Что можно сказать о мебели «Икеи»? Элементарные деревяшки, скрепленные элементарными болтами. Примитивизм. А если хочешь купить что-то красивое — иди в другой магазин. В «Три Кита», например.
— А фамилия у вашего любимого мужчины есть?
В «Икее» мебель дешевая, но она и выглядит, как дешевая, студенческая. Эконом-класс.
Можно так начать свою речь, но это не смешно, а оскорбительно. «Икея» — детище Ингвара, а детьми следует восхищаться. Критика неуместна даже в шутку. Маргарета просто не поймет и обидится, и я подведу Марьяну. Ее просто выгонят с работы.
— Была. Захватов. Анатолий Захватов. Мой любимый Толик.
Не нравится — не приходи на открытие. Сиди дома. А если пришла и села за стол — изволь соблюдать правила игры.
Так это же тот самый коллекционер, фильм о котором видела Сашенька. На мгновение девушку затопила волна облегчения. Значит, родные Тимошки не принимали участия в том ограблении, которое послужило причиной смерти Захватова. Раз драгоценности Захватов подарил Вороной, значит, к его смерти никто из семьи Тимошки отношения не имеет.
Владимир Ильич Ленин говорил о себе: «Я понимаю юмор, но не владею им». Возможно, Маргарета тоже не владеет, но она от этого не становится хуже. За что ее обижать? За то, что она богата? Но при всем своем богатстве она ходит в тапках и растянутой кофте, хотя могла бы нацепить на каждый палец по бриллианту величиной с булыжник, а на уши повесить целую люстру…
— В вашем комплекте было еще кольцо! — заявила Сашенька, чем вызвала недоуменный взгляд Юры и внимательный взгляд Вороной.
В этот момент меня объявили.
Я не знала, что я скажу. Но надо было выходить и говорить.
Актриса медленно кивнула:
Я вышла, обернулась лицом к присутствующим, выпрямила спину, вскинула голову. И начала.
Дословно я не помню, но содержание моей речи примерно такое:
— Верно. Кольцо было. Но оно пропало еще много лет назад. Его у меня тоже украли.
— История человечества знает три степени мастерства. Чтобы было понятнее, приведу для примера швейное дело: первая степень мастерства — это мешок с дыркой посредине, для головы. И две дырки по бокам — для рук. Это одежда дикарей, чтобы не холодно было бегать за мамонтом.
Вторая степень мастерства — это когда портной умеет шить. Он берет материю и воплощает все, что он умеет: складочки, рюшки, бантики, плечики, воланы — буквально все-все-все, до чего дошла швейная наука.
Облегчение тут же уступило место унынию. Пусть родные Тимошки и не грабители, но они воры. Кольцо-то у Вороной было украдено.
И есть третья степень мастерства: маленькое простое черное платье от Шанель и бриллиантовый бант на плече. Можно не бриллиантовый, из кристаллов «Сваровски». Никто не заметит разницы. Талантливо и лаконично.
Мебель «Икея» — это строгий скандинавский стиль. Третья степень мастерства.
— Не могу понять, откуда вам известно про кольцо и про то, что оно вообще было.
Дерево — материал честный, долговечный, практически вечный. И красивый, как все, что создала природа. Сейчас в мебельной промышленности используют заменители дерева, а именно прессованные опилки, их называют ДСП. Эти ДСП обклеивают пленкой и выдают за панели дуба.
— А я навела справки. Этот гарнитур являлся собственностью господина Захватова и был похищен из его дома, прямо из хранилища. Колье, серьги и кольцо. Колье и серьги изображены на фотопортрете, а кольцо… кольцо пропало.
В пищевой промышленности придумали искусственную черную икру из нефти. Внешне она похожа на настоящую, но в рот не возьмешь. ДСП — это тоже своего рода икра из нефти. ДСП служит недолго. А мебель «Икея» — навсегда, длиннее чем жизнь. Она пахнет березой и сосной. И через какое-то время ты перестаешь ее замечать, потому что эта мебель врастает в твой дом и становится тобой. Полная совместимость.
Ингвар Кампрад экономит деньги покупателя, но никогда не экономит на качестве. И люди хотят эту мебель. Недаром эти синие кубы магазинов рассыпаны по всему земному шару, и все народы им рады. И мы, русские, в том числе.
Сказав это, Сашенька почти сразу повернула кольцо камнями внутрь. Нет, не пришло еще время, чтобы раскрывать все свои карты. И ей показалось, что этого маленького маневра никто не заметил. Вороная была слишком подавлена свалившимися на нее несчастьями. А Юра думал о чем-то своем.
Спасибо Ингвару Кампраду и всем, кто бережет его покой и создает вокруг него творческую атмосферу.
Маргарета смотрела на меня блестящими глазами. Она улыбалась. На ее лицо лег нежный румянец. Она помолодела на глазах, и было легко разглядеть в ней ту, прежнюю Маргарету, которую Ингвар увидел когда-то и полюбил навсегда.
Вечером в моем доме раздался звонок. Я открыла дверь и увидела молодую девушку, по виду студентку. Это была сотрудница «Икеи». Она привезла подарки: две довольно большие картонные коробки. Я предложила девушке пройти в дом, выпить чаю, но она торопилась.
Девушка сразу ушла, а я с любопытством открыла обе коробки. В одной было ведро для шампанского. В такое ведро кладут лед и погружают в него бутылку.
Глава 8
В другой коробке — фужеры для вина.
Я вытащила все это на стол и стала любоваться. Ведро конечно же не было серебряным, но нарядно блестело. Фужеры — тоже не хрустальные, из чистого стекла, но тонкие, прекрасной формы.
Подарки в стиле Ингвара, эконом-класс, но они сверкали и радовали ничуть не меньше, чем бриллиантовая брошь на маленьком платье от Шанель.
Юра был деловит и собран.
Какая разница, в каком ведре стоит бутылка: из серебра или из мельхиора? Какая разница, в какие фужеры налито вино: в хрустальные или в стеклянные? Ингвар Кампрад вернул нам нормальное понимание простоты. Тяга к дорогим вещам — комплексы, которые пришли к нам от бедности советской жизни. Не было ничего, поэтому хочется иметь ВСЕ. А люди, которые могут позволить себе ВСЕ, — теряют к этому интерес. Главное — предназначение.
У Ингвара Кампрада мощная энергия, направленная на созидание. Деньги — это результат, как пятерка ученику за домашнее сочинение. Или за контрольную работу. Но ведь контрольная написана. И эта контрольная — жизнь.
— Оставим пока что кольцо в покое, займемся недавним исчезновением колье и серег.
— Их украли!
— Это я понял. И кого вы подозреваете в первую очередь?
Ингвар Кампрад умер 27 января 2018 года. Ему был девяносто один год.
— Видимо, Лелю. Ее исчезновение наводит на такую мысль.
Странно, что такие люди тоже умирают. Мне кажется, что такие человеческие экземпляры должны иметь двойной срок. Скажем так: лет двести. Но перед Богом все равны: бедные и богатые, талантливые и бездарные, умные и дураки. Дело не только в том, сколько человек живет. Дело в том, ЧТО он после себя оставляет.
Ингвар расставил синие кубы своих магазинов по всему земному шару. Люди останавливаются и читают желтые буквы: ИКЕА. И думают: что бы это значило?
— Когда была совершена кража?
А это значит:
И — Ингвар,
— Вчера!
К — Кампрад,
— Вы в этом так уверены?
Е — Эльмтарюд (название фермы, где Ингвар родился),
А — Агуннарюд (название ближайшей деревни).
— Абсолютно! Накануне вечером я как раз примеряла колье. У меня была мысль надеть его на премьеру. Я даже советовалась с Аделаидой, как лучше оформить мой образ, чтобы колье органично сочеталось бы с костюмом.
— И вы демонстрировали колье портнихе?
— Я его примерила. Достала его из сейфа, примерила, мы с Адой обсудили все детали, и я снова убрала его в сейф.
— Только колье?
Если сложить заглавные буквы, получается ИКЕА, но «А» в конце произносить неудобно, поэтому произносят «Я».
— Колье и серьги.
— А вам не показалось, что портниха как-то особенно отреагировала на них? Она видела раньше на вас эти драгоценности?
— Вряд ли. И да, она ими заинтересовалась. Она попросила разрешения взглянуть на них поближе. Они ей явно очень понравились. Она сказала, что знает толк в старинных украшениях, ее маме от ее бабушки досталось нечто подобное. Разумеется, я подняла ее на смех и объяснила, чем отличаются украшения графини от каких-то дешевых побрякушек ее бабки. После этого она вернула мне колье, и мы вернулись к примерке. Больше мы про драгоценности не говорили.
— Она как-нибудь изменилась в своем поведении?
Дом за поселком
К дачному поселку «Советский писатель» прилепился еще один дом. Он стоял особняком, как говорится, сбоку припека.
Вороная задумалась.
Дом был небольшой, одноэтажный, с односкатной крышей. Напоминал ларек. Но ларек не простой, а изысканный. Проект был сделан знаменитым архитектором.
— Вы правы. Аделаида стала такой задумчивой. Она несколько раз ошибалась, мне приходилось ее то и дело одергивать. Раньше такого за ней я не замечала.
Известно, что все талантливое просто. Ничего лишнего. Красный кирпич, черепичная крыша, просторные окна, широкая палуба перед домом, выложенная диким камнем.
Посреди палубы стоят две развесистых сосны с розовыми стволами. Сосны растут из земли. Во время стройки их не срубили, а оставили стоять на своем месте. Дикий камень огибает ствол, не касаясь. Под соснами столик и два кресла. А в креслах — хозяева дачи Миронова и Менакер, известная эстрадная пара. Ко всему прочему это — родители артиста Андрея Миронова.
— Как долго вы знакомы с потерпевшей?
В цирке, как правило, два клоуна: белый и рыжий. Рыжий смешит. Белый — резонер. Эстрадные пары именно так и распределяют свои функции. Весь успех достается тому, кто смешит. Рыжему. А белый выполняет вспомогательную функцию и находится в тени рыжего.
Молодая артистка Маша Миронова встретила молодого Менакера на гастролях.
— Несколько месяцев. Да, ровно столько она работает у нас в театре. Но плотно общаться мы с ней начали всего как месяц. С момента подготовки к премьере встал вопрос о пошиве нового костюма. Пару раз я приглашала Аделаиду к себе домой для примерки.
Александр Менакер — добропорядочный, женатый еврей положил глаз на молоденькую Машу. Вспыхнул роман, который привел их в постель. А куда еще приводят романы? Бывает, в петлю, но это не тот случай.
Менакер планировал уложить свой роман в гастрольный график, а с концом гастролей вернуться в лоно семьи, где у него подрастал сын. Но у Маши Мироновой не забалуешь.
— Это был тот костюм, в котором ее и нашли?
Кстати сказать, она тоже была замужем и не предполагала перемен. Однако с судьбой не поспоришь.
В первую же общую ночь она проснулась на рассвете, села к столу и написала письмо своему мужу, где поставила его в известность: она полюбила и уходит.
— Да. Представляете, какой ужас? Я теперь ни за что не надену. Хоть режьте меня!
Менакер, продравши свои голубые (а может, карие) глаза, увидел Машу в ночной рубашке возле стола с письмом — буквально Татьяна Ларина. Он удивился:
— Ты что делаешь?
— Судя по афишам, вы уже выступали в таком же или подобном костюме?
— Пишу письмо мужу, — отвечала Маша. — Уже написала. А теперь ты вставай и пиши своей жене.
— О чем? — не понял Менакер.
— Тот пришел в негодность. Для премьеры я хотела сшить себе новый. Но теперь придется выступать в старом. Новый сшить мне уже не успеть. А почему вы так подробно расспрашиваете меня про Аду? И все время упоминаете ее имя в контексте с пропавшими драгоценностями.
— О том, что ты от нее уходишь.
— Куда? — спросонья он плохо соображал.
— Дело в том, что во время осмотра места преступления в складках одежды вашей портнихи был найден ключ от сейфа. Сделал его мастер, чья мастерская находится всего через два дома от вашего. Он его помнит, потому что ключ в изготовлении был сложный, мастер дважды его переделывал. А найденные на ключе отпечатки пальцев принадлежат вашей портнихе.
— Ко мне, куда же еще…
Так создалась новая семья. Родился сын Андрюша. Родился совместный творческий союз «Миронова и Менакер».
— Я ничего не понимаю. Ада подделала ключ от сейфа?
Ни он, ни она ни разу не пожалели о содеянном. Это был счастливый брак.
Сын Андрей — прелестный ребенок, а в дальнейшем талантливый артист — украшал их жизнь. Видимо, судьбе нужен был именно Андрей, и для этого судьба свела двух людей на гастролях. Если бы Маша Миронова оказалась трусливой и нерешительной, все могло пойти другим путем. Менакер стал бы бегать из семьи, врать тут и там. Во вранье долго не проживешь, любовь бы рассохлась и никакого Андрея, никакого творческого союза. Так что Маша оказалась права. Она всегда была права.
— Вероятно, она также подделала ключи от вашей квартиры. Мы также нашли их рядом с телом. На них также были отпечатки пальцев убитой.
— Я потрясена.
Дачный поселок принадлежал писателям. Чужих туда не принимали.
Миронова и Менакер опоздали со вступлением в кооператив, а может, их не взяли, поэтому они приобрели кусок земли рядом с поселком. Можно сказать, вплотную, но не в самом поселке. Проехать к их дому через нашу территорию было невозможно. К Мироновым надо было подъезжать в объезд через деревню Батаково. Но это не проблема. Какая разница, как подъезжать. Главное — куда приехать.
— И хотя слесарь из соседней мастерской в этих ключах своей работы не признал, но мы считаем, это небольшая проблема. С просьбой об их изготовлении Аделаида могла обратиться и куда-то в другую мастерскую. Главное, что на ключах от входной двери также есть отпечатки ее пальцев. И ясно, что эти ключи использовали по назначению.
Дом Мироновых стоял в сосновом бору. Летом весь участок, как ковром, был застлан сосновыми иголками. Сосны — это не ели. Ели — мрачные, тяжелые, не хватает только Бабы-яги. А сосны — прозрачные, с божественным запахом смолы.
— Невероятно. Ада хотела меня ограбить! Подделала мои ключи!
Если выйти из калитки — взору открывается солнечная поляна. А в легком отдалении — сосновая аллея. Видимо, ее когда-то высадили. Мачтовые сосны — прямые и гордые — поднимаются высоко в небо. Вдоль аллеи стоят скамейки со спинками. На скамейках гастарбайтеры — дети разных народов: грузины, армяне, белорусы, хохлы — весь Советский Союз, развалившийся после перестройки. Здесь же солдаты, которые проходят службу при санатории ФСБ.
— Но самое интересное, что в мастерскую с просьбой об изготовлении ключей от вашего сейфа обращалась отнюдь не Аделаида, к мастеру приходил совсем другой клиент. По описанию, это был высокий мужчина. Светловолосый, голубоглазый, харизматичный. Мастер сказал, похож на артиста.
Эта земля и аллея принадлежат санаторию ФСБ (Федеральная служба безопасности). Путевки продаются только членам семей этой закрытой организации.
Хулио Вега нутром чувствовал, что эта дверь обеспечит им неприятности по полной программе.
Светловолосый? Похож на артиста? Да это же Олег! Но Сашенька не успела проговориться, ее опередила сама Вороная.
Отдыхающие тоже бродят по аллее, грызут семечки и плюют на землю.
К солдатам приходят девушки с хутора Ильичевка. Девушки — нарядные, красивые, поскольку человек в цвету всегда красив. И солдаты — тоже в цвету. У них хорошее настроение, они жаждут любви и надеются на легкую добычу.
Он перевел глаза на своего коллегу Арчи Траделла, детектива из отдела по борьбе с наркотиками, и выразительно покачал головой. Было ясно, что он хотел сказать: «Нынче таких дверей уже не делают! Слабо!»
— Это Олег! — воскликнула она. — Вот мерзавец! А я-то думаю, что это он ко мне зачастил! И Лелька тоже с ним заодно! Дома у нее они видеться с Олегом не могут! Муж не позволяет! А я-то глупая уши развесила, приютила братика с сестренкой. А они мне злом за добро отплатили! Ограбить меня захотели! И ограбили!
По аллее гуляют дачники, выгуливают своих собак. Здесь же няньки с детьми. Няньки тоже поглядывают на нестарых рабочих в надежде на взаимное чувство. Воздух напоен флюидами молодости. Жизнь кипит. Ну если не кипит, то подогревается. Буквально Вавилон или, как пела известная группа «Бони М», «Бабилон».
Траделл, огромный детина с огненно-рыжей бородой, ответил понимающей улыбкой и поиграл мускулами — дескать, справимся.
Если просто пройтись по аллее — повышается настроение. Потому что жизнь охватывает и подхватывает. Веселье творится само собой, вырабатывается как кислород из зеленых листьев.
Оба отчаянно нервничали. Они впервые на пару самостоятельно проводили рейд. И объект был очень серьезный — «мишнская шайка» считалась самой опасной и самой активной в районе.
— Но взяли они только колье и серьги. Довольно странное ограбление, вы не находите?
Аллея выводит к реке. Крутой берег. На берегу смотровая площадка. Внизу видна петля реки. Именно на этом месте поэт Михаил Матусовский написал слова: «Речка движется и не движется, вся из лунного серебра».
Так называемый ордер на обыск «без стука в дверь», то есть на молниеносную операцию, увенчал длительное расследование Траделла и Веги — последние две недели наблюдение велось двадцать четыре часа в сутки, была собрана масса информации, в том числе и от «шестерок».
— Что же в нем странного? Взяли самое ценное!
Присутствие речки, аллеи и «Бабилона» украшает нашу дачную жизнь, как праздничный стол с разнообразными закусками: тут тебе и мясо, и рыба, и селедочка, и разнообразные салаты. Можно не просто утолить голод, а получить удовольствие.
Сам Мартин Гиттенс, всеми уважаемый полицейский и великий знаток Мишн-Флэтс, поддержал Траделла и Вегу. Так что ордер был получен без всяких оговорок. Операция обещала отличные результаты.
— И даже на деньги не позарились?
А детектив Вега давно мечтал проявить себя.
Миронова и Менакер любили сидеть у себя за забором на своей палубе с соснами. Но если им хотелось прогуляться, они выходили за калитку, и в их распоряжении была поляна, гордая аллея, чистая река и прогулочная тропа, которая огибала санаторий. По времени этот прогулочный круг занимал сорок минут. Вполне достаточно для людей среднего возраста. А если хочешь продлить прогулку, идешь два круга. Можно идти медленно, можно быстро. Спорт. А мимо тебя мелькает разнообразие из людей, ландшафта — тоже не последнее дело. Нервная система любит, когда меняется картинка перед глазами.
— Денег-то там было всего несколько тысяч.
Мы оказались соседями. От моего дома до «ларька» восемь минут ходьбы. Надо выйти за забор, который отделяет наш поселок от остальных муниципальных земель, свернуть направо, пройти три минуты, и оказываешься перед калиткой Марьи Владимировны.
Отличишься раз — дадут новое хорошее задание, на котором можно опять отличиться. И пошло-поехало. Вега мечтал о карьере. Сперва, этой осенью, сдать экзамен на сержанта, прокантоваться еще пару лет в отделе по борьбе с наркотиками, а затем рвануть в отдел спецрасследований или, чем черт не шутит, в отдел по расследованию убийств. Разумеется, о своих планах Хулио Вега не слишком распространялся — он знал, что его напарник, рыжеволосый гигант Арчи Траделл, равнодушен к карьере.
— Рублей?
К тому времени, о котором пойдет речь, Александр Семенович Менакер уже умер. Я его не застала. Видела один раз.
Траделл и думать не думал перебираться в отдел по расследованию убийств или еще куда. Его вполне устраивала эта малоперспективная возня с наркодельцами. Некоторые действительно любят подобную работу: никаких тебе трупов в начале расследования, а враг — такой же предельно профессиональный, как и его противники из полиции. Голыми руками не возьмешь. Кому нравится неспешная интеллектуальная игра в кошки-мышки — пожалуйста. Вега не такой. Ему нужны быстрые результаты. Он пытался разбудить амбиции в Траделле, сто раз повторял ему: кто не расследует убийств, тому настоящего служебного успеха не видать. Вега даже намекал, что Траделлу стоит сдать экзамен на сержанта, но Арчи только посмеивался.
У Андрея Миронова есть роль Ханина в фильме Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин». Ханин — точный образ интеллигенции тридцатых годов, тех, кого в тридцать седьмом году вычистил из общества Сталин. Это были идейные, кристально чистые красивые люди. В этой роли Андрей поразительно похож на Менакера — внешне и внутренне. Он серьезен, глубок и скрыто трагичен. Это моя любимая роль Андрея в кино. Именно по этой роли я поняла сущность Менакера и сущность Андрея. Их сценический комедийный образ совершенно не совпадал с их внутренним наполнением.
— Скажете тоже! — фыркнула Вороная. — Долларов и евро! Держала на случай поездок на гастроли. Да какие уж теперь гастроли, разве что в Индию или Китай, а там другая валюта нужна.
Быть и казаться. Казаться можно кем угодно. Хороший артист сыграет все. Но быть… Это совсем другое дело.
— И что я буду с этого иметь? — отмахивался он. — Зачем уходить оттуда, где мне нравится?
— И все же я пока что не могу назвать человека, который бы побрезговал несколькими лишними тысячами долларов, тем более если уж они сами идут ему в руки. А они их не взяли.
Я часто заходила к Марье Владимировне со своим пятилетним внуком Петрушей. Мой внук не просто красив, а гений чистой красоты: глазастый, белокурый, пастушок Лель.
Во время последнего такого разговора они сидели в обшарпанном баре «Краун Вик» с видом из окна на залитую лунным светом Мишн-авеню, сердце Мишн-Флэтс. Квартал за кварталом — невзрачные серые дома с облупившимися фасадами. Застрять тут на всю жизнь? Ну как ты объяснишь это парню, если он этого просто не чувствует!
Однажды, чтобы сделать приятное Марье Владимировне, я сказала:
— Петруша похож на вашего Андрея в детстве.
— Да, действительно, странно. Возможно, у них осталась хоть капля совести, вы так не считаете?
«Хочешь здесь сгнить — твое дело», — решил тогда Хулио Вега. Пусть себе мотается по Мишн-Флэтс до пенсии и ловит на горячем шваль, торговцев наркотиками. Вега — другой. Он игрок. Он в движении. Он все преодолеет, он всего добьется. Но для начала… для начала надо выделиться уже на этой работе. Тогда откроется путь и к сияющим вершинам. Дело должно выгореть. Его блестящий послужной список должен начаться с сегодняшнего дня!
Марья Владимировна развернулась и вылупила на меня свои голубые глаза под щипаными бровями.
— Кто? — с ужасом спросила она. — Этот? — и ткнула пальцем в сторону моего пастушка.
Вега и Траделл стояли перед дверью как часовые — молча, неподвижно.
— Посмотрите, что происходит. Олег в сговоре со своей сестрой или самостоятельно делает копию ключа от вашего сейфа. Для этого он частенько наведывается к вам в гости, допускаю, что Леля отводила вам глаза, а Олег в это время выскальзывал к мастеру с ключом. Затем наступает день икс. Воры вскрывают ваш сейф, но берут оттуда лишь два украшения. Оставляют лежать деньги и другое золото. Странно?
Я поняла, что Петруша в ее глазах — ссохшийся жабенок и смешно, даже неприлично сравнивать его с богоподобным Андрюшей.
Остальные шестеро полицейских думали только о собственной безопасности. Ни один из них не хотел оказаться прямо перед дверью, на линии возможного огня. Они жались по стенам. Впрочем, на крохотной лестничной площадке безопасное место найти сложно. На четверых была форма и бронежилеты. Двое из отдела по борьбе с наркотиками привыкли работать под прикрытием и сейчас тоже были в джинсах и кроссовках. Но джинсы и кроссовки пусть вас не смущают — эти ребята прошли огонь и воду и брали штурмом не одну квартиру в Мишн-Флэтс.
Я не обиделась. Это была любовь. Марья Владимировна обожала своего сына до дрожи. Он был ее ВСЁ, как Пушкин для России.
— Не знаю, к чему вы клоните.
Я любила своего внука примерно так же. И люблю до сих пор. Имею право.
На протяжении долгих секунд полицейские тщательно прислушивались к звукам из квартиры.
Тишина полнейшая.
Марья Владимировна говорила: «Человеческая жизнь делится на две половины. Одним удается первая половина, другим — вторая. Мне удалась первая».
— Олег вообще не мог лично вскрыть сейф, — произнесла Сашенька. — Если ограбление произошло вчера, то он был уже в больнице.
Наконец все взгляды устремились на Вегу в ожидании знака.
Вторая половина жизни Марьи Владимировны — это судьба-катастрофа. В возрасте сорока шести лет умер Андрей. Это случилось на гастролях в Риге, во время спектакля «Женитьба Фигаро». Оказывается, у Андрея в голове была аневризма, о которой он не знал. Аневризма — это патология сосуда, когда он расширяется и утончается, становится как мыльный пузырь. Сейчас аневризму научились распознавать заранее и вовремя удалять, а в те времена об опасности никто не догадывался, и аневризма в голове — как бомба с часовым механизмом.
Вега присел у стены и кивнул напарнику: давай!
Марья Владимировна отдыхала в это время на Рижском взморье. Ей позвонили из больницы и мягко сообщили, что Андрею плохо. А ему уже не было ни плохо, ни хорошо. Андрей умер.
— Кто в больнице?
Сорок шесть лет — не время для смерти. Человек еще не готов. А тем более Андрей. Он был на вершине своего успеха.
Могучий Траделл решительно шагнул к двери. На душной тесной площадке было кошмарно жарко — добрых тридцать градусов. Траделл весь взмок, его тенниску хоть выжимай. Пот струился по рыжей бороде во влажных завитках. Траделл широко улыбался — возможно, со страху. В руках он сжимал полутораметровую стальную трубу. В газетах потом напишут, что полицейские использовали таран. На самом деле это была простодушная самоделка: залитый бетоном кусок водосточной трубы, к которому умельцы в полиции приделали ручки.
— Олега порвал Чингиз.
Умер и Александр Семенович Менакер. Это случилось раньше ухода Андрея. Слава богу, что отец не застал смерть сына.
Марья Владимировна осталась одна на самом дне человеческого горя. Я ее навещала. Мы говорили об Андрее. Вернее, она говорила, я слушала. Марья Владимировна обвиняла фильм «Трое в лодке, не считая собаки». Во время съемок Андрей упал с лодки в холодную воду. Марья Владимировна подозревала, что именно оттуда взяла свое начало аневризма: переохлаждение. Это могло быть так и не так. Но человеку свойственно искать причину несчастья, и находить, и пытаться раскрутить в обратную сторону.
Вега растопырил пятерню и начал отсчет. Осталось четыре пальца. Три. Два. Один. Начали!
— Его леопард?
У Андрея от первого брака с Екатериной Градовой осталась дочь Маша.
Траделл что было мочи ударил «тараном» в дверь.
Она унаследовала красоту матери и талант отца.
Лестничная клетка отозвалась сочным гулом.
— Обозлился, накинулся на дрессировщика прямо на арене и сильно потрепал.
У Маши родился мальчик, его назвали Андрей, в честь дедушки. Чудесный мальчик с тонким красивым личиком.
Дверь не шелохнулась.
Я познакомилась с ним, когда Андрюше было лет пять. Я спросила:
Траделл быстро отступил назад, замахнулся как следует — и ударил еще раз.
— Как поживаешь?
— Надо же, какая ужасная смерть.
Дверь тряхнуло. Но устояла, подлая!
Он ответил, вздохнув:
Полицейские нервно переминались с ноги на ногу — с каждой потерянной секундой напряжение росло. Всем становилось все больше и больше не по себе.
— Я влюбляюсь.
— Олег пока что жив. Он находится в больнице.
— Давай, громила, не робей! — крикнул Вега Траделлу.
Я сочувственно покивала головой:
Третий удар. Снова мрачный гул по всей лестничной клетке.
— В дедушку пошел…
Но Вороная словно не слышала ее слов.
Четвертый удар. Но звук наконец-то другой. Крррах!
Андрей тоже влюблялся, но у него не было другого выхода. Его добивались самые красивые женщины поколения. Можно понять: молодой, талантливый, знаменитый, обеспеченный.
Марья Владимировна не привечала правнука. Ее раздражал тот факт, что ребенок «незаконный», рожден от чистой любви. Я ее не понимала.
Есть пролом! И тут же, в почти слитном звучании, раздался выстрел.
— А вы знаете, — задумчиво произнесла она, — ведь точно такая же смерть постигла и Светлану — его жену.
— Да какая вам разница? — удивлялась я. — Это же ваш внук, родная кровь.
Марья Владимировна вскипала, ее щипаные брови вставали торчком. Лицо становилось злым.
Фонтан крови, розовый туман, брызги чего-то мягкого — и Траделл на полу, на спине, половины черепа как не бывало.
— Олег еще жив.
Марья Владимировна была человеком своего времени, «из бывших». Барыня, как тургеневская мамаша. Это воспитание вошло в нее, в состав ее крови. Она не могла быть другой. Однако в конце жизни Марья Владимировна завещала Маше свою дачу. Значит, любила ее в глубине души. Кровь — не вода.
Рядом громыхнул об пол «таран», выпавший из рук мертвеца.
Полицейские бросились кто куда — в основном почти кувырком вниз по лестнице.
— Прямо до жути все знакомо, — продолжала Вороная. — Там тоже рассвирепевшее животное напало на свою дрессировщицу. Правда, случилось это не во время выступления, а непосредственно на конюшне, но дела это не меняет. Леля пыталась помочь, хотела вытащить тело Светланы, которое топтал конь, но Светлана все равно погибла под копытами своего любимого Клауса. А ведь она вырастила его с маленького жеребеночка. Они друг в друге души не чаяли. Надо было видеть, как этот Клаус нежно брал с ладони своей хозяйки соленый или сладкий сухарик. А как бережно он подбирал зернышки овса с ее ладони. Ни разу он ее даже не прикусил. Он обожал свою хозяйку. Готов был ради нее в огонь и воду. Никогда не видела такой слаженной работы, эти двое понимали друг друга без слов. И вдруг такая трагедия. Мы все долго не могли поверить в то, что это случилось.
Один из громких романов Андрея — актриса Таня Егорова.
— Арчи! — благим матом кричал один. — Арчи!
— Берегись, стреляют! Берегись, стреляют! — нелепо и бессмысленно орал другой, очумевший от вида крови.
Андрей — мужчина ее жизни. Таня чуть не вышла за него замуж и даже ждала ребенка, но… Сначала Таня потеряла ребенка, а потом Андрея.
— Мы? Кто это мы?
Вега тупо таращился на труп Арчи Траделла.
Марья Владимировна с облегчением перекрестилась. Она не воспринимала Таню. Не любила ее за «низкое происхождение». Таня была бедная, из «простой» семьи, носила дешевую бижутерию, и вся сущность барыни восставала против этого выбора. Марья Владимировна воспринимала эту связь как мезальянс, как если бы молодой барин женился на дворовой девке.
Кровь, кровь — сколько крови! Кругом. И лужа уже успела натечь под его головой.
— Вся наша студенческая компания, и я в том числе.
Водосточная труба с ручками сиротливо лежала в стороне.
Когда у Тани случился выкидыш, Марья Владимировна сказала: «Бог меня услышал».
Надо хватать ее и продолжать штурм.
Таня Егорова не смогла забыть Андрея и написала книгу «Андрей Миронов и я».
— Значит, вы и Светлану тоже хорошо знали? Не как жену Олега, а как подругу?
Но Вега не мог пошевелиться. Ноги-руки не слушались.
Таня не подозревала в себе литературных способностей, а села писать исключительно для того, чтобы исторгнуть Андрея из подсознания. Это книга-месть.
Таня высказала все, что было в ее душе, не скрывая имен.
— Я, Олег, Светлана и Леля — мы все одного выпуска! Вместе учились!
На нее обиделся весь театр, но слово не воробей. Вылетит — не поймаешь. А тем более — печатное слово.
Книга тем не менее распродалась молниеносно, у Тани появились слава и деньги — то, о чем она всегда мечтала. Правда, она мечтала о славе актрисы, а слава пришла с неожиданной стороны.
И тут Сашеньку осенило.
Я прочитала эту книгу. Книга легко читается, и ее успех мне понятен. Сплетническая литература всегда пользуется успехом, но здесь дело не в сплетнях, а в литературных способностях Т ани.
Часть первая
Таня — красивая женщина, талантливый человек, и судьба воздала ей по заслугам. А может, просто случай с книгой вывел Таню на ее истинную тропу. Стезя актрисы была ложной. С этой стези надо было сойти.
— Может быть, вы знаете и человека по фамилии Озеров?
После смерти Андрея Таня и Марья Владимировна сблизились. Можно понять. Это были две яркие, талантливые личности, интересные друг другу. Раньше их разъединял Андрей. Они существовали как две соперницы. Каждая тянула к себе предмет своей любви, разрывая бедного Андрея на две части. А сейчас, когда Андрея не стало, их сплотила немеркнущая любовь к ушедшему.
Мертвых забывают быстро. Вспоминают иногда для порядка, вздыхая поверхностно. А для Марьи Владимировны и Тани Андрей был живым. Таня не могла и не хотела его забывать. Он по-прежнему оставался мужчиной ее жизни.
— Пашку-то? — обрадовалась артистка. — Еще бы мне его не знать! Это же был мой главный бойфренд по училищу! С первого курса! Был влюблен в меня по уши. Кого хотите спросите из наших, все вам скажут, что Пашка Озеров увивался вокруг меня все время учебы. Но я уже тогда понимала, что он мне не ровня. За мной ухаживали очень влиятельные и высокопоставленные мужчины, они изо всех сил добивались моего внимания, а Пашка… Милый Пашка, он так и остался мало кому известным трюкачом, выступающим за горбушку хлеба. Да еще проблемы с алкоголем, как я слышала.
Она не понимала: как можно любить кого-то еще, кроме Андрея. Только с ним может быть так нежно, так интересно.
Степень цивилизованности народа определяется во многом тем, какими методами он обеспечивает выполнение своего уголовного права.
Из протокола судебного процесса «Миранда против штата Аризона», 1966 г.
Марья Владимировна и Таня постоянно говорили о нем, и не надоедало одной говорить, а другой слушать.
В конце концов Таня переехала к Марье Владимировне, своей бывшей врагине, и они стали жить вместе. Марья Владимировна видела, что в Тане застряла частичка любви Андрея. Андрей тоже любил Таню, очень сильно, хотя недолго.
— А его жену вы тоже знали?
Одиночество Марьи Владимировны было слегка размыто Таниным присутствием. Совсем слегка, но это лучше, чем ничего. Все-таки можно дышать.
Руку помощи протянул Олег Табаков, дай Бог ему здоровья. Он пригласил Марью Владимировну в «Табакерку» и предложил ей главную роль в своем спектакле. Была еще пьеса Злотникова «Уходил старик от старухи» в постановке Райхельгауза.
Современные режиссеры разглядели в Мироновой-клоунессе большую трагическую актрису уровня Фаины Раневской и Анны Маньяни.
Марья Владимировна просверкнула в своем новом амплуа. В ней проклюнулся интерес к жизни. Миронова-актриса вытаскивала прежнюю из болота отчаяния.
— Нет, вот с ней я знакома фактически не была. Пашка женился на ней уже после окончания училища. Но мне говорили, что она была родом из какой-то влиятельной семьи. Впрочем, это все было в девяностые. Тогда все так страшно смешалось. Прежняя жизнь рухнула, новая еще только зарождалась. Кто до развала страны был при хорошем положении и должностях, в один миг мог опуститься на самое дно или даже вовсе погибнуть. Не со всеми такое произошло, но примеров масса. И наоборот, кто был на дне, взлетали на самый верх. Тот же Толик Захватов, ведь кем он был в СССР? Фарцовщик-неудачник, получивший за спекуляции уголовный срок и отмотавший его полностью. Если бы СССР не рухнул, на его жизни можно было бы поставить крест. Но прежний строй рухнул, а в новом мире Толик себя чувствовал, словно рыба в воде. Пришло его время! Теперь он мог покупать и продавать что угодно. Какие там джинсы или кожаные куртки, он метил много выше. Я всех его дел не знаю, но слышала, что он обанкротил, а потом купил за копейки несколько заводов в нашей области. Потом перепродал их другим людям, и землю тоже. Если бы его не грохнули, сейчас он был бы богатым человеком, а мне не пришлось бы на шестом десятке плясать Сильву на сцене. Не поймите меня неправильно, я люблю свое творчество, это моя жизнь. Но у меня никогда не было выбора, словно бы кто-то там наверху все и сразу заранее решил за меня. Шмяк! И в личном деле появилась печать! Оленька у нас будет петь оперетки и радовать невзыскательную публику. И все! Ни шагу направо или налево, только вперед! Замуж за олигарха? Нельзя! Наследство от богатого папы? Еще чего выдумала! Этак ты и о сцене забудешь. Нет уж, не придумывай! Твой удел — это твоя сцена. И я пою. Весело мне — я пою. Грустно — тоже пою. Если хочется плакать, все равно пою. Потому что выбора у меня нет.
Две одинокие женщины, Марья Владимировна и Таня, переставали быть одинокими. Между ними постоянно присутствовал Андрей. Их было трое.
Они стали близкими людьми, как родственники. Обе актрисы, обе красавицы, у обеих Андрей.
1
Сашенька немного заскучала. Она видела, что и Юра едва сдерживается, чтобы не прервать актрису. Но они выслушали откровения Ольги, чувствуя, что иначе женщина может замкнуться в себе и замолчать вовсе. Поэтому приходилось слушать, поддакивать и проявлять сочувствие.
Я любила бывать у Марьи Владимировны. С ней было интересно. Марья Владимировна — осколок ушедшего времени, а в прошлом всегда есть что-то значительное, что невозможно восполнить.
В хорошую погоду мы выходили на палубу. Над нами сквозь сосны — купол неба. Мы заряжались от космоса. Замечательное состояние: интересная беседа и «вечная краса равнодушной природы».
Морис Улетт однажды пытался покончить жизнь самоубийством, однако в итоге лишь отстрелил себе правую часть челюсти.
— Вы прекрасно поете! — произнесла Сашенька, хотя вовсе не подозревала, как там поет их свидетельница. — Наверное, Захватов обожал вас слушать.
Я рассказывала ей последние новости. Какие бывают новости «в свете»: кто с кем разошелся, кто на ком женился, у кого с кем роман и кто помер ненароком.
Когда Марья Владимировна слышала, что с кем-то из ее недругов случались неприятности, она говорила: «Я не смеюсь и не плачу».
Бостонские хирурги хоть и заменили ему челюсть протезом, однако доброго слова от него не дождались.
— Да, он частенько устраивал у себя дома званые вечера. Приходили его знакомые, нужные люди, перед всеми я пела. Ах, сколько приглашений я получала в те дни. Славное было времечко. Один раз я даже пригласила с собой свою компанию. Пашка с Олегом жаловались, что совсем обнищали, и я решила, пусть ребята подзаработают. Толик был не против, чтобы они выступили перед его гостями. Но я потом здорово пожалела, что позвала ребят.
Смеяться неприлично, а плакать не хочется.
После операции лицо Мориса приобрело диковинно недолепленный вид.
В холодные дни мы сидели в доме. Дом Марьи Владимировны имел свое лицо. Она любила гжель, и в доме была целая выставка гжели — не случайной, а тщательно подобранной. Любила императорский фарфор и собирала его. На кухне целая стена была посвящена деревянным доскам, расписанным в стиле примитивизма.
— Почему?
Чтобы скрыть свое уродство, Морис был готов на что угодно. В молодости (а в момент несчастья ему было девятнадцать) он носил на лице бандану — пестрый шелковый платок, скрывавший лицо ниже глаз. Так маскировались грабители банков в старых вестернах. Это придавало Морису, парню в общем-то заурядному и приземленному, романтический вид. Подобный имидж какое-то время ему нравился. Но в повседневной жизни такой имидж приносил одни неприятности.
Комнаты в доме были маленькие: маленькая спальня, маленькая столовая с роскошным камином — все по принципу: необходимо и достаточно.
В конце концов образ романтического грабителя Морису порядком надоел. К тому же за платком было трудно дышать, а еда и питье в публичных местах превращались в сущую муку. Поэтому в один прекрасный день он попросту зашвырнул бандану подальше и стал жить с открытым лицом. Большую часть времени он и думать не думал о своем дефекте, хотя жизнь то и дело так или иначе напоминала ему, что его лицо — не такое, как у всех.
Однажды мы сидели перед камином, и по босой стопе Марьи Владимировны пробежал мышонок, величиной с наперсток.
— Они, как увидели дом, в котором жил на тот момент Толик, так у них прямо челюсти отвисли. Они не могли удержать в себе зависти, все время повторяли, почему одним людям все, а другим ничего. Потом они нажрались, дорвались до выпивки и жратвы, и понеслось. Ели как не в себя, словно с голодного острова приехали. Я несколько раз делала им замечания, но они только смеялись. Назвали меня мещанкой. Представляете, как мне было обидно. Помогла им, а в ответ получила такое! Но это еще полбеды. Выступили они тоже кое-как, мне было за них очень стыдно. Но втолковать, что они неправы, было уже невозможно. Однако самое худшее было еще впереди. После выступления они продолжали отмечать свою удачу, напились, а потом валялись по всему дому. Мне самой пришлось их собирать и выпроваживать вон.
— Ай! — вскрикнула Марья Владимировна. — Кто это? Мышь?
Большинство жителей городка настолько привыкли к деформированному лицу Мориса, что нехватка доброго куска челюсти раздражала их не больше, чем чья-то близорукость. Правда, все они старались оберегать его: при разговоре смотрели ему в глаза, а не шарили по лицу; обращались к нему по имени, с должным пиететом.
Летняя приезжая публика — те, конечно, таращились. Даже взрослые. Тогда они натыкались на ледяной взгляд кого-нибудь из местных, начиная с Рэда Кэффри и заканчивая Джинни Терлером. Любой житель городка умел загодя одернуть приезжего: отверни смотрелки, мистер!