– В начале лета на юг?! – изумился Светлячок.

– Ты получишь номер счета и кодовое слово, чтобы снять деньги. Анонимно и через защищенное электронное письмо. Тебе нужно только разрешение на охоту.

Бен вышел из оцепенения и стал медленно двигаться к Оцу и сумасшедшему с пистолетом. До этого ему удалось отправить Дженни односложное сообщение, которое он напечатал вслепую.

– Значит, с юга еще не вернулись… У нас тут места северные, лето приходит поздно.

Но что делать дальше, он не знал; сейчас соотношение сил поменялось явно не в его пользу. Вместо одного убийцы и двух жертв теперь были двое сумасшедших, которые в самом прямом смысле слова объединились против него.

– Жаль… Но там, в саду, и без птиц хорошо, а здесь душно…

– Эй, насколько я вижу, ты все равно собираешься нас убить, – продолжал убеждать Оц. – Что ты потеряешь, если зарегистрируешься?

– Время, – ответил парень, но схватился за сотовый.

Светлячок дернул плечами, и я заметил, что от него исходят странные флюиды, текут в воздухе какие-то токи, и почувствовал, как ощутимо и быстро меняется тепловой режим в оранжерее.

– Можешь не стараться, – сказал Бен, который незаметно сделал еще два шага.

– Ты чего делаешь? – всполошился я.

Он думал о своем отце и его словах, что его сын неудачник и должен наконец занять какую-то позицию в жизни. О Дженни, которая сегодня справедливо упрекнула его, что он всегда становится игрушкой в руках других, не беря на себя ответственности.

– Душно, – повторил он. – И жарко, как в печи…

И конечно, он думал о Джул, которой хотел быть лучшим отцом на свете. Он обещал это склизкому комочку в родильной палате, когда ему разрешили перерезать пуповину. Он хотел показать Джул мир.

Понятно, аномалу-«химику» не понравилась окружающая его атмосфера, и он срочно принял меры.

Огни Берлина, когда подъезжаешь к многоэтажным комплексам столицы со стороны Хайнерсдорф.

– Перестань, угробишь растения! Тут большая влажность из-за оросителей, поэтому кажется, что душно и жарко. Какой ты нежный, браток, – прибавил я по-русски.

Снежинки под микроскопом и сыпучие пески пустыни под ногами.

Глубокую синеву Атлантического океана на месте гибели «Титаника» и серую дверь на станции метро «Гезундбруннен», мимо которой ежедневно проходят сотни людей, не зная, что за ней находится хорошо сохранившееся бомбоубежище времен Второй мировой войны.

Я повлек его прочь отсюда, чтоб не натворил дел. И без того из-за ломающегося кондиционера вечно какие-то ценные растения загибаются, и происходит очередной громкий скандал.

Он хотел показать ей, что будет, если напечатать «=rand (200,99)» в пустом вордовском документе, а потом нажать на клавишу Enter.

Ну вот! Накликал!

Съесть вместе с ней неприлично много мороженого и неделю питаться веганскими продуктами, обсуждать и сравнивать романы «Над пропастью во ржи» и «Чик», спорить, можно ли считать искусством пластиковый стул в МоМА[15] и что опаснее – легкие наркотики или алкоголь.

Отвезти в свои любимые города в Европе: Рим, Барселону, Амстердам и Лондон. Они не посетили ни одного из них. Но благодаря ему она побывала в самых разных операционных залах, реабилитационных клиниках и физиотерапевтических центрах.

Еле слышное гудение кондиционера сменилось неприличными дребезжащими звуками. Но дочурки в данном случае не виновны, и все аномальные умения Питера Пэна тоже не могут помочь – дефект механической природы и исправляется традиционным русским способом…

И все только потому, что в тот роковой день он не подумал. Потому что, как часто в жизни, действовал импульсивно. С этой точки зрения все его существование уже давно превратилось в Ночь вне закона с внешним управлением, от которой в основном страдали другие. Если бы он тогда повел себя рассудительно, то остановился бы у обочины, когда его менеджер приставал к Джул.

– Подожди секунду, малыш!

Если бы он сохранил благоразумие и просто позвонил в полицию, то у Джул сейчас были бы обе ноги, и она бы не мучилась с протезами. И ей тем более не пришлось бы отказываться от дополнительных сеансов терапии лишь потому, что у него не было денег.

Я ухватился за металлическую штангу для лиан, подтянулся и легко взмахнул на вершину «малой горки» (на вид легко, а попробуйте-ка сделать это, не сдвинув ни одного камня и не сломав ни единого растения), вытянул вверх руку, легонько стукнул занедуживший ящик, и – о, чудо! – услышал прежний ровный звук.

– Ты только не сорвись с этой горы, Пэн, – очень серьезно попросил Святлячок. – И не разрушь тут все…

Ну, по крайней мере, это сейчас изменится.

– Не разрушу, братишка, не разрушу! – весело пообещал я и одним прыжком, без помощи рук, оказался внизу.

– Эй, что ты задумал? – спросила Арецу или Оц, кому бы ни принадлежало сейчас это тощее тельце.

Мы с ним собрались подняться на второй этаж, но были перехвачены Натали:

– Взять на себя ответственность, – сказал Бен.

– Гоблин, прими-ка дозу…

И побежал. Быстрее, чем мог надеяться в таком состоянии, выставив голову вперед и делая крюк, благодаря чему пуля, выпущенная полуголым парнем, лишь задела его плечо, хотя и здоровое. Бена качнуло, ранение приблизило его к спасительному обмороку, но не остановило.

Это традиция. Маленькая домашняя традиция, и со стороны может показаться смешной, но для меня – один из кирпичиков в фундаменте семейного счастья…

Бен влетел головой киллеру в живот и сбил с ног, как игрок регби своего соперника; он двигался дальше вопреки боли, вопреки страху, вопреки голосу здравого смысла в голове, который кричал ему, до смерти напуганный: «Не делай этого. Пожалуйста, не делай!»

Дело вот в чем: я редко болею, почти никогда. Но Натка вбила в голову, что на службе, когда сутками пропадаю в Зоне (в Виварии и на полевых работах), питаюсь я кое-как, чем попало и от случая к случаю, и оттого витаминов моему организму не хватает катастрофически. И со свойственной ей решительностью и настойчивостью спасает мужа от авитаминоза…

Но Бен не слушал.

Я не против, вреда от ее поливитаминов нет. Пользы тоже – давненько выданная мне с собой в Виварий упаковка пылится в моем кабинете, до сего времени почти полная, что на здоровье никак не отражается.

Он продолжал свой путь. Оттеснял собой психопата все дальше к пропасти.

К краю крыши.

Но скушать вечером свою «дозу» – священный и неотменимый ритуал. И обязательно с ладони Натали, это тоже ритуал и тоже священный.

Он слышал крик парня. Видел ужас в его глазах. Заметил, как напряглись его грудные мышцы и клешни скорпиона соединились, потом противник замахал руками, но уже ничего не мог сделать, чтобы предотвратить неизбежное.

Бен улыбнулся, закрыл глаза и бросился вместе с киллером вниз.

И я его исполняю, и делаю это намеренно неуклюже, словно нелепый голенастый жеребенок хватает губами сахар с ладони, и целу́ю ладонь, и Натка смеется: «Гоблин, не балуй!», но я знаю: она хочет, чтоб баловал, и она знает, что я знаю, и когда дети угомонятся, мы с ней побалуем, как и сколько захотим, а захотим немало, и этот маленький кругляш на ладони – ключ и пароль к чему-то гораздо большему, к чему-то очень большому, и вот что я вам скажу…

* * *

– Гоблин, не тормози! Веди гостя наверх…

«Он это заслужил!»
«Сам виноват!»
«Я почему-то думаю, у него и правда рыльце в пушку.
Конечно, это не хорошо, но нельзя сказать,
что пострадал невинный».


И вот что я вам, братцы, скажу: это и есть счастье.

Реакция в Интернете на сообщение:

Наверху Светлячок спросил:

«ВНЕЗАКОННИК ПРЫГАЕТ С КРЫШИ!»
«Толпа доводит Беньямина Рюмана до самоубийства».


– А у вас много орхидей?

Глава 70

– Ни одной. Орхидеи не уживаются с другими цветами. Почему ты интересуешься?

Джул, 12:04 по местному времени
(18.04 по берлинскому времени).
31 день, 10 часов и 4 минуты после Ночи вне закона


Все липло.

– Сестра любила рисовать орхидеи. Рисунки по всему дому. Ей приколотили рисунок вот сюда. – Он положил ладонь себе на диафрагму. – Уже когда ее повесили, мертвой. Длинным-длинным гвоздем. Ей не было больно.

Блузка к груди. Юбка-брюки к бедрам. Чулки к протезам.

Я запнулся и встал.

Пляжный бар на Севен-Майл-Бич предлагал сказочный вид на Карибское море, доступные напитки, но, к сожалению, только один работающий вентилятор, который без энтузиазма гонял теплый воздух под соломенной крышей.

– Откуда знаешь?

Джул с матерью сидели за простым деревянным столом немного в стороне от прочих гостей. В основном туристов, которые уже в обеденное время заказывали пиво, коктейли или что покрепче.

Не мог парень этого знать! Я, например, таких подробностей не знал. Когда мы убегали, все эти ужасы остались за спиной, и я был счастлив, что дети ничего не увидели.

– У меня хорошие новости, – сказал Клифф Клиффер, чье имя звучало слишком глупо, чтобы быть псевдонимом; но с адвокатами такого сорта невозможно ничего знать наверняка. Тот факт, что они встречались здесь, на пляже, а не в его бюро в Джорджтауне, вероятно, означал, что у него и не было никакого офиса. «Клиффер, Фокс & Уайтман», скорее всего, такая же фиктивная фирма, как и те, на учреждении и курировании которых эта «контора» специализировалась.

– Мы же с тобой вместе… – произнес он трепыхающимся голосом и посмотрел беспомощно. – Проезжали мимо дома, остановились, ты мне все рассказал… Или не с тобой?

То, что клиенты лично приехали на остров Большой Кайман, было в этой сфере скорее исключением и наверняка поставило адвоката, который выглядел не старше тридцати пяти лет, в затруднительное положение.

– Не со мной. С кем-то другим.

– Было не просто, но у нас есть информация, которая вам нужна, дамы.

И ни с кем другим, парень, ты мимо своего дома тоже проезжать не мог, во всяком случае, до бегства. Получается, позже? Во время этих десяти лет, которые корова языком слизнула? Получается, ты был после похищения в Хармонте? Любопытная новость…

Клиффер был одет в голубую рубашку поло с белым воротником, коричневые шорты и яхтенные туфли. Его светлые волосы были изысканно зачесаны: наверняка требовалась определенная практика, чтобы прическа выглядела так безупречно. С помощью годового запаса геля и лака для волос она держалась даже при восьмидесятипроцентной влажности воздуха и тридцати трех градусах в тени.

Я вел его на второй этаж показать комнату, где он будет спать. Мы решили отдать ему учебное помещение, в котором девочки под присмотром соседей-учителей грызли гранит знаний. Здесь была уйма занятных вещей, способных увлечь незаурядное воображение гостя, но главное, в комнате стоял удобный диванчик – на нем и постелили.

А вот волосы Джул безжизненно падали ей на плечи. Она еще не окончательно оправилась, что неудивительно, после того как ей пришлось пережить два покушения подряд.

Потолок украшало большое объемное фото звездного неба. Фото было активное, при желании заполняло все пространство, транслируя изображение на окружающие поверхности. Я пожелал, активировал простенькую схему, ни к чему не притрагиваясь: хотел сделать гостю сюрприз…

Первое совершила та, кого она считала хорошей подругой, но у которой оказалось раздвоение личности. Второе – сумасшедший интернет-зависимый со странными хобби. Например, он любил выкладывать в Интернет отвратительные видео с насилием. Помимо этого занимался террариумом, в котором разводил ядовитых скорпионов. Неудивительно, что врачи действовали наугад и сначала лечили ее неправильно. Было очень сложно обнаружить в крови белковый токсин, настолько экзотичный, что врачи о нем даже не подумали. Они исходили из отравления кумарином и пичкали ее бесполезным витамином К. Пока Дженни не получила все прояснившее, спасительное сообщение от Бена:

И сделал.

«Андроктонус».


Светлячок упал на корточки, скрючился, тоненько закричал:

Последнее слово ее отца. Она понятия не имела, как он это выяснил. Но это была не единственная тайна, которую он унес с собой в могилу.

– Мы смогли подтвердить подлинность сообщения, которое поможет нам…

– Не надо! Пожалуйста! Не хочу в пустоту! Пожалуйста!

– Да, мы это знаем, – перебила Джул адвоката на английском языке. Иначе они не решились бы на этот долгий перелет. И тем более не стали бы оплачивать его счет на мамины последние деньги.

Я среагировал мгновенно: выключил фото, вывел свет на максимум, прижал мальчика к себе («Дэниел, все хорошо, ты дома…»), а он трясся в моих руках и бормотал:

Обычно она не перебивала так грубо собеседников, но рабочее время Клиффера оплачивалось поминутно. Каждый звонок, каждая запись, каждый проклятый перерыв на туалет, во время которого он обдумывал ее «случай», учитывались в его завышенных гонорарах. Джул не хотела, чтобы ее мать оплачивала своими с трудом накопленными деньгами бесполезную болтовню, которая им ничего не даст.

– Черное стекло… Звенит… Не надо звенеть, надо наполнить… Сожмите небо, ну пожалуйста… Очень много… Холодно…

– Какие хорошие новости?

Истерика длилась несколько минут, и все это время он мерцал так, будто его разрывало изнутри. Прибежали мои, хором парня успокоили, согрели, привели в чувство… Как я мог забыть про болезненную неприязнь Светлячка к пустоте и черноте?! Стремление заполнять и организовывать пространство, непрерывная потребность в свете – это же не бзик, это его суть! Непреодолимая тяга к собиранию пазлов… Похоже, неприязнь превратилась в фобию. И вряд ли на пустом месте. Физиология аномала всегда идет под руку с психикой. Что-то с ним стряслось за десять лет, чем-то он заплатил за консервацию детства…

– Ваш отец, похоже, был очень успешным человеком.

Вспомнилось, что он говорил десять лет назад про Горгону, мою будущую жену. По его словам, небо Горгоны всегда черное, а нужно, чтобы там были созвездия. Я зажигаю созвездия, жаловался он, а ей не нравится. Конец цитаты… Как я забыл? Оно и понятно, столько лет прошло… Всегда он не любил темное небо, сильно не любил. Мечтал наполнить его яркими звездами-лампами, освещающими по ночам Землю…

Джул и бровью не повела, но Дженнифер не удержалась и прокомментировала это заявление:

– Он часто выступал со своей кавер-группой в отелях, – лаконично сказала она. И погладила свой уже заметный животик. Беременность ее украшала, хотя ей, видимо, придется справляться одной. После событий Ночи вне закона Пауль испарился.

Когда все угомонились, ко мне подвалил отец.

– О, хорошо. Ясно. Значит, это была очень успешная группа. – Клифф улыбнулся, словно рекламируя своего зубного врача. – Хорошо, что вы обратились к нам. Сложно представить, что случилось бы, попади это электронное письмо не в те руки. Вам дали хороший совет прийти к нам.

Ну да…

– Я слышал твой разговор с Андреем насчет Чистых, – сказал он. – Надо кое-что обсудить. Пойдем-ка…

Они просто погуглили.

Мы сели в беседке, на воздухе. Типа покурить, никаких подозрений.

При запросе «управление наследством + офшорные компании + Каймановы острова» контора Клиффера вышла третьей в списке. Первые две фирмы они отмели лишь потому, что не хотели вестись на оплаченные рекламные места.

– Расскажу на всякий случай, мало ли что, – начал отец. – Просто чтобы ты знал…

– Честно говоря, сначала мы думали, что это письмо от нигерийской мафии.

Вступление мне резко не понравилось. А сам рассказ – еще меньше.

Джул и Дженнифер кивнули. Это было их первой мыслью, когда они прочитали эсэмэску. Сообщение пришло вскоре после похорон Бена на телефон, найденный ею среди немногих вещей, которые полиция вернула ее матери после проведения всех необходимых следственных процедур. Сообщение содержало ссылку, которая вела на страницу с электронным письмом для Беньямина Рюмана. С контактными данными фирмы на Каймановых островах.

– Но это электронное письмо не было отправлено с обманным намерением, и, наверное, лучшее решение в вашей жизни, что вы не поместили его в папку со спамом. Ах, чуть не забыл, простите, пожалуйста. Я еще не выразил вам лично соболезнования по поводу потери вашего мужа и отца. Надеюсь, ему не пришлось долго страдать.

Его наняли найти пропавшую девчонку. Богатая семья. Не магнаты всесильные, нет, просто обеспеченные люди. Они, как и все, бывают несчастными и нуждаются в помощи сыщиков. А мой отец – профи, столько лет в сыскном бизнесе. Только в последние годы снизил активность из-за внучек, тем более с деньгами проблем давным-давно нет. Но за некоторые дела брался, если считал важным или самому было интересно.

Джул зажмурилась. Неужели этот ветреный тип живет здесь на острове и настолько оторван от всего мира, что ничего не слышал о судьбе Беньямина Рюмана?

Суть дела. Дочь клиентов ушла в Общину Чистых, обет дала в шушарской коммуне, там и поселилась. Принудительно ее не вытащить, она совершеннолетняя, ей восемнадцать, а Община легальна. Родители страдали, но сделать ничего не могли. Навещали по графику, это уставом секты разрешалось. И вот теперь их дочь пропала уже из Общины. В Шушарах ее нет. Главные тамошние бабы заверяют, что она потеряла веру, ушла домой и с этого момента в ответе сама за себя. Врут прямо в глаза родителям, они-то знают, насколько уперта их дочь в своей чертовой «вере» и что она категорически не желала возвращаться. Пытались ходить по другим коммунам – везде отфутболивают. Подали заяву в полицию, но там к происшествию отнеслись с нескрываемой формальностью: сходили разок в коммуну и удовольствовались объяснениями насчет потери веры. Объявили в розыск, и на этом – все. Родители пытались простимулировать деньгами следователя и оперов, однако те шарахались и вели себя странно. Пришлось через знакомых выходить на полицейское начальство, которое по секрету шепнуло родителям: мол, деньги тут не сработают, и вообще ничего не сработает, отступитесь… Таковы исходные позиции.

Какое-то время самоубийство ее отца не сходило с первых страниц газет, по крайней мере немецких. Во-первых, сначала не знали, был ли застрелен Николай Вандербильдт, мужчина, с которым отец сбросился с крыши, или погиб лишь при ударе о землю. Затем потому, что отец выбрал тот же путь, что и его дочь за неделю до этого.

Что вообще представляет собой эта Община, спросил я отца. Как-то не очень я этими делами интересовался, мало ли сумасшедших и обманутых скопилось вокруг Зоны. Но оказалось любопытно. Секта появилась «снизу», естественным образом, по инициативе безымянных подвижниц. Коммуны располагаются вблизи от Кольцевой автодороги, по которой проходит граница Зоны. Оказывается, их цели более чем благородны – спасать наш грязный мир от проникновения настоящей, вселенской нечисти. Они ходят к Периметру, рассаживаются по границе Зоны и часами сидят, молятся, чтобы нечисть не росла. Уверены, что именно они удерживают Зону в нынешних границах. Сначала подвижницам приходилось туго: самим добывать пропитание, обеспечивать себя всем прочим, необходимым для выживания, но главное – проникать за колючку. С некоторых пор все изменилось. Во-первых, появились деньги, во-вторых, теперь их пропускают к границе Зоны свободно и чуть ли не официально. То есть кто-то им покровительствует, финансирует их деятельность, кто-то, обладающий реальной властью. Заявлено, что Община живет на пожертвования, причем жертвователи желают остаться неизвестными. Что ж, их право…

И в конце – как напоминание интернет-сообществу, к каким ужасным последствиям привела первая организованная травля, жертвами которой стали сразу несколько человек.

– Эта секретность крайне дурно пахнет, – заявил я ему.

Шумиха в СМИ, организация похорон, показания в полиции и не в последнюю очередь собственное состояние здоровья (все-таки она вышла из искусственной комы лишь спустя два дня после гибели Бена) отнимали у Джул столько энергии и времени, что у нее еще не было возможности целиком отдаться горю. С тех пор как урна с прахом Бена стояла на кладбище на Хеерштрассе, Джул видела весь мир сквозь серый туман, даже здесь, под палящим карибским солнцем.

– Дурно пахло бы и без секретности, – ответил он.

Она чувствовала, что в ней скопился целый океан слез, но скорбь пока сдерживали плотины, которые она не смогла бы прорвать даже при всем желании.

– Ну, так или иначе, – адвокат дал понять, что с соболезнованиями покончено, – знаете, многие получают письма с сообщением о наследстве. Но лишь в самых редких случаях наследуется юридическое лицо.

Ночь прошла спокойно. Я наконец-то выспался вволю, редкий случай, и поднялся как раз к очередному скандалу.

– Что?

Утренние детки, предоставленные сами себе, решили улучшить мамину «малую горку». В канавке возле бани нашли красивое высокое растение, усыпанное розовыми цветочками, принесли в оранжерею и аккуратно пересадили на «горку». Для чего взрыхлили землю и выкопали что-то явно ненужное – невзрачную такую палку с шишечками. Хотели помочь маме, порадовать ее… Как же она разорялась, обнаружив замену!

– Компания. Ваш отец оставил вам фирму.

– Вы зачем дельфиниум угробили, горе вы мое?! Вы понимаете – селекционный дельфиниум, с двойным цветом!!! Поменять на люпин, на сорняк!!! Эх… амебы вы недомитозные, а не девчонки!

– Что она производит? – поинтересовалась Дженни.

– Ничего. У нее нет недвижимости, оборудования или сотрудников.

– Ну, мама, – ныли недомитозные амебы, – он некрасивый, на дельфина совсем не похож, эти шишечки дурацкие…

– Сколько же она тогда стоит?

– Два с половиной миллиона триста двадцать восемь тысяч евро и семьдесят четыре цента.

Русских слов Светлячок не понимал, но от тона испуганно втянул плечи. Вот тебе и любитель красоты. Похоже, его роль в диверсии не ограничивалась простым созерцанием.

– Два с половиной?! – воскликнула Джул так громко, что пожилой гость у бара обернулся к их столу.

– Эти «шишечки» потом превратились бы в роскошные колокольчики, – громыхала Натали. – А вы! Теперь кальварию на две недели раньше придется в грунт высаживать…

– Миллиона? – шепотом добавила Дженнифер.

– До вычета наших расходов, которые составляют гуманные пять процентов. – Клиффер улыбнулся. – Это тоже хорошие новости. Вы просто должны пойти в банк с формуляром, который я для вас подготовил, и вам выплатят деньги. Конечно, если вы не хотите путешествовать с таким количеством наличных, что я прекрасно понимаю, – в этом случае могу вам посоветовать воспользоваться нашими услугами банковских переводов, за дополнительные пять процентов. И мы позаботимся, чтобы деньги поступили на международные счета, к которым у вас будет анонимный доступ из Германии.

Джул почувствовала, как мать схватила ее руку и сжала.

Тяжелые цветки физалиса-М3, сиречь кальварии, я не любил, хотя сам доставил семена из Зоны. Мрачные они какие-то, а когда раскроются, раскинут лепестки крестом – взгляд их квазиглаза неприятный, давящий. Говорят, этот плод съедобен. Бр-р-р… Их едят, они глядят…

Она подумала о том дне, когда в первый раз узнала о Ночи вне закона – случайно подслушанный разговор двух клиентов в мастерской по ремонту телефонов. И как несколько месяцев спустя, беспокоясь за отца, который испортил отношения уже со столькими людьми в своей жизни, решила проверить, не номинировал ли его кто-то из врагов. Страница запросила у нее номер телефона для списания денег, и Джул указала номер своего второго телефона – из страха, что ее основной завалят спамом. И когда после всех формальностей ввела имя отца, с твердым намерением удалить его сразу же после теста, ее самые страшные опасения подтвердились.

Я вообще не сторонник дико модных ныне цветов-мутантов, мне всякой такой экзотики и на службе хватает…

«Беньямин Рюман уже номинирован», – сообщила ей рисованная Диана и в следующий момент заверила, что ее данные будут сохранены для дальнейших сообщений.

Кальварию я не любил, но промолчал, сейчас Натке под горячую руку лучше не попадать. Весь вчерашний день она сдерживалась, но есть же предел. Я ее отлично понимал. Чтобы снять напряжение, мне пришлось расконсервировать и отдать ей подарок, приготовленный мною на близившийся день рождения. Это был мешок, наполненный галькой аж с самого Черного моря, – настоящей, без обмана. Для украшения «альпийской горки». Как я радовался, что у меня есть такой сюрприз, втайне гордился… Ладно уж, чем не пожертвуешь ради семейного спокойствия.

От ужаса Джул захлопнула ноутбук и тут же позвонила отцу.

Ближе к вечеру позвонил Эйнштейн. На том мои счастливые дни закончились.

«Нам нужно поговорить, папа! Срочно! Мне кажется, ты в опасности!»


Она надеялась обсудить это с ним во время их еженедельного разговора. Хотела показать ему все. Как показала Арецу, которая пришла в тот вечер к ней в гости. Арецу принесла бутылку водки, чтобы выпить за их дружбу. Но Джул отказалась от алкоголя, поэтому Арецу пила одна.

Джул и сегодня, даже в карибской жаре, бросало в дрожь, когда она вспоминала, как оставила Арецу одну и отправилась в ванную, чтобы освежиться перед вечером. Они решили пойти в клуб, побыть среди людей, хотя обеим не очень хотелось веселиться. Но чтобы не киснуть дома, Джул хотела развеяться. Арецу тоже не повредило бы немного развлечься. Джул заметила, как волновалась ее подруга, когда изучала страницу AchtNacht. Арецу до крови расковыряла себе заусенец на большом пальце, но это была не новость: она постоянно царапала себя, когда нервничала. Джул собиралась заодно захватить для нее в ванной пластырь. Когда она увидела свое отражение в зеркале, то подумала, насколько неуместной была идея куда-то идти сегодня. Скоро позвонит отец, она должна сказать ему, что кто-то его номинировал, и после этого разговора ей, вероятно, станет еще хуже.

Глава 7. Румба пьяного мужчины

Но тут же подумала: «Тем более» – и в идиотской попытке самоманипулирования растянула губы в улыбке. Якобы через минуту мозг должен поверить, что она счастлива, лишь потому, что губы находятся в правильном положении. Когда Джул хотя бы внешне добилась выражения естественной радости на лице, она сфотографировала себя. Сделала селфи в зеркале.

Я выкатил «Лэнд Ровер» и двинул к началу Трассы, где мне предстояло пересесть на «махолет» и добираться до Новой Голландии своим ходом.

Потом услышала шум в комнате. Голос, напоминавший голос Арецу, только более грубый, мужской. Она вошла в комнату с пластырем в руке, и с того момента все было как во сне.

(Почему «махолет» назван именно так, не спрашивайте, – он ничем не машет и никуда не летает. Это миниатюрный автомобильчик – один седок и минимум груза, – не имеющий ни электрического двигателя, ни бензинового, ни дизельного. Колеса приводит в движение инерция массивного маховика, раскрученного в точке старта. И ее, инерции, только-только хватает на перегон Приют – Новая Голландия. Иногда не хватает, и приходится переходить на запасной движитель, на педальную тягу.)

Она еще помнила, что Арецу направилась к ней с бутылкой водки в руке. И что в крови были уже не только ее пальцы, но и вся расцарапанная рука.

Отец выехал из Надино за мной следом, у него были какие-то собственные дела, которые не могли подождать.

А потом лицо Арецу начало расплываться у нее перед глазами. Принимать новые, почти мужские черты. Арецу подняла окровавленную руку – и со всей силы опустила бутылку Джул на голову.

Натали осталась с детьми одна, как укротительница в клетке с хищниками.

Затем Джул помнила только глухую бесконечную черноту, словно опускалась на дно океана. При этом она ничего не чувствовала. Ни как ее усадили в инвалидное кресло. Ни как Арецу катила ее к краю крыши. Даже удар о землю не оставил в ее памяти ни малейшей зарубки.

Почти весь путь мы с отцом катили друг за другом, сначала грунтовыми проселками, потом второстепенными дорогами, в хлам разбитыми, затем выскочили на более-менее сохранившееся Московское шоссе. Там разделились: он поехал прямо, в Шушары, я свернул влево и вдоль КАДа добрался до здоровенной развязки, где начинался Северо-Западный скоростной диаметр. Там же начиналась и Трасса.

К счастью.

«Переобуваться», как мы называли смену транспорта, и вообще готовиться к походу в Зону следовало в Южном приюте. Я уже получил свой личный тактический комплект и прочую экипировку, когда меня окликнул знакомый вертухай в старлейском чине. Относительно знакомый, фамилию его я не считаю нужным запоминать. Крайне мерзкий тип, если честно. Дурак и хам.

– Все в порядке?

Джул подняла глаза и моргнула.

Хамить он начал с первых слов:

Адвокат расплывался у нее перед глазами, как и пляжный бар, и Карибское море.

Она ощущала ветерок на коже, слышала шуршание волн и чувствовала, как развязывается узел у нее в груди.

– Что, Пэн, вы с начальством по очереди?

– Да, это потрясающие новости, – сказал Клиффер, который неверно истолковал ее слезы.

– В каком смысле?

Адвокат думал, что она только что унаследовала два с половиной миллиона евро.

– В смысле, жену твою по очереди пялите, гы-ы-ы-ы… Не тупи. В Зону по очереди ходите: он оттуда, ты туда. Ни на минуту не оставляете своих подопытных без присмотра, да?

На самом деле это были два с половиной миллиона причин бесконечно скучать по отцу.

– Подожди, – не понял я; реакцию на хамство решил отложить на потом, а то так и не узнаю, что хотела проквакать жаба. – Что значит «он оттуда». Кто?

Глава 71

Лайэм Купер. 12:08 по местному времени
(18:08 по берлинскому времени).
31 день, 10 часов и 8 минут после окончания Ночи вне закона


– Ты тормоз, Пэн… Объясняю медленно, для особо одаренных. Напрягись и постарайся понять. «Кто» – твой лучший друг Илья. «Оттуда» – из Новой Голландии. Я думал, вы на дороге встретились. Разминулись? Он минут пятнадцать как отбыл… С секретуткой, годной такой девчонкой… Ее вы тоже по очереди, гы-ы-ы-ы?

– Я бы хотел поговорить с Арецу Херцшпрунг.

Мерзкая, мерзкая жаба… Однажды, вне службы, я уже пытался обучить его вежливости… Получилось не очень удачно, и старлей обнаглел окончательно. Но я держусь, я стискиваю зубы и уточняю еще раз:

– Минуточку, пожалуйста. – Главный врач клиники «Паркум», доктор Мартин Ротх, передал трубку. К счастью, он был прогрессивно мыслящим человеком и не возражал против телефонного контакта своей находящейся в заключении пациентки с внешним миром.

– Илья Эбенштейн?

– Кто это? – спустя целую вечность спросила Арецу слабым голосом.

– Лайэм Купер.

– Нет, блин, покойный Илья Муромец… Знаешь, твоя тупость даже перестала забавлять… Двигай куда двигался.

Она вздохнула, потом хихикнула:

Жаба отправилась заступать на дежурство, но я двигать никуда не стал… Отошел в сторонку, призадумался.

– Значит, теперь тебя так зовут?

Торопиться не надо, если сталкиваешься с чем-то непонятным. В Зоне соблюдение этого правила спасло немало жизней… А здесь почти Зона. И я столкнулся с непонятным.

– Да, – сказал Бен и тоже засмеялся, что вызвало у него сильные боли.

К тому же наглость старлея Бесфамильного заслуживала наказания… Он думает, если его так раскормили – на две головы меня выше и даже в плечах пошире, что редкость, – то можно хамить Питеру Пэну безнаказанно? Ошибка… Даже его умение ломать ладонью кирпичи и другие стройматериалы не дает индульгенции. И прочее, чему его натаскали в области членовредительства, – не дает.

Прошло уже четыре недели, а металлические штифты в обоих плечах по-прежнему болели, как будто его распяли только вчера.

Но он не хотел жаловаться.

Но всему свое время. Первым делом наши непонятки…

Настоящее чудо, что он еще жил. Пуля и падение сократили его жизнь, но не оборвали. И этим он был обязан Николаю Вандербильдту, чье тело сыграло роль амортизатора и поглотило большую часть энергии деформации, когда Бен сначала ударился о его грудную клетку, а потом о землю.

Итак, Эйнштейн покинул Зону и уехал. Куда? Кто ж его знает, пути начальства неисповедимы.

– Зачем ты звонишь, Бен? Извини, Лайэм. Тебе нужно быть осторожным. Что, если Оц узнает?

Но все дело в том, что Эйнштейн затребовал меня на службу, выдернув из дома и семьи, сказав, что ситуация экстренная.

Бен, который только что улыбался, сразу погрустнел.

Очищенный кусок Зоны, бывший Лоскут, стремительно перестает быть безопасным – монструозный город заново прорастает на крохотном клочке земли, отнятом у него непонятной внешней силой. Включая, разумеется, Новую Голландию.

«Ах, Арецу, – подумал он. – Бедняжка, ты действительно не знаешь».

За последние три недели у нее было три операции. Первая – через несколько минут после его прыжка, когда полиция схватила ее на крыше и тут же отвезла в больницу на срочную операцию перелома черепа. Очнувшись после наркоза, она снова приняла свою женскую идентичность, а Оц исчез. По словам доктора Ротха, иногда она вспоминала о нем, но прямого контакта со вторым «я» не было. И она по-прежнему не осознавала, что делит свое тело как минимум еще с одной личностью.

Зона возвращает свое. Проблема в том, что совокупность аномалий и их распределение радикально меняются, и на нашем острове – тоже. Прежние карты недействительны, остров буквально пожирается Зоной. Жить там с каждым часом становится опаснее, а работать и вовсе невозможно. Поэтому базу с Новой Голландии частично сворачивают и эвакуируют на Большую землю, а Виварий – полностью. Мера якобы временная, но… Все знают поговорку о том, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Пока не осознавала.

Понятно, что мое присутствие в данных обстоятельствах совершенно необходимо… Вот что сказал мне Эйнштейн, заставив своего адъютанта и заместителя седлать коня и отправляться в дорогу.

Доктор Ротх был известен тем, что осторожно, но вполне успешно подводил своих пациентов к правде. Какой бы ужасной она ни была.

И вдруг оказывается, что сам он покинул Зону. Почему? Что изменилось?

– Как у тебя дела? – спросил Бен Арецу. Теплый ветер, который дул ему в лицо, напомнил о той ночи на крыше.

Я позвонил ему – телефонный номер босса был недоступен. Еще интереснее. Находись он по ту сторону Периметра – нет вопросов, какая сотовая связь в Зоне? Но выключать телефон здесь, по эту сторону, не принято и чревато неприятностями. Или случилось что-то серьезное?

Тогда полицейские не сразу оказались у студенческого общежития. Они опоздали минимум на полминуты. Швартц сказал ему, что они тут же прибыли на место, но сначала должны были оцепить участок улицы с трупом Дэша. Когда они наконец решили лезть на крышу, Бен и Николай в прямом смысле слова уже падали с неба.

Из форточки караулки (позицию для размышлений и медитаций я занял неподалеку от нее) доносилось нечто шансонно-хрипато-мерзкое. И громкое, мешающее думать. Я мог заткнуть динамик прямо отсюда, мог вообще обесточить всю караулку, но не спешил с диверсией. Мелко, Хоботов… Оставить старлея-жабу коротать суточное дежурство без музыки и кофе хорошо, но мелко. Недостойно Питера Пэна…

По этой причине у Оца оказалось достаточно времени, чтобы отправить цифровой приказ на им же и спрограммированный сервер Ночи вне закона.

Вероятно, он выбрал номер и запустил механизм, который отправил электронное письмо самому успешному охотнику. С названием офшорной компании, которая с этого момента принадлежала получателю письма, ее банковским счетом и паролем для предоставления доступа.

Позвонил секретарше Илоне… Дисциплинированная девушка – ответила на вызов сразу. Да, она за рулем. Едет в Тосно, в наш тамошний офис. Где босс? Она не в курсе, он свернул на Колпино. Зачем ему в Колпино? Не знает. Не просил ли он что-нибудь передать Петру Панову? Не просил. Вообще-то у нее задание – нарыть максимум информации на некую женщину. Он дал ей фото этой особы, дал допуск к своему компу. Фото требуется пробить по всем возможным инстанциям. Сказал, это важно.

Все было оформлено на имя Беньямина Рюмана.

М-да… Допуск к своему компу… Другой бы начальник пробкой вылетел с должности за этакое отношение к режиму секретности. В лучшем случае. В худшем – присел бы лет на пять-семь, угоди инфа не в те руки… А Эйнштейну все как с гуся вода. Он у нас вроде скунса, только наоборот: скунс в момент опасности выделяет лютую вонь, а босс – располагающее к нему благоухание… Так и живем. Так и трудимся.

Бен не думал, что Оц учел возможность самоубийства номинированного, но это не противоречило правилам Ночи вне закона. Действительно, для Оца игра была главным мотивом всех его действий. Он делал все, чтобы она могла состояться и проходила по правилам. Он хотел помешать Джул и Бену разоблачить его и даже натравил толпу на Дэша и Николая, отомстив им за то, что они вмешались в его игру и пытались ею манипулировать.

Очевидно, что Оц педантично соблюдал собственные правила, и, так как Бен зарегистрировался как охотник, после самоубийства премия полагалась ему. Вернее, его наследникам – Джул и Дженнифер.

– А что с эвакуацией Вивария? – спросил я.

– Оц все еще верит, что ты покончил с собой, – услышал он шепот Арецу.

– Пэн, я не знаю. Босс вдруг вызвал к Приюту. Отдал эту фотку…

«Как и все остальные», – подумал Бен.

– Мне он звонил при тебе?

Кроме Мартина Швартца, которому он был обязан своей новой легендой. Полицейский, который отлично разбирался в подобных вещах, сократил до минимума команду оперировавших его врачей. Позже снабдил его новым паспортом и деньгами на первое время.

– Не видела.

Не для того, чтобы помочь Бену заполучить миллионы, – Швартц даже не знал, что они существуют в действительности, – а потому, что у Бена не было другой возможности жить дальше.

– Не видела, не знаю, не в курсе… – передразнил я в сердцах и отключился.

Возможно, он и пережил Ночь вне закона. Но человек Беньямин Рюман все равно умер.

Потому что слухи вокруг его личности преследовали бы его всю жизнь. Беньямин Рюман – это имя навеки будет ассоциироваться со смертью, убийством и, что еще хуже, насилием и растлением малолетних. А тот факт, что Бен даже пытался покончить с собой, был воспринят общественностью как однозначное признание своей вины.

Зря ее обидел. Мой вопрос про звонок – идиотский. Ясно, что человек-антискунс мне позвонил в то же время, что и ей, вызвал нас практически одновременно, учитывая, что ехать ей ближе, чем мне. Или ее вызвонил пораньше, чем меня.

Когда Швартц предложил ему воспользоваться программой защиты пострадавших, Бен ни секунды не сомневался. Единственной альтернативой было бы прыгнуть с крыши клиники.

Поэтому он последовал совету Швартца – никому, даже самым близким, не рассказывать о своей новой идентичности, если он не хотел провалиться.

В принципе он мог позвонить мне и непосредственно из Вивария: в дежурке, если попросишь, переключат с проводной связи на мобильную. Сделал ли так Эйнштейн?

По крайней мере, первый месяц.

Номера в нашей системе не определяются, откуда был звонок, неизвестно. Но добраться от Новой Голландии до Южного приюта за столь ограниченное время он никак не мог. Получается, либо уже находился в Южном приюте, либо звонил откуда-то из Ленобласти.

Он не мог открыться даже своему отцу, которого ему вдруг стало очень не хватать, впервые за долгое время. Однажды Бен поймал себя на том, что пытается вспомнить его номер телефона, просто чтобы позвонить с таксофона и, если повезет, услышать его хмурое «Алло?».

Главное, зачем все это? И что за важное фото? Надо бы выяснить, но я не успеваю. Южный приют неожиданно сотрясает дикий истошный вопль. Я его в принципе ждал с минуты на минуту, но даже для меня он неожиданный.

Но риск, что Бен не сможет сразу положить трубку, что выдаст себя и из-за глупого приступа сентиментальности кто-нибудь пронюхает обо всей истории, возможно, даже пресса, – в настоящий момент этот риск был слишком велик. И Бен быстро признал, что от него мертвого сейчас больше толку, чем от живого. Прежде всего для его семьи.

Вопль звучит, и звучит, и звучит. Его автора можно смело зачислить в аномалы – не бывает у нормальных людей легких такого объема.

– Я звоню, чтобы окончательно попрощаться, – сказал он Арецу.

Она была единственным человеком, кто не удивит рассказами, что говорила с мертвым. Ее лечащий врач думал, что ей звонит хороший друг детства. Психиатр даже считал полезным, что она общается с кем-то, кто знает про школьную травлю.

Короткая суматоха. Вычисление источника звука. И – дивная картина: старлей Бесфамильный трясет своей правой клешней и вопит. На полу караулки остатки электрочайника живописно перемежаются с лужицами кипятка. Впрочем, малая часть пластмассы чайника – на руке старлея, намертво сплавилась с кожей. А кипятка на долю жабьих штанов досталось немало, и нижняя часть старлея совершает какие-то странные и извивающиеся движения, что вкупе с семафорящей клешней выглядит как экзотический танец далекой южной страны…

– Это мило, – ответила Арецу. – И грустно. Но ты прав. Оц не должен догадываться, что ты жив. Сам знаешь, каким он становится, если нарушают правила игры. Он заберет деньги. И весьма вероятно, что в следующем году снова включит твое имя в список.

Вопль, глушивший всё и всех, наконец смолкает. И в тот же миг вся сцена обретает идеальную завершенность, потому что хрипатый голос из динамика орет:

– В следующем году? – Бена бросило в холод.

– Неужели ты думаешь, что псих остановится? – спросила Арецу. – Программа работает полностью автономно. Без какого-либо вмешательства извне. Оц мне как-то объяснял, но я мало что поняла. Ты знаешь, я не очень дружу с техникой. Но он сказал, что каждый год автоматически выбирается новый внезаконник. И безумие начинается сначала.

Сожрали, гады, Патриса́ Лумумбу!А Чомба в кабаках танцует румбу!

Духоподъемное зрелище… И саундтрек идеально соответствует видеоряду. Камера внутреннего наблюдения снимает сейчас клип тысячелетия, рутуб взорвется почище этого чайника…

– Думаю, это все слухи, – сказал Бен, хотя и без полной уверенности в своих словах.

Я доволен и отомщен. Мина сработала как надо и с кем надо, а то иногда страдают невинные (условно невинные – не в том, так в этом любая жаба виновата).

– А мы оба знаем, что слухи могут быть смертельны, – возразила Арецу.

На правах главного здесь эксперта по электричеству комментирую:

После долгой паузы, когда они просто слушали дыхание друг друга в трубке, Бен пожелал ей всего хорошего.

– Устав караульной службы не надо было нарушать и чаи гонять на посту… А если уж «левую» розетку протянул, так заземли как положено!

– Что ты теперь будешь делать? – спросила она его в конце.

Возвращаюсь к своим баранам. В смысле, к непоняткам в Виварии.

– Еще не знаю, – честно ответил он.

И после того как связь прервалась, он еще какое-то время держал телефон на коленях, погрузившись в свои мысли, уставившись на темный экран.

* * *

«Что мне делать?»

Выяснил: никаких просьб подключить Виварий к мобильной сети не было. Эйнштейн вышел из Зоны, дождался Илону и преспокойно уехал. Со мной он связался, видимо, сразу, как «переобулся».

Бен услышал смех ребенка, который радовался купленному мороженому. Взгляд его блуждал по пляжу, над которым дрожал горячий воздух, потом переместился к маленькому бару с усталым вентилятором. И остановился на Джул и Дженни – они пожали руку адвокату и остались в растерянности сидеть за столом, когда парень оставил их одних.

Тогда я позвонил из дежурки прямо в Новую Голландию. Ответил начальник караула. Я попросил перевести звонок на Авдотью, что он и сделал.

Эвакуация приостановлена, рассказала фрау Лихтенгаузен. Она не паниковала, не умеет, но тревогу в голосе я слышал отчетливо.

Бен не знал, как повести себя, если они сейчас тоже поднимутся и пойдут к своей арендованной машине, стоящей у сквера. Там, где он сидел в тени автобусной остановки, волнистая кровля которой приятно усиливала шум моря.

Да толком и не начиналась эвакуация: сотрудники упаковали самое ценное из лабораторного и прочего имущества, сидят на чемоданах, ждут. Босса не поймешь, то давай-давай, то – до утра потерпит. На самом деле – не потерпит, ситуация далека от катастрофичной, но осложняется на глазах. Зона начала наступление с краев Лоскутка к его центру. Это очень некстати, ведь здание Бутылки как раз на западном краю, так что времени в запасе немного. Новая Голландия пожирается неравномерно, с двух сторон – от Крюкова канала и от Адского; каналы, кстати, уже загажены, кроме обычных «кислых ершей», в них завелись «стальные волосы» и «ледяная пехота».

Исчезнуть и оставить их одних? С деньгами, которые были ему не нужны, и верой, что хотя бы в последнюю секунду своей жизни он принял правильное решение?

Или…

С берегов дозорные сбежали, трое вляпались, кто в «сучью прядь», кто в «костоломку». В общем, нет больше нашего удивительного оазиса… Почему Эйнштейн покинул базу? Может, потому что капитан никудышный, предположила Авдотья с горечью. Настоящий капитан не бросает тонущее судно. Хотя, справедливости ради, последние сутки Илья несколько не в себе, то веселый через край, допекает всех своими еврейскими анекдотами, то впадает в такую задумчивость, что не дозовешься… Фотография? О, она-то как раз очень при чем. Илья заставил-таки Жужу изобразить ту «женщину с волосами», которая наблюдала за островом с крыши дома. Получилось, видимо, хорошо, поскольку босс, запечатлев портрет незнакомки, возбудился, как юнец, собрался и отбыл на Большую землю, назначив ее, Авдотью, за старшую…

Надо что-то сказать на прощание, приободрить, и я посылаю зампомеду заряд позитива в виде моей фирменной шутки: