– По-моему, никто, – ответила Билли.

Вскоре с другой стороны дороги остановился кристианстадский автобус, и из него выпрыгнула Симона. Она присоединилась к Билли и Аладдину, и все трое двинулись в сторону дома Билли. Они разоблачат «привидение» – теперь или никогда. Схватят его на месте преступления.

План Билли разработала простой. Они весь день не будут спускать глаз с двери, поджидая, когда «привидение» попытается незаметно проникнуть в дом. По плану Билли, они сначала попытаются призвать «привидение» к порядку, а если не выйдет, то позвонят Юсефу и попросят его о помощи.

От волнения у Билли заболел живот. Как хорошо, что она тут с друзьями.

– Откуда нам знать, что «привидение» явится именно сегодня? – спросила Симона.

– А мы и не знаем, – сказал Аладдин. – Но если нам чуть‐чуть повезёт, это случится сегодня. Если нет – решим, что делать.

Все они под тем или иным предлогом не пошли сегодня утром в школу и теперь чувствовали одновременно азарт перед предстоящим и неловкость за враньё. Перед уходом из дома Билли позвонила в школу и сказала, что сегодня не придёт, потому что ей надо в больницу, к маме. Учитель знал, что мама Билли в больнице, и сразу очень встревожился: маме стало хуже? Билли, чувствуя себя очень скверно, сказала, мол, немного хуже, поэтому ей, Билли, следует побыть с ней.

– Если мы разоблачим «привидение», то, может, вы с мамой останетесь Охусе? – сказал Аладдин накануне вечером, когда они с Билли составляли план.

Билли не знала, что ответить. Не только из‐за привидения она хотела вернуться домой, в Кристианстад. Там осталось многое другое – друзья и вообще всё. А может, и в Охусе всё наладится? Может, ей понравится жить здесь? Слишком серьёзный вопрос. Пусть он подождёт, пока они не разоблачат «привидение». Только после этого Билли поймёт, чего хочет.

Друзья приблизились к дому через сосновый лесок, росший через дорогу. Сосны стояли достаточно близко друг к другу, так что здесь можно было легко спрятаться. Билли оставила велосипед на автобусной остановке, открыла рюкзак и достала старый папин бинокль. Они находились довольно далеко, но в бинокль дом было хорошо видно. Симона тоже взяла с собой что‐то вроде бинокля, в который можно было смотреть только одним глазом.

– Вещь! – с восхищением заметил Аладдин.

Симона улыбнулась. Все трое постелили на землю взятые с собой коврики-пенки и сели ждать. Ребята прихватили и по основательному пакету с едой. Хорошо, что дождь перестал, но вот бы ещё было не так ветрено и небо было бы не таким серым. Без солнца прятаться в лесу весь день будет холодно. Через какой‐то час Билли обнаружила, что сидеть на земле неудобно, и поднялась. Она потянулась, и Аладдин взял у неё бинокль. В лесу между деревьями слышался лишь птичий щебет.

А вдруг привидение не появится? Они же не могут просидеть в лесу неизвестно сколько. А завтра мама возвращается. Значит, Билли придётся забыть про любые попытки отвертеться от школы. С другой стороны, мама на больничном и пробудет дома несколько недель. «Привидение» наверняка будет держаться подальше. Билли вздрогнула и потопала ногами. Ну почему так холодно! Лето ведь было совсем недавно.

– Смотри! – сдавленно прошептал Аладдин, и Билли тут же села.

– Что там? – Симона посмотрела в свой монокуляр.

Билли потянулась за биноклем, но Аладдин не захотел выпускать его из рук.

– Не вижу ничего странного, – прошептала Симона.

– Я тоже. Хотел только убедиться, что вы не спите. – Аладдин засмеялся и протянул бинокль Билли.

Симона тоже засмеялась, а Билли в шутку стукнула Аладдина по плечу.

– Да ну тебя, – сказала она, стараясь не рассмеяться.

Друзья сидели под деревьями и молча ждали. Начался дождь, и они достали ветровки. Скоро дождь кончился, но небо так и осталось серо-чёрным, и Билли испугалась, что будет гроза. В таком случае им придётся прервать наблюдение и вернуться в дом.

Дождь пошёл снова и снова перестал. Аладдин сказал, что проголодался, и они распаковали бутерброды. А потом снова ждали, обмениваясь биноклями. Билли достала яблоко на десерт; мимо их укрытия проскакал кролик. Билли начинала уставать – как и Аладдин с Симоной. Сегодня охоты на «привидение» не выйдет, подумала Билли. Идея была дурацкой с самого начала. «Как мы могли думать, что что‐то получится?» И тут она услышала шёпот Аладдина:

– Смотри, смотри!

Билли по голосу поняла, что теперь он не шутит. Живот у неё скрутило, стало трудно дышать, когда она посмотрела на дом. Кто‐то направлялся к ступенькам.

– Дай, пожалуйста, бинокль! – прошептала она.

Аладдин неохотно выпустил бинокль из рук. И очень вовремя. Кто‐то стоял на террасе и возился с замком. Потом дверь открылась, и человек‐«привидение» вошёл. Несмотря на дождь, Билли убедилась, что была права.

Привидением оказался Мартин. Тот самый Мартин, который показывал им с мамой дом.

Глава двадцать девятая

Едва за Мартином закрылась дверь, как ребята вскочили и бросились к дому. Никогда в жизни Билли не бегала так быстро, и никогда в жизни она не бывала так зла. Как Мартин посмел причинять вред другим людям? Злость была так велика, что страх, от которого у Билли болел живот, пропал.

Друзья сразу поняли, что эту часть плана они разработали не особенно тщательно. Они обсудили только, как ворвутся в дом и захватят «привидение» с поличным. Но пока они с топотом неслись по ступенькам и через террасу, Билли усомнилась, что этого будет достаточно. С чего Мартину пугаться трёх детей?

Но он испугался. Это было видно. Первой рванула ручку двери и вбежала в дом Симона. Аладдин и Билли подоспели сразу за ней, и никто из них не стал соблюдать тишину или осторожность.

– Не двигайся! – завопила Симона, когда они обнаружили Мартина в гостевой комнате, с картонной коробкой в руках.

Перепуганный, Мартин с грохотом уронил коробку. Он просто стоял как вкопанный и не отрываясь смотрел на ребят. Он уже не выглядел ни напуганным, ни разозлённым – просто печальным. Когда Билли взглянула ему в глаза, там было такое море тоски, что ей захотелось заплакать.

На мозаичном столике снова лежал рисунок из тех, что Билли сложила в коробку в первый день. Билли подошла к столу и прочитала оставленную на рисунке записку: «Последнее предупреждение. Если ты не успокоишься – всему конец».

– Это ты написал? – сердито спросила она, указав на рисунок.

Почерк на рисунке был похож на детский, но Билли уже не думала, что эти слова написал ребёнок.

– Да, – тихо признался Мартин. – Я.

Злость смешалась с печалью. Что Мартин делает? И зачем?

– Это ты тайком пробирался в дом? – спросила Билли. – Ты стучал в окна по ночам?

Мартин кивнул, как немой, по его щеке поползла слеза. Билли сглотнула, чтобы тоже не заплакать.

– Ты должна понять… – начал Мартин. – Я хотел… я так хотел… я… – Он вдруг замолчал.

– Чего хотел? – спросил Аладдин, шагнув в комнату. – Что Билли должна понять?

Мартин глубоко вдохнул:

– Я только хотел, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Как когда‐то случилось со мной.

Билли покачала головой:

– Ты не хотел, чтобы с нами случилось что‐то плохое? Но ты же делал всё, чтобы я возненавидела этот дом. И плохое случалось со всеми, кто здесь жил, и с моей мамой. Со всеми. У кого‐то даже плита загорелась. Тоже твоих рук дело?

– Нет, – сказал Мартин. – Нет, я никогда никому не причинял вреда. Такого вреда. Происшествие с плитой было несчастным случаем. Я только старался, чтобы дом опустел. Потому что они так хотят. Стеклянные дети. Никто от них не уйдёт. Рано или поздно всё кончается плохо. Для всех.

Уйти из гостевой комнаты и устроиться в гостиной предложила Симона. Мартин обессиленно сгорбился в кресле, когда‐то принадлежавшем папе Билли; кресло было одним из немногих предметов, которые Билли с мамой привезли сюда из Кристианстада.

– Не знаю, что вам уже известно, – начал Мартин. – Но я когда‐то жил в этом доме. С мамой и папой.

– Всё это мы знаем, – перебил Аладдин. – Мы говорили с твоим папой.

Мартин открыл рот.

– Вы говорили с Манне? – изумился он.

Билли гордо кивнула. Они вообще много с кем говорили.

– Тогда понимаю. Вы и правда знаете многое, – тихо сказал Мартин.

Он погладил ладонью брючину, словно расправляя какую‐то складку. И, вздохнув, заговорил:

– Мне было пять лет, когда дом сгорел и погибла моя мама. Полиция говорила, что это несчастный случай, но когда я стал постарше, то узнал, что у этого дома своя история. Что в нём когда‐то был приют, где умерло несколько детей, а няня повесилась в гостиной.

Мартин замолчал и поднял взгляд на потолочную лампу, которую повесили Билли с мамой.

– Наша лампа раскачивалась туда-сюда, – сказал он дрожащим голосом. – Хотя и оба окна, и двери были закрыты. Такое бывало не раз. Больше я ничего не помню, но и этого достаточно. В доме обитают призраки, которые не обрели покоя. Они не хотят, чтобы здесь жил кто‐то, кроме них. И наказывают тех, кто остаётся. Вот почему они сожгли наш дом.

Он снова помолчал, глядя на Билли.

– Вот почему я стал «привидением». Чтобы никто не задержался здесь надолго и не случилось какое‐нибудь несчастье. Чтобы никто не умер.

– Неправда, – возразила Билли. – Ты сам сделал так, чтобы лампа раскачивалась. В доме нет других привидений, кроме тебя.

– К тому же серьёзные несчастья здесь всё‐таки случались, – взволнованно прибавил Аладдин. – Вспомни семью, которая жила тут до Билли. Девочка чуть не утонула.

У Билли появилось ужасное подозрение.

– Неужели это ты пытался утопить её? – Ей даже смотреть на Мартина не хотелось.

У Мартина на глазах снова выступили слёзы.

– Они жили здесь так долго, что я отчаялся, – прошептал он. – К тому же они вынесли всю мебель. В привидения верила только девочка, а этого недостаточно. Чтобы убедить взрослых, должно было произойти что‐нибудь по‐настоящему ужасное. Я дождался, когда она играла одна, и проплыл под водой. Утянул её под воду и держал. Я бы ни за что не убил её. Никогда. Она не пострадала – только испугалась.

– Какой ужас. – Симона поджала под себя ноги. – Ты вредил людям, чтобы они уезжали отсюда. Разве так поступают?

– Но мне всё удавалось! – громко сказал Мартин, и его голос вдруг стал злым. – Никто не умер после того, как сгорела моя мама. Никто!

В комнате воцарилась тишина. Билли не знала, что сказать. У неё не было нужных слов, чтобы высказать то, что, по её мнению, Мартину следовало услышать.

– Ты думаешь, в доме полно опасных призраков? На самом деле? – спросил наконец Аладдин.

– Я не думаю. Я знаю.

– Но пожар, в котором погибла твоя мама, был несчастным случаем.

– Нет. Нет!

– И поэтому ты преследовал всех, кто переезжал сюда?

– Да.

– Но зачем тогда ты отремонтировал дом? – спросила Билли. – Если ты уже тогда знал, что с домом неладно, зачем ты привёл его в порядок?

– Мне пришлось это сделать, – сказал Мартин. – Как ты не понимаешь? Если стеклянные дети не получат своё, они не оставят меня в покое. Когда отец купил этот дом, в комнатах ещё стояла приютская мебель. Папа убрал её и перекрасил дом изнутри и снаружи. Думаю, это была его самая большая ошибка. Что он попытался избавиться от всего старого. Пока мы не въехали в дом, призракам никто не мешал. И когда я перестраивал дом, я постарался вернуть ему прежний вид. Только чтобы успокоить детей.

От этого удивительного рассказа мысли в голове у Билли полетели свободно. Вряд ли имело смысл беседовать с Мартином и дальше. Его отец был прав. Мартин повредился из‐за того, что ему довелось пережить в детстве. Грустная правда. Но Билли хотела получить ответ ещё на один вопрос:

– Но если ты думал, что дом опасен, почему ты не оставил его стоять пустым? Зачем ты снова и снова продавал его?

Аладдин и Симона закивали. Эта мысль им тоже не давала покоя.

– Потому что мне нужны были деньги, – обречённо вздохнул Мартин. – У меня не оставалось выбора. Меня преследовал банк. Рыбак из меня получился никудышный. Надо было или продать дом, или стать бездомным. Ведь сам я жил не здесь, а в другом месте. Содержать дом стало слишком дорого. А переехать в него, конечно, и думать было нечего. Но я вёл себя ответственно. Когда очередные жильцы покидали дом, я приводил всё в порядок. Я всегда старался помогать тем, кто жил здесь, я следил, чтобы они уехали вовремя. Пока за ними не пришли стеклянные дети.

Он откинулся на спинку кресла.

– Можете говорить что хотите, но я знаю, что поступал единственно правильным образом. Только так можно было контролировать происходящее.

Манне явно был прав насчёт того, что Мартин повредился умом в ночь, когда погибла его мать. Его слова были такими странными! Подумать только, всю свою жизнь Мартин положил на то, чтобы следить за привидениями, которых не существует.

– Расскажи, как ты сделал, чтобы лампа раскачивалась, – попросила Билли.

– Но ведь я уже говорил! Она раскачивается сама. Клянусь! – Мартин затряс головой.

Билли взглянула на Аладдина и Симону. Оба покачали головами. Мартин лгал. Наверняка он сам устроил так, что лампа качалась на крюке. Каким‐то образом.

– Ну а отпечаток ладони в пыли? – спросила Билли. – Тоже не ты подстроил?

– Отпечаток оставил я, – сознался Мартин. – Я прокрался в дом, когда вы с мамой уехали, и приложил к столу кукольную руку. А в окно я стучал, стоя на лестнице.

Кукольная рука. А Билли решила, что это ладошка ребёнка.

– Что будем делать? – спросил Аладдин. Билли встала.

– Я позвоню Юсефу, – сказала она. А потом повернулась к Мартину: – А ты подожди здесь.

– Конечно, подожду, – прошептал Мартин. – Куда мне теперь идти?

Глава тридцатая

Листья на земле словно пылали огнём. Красные, жёлтые, бурые. Такие красивые! Билли осторожно шагала по ним, неся последнюю картонную коробку к прицепу, который Юсеф одолжил у приятеля.

– Теперь только маму дождёмся, – сказал Юсеф, когда они поставили коробку к другим.

Билли вдохнула холодный осенний воздух и прищурилась на солнце, которое ради такого случая показалось на небе.

– Ну как, теперь всё хорошо? – спросил Юсеф.

Билли задумалась. Да, теперь всё было хорошо.

– Отлично, – сказал Юсеф. – Но в школу ты и дальше будешь ходить в прежнюю, в Кристианстаде?

– Там же все мои друзья, – призналась Билли.

– А как же Аладдин?

– Я всё равно могу с ним видеться когда угодно.

Тут из дома вышла мама.

– Немного грустно всё это, – сказала она, садясь в машину.

Билли в последний раз взглянула на старый дом. Прошло уже несколько недель с тех пор, как она, Симона и Аладдин разоблачили Мартина-«привидение». Мама выздоровела, и Билли – с помощью Юсефа – рассказала ей обо всём, что с ней случилось.

Мама без конца извинялась, что не верила историям Билли о том, что происходит в доме по ночам.

– Тебе, наверное, было так страшно! – раз за разом повторяла она и крепко-крепко обнимала Билли.

Билли не противилась. Потому что ей действительно было страшно. Почти всё время.

В тот день Юсеф приехал меньше чем через двадцать минут после звонка Билли. Приехал не один, а со знакомым полицейским. Они выслушали рассказ Билли и её друзей о том, что они сделали и что им удалось узнать. И увезли Мартина в город, в полицейский участок. Юсеф потом рассказал, что Мартин сам изложил свою историю. Многие его действия были незаконными, и ему, вероятно, будет грозить наказание.

Странно было бы оспаривать утверждение, что Мартин творил недопустимые вещи, но Билли было невольно жаль его.

– Мне всё‐таки кажется, он думал, что делает что‐то хорошее, – сказала она Юсефу.

– Согласен. Но от этого его поступки не становятся более законными или правильными. А вдруг та малышка, например, утонула бы? Представляешь, какой ужас?

Когда всё закончилось и мама снова вернулась домой, Билли с Аладдином съездили к Элле и обо всём ей рассказали. Элла слушала молча.

– А я‐то была уверена, что в доме водятся привидения, – заметила она.

– Но их там нет, – решительно возразила Билли. – Просто Мартин творил всякие странности.

Когда мама выздоровела окончательно, они с Билли долго обсуждали, что делать с обоими домами. Мама сказала, что очень хотела бы остаться жить в Охусе.

– Я знаю, что тебе пришлось тяжело, – сказала она Билли. – Но всё же думаю, что для нас с тобой будет благом покинуть Кристианстад. Там столько печальных воспоминаний! То хорошее, что там есть, мы заберём с собой. А всё прочее я с удовольствием брошу. Что скажешь?

Билли долго думала и наконец сказала, что согласна, но у неё два условия.

– Проси чего пожелаешь! – Мама широко улыбнулась.

Во-первых, Билли будет и дальше ходить в школу в Кристианстаде. А во‐вторых, ей хотелось избавиться от старой приютской мебели и привезти мебель из города. Мама сразу согласилась и с тем и с другим.

И вот они сидели в набитой под завязку машине и ехали в Охус. В свой новый дом. Билли ещё спросила маму о Юсефе. Может, у них роман и Юсеф будет жить с ними? На это мама ответила:

– Мы с Юсефом просто друзья. Посмотрим, что будет дальше. Может быть, он станет больше чем приятелем. А может быть, и нет.

Когда они заезжали на участок, Аладдин уже ждал их, сидя на ступеньках. Подбегая к машине, он улыбался во весь рот и махал рукой.

– Это от мамы с папой, – сказал он маме Билли и протянул ей пластиковый пакет.

– Как приятно! Спасибо! – рассмеялась мама.

Аладдин и Билли носили коробки наверх, в комнату Билли. Мама с Юсефом занялись остальными вещами. Когда Билли с мамой выбросили всю старую мебель и перекрасили стены и потолок, дом сразу преобразился. Стал гораздо светлее и уютнее. Внешние стены дома всё ещё оставались пятнистыми, но краска перестала отслаиваться. Здесь уже побывал маляр.

– Мне кажется, краска отслаивалась потому, что её не счистили, когда дом перекрашивали, – объяснил он. – Если красить прямо по старой краске, всегда есть риск, что новая не ляжет.

Так обстояло дело со стенами. Мама постановила, что фасад они обновят следующей весной. Пока Билли распаковывала вещи, Аладдин сидел у неё на кровати и листал газету.

– Твой папа был стилягой, – заметил он, глядя на фотографию, которую Билли поставила на тумбочку.

Билли рассмеялась. Только Аладдин употребляет слова вроде «стиляга». Тут её позвала мама:

– Билли, можно тебя на минутку? Как по‐твоему, подойдут для гостевой комнаты картины, которые нам подарили бабушка с дедушкой?

– Иду! – Билли стала спускаться по лестнице.

Она услышала, как Юсеф с мамой говорят о чём‐то в гостевой комнате, и направилась туда.

Тогда‐то оно и случилось. Проходя мимо гостиной, Билли застыла как вкопанная. Она действительно видела то, что видела, или ей показалось? И хочет ли она знать ответ на этот вопрос? Но было уже поздно.

Она медленно обернулась и заглянула в комнату, где сидела тогда с Симоной, Аладдином и Мартином. Ей не показалось. Лампа на потолке медленно качалась взад-вперёд.