Бовуар согласно кивнул.

 - И вот, они стояли на берегу, и Кортес приказал своим людям сжечь корабли.

 - Чтобы отрезать себе путь назад.

Два старших офицера Сюртэ, стоя в дверях, представляли себе ту давнюю картину. Что было делать солдатам Кортеса? Спорить с капитаном? Умолять его? Начать мятеж?

Или они смиренно сделали, как им велели, потому что обязаны были следовать приказу?

Конкистадоры отправились в Новый Свет, чтобы покорить его. За какие-то несколько лет они разрушат великую цивилизацию ацтеков. А взамен обретут несметные богатства. Однако... Большинство из них так и не покинут этих берегов.

Что они чувствовали, стоя там? Перед ними простирался неизведанный континент.  Дом, семья и спокойная жизнь остались позади. А осередине - лишь горящие корабли.

Ни Бовуару, ни Туссен не требовалось особых усилий, чтобы представить, как чувствовали себя конкистадоры.

Для них тоже не было пути назад.

Они уже вдыхали запах горелых мачт.

 - Дам тебе знать, как все пройдет, - бросил Бовуар, похлопав себя по карману с запиской. Уходя, он чувствовал, как следом за ним на яркий солнечный свет выбирается темная фигура.

Закрыв за Бовуаром дверь, Мадлен Туссен вернулась к столу. Тяжело опустившись в кресло, она нажала кнопку интеркома и попросила пригласить к ней инспектора Гогена. Уставившись в окно, она стала придумывать, как объяснит ему свое решение.

Темная фигура, словно обуглившийся остов, тихо стояла в углу и наблюдала за ней.

*   *   *

 - Обвиняемый лично посетил вас? Это так, шеф-суперинтендант?

 - Так. Я был дома, в Трех, Соснах, со своей женой…

 - Рейн-Мари Гамаш, - напомнил Залмановиц присяжным. - Именно она чуть раньше днем обнаружила тело Кати Эванс.

 - Именно так. Шеф-инспектор Лакост, глава отдела по расследованию убийств, была вместе с нами, как и инспектор Бовуар, мой заместитель.

 - Они сейчас в зале?

 - Non.

Прокурор оглянулся, посмотрел на галерею, удивленно повернулся к Гамашу. Снова они обменялись взглядами.

Судья Кориво взяла это себе на заметку.

В их переглядывании судья Кориво увидела, помимо взаимопонимания, еще кое-что, совершенно неожиданное. Симпатию.

Глаза Морин Кориво сузились от досады. Она подумывала пораньше окончить сегодняшнее слушание и пригласить обоих мужчин к себе на переговоры. Выяснить, наконец, правду.

Но поскольку она была женщиной терпеливой, то понимала, что если предоставит им время и свободу, эти двое, в конце концов, проявят себя, и тем самым дадут ей больше информации для понимания, что же на самом деле происходит.

 - Тогда уже наступило время обеда?

 - Вообще-то,  дело было уже после обеда. Гораздо позже.

 - Вас удивило то, что сообщил ваш обвиняемый?

 - Я был поражен. Мы, в конечном счете, дошли бы до этого сами. Выводы криминалистов подтвердили признание. На тот момент мы были уверены, что убийство мадам Эванс преднамеренно.

 - Почему?

 - Из-за костюма кобрадора. Костюм говорил нам, что убийство совершил кто-то близкий к жертве, кто-то обладающий знанием. Кто-то, кто знал секрет, который она считала хорошо спрятанным.

 - Но ведь костюм кобрадора и само присутствие кобрадора, говорило о другом? - возразил Залмановиц. - Не просто о секрете, но о вине настолько глубокой, что требовалось отмщение?

Гамаш покачал головой:

 - В том-то и странность. Истинные кобрадоры не практиковали месть. Никогда не оказывали физического воздействия на свои жертвы. Их миссией было обвинить и разоблачить. Воззвать к совести.

 - А наказание оставить высшему суду? - спросил Залмановиц.

 - Высшему суду? - переспросила судья Кориво. - Уже второй раз я слышу это выражение. Что же оно означает?

Барри Залмановиц выглядел так, словно с него только что свалились штаны.

 - Месье Залмановиц? - напомнила о себе судья.

Наконец-то она зацепила его, и, похоже, за самое живое. За то, чем она не особенно интересовалась, но что упало прямо к ее ногам.

 - Это цитата, - послышался спокойный, глубокий голос шефа-суперинтенданта Гамаша.

Судья Кориво ждала продолжения. Эта цитата, конечно, была ей знакома. Сам Гамаш использовал ее раньше. Да и Джоан провела изыскания в интернете. Но прокурор только что процитировал высказывание, давая понять, что это не просто слова. Что эти двое обсуждали их друг с другом.

 - Один из вас должен просветить меня, - предложила она.

 - Это слова Махатмы Ганди. - Гамаш развернулся к судье и она отметила, что его лицо блестит от пота.

 - Продолжайте, - попросила она.

 - «Есть суд выше суда земного, и это суд совести.  Он заменит все другие суды».

Морин слышала, как бешено клацают клавиши - пресса записывает.

 - Вы просто цитируете? - спросила она. - Или отстаиваете эту мысль?

Потому что высказывание прозвучало так, словно это были его, Гамаша, слова. Его мысли. Его убеждения.

И тут Морин Кориво поняла, что у нее в руках не просто кусочек к решению головоломки. Она получила ключ к разгадке всего гребанного дела. Она председательствовала на одном суде, в то время как эти двое присутствовали совершенно на другом. На высшем суде.

Знание это одновременно и разозлило ее, и потрясло. И сильно напугало. Морин боялась того, о чем только что узнала. И того, что оставалось по-прежнему неизвестным. Например, что заставило двух этих высокопоставленных чиновников обдумывать возможность нарушения закона, который они клялись защищать?

А может, они его уже нарушили?

 - Цитирую, - ответил Гамаш. В его глазах она прочла просьбу и предостережение: не заостряй внимания.

Гамаш снова повернулся к генеральному прокурору, оставив судье Кориво размышлять на тему - что же она только что услышала. И увидела. С чем, фактически, только что согласилась. И что ей делать дальше.

 - Итак, вы уже подозревали, что Кати Эванс убита кем-то, кто ее знал? - спросил Залмановиц, успевший взять себя в руки и способный двигаться дальше. Да и назад, что ни говори, пути уже не было.

 - Oui. Это преступление очень долго планировали, поэтому убийцей мог быть лишь тот, кто давно с ней знаком.

 - И этот кто-то знал ее настолько хорошо, что решил убить? Это значительно сузило круг подозреваемых.

 - Именно так.



Глава 23

 - У меня есть к вам вопросы, - тихо, но по-деловому проговорил Бовуар.

Он проделал путь до Монреаля, сквозь мокрый снег, чтобы сообщить страшную новость сестре Кати, Бет. Ему нужно было, чтобы она сосредоточилась, а не впадала в горе. Горевать она будет позже. А сейчас ему нужны были ответы.

 - Кати когда-нибудь рассказывала про кобрадора?

Бет посмотрела на мужа, сидящего рядом с ней на диване. Снизу раздавались крики детей, дерущихся за обладание ноутбуком.

 - Что? Нет.

 - Она шила?

Они посмотрели на следователя, словно на сумасшедшего. Бовуар их не винил. Вопрос даже для него самого звучал нелепо.

 - Шила? Э… чт… -  Бет пыталась собраться с мыслями.

 - На ней был надет плащ, и мы подумали, может она его сшила сама.

 - Нет, она не рукодельница. Но готовить умеет, - сообщила Бет, в голосе ее послышались нотки надежды на то, что она своим ответом хоть как-то помогла.

 - Merci. - Бовуар улыбнулся ей. И сделав необязательную запись в блокноте, заметил, как Бет посмотрела на мужа и напряженно улыбнулась ему.

 - Вы с сестрой были близки?

 - Да. Мы и порознь-то живем всего полтора года. Она младше. Я всегда защищала ее, хотя ей моя защита не требовалась. Мы всегда шутили по этому поводу. Она живет в паре улиц от нас, а мама с папой всего в паре кварталов. О, Господи…

Бет снова повернулась к мужу, тот обнял ее за плечи.

 - Мама с папой.

 - Я сообщу им, - сказал Бовуар. - Но если вы будете рядом, будет лучше.

 - Да, да, конечно. Ох, боже мой…

 - Вы с Кати рассказывали друг другу обо всем? - задал следующий вопрос Бовуар.

 - Думаю, да. Я ей обо всем рассказывала.

Муж Бет едва заметно повел бровью. Но этого было достаточно, чтобы понять - он удивлен. И ему не по себе.

 - Простите, но вы должны рассказать мне о чём-то, чем она поделилась с вами, и что могло быть для нее компрометирующим.

 - Что вы имеете в виду?

 - Нарушала ли она когда-нибудь закон? Делала ли что-то, чего стыдилась, о чем никому бы не рассказала? Что-то, что можно было использовать против нее?

  - Нет, конечно!

 - Подумайте хорошенько, пожалуйста.

Бет задумалась.

Бовуар следил за ее бледным, покрытым пятнами лицом. Видел, как напряжено ее тело, как она старается сдержать боль. Пытается взять себя в руки.

 - Кати раньше стягивала деньги из маминого кошелька. И я тоже. Думаю, мама знала. Мы брали понемногу, всего по 25 или 50 центов. А однажды она сжульничала на экзамене. Списала у соседки. Географию. Ей никогда не давалась география.

 - Что-нибудь еще?

Бет подумала еще и покачала головой.

 - Нет.

 - Ее брак был удачным?

 - Кажется, да. Они даже работают вместе, Кати и Патрик.

И снова ее муж, Ивон, шевельнулся. Бовуар стал наблюдать за ним.

Заметив изучающий взгляд инспектора,  Ивон сказал:

 - Мы… я никогда его особо не любил. Мне всегда казалось, что он ее использует.

 - Как это?

 - Она однозначно была в их паре мозговым центром, именно она решала все вопросы. Но она… как бы это сказать?

 - Старалась угодить? - предположила Бет. - Не то чтобы она уступала ему во всем, но если Патрик что-то захочет, то непременно добьется своего.

 - Он манипулятор, - заключил Ивон. - Но с нами это не срабатывало.

 - Оно не срабатывало почти ни с кем, - добавила Бет. - Только с Кати. Это больная тема. Мы любим ее, и не особенно любим его. Но она с ним счастлива, и поэтому мы смирились.

Бовуар понимающе кивнул. Пары, где один из супругов главенствует, не так уж и редки, хотя зачастую это не тот из двоих, на которого все думают. Со стороны должно было казаться, что именно Кати, архитектор, успешная женщина, была главной в семье. А на самом деле им был Патрик.

 - Тирания слабых, - сказал Ивон. - Я где-то читал об этом. Точно про Патрика сказано.

 - Тирания, - записал Бовуар. Очень мощное слово.

 - Что-нибудь еще припомните?

Они снова задумались.

Было ясно, что Бет изо всех сил старается справиться с горем, совладать с потрясением и не плакать. Она изо всех сил старается быть полезной.

Бовуару она понравилась. Они оба ему понравились. Он подозревал, что и Кати ему понравилась бы. За исключением хранимой ею тайны.

У них у всех есть секреты. Но только некоторые из этих секретов воняют сильнее остальных.

 - У меня ордер на обыск дома Кати. Не могли бы вы пойти со мной?

Ивон остался присматривать за детьми, а Бовуар с Бет проехали на машине короткое расстояние до дома Патрика и Кати.

Оставшись с Бет наедине, Бовуар спросил:

 - Точно больше ничего не было?

Бет хранила молчание, когда они усаживались в машину. Снаружи было темно, шел холодный дождь.

 Дом Эвансов оказался просторным, гораздо менее скромным, чем дом Бет, но его сложно было назвать так называемым трофейным домом* (* Трофейная недвижимость - пентхаусы, квартиры в исторических домах или зданиях, построенных признанными во всем мире архитекторами, объекты с захватывающими природными видами или панорамой на общеизвестные достопримечательности. Сюда же причисляют и особняки в центральных районах мегаполисов.) Нигде не горело ни огонька.

 - Пожалуйста, не рассказывайте никому.

 - Не могу этого обещать, - сказал ей Бовуар. - Но вы должны мне рассказать.

 - Кати сделала аборт. Она тогда училась в школе, и ей пришлось его сделать. Я ходила с ней.

 - Она жалела о сделанном? – спросил Бовуар. - Стыдилась?

 - Нет, что вы. В тот момент это было самым правильным решением. Она сожалела о необходимости аборта, но не о самом решении. Только вот наши родители такого не поняли бы. Ей не хотелось их расстраивать.

 - Вы удивились бы, узнав, на какое понимание способны родители, - заметил Бовуар. Посмотрел на нее. - А дальше?

Он чувствовал, что это еще не вся история.

 - И мой муж не понял бы.

 - Почему?

 - Это был его ребенок. Они встречались несколько недель, когда учились в школе. Думаю, он до сих пор не знает, что мне известно про них. И уж точно он не знает, что Кати была беременна и сделала аборт. Мы с ним стали встречаться спустя много лет после школы. К тому времени Кати и Патрик были женаты.

 - Как бы ваш муж повел себя, если бы узнал?

Она обдумала вопрос.

  - Не знаю. Думаю, слишком много воды утекло, чтобы это его как-то затронуло. И если честно, будь он школьником, его привела бы в ужас новость, что только что брошенная им подружка беременна. Это было правильное решение, и Кати не жалела о нем. Но и гордости не испытывала. И, естественно, не изъявляла желания выносить тему на всеобщее обсуждение. Думаю, именно поэтому она после окончания школы отправилась в Питсбург. Чтобы начать все с чистого листа.

 - Почему именно в Питсбург? - поинтересовался Бовуар.

 - Летом она училась изобразительному искусству в университете Карнеги-Меллона, но очень быстро поняла, что хочет стать архитектором. Перевестись ей не позволили, поэтому она подала заявку в университет Монреаля и ее приняли.

 - Какой была ваша сестра? Как вы ее на самом деле оценили бы теперь. Подумайте, это важно.

Утерев слезы и высморкавшись, Бет задумалась.

 - Она была доброй. По-матерински заботливой. Может именно поэтому она так привязалась к Патрику. Если кто и хотел материнской заботы, так именно он. Хотя, думаю, этим она ему лишь вредила. Потому что, если кому-то и надо было  повзрослеть, то как раз ему.

 - Почему у них с Патриком не было детей?

 - Ну, у них еще было время, - не задумываясь, ответила Бет.

Сидя в темноте салона, Бовуар слушал, как дождь ледяными каплями долбил по крыше машины, как внутри салона разрасталась тишина. А потом послышались рыдания.

Он подождал, пока Бет закончит плакать.

 - Она планировал, она надеялась, что как только поставит бизнес на колеса, тогда и наступит время заводить детей. Ей же еще нет… не было и тридцати пяти. Уйма времени впереди, - шептала Бет.

Они вошли в дом, Бет зажгла свет.

Удивительно - снаружи этот дом выглядел, как и все остальные дома на их улице. Ничем не примечательный, изнутри он был полностью перестроен. Приглушенные цвета, но при этом не блеклые. Спокойные и теплые оттенки. Почти пастельные, но они не придавали интерьеру излишней женственности.

Жизнерадостно - самое подходящее слово. Уютно. На книжных полках книги. Гардероб с ящиками для вещей, все на своих местах. Кухня полна запаха трав и специй, кухонная утварь на специальных подставочках, тут же кофе-машина и электрический чайник. Только необходимое, ничего напоказ.

Этой кухней пользовались.

Кухня была объединена с гостиной, потолок в которой подсвечивался.

В этом доме, по ощущению Жана-Ги, он сам легко и с удовольствием согласился бы поселить свою семью.

На осмотр потребовалось полчаса. Не нашлось ничего, что бы кричало, или хотя бы намекало на тайну или какую-то двойную жизнь. Немножко эротической литературы. Немножко сигарет. Жан-Ги понюхал, чтобы убедиться - обычные сигареты. Они пахли и выглядели залежалыми.

На комоде в спальне он нашел фотографию. Четверо из присутствующих на фото были ему знакомы. А пятый - нет.

 - Университет Монреаля, - объяснила Бет. - Пятый курс. Друзья навеки. Сложно поверить, что она встретила Патрика так давно. Такие молодые.

 - Можно, я возьму это фото? - спросил Бовуар.

Он написал расписку. Фотография была единственным, что он прихватил с собой.

Медленно подъехали они к дому родителей Кати и Бет. Бовуар готов был сам им все рассказать, но Бет его опередила. Сообщила новость. И когда ему там делать стало нечего, а для остальных все еще только начиналось, он покинул их дом. Чтобы обнять Анни и поцеловать Оноре, почитать ему на ночь, и только потом вернуться в Три Сосны.



Глава 24

Патрик Эванс не мог найти себе места. Сидя на диване в B&B, он раскачивался из стороны в сторону.

То, что начиналось как промозглый ноябрьский день, превратилось в холодную ноябрьскую ночь.

 - Не понимаю, - не уставал повторять Патрик. - Я не понимаю.

Сначала его слова звучали как призыв, как мольба. Но время шло, ответа не находилось, и все попытки успокоить его заканчивались провалом. Его покачивания стали чисто механическими, а слова - примитивным лепетом.

Матео старался облегчить страдания Патрика. Намерения его были благими, но методы оставляли желать лучшего.

 - Отодвинься от него, - приказала Лея. - У него горе, а не газы. А ты как будто пытаешься выдавить из него отрыжку.

Матео похлопывал Патрика по спине и приговаривал:

 - Все будет хорошо.

 - К тому же, - Лея склонилась к мужу и понизила голос, - хорошо уже не будет.

Матео смотрел, как его жена берет Патрика за руку. Тот взглянул на Лею, взгляд все еще был расфокусирован - после таблеток и сна.

Матео ощутил укол застарелой ревности.

Что же есть такого в Патрике, что пробуждает в любой женщине материнский инстинкт? Что бы это ни было, оно пробуждало в Матео злость. Чего ему сейчас хотелось, так это отвесить парню доброго пинка.

Даже сейчас. Ясно, что это было неразумно, жестоко, но Матео хотелось наорать на Патрика, чтобы тот взял себя в руки. Сел прямо. Делал что-нибудь, помимо раскачивания и нытья. Им надо все обсудить. Принять какое-то решение. А Патрик, как обычно, бесполезен.

Матео поднялся и подошел к камину - выместить свою злость на поленьях. Растолкать их кочергой.

Как будто снова оказался на первом курсе университета. Снова как в Повелителе мух.

Тогда их жизни тесно переплелись. Да так и не распутались.

В тот первый год, когда они повстречались,  все и началось. События, приведшие их в итоге к столь ужасному положению в столь прекрасном антураже.  

 - Я подумал, может быть, вы захотите чего-нибудь съесть,- предложил Габри, появившийся в арочном проеме между столовой и гостевой. В руках он держал поднос с чайником. - Обед будет скоро готов. Не думаю, что вы захотите пойти в бистро.

 - Merci, - поблагодарил Матео, принял из рук Габри поднос и поставил его на кофейный столик, где уже лежали шоколадные пирожные, купленные ими с Леей в пекарне.

Минутой позже Габри вернулся с новым подносом. С выпивкой. Оставил все на буфете возле потрескивающего дровами камина.

Потом, склонившись к горюющему мужчине, тихо проговорил:

 - Я так же ничего не понимаю, но точно знаю, что они отыщут виновного.

Но его слова не утешили Патрика. Казалось, тот еще больше замкнулся в себе.

 - Вы так думаете? - пробормотал Патрик.

 - Я верю в это.

Выпрямившись, Габри задался вопросом, что если плач «я не понимаю» - не просто слезы по убитой жене.

А еще он подумал, что у него откуда-то появилось острое желание врезать этому мужчине.

Габри вернулся на кухню и налил себе пузатый бокал красного вина. Уселся на табурет  у стойки и уставился в окно, в темноту.

Собираясь готовить запеканку в качестве утешительного ужина, Габри подозревал, что его гости вряд ли обрадуются результатам следствия, которое проведет Гамаш. И вряд ли утешатся вкусным ужином.

Кухня наполнялась ароматами жареного чеснока, лука, подливки и мясной начинки, а Габри размышлял о четырех друзьях и тесных узах, которые их связывали. Он заметил это сразу, с самого первого их сюда визита, несколько лет назад.

Их дружба всегда представлялась чем-то прекрасным. Там был дух товарищества. И полное доверие.

И вот они приехали снова.

С самого начала было ясно - чего-то не хватает. И не только потому, что они приехали не в обычное для них время. Поздний октябрь вместо августа, что само по себе необъяснимо. Зачем приезжать, когда холодно и серо, а мир вокруг словно засыпает или вообще собирается умирать?

Почему они приехали сейчас?

Темнота и холод ноября не остались снаружи. Проникнув в B&B, они охватили и постояльцев. Этих вот друзей.

Нет, они по-прежнему были друзьями. Но только дружелюбия стало меньше, что ли. И они казались счастливыми. Но гораздо менее счастливыми, чем раньше. Они наслаждались компанией друг друга. Но в меньшей степени. Они проводили меньше времени вместе. Несмотря на приглашения, меньше времени проводили с Габри, Оливье, и остальными в бистро.  

Потом пришел кобрадор, и холод накрыл всю деревню целиком.

А теперь вот это. Кати мертва. Кто-то отнял у нее жизнь.

 - Сгинула, - громко проговорил Габри, в надежде, что сказанное вслух как-то поможет осознать ситуацию.

Но вместе с Кати исчезло что-то большее. Он почувствовал это еще в гостиной. Ощутил безошибочно.

Они все еще оставались членами узкого кружка. Старинного кружка, что очевидно. Если бы камни Стоунхэнджа могли дышать, они бы были такими друзьями. Но сейчас Габри, сливая воду из кастрюли с картофелем, поймал себя на мысли, что пытается понять, чем же, учитывая все прошедшие годы, спустя целую жизнь, были их отношения на самом деле.

Может быть, они стали братьями по оружию? Защитниками друг друга? Или как сестры с братьями из одного детсада? Мужьями, женами, любовниками? Друзьями навек?

Или чем-то совершенно иным. Да, они были узким кружком, и так, скорее всего, было всегда. Но теперь на свет выплыло что-то, доселе спрятанное.

Он словно воочию увидел валуны Стоунхэнджа, склоненные друг к другу. Обращенные друг к другу.

Но та же сила, что притягивает их друг к другу, их и опрокинула.

А потом пыль улеглась, и вот они уже на земле, уже рухнули. То, что когда-то представало могучим, великолепным зрелищем, теперь уничтожено.

 - Сгинуло, - пробормотал Габри.

Добавив сливки в исходящую паром Yukon Golds* (*сорт картофеля), он взбил пюре вместе с маслом, и уставился в кастрюлю.

 - Ох, какого черта!

Подойдя к холодильнику, Габри достал кусок грюйера, отрезал от сыра несколько кусочков, и стал наблюдать, как тот тает на горячем картофеле.

Потом Габри стал размешивать. Раскачиваясь туда-сюда, он прилагал свой немалый вес, чтобы разбить каждый комочек в пюре.

 - Не понимаю, - приговаривал он.

*   *   *

 - Как такое могло произойти? - шепотом спросил Матео у Леи, вставшей рядом с ним у камина, чтобы согреться.

Это с самого начала было плохой идеей. Слава богу, идея была не его. Мысль эта дарила покой и чувство безопасности.

Но вот прямо сейчас он начинал волноваться. Все можно подать так, слово идея исходила именно от него. Легче легкого.

Не составит никакой сложности убедить Гамаша в том, что зачинщиком был именно Матео. А оттуда лишь шаг до того, чтобы тебя заподозрили в убийстве.

Может план и был таким с самого начала, подумал Матео. Может, нужно было не только получить на руки правдоподобное отрицание* (*поведение, при котором лицо, совершившее действие или отдавшее распоряжение, сохраняет возможность в дальнейшем отрицать свою вовлеченность без большого риска быть уличённым во лжи.), но и иметь возможность повесить вину на кого-то подходящего.

Но это означало, что на подготовку плана ушло немало времени. Больше, чем он мог предположить. К тому же, требовалось пособничество остальных. И Леи.

Возможно ли такое?

Матео поставил свой стакан на каминную полку.

 - В чем дело? - спросила его Лея. От нее не укрылась его тревога.

  - Будет легко обвинить одного из нас, - склонив голову, тихо сказал он.

 - В убийстве Кати?

 - Во всем. Думала ли ты над этим?

Фактически, Лея только что пришла к такому же выводу. Тот, кто первым успеет к Гамашу, будет иметь преимущество, представив свою версию случившегося. И свой взгляд на всех них.

По оконным стеклам тихо шлепал не то дождь, не то снег. Нечто среднее.

Мир снаружи изменился. И не к лучшему.

И они там. Повсюду. Куда ни повернись. Полиция. Снуют. Шныряют вокруг. Рыщут по темным углам. Открывают запертые двери. Тянут наружу все, что должно быть скрыто.

Ее с Матео уже допрашивали, пока Патрик спал. Они были в замешательстве - что же рассказать? А потому не рассказали ничего.

 - В конце концов, они узнают, - Лея кивнула в сторону Патрика. - Больше чем уверена, он им все расскажет, когда они ему сообщат.

 - Я тоже так думал, но мне кажется, он слишком потрясен. Да еще Ативан. Это была хорошая мысль.

 - Одна таблетка, - заметила Лея.

 - Конечно. Кто же в здравом уме даст такому больше?

В его тоне Лея расслышала обвинение. Нет, она его не боялась. Почти не боялась. Обычно не боялась. Но в нынешней ситуации не было ничего обычного.

 - Так почему же ты это сделала? - спросил он.

 - Я не делала ничего.

 - Я же не Гамаш. Не полицейские, - напомнил Матео. - Мне-то зачем врать? Ты же понимаешь, что мне известно. Или, - он наклонился к жене, - тебе известно больше?

 - Как. Ты. Смеешь, - прошипела Лея.

Они были одного роста. Она вряд ли могла противостоять ему физически, но всегда интеллектуально брала над ним верх. Дело не в том, что Матео был туп, дело в том, что Лея была умной. Она была умнее. Все они это знали. И она это знала.

Ей всегда удавалось контролировать его. В основном, потому что в отличие от Матео, она умела контролировать себя.

Хотя вот сейчас лея чувствовала, как теряет контроль. Все как будто ускользало из рук. Словно их догнал оползень и накрыл своей массой.

Они врали полиции. Они врали, что ничего не знают, в то время как знали почти все.

 - Мы в полной заднице, - заключил Матео.

 - Кати мертва, - вспыхнула Лея. - А ты считаешь себя в заднице?! Так вынь свою голову из собственной задницы, наконец.  Прекрати думать только о себе!

 - Ой, а ты сама не такая же?

Лея выдержала его взгляд, стараясь не доставлять ему удовольствия понять, что он прав. Лея Ру узнала в этот день о себе много нового.

Когда тебя уносит оползнем, единственным твоим желанием становится желание спастись.

«Господи, помоги мне», - подумала Лея. Она всегда надеялась, что будет вести себя, как музыканты оркестра на Титанике. Или как немец, прячущий еврея на чердаке.

Но сейчас ей стало ясно, что все может быть по-другому. Когда судно налетело на айсберг, она стала выкидывать детей из спасательной шлюпки. Когда в ночи раздался стук в дверь, она указала на потайной ход.

Все так, подумала она. В этот день не только Кати умерла. В этот же день обнаружился хладный остов женщины, которой когда-то - как она сама про себя думала и надеялась - была Лея.

Но, быть может, все не так плохо? Быть может, внутри еще бьется живое сердце?

Ей требовалось некоторое время, чтобы все обдумать.

Матео был прав в одном. Тот, кто опередит остальных, получит преимущество.

Она взглянула на дорожные часы на каминной полке. Сейчас начало седьмого. Из кухни пахнет чем-то вкусным.

 - Пойду прогуляюсь, - сообщила она.

 - Там дождь, или снег, что-то такое, - предупредил Матео. - Или ты собираешься на очень короткую прогулку?

Он показал подбородком на дом Гамашей, расположенный как раз через дорогу от B&B.

По его тону она поняла его настрой.

 - Никуда ты не пойдешь, - заключил Матео. - И я не пойду. Мы должны держаться вместе.

Он изучающе посмотрел на жену. Иллюзий он не питал. Все было понятно с первого дня, со дня их встречи в университете Монреаля.

Она эффекта. Умна и трезво мыслит. Но есть в ней еще одна черта.

Лея Ру безжалостна.

Да и он сам такой же. Это и привело их к ситуации, в какой они оказались теперь.



Глава 25

 - Только что звонила Мирна, - сообщила Рейн-Мари. - Она зовет нас выпить и поделиться информацией.

 - У нее есть информация?

Сидя на диване, Арман посмотрел на жену поверх очков. Вокруг него были разложены досье. Каждый файл содержал краткий отчет по отдельно взятому ведомству.

 - Ну, не то чтобы. У нее есть выпивка, у тебя информация, monbeau.

 - А-а-а, - протянул Гамаш, улыбнувшись.

 - Она считает это честной сделкой, но я сказала ей, что мы не сможем. Скоро на ужин приедут Изабель и Жан-Ги.

Арман посмотрел на часы. Начало седьмого, солнце садится все раньше и раньше, поэтому кажется, что уже поздно. Он переоделся в домашние брюки, рубашку и свитер, и теперь, сидя у камина, делал пометки на полях досье.

Сняв очки, он уложил их дужками вниз.

Сделанные им заметки не имели касательства к убийству. Изабель и ее команда обо всем позаботились сами. Его участия не требовалось.

Поэтому его мысли сейчас занимал совершено другой вопрос.

На диване рядом с Гамашем лежала смятая салфетка. Та самая, с совместного обеда с Мадлен Туссен, где они обсудили несостоятельность Сюртэ, да и полиции в целом, в деле борьбы с наркотрафиком. По сути, чем больше они старались контролировать наркоторговлю, тем хуже становилось. Подобно путам, которые туже затягиваются, если встречают сопротивление.

И все-таки …

Он уставился на пламя в очаге, гипнотизирующее своим  плавным, почти текучим танцем, освобождающим сознание.