На следующий день об этом случае шепталась вся часть. Как «дух» Гаврин укротил свирепых «дедов», при этом чуть не заколол штыком Дзюру, который даже обоссался, а Родина и Кириллова тряхнул как следует и заставил мыть за себя полы… Говорили, что он из блатных и убил сто восемьдесят три человека, причем сердце у него не стучит, как у обычных людей… Слухи всегда преувеличены, кто верил в них, кто не верил, но многое подтверждалось: Родин с Кирилловым оказались в лазарете с сотрясением мозга, а Дзюра с нервным расстройством. К Гаврошу стали подходить сослуживцы и просили пощупать пульс. Он благосклонно разрешал, и все убеждались, что он действительно человек без сердца, а значит, прирождённый убийца.

Перед ужином взводного Азиева вызвал командир роты капитан Бабин. Он был крайне раздражен и сразу начал кричать.

– Чтобы обеспечить передачу генов, королева уничтожает прежнее поколение. – Кен кивнул на экран. – У одокуро происходит примерно то же самое, только у этого вида есть несколько подкоролев, способных размножаться и паразитировать, применять более агрессивную тактику. В общем, идти на крайние меры, как та большая оса, что напала на Сейхан. Когда рою грозит опасность, королева избавляется от генетического прошлого и решает заняться сохранением новых потомков с ее генами.

– Что у тебя там происходит?! Какие сто восемьдесят три убитых?! Кто там без сердца?! Что там опять эти твои три дебила устроили?!

Кен пожал плечами.

– Это не они устроили, – четко обозначив стойку «смирно», докладывал лейтенант, выступающий сейчас в роли справного и старательного офицера. – Это «дух», Гаврин… Сто восемьдесят три – это не людей. Это он свиней столько зарезал. И Дзюру чуть не убил. А дружков его так шваркнул, что чуть мозги не вылетели. Насчет сердца – сам пульс щупал: не бьется! Ну, еле-еле…

– Да, бессердечная стратегия, но с эволюционной точки зрения она имеет смысл. Если окружающая среда находится под угрозой, то у вида есть шансы уцелеть таким способом: один из его представителей пакует чемоданы, стирает все следы существования и отправляется с новым набором генов туда, где трава зеленее. Многие тысячелетия почти все осы действовали согласно этому плану: каждую зиму рой погибал, давая начало другому. Пчелы же просто стерилизуют своих сородичей.

– Вот, значит, как, – капитан задумчиво прошелся по кабинету. – Ну что, сколько веревочке ни виться, а конец придет! Твои дебилы «духов» дрессировали, а пришел настоящий парень – и их выдрессировал! Так?

– И что, этот феромон эффективен?

– Не совсем, товарищ капитан! Парни нам помогали дисциплину держать…

– Очень даже. Мало того что соединение не представляет риска, оно еще и свойственно именно одокуро. Другим особям феромон не навредит, а ароматический кетон привлечет внимание роя. Они полетят на его запах, как мотыльки на свет.

– Кому «нам»?! – рявкнул капитан. – Мне ты должен помогать дисциплину держать! Солдаты тут не помощники – ты устав знаешь?!

Кен откинулся назад.

– Знаю, – Азиев покаянно опустил голову. Еще совсем недавно капитан говорил совсем другое – про значимость старослужащих в поддержании дисциплины среди личного состава. И не вспоминал про устав, который ни о чем подобном, естественно, не упоминал. Тогда он был прав как начальник, который всегда прав. А сейчас он тоже прав, потому что ссылался на устав, с которым не поспоришь. Но дело идет к тому, что виноватым окажется он – комвзвода Азиев!

– И самое главное, такое органическое соединение легко создать в любой лаборатории. Затем останется распылить его над водой, растениями и землей, и тогда вещество попадет в кровоток любого пораженного паразитами существа, которое пьет, ест и ухаживает за своей кожей или шкурой. И уничтожит личинки.

– Только они помогали и деньги собирать на нужды роты, – осторожно возразил лейтенант. – А после того, как Гаврин их опустил, им никто и сдавать не будет!

– А что с людьми? – Грей взял Сейхан за руку.

– Какие деньги?! – в бешенстве вытаращил глаза ротный. – Какие «нужды роты»? Армия содержится на средства государственного бюджета! Ты что, этого не знаешь? Что молчишь?!

Кен заметил, что в ее глазах блестят слезы – не растущей боли, а надежды.

– Знаю, товарищ капитан, – убитым тоном выдавил из себя Азиев. Он понял, что его опасения подтверждаются. Ибо задачу на сбор денег ставил именно капитан Бабин. Но такая задача тоже не предусмотрена уставом! И виноват опять комвзвода. Он уже чувствовал казенный запах зала военного трибунала.

– То же самое, – заверил профессор. – Думаю, одной внутривенной или внутримышечной инъекции будет достаточно, хотя лучше сделать несколько в течение пары-тройки дней.

– Виноват, товарищ капитан…

Грей шумно вздохнул и прижался к Сейхан.

Смирение подчиненного смягчило ротного.

– Значит, лекарство нашлось.

– Что из себя представляет этот Гаврин? – уже спокойно спросил он.

Палу похлопал Кена по плечу. Судя по широкой улыбке, гаваец понимал, что его родина теперь в безопасности.

– Дружище, это не просто лекарство. Мы, черт возьми, спасены!

– Он ненормальный. У него форму украли, так он мне предъявил, что это мои земляки…

Кен улыбнулся ему в ответ.

Бабин оживился и подошел вплотную.

– И не поспоришь.

– А ты что? Дал ему в грудянку?

– Ну, да… Не сильно. Просто для порядка!

Глава 39

– Для твоего порядка! А если он тебя, для своего порядка, штыком пощекочет? В армии нельзя свои порядки устанавливать! Надо служить по закону и уставам!

23 мая, 20 часов 18 минут по центральноевропейскому летнему времени

– Так точно, товарищ капитан. Только он любого может зарезать. И Дзюру, и меня. И, извините, даже вас!

Величка, Польша

– Он так сказал?!

Кэт с Монком находились в часовне Святой Кинги. Подземный собор был переполнен, многие пришли на поминальную службу. В соляном кресте над алтарем мерцал огонь. Пение детского хора эхом отражалось от стен и доходило до самых небес через каменный свод.

– По нему это и так видно, без слов. Говорю же: он ненормальный, у него даже сердце почти не бьётся. И тюрьмы не боится. Я, – говорит, – любой срок на одной ноге отстою…

Одетая в черное, Клара склонила голову. Она сидела в первом ряду, а трое ее братьев лежали в бесценных янтарных гробах. Бесценными их делал не только прекрасный камень, но и покоящиеся внутри мужчины, отдавшие жизнь ради светлого будущего всего мира. В этом священном месте они и будут погребены.

– Значит, опытный, – задумчиво произнёс капитан.

– Петр, Герик, Антон, – прошептала Кэт, чтобы братья знали – она их никогда не забудет.

– Товарищ капитан, а нам-то что делать? Его ж воспитывать надо… Может, ночью «темную» устроить? Я поговорю с ребятами…

Монк сжал ее руку. Ночью они прилетели из Вашингтона и отправятся обратно этим же вечером.

– Что?! – встрепенулся ротный. – Ты совсем дурак, что ли?! Еще мне резни не хватало! Гаврина не трогай! Держись вообще от него подальше!

– А как же… – растерялся Азиев.

– Никак! Я за пару дней решу этот вопрос. На подсобное хозяйство его отправлю, пока здесь ЧП нам не заделал. Пусть там свиней режет.

– Вот это правильно! – обрадовался Азиев.

– Кто тебя спрашивает?! Пошёл отсюда!

Ошарашенный лейтенант выскочил из кабинета.

* * *

Подсобное хозяйство оказалось обычным свинарником с двумя десятками поросят, стадом крупных свиней и огромным хряком. В конце свинарника была пристройка для скота, в ней размещались несколько дойных коров и телята. Знакомый Сергею с детства запах, звуки чавканья и похрюкивание напомнили о доме.

– Здравия желаю! – поприветствовал капитана Бабина вышедший к воротам начальник хозяйства.

Прапорщик Сивый был немолод, упитан и держался с достоинством минимум майора. Поговаривали, что он на короткой ноге с командиром дивизии, с которым служил когда-то в Афгане.

– Приветствую, Борисыч! Вот тебе помощника привез вместо дембеля. Он умеет со свиньями возиться.

– Деревенский, что ли? – усмехнулся прапорщик.

– Угу.

– Ну, походи, осмотрись пока, а мы молочка попьем…

Офицер с прапорщиком зашли в жилую пристройку, а Гаврош прошёл по настилу из досок между рядами загона под открытым небом, разделённого перегородками на секции, и остановился у коровника. Там щуплый солдат в замызганной форменной рубашке и камуфлированных штанах грузил вилами навоз в тачку.

– Бог в помощь! – крикнул ему Сергей.

Прошло две недели, а дел оставалось еще очень много.

– Бог сказал, чтоб ты помог!

Благодаря ежедневному распылению органического соединения с воздуха ситуация на Гавайях налаживалась. Как и прогнозировал профессор Мацуи, маточное вещество истребило одокуро – ароматический кетон привлек к себе ос из всех колоний и ульев. В больницах делали внутримышечные уколы для профилактики. Экологи и биологи пристально следили за дикой природой – вдруг зараза появится снова.

– Да чё тут помогать-то?! Тут и одному делать нечего!

Когда Гавайи оказались вне зоны риска, Кэт сосредоточила внимание на поиске других научно-исследовательских подразделений «Фениккусу лабораториз». С помощью Айко удалось задействовать международное реагирование, что, кстати, помогло укрепить репутацию ее разведывательной службы в Японии. Айко окрестила свое управление «ТаУ», сокращенно от «Tako no Ude», «Щупальца осьминога» – отличное название для нового агентства по шпионажу. Кроме того, в греческом алфавите буква «тау» идет следом за сигмой, так что получился еще и своеобразный поклон американскому собрату.

Свинарь воткнул вилы в навоз и повернулся.

Пока пел хор, Кэт посматривала на профессора Мацуи, сидевшего рядом с доктором Сласки. Кен тесно сотрудничал с директором музея в работе над исследованием загадок янтаря. Камни оказались настоящей сокровищницей доисторической жизни. Более того, Кену предложили должность в Вашингтоне, но он пока не решил, хочет ли стать новым главой департамента энтомологии в Национальном зоопарке.

Кэт надеялась, что он согласится.

– Ничего себе! Это вы там в батальонах лафу гоняете, а мы тут пашем и днём, и ночью! Пацаны – кто на дембель, кто в отпуск, а работу делать надо!

Сласки прошептал что-то Кену на ухо, тот кивнул, и оба глянули на Клару. Они изо всех сил пытались утешить скорбящую, хотя такую боль способно вылечить лишь время. Хорошо, что Ларе не придется испытать подобную муку. Вчера пришла новость из Таллина: директора Тамма выписали, и он вернулся домой к дочери.

Хор закончил песнь на невероятно трогательной ноте. Один из мальчиков – светленький, с румяными щеками, будто юный призрак одного из погибших братьев, – подошел к балюстраде у гробов и запел «Аве Мария» на польском без аккомпанемента. Его тонкий голосок, от всей души обращающийся к небесам, выражал чувство потери лучше любых слов.

Солдат говорил слишком бойко, сглатывая при этом окончания слов, как будто не успевал за своими мыслями. Гаврошу показалось, что собеседник не вполне трезв.

Кэт опустила голову, и Монк прижал ее к себе. Из глаз потекли слезы… и закапали на руки ее мужа, которыми он накрыл ладони Кэт.

Она прильнула к Монку.

– Может, пойдешь на моё место? – усмехнулся Сергей.

Никогда меня не отпускай.



– Некогда мне тут с тобой! – отмахнулся свинарь торопливо, как будто испугался, что его правда отправят в батальон, ухватил за ручки тачку и покатил её к большой куче навоза у изгороди в конце двора.

08 часов 05 минут по восточному поясному времени

Гаврош вернулся к воротам. Он просто стоял и наслаждался присущим этому месту спокойствием. Через полчаса на улицу вышли Сивый и Бабин. Капитан на ходу дожевывал огурец.

Вашингтон, округ Колумбия

– Предупреждаю, – сказала Элена, открывая дверь в Смитсоновский замок. – Без спроса ничего не трогать.

– Ну, давай, Борисыч! – они пожали друг другу руки, капитан прыгнул в «УАЗик» и помчался обратно в расположение части. Сивый проводил его взглядом и повернулся к Сергею.

– Sí, abuela [7], – в один голос ответили девочки, энергично кивая.

– Ну, осмотрелся?

Запах тут же ударил Элене в нос. Сладкий аромат – роз, сирени и лилий – наполнял мраморный зал, направляя посетителей к крипте неподалеку от входа. Там библиотекаря и ее двух внучек ждали Пейнтер Кроу и Саймон Райт, хранитель музея. У их ног и по всему полу лежали букеты – в небольшую усыпальницу Джеймса Смитсона они уже не помещались.

– И кто же эти юные леди? – спросил Пейнтер, наклоняясь к девочкам, которые застенчиво спрятались за бабушку.

Тот кивнул.

– Она – Оливия, – рискнула заговорить старшая, выглядывая из-за Элены. – А я – Анна.

– Мне тут все знакомо…

– Вы тоже библиотекари, как ваша бабушка?

– Это хорошо. Обстановка у меня сложная, рук не хватает. Один паренек дембельнулся, второго я в отпуск отпустил. Ну ладно, навоз убирать можно кого угодно поставить… А кормить? А резать?

– Нет, – захихикала Оливия.

– Я умею резать. И ухаживать тоже.

– А я буду, когда вырасту, – Анна топнула ножкой.

Прапорщик посмотрел на него с интересом.

– Не сомневаюсь. – Кроу выпрямился и посмотрел на переполненную букетами усыпальницу. – Кто из вас соберет больше желтых цветов? Мне очень нравится этот цвет.

– Умеешь, говоришь… И скольких ты заколол?

– Я! Я! – закричали девочки, но сначала попросили разрешения трогать у бабушки.

– Сто восемьдесят три.

– Идите. Только осторожнее с шипами у роз, а то ваша мама заявит на меня в службу защиты детей.

– Ничего себе! – Сивый присвистнул. – И что, число наизусть запомнил?

Внучки со смехом бросились в море цветов.

– Ну и парочка, – Элена покачала головой.

– Так я их записывал.

– Прекрасная парочка!.. А вот и отклик на вашу авторскую колонку в «Вашингтон таймс», – добавил Пейнтер, обводя рукой щедрые дары посетителей.

Сивый покрутил головой.

– Или на ваше появление в программе «С добрым утром, Америка», – с широкой улыбкой сказал Саймон.

– Ну, ты даешь! Я даже за речкой такой бухгалтерии не вел.

– Просто хочу, чтобы люди узнали об основателе вашего института, – засмущалась Элена.

– За какой речкой? – не понял солдат.

– Это у вас получилось, – подтвердил Райт.

– Эх, молодежь! – вздохнул прапор. – А что такое страна «А», знаешь?

Вернувшись в Штаты, Дельгадо поделилась своими приключениями в Европе и рассказала, как им удалось спасти мир, следуя таинственным подсказкам Джеймса Смитсона. Свою колонку она закончила предложением отдать дань этому человеку. «Давайте осыплем его цветами», – написала Элена.

– Англия?

Видимо, любопытные читатели решили увидеть символы своими глазами и заодно последовать совету автора статьи.

– Мы считаем, вы и сами достойны скромной награды, поэтому пригласили сюда до открытия Замка. Здесь самое место.

– Сам ты англичанин! Когда мы в Афганистан вошли, говорить об этом было нельзя, и в письмах писать тоже. Вот так и маскировались…

– Глупости, мне не нужно…

– Так вы в Афганистане воевали?! Расскажете?

– Боже мой, – преувеличенно громко вздохнул Саймон, – да позвольте уже ему одарить вас!

– Ладно, – Элена закатила глаза.

– Посмотрим! Идем, покажу, где жить будешь!

Пейнтер достал из кармана пиджака небольшую коробочку размером с колоду карт и протянул ей.

– Для леди, у которой есть всё… в том числе и две непослушные внучки.

В жилой пристройке была отдельная комната с тремя кроватями для солдат, телевизором, шкафом, рядом – кухня и комната приёма пищи, дальше по коридору, в конце помещения – туалет и душевая комната. Едой из солдатской столовой здесь не питались, готовили сами, насколько хватало умения и фантазии. Продукты – картошка, капуста, лук, свекла, разнообразные крупы – всё это хранилось в кладовых, и запасы регулярно пополнялись. В мясе и молоке, само собой, нехватки тоже не было. Только хлеб сами не пекли. Ежедневно на дежурной машине им привозили объедки из столовой на корм свиньям, а заодно – свежий хлеб и сливочное масло для личного состава.

Элена с интересом взяла подарок.

– Откройте, – поторапливал ее Саймон, вставая на цыпочки.

После службы в батальоне такие условия казались Сергею просто санаторием, так как он себе его представлял, хотя никогда и не был. С щуплым солдатиком по имени Сеня они не сошлись характерами: он был замкнут, всем недоволен и обозлен на весь мир, поэтому дружеские отношения не сложились – работали молча, и все. А с Сивым Гаврош подружился, и прапорщик рассказывал ему о боевых буднях в далекой горной стране. И рассказы эти сильно отличались от того, что писали в газетах и показывали по телевизору.

Элена сняла крышку и обнаружила внутри обсидианово-черную металлическую карточку на подушечке из красного шелка. Когда она наклонила коробку, то увидела на карте голографический символ – серебристую греческую букву «сигма».

– Ключи от королевства, – сказал Саймон.

– На случай если вам надоест быть библиотекарем и захочется приключений, – пояснил Пейнтер.

Вскоре вернулся из отпуска третий работник подсобного хозяйства – Пашка Харитонов. Он оказался добродушным работящим парнем, на полгода старше Сергея призывом. Судя по фотографиям в дембельском альбоме, который Пашка уже начал делать, можно было подумать, что он служил крутым спецназовцем. На них он красовался то с пулемётом, то с автоматом, то со снайперской винтовкой, то с каким-то специальным оружием для бесшумной стрельбы, названия которого Гаврин даже не знал.

Элена бросила на него скептический взгляд.

– Или просто заходите на чашечку кофе. В любое время.

Она закрыла коробку.

– Выпить кофе – вполне достаточное для меня приключение, директор Кроу.

– Ничего, будут и у тебя такие! – подмигнул Пашка, заметив, с каким интересом Сергей рассматривает фото.

– Не знаю, не знаю… У варева Ковальски такой вкус, что лучше уж в перестрелку.

– Я рискну, – улыбнулся Элена.

– Да мне фотки не нужны, мне бы пострелять,



20 часов 08 минут по восточному поясному времени

– Чудак-человек! Может, ты и дембельский альбом делать не будешь?

Такома-Парк, Мэриленд

– Зачем он мне?!

Слушая треск сверчков у соседских гортензий, Грей стоял во дворе родительского бунгало, на котором висела табличка: «Продается». Поверх нее была еще одна: «Продано!»

Пирс решил пройтись по широкому двору, вспоминая, как подстригал здесь газон. Газонокосилку приходилось толкать самому, потому что отец был слишком прижимист, чтобы разориться на бензиновую. Подъездная дорожка вела к гаражу, темному и запертому, хотя Грею по-прежнему слышалось, как отец, матерясь, возится со своим винтажным «Тандербердом». Машина все еще стояла здесь. Из окна кухни мать обычно наблюдала за работой папы. Обед частенько подгорал, так как она тратила время на чтение книг и проверку работ, вместо того чтобы учиться готовить.

– Как зачем? Невестам показывать и все такое. Зачем стрелять, если не фоткаться?

Куда ни глянь, тут повсюду призраки прошлого. Поэтому девять месяцев назад он и решил вместе с Сейхан взять отпуск, чтобы отдохнуть от «Сигмы», от своих обязанностей и, самое главное, от этого места. Месяц назад Грей наконец-то позволил своему брату Кенни выставить дом на продажу.

– Просто нравится…

Разве кому-то из нас он нужен?

– Так попроси Борисыча свозить тебя на стрельбище, тут недалеко. Он мужик нормальный – будешь хорошо работать, свозит. А его вся округа знает: он в авторитете, может хоть чёрта из-под земли достать, если надо. Ещё потом и обменяет чёрта на ангела!

Кенни незачем было оставаться здесь, и он вернулся в Калифорнию, где хотел найти работу в сфере высоких технологий. За последние несколько недель в доме побывали лишь риелторы и потенциальные покупатели, а вот Грей не заглядывал сюда с самого возращения в Штаты. Даже порог переступать не хотел, но в связи с продажей нужно было составить опись имущества. Куда же девать старую мебель и всякие мелочи, которые раньше казались такими важными? Кому-нибудь пожертвовать?

Грей вздохнул. Он знал, почему медлит и сомневается.

Работа была привычной, и Гаврош занимался ей с удовольствием. К тому же он уговорил Сивого изменить рацион питания и стал по домашнему рецепту варить «свиную кашу», в результате привесы резко увеличились, появилось лишнее мясо, которое прапорщик через жителей соседней деревни успешно сбывал на местном рынке. Доход был приличным, часть он отдавал рядовому Гаврину: «На гражданке пригодится»!

Обещай мне…

Сивый и вправду оказался нормальным мужиком: справедливым и без лишней уставщины. Работой подчинённых он был доволен и, соответственно, делал им поблажки, немыслимые при службе в батальоне, а по праздникам даже угощал самогоном, который варил сторож дед Федот. Правда, только на ужин, перед сном, чтобы не попались. Но для Сергея главное было не это, а то, что Сивый исполнил его просьбу – свозил на расположенное неподалёку стрельбище, познакомил со своим коллегой прапорщиком Твериным, и Гаврош регулярно, чуть ли не каждую неделю, ходил туда напрямик, через лесок, вроде как на тренировку, приносил шмат мяса, или сала, или колбаски, а Тверин занимался с ним углубленной боевой подготовкой.

Пирс помнил, как давил на шприц, вводя смертельную дозу. Помнил, как расслабились слабые пальцы отца, такие мозолистые и костлявые. Грей не сомневался в правильности своего решения, но чувство вины продолжало преследовать его.

Даже объездив весь мир, он не мог сбежать от прошлого.

И вот я вернулся в исходную точку. Ничего не изменилось, да и вина по-прежнему давит. «Откладывать больше нельзя», – подумал Грей и направился ко входу.

Гаврош стрелял и из пистолетов – Макарова, Стечкина, ТТ, и из карабина, и из бесшумного автомата «Вал», и из снайперки Драгунова. С разных дистанций, по неподвижным и движущимся мишеням. И с открытыми прицелами, и с оптическими, и с ночными. После стрельб оружие тщательно чистил и внимательно слушал Тверина, который побывал в командировке на Кавказе, получил пулевое ранение в ногу и ходил прихрамывая. Это уже были своего рода политзанятия.

Сейхан приехала раньше, ей нужно было отдохнуть. Лечение закончилось, и личинки в теле погибли, однако организму требовалось время, чтобы полностью очиститься. Настоящий вызов иммунной системе, зато этим утром анализы показали, что с ребенком всё в порядке.

– А человека трудно убить? – задал как-то Гаврош волнующий его вопрос. – Я забил почти двести свиней. А насчет человека не знаю…

Несмотря на меланхоличный настрой, Грей слегка улыбнулся, вспоминая тихий стук маленького сердца на ультразвуке.

Наш малыш…

– Любое живое существо есть сосуд жизни, – перебил прапорщик, сидя на патронном ящике и вытянув раненую ногу. – Разрушил оболочку – и жизнь вытекла. Нет принципиальной разницы, чья это жизнь. Хотя форма сосуда может, конечно, смущать с непривычки… Если он на четырех ногах – это одно, а если на двух – совсем другое. Я вот на кавказской войне с самого начала, почти год отвоевал. Во многих переделках бывал, повидал ужасов, многое передумал… Мы, конечно, не святые: захваченных боевиков, бывало, расстреливали, но без зверства! А они нашим ребятам глотки резали от уха до уха, головы отрезали! И еще снимали на память, как пленного казнят, а вокруг все смеются! А почему, как думаешь?

Грей покачал головой.

– Почему? – спросил Гаврош. Он слушал как завороженный, понимая, что это не простой трёп и неказистый на вид прапорщик Тверин заглянул туда, куда мало кто заглядывал, и видел то, что находится за пределами понимания обычного человека.

Ковальски тоже пришел в себя после травм, как и кузены Палу. Здоровяк звонил Грею с Мауи. «Закончу уж свой чертов отпуск», – сообщил Ковальски. Он остановился у родных Палу вместе со своей девушкой Марией, которая им помогала.

«Заставили меня носить колготки!» – жаловался Ковальски. Мария объясняла ему, что это не колготки, а компрессионные чулки, которые надо носить полтора месяца, чтобы поскорее зажили укусы. Грей попросил Марию прислать фотографии – вдруг когда-нибудь понадобится шантажировать Ковальски…

– Да потому, что у них принято баранов резать! Все мужики режут, а детишки с малолетства смотрят и привыкают! Наш командир говорил: поступок рождает привычку!

Он толкнул дверь.

Та не поддалась.

– Значит…

Открыла Сейхан, вертя на пальце ключ.

– Конечно! Кто привык четвероногих резать, тот и двуногого легче зарежет! Только мы этого не прощали… Если такое прощать, то и тебе голову отрежут! Каждого палача с этих пленок доставали и с ними так же обходились, как они с нашими ребятами…

– Я поменяла замки.

– Тоже головы отрезали?!

– Поменяла? Зачем?

Тверин сплюнул.

Грей вошел. Он детально помнил, как выглядит родительский дом.

– О таких вещах вслух не говорят…

Однако сейчас все было по-другому.

– А вы это делали?

Мебель исчезла. Ковры больше не прятали блеск новых деревянных полов. Огромный камин сложили заново. Даже отсюда было видно, что на кухне теперь современные гранитные столешницы и шкафчики.

– Сейхан…

– И вопросов таких не задают! Но я тебе несколько случаев расскажу, только без имен и фамилий. В этом деле главное…

– Замолчи. – Она взяла его за руку и повела к лестнице на второй этаж, кивнув на знак «продано» во дворе. – Угадай, кто купил дом?

Время пролетело быстро.

Не успел Грей ответить, как его потащили наверх.

– Приходи завтра, у нас будут разведчики, посмотришь, как они работают, поговоришь, – сказал напоследок Тверин. – Раз этим вопросом интересуешься.

Все поменялось. Кованые перила вместо деревянных. Свежая краска на стенах вместо старых обоев.

Гаврош пришел, и после стал приходить на все тренировки разведчиков.

– Не волнуйся, – сказала Сейхан. – Отцовская машина в гараже, с этой красоткой я расставаться не захотела. К тому же там коробки с личными вещами, но ими ты сможешь заняться позже. А пока…

Она остановилась у закрытой двери.

Наблюдал упражнения по быстрому открытию огня, по стрельбе из любых положений, даже научился метать ножи и теперь в свободное время метал нож в нарисованную на заборе свинарника человеческую фигуру.

– Хватит бежать от прошлого.

Командир разведбата майор Соснин приметил настырного, неравнодушного к оружию солдата и как-то раз подозвал к себе.

У Грея по спине поползли мурашки. Сейхан видела его насквозь.

Она открыла дверь в спаленку. Пустующую, если не считать одного предмета мебели.

– Мне про тебя прапорщик Тверин рассказывал. Да я и сам вижу: оружие любишь, боевыми приемами интересуешься. Так иди к нам на контракт!

Белоснежной колыбельки.

– Спасибо, товарищ майор, я подумаю, – ответил Сергей из вежливости.

– Если от призраков прошлого не сбежать, пусть живут рядом с тобой и разделяют твои радости и горести.

Рассматривать предложение всерьёз Гаврош не планировал.

Грей с трудом сдержал всхлип. Затем осмотрелся и глубоко вздохнул.

– Не для меня всё это: дисциплина, распорядок, тяготы и лишения всякие, – пояснил он Тверину.

– Столько работы проделано… Я даже не догадывался.

– Тогда в цирк иди! – усмехнулся прапорщик. – С твоими-то способностями… Там весело, циркачки опять же… Будешь вокруг ножи втыкать… Или, если повезет, в них чего-то воткнешь!

Сейхан пожала плечами.

Тверин весело расхохотался.

– Тебя не сложно одурачить. По мне, уж лучше делать ремонт, чем мотаться по свету.

* * *

Пирс покачал головой и улыбнулся, хотя на глазах все же выступили слезы.

Служба была в радость, и два года пролетели незаметно. В отличие от других дембелей, Гаврош не делал снимков в наглаженной форме, с оружием наперевес, со значками на груди. Один только снимок увозил из армии – Сивый сфотографировал его за работой: с окровавленным штыком в руке на фоне зарезанной свиньи. С такой памятью Гаврош и собрался домой.

– Тогда давай наслаждаться затишьем. Надолго ведь оно не затянется.

– Это точно. – Сейхан помрачнела. – Валя на свободе. Наверняка что-то замышляет.

Сивый отвёз его на своей «Ниве» к железнодорожной станции, вышел проводить на перрон. Утренний степной воздух, с присущим железной дороге запахом пропитанных креозотом шпал, приятно щекотал ноздри. Пассажиры маленькими группами стояли вдоль железнодорожного пути в местах предполагаемой остановки своих вагонов. Гаврош был в синей клетчатой рубашке, легкой куртке-ветровке черного цвета, черных брюках и блестящих черных туфлях. Все новое, купленное заранее в сельмаге по соседству.

Грей опустился на колени и приподнял край ее блузки.

– Я другое имел в виду, – шепнул он, целуя ее в живот.

– Непривычно тебя в гражданке видеть, – сказал прапорщик, обнимая его за плечи. – Форму в сумке везёшь?

Эпилог

– Не. На кой она мне?! Оставил молодому. Он у вас на хозяйстве отъестся, в свою не влезет, а моя ему как раз будет.

Вулкан Халеакала, Мауи

Королева

Сивый хлопнул себя по лбу.

Пора.

Заряженные гормонами биологические часы заставляют ее новое тело извиваться внутри черной хризалиды. Мандибулы тянутся к верхушке шелкового кокона, который она сплела еще личинкой, и проделывают дыру, размягчая ткани слюной с примесью маточного вещества.

– Да я и забыл, что ты не собираешься бравым видом девчат завлекать! В штатском ехать проще – патрули не будут без конца документы проверять. Они вечно на вокзалах ошиваются. Да и милиция сейчас шерстит солдатиков: оружие из зоны боевых действий ищут. Подарок мой в сумке?

Один усик разворачивается и вылезает наружу. Изящные сенсиллы ощущают влагу прохладного воздуха. Довольная условиями, королева бьется в отверстие треугольной головой и разрывает кокон крючками на передних ногах. Тонкая хризалида рушится под ее весом.

В темноте королева готовится к выходу в мир: прочищает немигающие черные глаза, расправляет каждый усик. По длинным венам влажных смятых крылышек поступает гемолимфа. Крылья расправляются, и королева взмахивает ими, чтобы просушить.

– Нет, при мне, – провел по левому боку Гаврош. – Специально внутренний карман пришил…

Теперь она готова.

Она переползает на мокрый камень. Здесь несколько месяцев назад королева и сплела свой кокон, а затем надежно спряталась во мраке туннеля. Она не станет возвращаться туда, откуда пришла. Нет, надо искать новый дом.

– Это ты зря, – покачал головой Сивый. – Документы и деньги надо было в карман, а его – в сумку, на самое дно…

В брюхе уже полно яиц с плюрипотентными копиями ее самой, которые смогут превратиться в представителей любой группы нового роя.

– Ладно, обойдется! Деньги и документы тоже в кармане, – он провел по правому боку.

Внутри королевы ее собственное будущее.

– Кстати, вечером из части звонили, – нахмурился прапорщик. – Там еще бумага пришла: не отлучался ли ты куда-нибудь за время службы?

Передвигаясь, она оставляет за собой ароматный след – убийственную сладкую ловушку, в которую должны попасться осы из старого роя. Таким образом выживет только ее генетический код, а прошлое будет уничтожено.

– Так уже было! И я объяснение писал, и вы…

Королева не знает усталости. Она не остановится, пока не найдет подходящий дом, и движется вперед под действием древнейшего инстинкта – желания выжить. Чувствуется свежий воздух, верный признак выхода в мир наверху.

Камень вдруг покрывается слоем льда.

Сивый пожал плечами.

Королева замирает, переключаясь на сигналы из усиков. В нервных узлах ее мозга формируется картинка.



– Видать, машина крутится. Значит, что-то серьезное. Опять те же вопросы!



– Ну, а вы что? – безразлично спросил Гаврош.

В туннеле все покрывается льдом. Все складки, выступы и волнистые поверхности. Несмотря на опасность, королева не может действовать против инстинкта и вернуться обратно. Она терпеливо направляется к холоду. Меняться она не станет. Лучше подождет, пока изменится мир.

– Что, что! Сказал, что не отлучался. Сегодня надо письменно подтвердить. Ты там точно ничего не натворил?

Чуть позже, но ее время придет.

Зная это, королева двигается по замерзшим туннелям. Вскоре крылья замерзают, ноги коченеют. Останавливается она лишь тогда, когда не может оторвать конечности от ледяной земли.

– Да я в Яблоневке один день пробыл, когда бы успел? С матерью повидался – и обратно! Ничего, вернусь домой, разберусь…

Тут она и дождется.

Дождется возможности снова проявить себя.

С лязгом и скрипом затормозил подошедший состав.

– Ладно, – улыбнулся прапорщик. – Тебе пора. Через минуту отправление… Удачи, боец!

Примечания автора: правда или вымысел

Мы с вами опять подобрались к тому моменту, когда я должен рассказать, где правда, а где вымысел. Конечно, мне бы хотелось, чтобы вы просто верили каждому написанному слову – к этому стремится каждый автор романов. И все же истина бывает не менее увлекательной, чем фантазия, так что давайте отделим зерна от плевел.

Итак, вернемся в прошлое и будем двигаться вперед к настоящему. В этой книге полно интересных исторических персонажей, среди которых – загадочный основатель Смитсоновского института. С него, пожалуй, и начнем.



Джеймс Смитсон

Этого британского химика и геолога, основавшего величайшее в нашей стране просветительское учреждение, сильно недооценивают. Надеюсь, мой роман поможет восполнить этот вопиющий пробел. Почти все, что написано о Смитсоне в этой книге, – правда. Он действительно был уважаемым членом Британского королевского общества, а еще путешествовал по Европе с целью поиска экспонатов для его внушительной коллекции минералов, которую Смитсон вместо со своим состоянием завещал Соединенным Штатам (к сожалению, в конце Второй мировой войны в здании Смитсоновского института случился пожар, и коллекция была уничтожена).

После смерти Смитсона Александр Белл с женой отправились в Европу и привезли его останки в Америку. Возраст ученого на его надгробии указан неверно, памятник покрыт символами – все это тоже правда. Можете посетить Смитсоновский замок и проверить, а заодно и возложить цветы.

Глава 4