Чарли осторожно затолкала осколки разбитого зеркала под гардероб, чтобы Бен не поранился, а потом натянула джинсы, блузку и свитер. Пес завилял хвостом.

— Нет-нет, малыш, мы собираемся не гулять. Мы с тобой сейчас прокатимся на машине. Пойдем-ка! — оживленно говорила Чарли.

Взяв сумочку, она вышла из комнаты, оставив свет включенным, и пошла вниз, щелкая выключателями и зажигая свет на своем пути. Подхватив на ходу поводок Бена, она отперла дверь и вышла.

Стерев капли росы с окон машины, Чарли завела двигатель и быстро покатила вверх по дорожке. Автомобиль кренился, подпрыгивая на рытвинах. Когда она обогнула «Розовый коттедж» и заметила возле дома Хью его «ягуар», кролики на дороге бросились врассыпную.

«Ситроен» остановился в конце улочки, слабый свет фар выхватил из темноты живую изгородь поперек дороги. Чарли помассировала мучительно болевшую шею, а потом газанула и покатила дальше по пустой ночной дороге.

28

Прогудела мимо, вращая щетками, машина для уборки улиц. В витрине магазина на другой стороне Кингс-роуд стояли, изогнувшись, манекены, наряженные в модную одежду кричащих расцветок. Они демонически и свирепо смотрели на прохожих сквозь солнцезащитные очки.

Из темноты неба просочилась струйка темно-красного света и полилась вниз, по серым стенам многоэтажной башни, высившейся над головой. Окна Лоры были на седьмом этаже. Чарли пыталась сообразить, где именно, но из-за предрассветной мглы не смогла их найти.

Девица-готка чеканила шаг по мостовой, бурча себе под нос: «Маньяк-маньяк-маньяк-маньяк», с таким видом, как будто слово это являлось ключом к тайнам Вселенной.

Показалась полицейская машина, и Чарли вспомнила, что предыдущей ночью пила спиртное. Однако блюстители закона проехали мимо.

Выбравшись из «ситроена», Чарли подошла к парадной, просмотрела список жильцов и позвонила Лоре. Не факт, что любовнички дома, возможно, укатили куда-нибудь на выходные. Никто не отвечал. Чарли уже собиралась нажать кнопку снова, когда послышалось потрескивание, а потом голос Лоры, слишком усталый, едва узнаваемый, спросил:

— Кто там?

— Чарли, — ответила она.

Последовало молчание, а затем послышался щелчок. Чарли толкнула стеклянную дверь и, пройдя через вестибюль, нажала кнопку лифта.

Двери лифта открылись немедленно, с резким металлическим звуком, эхом разнесшимся в тишине. Издавая чуть слышный звон на каждом этаже, лифт добрался до седьмого и остановился. Чарли подошла к двери Лоры и негромко постучала.

Дверь открылась. На пороге стояла Лора, в ночной рубашке и с растрепанными волосами. Кожа у нее была серой, цвета овсяной каши.

— Мне надо поговорить с Томом, — сказала Чарли.

— Его здесь нет, — ответила Лора. Гостья с недоверием посмотрела на нее. — Хочешь войти?

Лора провела ее на кухню. Чарли глянула вдоль коридора на открытую дверь. Не прячется ли где-нибудь Том?

— Кофе?

Чарли кивнула. Лора включила чайник.

— Его здесь нет, я тебя уверяю.

Зашипел чайник. Чарли устало опустилась за кухонный стол. Лора уселась напротив нее, и некоторое время обе в молчании таращились друг на друга.

— Мне надо поговорить с Томом, — повторила Чарли.

— Я не знаю, где он.

— Я думала… — Чарли покрутила свое обручальное кольцо. — Я думала, что ты…

Лора вытерла руками лицо.

— Господи, — сказала она. — Я себя просто ужасно чувствую. — Вода закипела, и чайник со щелчком выключился. — Что за напасть такая…

Чарли внимательно наблюдала за бывшей подругой, и сквозь страх и усталость в душе ее теперь поднимался гнев. Разлив по чашкам кофе, Лора достала из холодильника бутылку с молоком. Чарли оглядела кухню, надеясь обнаружить хоть какие-то признаки присутствия Тома — авторучку, галстук или еще что-нибудь.

— Так что ты пришла не по адресу, — произнесла Лора, передавая Чарли чашку и садясь обратно.

Чарли промолчала. Уставившись в свою чашку, Лора продолжала:

— Извини меня. Я вовсе не хотела этого, честное слово. Сама не понимаю, как все произошло. — Она провела пальцем по ободку чашки. — Я была так несчастна в последнее время… последние несколько месяцев… Боб вел себя мерзко, да и в магазинчике дела шли плохо. — Она фыркнула. — Прости, я поступила с тобой как последняя сволочь. Да и Том тоже не лучше. — Она пожала плечами. — Хотя это, конечно, не оправдание.

— Где Том? — Чарли пристально смотрела в чашку, но пить ей не хотелось.

— Не знаю. Мы провели вместе две ночи… в среду и в четверг… после того как он… ушел от тебя. — Улыбка, похожая на судорогу, исказила ее лицо. — Прости меня, если можешь.

Чарли встала. Слишком много всего произошло в последнее время. Она заметила, что Лора смотрит на ее шею, и отвернулась, разглядывая почтовую открытку с видом Танжера, прижатую магнитиком к дверце холодильника. Уж не заподозрила ли Лора, что она попыталась повеситься, не в силах пережить предательство мужа?

Чарли никак не могла придумать, что бы еще сказать. Ей не хотелось сейчас ссориться и выяснять отношения, но и выслушивать покаянные исповеди желания тоже не было. Она испытывала чувство облегчения, что не нашла здесь Тома.

— Я лучше пойду, — сказала она, поднимаясь.

Лора проводила ее до дверей и положила руку на плечо.

— Мне жаль, Чарли. Мне правда очень жаль, — повторила она.

* * *

Около частной лечебницы Чарли остановилась и выпустила Бена из машины. В темно-красных лучах рассвета, пробивающегося сквозь тучи, они прошли в парк на противоположной стороне улицы.

Бен жизнерадостно носился туда-сюда, а она села на влажную от росы скамью, закрыла глаза и крепко обняла себя руками. Воздух был теплым, но Чарли ощущала пронизывающий холод, который никак не отступал. Ее голова поникла, и она немного вздремнула, пока Бен не разбудил хозяйку, тычась в руки своим влажным носом.

Ее белые комнатные туфли насквозь промокли от росы. Чарли погладила Бена, склонилась набок и вновь расслабилась. Кто-то прошел мимо с собакой, но Чарли держала глаза закрытыми, стараясь отдохнуть, посмаковать дремоту, стиравшую в ней на время страх и боль.

В половине восьмого она встала, пристегнув Бену поводок, посадила его обратно в «ситроен» и перешла через дорогу к частной лечебнице. Ночная сиделка удивилась, увидев ее. Чарли ответила слабой улыбкой, понимая, что выглядит не очень хорошо, а потом с некоторым усилием поднялась по лестнице. В тихой и темной палате ее матери занавески на окнах все еще были задернуты.

Осторожно закрыв дверь, она постояла, прислушалась к спокойному дыханию спящей, такому спокойному, словно бы это чуть слышно работал кондиционер. Чарли хотелось, чтобы постель была побольше, и тогда она тоже прилегла бы на нее и поуютнее прижалась к старухе, как делала это девочкой, когда боялась темноты, то и дело приходя в комнату матери и засыпая в ее объятиях. В безопасности.

Чарли села в кресло возле кровати, вдыхая знакомые запахи свежевыстиранного белья и застоявшейся мочи. И, почувствовав себя в безопасности, уснула.

* * *

Что-то зазвенело, — может быть, где-то уронили поднос. Медленно пробуждаясь, она озиралась, сбитая с толку. Шея ее безумно болела, как и спина, настолько закостеневшая, что Чарли едва могла двигаться.

Черт возьми! Плита. Она забыла засыпать в плиту кокс. Теперь плита остынет, и придется заново разжигать ее, а на это всегда уходит масса времени.

Сиделка, поставив поднос с завтраком на столик рядом с кроватью, усаживала свою подопечную.

— Рановато вы пришли, — сказала она бодро. — Скучаете по маме?

Чарли кивнула.

— Моя мама лежала в одной богадельне. Иногда я тоже спала вместе с ней в комнате. — Сиделка улыбнулась. — Не хотите перекусить? Могу принести для вас немного каши и яйца.

— Лучше налейте мне соку, — попросила Чарли. — Если можно.

Сиделка держала стакан с апельсиновым соком, пока мать пила крошечными глотками.

— Приятно завтракать в компании, не так ли, миссис Бутс?

Мать невидяще смотрела перед собой.

Когда сиделка вышла, Чарли прошла в небольшую ванную и посмотрелась в зеркало. Бог мой, настоящее привидение! Косметика размазалась по лицу, кожа желтая, глаза налились кровью. На шее виднелись красные отметины и ободок свежих синяков. А она-то надеялась, что это был всего лишь ночной кошмар, что вот она проснется поутру, и все будет замечательно, и вокруг ее шеи не окажется никаких отметин.

Чарли умылась холодной водой, осторожно промокнула полотенцем лицо и подняла воротник блузки. Получается, что она сбежала посреди ночи из собственного дома. Может, она и впрямь сходит с ума?

Бедняжка, она не смогла справиться с тем, что муженек бросил ее.

Какой ужасный конец — это ж надо, повеситься в собственной комнате таким вот манером.

Эти голоса звучали в ее голове, как обрывки разговоров в автобусе.

Выйдя из ванной, Чарли поцеловала мать, погладила ее мягкие седые волосы, поправила выбившиеся пряди.

— Пожалуйста, мама, поговори со мной. Давай немножко поболтаем. Сегодня же воскресенье. Помнишь, как мы, бывало, по воскресеньям ездили за город?

Сиделка принесла поднос:

— Я прихватила немного каши и гренок — на тот случай, если вы голодны.

Поблагодарив, Чарли поела немного и почувствовала себя чуточку лучше. Потом выпила свой сок, снова села рядом с матерью и взяла ее руку.

— Кто я такая, мама? — Не было даже малейшего намека на ответ. — Кто же я на самом деле?

С улицы донесся настойчивый лай. Должно быть, Бен соскучился сидеть один в машине.

— Кто мои настоящие родители? — Молчание. И снова заунывный лай. — Что ты тогда имела в виду? Смертельная ложь! Правда. Возвращайся. Ты хотела сказать, что раньше скрывала от меня правду?

Старуха шевельнулась и села чуть-чуть прямее. Ее веки дрогнули, глаза расширились. Открыв рот, она уставилась на Чарли, но тут же опять стала смотреть перед собой. Рот ее закрылся, и челюсть ослабла: так бывает, когда люди заканчивают говорить. Она опустилась на подушку, словно была измождена этим усилием.

— Я не расслышала, что ты сказала, мамочка? Не могла бы ты повторить?

Но старуха была неподвижна, глаза ее опять стали часто мигать, будто внутри ее заработал прежний механизм.

29

— Я не записана сегодня на прием, — сказала Чарли. — Но нет ли хоть какой-нибудь возможности попасть к доктору Россу?

— Я уверена, миссис Уитни, что доктор Росс сможет найти для вас время.

Эта секретарша в приемной — хорошо сохранившаяся блондинка лет сорока с небольшим — всегда напоминала Чарли персонаж киноэпопеи о Джеймсе Бонде, мисс Манипенни. Она покачала кудрявой головой и одарила Чарли сердечной улыбкой:

— Он не заставит вас слишком долго ждать.

Через темную приемную Чарли прошла в комнату ожидания, еще хранящую следы былой роскоши. Какая-то мамаша с маленьким мальчиком сидела у самой двери. За все те годы, которые Тони Росс был ее врачом, помещение ни разу не ремонтировалось. Гипсовые лепные украшения крошились и трескались, да и стены не мешало бы покрасить заново. Уродливая хрустальная люстра свешивалась над столиком из красного дерева, заваленным журналами, а рядом беспорядочно теснились разнокалиберные стулья. Грязные опущенные жалюзи пропускали внутрь дым и грохочущий рев уличного движения с Рэдклиф-роуд.

— А я знаю стишок. Рассказать?

— Давай лучше потом!

— Ну, пожалуйста!

Мальчик молотил кулаком по груди матери, и та шикала на него, бросая в сторону Чарли смущенные взгляды.

— Ладно, так и быть!

— Ах ты, Билли, мой дружок, с длинной штукой между ног…

— Фи, как грубо! И где ты только набрался таких глупостей?

Мальчишка захихикал и в поисках одобрения посмотрел на Чарли. Но она не обращала на него внимания, полностью погрузившись в свои мысли, ставшие для нее чем-то вроде кокона. Она чувствовала себя оборванкой, все еще одетая в то, что в спешке натянула ранним воскресным утром. Джинсы, так и липнувшие к ее ногам, казались тяжелыми и колючими.

Чарли оставалась в частной лечебнице все воскресенье, слишком измотанная морально и физически, чтобы ехать обратно в Элмвуд-Милл, вновь остаться одной в пугающей тишине дома.

Или же, наоборот, встретить там кого-то.

Хотя по-хорошему ей как раз таки следовало бы вернуться, проявить волю именно сейчас, если она не хотела окончательно потерять Тома. Ну не ушел же он из-за того, что они занимались любовью лишь раз в месяц? Возможно, это было одной из причин, но имелись и другие, столь же важные. Наверняка муж заподозрил, что она сходит с ума.

Возвращения в прошлое порядком раздражали Тома, как и все эти бесчисленные методики лечения от бесплодия. Чарли вспомнила, как он скептически отнесся к ее рассказу о встрече с призраком мистера Леттерса. Да плюс еще сгоревшие конюшни, автомобиль, на котором она якобы ездила в прошлой жизни, и загадочный медальон… Небось Том решил, что Чарли специально ошпарила до смерти бедного Перегрина, сочтя это признаком прогрессирующего умственного расстройства.

А если уж она сейчас бросит дом и не будет присматривать за рабочими, то это станет для него последней каплей. Извини, Том, но мне пришлось съехать и поселиться в гостинице, потому что какое-то привидение, обитающее в доме, пыталось повесить меня на гардеробе.

Она должна вернуться, остаться там и держаться молодцом. Необходимо доказать самой себе, равно как и Тому, что она сильная.

Секретарша пригласила женщину с мальчиком в кабинет.

Служащие частной лечебницы хорошо отнеслись к Бену и позволили ему войти в комнату к матери Чарли. Сиделка даже принесла псу миску с водой, а попозже еще и немного печенья и консервную банку с собачьим кормом.

А вечером ночная сиделка поставила для Чарли раскладушку. Было странно спать в палате, слыша рядом спокойное дыхание матери. Чарли как бы снова ощутила себя маленькой девочкой.

Весь вчерашний день и минувшую ночь она обдумывала, правду ли ей сказала Лора. Если Том и Лора не вместе, то в каком-то смысле Чарли легче было принять его уход. Она радовалась, что мужа не оказалось в квартире Лоры, радовалась задним числом. Хотя понимала, насколько глупо себя вела. Стараться казаться сильной, демонстрировать, что он ей безразличен, — а потом вдруг появиться посреди ночи у порога его любовницы! Ничего, впредь она выдержит характер, такого больше не повторится. Чарли ненавидела Лору едва ли не сильнее, чем Тома.

Тони Росс прощался в коридоре с мальчишкой и его матерью. Его мягкий заботливый голос был пронизан искренним интересом и участием: он прилагал все усилия, чтобы каждый его пациент чувствовал себя неповторимой личностью.

— Чарли! Счастлив видеть тебя! Давай заходи!

На нем был серый костюм в клеточку, достойный принца Уэльского, галстук со скрещенными теннисными ракетками, а на ногах — кроссовки фирмы «Адидас». На худом лице сияли серо-голубые глаза, а рот почти беспрерывно улыбался. Темные с проседью волосы, аккуратно остриженные с боков, переходили на макушке в лысину, прикрытую слабым пушком. Он прямо-таки излучал уверенность, энергию и дружелюбие.

— Ну как ты? — Врач крепко пожал ей руку и подержал некоторое время. — Рад видеть тебя! Честное слово! Как поживает Том?

— Отлично. — Она сглотнула.

— Вот и замечательно!

Чарли прошла за ним в крохотный кабинет.

— Спасибо, что принял меня.

— Извини, что тебе пришлось немного подождать. Ну что, вы перебрались за город? От души завидую.

— Да, но мы хотим, чтобы ты все равно оставался нашим врачом.

— Разумеется, я был бы счастлив… Хотя вам следует зарегистрироваться у кого-нибудь из местных эскулапов, на всякий случай. Ну и как вам сельская жизнь?

Она пожала плечами:

— Нормально.

— Всего лишь нормально! — Тони посерьезнел. — Ладно, слушаю тебя. На что жалуешься?

— Много на что. — Чарли посмотрела себе под ноги. — Во-первых, я постоянно чувствую какие-то странные запахи — либо очень сильный аромат духов, словно в комнату входит некто, облившийся ими с ног до головы, либо запах горелого, ну просто кошмарную вонь. — Она нахмурилась. — Я где-то читала, что это симптом опухоли мозга.

Врач внимательно посмотрел на нее:

— Ты ощущаешь запахи в каких-то конкретных ситуациях?

— Да нет, когда как.

— А голова у тебя не кружится? Не болит? Зрение не затуманивается?

— Головная боль бывает.

— Резкая или тупая?

— Тупая.

Он достал из нагрудного кармана серебряную авторучку и нацарапал что-то в истории болезни.

— Что еще?

— Такое ощущение, как будто мой внутренний термостат разладился. В какой-то момент я замерзаю до костей, а уже в следующее мгновение задыхаюсь от духоты. Причем это совершенно не связано с тем, какая на самом деле температура в помещении или на улице.

Он сделал еще одну запись.

— Кроме того, меня часто тошнит.

— Что-нибудь еще?

— Порой бывают странные ощущения дежавю.

— То есть тебе кажется, что уже бывала где-то раньше?

— Да.

Он заметил отметины на шее Чарли и чуть-чуть наклонился вперед, рассматривая их.

— Это очень странно, — продолжала она. — А еще я хожу во сне.

— Диету ты не меняла?

— В общем нет.

— А тебе не хочется съесть что-нибудь такое, необычное?

Чарли вспомнила тот сырой бифштекс, от которого она откусила кусочек. Ну как же, Тони, конечно, хочется. Я не прочь отведать китайский деликатес: надо закопать жестянку, полную червей, и откопать ее недельки этак через две, чтобы обнаружить там одного здоровенного червяка. Восхитительного на вкус!

— Да вроде бы нет. Разве что я пью в последнее время чуть больше чая и кофе, чем обычно.

Серебряная авторучка Тони сверкнула, когда он сделал еще одну пометку. На стене приплясывал крошечный солнечный зайчик.

— Как часто ты прогуливалась во сне?

— Я не уверена точно. Думаю, раза три.

— А Том при этом не просыпается?

Она поколебалась:

— Нет.

Врач помолчал.

— А это не твое воображение?

— Нет. Определенно нет.

— А как ты вообще спишь?

— Плохо.

— Ты чувствуешь себя усталой, просыпаясь по утрам?

Она кивнула.

— Тебя что-то подсознательно тревожит?

— Да.

— А днем?

— И днем тоже.

— Как насчет желудка? Расстройства, запоры?

— Нет, все в порядке.

— Не мочишься больше обычного?

Она пожала плечами:

— Вроде бы нет, но точно не уверена.

— Потолстела, похудела?

— Прибавила немного в весе с тех пор, как мы переехали. Это из-за того, что я не ходила на фитнес и совсем не каталась на велосипеде.

Он ободряюще улыбнулся:

— А как у тебя с менструациями?

— Все так же.

— Цикл по-прежнему нерегулярный?

— Да.

— Когда была последняя?

Чарли попыталась припомнить:

— Около месяца назад.

— А ты пьешь какие-нибудь таблетки?

— Нет, специалист по иглоукалыванию посоветовал мне ничего не принимать.

— Ты ходишь на сеансы иглоукалывания?

— Да. — Она покраснела. — Ты против?

Росс улыбнулся:

— Ну что ты, Чарли, а почему бы и нет? Попробуй всё. Я слышал об акупунктуре хорошие отзывы. — Он мельком просмотрел свои записи. — Сколько раз у тебя были менструации за последние полгода?

— Точно не уверена. Два… а может, и три.

— Вы с Томом до сих пор пытаетесь завести детей?

Том. Том. Один лишь звук этого имени обжигал, как ядовитый укус.

— Да.

— А ты не собираешься снова попробовать ЭКО?

— Не знаю. Хватит с меня уже экспериментов. В прошлый раз дело закончилось внематочной беременностью.

— Тебе просто не повезло, Чарли. Шансы на вторую внематочную беременность очень малы.

— Но у меня осталась только одна труба.

— Еще есть время, и тебе не следует очертя голову принимать решение.

Тони отложил авторучку и закатал рукава, обнажив волосатые руки.

— За последние несколько лет тебе пришлось через многое пройти, ведь так? — спросил он.

Почувствовав желание расплакаться, Чарли изо всех сил сдерживала слезы. Она посмотрела в окно: маленький садик, лужайка с розовыми кустами под высокой кирпичной стеной, пожарная лестница. В помещении было тихо, и Чарли почти не слышала шума уличного движения.

Росс снова уставился на ее шею. Может быть, все рассказать ему?

Том, это Тони Росс говорит. Думаю, тебе следует знать, что Чарли свихнулась и пыталась повеситься.

— Переезд в новый дом — серьезная психологическая травма, Чарли. Вероятно, все твои симптомы можно просто отнести на счет стресса, но лучше все-таки обследоваться. Я возьму у тебя анализы крови и мочи, а еще, думаю, имеет смысл посетить психоневролога и сделать электроэнцефалограмму… просканировать твой мозг.

— Тони, — сказала она, — я могу у тебя спросить кое-что?

— Разумеется.

Она покраснела:

— Тебе хоть раз попадались пациенты, которые… которые считали, что их души воплотились заново в новой жизни?

— Да, за долгие годы практики их было несколько, — ответил Тони, убирая авторучку в карман. — Сейчас у меня есть одна женщина… слегка чокнутая. У нее болит спина, а причину установить никак не удается. Так она убеждена, что это, мол, потому, что в какой-то предыдущей жизни она попала в аварию на дилижансе.

— А ты сам не веришь в реинкарнацию?

— Я дипломированный врач, Чарли, а не шарлатан. По мне, так все это чушь собачья. А почему ты спрашиваешь?

— Я… да просто любопытно. Как ты считаешь, можно ли объяснить с медицинской точки зрения… все мои симптомы, все, что со мной происходит?

— Безусловно. Наука куда более убедительна, чем какая-то там предыдущая жизнь. — Он самонадеянно улыбнулся. — Не переживай, никакая это не опухоль мозга, но есть одна вероятность, которую мне хотелось бы исключить. Ты не знаешь, не было ли в твоей семье случаев эпилепсии?

— Эпилепсии? Понятия не имею. Я вообще ничего не знаю о своих биологических родителях.

— Ах да, разумеется, бедняжка. Эти проклятые законы об усыновлении так глупы. Всегда очень полезно знать о своей наследственности.

— Эпилепсия, — повторила она.

— Поверь мне, Чарли, у тебя нет никаких серьезных причин для беспокойства.

— А разве эпилепсия — это не серьезно?

— Только не в наши дни. Не накручивай себя понапрасну, Чарли. Все симптомы соответствуют стрессу, и это наиболее вероятная причина, но я обязан исключить другие.

— А я думала, что при эпилепсии обязательно бывают судорожные припадки.

— Существуют разные формы этого заболевания. И то, что ты перечислила: перепады температуры тела, обонятельные галлюцинации, дежавю, ощущение страха, подавленность, хождение во сне… Эпилептики подчас совершают какие-то действия бессознательно — либо бродят во сне, либо, когда просыпаются, делают что-либо, сами того не осознавая.

Взволнованная речью Росса, Чарли смотрела на него в упор.

— Делают какие-то вещи, сами того не осознавая?

— Мы все время действуем на автомате. Разве тебе никогда не приходилось ехать по какому-нибудь шоссе и вдруг обнаружить, что ты прокатила миль десять-пятнадцать, даже не заметив этого?

Чарли смахнула со лба несколько выбившихся прядей волос.

— А можно таким образом, совершенно бессознательно, причинить себе вред?

Врач решительно потряс головой:

— У нас очень силен инстинкт самосохранения. И бродящие во сне лунатики обычно просыпаются, если им угрожает какая-то опасность.

— Но не всегда?

— Ну конечно, есть загадочные случаи падения с лестниц или с балконов. Однако нет никакой гарантии, что люди сами не хотели причинить себе вред. И вообще, такое происходит не часто.

— А ты никогда не слышал о… — Чарли поколебалась, — о том, что кто-нибудь пытался убить себя во сне?

Их взгляды встретились. Тони посмотрел на пациентку кристально чистыми, слишком честными глазами и ответил:

— Нет, ни разу.

— А как ты считаешь, возможно ли такое?

— Думаю, что нет. — Он уже открыто рассматривал ее шею. — А почему ты спрашиваешь об этом?

— Да так, без всякой причины. Просто любопытно.

Врач встал:

— Давай-ка сходим в лабораторию и сделаем анализы. — Он вышел из-за письменного стола и положил руку ей на плечо. — Что-нибудь случилось, Чарли? У тебя на шее скверные отметины.

— О… — Она пожала плечами. — Это я стукнулась… о багажник машины… Распаковывала кое-какое барахло, а крышка сорвалась и…

Он мягко стиснул ее плечо:

— Ведь ты бы рассказала мне, если бы что-нибудь было не так, правда?

Чарли кивнула, не в силах посмотреть Тони в лицо, не в состоянии говорить, боясь разрыдаться. Ощущая его взгляд на своей шее, она чувствовала себя так, будто врач исследовал отметины своими пальцами.

30

Следуя за Эрнестом Джиббоном наверх, Чарли едва волочила ноги по скрипучим ступенькам, пахнувшим вареной капустой и освежителем воздуха. Она рассматривала на стенах знакомые пейзажи Швейцарии, пока хозяин дома отдыхал, переводя дух, на площадке второго этажа.

Сегодня вид у него был особенно болезненный: кожа на лице бледная и дряблая, а под глазами за толстыми стеклами очков залегли черные круги. Его одышливое дыхание напоминало звуки, которые издает, сдуваясь, проколотый мячик. Подойдя к комнате матери, гипнотизер легонько постучал в дверь:

— Ко мне пришла пациентка, мама. Я там оставил тебе обед и запер входную дверь.

Они прошли дальше наверх, в мансарду, где Чарли легла на кушетку. Над ней возвышался микрофон на штативе.

— Спасибо, что приняли меня так быстро, — сказала она.

Джиббон опустился в кресло и, наклонившись, осмотрел записывающую аппаратуру. Потом записал для пробы голос Чарли и тут же его прослушал.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Неважно.

— Вы готовы пройти через это… до самого конца?

— Мне не очень хочется, но это необходимо.

— Да уж, вы абсолютно правы. — Он посмотрел на пациентку так, как будто знал обо всем, что произошло. — Вам придется проявить силу воли. Раньше, когда вы начинали кричать, я сразу возвращал вас обратно. На сей раз я не стану этого делать. Согласны?

Она куснула кожу возле ногтя и почувствовала в горле комок, но кивнула.

Джиббон выключил верхний свет.

* * *

Остановившись, разгоряченная, уставшая и испытывающая жажду после долгого путешествия, она прислонилась к кирпичным перилам ревущей запруды и посмотрела вниз, на дом в ложбине, в сотне ярдов от нее. Дом женщины, которая разрушила ее жизнь.

Отерев влажный от пота лоб, она наслаждалась снопами прохладных брызг, поднимавшихся от запруды. И одновременно затуманенным слезами взглядом обводила поместье в поисках признаков жизни. Она осмотрела водяную мельницу, которой давно уже не пользовались, конюшни, искоса взглянула на амбар с пустой собачьей конурой снаружи и медным кольцом около нее.

Черный спортивный автомобиль стоял на подъездной дорожке. Это хорошо. Значит, Дик здесь. Где-то рядом. Она скользнула рукой в сумочку и нащупала холодное стальное лезвие ножа.

«Поговорить. Я просто хочу поговорить. Только и всего».

Она снова пристально посмотрела на дом, надеясь увидеть человеческие лица, заметить какое-нибудь движение в высоких окнах, хоть шевеление занавески…

— Вы узнаете место, где находитесь? — услышала она в отдалении чей-то ровный голос.

Лучи солнца, садящегося прямо позади дома, слепили глаза, мешая смотреть, отбрасывая в ее сторону длинные черные тени вверх по берегу.

— Вы в том же самом месте, что и раньше? — Голос был слабым, вроде отдаленного эха.

Рассеянно размышляя, откуда он исходит, она медленно миновала ворота, вступила на хрустящий гравий дорожки. Ребенок внутри ее больно колотился ножками, ощущая страх матери, как будто пытался предостеречь ее, просил не ходить дальше… Она прижала руку к своему большому животу и легонько пошлепала его.

— Все хорошо, — сказала она. — Поговорить. Я просто хочу поговорить. Только и всего.

Она остановилась у парадного крыльца и тыльной стороной ладони вытерла со лба пот. Отсюда дом казался куда больше и роскошнее. Она поочередно осмотрела каждое из темных окон, пытаясь уловить какой-нибудь новый звук в недвижном воздухе теплого вечера, однако услышала лишь свое собственное тяжелое дыхание да рев воды в запруде.

Она перевела взгляд дальше — посмотрела на амбар, на мельницу, снова на автомобиль. Дрозд с извивающимся в клюве червяком резко взмыл ввысь. Послышался отдаленный хлопок — выстрел из дробовика, потом еще один, затем раздались блеяние овцы и лай собаки.

Поднявшись по ступенькам на крыльцо, она приостановилась, нервно разглядывая на дверном кольце блестящую львиную голову, которая угрожающе и свирепо смотрела на нее. Толчком распахнула слегка приоткрытую дверь, всматриваясь в вестибюль.

Но так ничего и не увидела. Поколебавшись, она вошла в дом. Из висевшего на стене зеркала, украшенного блестками, на нее глянуло сквозь мрак собственное отражение. Впереди поднималась лестница, рядом с ней шел коридор, по обе стороны которого располагались двери. Пахло средством для полировки мебели и крепкими мускусными духами. До чего неприятный запах. Ее затошнило.

Сверху донесся какой-то стук, и она замерла. Добрую минуту простояла в молчании, но так ничего больше и не услышала, кроме тиканья часов и собственного натужного дыхания. Нажала на ручку первой двери слева и вошла.

В комнате никого не было. Рассеянные лучи заходящего солнца сквозь высокие французские окна освещали интерьер помещения, выдержанный в нежно-персиковом цвете. Здесь было так роскошно, до того красиво, что это едва не заставило ее повернуться и выбежать вон. Великолепная изящная мебель в стиле модерн, который был столь популярен до войны, картины на стенах, изображавшие главным образом элегантных женщин в роскошных одеждах, — чужой и недоступный для нее мир.

На полке над пустым камином угрожающе ухмылялся бронзовый бюст какого-то придворного шута, будто подстрекая ее повернуться к дивану и посмотреть на вмятины в округлых диванных подушках. Казалось, что шут смеется над ней.

Потом она заметила на письменном столе отрытый блокнот, на странице которого крупным небрежным почерком черными чернилами было написано: «Гектор и Дафна, коктейли 20 авг.?»

Вот ведь овца! Собирается на вечеринку, а ей приходится… Почерк был знакомым. Она явно видела его раньше.

— Это женский почерк? — спросил все тот же отдаленный голос. — Вы можете прочесть мне, что там написано?

Она прошла через холл, по темному коридору, в кухню: на полу красивый коричневый линолеум, стены выкрашены в ярко-желтый цвет, современная газовая плита. На столе громоздились немытые тарелки, грязные блюда побольше были свалены в кучу вокруг раковины.

«Ну и неряха», — подумала она и побрела обратно по коридору.

За большим обеденным столом в столовой явно недавно поужинали двое. На буфете стояла наполовину опустошенная бутылка красного вина, а на столе — две рюмки, обе с остатками вина. В комнате пахло дымом от сигар. Его сигар.

Взобравшись по крутой лестнице, она остановилась, задыхаясь от напряжения и страха. В доме было тихо. Она осмотрела темную лестничную площадку, повернула направо и вошла в дальнюю комнату.

Там на возвышении стояли два портняжных манекена — один обнаженный, со словом «Стокман», выписанным по трафарету на груди, а другой — частично одетый в блестящую бирюзовую тафту, пришпиленную к нему булавками. Два других простеньких манекена, какие обычно можно увидеть в витринах магазинов, стояли просто так, а еще два таких же были облачены в сногсшибательные вечерние платья: свободного покроя, из переливающейся ткани и черного шелка с ручной вышивкой. Она была просто ошеломлена непривычной элегантностью этих нарядов, ибо сроду не видывала ничего подобного, разве что в витрине дорогого магазина на одной из самых фешенебельных лондонских улиц.

Она прошла по коридору, миновала второй пролет лестницы и помедлила, колеблясь, перед закрытой дверью. Осторожно открыв ее, увидела спальню с гигантской низкой кроватью. Простыни на ней были сбиты, одеяло валялось на полу. Сильно пахло мускусными духами, застоявшимся сигаретным дымом и душистым мылом. На тумбочке у кровати стоял черный блестящий телефон, а рядом с ним виднелась пепельница, полная окурков, перепачканных губной помадой.

«Ну и неряха».

Она открыла двери огромного кленового гардероба, где висели шикарные платья, юбки, джемперы и меха.

Шикарная одежда, ничего не скажешь. Истинное великолепие. Страшно представить, сколько все это может стоить.