Один из мужчин, постарше, почти ровесник Яна, вышел вперед. Вот он, вожак.
– Нам нужен твой дом, – просто сказал он.
– Это наш дом и наша земля, – ответил Ян. – Идите дальше.
Мужчина покачал головой. Взгляд его вдруг поймал Рыжа – и лицо исказила гримаса. Но он не стал ничего говорить, просто достал из кармана и открыл здоровенный складной нож. Словно это было сигналом, за оружием полезли остальные, даже женщины и дети. В основном доставали ножи, но двое сняли с поясов увесистые полицейские дубинки.
– Не делайте этого, – сказал Ян. Протянул руку, нащупал ствол автомата, подтянул к себе, взял на изготовку.
Люди остановились, глядя на оружие с туповатым раздражением.
– Я вооружен, – сказал Ян. – Мы вооружены. Уходите.
Он вдруг ощутил приступ паники – резкой, до дрожи в ногах. Автомат в руках был уверен в себе, а Ян – нет. Автомат был готов убивать, он был машиной, созданной для одной-единственной цели. А Ян был человеком, и вся его армейская служба, вся рассудительность – нет, он никогда не увлекался безоглядным пацифизмом, – сейчас дали сбой.
Это не дубинка. Не нож. Не пистолет.
Это армейский автомат. Сорок восемь граненых пирамидок-пуль дремали в магазине, ожидая нажатия на спусковой рычаг. Если очень повезет – можно изрешетить всех.
Если он сможет нажать на спуск.
Вожак, похоже, почувствовал его колебания. Снова пошел вперед, протягивая руку, всем видом излучая уверенность, что Ян отдаст оружие. И на какой-то миг Ян подумал, что так и будет.
Потом раздались выстрелы.
Вожак сложился пополам и рухнул, прижимая руки к животу. Кровь стремительно пропитывала грязный снег. Вся группа остановилась. Кто-то попятился, но никто не бросился бежать. Стояли и смотрели, как молча, глотая воздух ртом, умирает их лидер.
Адиан вышла из домика, повела стволом автомата вверх и дала короткую очередь в воздух.
Ян как-то бесстрастно подумал, что она даже поставила автомат на отсечку по четыре патрона. И выстрелила удивительно точно, уложив все пули в живот вожаку.
– Остаться здесь можно только так, – сказала Адиан, глядя на умирающего. – Кто еще хочет?
Люди молчали.
– Половину продовольствия выгружайте здесь. – Она указала рукой на утоптанную землю перед домиком. – Остальное можете забрать. И проваливайте.
Никто не спорил. Только одна женщина, самая старая, всхлипнула, но тут же подавила зарождающийся крик. Люди принялись молча выгружать брикеты прессованной пищи. Вожак дернулся на снегу, засучил ногами – и затих.
– Адиан, – сказал Ян негромко. – Адиан…
– Им все равно мало, – так же тихо ответила Адиан. – А нам поможет.
Ян посмотрел на детишек. Двое мальчишек и девочка – они тоже безропотно вынимали еду из своих рюкзаков.
– Давай оставим детей, – сказал он.
– Нет, – жестко отрезала Адиан. – Не прокормим.
Ян заглянул ей в глаза. Увидел прячущийся под непреклонной решимостью страх. Страх не перед этими людьми, мгновенно превратившимися в безропотную покорную толпу. Страх перед зимой, холодной и долгой, страх перед голодом. Вечный человеческий страх.
– Адиан… с тем, что мы у них забираем, – прокормим…
– Как знаешь, – ответила она наконец.
Ян повернулся к людям. Те уже отдали еду – можно было лишь гадать, насколько честно они отмеряли половину, и отошли в сторону. Все по-прежнему молчали.
– Дети могут остаться, – сказал Ян. – Вас слишком много, но детей мы готовы приютить. Они станут нашей семьей.
Дети молчали. Мальчик поменьше заглянул в лицо старшему, тот покачал головой. Девочка смотрела на Яна покорно, но с неприязнью и отвращением, словно он предложил ей что-то гадкое.
– Останьтесь, – сказала та женщина, что едва не разрыдалась. – Будете жить, оставайтесь.
Старший мальчик покачал головой. Младший и девочка повторили его жест.
Яну неожиданно стало все безразлично.
– Тогда уходите, – произнес он. – И лучше бы никому из вас не возвращаться.
– Мы были не правы, – сказала женщина, глядя на него. – Мы пришли к вам случайно, но мы захотели остаться и стали угрожать. Мы были не правы. Но теперь вы забрали половину нашей еды. Мы не дойдем до безопасных земель. Мы умрем с голоду. И в этом не правы вы.
Ян кивнул. Старая женщина была права, в рамках той странной морали, что сейчас главенствовала вокруг, все именно так и выглядело. Но Ян знал и другое, а женщина то ли не могла это понять, то ли не хотела. Даже эта мораль, причудливая и спутанная, еще оставалась моралью. Скоро не останется и ее. К концу зимы никто не станет требовать половину пищи – отбирать будут все. И убивать всех – и взрослых, и детей.
Не дождавшись ответа, старуха развернулась и пошла прочь, забирая вверх по склону, невольно повторяя тот путь, которым ушел майор Сарк с солдатами. С ролью вожака, которую она так легко взяла на себя, никто не спорил – люди потянулись следом. Дети шли в самом конце. Старший мальчик один раз обернулся и показал непристойный жест – скорее Адиан, чем Яну. Ян хотел погрозить ему кулаком, но не стал. Это было бы нелепо – грозить рукой, когда у тебя автомат.
Ему не хотелось выглядеть глупо даже перед этими смертниками.
– Гуманнее было бы их расстрелять, – сказала Адиан, глядя вслед бродягам. – Но я не смогу, Ян.
Он почувствовал дрожь в ее голосе, подошел и обнял. Сказал:
– Ты все сделала правильно. Я заколебался, а ты сделала то, что было нужно. Правду говорят, что в тяжелый час женщины сильнее мужчин.
– Да, – сказала Адиан. – Да. Наверное. Но вы зароете его без меня?
Ян посмотрел на неподвижное тело. Кивнул:
– Зароем. Рыж поможет. Но вначале… вначале закончим утеплять эту стену.
* * *
Первая-вовне пригласила всех наблюдать за высадкой со станции. Матиас с извинениями отклонил предложение, сославшись на требования Устава о присутствии старшего офицера на борту. Уолр отделался извинениями и сослался на аллергию, которая у него возникла после посещения станции, – Матиасу показалось, что Халл врет, причем даже не заботясь о правдоподобии. Соколовский тоже отказался, радостно воспользовавшись словами Уолра как поводом, а какая причина у него была на самом деле – осталось тайной.
А вот Бэзил, Мэйли и Мегер с кадетами приглашением Первой-вовне воспользовались.
Матиас позвал представителя Халл и доктора в рубку – ироничный крот ему нравился, ну а с Львом они служили вместе три года. Корабль все так же висел вблизи станции, периодически корректируя положение в пространстве – притяжение планеты все время разносило их в стороны. Вот и сейчас Марк включил маневровые двигатели, и корабль слегка развернулся. Матиас с любопытством отметил, что если раньше станция находилась в прицеле второй плазменной пушки, то сейчас станция попала в прицел третьей. Это была случайность, или после уничтожения своего двойника «Твен» все время ждет каких-то неприятностей? Матиас не стал спрашивать Марка, но решил при первом удобном случае поговорить об этом с Тедди.
– Старший помощник, благодарю за приглашение! – Вошедший Уолр был, как всегда, вежлив и любезен. Следующий за ним поляк лишь благодушно махнул рукой. Некоторые люди с возрастом становятся болтливыми, но большинство все-таки тратят меньше слов. А Соколовскому было уже под восемьдесят, возраст не преклонный, но уже внушающий уважение.
– Располагайтесь, – занявший на время командирское кресло Матиас указал на свободные кресла. – Будем болеть за наших.
– Будем болеть, да, – подтвердил Соколовский. Сел в кресло старпома и выжидающе посмотрел на Матиаса.
– За удачу, – усмехнулся Матиас и достал из кармана фляжку. – Властью, данной мне командиром, я совершил маленькое нападение на его бар.
– Что это? – заинтересовался Уолр.
– Коньяк. Старинный земной напиток.
– О! Ферментированный сок виноградных ягод, подвергнутый дистилляции и выдержке!
– Как-то это очень сухо звучит, – заметил Матиас. – Я на вахте, но двадцать грамм этого напитка устав разрешает. Еще с ранней космической эры.
– Ну да, прям уж так разрешает, – фыркнул Соколовский, но маленькую металлическую рюмку взял с явным удовольствием. – Не запрещает! Но только на усмотрение врача и по его разрешению!
– Не спорю, – сказал Матиас. – Усматриваете?
Лев понюхал коньяк и кивнул:
– И даже разрешаю. На здравие!
– Как же мне нравятся ваши многочисленные обычаи, связанные с приемом пищи, напитков, сменой сезонов, занятиями сексом, – ерзая в узковатом для него кресле навигатора, сказал Уолр. – У нас все как-то просто, без затей.
– И с сексом тоже? – заинтересовался Лев.
– Особенно с сексом. Семейная группа формируется на период личиночной стадии детей, но редко собирается повторно. И никаких предварительных ласк… – Уолр вздохнул. – Догнал самку и оплодотворил – хорошо. Не догнал – пошел искать другую. И все это в период гона, вне его сексом занимаются лишь извращенцы…
– Но в погоне, вероятно, есть элемент игры? – уточнил Лев.
– Да ни малейшего, – снова вздохнул Уолр. – Чистый спорт. Впрочем, феномен спорта у нас тоже не слишком распространен.
– Слушайте, Уолр, вы же шутите, – сказал Матиас. – Как же «Кохр-Вр»? Как же эпос «Глубоких путей»? Там же половина про любовь!
Уолр едва не поперхнулся коньяком, который как раз собирался попробовать.
– А что, это переведено на земные языки?
– Я читал на письменном-ксено.
– Ну, это упрощенная версия, там смещены акценты…
– Я читал в письменном-научном-ксено.
Уолр вздохнул и выпил коньяк. Помолчал, прислушиваясь к ощущениям. Вернул доктору рюмку.
– Да, вы правы, Матиас. Я шутил. Почему вы космонавт? Вам надо быть ученым.
– Ученые у нас все скучные, – ответил Матиас. – Чтобы полноценно заниматься наукой, они принимают препараты, подавляющие эмоции, такое не для меня.
– Препараты? – воскликнул Уолр.
– Шучу, – усмехнулся Матиас. – Марк! Как там с трансляцией?
– Станция транслирует четыре канала. Я порекомендую выбрать внутреннюю камеру катера и одну из внешних, – мгновенно отозвался Марк.
– А как наши на станции?
– Смотрят трансляции. Я приглядываю за ними.
– Приглядывай, пожалуйста, – сказал Матиас. – И выводи картинку.
Включились два больших экрана – на одном была кабина с лежащими рядом космонавтами, на другом – приближающаяся, заполняющая уже полнеба планета.
– Кильки, – внезапно сказал Соколовский.
Трое космонавтов в серебристых комбинезонах, тесно прижатые друг к другу в маленькой круглой кабине, и впрямь напоминали рыбешек в консервной банке. Матиас невольно улыбнулся.
– Нужна ли двусторонняя связь? – спросил Марк.
– Пока нет, не будем отвлекать ребят, – решил Матиас. – Спасибо, хорошая картинка.
– На станции лучше, – с ноткой не то обиды, не то раздражения отозвался Марк. – Великолепные голографические проекторы. Я пытался понять механизм формирования такого плотного изображения в чистом воздухе, но не смог. Возможно, вы попросите Ракс поделиться технологией?
– Они крайне неохотно делятся технологией, – ответил Матиас. – И не только с нами… Вам они многое дают, Уолр?
– О нет, – вздохнул крот. – Конечно, они поддержали нас, когда мы отделились от Халл-один. И дали несколько эффективных технологий терраформирования, что позволило нам обрести полноценную независимость. Мы благодарны, да. Но Ракс не любят делиться знаниями. Они сами в себе, дорогой друг. Прячут свою планету, не рассказывают о своей жизни, не показывают истинный облик. Даже не говорят, сколько лет их цивилизации. Но мы думаем, что они очень, очень старые. Не просто старше всех культур Соглашения – безмерно старше. Быть может, это их гнетет.
– Гнетет? – Лев засмеялся.
– Ну да. В них есть какая-то тоска. Какая-то ущербность. Может быть, им даже нужна наша помощь.
– Никогда Ракс не просил помощи.
– Мне кажется, что само наше существование для них – помощь, – туманно сказал Уолр. – Ладно! Не будем сплетничать! Это нехорошо.
– Конечно, – согласился Матиас.
– Крайне нехорошо и невежливо, – вздохнул доктор.
– А вы что в них странное подмечали? – с живейшим интересом спросил Уолр. – Может быть, какие-то слухи, догадки, теории?
Матиас рассмеялся:
– Все-таки вас интересуют не только люди, дорогой Уолр… К сожалению, теория нашего дорогого доктора о трехполости Ракс выглядит едва ли не самой обоснованной и разумной из всех теорий, которые я знаю.
– Я знаю еще одну занятную теорию, – сказал Соколовский. – Она, правда, грустная. Но человек, рассказавший мне ее, клялся, что слышал ее от человека, которому ее рассказал кто-то из Ауран, общавшийся с Ракс, посещавшей их мир. Если отбросить детали, как он к этому пришел…
– Детали как раз важны! – заметил Уолр.
– Ну не сейчас же, – поглядывая на экран, сказал доктор. – Если вкратце, то, по этой теории, Ракс всего трое.
– Всего? – восхитился Уолр.
– Всего. Они бессмертны, могут менять тела, владеют огромной силой. Но они – три последних представителя древней могучей расы, которая развилась настолько, что ушла из нашей Вселенной. Возможно, создала себе новую. А эти трое оставшихся – то ли ущербны и не могут эволюционировать дальше, то ли приняли обет не покидать наш мир. Это их гнетет, как вы верно заметили. Именно поэтому они не могут находиться более чем в трех местах, да и этого не любят – ведь приходится оставлять родной мир пустым.
– О, как занятно! – Уолр причмокнул. – Спасибо, доктор! Я буду обдумывать эту теорию. Я уже вижу слабые места, но это очень, очень занятно!
– Коллеги, давайте оставим Ракс в покое, – сказал Матиас. – Катер вот-вот коснется атмосферы.
Глава седьмая
Станция у Ракс была восхитительная. Тедди прекрасно знал, что Человечество не самая развитая цивилизация Соглашения, даже скажем честно – наименее развитая.
Имелись некоторые базовые технологии, которые в Соглашении распространялись свободно и были просто подарены Земле, – электрические двигатели Феол с их немыслимым КПД, биологические очищающие агенты Ауран, иммунокорректоры Ракс, в два раза поднявшие продолжительность человеческой жизни, системы атмосферного баланса Халл (удивительно, но именно проводящие изрядную часть жизни в почве существа разработали самую действенную систему контроля погоды). Но это были именно базовые знания, позволяющие любой биологической цивилизации восстановить экологию своей планеты и улучшить собственные организмы. Своего рода приз для всех, кто смог не убить себя и развиться до глобальной космической цивилизации. Все остальное можно было купить. Или нельзя – если по каким-то причинам товарищи по Соглашению не хотели делиться технологиями. А единственной валютой служили технологии – таблица Менделеева одинакова для всех, и никому не нужны земное золото, платина или даже рений.
Земля считалась планетой весьма передовой в технологии искусственного интеллекта. Компьютеры с кварковым ядром были серьезной статьей человеческого экспорта. Только Ракс не проявлял интереса к земным компьютерам, заявляя об опасности слишком уж разумных машин. Но сейчас, находясь в конференц-зале перед огромными голографическими изображениями, Тедди твердо решил, что Ракс лукавят.
Невозможно создать висящее в воздухе изображение, объемное, яркое, абсолютно реалистичное, не используя мощнейших вычислительных систем. Тедди даже не занимала мысль, как это вообще возможно: изображение возникало в воздухе, выглядело как открытое в пространстве окно, как висящий в воздухе экран – при этом вокруг этого плоского экрана можно было обойти кругом, – и ты все время смотрел в него, словно изображение поворачивалось за тобой. Самое главное, что это было невозможным без мощнейших компьютеров.
Наверное, Ракс отвергали земную технику из-за ее примитивности…
Переполненный одновременно восхищением и раздражением Тедди обошел основной экран, потом сел рядом с Лючией. По главному каналу шло изображение кабины, еще с двух транслировали вид на планету – их уже заволакивала огненная дымка, а четвертый демонстрировал катер со стороны.
– Вспомогательный зонд, – коротко объяснила Первая-вовне, когда Мэйли спросила об источнике сигнала. – Посадка займет семь минут, она неизбежно будет обнаружена, но вряд ли катер идентифицируют как крупный объект. Средства наблюдения Невара засекут падение метеорита диаметром около метра. Это нормально – их орбита замусорена, есть и целый ряд метеоритных потоков. Только на последних километрах они могли бы отметить резкое снижение скорости, но к этому моменту катер сможет перейти в режим невидимости. Общая картина будет соответствовать разрушению метеорита в плотных слоях атмосферы. Никаких поводов для тревоги.
– Надеюсь, вы правы, – сказал Бэзил. – Я очень надеюсь, что командиру не придется применять оружие.
Первая-вовне посмотрела на него с сочувствием. Кивнула:
– Вы добрый человек, Бэзил. Да, я тоже надеюсь, что боестолкновения не произойдет.
* * *
Офицер третьей ступени Анге протянула руку и, не отрывая взгляда от экрана, коснулась плеча сестры.
– Посмотри, Латта.
Старшая (пусть и всего лишь на две минуты) сестра склонилась над ее экраном. Нахмурилась.
– Пусти-ка меня…
Анге встала, отошла от кресла. В расчете Небесной Стражи на посту номер 109–74 она служила всего два месяца. Вообще-то Анге была инженером, хорошим инженером, работающим на постройке космических кораблей, защищающих Землю от кошаков. Но закон требует, чтобы каждый взрослый гражданин раз в пять лет проходил военную переподготовку, и это правильный закон. Кошаки коварны и безжалостны. Каждый человек должен быть готовым к защите своей родины.
Анге даже просилась в экипаж одного из крейсеров, построенных в том числе и ее руками. Инженеры в экипаже всегда нужны, не бывает техники, которая не ломается. Но ее направили в Небесную Стражу, где служила Латта. Сестер и братьев старались не разлучать, даже если жизнь развела их пути.
Как они ссорились с Латтой перед окончанием школы! Даже подрались однажды, с визгом и тасканием друг друга за косы. Латте не терпелось в армию, она считала это своим долгом. Анге всегда любила технику, она полагала, что принесет куда больше пользы на космических верфях, где мужчины и женщины создавали все новые и новые корабли.
Потом они помирились, конечно. Даже поревели, обнявшись.
– Ты иногда так ведешь себя, словно у тебя нет сестры, – с обидой сказала Латта. – Я даже думаю, ты была бы рада, родись в одиночку.
– Ага, слопала бы тебя в мамином животе и жила припеваючи! – кровожадно оскалилась Анге. – А так никуда от тебя не деться…
В итоге Латта пошла в Небесную Стражу, Анге окончила технические курсы и отправилась на орбиту – вначале рядовым монтажником, потом бригадиром. Они часто созванивались, иногда писали друг другу старомодные письма на шелке – в школе обе девочки получали высшие баллы за каллиграфию. Но теперь судьба вновь их свела – Анге была под началом сестры, получающей от этого искреннее удовольствие.
Пост был одним из второстепенных в общей системе планетарной обороны. Центральный район, включающий столицу, несколько индустриальных кластеров и сам Центр Космической Обороны, прикрывали большие «двухномерные» базы, радарные поля, ракетные и лазерные базы. «Пятиномерные» посты были артефактом древности, служили для контроля нижних слоев атмосферы и по большей части фиксировали нарушения полетных зон гражданским авиатранспортом и падение мелких метеоритов. Один радар, одна стартовая позиция зенитных ракет (уже лет десять как заброшенная и снятая с дежурства), старенький генератор бесперебойного питания, легкий флаер и одно здание контроля – на самом деле даже не здание, а снятый с колес автофургон. Аппаратура тоже была древней, частично построенной еще на электронных лампах. Самым современным устройством поста была кофеварка, подаренная подшефной школой год назад.
– Обломок, – сказала Латта, отходя от сестры и включая кофеварку. Прибор загудел, перемалывая кофейную кору и обдавая ее горячим паром. – Каждый месяц что-то падает. Давно пора чистить низкие орбиты, никак финансирование не выделят. Дождутся столкновения…
– Точно обломок? – спросила Анге.
– Размер около глана, – сказала Латта. – Падал медленно, значит, масса невелика. В километре от поверхности развалился и исчез с радара. Оповещения не было, значит, базы его вообще не зафиксировали, пока не разогрелся от падения. Я думаю, кусок термоизоляции или кислородный баллон. Их постоянно теряют.
Анге кивнула. Все так. Анге и самой доводилось упускать в открытой космос предметы. Термоизоляцию или баллоны она ни разу не теряла, а вот электрическое сверло, бухту кабеля и пакет с пластиковым крепежом – случалось. Начальник монтажников даже грозился списать ее на поверхность и орал про «руки-крюки» и что «таких инженеров надо кошакам засылать вместо диверсантов».
И все-таки ответ сестры ее не полностью удовлетворил.
– Смотри. – Она вывела запись на монитор. – Там потеря скорости резкая пошла, в последние секунды перед исчезновением метки…
Латта взяла из кофеварки стаканчик, вновь подошла к сестре. Прихлебывая ароматный янтарный кофе, прокрутила запись дважды. Похвалила Анге:
– Верно. Вся в меня, сестренка. Была потеря скорости. Когда баллон прогорает, а внутри еще остается газ или топливо, возникает реактивный момент. Классический момент.
– А если это корабль кошаков? – спросила Анге.
– Диаметром в один глан? Думаешь, шеф их разведки, Криди-Вадрик, повелел упаковать его в пустой бак и скинуть нам на головы? – фыркнула Латта.
– Разведывательный зонд, – предположила Анге. – Или биологическая бомба.
– Не рискнут, – сказала Латта. Биологическое оружие было тем единственным табу, которое соблюдали и люди, и кошаки. Слишком уж страшные последствия… и слишком уж легко его применить. Разумеется, биологические бомбы были у обеих планет… – А вот зонд… вероятность мала, сестренка. Повторюсь – базы Небесной Обороны не заметили приближения к планете, значит, мы зафискировали мусор с низкой орбиты. Тем более он исчез, развалился. Но можно и проверить. Чувствую, ты засиделась… возьми-ка флаер и сгоняй к точке предполагаемого падения.
Она еще раз всмотрелась в экран и нахмурилась. Сказала:
– К тому же это рядом с Центром Обороны… Предупреди охрану, что будешь проверять местность, над которой зафиксировано падение метеорита. И попроси поддержку, что ли…
Взвизгнув от восторга – ей действительно надоело пялиться в экраны, – Анге поцеловала сестру и выскочила из фургончика. Их пост стоял в глуши, посреди чахлого лесочка, дорога к нему давно заросла травой. Ящерки-певунки облепили нагревшийся на солнце металл фургона, громко стрекоча, то и дело выстреливая длинными языками, схватывая роящихся в воздухе сосновых мушек. При появлении Анге стрекот стих, пара сотен крошечных глаз подозрительно уставились на женщину.
– Но-но! – погрозила им Анге пальцем. – Продолжать несение боевого дежурства!
Певунки, живущие почти по всему континенту, были неофициальным символом Небесной Стражи. Их любили за мелодичный успокаивающий стрекот – с похожим звуком вращались антенны радаров, если механизм был хорошо отлажен, за ловкость и точность, с которой ящерки хватали всякую летучую и ползающую дрянь – от комаров-кукольников и до личинок навозников. Людей ящерки не боялись, были покрыты блестящей как металл чешуей – ну как таким чудесным существам не стать символом защитников планеты?
Забравшись во флаер, Анге вывела на навигатор точку, над которой рассыпался метеорит. Да, и впрямь недалеко от Центра Космической Обороны. Совпадение, конечно. Для нападения цель слишком крошечная, шпионаж с поверхности ничего не даст – основные этажи глубоко под землей и надежно экранированы. Сестра права, упал полупустой баллон. Может быть, тот, который техники упустили три месяца назад, на глазах Анге.
Но ей хотелось развеяться.
Анге захлопнула колпак кабины и нажала кнопку пуска. Двигатели флаера заурчали, легкая машинка поднялась на высоту в полсотни глан и помчалась над лесом.
* * *
Ян проснулся от хлопка.
Негромкого – словно лопнул бумажный пакет или воздушный шарик. Но что-то в этом звуке сдернуло его с койки.
«Почему все гадости происходят ночью или под вечер? – подумал он, шаря по полу в поисках фонарика. – Нет бы неприятностям происходить с утра, когда ты полон сил и готов сражаться с любой напастью…»
– Что такое, Ян? – спросила Адиан, зашевелившись на кровати. – Что случилось?
– Не знаю. Звук. Спи. – Ян наконец-то включил фонарик. Батарейки были старые, но в темноте лучик света показался ярким. – Выйду гляну.
– Я с тобой, – просто сказала Адиан, встала, набросила на плечи одеяло.
Они вышли из спальни – и Ян застыл, глядя на окно. В окне был свет – колеблющийся, желто-красный, тревожный.
– Опять? – воскликнула Адиан.
Ян понимал, что она имеет в виду – «опять бомба, опять далекие взрывы?». Но в мертвом городе уже нечему было гореть. И этот огонь был ближе, куда ближе.
Ян метнулся назад в спальню, схватил автомат, стоявший в углу. Скомандовал:
– Буди детей.
А сам распахнул дверь, стоя чуть в стороне от проема. Конечно, если кто-то начнет стрелять – пули прошьют фанеру без труда. Но все-таки…
Никто не стрелял. Зато перед домом полыхала разлившаяся по утоптанному снегу лужа темной поблескивающей жидкости. Ян секунду смотрел на нее с непониманием, пытаясь сонным еще сознанием сообразить, что это такое.
Потом из темноты, сверкнув, пролетело что-то маленькое, упало на крышу домика – и снова хлопнуло. Над головой затрещало.
– Выходим! – закричал Ян, выбежал – не оглядываясь, сейчас важнее всего было найти врага, у оставшихся в домике была еще минута, прежде чем горючая смесь прожжет покрытую снегом кровлю. Навстречу ему по навесной траектории пронеслась еще одна темная тень, ударила в стену, полыхнула – и Ян уже вспомнил, уже знал, что это.
Зажигательные гранаты. Они не предназначены, конечно, для поджога жалких хижин. Термитная жидкость липнет к броне, прожигает металл, выводит из строя технику. Можно поджечь вражеский грузовик, даже попробовать остановить танк. А еще – и это едва ли не основное их предназначение – такими гранатами выводят из строя собственную технику, если ее предстоит бросить при отступлении.
Но поджечь хибару ими тоже можно.
Ян рухнул на колени, поднял автомат, выцеливая темноту, откуда летели гранаты. И нажал на спуск.
Автомат забился, выплевывая гильзы из прессованного картона. Пули летели в темноту – слепо, неприцельно, все время забирая вверх. Ян отпускал спусковой рычаг, опускал ствол, снова бил во тьму, стараясь охватить огнем как можно больший сектор. Ни в кого так не попасть, никого так не убить, но хоть напугать, отогнать… Он даже не переводил автомат на стрельбу короткими очередями – не было сил оторваться, прекратить огонь.
Потом затвор щелкнул – патроны кончились.
Запасной магазин он, конечно же, не взял.
Ян обернулся – хижина полыхала, огнем охватило и крышу, и стены. На фоне огня стояли Адиан и дети. У Рыжа был в руках автомат, молодец парень. Адиан держала какой-то здоровенный вьюк – когда успела схватить и что это вообще? Одеяла на ее плечах уже не было, в одеяло куталась Лан, Адиан была в одной ночной рубашке.
Одна из стен с хрустом подломилась и рухнула внутрь домика. Крыша, как ни странно, еще держалась.
Ян встал и пошел в темноту. Его нагнал Рыж – с автоматом на изготовку и фонариком в руках. Прошептал:
– Это те, беженцы, вернулись…
– Откуда у них гранаты? – спросил Ян.
Они сделали еще несколько шагов. И увидели три маленьких тела.
Дети, которые ушли с беженцами.
Дети и больше никого.
Младшие были мертвы – девочке пуля попала в голову, мальчику – две пули в грудь. Наверное, они умерли мгновенно. Старший мальчик был еще жив. Прижимал руки к животу и молча, страшно скалясь, смотрел на Яна.
– Ну ты снайпер… – прошептал Рыж.
Ян не стал говорить, что стрелял наугад. Что это какая-то немыслимая удача – если такое можно назвать удачей – вслепую в темноте уложить троих нападавших. Никакой снайпер не справился бы… Он встал на колени рядом со старшим мальчиком и спросил:
– Зачем?
– Вы нас отправили умирать, – неожиданно четко ответил тот.
– Где вы взяли гранаты? – словно это было важным, выкрикнул Рыж.
Мальчик перевел на него взгляд, часто заморгал. Ян понял ясно и холодно, что мальчишка умирает. Он в шоке, и только это держит его в сознании.
– Там мертвые солдаты, – с готовностью сказал мальчик. – Они себя убили. Взрослые взяли автоматы и пошли дальше. Нас прогнали. Я взял гранаты.
– Почему вы просто не пришли? Почему? – закричал Ян. – Мы бы вас пустили! Мы бы взяли вас в семью!
Мальчик закрыл глаза.
Но Ян почему-то знал, что тот мог бы ответить:
«Потому что вы однажды уже прогнали нас».
«Потому что нас прогнали взрослые, с которыми мы были».
«Потому что всем холодно и лишней еды нет».
– Осторожно, – сказал Рыж. – Вдруг у него в руках граната без чеки. Я в кино такое видел.
В детских ладонях было бы невозможно спрятать зажигательную гранату, но Ян разжал мальчику мертвые пальцы. В руках ничего не было. Ян вытянул руки мальчика вдоль тела и встал.
– Это моя вина, – сказала за спиной Адиан. Она подошла тихо, Ян не услышал. – Я убила их, не ты. Я убила их, прогнав на смерть. А они… – Она помолчала, оглянулась на договорающий дом. – Они убили нас.
* * *
Торможение было резким, но перегрузка не превысила трех-четырех единиц. Значит, компенсаторы инерции на катере были, просто Ракс не озаботились искуственной гравитацией. Валентин изо всех сил старался сохранять хладнокровие, понимая, что сейчас на них смотрит экипаж. Но ощущение было жутковатым – катер несся к планете куполом вниз, за разошедшимися облаками открылась бирюзовая зелень и совсем по-земному выглядящие нитки дорог, казалось, что все это сейчас опрокинется прямо на голову, расплющит, раздавит незадачливых террористов.
– Красиво… – внезапно сказал Гюнтер и хрипло рассмеялся. – Нравится, Ксения?
– Первая планета, по которой я пройду, – ответила Третья-вовне.
– И впрямь. Как же ваше правило не высаживаться? – Валентин только сейчас подумал, что Ксения будто забыла о правиле «То, где будет Ракс, станет Ракс».
– Не имеет значения, – отозвалась Третья-вовне. – В этой Вселенной уже ничего не имеет значения.
Их продолжало вдавливать в кресла, но катер замедлялся – и в самый последний момент, когда до поверхности оставалось от силы метров пятьдесят, совершил кульбит, перевернулся куполом к небу – и коснулся поверхности, мягко, но надежно и неотвратимо, уже не было больше сомнений, что они на поверхности, а не мчатся сквозь воздушный океан.
– Великолепная посадка, – сказал Валентин, когда понял, что катер неподвижен.
– Спасибо, – отозвалась Ксения. – Я польщена, командир.
Что это значило? Что посадкой руководила не автоматика, а она сама? Или что комплимент технике Ракс для Третьей-вовне равнозначен комплименту в ее адрес?
Валентин решил сейчас не задумываться об этом.
Купол над головой разделился на две части и втянулся в корпус. Валентин успел заметить, что изображение неба оставалось на крыше кабины до самого конца – все-таки это было именно изображение, а не контролируемая прозрачность материала.
Легонько толкнул лицо воздух, входящий в кабину, – давление тут было чуть выше земного. Валентин ожидал чего-то необычного, на чужих планетах всегда чувствуешь некую особость, чужеродность окружающего, неправильность в привычном ощущении мира – но ее не было. Обычный летний воздух, в меру теплый, даже запахи леса и трав совсем обычные.
И небо было совсем земным. Высоким, не ясным, с тихо ползущими по нему серенькими облаками, но все-таки неизмеримо высоким… «Я думаю какими-то штампами, – решил Валентин. – Словами прочитанных в детстве книг, чужими впечатлениями. Последствия интенсивного обучения мировой культуре. Это стресс. У меня все-таки стресс, я только теперь осознал, что мы и в самом деле в чужой Вселенной, которую собираемся уничтожить, и я высадился на чужую планету вопреки всем правилам и уставам…»
– Командир? – Гюнтер привстал и заглянул ему в лицо.
– Черт, красота-то какая, – сказал Валентин, привставая. Кресло уже втянуло фиксаторы и мягко подтолкнуло его в спину. Ксения, полуприсев на своем кресле, оглядывалась. Потом привстала, вышла из кабины и легко спрыгнула вниз.
Валентин, терзаясь своей секундной заторможенностью, выбрался следом, встал на борт «тарелки». От серого металла шел жар, но куда меньший, чем следовало бы после посадки. Куда катер ухитрился слить тепло? Ох уж эти технологии Ракс…
Валентин спрыгнул с катера рядом с Ксенией. До земли было метра полтора – катер казался ему выше, когда они садились в него в ангаре станции, но сейчас словно приплюснулся, стал площе и ниже. Может быть, так оно и в самом деле было.
Гюнтер спрыгнул вслед за ним.
Они стояли, озираясь, – и, Валентин это почувствовал, все трое наконец поняли в полной мере, что их миссия началась.
Вокруг был лес – не густой, очень светлый, но все же не оставлявший сомнений, что это дикая природа. Деревья походили на земные, только цвет листвы был не чисто зеленый, а с голубизной, уходящий в бирюзовость. Листва изрезанная, узкая, но ничего необычного, цепляющего взгляд.
А еще было тихо. Доносился тихий стрекот (какие-то насекомые?), но он лишь подчеркивал тишину и покой.
Валентин посмотрел под ноги – покрытая перегнившей листвой и древесным сором земля была чуть влажная… в таком лесу хорошо собирать грибы. Вокруг катера все было будто приглажено и утоптано, образуя круг диаметром метров десять. Одно молодое деревцо было надломлено, несколько кустов смяты. Катер стоял на трех разлапистых низких опорах, выдвинувшихся из корпуса. Под самой «тарелкой» земля потемнела, будто слегка обожженная.
– Все-таки вы к нам залетали, – сказал Валентин убежденно.
Ксения улыбнулась. Тронула борт катера – в обшивке разошелся люк. В небольшом отсеке лежало оружие и три комплекта одежды – рубашки свободного кроя, такие же просторные короткие брюки, едва доходящие до лодыжек. Одежда была ярких, даже слегка кислотных цветов – небесно-голубой, глубокий малиновый, сочный травяной.
– Они и впрямь так ходят? – спросил Гюнтер, подозрительно разглядывая широкую лазурную рубашку. – Как-то очень уж ярко.
– Праздничная одежда, принято надевать в дни семейных праздников – дни рождения родителей, даже если те уже умерли, и дни рождения детей, если они есть. – Ксения надела рубашку, потом брюки, застегнула эластичный ремешок. – В таком ходят не всегда и не все, но и удивления она вызвать не должна. Надеюсь.
Валентин оделся, закрепил под рубашкой кобуру с пистолетом и ножны. В правое ухо вставил горошину коммуникатора. Сказал:
– Зато такая одежда хорошо маскирует оружие.
– И это тоже было причиной выбора, – кивнула Третья-вовне. – Идем? Нам туда.
Валентин глянул в направлении, указанном Ксенией. Он, если говорить честно, не сориентировался, но Третья-вовне говорила уверенно.
– Давайте сделаем все быстро, – сказал он.
Ксения кивнула. Нахмурившись, посмотрела на катер – и тот вдруг исчез. Валентин протянул руку, коснулся горячего борта. Катер не исчез, конечно же, просто стал невидимым.
– Идем, – сказала Третья-вовне.
* * *
Флаер огибал ограждения Центра Обороны по дуге – Анге не стала запрашивать разрешения на пролет через периметр. Разрешение бы дали, конечно, в конце концов, Небесная Стража была частью общей обороны и в итоге подчинялась тому же самому Центру. Но скорее всего к месту падения метеорита послали бы охранников Центра, а ее бы отправили обратно.
Анге не хотела упускать шанс лично осмотреть подозрительную точку.
Она послала кодовое сообщение: «Следую вне периметра, направляюсь к месту падения неопознанного объекта, помощь не требуется, уровень опасности 3». Забавно было лететь мимо величественных корпусов – приземистых, в пять-шесть надземных этажей, выкрашенных в торжественный сиреневый цвет, и понимать, что посланный тобой сигнал, пролетев по цепи ретрансляторов и промежуточных станций, именно сюда и вернется. Компьютер поместит его в нужный раздел, какой-то оператор мельком глянет на сообщение и нажмет «разрешить».
На экране высветилась бирюзовая метка – пролет разрешен.
День сегодня был рабочий, но на территории Центра, за периметром, все равно было немало людей. Трое – в ярких старомодных одеждах семейного празднества – шли от самого периметра. Чего их сюда занесло? Пропускные пункты далеко, смотреть тут нечего. Провинциалы, судя по всему…
Флаер заложил вираж и застыл в воздухе. Гудели четыре турбодвигателя, удерживая машину в неподвижности. Где-то в этой точке и развалился метеорит…
Анге посмотрела налево, направо. Тронула ручку управления, посылая машину в медленный полет по спирали. Снизилась до десяти глан, до самых верхушек деревьев. Под ней заколыхались тонкие верхушки деревьев, поток воздуха из двигателей срывал с них листву. Анге изучала чахлый лесок со всем энтузиазмом новобранца.
Ничего необычного. Да и что она хотела увидеть? Кошака в боевом скафандре?
Она уже хотела дать автопилоту команду на возвращение, когда ее взгляд зацепило что-то необычное – круглая полянка с поваленным деревцем. Какая-то она была… слишком круглая, что ли…
Анге остановила машину в воздухе, придирчиво осмотрела полянку. Ничего необычного, если вдуматься. Поваленное деревцо… и несколько смятых кустов. Еще трава примята, и, кажется, в центре след от костра.
Кто-то сажал здесь флаер.
Наверное.
Ну а что еще тут могло быть? Приземлился вражеский корабль, замаскированный под метеорит? А потом тихонечко улетел? Нет у кошаков таких технологий, иначе бы плохо пришлось ребятам в космосе.
Совпало. Просто совпало.
Анге снова потянулась к панели автопилота – и замерла. Не веря своим глазам, наклонила флаер, еще чуть приопустила его к земле. Двигатели негодующе завыли, удерживать неподвижность с таким креном было нелегко.
Но зрение Анге не подвело. В паре глан от земли сидела ящерка-певунок. Стреляла длинным языком, выхватывая из воздуха мошкару. Ничего необычного, кроме того факта, что ящерка сидела на воздухе, на пустоте.
Анге повела рычаг управления, сажая флаер. Пару глан машина спокойно снижалась, а потом раздался удар, один край флаера задрался вверх, двигатели завыли, пытаясь выправить машину и все-таки посадить ее. Нехитрый автопилот и такая же простая навигационная система явно не могли понять, почему один край машины никак не желает опускаться. Потом край флаера со скрежетом скользнул по чему-то невидимому – и машина опустилась на краю полянки.
Анге несколько мгновений сидела в кресле. У нее бешено билось сердце.
Не зря. Не зря она решила сюда прилететь!
Анге откинула скрипнувший колпак флаера, вышла. Сделала два шага к висящей в воздухе ящерке, на всякий случай вытянув перед собой руки.
Пальцы коснулись чего-то твердого и горячего. Она сделала несколько шагов, водя в воздухе руками, будто внезапно попавший во тьму человек. Контур невидимого вырисовывался достаточно четко – что-то твердое, горячее, округлое, глан восемь – десять в диаметре.
Не просто н. о. – «неопознанный объект». «Н.в.о.» – «неопознанный вражеский объект». Без сомнений.
– Латта… – прошептала Анге, снимая с пояса коммуникатор.
* * *
– Очень красивая, – сухо, будто оценивая картину или статую, сказала Мэйли, глядя на выглядывающую из летающей машины девушку. Машина была смешная, напоминающая старинные квадрокоптеры или первые летающие такси – круглая прозрачная кабина и четыре многолопастных двигателя на коротких консолях. Большой скорости от такой конструкции не добьешься, но в воздухе она устойчива.
– Красивая, – согласился Бэзил, как зачарованный глядя на девушку. Высокая, длинноногая, с чуть необычным, но очень милым и добрым лицом. На девушке был брючный костюм, выглядящий каким-то странным гибридом военной формы (судя по рациональному, строгому покрою) и праздничной одежды (уж больно яркие были цвета – лимонно-зеленые брюки, бирюзовый жакет). – Что это на ней такое?
– Это форма сотрудников Небесной Стражи, – сказал Двести шесть – пять. – Она похоже на расцветку местных ящериц, которых содержат в домах для защиты от летающего гнуса.
– В правильном мире у них нет Небесной Стражи, – мрачно сказал Бэзил. Посмотрел на Первую-вовне. – Что скажете, Прима? Они все-таки заметили катер?
Прима молчала.
На одном экране командир с Ксенией и Гюнтером шел к зданию Штаба, удаляясь от ограды. Но сейчас все смотрели на трансляцию с катера – на девушку, которая повела свой аппарат на посадку.
– Будет бум, – негромко сказал Тедди. И виновато улыбнулся, явно неуверенный, что не нарушил субординации.
Борт летающей машины уперся в невидимую поверхность катера. Машина накренилась, но удержала равновесие.
– Гироскопы они давно изобрели, – пробормотал Алекс и незаметно для окружающих дал Тедди легкий подзатыльник.
«Бума» и впрямь не случилось – машина со скрежетом соскользнула с катера и приземлилась рядом с ним. Колпак кабины откинулся – выглядело все собранным на живую нитку, колпак крепился на петлях, которые ожидаешь увидеть в деревенском сортире. Но это не помешало «детям солнца» заметить сверхтехнологичный катер Ракс и в считаные минуты к нему добраться.
– Когда цивилизация строится на непрерывной войне, от нее можно ждать любых технологических сюрпризов, – сказала Первая-вовне.
Девушка в опереточно-яркой форме двинулась к катеру, вытянув руки перед собой.
– Все, считайте, они раскрыты, – сказал Соколовский. Откашлялся: – Может быть, кто-то предложит то, что я сказать не могу? Я все-таки давал клятву Гиппократа.
– Вы можете ее убить, Прима? – спросил Бэзил. На него мгновенно посмотрели все, но ученый твердо повторил: – У катера есть оружие?
– Не для ближнего боя, – сказала Прима.