В семь часов кафе закрылось. Она спросила, нельзя ли еще посидеть, но, поскольку за целых два часа заказала всего одну маленькую чашку кофе, поняла, что лучше ретироваться. Пришлось переместиться в паб, немного подальше, заняв там местечко у окна. Клуб отсюда был виден, но уже не так хорошо.
Она заказала диетическую колу и снова достала из кармана диктофон. Выключила и включила. Лампочка загорелась. Все в порядке.
Во всем виноват Интернет. Без него этот гад не стал бы телевизионной сенсацией – большинство населения понятия бы не имело о его существовании, поскольку в девять часов утра все телевизоры выключались и народ дружно валил на работу. Но настал век интернета, и любую передачу теперь можно порезать на куски и сунуть в Сеть: хочешь – смотри онлайн, хочешь – пересылай, обменивайся и вывешивай для просмотра, что и делали миллионы пользователей. Здесь был его дом родной, хотя построил его не он. Телевизионный канал сделал его собственный сайт, где вывесили клипы из шоу. Его канал на «Ютубе» быстро заполонили десятиминутные сюжеты: «Знаменитые рогоносцы», «Вся правда о тебе», «Спать с кем попало». Аудитория набралась – ничего себе, восемь миллионов подписчиков, и эта масса росла как снежный ком, всем очень нравился его фирменный стиль юмора в стиле Шерлока. Если, конечно, можно представить, что Шерлок – полнейший придурок. Большая часть его разоблачений к правде не имела никакого отношения. Он был сыщиком, который, если честно, абсолютно не способен ничего сыскать. Зато он был известной личностью – звездой телеэкрана, звездой Интернета, а все остальное не имело значения. Он был всегда прав, даже если совершенно не прав.
Небо уже темнело, она убрала ноутбук, еще раз убедилась, что внешний микрофон диктофона работает. Записала себя, прочитав вслух текст, что был на подставке для кружки с пивом: «Слепой хамелеон все равно меняет цвет, чтобы слиться с окружающей средой». Проиграла. Звучит хорошо. В клубе, конечно, будет шумно, но она надеялась, что нужные голоса прибор возьмет, если держать его поближе к говорящим. И она это сделает. От этого слишком многое зависит, нельзя совершить ни малейшей ошибки.
Прошло всего две недели с тех пор, как… с тех пор, как… Многие называли это трагедией. Трагедия… звучит так холодно и сухо. Возможно, именно потому все и прятались за этим словом, хотели держаться подальше от случившегося. Но она-то не хотела. Ей хотелось понять причины произошедшего. И она была готова к этому. Больше всего ее подпитывала злость – именно злость заставляла ее вставать по утрам с кровати, злость сопровождала ее в течение дня. Брат терпеть не мог, когда она злилась, он по глазам замечал, когда злость охватывала и пожирала ее изнутри. Брат любил повторять: нельзя допускать, чтобы злость овладела тобой, всегда надо уметь вовремя остановиться, пока не поздно.
Но брат погиб, а она жива. А виноват в его смерти Морган Шеппард.
И вот сейчас она сидит в пабе и злится. Страшно злится. Но ничего, средства у нее найдутся. Она уже почти журналист, диктофон с микрофоном имеются. Она готова.
Потому что она жива и не понимает, чего ради должен был умереть он.
Она все сидела и смотрела в окно, и вот около половины девятого в клуб потянулась тоненькая струйка посетителей. Ночной клуб располагался в кирпичном здании рядом со станцией метро «Лестер-сквер». Цены там были запредельные, и пускали туда только избранных. Прежде она в клубе не бывала и, судя по всему, переступать его порог не имела права и сейчас. Сегодня здесь устраивалась частная вечеринка для телевизионщиков и их друзей из высших слоев общества. Приглашение она стащила у работницы низшего ранга, которая обслуживала его шоу.
Она видела, как к клубу, громко щебеча, подходили стайки дамочек, доставали приглашения. У дверей их встречал дюжий мужчина, лысый и одетый во все черное. Вышибала держал в руке список. Дамочки отмечались и исчезали внутри.
В девять часов подкатил лимузин, и из него вышел он. На нем был смокинг, и его уже изрядно штормило. Ни один охранник и не подумал его останавливать.
Может, и ей пора? Но очереди у дверей пока еще не образовалось, а рисковать она не хотела. Подождала еще полчасика. Все, больше ждать нет сил. У двери как раз толпилась очередь человек тридцать, и она, быстренько проглотив остатки диетической колы, зашла в туалет, поправила прическу и вышла на улицу. Встала в очередь и заметила на своем приглашении сгиб. Попыталась выправить, но получилось еще хуже.
Очередь двигалась медленно, и она старалась слиться с дамочками, стоящими рядом. Заметила среди них лишь одного мужчину, аккуратно одетого, с мужественным лицом, который, казалось, стоически терпит все неудобства, хотя чувствует себя не в своей тарелке. Дамочки вокруг него смеялись, перебрасывались шутками, иногда и в его адрес, но он и рта не раскрыл. Они, как обычно, были очень эффектны, как правило худющие, про таких говорят: «За шваброй спрячется». Брат назвал бы их массовкой для «Одиноких сердец» – идиотского сериала, который когда-то в молодости они смотрели вдвоем, про маленьких людей с маленькими проблемами.
Женщина, стоящая перед ней, подошла к двери, и вся стайка сразу заволновалась и возбужденно защебетала. Та, у которой были приглашения, полезла в сумочку, но вместо них почему-то вытащила бутылку. Они уже были изрядно на взводе, а ведь еще и в клуб не попали. Впрочем, в списке их отыскали и в клуб впустили, так что откровенно потаскушный вид делу не помеха. Ее же охватила неуверенность в себе.
Чем она занимается? Неужели блистает в главной роли в шпионском триллере, который сама и придумала? Как глупо! Она оглянулась и увидела довольно большую группу сексапильных юниц, спускающихся по ступенькам и перекрывающих путь к отступлению. Она нащупала диктофон.
«Ты способна на большее, чем тебе кажется. Ты сильная, ты сильнее, чем он. Ведь ты читала газеты – он будет никакой, подожди и сама увидишь. Ты гораздо умнее, он и мечтать не может, чтобы быть таким».
Это голос брата. Ее собственные мысли часто звучали в голове его голосом. Он всегда был более уверенным в себе человеком, чем она.
Новая вспышка злости полыхнула в груди.
«Ты уже многое сделала.
Так доведи до конца».
Ни о чем больше не думая, она зашла в клуб – двери выплюнули ее на кишащую людьми танцевальную площадку. Она никак не ожидала увидеть столько народу, хотя, казалось бы, видела всех, кто заходил в клуб. Люди были повсюду, они забивали собой все пространство клуба. Она наугад пробиралась к бару, уворачиваясь от безликих теней, которые, по идее, были живыми людьми, то и дело на секунду возникающими и пропадающими в разноцветных вспышках света. На самой площадке было не протолкнуться, и двигаться вперед оказалось очень непросто. Очень похоже на видеоигру «Фроггер», правда, в ее невозможной версии, – приходилось делать умопомрачительные пируэты, чтобы не столкнуться с людьми, шныряющими то здесь, то там с напитками. Но ей все-таки удалось преодолеть бушующее людское море и добраться до спасительного бара.
Она заказала джин с тоником. Ей частенько приходило в голову, что ночные клубы были бы невыносимы, если бы не средство, туманящее рассудок. Трезвая, она видела вокруг лишь бесконечный конвейер непрерывно пьющих людей, и это казалось ей абсолютным безумием. Выложив астрономическую сумму, она взяла напиток. Да, такова цена за возможность утолить жажду в Лондоне.
Она огляделась. Большая часть гостей толклась на танцевальной площадке, но справа и слева от нее были устроены особые павильончики. И очень скоро она заметила то, что искала: ближайший к ней павильон слева был огорожен. Особая зона для ВИП-персон. И за театрально яркой ленточкой сидел он. Улыбался, что-то говорил, его покачивало, несмотря даже на то, что он сидел. Пребывал он в состоянии радостного недоумения. Словом, пьян вдрабадан. Больше никого в этой зоне для ВИП-персон она не знала… кроме разве что вон того, кажется – ведущий программы «Утренний кофе». Остальные похожи на бизнесменов, их окружали полуодетые женщины, лица которых сияли так, будто, попав сюда, они выиграли огромный приз. Светились самодовольством при полном отсутствии чувства собственного достоинства.
Поставив локоть на стойку бара, она наблюдала за ним. О, как она ненавидела его! Ненависть ее была неистова, яростна, граничила с безумием. Прежде таких сильных чувств она не знала. И теперь понимала, почему люди частенько уподобляют ненависть любви. Ощущение то же самое. Где бы ты ни был, что бы ни делал, ненависть всегда с тобой. Любовь толкает тебя к другому человеку – ненависть тоже. Только причины противоположные. Смотришь на любимого человека и видишь, как перед тобой расстилается целая жизнь, та жизнь, которая может сложиться. Смотришь на предмет ненависти – и перед тобой выжженная пустыня, а жизнь… жизнь осталась в прошлом. Но оба чувства способны подвигнуть тебя на страшное.
«Злость – это не ты сама».
Брат разглядел это в ее душе еще до того, как смогла увидеть она. И усмотрел сопряженные с этим чувством опасности.
Три порции джина с тоником – и мир двинулся, заколыхался, как море, посылающее на незнакомый берег волну за волной. Он все еще сидел в зоне для важных персон, пил один стакан за другим в таких количествах, что просто уму непостижимо. Она наблюдала, но так, чтобы никто не замечал. Впрочем, музыка гремела, освещение было тусклым, и вряд ли кто мог заметить что-либо. Может, хватит? Что, если он вообще не сдвинется с места и она проведет всю ночь, любуясь его физиономией?.. И все ее усилия коту под хвост?
Она уже прикончила половину четвертого джина с тоником, как некий молодой человек попытался с ней заговорить. На свою беду, он оказался слишком самоуверенным. Этого еще не хватало!
– Вау, а прикид у тебя ничего, – заявил он с энтузиазмом инструктора группы взаимопомощи. – Скучаешь? За весь вечер ни с кем ни разу не заговорила. Ты тут одна?
По спине пробежала дрожь. Мысль о том, что целый вечер он за нею наблюдал, пришлась не по душе.
– Нет, не одна. Жду кое-кого.
– А как тебя зовут?
– Зоя, – ответила она без колебаний.
– А меня Тим, – представился он.
Тим… Ну и имечко себе придумал… неинтересное.
– У меня на работе есть девушка Зоя, – продолжал он. – Правда, здесь ее нет.
Потерянным взглядом он стал озираться.
Но она этого не замечала. Она внимательно наблюдала, как он – нет, конечно, не Тим, а он – вставал на нетвердые ноги. Что-то прошептал на ухо дамочке, и та разразилась смехом, неумеренно громким и долгим. Он подошел к кордону, стал перешагивать и, задирая ногу, чуть не свалился на пол. Еще один взрыв смеха донесся из ВИП-зоны, а он обернулся и поднял большие пальцы. Потом кое-как побрел прочь, и толпа танцующих поглотила его.
– Может, тебя угостить? – начал Тим, но она уже соскользнула с табурета и вышла из бара.
Наплевать на растрепанные чувства этого Тима, пускай какая-нибудь другая Зоя приводит их в порядок.
Она двинулась через толпу следом за темной тенью, надеясь, что это его спина. Впрочем, какая разница, если это не он. Она-то знает, куда он направился. В то самое место, куда обязательно пойдет человек, который час непрерывно пил. В туалет, конечно.
Она оторвала взгляд от преследуемой тени и оглядела стены. Увидела два светящихся неоном слова. Первое: «Джон»; она не поняла, что оно значит, пока не увидела другое в противоположном конце большого коридора: «Йоко». Она двинулась в ту сторону, куда указывала стрелка «Джона», но на пути возникла темная фигура. Еще одна вспышка света, и она поняла, что перед ней – парень из бара по имени Тим. Вот привязался, урод… она как минимум недооценила его.
– Послушай, мне очень хочется тебя угостить…
– А мне это неинтересно, – резко ответила она.
Захотела его обойти, но он сделал шаг и преградил ей дорогу. У нее на эти игры совсем нет времени, Шеппард уже зашел и скоро выйдет, – в конце концов, он мужчина. И она упустит возможность.
– Это очень даже странно… Зоя, говоришь? На съемочной площадке я знаю только одну Зою…
У Тима заплетался язык – тоже надрался.
– Я новенькая, – прошипела она и попыталась его обойти.
В ответ Тим схватил ее за руку. Она обернулась.
– Убери… свои… лапы… – отчетливо проговорила она.
– Уберу, если выпьешь со мной, – ответил довольный Тим, вероятно полагая, что она кокетничает.
– Лучше застрелиться… ты уж не обижайся.
– Ну что ты такая упрямая? Ты зачем сюда пришла? Повеселиться?
Тим схватил ее и за другую руку, да так, что не вырваться. А это было уже совсем нехорошо. И удобный случай, который ей позарез нужен, потихоньку ускользал. И вдруг ее охватила страшная злость. Ей казалось, еще минута, и она прибьет этого пигмея, чтобы не упустить шанс поймать более крупную рыбу.
– Хочешь знать, зачем я сюда пришла? – спросила она, не успев прикусить язык. – Я пришла сказать пару ласковых слов твоему господу и спасителю Моргану Шеппарду. Все вы тут – ничтожные идиотики, веселитесь с чудовищем, цепляетесь за него только потому, что он якобы может поднять вас на вершину. А что он натворил в своей жизни, вам наплевать, верно? Да что там, ведь вы, скорее всего, ему в этом и помогали.
Тим изо всех сил старался понять, о чем она говорит, и захват несколько ослаб. А ее уже понесло, она не могла удержаться и не высказать все, что накипело, и зачем она сюда пришла. А то, что Тим – не тот человек, в которого нужно метать громы и молнии, уже не имело значения.
И она закричала:
– Морган Шеппард разрушает человеческую жизнь! А вы все стоите там и снимаете это для телевизора! Ради чего? Ради личной наживы. Ты хоть помнишь его? Кто-нибудь из вас помнит моего брата? Шона Филлипса? Он был на шоу у мистера Шеппарда, на вашем шоу! Это было три года назад! Он был там с девушкой, матерью своего ребенка! А Морган Шеппард доказал, что Шон завел роман на стороне! А никакого романа не было! Я могу это доказать! У меня есть твердые доказательства, что у Шона не было романа! А ваш Морган Шеппард разрушил его жизнь!
Тим чувствовал себя не в своей тарелке. Она уже кричала во весь голос, но музыка так гремела, что никто не обращал на нее внимания.
– Он покончил с собой! – вопила она. – Мой брат покончил с собой!
Тим отпустил ее.
– Он покончил с собой, – проговорила она уже тихо, закрыла лицо ладонями и расплакалась.
Ее уже тошнило от него, да и от себя тоже. Как он ее задолбал! Она терпеть не могла слезы.
И голос Шона в голове не давал о себе знать. Как будто ему сказать нечего. Это все? Она осталась одна?
А Тим стоял и, вытаращив глаза, смотрел на нее.
– Ладно, – промямлил он наконец. – Знаешь что… не люблю, когда девушки так, понимаешь… психуют. Так что я, пожалуй, пойду… я и один могу выпить… а тебе… приятно повеселиться.
И исчез этот Тим, в тень превратился, еще одну в темноте.
Она вытерла глаза и подумала, что еще, похоже, есть возможность поймать Шеппарда. Двинулась к туалетам, и сердце ее замерло.
Так вот же он, перед ней. Самодовольный ублюдок, лощеный, с пьяной улыбкой на губах. Он пробирался сквозь толпу и шел прямиком к ней. Возле туалета она его не заметила, а здесь – сам плывет в руки. Это последняя возможность. Почему все слова застряли в горле? У нее всего несколько секунд. Он поравнялся с ней – между ними было всего несколько сантиметров – и прошел мимо. Она физически ощутила прущее из него самодовольство, как пар из кипящей кастрюльки.
Она развернулась. Еще немного – и он растворится в безликой толпе. Все. Это последняя возможность.
– Шеппард! – крикнула она.
Шеппард остановился, он услышал ее и обернулся. Не знал, конечно, кто кричал, глаза его блуждали по залу, искали, кто бы это мог быть.
Взгляд его остановился на ней, и у нее перехватило дыхание. Долго ли это длилось? Вряд ли больше секунды, но ей показалось – не меньше часа. И за это время надо было только раскрыть рот… раскрыть рот и высказать все, что она собиралась сказать, явившись сюда. Но она не смогла. Может, уже совсем выдохлась, может, из-за этого Тима или потому, что, глядя Шеппарду в лицо, вдруг поняла: она не в состоянии сделать задуманного. Для нее в один миг это стало совершенно ясно.
А потом ее время вышло. Еще какое-то мгновение он смотрел на нее, затем отвернулся. И мрак поглотил его. Вот так просто и внезапно все кончилось. У нее закружилась голова, она кое-как доковыляла до стенки. Сползла на пол, уткнулась лицом в колени, как можно плотнее сжалась в комок. Из глаз потекли слезы. Текли и никак не кончались.
Прошло время, она подняла голову и увидела двух мужчин: они стояли и смеялись над ней. Не обращая на насмешки внимания, она встала, прошла мимо них так стремительно, что они сразу заткнулись. А она пошла дальше, пробиваясь сквозь толпу танцующих. Не глядя уже в сторону ВИП-зоны, не ища его взглядом. У нее больше не осталось сил.
Она добралась до бара, заказала еще один джин с тоником. Чтобы пополнить коллекцию. Шон, бывало, говаривал, что печенка у всех в их семье с рождения железная. Она решила выпить за все и ни за что. Два глотка – и стакан пустой. Смотрела на него и думала, как это она оплошала. Сейчас возьмет и напьется – а что еще делать, чтобы забыть и забыться? И это тоже пойдет на пользу его святости… Моргана Шеппарда.
– Разрешите вас угостить? – услышала она голос.
Опять Тим? Потерпел неудачу со всеми дамами в клубе и решил, что сумасшедшая все же лучше, чем ничего? Она подняла голову… Нет, перед ней совсем другой человек. Тот самый элегантный мужчина, которого она видела в очереди.
– Джин с тоником, – отрывисто сказала она.
Мужчина, кажется, не имел ничего против. Он жестом позвал бармена и заказал напиток. Она присмотрелась к нему. Молодой, но старше ее. Лет тридцать, тридцать пять от силы. Квадратные очки, костюм, красный галстук. На вид серьезный, но привлекательный. Для большинства людей – ничего особенного, мужик как мужик. Но была в нем какая-то изюминка. Она заметила это еще в очереди, он излучал некое обаяние.
Незнакомец подвинул ей стакан с напитком, а себе заказал пива.
– Вы чем-то расстроены, – сказал он.
– Все нормально, – ответила она.
– Это все обычно кажется омерзительным, – сказал он, взмахом указывая на пьющих и танцующих. – Особенно для тех, кому есть о чем подумать.
– Тогда зачем вы сюда пришли? – спросила она и отпила.
– Здесь очень удобно присматривать за людьми. Иначе рискуешь остаться за бортом, – ответил он, и она сразу поняла, о чем речь, и все, что он говорил потом, ей казалось предельно ясным. – А вас каким ветром сюда занесло?
Она печально улыбнулась:
– Хотела получить ответы на кое-какие вопросы.
– Получили?
– Была такая возможность. Но я ее упустила.
Должно быть, он все понял по ее грустному лицу.
– Но нельзя же срывать злость на себе самой, ведь ответы не всегда означают конец. Иногда их просто не стоит ждать. И с хорошими людьми происходят нехорошие вещи. Такова жизнь.
А он прав. Она прикоснулась стаканом к его кружке, совсем слегка, совсем беззвучно, чтобы только он заметил.
Со стороны ВИП-зоны донесся громкий шум. Коллега Шеппарда отключился, и Шеппард поднял по этому поводу страшную суматоху. Он отчаянно замахал рукой диджею, и музыка смолкла.
Шеппард вскарабкался на стол, напиток расплескался, облив его с головы до ног, будто он только что искупался в луже, и поднял микрофон:
– Поздравим нашего Роджерса, он отрубился!
Она не знала, кто такой Роджерс, но предположила, что это тот самый коллега, который отключился. Весь клуб взорвался троекратным: «Гип-гип-ура». Она кричать не стала, незнакомец тоже.
Шум утих, снова заиграла музыка.
– Однако этого Моргана Шеппарда не мешало бы слегка проучить.
Она удивленно посмотрела на него, а он на нее.
– Кас Карвер, – сказал незнакомец и протянул руку.
Она открыла рот и уже хотела ответить: «Зоя» – но вовремя удержалась. Откашлявшись, назвалась настоящим именем:
– Мэнди.
И пожала ему руку.
В первый раз за весь вечер она улыбнулась.
51
Извилины Шеппарда работали на всю катушку. Уинтер крайне все для него упростил, а он так ничего и не понял. Но сейчас картина обрела смысл и логику. Все стало совершенно ясно. Единственно возможное умозаключение. Уинтер поставил ловушку – возможно, увидел, что ситуация ухудшается, все летит к черту, и решил насыпать для Шеппарда дорожку из хлебных крошек. Будь он поумнее, увидел бы раньше.
Пошатываясь, он вышел из ванной комнаты и оглядел всех. В руке он держал записную книжку, заложив палец на странице, где были подчеркнутые слова. «Агрессивный. Мутный. Ага – новый душераздирающий ад…» Вот и ответ. И пусть Шеппард долго не понимал, на что именно намекал Уинтер, он все же расшифровал послание. Словесная головоломка оказалась невероятно простой.
– Так это, значит, вы, – тихо сказал он, сам не желая, чтобы слова его оказались правдой.
Райан оглянулся.
Первые буквы… Они складываются в имя… АМАНДА. Нет никакого сомнения: это ловушка, которую Уинтер поставил для Мэнди, рассказав ей про сон и надеясь, что она проболтается. Так и вышло.
Та, что в наушниках, вскочила на ноги. Но несколько поздновато. Мэнди все поняла, схватила девчушку и крепко прижала к себе. Внезапно выхватила нож – должно быть, он выскользнул у него из заднего кармана – и занесла его над горлом Той, что в наушниках. Девчушка и пикнуть не успела, она смотрела на Шеппарда, и в глазах читалось непонимание.
– Не двигаться, – приказала Мэнди, по очереди глядя на каждого. – Одно движение – и я перережу этой плаксе горло.
Лично он двигаться пока не собирался. Слишком был занят, обдумывал ситуацию. Ах, Мэнди, Мэнди, милая девушка, она же всегда его поддерживала.
Райан, кажется, тоже впал в ступор, стоял, подняв руки, словно сдавался.
Мэнди попятилась к Ахерн, и та радостно взвизгнула. Мэнди не обратила на чокнутую старуху внимания, бочком протиснулась мимо и встала спиной к окну, чтобы Шеппард или Райан не смогли зайти сзади.
– Мэнди, что ты делаешь?! – воскликнул Райан.
– Давай, Шеппард, – сказала Мэнди, и голос ее звучал совсем не так, как прежде, он стал холодным, жестким и безжалостным, словно это была вовсе не Мэнди, а кто-то другой. – Объясни ему все.
Она взмахнула ножом перед горлом Той, что в наушниках, словно жаждала крови.
– Что такое? Неужели это ты? – возопил Райан.
– Я ошибался, – сказал Шеппард, а сам лихорадочно думал, как обезвредить Мэнди, пока она не натворила беды.
Он сделал шажок вперед, тоже подняв руки. И Мэнди, кажется, этого не заметила, она сосредоточенно смотрела ему в глаза.
– С самого начала все было продумано так, чтобы заморочить мне голову. А все из-за этих ран… ран в животе Уинтера… они были слишком глубокие. Поэтому я и не мог представить, что убийца – Мэнди. Но было кое-что еще, на что я не обратил внимания… или не совсем обратил… но она была очень даже способна всадить нож в Саймона Уинтера глубоко.
«Она поддерживала решетку, это первое, что она сделала. Помню, я еще подумал: она довольно сильная».
– Прежде всего, когда ты помогла мне удержать решетку. Будь я нормальным сыщиком, сразу обратил бы внимание.
Еще шажок.
«И она залепила мне пощечину. Да такую крепкую, что голову чуть не оторвало».
И злость. Лютая злость в глазах, когда она это сделала. Злость, которую она копила месяцами, даже, может, годами. Злость, от которой по-волчьи горели глаза.
«Самое худшее – семья в доме, заживо горящие наверху дети».
Последняя оплошность в том, что она сама не знала, в чем участвует. Уинтер был умным человеком, и Шеппард не сразу это учел.
Райан помочь ему был не в состоянии, он все еще ничего не понимал. Соображал туго, вел себя неуверенно – словом, толку от него было мало. Та, что в наушниках, извивалась в крепких руках Мэнди, не сводя глаз с острого ножа, порхающего у горла. А Шеппард не знал, способна ли Мэнди сделать это. Как оказалось, он совсем не понимал, что она за человек. Еще шажок.
– Ты сильная девушка, но это еще не повод для обвинения в убийстве. Но ведь были и другие улики, разве не так? Другие причины тебя подозревать, – сказал он, продвигаясь еще ближе. – Например, как это: ты очнулась первая, а все о каждом уже знаешь. Наверное, и сообщила бы мне побольше, если бы я больше спрашивал, но подробностей рассказала мало, лишь бы я поскорее отстал.
Она многое знала о Констанции: имя, где работает. Тут все объяснимо, потому что Констанция – личность известная. Но он готов дать голову на отсечение, что она знала все о каждом в этой комнате.
Еще шажок, незаметный вдох; Мэнди метнула взгляд на Райана, она как будто улыбалась про себя – видно, была очень довольна тем, как все провернула. Шеппард никак не ожидал увидеть торжество на ее лице.
Сейчас он поравнялся с телевизором. За ним внимательно наблюдала Та, что в наушниках, – она видела все, она всегда все видела. Такой вот вечно молчащий наблюдатель. За последние три с лишним часа эта девчушка вряд ли проговорила более десяти фраз. Зато могла видеть то, чего не замечали другие, как раз благодаря молчанию. Шеппарду удалось быстро и незаметно кивнуть ей. Он слегка качнул головой, сантиметра на два, не больше. Пару секунд она смотрела на него, соображая, потом ответила тем же.
Мэнди вряд ли это заметила: во-первых, ей было не до того, во-вторых, она откровенно гордилась сейчас собой, а это всегда притупляет внимание.
– Ничего не понимаю, – сказал Райан, – это никак не объясняет того, что она делала.
– Она стравливала нас, Райан, друг с другом. Перед тем как убить Алана, Констанция стояла за его спиной, так? А кто был с нею рядом?
Райан не ответил. Да и не нужно было.
– Констанция убила Алана, по-видимому, безо всякого повода. По крайней мере, вначале повода не было.
Он рискнул и посмотрел на Райана. Наконец-то в глазах его мелькнуло понимание.
– А вся та чепуха, которую нам пела Констанция, на самом деле вовсе не чепуха. Ей так сказали. Я смотрел ей в глаза и понял: она и сама в это верит, а я-то думал, что у нее крыша поехала. Простите, госпожа Ахерн, но вас обманули. Нас всех обманули.
– Но как может Мэнди заставить кого-то убить человека? Я сам видел, Ахерн это сделала.
– Не хотите ответить на вопрос? – спросил Шеппард у Мэнди, а когда та покачала головой, продолжил: – Вы хоть парой слов перекинулись с Констанцией, а, Райан? Нет, конечно. Был только один человек, который все время, пока мы торчали здесь, разговаривал с Констанцией, они непрерывно шептались, чтобы никто не слышал.
Шеппард внимательно наблюдал за Мэнди, он хотел убедиться, что все понимает правильно. Да, понимает.
– Вы знали, что она религиозна, и использовали это против нее. Мария Магдалина… неужели?
Мэнди улыбнулась… вот ничтожество, от нее так и разит ликованием!
– Подумаешь, слегка приукрасила! Побаловала себя красивым титулом.
– Вы использовали бедную женщину. Превратили ее в убийцу, – сказал Шеппард.
Мэнди наклонила головку и недовольно надула губки:
– Ну-ка, скажите, что не гордитесь мной.
– И для чего все это? Чтобы жить было интересней?
– Да бросьте вы! – вздохнула Мэнди. – Хьюз был такой скучный, от одного его вида мухи дохли. Расхаживал тут с таким видом, будто весь мир перед ним на задних лапках должен ходить. Туда ему и дорога.
Шеппард предпочел не заметить легкости, с которой она сбрасывала со счетов человеческую жизнь.
– Так это ты все устроила, да? Ты, и Эрен, да еще Уинтер. Вы заманили Уинтера сюда и убили его. Вы и его использовали. Вы извращенцы.
Мэнди засмеялась:
– Послушайте, Шеппард, Уинтер с самого начала был в этом деле. Он знал, куда ввязывается. Уинтер ненавидел вас не меньше, чем мы. Вы разрушили его жизнь точно так же, как нашу, неужели не помните?
– Я вас не знаю. До сегодняшнего утра я вас не видел.
– Верно. Но вы знали моего брата. Наверное, не помните его, да? Даже имя не помните – Шон Филлипс? Не помните, как вынудили его покончить с собой?
Шеппард пошатнулся, сделал шаг назад, словно защищаясь. Имя казалось знакомым, мелькнула мысль, что мог слышать его на каком-нибудь совещании или еще где-то. Но саму Мэнди никак не мог вспомнить. И это неудивительно, когда не можешь вспомнить, что было вчера.
– Что бы я там ни совершил, это не повод убивать невинного человека.
– Шон Филлипс был невиновен. А Уинтер – совсем другое дело. В душе у него царил мрак, он жаждал мести. Как и мы с Касом. Уинтер пришел сюда по доброй воле. Он очень хотел посмотреть вам в лицо, когда вы очнетесь. Когда поймете, что мы совершили. К сожалению, его час настал раньше вашего.
– Вы и его использовали.
– Да, – ответила Мэнди. – Для психоаналитика он был довольно глуп, вы не находите?
– Я считаю, что он был умнее, чем вы думаете. Мне кажется, он обо всем догадался. Хотя слишком поздно. Он ведь оставил мне сообщение. Сказал, кто его убьет. Так что не думаю, что вы так уж великолепны, как о себе думаете.
– Фантастика, просто удивительно, – сказала Мэнди, – вы поняли это слишком поздно. Вы, Шеппард, полное ничтожество, честное слово, и скоро об этом узнает весь мир. Вы пустышка, на ваших руках кровь, которую никогда не отмоете. Победа осталась за нами.
– Эрен знал, чем меня прельстить, – сказал Шеппард. – Знал, что я никак не ожидал бы встретить в таком месте юную блондинку. Знал ведь, что вы в моем вкусе.
Мэнди нахмурилась:
– Что? Какой же вы мерзкий, Шеппард. Мы с Касом любим друг друга. И он никогда не стал бы меня вот так использовать. У меня свои причины вас ненавидеть, не менее веские, чем у него. И вообще, почему вам не приходит в голову, что все придумала и организовала именно я?
– Если бы вы все это придумали, вас бы сейчас здесь не было. Мне вас почти жаль.
Шеппард замолчал. А Мэнди, кажется, заметила, что он продвинулся вперед. Они теперь стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Он вполне уже мог дотянуться до Той, что в наушниках. Очень надеялся на это.
Но Мэнди если и заметила его продвижение, то не подала виду.
– Не надо меня жалеть. С какой стати вам жалеть меня? Бросьте.
Нож у горла Той, что в наушниках, задрожал.
Шеппард напружинился, приготовился для броска.
– Мне жаль вас, потому что всех нас обвели вокруг пальца… – Он встретился взглядом с Той, что в наушниках, и еще раз незаметно кивнул. – Тебя тоже.
Та, что в наушниках, долго не думала и впилась зубами в запястье Мэнди.
52
Мэнди взвыла от боли, вырываясь из зубов девчонки. Шеппард нырнул вперед, уклонился от ножа, которым Мэнди взмахнула вслепую, схватил Ту, что в наушниках, и толкнул на кровать, где ей уже ничто не угрожало. Райан тоже отреагировал быстро, он перепрыгнул через кровать и рванулся к Мэнди. Но та перехитрила его: зажав покрасневшее запястье, она с диким воплем бросилась на Шеппарда. Шеппард уклонился, но поздно, и оба повалились в нишу у входной двери.
Они упали на пол, и Мэнди оказалась сверху. Он схватил ее за раненое запястье, она зарычала от боли и отпустила нож. Он выпал, Шеппард проследил за ним взглядом и на другом конце комнаты увидел Райана: он снимал с Констанции наручники. Та, что в наушниках, все еще лежала на кровати потрясенная.
Еще секунда – и Мэнди снова бросилась на него и вцепилась пальцами в горло. Хватка ее была крепка, и он захрипел, пытаясь глотнуть и без того уже спертый воздух, однако тело ее оказалось не очень тяжелым. Он оттолкнул ее от себя, отшвырнул, и Мэнди полетела в стенной шкаф, который оказался открытым. Она шмякнулась о стенку, и он ринулся за ней. Она успела увернуться и вцепилась ногтями ему в ногу. Шеппард кубарем полетел вперед. Кулак его врезался в стенку и пробил ее насквозь. Стенка оказалась из гипсокартона, тонкая и хрупкая, слабое место в стенах этой комнаты. Кусок гипсокартона впился ему в запястье, и кулак застрял. Ни туда ни сюда.
За спиной тяжело дышала Мэнди. Она пошарила рукой по полу и схватила нож. Он дернул рукой, еще раз, но чем больше дергал, тем крепче она застревала. Он оглянулся через плечо и увидел, что Мэнди с ножом в руке направляется к нему.
– Мэнди, – пролепетал Шеппард, тщетно пытаясь освободить руку.
– Вы не представляете, как долго я ждала этого мгновения… как мне хочется услышать ваши мольбы о пощаде, ваш крик, – сказала Мэнди, занося над ним нож.
– Нет! – закричал Райан и стремительно бросился на Мэнди.
Мэнди услышала шум, повернулась, и – Райан врезался в нее. Шеппард же понял, что сейчас произойдет, еще до того, как услышал крик. Мэнди взмахнула ножом, острие целило в Райана. Райан вцепился в нее, и в ту же секунду нож вонзился ему в живот.
Райан взвыл.
– Я… я… – повторяла потрясенная Мэнди.
Райан рукой зажал рану, но кровь потекла сквозь пальцы. Он рухнул на колени.
Мэнди подняла красный от крови нож. Она смотрела на Райана и, казалось, пыталась осмыслить, что сотворила.
Шеппард воспользовался возможностью и изо всех сил рванул руку на себя. Получилось, рука освободилась, выломав большой кусок гипсокартона. Он ринулся к Мэнди, подобрав с пола наручники, и набросился на нее. Мэнди взвизгнула и снова взмахнула ножом. Забыв об опасности, Шеппард не обратил на это внимания, и, когда нож опустился, он успел добраться до ее руки и схватить за запястье. Наручники щелкнули.
Мэнди закричала. Попыталась полоснуть его ножом, но не достала. Однако лезвие резануло рубашку на плече, поцарапав кожу. Воспользовавшись мгновенной паузой между взмахами ножа, Шеппард схватил свободную руку Мэнди, заломил ее за спину, подтянул поближе к другой руке. Когда он уже хотел надеть второй браслет, она все-таки попыталась резануть его ножом. Однако только браслет коснулся пострадавшего от укуса запястья, она от боли отпустила нож. Он отскочил от стены и упал на пол.
– Гад! – пронзительно закричала Мэнди, перекрывая хриплые стоны Райана.
– Как он? – крикнул Шеппард, оглянувшись на полулежащего на полу Райана.
Голова Райана опиралась на пружинный матрас кровати, он не отрываясь смотрел на живот. Та, что в наушниках, прижимала к ране край пухового одеяла. Одеяло было толстое, но на нем уже расплывалось красное пятно.
– Он теряет кровь, – сказала Та, что в наушниках.
Мэнди уже утратила способность говорить членораздельно и только рычала на Шеппарда, щеря зубы, перемежая рыки воплями и стонами.
Что делать? Что делать?
Шеппард открыл дверь ванной комнаты и попытался втолкнуть туда Мэнди. Она сопротивлялась, видимо, не хотела сидеть с трупами Саймона Уинтера и Алана Хьюза. Но руки у нее были скованы наручниками за спиной… Шеппард поднажал, и она кубарем влетела в ванную.
– Шеппард! – заорала она.
О, никогда он не забудет этого исполненного холодной страсти, кровожадного крика – видно было, что она нешуточно желает ему смерти. Всегда ли она такой была, или чудовище из нее сделал Эрен?
– Пускай мне не удалось, – кричала Мэнди, – но знай, он это сделает! Кас убьет тебя, вот увидишь! Он спасет меня!
Шеппард захлопнул дверь в ванную, и сразу же изнутри раздался оглушительный стук. Он придержал дверь ногой снизу, не обращая внимания на вопли. Держал, пока они не утихли, и только потом убрал ногу. Кажется, успокоилась.
Он подошел к Райану:
– Как ты?
Райан посмотрел на Шеппарда снизу вверх, губы его шевельнулись, но изо рта не вылетело ни звука.
– Шеппард, он умирает, – сказала Та, что в наушниках, руки ее покраснели от крови. – Надо остановить кровь. Нам нужна помощь.
Шеппард тоже прижал обе ладони рядом с ножевой раной.
– Но как это сделать? Мы же здесь заперты, выхода нет.
– Мы ведь теперь знаем, кто убил Уинтера. Значит, все должно закончиться, разве нет? – сказала Та, что в наушниках.
– Не знаю.
Но не успел он договорить, как услышал звук. Раньше его не было, а теперь четко слышалось то ли тихое жужжание, то ли рокот.
Шеппард осторожно отнял руки и встал. Обошел Райана и Ту, что в наушниках, и посмотрел на таймер.
Оставалось три минуты и двадцать секунд.
При этом на экране ничего не менялось. Таймер остановился.
Шеппард резко выдохнул, пытаясь прогнать страх.
– Кажется, таймер остановился, – сказал он. – И воздух, похоже, снова поступает.
Он взглянул на Ту, что в наушниках, на Райана: тот мотал головой вправо и влево, и изо рта его вырывались глухие стоны. Та, что в наушниках, на него уже не смотрела. Она заглядывала в шкаф.
Он подошел, посмотрел ей в лицо.
– Что такое?
Внутри шкафа фальшивая гипсокартоновая стенка раскрошилась, а за ней виднелась другая, кирпичная. Один кирпич выпал, и в отверстие Шеппард увидел просвет.
– Кажется, здесь выход, – сказал он, вглядываясь.
Он поднял ногу и двинул в стенку. Посыпалась пыль высохшего раствора и старого кирпича. Но стенка не сдвинулась с места.
Не обращая внимания на боль в ноге, он попробовал еще раз. Безрезультатно.
Стоны Райана заставили его продолжать, он пинал стенку снова и снова, пока наконец, ко всеобщему облегчению, она с глухим стуком не обрушилась.
За стенкой оказался узкий проход с лесенкой. Он сунул голову в дыру и посмотрел вверх. Лесенка уходила в темноту. Он повернулся к Той, что в наушниках.
– Там лесенка. Кажется, можно выбраться.
Похоже, новость не сильно обрадовала Ту, что в наушниках, на лице ее не мелькнуло и тени облегчения, и все же что-то было в ее взгляде… Она поправила одеяло на ране Райана, накрыла ее чистым участком.
– Вам надо идти, – сказала она, – надо найти помощь. Райан долго не протянет.
– Как же я оставлю тебя?..
– Шеппард, – сердито перебила Та, что в наушниках, она словно повзрослела на несколько лет, – вам надо идти. Вы же хотели нас спасти. Так спасайте.
Шеппард неохотно кивнул. Последний раз посмотрел на Райана, лишь на долю секунды встретившись с ним взглядом. И ему даже показалось, что молодой человек кивнул в ответ.
– Постараюсь как можно скорее вернуться, – сказал Шеппард. – Обязательно приду за вами.
– Идите же! – нетерпеливо проговорила Та, что в наушниках.
Шеппард повернулся и шагнул в дыру, протиснулся в отверстие в кирпичной стене, ухватился за крепкую, холодную перекладину лесенки. Вот и все, конец мучениям. Но где же облегчение, почему на душе так тяжело?
Преодолевая невыносимое чувство страха, он карабкался вверх.
53
Некоторое время назад…
В девять часов утра Кас Карвер вошел в вестибюль тюрьмы Ее Величества Пентонвиль. Это место он знал очень хорошо. Однообразные желто-коричневые стены, покрытые пятнами ковры, вытертая ткань стульев – все было так знакомо, словно он вернулся в родной дом. Вестибюль – совсем маленький, тесный, стойка регистрации скрывалась за толстым пластиковым щитом. Кас подошел и сунул в щель пропуск посетителя.
– У меня свидание с Яном Карвером, – сказал он, не удостаивая субъекта, сидящего за столом по ту сторону прозрачного пластика, даже взглядом.
Процедура всегда происходила стандартно. И не было никакой нужды в расшаркиваниях. Потом его ждало томление в очереди, проверка пропуска и далее глупый спектакль. Каса обыщут, все, что у него в карманах, тщательно осмотрят и проводят в комнату еще более обшарпанную, чем эта. Там будет много столов и стульев с заключенными, сидящими в ожидании свидания с близкими. Он терпеть не мог подобных зрелищ, печальных и бледных. Ощущение безнадежности рождало здесь лишь одно отчаяние.
– Гм… – сказала женщина за прозрачным пластиком.
Странно. И что это значит? Они тут крайне редко вот так хмыкают. Кас удостоил наконец даму взгляда. Пластик слегка искажал ее черты, но он смог разглядеть немолодую женщину в тускло-коричневом платье. Но левой ее груди красовалась брошка в виде павлина. Скорее всего, это нарушение формы одежды.
– Простите, мистер Карвер, вы не могли бы минутку обождать?
Она показала на стул, и Карвер послушно к нему отправился. Но садиться не стал. И все-таки, думал он, что бы могло означать это «гм»?
Женщина за столом сняла трубку и набрала номер. Слов Кас не слышал, тем более что свободной рукой она прикрывала рот.
Он стоял не двигаясь, не отрывая от нее глаз все время, пока она вела неслышный разговор по телефону. Потом женщина положила трубку и улыбнулась ему:
– Еще минуточку, мистер Карвер.
– Так мне можно пройти?
– Посидите, мистер Карвер, пожалуйста, к вам сейчас выйдет дежурный офицер.
Кас садиться не стал. Несколько минут пристально наблюдал за администраторшей, пока из-за угла не показался коротенький, тощий человечек. Он чувствовал себя неуютно, словно боялся, что у него в любую секунду могут вспыхнуть штаны. И конечно же, это никакой не охранник – ему бы никто и куска хлеба охранять не доверил.
– Здравствуйте, мистер Карвер, – сказал человечек и протянул трясущуюся лапку.
Кас пожал ее. Она была холодная и влажная. Что-то случилось, что-то очень нехорошее.
– Меня зовут Эван Райт, я занимаюсь координацией связей с родственниками заключенных в тюрьме Пентонвиль. Прошу вас, пройдемте ко мне в кабинет.
– Я бы предпочел встретиться с отцом.
Эван Райт коротко улыбнулся.
– Прошу вас. – Он жестом показал вглубь коридора.
Делать нечего, Кас поплелся за чиновником, и скоро они оказались в небольшом кабинете, заставленном шкафами для документов, картотеками и стеллажами с папками.
Человечек проскользнул за стол, уселся и, казалось, сразу успокоился. Словно теперь, когда их разделял стол, можно было не волноваться. Кас сел напротив.
– Мистер Карвер, когда в последний раз вы видели отца, Яна Карвера? – спросил мистер Райт.
– На прошлой неделе. Во время свидания в выходные. Что-нибудь случилось?
– Как он вам показался? – продолжал мистер Райт, пропуская вопрос Каса мимо ушей.
– Нормально. Он же сидит в тюрьме. Так что нормально, насколько это возможно. Может, скажете, в чем дело?
Кас заволновался, а он-то знал, на что способен, когда разозлится. В голове зазвучал голос доктора Уинтера: «Ты должен научиться пользоваться своей злостью. Не давать ей собою командовать. Ты сам должен ею управлять».
Райт выставил вперед ладонь, словно предвидел вспышку Каса. Потом опустил руку на стол и снова улыбнулся короткой, печальной улыбочкой.
– За последнюю неделю ваш отец вел себя очень странно. Обычно он смирный. Держится в стороне от, скажем так, некоторых весьма колоритных личностей, которые сидят у нас в Пентонвиле. А тут вдруг отношения у него с названными людьми испортились. Тюрьма – место своеобразное. У нас время течет совсем по-другому. Все может мгновенно поменяться, не успеешь и глазом моргнуть. В общем, ваш отец неожиданно нажил себе врагов. Причем врагов довольно могущественных.
– С чего бы это?
– Мы надеялись, вы это знаете.
– Нет. Он… Он… – начал Кас, пытаясь подобрать нужные слова, но не смог. – С ним было вроде все в порядке.
– Насколько нам известно, он переживал некий психологический кризис.