Клэр приподняла бровь, и я понял, что нечаянно ляпнул что-то не то.

– Прозвучало сильно грязнее, чем я планировал.

Клэр повернулась так, что мы оказались лицом к лицу, и, положив руки мне на плечи, принялась играть с волосами у меня на затылке, отчего я весь покрылся приятными мурашками, а задремавший было мистер Счастливчик проснулся и начал пускать слюну.

– Пожалуйста, мы можем запретить слово «писюлька»? – попросила она со смешком.

Я оглянулся на Гэвина – он сидел к нам спиной и увлеченно выпытывал у игрушечного Бэтмена, есть ли у него соски, – потом повернулся обратно к Клэр и позволил своим ладоням соскользнуть ей на бедра и, обхватив ее задницу, притиснуть ее к себе.

– Только если отныне ты будешь использовать слово «член», – ответил я, ухмыльнувшись.

Она толкнулась в меня бедрами, и я испустил стон, когда они соприкоснулись с моей мощной эрекцией.

– Ти Джей сказал, недавно ты заплатил ему двадцать долларов за то, чтобы он вынудил меня произнести это слово.

Черт. Ну держись, Ти Джей. Когда в следующий раз будем играть в П.О.Р.Н.О., получишь мячиком прямо в глотку. Я приложился губами к уголку ее рта, затем проложил дорожку из поцелуев вдоль ее щеки к мягкой коже под ухом и высунул кончик языка, чтобы попробовать ее вкус.

С тихим стоном Клэр опять подалась бедрами мне навстречу и повернула лицо так, что ее губы оказались около моего уха.

– Член… член… чле-е-ен… – растягивая гласную, прошептала она.

– Матерь божья… – пробормотал я, обхватывая ее покрепче, чтобы она перестала тереться о мои бедра.

На кухне звякнул таймер, и мне пришлось на время отложить мысли о ее ротике, выговаривающем слово «член». Я расплел свои обнимающие ее руки, и мы вместе пошли на кухню, чтобы я мог доделать спагетти.

Ужин прошел очень хорошо, пусть Клэр и пришлось каждые десять секунд просить Гэвина перестать разговаривать и начать есть. Я в жизни не видел ребенка, который бы так много болтал обо всем на свете, и наслаждался каждой секундой его болтовни. После ужина я отправил Клэр с Гэвином с гостевую спальню, а сам принялся мыть тарелки.

И через несколько секунд услыхал вопль. 

*** 

Я взяла сына за руку и повела его в гостевую спальню, думая о том, как это мило со стороны Картера – приготовить для Гэвина комнату.

Когда мы оказались на месте, я открыла дверь, и Гэвин, ступив внутрь, испустил громкий вопль.

– ШИЗАНУТЬСЯ МОЖНО!

Он пулей влетел в комнату, а я осталась стоять с разинутым ртом, онемев настолько, что даже не нашла в себе сил сказать, чтобы он следил за языком.

Картер устроил из своей гостевой спальни филиал магазина игрушек. С домиком на дереве, стоящим в углу! Домик на дереве, твою ж мать! Как он вообще сумел затащить его в комнату?

Я медленно огляделась по сторонам один раз, потом второй, чтобы убедиться, что мне не привиделось. Но нет, глаза меня не обманывали. Здесь и впрямь была по меньшей мере сотня плюшевых зверушек, двухъярусная кровать, застеленная бельем с гоночными машинками, три железные дороги, гора паззлов, столик для рисования с восковыми мелками и пачкой раскрасок и целая полка разноцветных банок, в которых чего только не было – и машинки, и солдатики, и лего, и бог знает что еще. Гэвин как молния носился по комнате, трогая все подряд.

– Охренеть, – пробормотала я.

Гэвин прекратил карабкаться в домик на дереве и с упреком посмотрел в мою сторону.

– Мам, слово «хрен» говорить нельзя.

Я истерически расхохоталась.

– О, мне еще как можно. Хрена ради, я же все-таки взрослая. Это тебе нельзя говорить «хрен». Хрен! Хренхренхрен!

Я ощутила, как у меня обожгло горло и защипало в глазах, что указывало на приближение слез. Черт! Приехали. Ну как теперь не влюбиться в этого придурка? Когда он скупил для моего… для нашего сына целый, мать твою, игрушечный магазин. Он бы не стал этого делать, не будь у него серьезных намерений. Знаю, Картер говорил, что настроен серьезно, и не один раз, но, как бы мне ни хотелось ему поверить, я не могла двигаться вперед, не будучи на все сто процентов уверенной, что он никогда не оставит Гэвина. Он мог бросить меня, он мог передумать насчет нас – я бы выжила. Но позволить обидеть похожим образом Гэвина? Никогда. И вот, оглядывая комнату и думая о том, с какой легкостью он впустил нас в свою жизнь и перекроил все свои планы на будущее, я вдруг отчетливо поняла, что хочу для Гэвина такого отца. Отныне он больше не был донором спермы. Он стал отцом, причем замечательным. Я в этом не сомневалась.

По моим щекам струились слезы, пока я, улыбаясь, наблюдала, как наш сын изучает свои новые игрушки. Услышав, как сзади кто-то откашлялся, я быстро обернулась и увидела в коридоре Картера, который стоял, смущенно спрятав руки в карманы.

– Хм… Надеюсь, у меня не слишком большие проблемы? Серьезно, я не планировал покупать так много, но зашел в магазин и просто не смог сдержаться. Представляешь, Клэр, теперь есть машинки, которые меняют цвет, если положить их в воду! А мусоровоз «Вонючка» умеет ездить сам по себе и собирать игрушки. Ты слышала о штуке под названием «Лунный песок»?[44] О, о, а еще есть «Водяной песок», который в воде застывает как монтажная пена, но если достать его…

Я бросилась в его объятья и поцелуем заглушила остальные слова, а он, хоть и явно удивленный моим порывом, с легкостью поймал меня и ответил на поцелуй. Я вложила в этот поцелуй все, что у меня было – все свое счастье, свое доверие и свою любовь, губами давая ему понять, насколько я благодарна небесам за то, что в моей жизни появился такой мужчина. Я могла бы целовать его дни напролет и ни разу не оторваться, чтобы глотнуть воздуха… но абсолютная тишина в комнате позади нас заставила меня остановиться.

Когда я прервала поцелуй, Картер испустил жалобный стон, приятно защекотавший мои девичьи места, поскольку я поняла, что он не хотел останавливаться. Продолжая обнимать его, я оглянулась.

– А где Гэвин?

– О-о-о-о… как тепло. И ладошки щиплет, – долетел до нас голос Гэвина.

Я вздохнула. И, с неохотой высвободившись из объятий Картера, пробормотала:

– Господи, во что еще он там вляпался?

Картер заулыбался, но сразу после на его лице проступил ужас, и он, развернувшись, выскочил из комнаты так быстро, что я не успела спросить, в чем дело. Я помчалась за ним следом, мы завернули за угол в его спальню, а дальше все было будто в кино. Картер подпрыгнул, пролетел через комнату, вытянув руки, как Супермен, и плюхнулся на кровать, где сидел наш сын, успев в прыжке выбить то, что Гэвин держал в руках. Я стояла с открытым ртом, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит.

– Э-э-э-эй, – нахмурившись, возмутился Гэвин.

Картер лежал лицом вниз, и его плечи сотрясались так сильно, что Гэвина подбрасывало на кровати. Боже, неужели он плачет? Или у него случился припадок на нервной почве?

– Картер, какого черта? – спросила я.

– Да, какого черта, Картер? – повторил Гэвин.

– Гэвин! – одернула его я, пока Картер продолжал биться в истерике – ну или что за черт у него там было.

– Но ма-а-ам! Он отобрал у меня мою мазь, – пожаловался Гэвин.

Чтобы посмотреть, о чем он толкует, я направилась к кровати. Рядом с рукой Картера лежал какой-то маленький тюбик, и, когда я приблизилась, Картер подхватил его и перевернулся на спину. И мне стало ясно, что он вовсе не умирает от эпилептического припадка, а хохочет как ненормальный.

– Это не смешно, Картер, – упорствовал Гэвин. – Ты забрал мою мазь.

После этих слов Картер, задыхаясь, зашелся в очередном приступе смеха и в ответ на мой недоумевающий взгляд просто поднял руку и протянул мне тюбик…

Интимного разогревающего геля?

О боже мой. Смазка. Гэвин намазал себе руки интимной смазкой. В следующую секунду я заметила, что вокруг него валяются презервативы. Причем некоторые были вытащены из упаковки.

– Отстойные у тебя шарики, Картер, – недовольно пробурчал Гэвин, и тогда я рухнула на кровать рядом с Картером и тоже начала хохотать. 

*** 

Двадцать минут «Истории игрушек-2», и Гэвин заснул у Картера на коленях. Я встала, собираясь в ванную, но сперва сходила на кухню за сотовым, чтобы по-быстрому сделать фото. Картина была такой умилительной, что ее просто необходимо было задокументировать.

Убрав телефон, я пальцем похлопала Картера по плечу. Показала сначала на Гэвина, затем в сторону спальни, и он неловко попытался обхватить нашего сына руками – судя по тому, до смерти боясь его разбудить.

– Все нормально, – шепнула я. – Он не проснется.

Картер покачал головой и пробормотал нечто похожее на «Ага, конечно, а потом он внезапно исчезнет, и ты поймешь, что его сожрал клоун.»

Он подхватил нашего сына на руки так легко и ловко, словно делал это в тысячный раз, и у Гэвина даже ресница не дрогнула. Я пошла следом за ними по коридору, глядя с улыбкой, как голова Гэвина покоится у Картера на плече, а его ручонки расслабленно висят по бокам. Мы зашли в спальню. Перешагнув через игрушки, чтобы не запнуться, остановились возле кровати, и Картер, бережно уложив Гэвина на нижний ярус, накрыл его одеялом. У меня чуть не вырвался всхлип, когда он убрал со лба Гэвина челку – точно так же, как обычно делала перед сном я сама.

– У моего ланчбокса есть коровьи соски, – пробормотал Гэвин во сне, а затем откатился к стенке.

Картер оглянулся на меня и со смешком прошептал:

– Что за черт это было?

Я обошла его, наклонилась и поцеловала своего малыша в макушку.

– Твой сын разговаривает во сне, – сообщила я Картеру и, взяв его за руку, потянула за собой от кровати. – Я надеялась, это наследственное. Сама я во сне не разговариваю, и если ты тоже нет, значит дело, возможно, в том, что он ест перед сном.

Держась за руки, мы прошли через комнату.

– Увы, но я тоже не разговариваю во сне. А что он ест перед сном?

– ЛСД, грибы – в общем, обычную вечернюю еду четырехлеток.

У двери Картер отпустил меня, подошел к стене и включил в розетку ночник в виде гоночной машинки, после чего вернулся ко мне и снова взял меня за руку.

– Видишь? – прошептал он. – Именно в этом и заключается проблема современной американской молодежи. Слишком много шоколадных печенек и недостаточно кислоты.

Я просто стояла, немо уставившись на него. Целая комната игрушек плюс ночник? Этот мужчина продумал абсолютно все.

– Что? – спросил он, увидев, что я замерла на месте.

– Просто ты изумляешь меня, вот и все, – ответила я с улыбкой и, вытащив его из комнаты Гэвина в коридор, закрыла за собой дверь.

Вместе мы пошли в спальню Картера – молча, потому что оба прекрасно знали, каким будет наш следующий шаг. Я захотела вновь переспать с Картером с первой же секунды, когда увидела его в баре, и пусть решилась воплотить это желание в жизнь не сразу, но сейчас, в этот момент, наконец-то почувствовала, что все делаю правильно.

Картер закрыл дверь, а я на всякий случай заперла ее на замок. Обычно Гэвин спал как убитый, но сегодня он был в незнакомом месте, так что я не знала, насколько спокойной получится эта ночь. Быть может, с моей стороны это было эгоистично, однако мне казалось, что после долгих пяти лет полного отсутствия уединения я заслужила немного времени для себя. Плюс, если он проснется, то пусть лучше постучится, чем влетит в спальню с вопросом, почему мы боремся нагишом.

Единственным источником света в комнате была небольшая лампа, которая стояла на тумбочке у кровати, и мы, глядя друг на друга, замерли у двери в ее мягком сиянии. Что самое странное, никакого чувства неловкости не было. Я хотела впитать в себя этот момент. Я хотела запомнить каждую секунду происходящего, каждое прикосновение, каждый взгляд, каждое ощущение, чтобы в памяти остались не только разрозненные обрывки нашего первого раза. Я не жалела о той ночи, ведь она подарила мне Гэвина, но сегодняшняя ночь значила для меня намного больше, потому что теперь я любила этого мужчину. Всем сердцем.

И через несколько минут мне предстояло оказаться перед ним совершенно голой.

О боже. Через несколько минут я буду голая. Перед Картером.

А у меня, блин, растяжки на заднице. Ладно, просто не будем показывать ему свою голую задницу.

Он взял меня за руку и привлек к себе, после чего завел наши руки мне за спину и сцепился со мной пальцами, а его свободная рука поднялась и легла мне на щеку.

– Прежде чем мы сделаем это, – прошептал он, глядя мне прямо в глаза, – ты должна узнать одну вещь.

Сейчас он признается, что он гей.

– Я влюблен в вас с Гэвином. Окончательно и бесповоротно. На все сто процентов.

У меня задрожали губы, а сердце воспарило ввысь. Пытаясь сдержать слезы, я закрыла глаза и прижалась лбом к его лбу. Наконец, справившись с эмоциями, я отодвинулась, чтобы увидеть его лицо.

– Я тоже люблю тебя, Картер, – шепотом ответила я.

Его лицо озарила улыбка. Кончиками пальцев я обвела по контуру его губы, и тогда он, целуя мои пальцы, начал идти вместе со мной к кровати. Мне нравилось, как он смотрел на меня. Словно я была для него целым миром. В нашу первую ночь мы, по-моему, даже ни разу не пересеклись взглядами.

Когда я уперлась в кровать, он наклонил меня и начал медленно опускать до тех пор, пока я не ощутила спиной мягкую поверхность матраса, а грудью – горячую твердость его груди. Он приподнял меня, крепко обнимая за талию, чтобы переместить нас подальше, а я обхватила его бедра ногами. Положила ладони ему на щеки и, выгнувшись, потянулась к его губам. Поначалу наши поцелуи были сладкими, нежными, но очень скоро все изменилось. Стоило мне почувствовать, насколько он твердый, как мое тело, увлажняя белье, пронзила вспышка тепла. Картер слегка подвигал бедрами, и я всхлипнула ему в приоткрытый рот, что, очевидно, стало для него сигналом «все системы находятся в полной боевой готовности», поскольку он тотчас вторгся языком ко мне в рот и прижался ко мне своей прикрытой джинсами твердостью. Я пробралась к нему под футболку. Жар его гладкой кожи, пока я касалась ладонями его живота и груди, моментально согрел мои озябшие руки, и когда я потянулась выше, он прервал поцелуй, завел руку за голову и, захватив ворот футболки, рывком стянул ее и отбросил куда-то вбок.

Он приподнялся на локте, затем, повторяя мои недавние действия, расправил ладонь и положил ее мне на живот. Его пальцы скользнули под ткань моей блузки. Медленно поднялись вверх и легли в ложбинку между моих грудей, а я взялась за нижний край блузки и, выгибая спину, потянула ее вверх, чтобы потом бросить в том же направлении, куда упала его футболка. Его ладонь, соскользнув вбок и выше, прошлась по верху моей груди, выпирающей из красного кружевного пуш-ап лифчика. У меня вырвался вздох, и, когда он обхватил мою грудь, я закрыла глаза и запрокинула голову.

– Как ты прекрасна, – прошептал Картер, разминая мою мягкую плоть и заставляя меня стонать. Не успела я воспроизвести и одной связной мысли, как его пальцы приспустили чашечку лифчика, и он, наклонив голову, пленил мой сосок своими теплыми, влажными губами и втянул его в рот.

И я в один момент потеряла голову. Вцепилась ему в плечи и ногтями вонзилась в кожу, пока он вновь и вновь кружил по моему соску языком. Кто бы мог подумать, что в моем теле есть нерв, соединяющий грудь с вагиной. Рехнуться можно! Всякий раз, когда он посасывал меня, я ощущала покалывание у себя внизу, и это сводило меня с ума.

– На тебе слишком много одежды, – пробормотала я. Просунув между нами руку, я начала расстегивать его джинсы. Он поднялся, встал рядом с кроватью и, пока я возилась со своими джинсами, стянул с себя штаны вместе с боксерами.

Господь всемогущий, а вот и его пенис – его большой-пребольшой пенис, который теперь в любую секунду может оказаться внутри меня. Почему он кажется таким огромным? Наверное, из-за освещения. Хорошо бы этому освещению не быть таким, как в примерочных, и не делать мою задницу еще больше.

– Не смотри так напряженно на мой член, а то я смущаюсь. Он не умеет делать никаких трюков, так что надеюсь, ты не ждешь, что он начнет жонглировать или еще что, – сказал Картер с улыбкой. Наклонившись, он зацепился пальцами за пояс моих джинсов и вместе с бельем начал медленно стаскивать их по ногам вниз.

Не думай о шраме от кесарева и о растяжках на животе. Их нет, если о них не думать.

Черт, сейчас он увидит меня голой. Может, если он отвернется или закроет глаза, то я буду выглядеть лучше. Как в той рекламе «Олд Спайс».

Посмотри вниз, потом вверх, потом на меня. Я модель из журнала Maxim.

– Я просто задумалась, есть ли у тебя разрешение на ношение этой штуки и как она в меня влезет, – пошутила я, стыдливо складывая ладони поверх своего шрама над маленьким треугольником волос на лобке. Ну ладно, на самом деле я не шутила. Как, блин, эта штуковина поместилась в меня в прошлый раз и почему на следующий день я не ходила враскорячку?

Считав мои намерения, Картер немедленно развел мои руки в стороны и прижал их к матрасу.

Если я еще сильнее втяну живот, то у меня лопнет мышца.

– Не прикрывайся пожалуйста. Я люблю каждый дюйм твоего тела, – с искренностью в голосе произнес он и, поставив колено около моего бедра, приложился в нежном поцелуе к шраму от кесарева. Он любил каждый дюйм моего тела до того, как Гэвин растянул его точно резинку слингшота. Понятно, что после той ночи у него вряд ли сохранились какие-то отчетливые воспоминания, но он наверняка запомнил, что тогда на моей заднице не присутствовало растяжек в таком количестве, что с ее помощью можно было бы легко преподавать географию – если бы перед школьниками было разрешено раздеваться.

Опершись одной рукой о кровать, он навис надо мной и оглядел мое тело. Кончики его пальцев несколько раз прошлись по моему шраму, и в его глазах появилась грусть. Полная решимости не допустить такого расклада – когда мы находились в пере секунд от секса,– я взяла его за руку, подняла ее и положила себе на грудь.

Отлично. Я делаю успехи. Захотела, чтобы он взял меня за сиську – и добилась этого. Раз, и готово.

Картер поднял на меня взгляд и улыбнулся, а потом опустился на пол рядом с кроватью. Вопросительно на него глядя, я почувствовала, как его ладони прошлись по моим ногам вниз и подхватили меня под коленки. Только я собралась попросить его вернуться на место, как он внезапно подтащил меня к краю постели, так что мои ноги свесились вниз, а потом, не давая мне возразить, наклонился и поцеловал внутреннюю сторону моего бедра.

О, боже. О, гребаный боже мой. Он собирается поцеловать меня. Там.

Кончиком языка он нарисовал линию до косточки моего бедра, где мягко меня чмокнул. Я крепко зажмурилась и вцепилась в простыни, пока он поцелуями прокладывал путь к моему лобку.

О черт, он почти на месте. Я была мокрая, как черт знает что, и он наверняка ощущал мой запах. Надо было предварительно съесть клубнику, или дыню, или дюжину роз, или целую плантацию мяты. Интересно, для женщин это работает? Я читала в одном журнале, что у мужчин все именно так. Их сперма приобретает вкус того, что они ели. Вдруг моя вагина сейчас на вкус как спагетти? Проклятье! И зачем я только поужинала.

Его ладони плавно двигались по моим ногам вверх, пока не достигли бедер, где его большие пальцы проскользнули сквозь складки моего лона. Он перестал осыпать поцелуями область вокруг моего треугольника завитков, и я увидела – поскольку к этому моменту подсматривала, приоткрыв один глаз, – как он поднял голову и стал наблюдать за тем, что делали его пальцы. Хоть я и паниковала по поводу предположительно макаронного вкуса своей вагины, было невероятно возбуждающе смотреть, как Картер, глядя на меня, скользит большими пальцами то вверх, то вниз сквозь мою влагу.

Его пальцы, раскрывая меня, скользнули по моим складкам в последний раз. Он застонал и, прежде чем я успела извиниться за то, что не промыла свои женские места жидкостью для полоскания рта, склонил голову и закружил по мне языком.

Со сдавленным криком я выгнула спину и ладонью шлепнула по кровати.

Как только он коснулся меня, все переживаемое мной смущение вмиг было забыто. Из моего сознания выветрились все до единой мысли, и я могла чувствовать лишь одно: то, что он со мной делал. Он вылизывал и посасывал меня, то скользя губами и языком вдоль промежности, то щекоча мой клитор, снова и снова. Я задыхалась под его шероховатым языком и теплым дыханием, овевающим мою влажную кожу, мои бедра двигались в такт, пока упругий кончик его языка в лихорадочном ритме порхал на самой чувствительной точке моего тела.

Я уже ощущала первые искры приближающегося оргазма. Я слышала звуки, которые производили, касаясь меня, его рот и язык, но в данную минуту мне было искренне наплевать, сильно ли мы шумим в тишине комнаты или нет. Картер собирался подарить мне оргазм с помощью рта, и от одной только мысли об этом по мне проносилась дрожь, а бедра начинали быстрее двигаться ему навстречу. Его язык скользнул к моему входу и протолкнулся внутрь. Мои ноги задрожали, и я услышала свой прерывистый вздох. Он входил в меня языком и медленно выходил наружу, внутрь и обратно, после чего снова вернулся вверх и прильнул к моему клитору в поцелуе, засасывая, кружа языком, мягко прихватывая губами – так, как раньше он целовал мой рот. Одна его рука спустилась с моего бедра, и, пока его рот продолжал поглощать меня, я почувствовала, как по кромке моего входа дразняще закружил его палец.

Сквозь туман удовольствия я слышала, как, побуждая его втолкнуть палец внутрь, повторяю скороговоркой «да, да, да, да». И он, не прекращая обрабатывать меня губами и языком, исполнил мое желание. Его длинный палец медленно проник в меня до упора. Так глубоко, что костяшки прижались к коже. С невиданной для себя смелостью схватив Картера за затылок, я лихорадочно задвигала бедрами, заставляя его палец начать вторгаться, а Картер, поворачивая голову из стороны в сторону, принялся скользить по мне ртом. Не успела я опомниться, как мое тело прошил оргазм, и я завопила от наслаждения, вцепившись ему в волосы и извиваясь.

– О, боже! О-о-о-о-о, ДА!

Картер продолжал вылизывать меня все время, пока я всхлипывала, и задыхалась, и медленно спускалась с небес. Сам он, наверное, не остановился бы, но он был мне нужен, и потому я разжала свою смертельную хватку, отпустила его волосы и потянула его к себе. Поднявшись вверх, он накрыл меня своим телом и улыбнулся.

– Черт, ты такая вкусная. Я мог бы заниматься этим всю ночь.

И вновь эти его грязные разговорчики удивительным образом завели меня. Кажется, я даже испустила глухое рычание, когда, просунув между нашими телами руку, обхватила его твердую плоть, упиравшуюся в мое бедро. Вызвав свою грязную шлюшку, я принялась то ласкать его гладкую твердость по всей длине, то растирать большим пальцем влагу, которой сочился кончик.

– О, фак. Черт, мне нужно быть внутри тебя, – неразборчиво пробормотал Картер.

Он начал слепо ощупывать простыни и, наконец-таки нашарив презерватив, встал меж моих ног на колени, а потом под моим неотрывным взглядом достал презерватив из упаковки, приставил его к кончику своего пениса и раскатал по всей длине. Я никогда не думала, что подобное зрелище может быть возбуждающим, но сукин ты сын! Смотреть, как он трогает себя, пусть даже просто надевая презерватив, было поистине ох… ренительно. Мне было необходимо к нему притронуться, и, едва он оделся, как я потянулась вниз и обернула его ладонью, а он, склонившись над моим телом, обнял меня за талию, чтобы переместить нас к середине кровати. Обхватив свободной рукой его плечи, я притянула его поближе и подвела к своему входу, затем согнула колени, чтобы его тело легло меж моих ног. Он сделал движение бедрами. Совсем небольшое, так что внутрь проникла только набухшая головка.

Все было совершенно иначе, чем в первый раз, и вместе с тем наши тела, как и раньше, казалось, идеально подходили друг другу, а от ощущения его кожи мое тело, как и тогда, начало покалывать от предвкушения. Отчаянно за него цепляясь, я обняла его за спину, а он посмотрел мне в глаза.

И я выпалила:

– Я люблю тебя.

– …Так сильно, – шепнул в ответ Картер, испустив судорожный вздох. – Я никогда, никогда не пожалею о нашем первом разе, но я бы отдал все на свете за то, чтобы он хотя бы немного походил на то, что у нас сейчас.

Я притянула его к себе еще ближе, пока его локти не вжались в матрас по обеим сторонам моей головы, и он согнул запястья так, чтобы отвести с моего лба волосы.

– Я с тобой рядом, и это единственное, что для меня сейчас важно, – тихо ответила я.

Не отрываясь от моих глаз, он мягко поцеловал меня в губы и медленно вошел в меня до конца.

Боже-е-е-е-е…

Из моих легких вышел весь воздух, и я мысленно поблагодарила богов мокрых вагин за то, что внизу у меня все было как следует смазано, и Картеру не пришлось прилагать усилия, чтобы попасть внутрь. Картер замер и, кажется, даже задержал дыхание. Хотя не дышать следовало как раз-таки мне, потому что он умудрился, образно выражаясь, запихнуть гигантскую красную биту в соломинку. Я чувствовала себя заполненной и в то же время была шокирована тем, что мне удалось вместить его. Но еще сильнее меня шокировало то, насколько на сей раз приятно было ощущать его там, внутри. Снова начав дышать, он медленно вышел и так же осторожно вторгся обратно.

– Черт, как же с тобой приятно, – застонал он, продолжая неспешно двигаться то внутрь, то наружу. Он явно боялся сделать мне больно и потому сдерживался. Я знала, его убивали воспоминания о той боли, которую он причинил мне в наш первый раз, но тогда я была девственницей, и боль была неизбежна. Сейчас необходимости настолько жестко контролировать себя не было. Я хотела в полной мере ощутить его страсть и силу его влечения. Соскользнув ладонями вниз по его спине, я смело взялась за его задницу и как можно глубже втолкнула его в себя.

– Еще, – простонала я в его приоткрытые губы.

В тот же миг он почти полностью вышел, затем с силой ударил меня бедрами, вонзаясь вновь, и сразу же неподвижно замер. Издав судорожный вздох, он прижался лбом к моему лбу.

– Черт, прости. Я случайно. Просто я так сильно хочу тебя, – прошептал он.

– Картер, я не сломаюсь. Не сдерживайся. Ты мне нужен.

Он поднял голову, чтобы заглянуть мне в глаза, а я взглядом попыталась донести до него, что со мной все в порядке, и он, должно быть, поверил, что я говорю правду, поскольку подхватил мою ногу и поднял ее так высоко, что моя коленка оказалась прижата к его боку. Еще раз нежно поцеловав меня, он отвел бедра назад и полностью из меня вышел. Я в предвкушении напряглась, и тогда он одним плавным движением вошел в меня – на сей раз гораздо глубже, и я подалась бедрами навстречу его толчку. Он застонал мне в губы, и я проглотила этот стон, самозабвенно его целуя. Мои ладони по-прежнему сжимали его задницу. Заставляя его продолжать, я затолкалась под ним сильнее, и тогда он, больше не колеблясь, начал размеренно двигаться. Он вколачивался в меня так глубоко, как только мог, пока нас – задыхающихся, вскрикивающих между поцелуями – не покрыла тонкая пленка испарины.

– Черт, детка, так я долго не продержусь, – простонал он, пытаясь замедлить темп.

– Не останавливайся. Я хочу почувствовать, как ты кончаешь, – шепнула я ему в губы.

Я не могла поверить, что мой рот произнес эти слова, но они были правдой. Мне хотелось ощутить, как он теряет контроль, как мое тело дарит ему наслаждение. Мне было необходимо знать, что я могу довести его до предела.

Он с рычанием атаковал мои губы, сминая их в глубоком, головокружительном поцелуе, пока его бедра, ускоряясь, шлепались о мои, а кровать с каждым толчком скрипела. Я впилась в его спину ногтями, а ногами обвила его талию. Его язык вторгался в мой рот в том же ритме, с каким в меня вонзалась его твердая, длинная плоть, и это было до того эротично, что у меня, скорее всего, случился бы и второй оргазм, если бы мне не показалось, что я слышу стук в дверь.

Картер ничего не заметил, и тогда я закрыла глаза и стала надеяться, что наш сын не будет слушать под дверью, чтобы получить испуг на всю жизнь.

Картер оторвался от моих губ, и ритм его движений стал рваным. Я знала, что он на грани, и не хотела его останавливать, но как быть со стуком в дверь? Ведь мне определенно не послышалось.

Черт! Черт! Черт! Ради всего святого, Гэвин, только молчи. Я хочу, чтобы этот момент понравился Картеру и не был испорчен тоненьким голоском, сообщающим, что он хочет писать.

Я ужасная мать.

– О, фак, Клэр… О, фак… – тем временем стонал Картер.

Боже, как мне заставить его умолкнуть? Может, как бы невзначай зажать ему рот?

Картер вторгся в меня еще один раз, и я ощутила, как он, кончая, пульсирует внутри меня.

О, слава богу. В смысле, о черт, уже все?

– Мамочка, я хочу пить.

Картер рассмеялся посреди оргазма, потом, еще несколько раз скользнув то внутрь меня, то наружу, обмяк на мне, и мы, пытаясь восстановить дыхание, замерли без движения.

Ему больше никогда не захочется заниматься со мной сексом. Мало того, что я испугала нашего сына, я еще испугала и пенис Картера. У меня был лучший секс в моей жизни, но повторного представления можно не ждать, потому что пенис Картера только что умер.

Покойся с миром, друг мой, покойся с миром. Здесь лежит пенис Картера. Возлюбленный член семьи, труженик и просто хороший парень.

– Мамочка! – завопил в коридоре Гэвин.

– Одну минуту! – проорала я Картеру прямо в ухо.

Картер приподнялся и с улыбкой заглянул мне в глаза.

Вот и все. Прощай, дорогой пенис.

– Дай мне полчаса, и мы займемся этим еще раз. Только на сей раз примотаем его скотчем к кровати. 

Глава 18

Папуленчик

Не буду врать. Я был готов поклясться, что на середине толчка услышал стук в дверь. Однако у меня не возникло ни единой догадки о том, кто мог стучаться в дверь моей спальни. Особенно в час ночи, когда мой член находился глубоко внутри девушки моей мечты. Вдруг это был серийный убийца? Хотя, если честно, меня бы и это не остановило. Разве что он был вооружен пистолетом. От человека с ножом мы, наверное, смогли бы удрать. Но вот от пистолета так легко не скрыться. Что ж, тогда я бы умер счастливым и внутри Клэр.

Потом у меня промелькнула мысль, что это Джим вломился ко мне в дом и что сейчас он начнет донимать меня из-за двери воплями в духе «надеюсь, ты знаешь, что делаешь с этой штукой» или «Клэр для меня как сестра. Смотри, чтоб довел ее до оргазма шесть раз».

Думать о Джиме в такой момент было категорически неправильно, и мой член едва не поник.

Но только едва.

Клэр сотворила своей вагиной какой-то супермощный маневр, отчего у меня возникло ощущение, будто у нее есть кулак, и он сдавил мой пенис точно мячик для снятия стресса. Пресвятая мать всех вагин!

Моя голова немедленно вернулась в игру – даже дальше, чем нужно. Клэр делала мне настолько хорошо, что хотелось, чтобы это длилось вечно, но ее маленький вагинальный кулак продолжал сжимать меня, и я чуть было не расплакался – до того мне было приятно. Она была теплой, тесной и обхватывала меня поистине идеально. Я был готов выступить тотальным придурком и сравнить ее вагину с теплым яблочным пирогом, как в том фильме. И не просто с каким-то яблочным пирогом, а с яблочным пирожком из «Макдональдса», которые настолько теплые и вкусные, что их ставят в однодолларовое меню, чтобы вы могли позволить себе слопать одиннадцать штук. Я бы мог съесть одиннадцать миллионов вагин Клэр. Тихие звуки, которые она издавала, пока я вталкивался в нее, приближали меня к оргазму гораздо быстрей, чем хотелось бы. Он ее просьб не останавливаться у меня чуть не взорвалась голова… а вместе с ней и головка.

В попытке замедлить надвигающийся оргазм я поцеловал Клэр, но добился совершенно противоположного результата. Ничего вкуснее и слаще ее рта я в жизни не пробовал, и когда ее язык заскользил рядом с моим, мой член начал пульсировать у нее внутри. Вторгаясь как можно глубже в ее гостеприимный жар, я ощутил, как взрываюсь в оргазме – настолько мощном, что испугался, как бы не лопнул презерватив.

Нам всем было известно, что у меня суперсильная сперма. История могла повториться еще раз. Мои маленькие чертовы головастики бились между стенками презерватива и истошно вопили: «Этот человек не дает нам выйти! Да будь он проклят!»

После первой ударной волны моего оргазма из-за двери донесся тоненький голосок.

– Мамочка, я хочу пить.

И я, выстреливая в презерватив сотнями тысяч разъяренных, потрясающих кулаками сперматозоидов, расхохотался, после чего рухнул на Клэр, стараясь, однако, не раздавить ее. Она должна была остаться жива, чтобы мы могли проделать все это снова. Я не был большим поклонником некрофилии.

Несколько минут мы лежали, тяжело дыша, а потом на меня опять напал смех. Как я умудрился забыть, что в доме ребенок? Я ведь на самом деле подумал, что в дверь, прежде чем ее выломать, вежливо стучится маньяк. Непонятно почему, но это показалось логичнее, чем вспомнить, что у меня есть ребенок и что он в одном со мной доме.

– Мамочка!

– Одну минуту! – крикнула Клэр прямо мне в ухо.

Приподнявшись немного, чтобы увидеть ее лицо, я спросил, не стоит ли в следующий раз примотать его скотчем к кровати, и она, к полной моей неожиданности, просияла. Вообще-то я шутил насчет скотча. Вроде как.

– Надо придумать, что соврать ему насчет того, чем мы тут занимались, – сказала она.

– Ты… ааах! О ч-ч-черт! – вырвалось у меня.

Ну вот опять. Опять сработал вагинальный кулак. Что за черт это было?

– Так. Что, блин, ты сейчас сделала своей вагиной? По-моему, я опять кончил.

Она рассмеялась и тем самым вытолкнула мой обмякший член из своей вагины. Чувство утраты было так велико, что я хотел было надуться, но потом вспомнил, что за дверью спальни до сих пор стоит Гэвин.

Вау, ну и отстойные же мы родители. Надеюсь, он не расшиб себе голову или еще что до крови.

Прости, сынок, мама с папой были заняты игрой в «спрячь салями». Как твоя голова?

Скатившись с Клэр, я взял с тумбочки салфетку, чтобы завернуть в нее презерватив, но перед этим ухмыльнулся и показал его содержимому средний палец. Обломись, чуваки! Не сегодня!

– Кегель, – сказала Клэр, торопливо набрасывая через голову блузку и натягивая юбку. От моего внимания не укрылось то, что трусики она надевать не стала.

– Погоди, что? Почему мы вдруг заговорили о хлопьях?

В этот момент Гэвин задергал за дверную ручку так сильно, что я бы не удивился, если б он ее вырвал. Я свесил ноги с кровати и, натянув боксеры, вслед за Клэр подошел к двери.

– Не «Келлогс», Дженни, а Кегель, – рассмеялась она. – Это объяснение, почему у меня такая крутая вагина.[45]

За комментарий о Дженни я хотел было шлепнуть по ее хорошенькой маленькой заднице, но не успел. Она уже распахнула дверь, за которой, со скучающим видом прислонившись к дверному косяку, стоял Гэвин.

Клэр присела на корточки и обняла его.

– Дружок, все в порядке? Испугался чего-то? – спросил я, ероша волосы у него на макушке.

– Что это вы тут делали?

Господи, прямиком к делу.

Клэр отодвинулась от него и подняла взгляд на меня.

– Э-э-э… – замялась она.

– Вы что, играли в какую-то игру? – спросил он.

Я хмыкнул, гадая, стукнет ли меня Клэр, если я расскажу ему правила игры в «спрячь салями». Первое правило игры в «спрячь салями» – не стучаться во время игры в закрытую дверь, за исключением случаев, если у тебя из глаз идет кровь или что-то горит. Например, твои волосы. Все прочее может подождать до конца игры.

– Ну, нам было нужно сделать телефонный звонок. Очень важный телефонный звонок, – уточнила Клэр.

Гэвин, судя по лицу, не особенно ей поверил.

– Это был очень длинный телефонный разговор, – пустился объяснять я. – Очень-очень большой и важный. Мы не могли откладывать его ни на минуту, и как только мы его сделали, то уже не могли остановиться, иначе нам стало бы… больно. Вот почему мы не отвечали, когда ты стучался в дверь. Да-да, этот телефонный разговор был очень большим и длинным. Твоя мамочка даже закричала, когда увидела, какой он большой.

Клэр ущипнула меня за бедро.

– Твой папочка немного преувеличивает насчет размеров этого телефонного разговора, – сказала она сухо.

Я разинул рот, а Гэвин непонимающе взглянул на меня. Клэр же, стоя перед ним на коленях и раздраженно глядя на меня, даже не осознавала, какое именно слово она только что произнесла.

В животе у меня запорхал целый рой бабочек, и мне захотелось схватить их обоих в охапку и закружить по комнате. Мы еще не обсуждали, говорить ли Гэвину, кто я такой, и хотя услышать из уст Гэвина «папа» было самым моим заветным желанием, я не хотел подгонять Клэр, ведь она так долго воспитывала его одна. Я хотел, чтобы она сама пришла к такому решению – когда поймет, что может доверить мне и себя, и нашего сына.

И тут до нее дошло. Ее лицо стало таким белым, что я испугался, как бы ее не вырвало прямо на мои голые ноги. Ее взгляд заметался между мной и Гэвином, потом остановился на моих глазах, и она быстро встала.

– О боже. Извини меня. Не знаю, с чего вдруг я это ляпнула, – прошептала она, оглядываясь на Гэвина, который стоял и смотрел на нас, как на идиотов. – Черт. Скажу ему, что я просто пошутила. Что говорила о телефонном звонке или еще что. О боже! Какая же я тупица, – пробормотала она.

Я провел ладонями по ее рукам, успокаивая ее.

– Эй. Послушай меня. Все нормально. Даже прекрасно. Я давно хотел попросить, чтобы ты ему рассказала, но боялся поторопить события, – объяснил я.

Она испустила вздох облегчения.

– Ты уверен? Не хочу, чтоб ты делал то, к чему еще не готов.

– Детка, я был готов с момента, как вытряхнул глупость из задницы и пришел поговорить с тобой после той первой недели.

Она прильнула ко мне и быстро чмокнула в губы, после чего подхватила Гэвина на руки.

– Итак, Гэвин, – сказала она. – Ты знаешь, кто такой папочка?

Он уставился на меня и на несколько минут погрузился в задумчивость. Я начал волноваться. Вдруг он не захочет, чтобы я был его отцом? Вдруг он решит, что я слишком строгий или слишком глупый? Черт, и зачем я только заставил его оттирать с пола зубную пасту… Клевые отцы не заставляют своих детей заниматься таким дерьмом. Клевые отцы водят своих детей в стрип-клубы, разрешают им закатывать дома шумные вечеринки, а по воскресеньям, собирая вместе команду для фэнтези-футбола, угощают их травкой.

– Деда – это твой папочка? – спросил он.

Клэр кивнула.

– Какой ты у меня смышленый малыш! Да. Деда – это мой папочка. А Картер – это твой папочка.

Мы оба стояли в молчании, пока Гэвин переводил взгляд с Клэр на меня и обратно.

Да он всерьез оценивает меня.

– Я куплю тебе приватный танец, а в следующее трансферное фэнтези-окно дам дунуть, – выпалил я.

Клэр посмотрела на меня так, словно я спятил.

– Можно я буду звать тебя папкой-тряпкой? – наконец невозмутимо спросил Гэвин, проигнорировав мою вспышку.

И увидел Гэвин, что отец – это хорошо.

Да. Я процитировал Библию и сравнил своего сына с Богом. Заткнитесь.

В ответ на запрос Гэвина Клэр рассмеялась.

– Может, ты будешь называть его просто папочкой? – спросила она.

– А может, я буду называть его просто попочкой? – отпарировал Гэвин.

Наш маленький гений придумывал для меня свой вариант папочки. И зачем только я волновался.

– А может, мы отправим мамочку спать и придумаем мне новое прозвище, пока я буду укладывать тебя в кроватку? – спросил я, забирая его у Клэр.

Привстав на цыпочки, Клэр чмокнула в щеку сначала нашего сына, а потом меня. Гэвин склонил голову мне на плечо и обвил своими ручонками мою шею.

– Хорошо, папуленчик.

Мы с Клэр дружно расхохотались. Выходя в коридор, я оглянулся на нее и одними губами проговорил «спасибо», а потом понес Гэвина в его спальню.

***

Даже не знаю, почему я думала, что Картер испугался, когда назвала его отцом Гэвина. Ничего подобного не произошло, и это лишний раз доказывало, насколько он замечательный.

Пока Картер укладывал Гэвина спать, я оделась в топик и шортики, которые взяла с собой вместо пижамы, потом почистила зубы и вернулась в постель, где свернулась калачиком под одеялом и стала ждать возвращения Картера. Я уже засыпала, когда почувствовала, как матрас прогнулся, а вокруг моей талии обвились его руки. Улыбнувшись, я устроилась поуютнее у его теплого тела.

– Все нормально? – пробормотала я сонно.

– Угу. Он решил, что больше не хочет пить, но заставил прочитать ему сказку. И мы сошлись на «папуле», – добавил он со смешком.

– Ты легко отделался. Пару недель назад он называл меня «старушенцией» и никак иначе.

Я лежала в объятьях Картера, и мне было комфортно как никогда в жизни.

Приблизительно пять минут.

Вот оно, доказательство того, что в кино нам демонстрируют полную чушь. Из-за того, что между подушкой и моей головой лежала его рука, моя шея изогнулась под неудобным углом и уже начала ныть. Плюс под его тяжелой ладонью у себя на талии я потела, как проститутка в церкви, а в том месте, где моя взопревшая задница соприкасалась с его колючими волосатыми бедрами, меня точно кусали тысячи комаров.

Наверное, будет нехорошо, если пнуть его, да?

Я чуть-чуть сменила положение. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я не люблю обнимашки, но лежать совершенно неподвижно было выше моих сил. Может, если подождать еще немного, то он заснет, и я смогу из-под него выбраться? Все-таки не зря Каннингемы в «Счастливых днях» спали раздельно. Потому-то они и выглядели такими довольными и хорошо отдохнувшими. Марион не приходилось терпеть, как о нее трутся волосатые ноги Говарда.

– Клэр, выкладывай, – пробормотал около моего уха Картер.

Черт. Неудобно-то как. У нас только что впервые за годы был секс, а теперь мне предстоит сказать ему, чтобы он отодвинулся, иначе я не засну. Я самая неромантичная женщина в мире.

– Что выкладывать?

– Ты уже десять минут ерзаешь и вздыхаешь, – ответил он.

У меня синдром Туретта, синдром беспокойных ног и сердце бабуина, поэтому каждый раз, когда эта мохнатая штуковина делает удар, я вздрагиваю и вздыхаю.

Черт, я же все время учу Гэвина честности. А сама, вместо того, чтобы сказать Картеру правду, пытаюсь придумать, как убедить его, что у меня органы обезьяны.

– Нуууу… в общем, я еще ни с кем не ночевала в одной кровати. Только с Лиз, но мы обе всегда были пьяные.

Картер, лежа позади меня, поперхнулся смешком.

– Можешь повторить? Только теперь помедленнее и поподробнее, – пробормотал он.

Я рассмеялась и шлепнула его по руке.

– Я серьезно.

– Я тоже. Вы ведь были при этом голыми, да? Скажи, что вы были голыми.

Сердце бабуина или правда. Сердце бабуина или правда…

– У меня сейчас отвалится шея, и мне так жарко, что одеяло может воспламениться, – выпалила я.

Картер подозрительно затих.

Проклятье. Я ранила его чувства.

– Слава тебе господи, – проговорил он, расплетая обнимающие меня руки. – А у меня затекла рука и свело ноги.

*** 

– Когда собаку чешут, блохи получают массаж. Ха-ха, фермер!

Я уже проснулась и, лежа в постели, наблюдала за пробивающимися из-за занавесок лучами рассветного солнца. Когда Картер забормотал во сне, мне пришлось захлопнуть ладонью рот.

Господи, вот уж точно «каков отец, таков и сын». Очевидно, Картеру ни разу не сообщали об этой его привычке. От мысли о женщинах, с которыми он делил постель, мне стало противно, и я на некоторое время задвинула ее куда подальше.

Он лежал на спине, забросив одну руку за голову, а вторую положив себе на живот. Будь мы в порно, то под одеялом он был бы голым и с торчащим членом олимпийских размеров, а я бы, исполняя роль шлюшки, стягивала с него одеяло, чтобы сделать ему минет.

Бау-чика-вау-вау.

Я не была шлюшкой, и мы были не в порно. Однако порнофильмов я пересмотрела достаточно, и потому знала, что делать. Взглянув на часы на тумбочке, я поняла, что до пробуждения Гэвина у меня есть минимум час. Потом снова посмотрела на умиротворенное лицо Картера и вспомнила, сколько удовольствия доставил мне этой ночью его рот.

Окей, я смогу. В конце концов после того, как мы встретились, он подарил мне два крышесносных оргазма. Пришло время сравнять счет, чтобы не чувствовать себя такой эгоисткой из-за того, что сейчас из нас двоих лидирую я.

Я медленно стянула с него одеяло и, опершись на локоть, осторожно подцепила кончиком пальца резинку его трусов, чтобы заглянуть внутрь.

Привет-привет, здоровячок.

Вау. Здороваясь с его членом, я ощутила себя настоящей шлюшкой. А ну-ка, лизнем-ка его…

Хе-хе. В рифму.

Не отвлекайся!

Я придвинулась поближе к нему и сползла вниз, чтобы мое лицо оказалось на уровне его талии. Тут мой локоть соскользнул на простыне, и я автоматически отдернула от его трусов руку, чтобы восстановить равновесие и не упасть на его спящее тело. Раздался громкий щелчок резинки по коже. Затаив дыхание, я замерла, высматривая на его лице признаки пробуждения.

– Маффины в подвале, – пробормотал Картер во сне.

Посмотрев ему между ног, я увидела, что Мистер Кончун начал просыпаться. Ха. Вот это да. Его заводят сны о маффинах. Надо будет напечь их на завтрак. Интересно, есть ли у Картера дома черника? Нет ничего лучше свежих черничных маффинов, но наверное можно…

Дьявол! Почему мне так сложно сконцентрироваться на пенисе? Особенно на таком симпатичном, как у Картера.

И таком твердом!

Я закрыла глаза и представила Дженну Джеймсон, только без уродливых от инъекций губ и без фингала от Тито. Как можно медленнее встала на четвереньки и оседлала Картеровы ноги, а затем, запретив себе тратить время на размышления о маффинах и порнозвездах, наклонила голову и кончиком носа провела по всей его длине поверх ткани боксеров.

Ого, от моего прикосновения он стал еще тверже. Отлично! Поглядим, как он вырастет.