко ответил Питер. – И как бы человек тебе ни нравился, ты должен сделать правильный выбор, решить…

– Так, значит, мое решение не в счет?

– Марша, я должен верить своему суждению. Так будет лучше для нас обоих. – А сам подумал: верно ли? Ведь сколько раз инстинкт подводил его. Быть может, в эти минуты он совершает ошибку, о которой будет сожалеть много лет. Как можно быть в чем-то уверенным, когда правду часто узнаешь слишком поздно?

Питер почувствовал, что Марша вот-вот расплачется.

– Извините, – сказала она глухим голосом. Потом встала и быстро ушла в глубь дома.

А Питер сидел и корил себя за излишнюю прямолинейность – ведь он мог сказать все мягче, теплее, пожалеть эту одинокую девушку. Вернется ли она? – подумал он. Прошло несколько минут, и вместо Марши на галерее появилась Анна.

– Похоже, вам придется заканчивать завтрак в одиночестве, сэр. Я думаю, мисс Марша уже не выйдет.

– А где она? – спросил Питер.

– Плачет у себя в комнате. – Анна передернула плечами. – Не в первый ведь раз. Думаю, что и не в последний. С ней всегда так, когда она не получает, чего хочет. – Она убрала тарелки из-под бифштексов. – Бен подаст остальное.

– Нет, спасибо, – покачал головой Питер. – Мне пора.

– Ну, хоть чашечку кофе выпейте.

Наливал кофе Бей, но поставила его перед Питером Анна.

– Да не переживайте вы из-за этого, сэр. Я уж постараюсь успокоить ее, когда страсти чуть поулягутся. Все дело в том, что у мисс Марши слишком много свободного времени – вот она и копается в себе. Наверное, все могло бы быть иначе, если бы ее папочка почаще оставался дома. Да только его не дождешься. Совсем нас забыл.

– Хорошо, что вы это понимаете.

Он вспомнил, что Марша рассказывала ему об Анне, как молоденькую девушку заставили выйти замуж за человека, которого она почти не знала; как они потом счастливо прожили больше сорока лет, пока муж Анны не скончался год тому назад.

– Я слышал о вашем муже, – сказал Питер. – Видимо, это был прекрасный человек.

– Мой муж?! – удивленно закудахтала экономна. – Не было у меня никакого мужа. Никогда в жизни замужем не была. Так и осталась в девицах.

Но ведь говорила же Марша: «Они жили здесь, с нами, Анна и ее муж. Он был самым добрым, самым милым человеком, какого я когдалибо встречала. И если на свете бывают идеальные пары, то их как раз можно назвать такой». Значит, ома все это придумала, чтобы убедить Питера согласиться на ее предложение.

– О боже милостивый! – продолжала кудахтать Анна. – И насочиняла же вам мисс Марша небылиц. Она у нас такая выдумщица. Все время как в театре играет, так что вы, пожалуйста, не волнуйтесь за нее.

– Понимаю, – ответил Питер не очень уверенно, тем не менее почувствовав облегчение.

Бей проводил его до дверей. Солнце уже начинало припекать, хотя часы показывали только начало десятого. Питер быстро вышел на авеню Сент-Чарльз, а там свернул в сторону отеля. Он надеялся, что прогулка поможет разогнать сонливость после обильной трапезы. Ему было искренне жаль, что не удастся больше увидеть Маршу, и немного грустно, а почему – он и сам не мог понять. И когда только я научусь разбираться в женщинах, подумал Питер. Наверное, никогда.

Лифт номер четыре снова заработал. Неделю назад он стал капризничать, и чем дальше шло дело, тем хуже. Эти поломки и неожиданные капризы лифта начали изрядно раздражать Сая Левина, немолодого человека, который работал на нем в дневную смену.

В прошлое воскресенье лифт несколько раз отказывался двигаться, несмотря на то, что внешние и внутренние дверцы были плотно закрыты. Монтер сказал Саю, что такая же история была и в понедельник вечером, когда в кабине находился заместитель главного управляющего мистер Макдермотт.

В среду лифт простоял несколько часов. Механики сказали, что неисправна муфта сцепления, однако ремонт ничего не дал и в течение следующего дня лифт трижды отказывался сдвинуться с шестнадцатого этажа.

Вот и сегодня лифт номер четыре на каждом этаже останавливался и трогался с места рывками.

В обязанности Сая Певица вовсе не входило выяснять, в чем дело. Да его особенно и не волновали причины неполадок, хотя он слышал, как главный инженер Док Викери ворчал, что приходится все «латать и латать» и что ему нужно «сто тысяч долларов, чтобы выпотрошить старье и установить новые механизмы». Интересно, кто бы отказался от таких денег? Уж, конечно, не Сай Левин, недаром он каждый год старается наскрести деньжат, чтобы купить билет тотализатора, хотя это ему ни разу еще ничего не принесло.

Как бы там ни было, а с такими, как он, ветеранами в «Сент-Грегори» считались, и Сай решил завтра же попросить, чтобы его перевели на другой лифт. Да и чего, собственно, стесняться? Он проработад в отеле двадцать семь лет и управлял лифтами еще тогда, когда многих из этих сопляков, которые теперь работают здесь лифтерами, и на свете-то не было. И уж после сегодняшнего дня пусть кто-нибудь другой возится с этим проклятущим лифтом номер четыре.

Время близилось к десяти, и утренняя жизнь отеля входила в обычное русло. Сай Левин принял в кабину очередной груз пассажиров – в основном участников каких-то конгрессов, с именными табличками на лацканах, – и поехал – вверх, останавливаясь на разных этажах, вплоть до самого последнего, шестнадцатого. По дороге вниз, на десятом этаже, кабина заполнилась до предела, и весь остаток пути до вестибюля лифт пронесся без остановки. Во время этого спуска Сай заметил, что лифт перестал дергаться. Ну, вот, подумал он, по крайнем мере, эта штука в конце концов наладилась сама собой.

Дальше от истины он едва ли мог быть.

Высоко наверху, на самой крыше отеля, словно ласточкино гнездо, прилепился контрольный пункт. И там, в механическом сердце лифта номер четыре, наступала последняя секунда полезной жизни маленького электрического реле. Беда – о чем никто не знал и даже не догадывался – таилась в крошечном стержне-толкателе размером с обычный гвоздь.

Этот стержень был ввинчен в миниатюрную металлическую головку, которая приводила в действие три выключателя. Один из них подавал и отключал ток тормозной системы лифта, второй давал энергию мотору, а третий контролировал цепь генератора. Когда все три функционировали нормально, кабина плавно опускалась и поднималась, подчиняясь приказу со щитка управления. Но если работать будут только два выключателя, а третий, контролирующий мотор лифта, откажет, кабина начнет падать под тяжестью собственного веса. Вызвать такую аварию могло лишь одно: полный износ стержня и головки.

Уже несколько недель стержень – толкатель расшатывался в своем гнезде. Расшатываясь – столь незначительно, что, если увеличить амплитуду в сто раз, смещение не превышало бы толщину человеческого волоса, головка медленно, но неуклонно поворачивалась, вывинчиваясь из толкателя. Это имело двоякие последствия. Во-первых, длина толкателя и головки самопроизвольно увеличилась. А во-вторых, переключатель мотора был готов вот-вот отключиться.

Подобно тому, как последняя крошечная песчинка может перевесить чашу весов, так и едва заметный поворот головки мог сейчас окончательно отключить мотор лифта.

Этим-то и объяснялись капризы четвертого лифта, которые заметили Сай Левин и другие. Аварийная бригада пыталась найти причину неполадок, но все старания ее ни к чему не привели. Да и трудно было в чем-либо винить бригаду. Ведь работу каждого лифта обеспечивало более шестидесяти таких реле, а лифтов в отеле было двадцать.

Никто не заметил и того, что оба предохранительных устройства в самой кабине плохо работали.

Словом, в пятницу утром, в десять минут одиннадцатого, лифт номер четыре буквально висел на волоске.

Мистер Демпстер из Монреаля прибыл в половине одиннадцатого. Питер Макдермотт, оповещенный о приезде мистера Демпстера, спустился в вестибюль, чтобы официально приветствовать его. Пока ни Уоррен Трент, ни Альберт Уэллс еще не показывались, – от последнего вообще не было никаких вестей.

Доверенный Альберта Уэллса оказался крупным энергичным мужчиной, внешне напоминавшим управляющего крупным банком. Когда Питер заметил вскользь, что все произошло уж очень стремительно, просто голова идет кругом, тот лишь ответил:

– Мистер Уэллс часто так действует.

Посыльный проводил гостя в номер на двенадцатом этаже.

А через двадцать минут мистер Демпстер появился в кабинете Питера.

Он сказал, что уже виделся с мистером Уэллсом и разговаривал по телефону с Уорреном Трентом. Встреча, ориентировочно назначенная на одиннадцать тридцать, состоится. А пока мистер Демпстер хотел бы побеседовать, еще с несколькими служащими отеля, в том числе с бухгалтером-ревизором, и мистер Трент предложил ему воспользоваться для этого директорским кабинетом.

Мистер Демпстер производил впечатление человека, привыкшего командовать.

Питер проводил его в кабинет Уоррена Трента и представил Кристине. Он уже видел ее в это утро. Приехав в отель, он сразу же разыскал ее, и хотя в холодной, официальной обстановке директорского кабинета они могли лишь подержаться за руки, длже этого было достаточно, чтобы оба испытали радостное волнение.

– Ах, вот вы какая, мисс Фрэнсис, – впервые улыбнувшись с момента своего приезда, сказал гость из Монреаля. – Мистер Уэллс упоминал ваше имя – он говорил о вас очень тепло.

– Я считаю мистера Уэллса замечательным человеком. Я считала так и до… – Кристина запнулась и умолкла.