Перевернувшись и нащупав дно ногами, Аэлло принялась ожесточенно тереть волосы. Как хорошо быть чистой!
Озеро окружают высокие кусты в маленьких белых цветочках, отсюда, из воды, они кажутся зеленым кружевом, что плетут гарпии.
Что-то скользкое коснулось ноги, и живот тут же подвело от голода. Как славно она сейчас перекусит, пусть тетя ею гордится!
Аэлло замерла, не двигаясь. Вот, скользнула серебристая струйка. В следующий миг крупный окунь с красными треугольниками плавников забился в когтях гарпии. Ох и колючий!
Пришлось выходить на берег. Чувство голода пересилило желание понежиться в воде и поиграть с духами. И что с рыбиной придумать? Чистить – долго, муторно, да и не любит она это дело, хоть и голодная. Распотрошить и запечь на углях! Толстая шкура вместе с чешуей сама отвалится.
Щелкнула стальными чешуйками, призывая огневушек. Сейчас у нас у всех будет пир! Где-то недалеко валялось несколько толстых веток – то, что надо.
Внутри все поет, все ликует! От усталости после купания не осталось и следа.
И вообще, ей все это приснилось.
Скоро ярче солнца засияют бусины драгоценного Жемчужного Ожерелья, и, вместе с Келеной и Подаркой они усядутся на самую верхушку тронного острова! И ветер будет трепать их волосы и петь свои песни, и будет все просто чудо как хорошо!
Она расскажет родным о бескрылых людях, которые больше всего на свете любят деньги. Расскажет о кровожадных монстрах дрекавцах, и о драконах – красивых, но глупых и охочих до юрких маленьких гарпий. Драконам невдомек, что гарпии им не враги…
И они вместе посмеются над всем этим, а потом стемнеет, и небесные сестры зажгут звезды. И они с Дарой закутаются в крылья, головы положат тетке на колени, как когда-то в детстве, и все будет как раньше и даже лучше!
А о мерзких нефилимах они и не вспомнят.
Ай! Больно! Палец уколол острый плавник. Сунула в рот, солоно. Вот! Стоит даже подумать о них, как сразу случается какая-то гадость.
Осторожно, стараясь не испачкаться, присыпала рыбьи потроха песком, и устроила распотрошенную рыбу на углях.
Мокрое платье прилипает к коже, хлюпает, снять бы его, разложить на траве – на солнце вмиг высохнет. Но где-то там, за тростниковой заводью, Август. Почему-то при этой мысли стало жарко. Пожалуй, лучше в платье. Так оно и прохладнее.
– Фэйри! – крикнула, лучась от счастья, оборачиваясь к холщовой сумке. – Сейчас у нас будет настоящий пир!
Вспомнив о фэйри, Аэлло принялась размышлять над тем, едят ли фэйри рыбу. Потом вспомнила, что до сих пор называет его фэйри и почувствовала укол совести. Это как если бы ее все время звали «гарпией»…
– Бр-р-р, не дай ветер! – пробормотала она.
Перед глазами возникло лицо нефилима. И без того свирепые черты исказила ярость. Фигура синего исполина нависает над хрупкой фигуркой гарпии, в то время, как она лежит на мраморном полу тронного зала, беспомощно распластав крылья, и держится за щеку.
– Мне плевать на твое имя и твоих предков. Я буду звать тебя гарпией, потому что ты – гарпия…
Анаким выплюнул эти слова ей в лицо, и он ответит за них!
Она замотала головой, отгоняя наваждение, отчего мокрые пряди волос запрыгали, ударяя по плечам.
– Фэй… – позвала Аэлло и осеклась на полуслове. Холщовая сумка пуста! И лежит не как она ее оставила!
Кажется, вот перед тем, как уколоться о плавник, она слышала тихий всплеск. Еще подумала, рыба.
От сумки к воде тянется след маленьких ножек – расширенных спереди, узких сзади, словно утенок оставил.
Ничего страшного, сказала себе Аэлло, просто фэйри стало лучше, и он тоже решил помыться. Надо, кстати, и сумку постирать…
Сказать-то сказала, а в груди нехорошо запрыгало, и накатило ощущение приближающейся беды.
Если он купаться пошел, то где он?
А если не купаться, почему следы к воде ведут?
Взмах крыльев – и Аэлло оказалась у кромки воды, всмотрелась в воду. Никого. Тихо.
Буль.
Откуда звук? Кажется, у берега кивнул черной головкой рогоз. Рыба?
Буль.
Представь, что ты охотишься, и смотри в воду!
Аэлло расправила крылья, чтобы солнце не отражалось от воды.
Кажется… Есть!
Бросок!
И вот она прижимает к груди прохладное тельце фэйри.
– С ума сошел!
Хорошо, что она знает, как спасать утопающих. Сестер Жемчужного Ожерелья этому учат с детства.
Когда-то совсем крошкой, Аэлло спустилась слишком низко к воде, и ее накрыло волной. Она до сих пор помнит, как над головой сомкнулись серые воды и исчезло небо.
Осторожно подвернув цветные обрывки на спине, уложила тельце на теплый песок. Из полосок ткани, в которые фэйри был укутан, он соорудил некое подобие набедренной повязки.
Аэлло согнула тонкие руки, слегка нажала на грудь. Повторила все снова.
Как же так! Вынести плен, пытки, унижения, и погибнуть в первый же час свободы…
Ветер свидетель, она не допустит этого!
Фэйри пошевелился.
Один из духов огня осторожно подполз по сухой ветке, любопытно водя длинным носом, и Аэлло шикнула на него, чтобы не мешал.
Фэйри приподнялся на руках, и принялся кашлять. Бледный, худой, заморенный. Как же ему плохо! Лысая голова с острыми оттопыренными ушами покрыта зеленоватым пушком, Аэлло и не замечала. Или это оттого, что пушок намок и облепил черепушку?
Фэйри поднял к Аэлло лицо. Наморщившись, хлопнул темно-фиолетовыми глазами-блюдцами.
– Тебе лучше? – спросила, как можно участливей.
Глаза потемнели еще больше, кнопка носа дернулась – фэйри заговорил.
– Зачем…
Голос лесного жителя прозвучал глухо и зло.
– Что зачем? – переспросила Аэлло.
Фэйри принялся говорить отрывисто, делая паузы после каждой фразы.
– Зачем. Вытащила из клетки. Притащила сюда. Из воды зачем достала?!
Закашлялся.
Аэлло склонила голову набок, нахмурилась. Потом выпрямила шею. Он недоволен, что его спасли?
Но фэйри и не ждал от нее ответов.
– Я все равно умру, – дрогнувшим голосом сказал он.
Аэлло пожала плечами.
– Когда-нибудь. Как и все. Но не сейчас. Ты слишком страдал, чтобы сейчас умереть.
Личико фэйри исказила гримаса.
– Ты не понимаешь?! Мне не жить. Теперь. Без крыльев.
– Вы умираете без крыльев?
– Лучше бы умирали, – процедил фэйри. – И я умру! Разве это жизнь? Нет крыльев – нет магии. Магии!
Аэлло хотела сказать о людях, но промолчала.
Слова нашлись сами собой.
– В песнях ветра говорится, что страдания закаляют крылья души.
Фэйри не ответил и Аэлло продолжила.
– Нельзя умирать оттого, что грустно. У тебя есть родные? Я уверена, что они с радостью примут тебя… любого.
Фэйри не ответил.
Аэлло подумала, что верно, и не ответит, но прозвучало глухое, заставившее ее вздрогнуть.
– Расскажи, как умер Салье.
Не смотря на жаркое солнце, Аэлло зазнобило.
Из воды выпрыгнула, играя, рыбка. В том месте, где она нырнула, пошли круги, дошли до берега. Легкое дыхание ветра коснулось камышовых зарослей, озорно растрепало высохшую прядь волос Аэлло.
Гарпия нахмурилась, набрала в ладони песка, разжав пальцы, проследила, как он струится на землю.
Взгляд фиолетовых глаз прямой, пытливый.
Ему важно, поняла Аэлло.
– В страшных муках, – честно ответила гарпия. – Они сожрали его заживо.
Фэйри отвернулся, посмотрел на воду.
– Это он тебя так?
– Он был не самым худшим.
Фэйри немного помолчал, потом пожал костистыми плечами.
– Но я рад, что он мучился, прежде чем издох.
Аэлло подумала, что понимает его. А еще стало жалко, что Стротина не было среди убитых.
– Я не знаю, что сказать тебе, – сказала она. – Но жить надо. Ваши крылья не отрастают?
Фэйри покачал лысой головой.
– Помочь может только озеро Семи Радуг. То, что у Радужной горы.
Аэлло вздрогнула.
– Что ты сказал?!
– Далеко в горах, к югу отсюда, есть озеро Семи Радуг. К нему почти невозможно подступиться – ни пешком, ни даже по воздуху.
Фэйри опустил глаза, пальцем провел на речном песке линию, вздыхая.
– Я слышал, что вода в этом озере крылья возвращает. Мне рассказывал дедушка. Он говорил, что целебные воды вернули крылья его соплеменнику, это было очень давно. Больше никто долететь туда не смог. Наши думают, что это просто красивая легенда. Чтобы дать народу надежду. Как будто нельзя жить без нее, без надежды.
Брови Аэлло сдвинулись к переносице, губы сжались в линию, зеркальца глаз потемнели от гнева.
– Значит, есть озеро, которое может тебе помочь, – процедила гарпия. – Ты знал об этом, и хотел покончить с собой! Да ты просто больной! А я таскаю еще его в этой треклятой сумке, задыхаюсь, как дура! Да я сама тебя убью!
Фэйри проворно отскочил в сторону, но увидев, что Аэлло не двигается, снова уселся на мокрый песок, злобно сверкнув в ее сторону глазищами.
– Умная, да? Тебе легко говорить! А как добраться до этого озера? Тем более теперь!
Фиолетовые глаза-блюдца потемнели, точно солнце спряталось за тучей.
Аэлло набрала побольше воздуха в легкие, и, выдержав торжественную паузу, не удержалась, затараторила.
– Так вот знай, мой путь лежит как раз через это озеро! Это озеро, понимаешь! Радужная гора! Мне туда. И если обещаешь не толкаться, не топиться и вообще быть паинькой, так уж и быть, поработаю перевозочной гарпией, хотя вряд ли такие есть. По крайней мере, в нашем роду точно не встречались.
Фэйри ничего не ответил. Остался сидеть, как сидел.
Аэлло отвернулась, уставилась на водную гладь. Скользят по поверхности многоножки, стайки мошек не боятся играть у самой воды. Время от времени раздается бульканье, и рыба, чья охота оказалась удачной, скрывается в глубине, довольно маша серебристым хвостом.
Что-то теплое прижалось к боку Аэлло.
Водная поверхность приобрела очертания лица. Не старого, но какого-то древнего, с черной бородой. Они расстались с чародеем вчера, а сколько всего произошло! Он точно так же пролил свет на ее жизнь.
Она вернется домой победительницей.
Убьет Анакима и прогонит проклятых нефилимов.
И все будет, как раньше.
Только сестры и ветер.
Глава 14
– Эй! Голые крылатые девушки есть? – раздалось из-за кустов.
– Размечтался! – фыркнула Аэлло.
Раздвинув пушистые ветки в мелких белых цветочках, показался Август.
Мокрые волосы свисают на лоб, и выглядит он совсем мальчишкой. Как и у гарпии, одежда на нем мокрая, правда, пятна не отстирались. Аэлло снова тихо фыркнула.
– Я видел, как ты, – сказал и покосился на фэйри, – как вы прилетели.
– А где твой конь?
– Стреножил, пасется. Боишься? – лукаво так спросил, не без удовольствия.
– По-твоему я только об этом и думаю, – огрызнулась гарпия. – Его, наверно, кормить пора. Махину такую.
Интересно, что едят это исполины?
Август рассмеялся, сверкнув белыми зубами.
– Они едят траву. А недостатка в ней здесь нет, – сказал, отсмеявшись.
– Траву? – переспросила гарпия и склонила голову набок, смотря в кусты, точно чудовищный конь вот-вот из них появится. – Такие огромные… Как так?
Август пожал плечами.
– Им хватает.
– Кстати, о еде… Я бы и сам не прочь перекусить!
Он потянул носом воздух.
– Ой, точно!
Аэлло хлопнула крыльями, подлетая к костру.
– Я совсем забыла! Но нет, кажется, нормально. Да, вполне съедобно должно быть. Почти и не подгорело… Август, фэйри! Как звать-то тебя… Налетай, у нас здесь жареная рыба.
Подошли одновременно. И ответили тоже вместе.
Август спросил:
– Эм… это что?
А фэйри ответил:
– Бруни.
– Очень приятно! – воскликнула Аэлло, поспешив ответить фэйри, а потом подняла взгляд на Августа.
– Как что? Рыба жаренная.
Август нахмурился, наморщил нос, принюхиваясь.
– Это… Это я должен есть?
Аэлло захлопала ресницами.
– Люди не едят рыбу? Я не знала, – сказала она скороговоркой и тут же перебила себя, топнув. – Стоп! В этом вашем селении – я помню, продавали рыбу, сырую, копченую, сушенную! И на вывесках были нарисованы рыбьи головы с костями … Что ты мне голову-то морочишь?
Она гневно взмахнула кулачками.
Август отшатнулся и заморгал.
Глядя сверху вниз на маленькую сердитую девчонку в мокром платье, что грозно наморщила лоб, он ответил:
– Да едим мы рыбу! Причем здесь! Но это… Я имею ввиду – она чего, нечищеная? И только одна? Я имею ввиду – одна рыба? А где все остальное?
Аэлло сердито сдула со лба белую, отдающую в голубизну, прядь-пружинку, та взметнулась над макушкой. Остальные кудри еще не высохли, тяжело бьют по плечам и крыльям во время резких движений.
– Что – остальное? – переспросила Аэлло, и склонила голову набок, сощурившись, глядя на Августа снизу вверх.
– Да как что!
Кажется, Август начал сердиться.
– Будь здесь хоть одна девушка из поселения, тут была бы, я не знаю, похлебка! Каша! Овощи, вот прямо на углях бы испекла… А хлеб? И мясо, как же без мяса-то? Что ж это за обед такой? Как по мне, так хоть кусок сала, а на столе быть должен! А тут – ни стола нормального, ну, переносного, да хоть скатерка какая! А только одна рыбеха, и та не чищена и подгорела. И наверняка даже без соли и масла!
Пока он говорил, Аэлло быстро хлопала длинными ресницами, а затем гневно, одним махом, распахнула крылья и уперла кулачки в бока.
– Ах, похлебка! Ах, каша! Прости, я забыла вынуть котелок и набор посуды тонко выделанного золота из переметных сумок, что ношу на шее! Где я тебе, по-твоему, должна здесь взять масло, и даже если бы…
– Хорошо, хорошо, – выставив ладони перед собой, перебил ее Август, – тебе действительно негде взять котелок, да и насчет стола переносного я хватил, признаю! Хотя я не понимаю, как ты так живешь…
Аэлло перебила его, закончив начатую фразу:
– И даже если бы все это было здесь, у меня с собой, с чего ты взял, что я должна готовить обед из десяти блюд?
– Но, – неопределенно промычал Август, вид у него стал откровенно опешивший. – Ведь пора есть, да ведь? И ты женщина!
– Ты обалдел? – рявкнула гарпия. – Звучит как «Ветер, разве нужны причины»! Если тебе нечем заняться – пожалуйста, ковыряйся, наверняка котелок с собой притарабанил.
– Ага, а как же…
– А зачем притарабанил? – ехидно поинтересовалась Аэлло. – Ты-то не женщина! – победно воскликнула гарпия и резко хлопнула крыльями, вновь складывая их за спиной.
– Да как ты…
Щеки Августа покраснели, брови нахмурились. Парень обиженно засопел.
– Хватит!
Резким движением Аэлло прижала палец к подбородку.
– Если хочешь препираться, погоди, пока мы с фэйри, то есть с Бруни, поедим! Мы жутко голодные. Хочешь – можешь к нам присоединиться, твоя воля. Милости просим. Но не настаиваем. А мы спешим.
Август засопел, обиженно поджав губы.
Видно, раздумывает, прощать меня или нет, подумала гарпия. Ну и пусть раздумывает, я не буду ему мешать. Да пусть хоть топится, в конце ветров! Одного из воды вытащила, а эдакую махину мне не поднять!
Аэлло опустилась на колени, и осторожно подцепив запеченного окуня за хвост, выволокла рыбу с углей.
Из зарослей длинной травы выскочил фэйри, оказывается, пока они препирались, он сбегал к кустам и нарвал крупных листьев. Зеленые, блестящие, они волочатся за ним, как травинки за трудолюбивой букашкой.
– Это еще что? – спросил Август, отступая назад.
На лице гарпии отразилось то ли желание пошутить, то ли сделать пакость.
– Не что, а кто. Это Бруни. Бруни – это Август. Я рада, что вы познакомились. Бруни принес нам тарелки. Чтобы сподручней было есть этого великолепного, жирного, прямо-таки гигантского окуня!
– Тарелки?
Август вытаращил круглые голубые глаза но, тем не менее, осторожно сел рядом. Принялся переводить взгляд с Аэлло на обугленную рыбешку и на «тарелки», словно ожидая, что крылатая девочка скажет, что пошутила.
– Тарелки, тарелки, – ответила Аэлло, осторожно поддевая черную корку ногтем.
– Но она нечищена? – спросил Август совершенно обескураженно.
– Зато выпотрошена, – жизнерадостно ответила Аэлло, пожимая плечами. – И если окуня запечь на углях, чешуя легко отстает вместе с кожей.
Гарпия ловко развернула рыбу, извлекла костяной хребет, подула на тонкие пальцы. Половину рыбины на широком листе подвинула к Августу, оставшуюся половинку разделила между собой и Бруни.
Фэйри тут же набросился на угощение, жмуря глаза-блюдца от удовольствия. Гарпия последовала его примеру.
Август осторожно попробовал кусок, брезгливо потянул носом, но затем чувство голода все же возобладало, и половинка рыбы исчезла в мгновение ока. Расправившись со своей порцией, парень принялся вращать глазами, словно надеялся найти еще что-то съедобное.
Проследив его взгляд, Аэлло вздохнула.
– Так и быть, в следующий раз поймаю двух окуней, – сказала гарпия. – Даже трех. При условии, что готовить их будешь ты.
– Я?!
Парень даже поперхнулся.
– Ну а кто? – невинно спросила гарпия. – Как мы с Бруни готовим, тебе не нравится. Каши с маслом не хватает.
Август поджал губы, а потом звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
– Точно, каша! У меня же с собой и крупа с мукой есть, и котелок, и соль… Хлеб, сухари еще… И лепешки, и булки!
Фэйри впервые взглянул на него без неприязни.
– Я мигом, – сказал Август, поднимаясь. – Сейчас принесу и ты все приготовишь!
– Что?! – возопила маленькая, но вредная кудрявая гарпия. – И не подумаю, слышишь!
Август застыл как вкопанный.
– Да что ты за человек такой! Точнее, женщина. То есть девушка, – нашелся Август.
– Девушка, которая спешит, – резко ответила Аэлло. – И по дороге никого обготавливать, уготавливать, и всячески обслуживать да ублажать, не нанималась!
Увидев, как двухметровый Август снова краснеет, а выражение круглых голубых глаз стало совсем беспомощным, добавила уже мягче.
– Я же говорила, я спешу.
– Но поесть-то надо!
Аэлло пожала плечами.
– Так мы, кажется, поели.
– Так-то оно так, – согласился с ней Август и почесал кончик носа. – Но может, хоть чаю с булкой, а?
Аэлло кто-то дернул за подол платья. Она посмотрела вниз. Фиолетовые глаза-блюдца расширились так, что заняли чуть не всю мордашку, и выражение такое умоляющее, что гарпия рассмеялась.
На щеках ее заиграли ямочки, и выражение лица Августа из сердитого стало мечтательным.
– Чаю с булкой можно, – сказала Аэлло, сдаваясь.
– Трав на отвар набери! – строго сказал Август, погрозил ей пальцем и скрылся в кустах.
– Еще чего! – вспылила гарпия, и пожаловалась фэйри: – Раскомандовался! А я знаю, что ли, какие тут травы пригодны для заварки!
Бруни вздохнул, и пошел в кусты, в противоположном от Августа направлении.
– Сумку постирай, – бросил фэйри через плечо.
Гарпия ахнула.
– Вы с ним заодно, что ли? Тогда путь он тебя на озеро и везет!
Бруни резко обернулся, испуганно заморгал, точно его застали врасплох, но Аэлло уже не смотрела на него: подхватив сумку, она спустилась к реке. Сумку прополоскать, между прочим, сама хотела.
Август вернулся с целым мешком сдобы, видно, не наелся половинкой окуня. Фэйри притащил ворох ароматных трав с мелкими голубыми и белыми цветочками. Аэлло набрала в котелок воды и разбудила духов огня.
Те сонно уставились на гладкое черное дно котелка, как дети на новую игрушку и принялись водить по нему горячими ладошками, тереть колпачками.
Аэлло с удовольствием вгрызлась в ароматную булку с блестящей румяной корочкой. Такая нежная, легкое нажатие пальцев – и сминается. В другую руку Аэлло взяла небольшое колечко сухой колбасы. Август только вздохнул.
– Уверена, что каши не хочешь?
Гарпия помотала головой.
– Мы фпефим, – ответила она с набитым ртом.
Август опять вздохнул. Отхлебнул из кружки и удивленно уставился на фэйри. Тот на него свои фиолетовые глаза-блюдца поднял и нахмурил гладкий лоб. Мол, чего тебе.
– Сладкий? – спросил Август.
Фэйри не ответил, только снисходительно плечами передернул.
– Как же вкусно, – пробормотала гарпия, доедая последний кусок булки. – Сам пек? Ты говорил, ты в пекарне.
– А то кто же? – удивился Август. – Сам, понятно. В дорогу.
– А зачем тебе в Цац?
– Решил воспользоваться твоим советом, – в тон ей ответил Август. – Наемником решил стать. Путешественником.
Помолчал и добавил.
– А то я не вижу, что ты без меня не дойдешь.
– Вихрь знает что! – воскликнула Аэлло оскорбленно. – Конечно, не дойду. Долечу!
– Видел я, как быстро ты выдыхаешься, – резонно возразил Август. – Ничего, скоро сама в седло попросишься.
Аэлло промолчала. Потом спросила:
– Значит, второго коня все-таки им отдал?
Август пожал плечами.
– Им с одним и вправду тяжело будет, далековато от Трескана отъехали.
Аэлло вздохнула.
– Что вздыхаешь?
– Алса вспомнила. Как он волка, Фенрира, вместе с дрекавцами сжечь не дал. Волк был храбрый. Он очень помог. И ты помог. Спасибо тебе… огромное!
Август вздрогнул, щеки и кончики ушей зарозовели, и он ответил невпопад.
– Так у гоблинов по-другому хоронят, видимо. Наверно, нельзя, чтоб вместе с врагами. А Фенрир этот ему своим стал.
– Гоблинов? Хоронят? – переспросила гарпия.
Август махнул рукой.
– Я в них не очень-то, знаешь. Если б не зеленая кожа да клыки, был бы человек-человеком. Поэтому кто их знает.
– А что такое – хоронят? – помолчав, спросила Аэлло.
Август нахмурился.
– Ну, похороны значит, ритуал, – объяснил он. – Специальные правила, как хоронить покойника. Чтобы и уважение, значит, и нечисть какая типа черных магов, что с мертвяками вошкаются, не добралась. А у вас как? Я-то о гарпиях ничего не знаю. Кроме того, что вместо змей на лекарских сумках вы рисуете ветки. А еще в разговоре, когда злитесь, касаетесь пальцем подбородка. Что это значит?
Аэлло улыбнулась, блеснула зеркальными глазами, и Август отвел взгляд от собственного отражения в них. Уставился на ямочки на щеках. Точно омуты, подумал про себя и почему-то устыдился этой мысли. Прямо менестрель какой-то!
– Это значит «молчание».
Аэлло показала, как именно надо касаться указательным пальцем середины подбородка.
– Мы часто в небе. И из-за песен ветра не всегда слышим друг друга. У нас целый алфавит на пальцах. Касание подбородка почти всегда значит молчание. Только если указательный палец буквально значит «тихо», то большой – «вон!», то есть разговор окончен. Раскрытые ладони означают покорность, если правая рука с вытянутым указательным пальцем вот так коснулась мочки уха – это предостережение. Значит, где-то рядом опасность.
Аэлло тихонько свистнула.
– Свист у нас тоже значит опасность, нападение. Услышав свист, сестры тут же прилетают на помощь!
Аэлло подумала, закусив губу, и добавила.
– Прилетали.
Встряхнулась, помотав белыми высохшими кудряшками, те озорными пружинками заскакали по плечам.
– А для целебных средств, кстати, мы используем не рисунки, а сами ветки. На островах есть растение, которое питается воздухом – Аэллопода. То есть Дыхание вихря. Его листья напоминают формой крылья, а ягоды твердые и белые, как морские жемчужины. Сестры обвивают им плечи, и другие сестры знают – это сердобольные, целительницы.
Аэлло подула, сдувая с глаз белую пушистую прядь, пригладила ее, растопырив пальцы. Ее зеркальные глаза поднялись к небу и блеснули голубым.
– Но насчет похорон мне непонятно, – сказала она, оборачиваясь к Августу.
Тот вздрогнул, но Аэлло не обратила внимания.
– Погибших, или умерших от старости сестер мы оставляем на самых пиках, и их тела и после смерти ласкает ветер. Мы улетаем, а когда прилетаем через несколько дней – их плоть уже склевали птицы. Мы собираем кости, и складываем из них пирамидки. Такие, знаешь, как колодцы с крышами! Очень красиво! Когда ветер дует в такую пирамидку, раздается пение. Это самое нежное, самое звонкое и чарующее, что можно услышать в жизни. Каждая сестра хранит в себе все наши песни. И последний ритуал называется подношение ветру.
Августу показалось, что в зеркальных глазах Аэлло отразилась цепь круглых островов на голубом фоне, а в воздухе разлился мелодичный звон.
Он испуганно помотал головой, отводя взгляд.
– Вот оно как, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Что она с ним сделала? Магия, не иначе!
– Вот оно что, – повторил он, прокашлявшись. – Значит, ты в буквальном смысле сошла с небес! Надо же!
Ничего, что нехозяйственная, – сказал он уже про себя. – Ведь девчонка еще совсем. Научишься.
Пока Аэлло говорила, глаза ее затуманились под полуприкрытыми веками. Теперь, когда закончила, губы остались беспомощно приоткрытыми. Но стоило Августу забубнить, Аэлло встрепенулась, словно приходя в себя.
– Нам пора, – сказала она твердо.
Бруни словно того и ждал – тут же побежал щупать сумку, успела ли просохнуть.
– По пути к Цацу будет еще одно селение, Лада, – сказал Август. – Если будем идти на этой же скорости, к вечеру доедем. Там и заночуем.
Глава 15
К вечеру чудовищный конь Августа почти перестал быть чудовищным. Когда целый день, раз за разом, мимо тебя проносится это чудовище, начинаешь замечать манжеты над копытами, яблоки на груди, красиво переливающиеся на солнце бока.
На стоянках конь вел себя смирно, если не сказать дружелюбно, быстро перестав реагировать на крылья гарпии.
Аэлло прислонилась сложенными разгоряченными с полета крыльями к тонкой изящной осинке, и принялась с интересом наблюдать, как Август, ослабив коню подпругу и достав из страшной пасти мундштук, повел его на водопой.
Лес, наконец, остался позади, песчаная дорога виляет между оврагов, время от времени весело журчат ручьи.