Прежде чем они ушли, Дэйт обернулся назад и увидел, как скала, на которой они совсем недавно находились, беззвучно опустилась во мрак.



Дыра, через которую Дэйт вылез, больше подходила для крысы, чем для человека. Ему пришлось снять гамбезон[2], который он носил под давно отсутствующими доспехами, а затем и шерстяной свитер, предусмотрительно надетый в пещере еще до начала боев. Это дало воину возможность протиснуться вперед, хоть он и ободрал плечи и локти.

Мильвио, менее массивный, чем Дэйт, тоже прополз по лазу, толкая перед собой сверток одежды, кольчугу, а также пояс с рогом, мечом и кинжалом.

Туннель, по которому они шли, закончился тупиком, и только благодаря еще одной вертикальной шахте, за тысячи лет промытой водой, им удалось выбраться… куда-то.

Одевшись, треттинец поднял руку с кристаллом, осматриваясь и пытаясь понять, где они.

Это оказался высокий уступ, впереди матово блеснула темная поверхность озера.

— Можно спрыгнуть, — сказал Мильвио, светя теперь вниз. — Высоковато… но получится. Здесь узкая полоска берега, затем вода.

— Смотри, — сказал Дэйт. — Трещины в скале. Можно спуститься по ним почти на ярд, а потом уже прыгнуть.

— Хорошая идея, сиор.

Прыжок вниз тупой болью отозвался в ногах, и воин, тихо ругаясь, растирал лодыжки, благодаря Шестерых, что цел, наблюдая, как Мильвио ходит вдоль воды то влево, то вправо, изучая место, в котором они очутились.

— Ты ведь понимаешь, насколько велик шанс, что мы просто потеряемся в подземелье? Пещеры могут быть бесконечны, а вернуться обратно почти нереально.

— Я уверен, что это наше озеро, сиор.

— Наше?

— Возле него был лагерь отряда. Полагаю, сейчас мы просто на противоположном берегу.

Дэйт мог бы ему сказать, что пещеры огромны, озер в них может быть бесконечно много и шанс, что сейчас они вышли столь близко к знакомым местам — весьма небольшой. Куда выше вероятность оказаться в подземном лабиринте, где путники будут ползти из пещеры в пещеру, точно слепые мыши, и в итоге их кости найдут лет через пятьсот еще какие-нибудь несчастные, оказавшиеся здесь по воле случая.

Но он не стал озвучивать свои мрачные размышления, просто пошел вдоль берега следом за наемником.

Их путь продолжался уже много часов, и усталость давала о себе знать. Дэйт перемещался очень осторожно, чтобы не поскользнуться на наклонных поверхностях, не упасть в воду… да и вообще с трудом находил в себе силы двигаться дальше.

Тупая головная боль вернулась, и сияние артефакта на поясе Мильвио, который шагал первым, проникало прямо в мозг. Им требовался отдых, но Дэйт не желал заканчивать день вот так, в неизвестности. Что касается треттинца — с его энтузиазмом и оптимизмом, казалось, сил южанина хватит надолго. Что немало удивляло Дэйта.

Когда свет выхватил из мрака темные подпалины погасших кострищ, знакомые скалы и сталактиты, воин разве что не рассмеялся.

— Мы везучие, сержант. Я мог бы подумать, что здесь ты не в первый раз и прекрасно знаешь дорогу.

— Шестеро на нашей стороне, сиор, — Мильвио с улыбкой протянул ему кристалл. — Вам он понадобится. В вещмешке, что у вас за спиной, достаточно еды для одного человека, и если поторопитесь, то быстро нагоните отряд. Я возьму лишь один из факелов, с вашего позволения. Здесь наши дороги расходятся.

Дэйт хмыкнул и посмотрел на спутника с сомнением, словно опасаясь, что не расслышал:

— То есть ты не собираешься искать выход отсюда?

— Отчего же, сиор? Собираюсь. Но путь с «Дубовыми кольями», к моему несказанному сожалению, закончен. Мне следует заняться личными делами, а вам вернуться в отряд и принять командование. Я, как вы должны заметить, сделал все, чтобы это произошло.

— Позволь узнать, куда ты пойдешь?

Секунду треттинец молчал, но затем счел, что не будет большой беды, если он скажет правду.

— Мой путь ведет к Червю, сиор.

— А дальше?

— Предпочитаю поискать спуск там, а не бродить во мраке еще месяц.

— Ты понимаешь, что это безумие? С той площадки, как говорят, спуска нет.

Мильвио кивнул, словно подтверждая слова рыцаря, но ответил иное:

— Считается, что мостов через Улыбку Шаутта шесть. Но мы с вами несколько часов назад прошли по седьмому. Ах, сиор. — Треттинец увидел, что его собеседник положил руку на кинжал. — Право, надеюсь, прежде чем совершать глупости, вы прислушаетесь к голосу разума.

— И что говорит голос разума? — поинтересовался Дэйт.

— Если бы я замыслил зло, то давно бы его уже совершил. Ушел к Червю, пока «Дубовые колья» много недель находились здесь. Вы же знаете, насколько это было бы просто. К тому же стремись я сделать что-то плохое, не стал бы спасать вас из лагеря фихшейзцев и уж точно не взял с собой сюда.

— Это все?

— Разве моих слов недостаточно, сиор? Не вижу смысла озвучивать для вас прописные истины. Конечно, я верю в ваше мастерство, но все же кинжал против меча не слишком серьезная угроза.

Дэйт рассмеялся и убрал руку с оружия.

— Парень, я не понимаю, чего ты хочешь добиться. Двигаться по Червю — глупо и самоубийственно. Особенно без еды и всего лишь с одним факелом.

— Без еды я смогу обойтись какое-то время, сиор. А когда погаснет факел, можно просто идти вперед. Туннель там один, стены гладкие. Не заблудиться.

— Ладно. — Дэйт взвесил все варианты. — Поступай как знаешь.

— Рад, что мы поняли друг друга, сиор.

— Рано радуешься, сержант. Я иду с тобой.

Теперь уже Мильвио нахмурился и задумался.

— Полагаю, переубедить вас не получится?

— Верно. Вряд ли меня можно остановить словами. — В ответ Дэйт заметил улыбку, но южанин и не подумал тянуться к мечу.

— Вы готовы оставить отряд? Поднявшись со мной наверх, вы уже не сможете их нагнать, даже если вернетесь — они уйдут слишком далеко.

— У «Дубовых кольев» хорошие командиры. Уверен, мое присутствие сейчас необязательно. А тебя я отпускать не хочу, пока не пойму, что ты собираешься делать.

— Воля ваша, сиор. В компании идти веселее, — ничуть не обидевшись на его подозрительность, сказал Мильвио. — Тогда давайте переночуем здесь, а после отправимся в дорогу.

Вопрос был решен, но Дэйт оставался мрачен. Несмотря на все доводы голоса разума, он продолжал сомневаться. Что-то с этим Мильвио было не так.

В первую ночь Дэйт спал урывками, опасаясь, что треттинец все же обманет его и уйдет один. Однако этого не случилось.



За четыре дня они проделали долгий путь. Сперва у туннеля был легкий подъем, затем крутой. Они шли, шли и шли, озаряемые лишь бледным светом артефакта из прошлой эпохи. В какой-то момент да Лэнг ощутил, что дышать ему стало тяжело, в висках стучало, пальцы слегка покалывало, и воин понял, что они давно уже покинули подземелье и идут где-то в сердце горы, с каждым шагом поднимаясь все ближе к вершинам.

Сырость исчезла, вода больше не сочилась по стенам, зато стало гораздо холоднее, а сильный стылый ветер бесконечно выл в круглом туннеле Червя, дыша морозной свежестью.

Он то креп, то вновь ослабевал, но его бесконечный плач давил на уши, словно это гора сама стонала, жалуясь путникам на свое одиночество.

У-у-у-у-у…

Их унылый, однообразный, а затем и тяжелый путь как-то скрашивали беседы. Южанин знал на удивление много мифов и о демонах той стороны, и об асторэ, рассказав воину множество сказок, которые были популярны в его герцогстве. А затем и Дэйт поведал о событиях в Шаруде. О шауттах и Рукавичке.

Мильвио вызывал у него все больший интерес, недоумение и желание понять, кто тот такой на самом деле. Но даже прямые ответы на вопросы часто лишь сильнее запутывали Дэйта, и он никак не мог разобраться, что в словах треттинца является правдой, а что вымысел.

— Ты ведь не из отряда капитана Рилли? — как-то поинтересовался он.

— Когда-то я помогал «Виноградным шершням». Кто-то даже считает, что они обязаны мне своим существованием, — Мильвио усмехнулся только ему понятной шутке. — Так что мастер Рилли принял меня в ряды доброй компании на правах почетного гостя… и временно исполняющего обязанности сержанта стрелков.

— А рог?

— По правде сказать, рог всегда принадлежал мне, а «Виноградные шершни» его просто хранили.

— Значит, ты напросился к лучшим арбалетчикам юга. Потому что…

— Я умею просчитывать варианты, сиор. На Брокаванском перешейке начались бои, ваш герцог искал хороших воинов, а капитану Рилли нужен был новый достойный контракт. Будем называть вещи своими именами: все стороны оказались довольны сделкой. Мне же требовалось попасть к Червю. Понимаете, сиор, уже много лет люди вашего герцогства, отчего-то решив, что здесь какое-то волшебное место, закрыли путь для чужаков. Ущелье перекрыто, несколько крепостей, патрули егерей. Головная боль для того, кто хочет сюда добраться.

— Зачем тебе к Червю, парень? Ведь не для того же, чтобы спуститься…

— От природы я очень любопытен, сиор. И мне действительно интересно посмотреть на легендарные камни и оказаться в месте, на котором стояли великие волшебники.

Ответ не слишком-то удовлетворил Дэйта, но он не стал цепляться к этим словам, спросив совсем о другом:

— То есть ты изначально рассчитывал, что часть отряда пойдет сюда, а не к Драбатским Вратам?

— Я надеялся на то, что барон снимет из гарнизонов, охраняющих ущелье возле пещер, всех воинов, сиор. И меня не станет останавливать каждый встречный с вопросом, куда я направляюсь и зачем.

— Собирался дезертировать из баталии?

— В удобный для этого момент, — не стал отрицать Мильвио. — О, можете не беспокоиться, я предупредил капитана Рилли, что могу исчезнуть в любой миг и тогда ему придется искать нового сержанта. Но, как вы теперь знаете, все обернулось немного иначе. К Червю отправились две сотни храбрых воинов, я пошел вместе с ними. А дальше… цепь нелепых случайностей, и вот мы здесь.

— Мне все равно непонятна твоя истинная цель, парень.

В ответ Мильвио чуть склонил голову, глянув с некоторой долей насмешки.

— Чувствуете, сиор? Мы почти на месте.

Ветер усилился, колючей рукой бесцеремонно трогая их лица. Он принес с собой острый, точно бритва, запах снега и невероятной свежести. Впереди забрезжил тусклый серый свет, показавшийся Дэйту очень ярким. Первый солнечный свет за долгие недели, проведенные в пещерах. Зрелище оказалось столь же прекрасным, сколь и болезненным. Он остановился, поняв, что слепнет и ничего не видит из-за текущих слез.

— Присядьте, сиор, — раздался голос Мильвио, и Дэйт ощутил, как его тянут за рукав вниз. — К сожалению, сейчас мы ничего не сможем сделать. Будем ждать сумерек, чтобы хоть как-то привыкнуть. Возможно, потребуется несколько дней, чтобы начать нормально видеть.

— А как же в такой ситуации поступали великие волшебники?

— Ах, сиор. Они-то были волшебниками.



Дэйт выдохся и сплюнул, уже не зная, какие еще слова тут можно сказать. Последние несколько минут он с большим удовольствием богохульствовал, поминая плохими словами и Шестерых, и Вэйрэна, и шауттов со Скованным.

Мильвио, удобно устроившийся на свободном от снега ребристом камне, меланхолично ел свою половину вялого и совершенно жалкого яблока, с интересом наблюдая за воином.

— Что?! — зло спросил у него Дэйт, вставая с колен и отряхивая снег.

— Вас не поразила молния, сиор. Будь на моем месте кто-то из служителей Шестерых, он бы сильно удивился такому упущению. Думаю, ваши проклятья были слышны и по ту сторону хребта.

— Ты понимаешь, что это означает? — Воин ткнул пальцем в огромную проплешину на краю площадки, нависшей над пропастью, на дне которой «тек» широкий, отливающий голубым язык ледника.

Мильвио покладисто кивнул.

— Еще как.

— Камень отсутствует, парень! Тот самый, который этот ублюдок, кузен моего герцога, хотел уронить вниз! Булыжник белых львов уже упал! Без чьей-либо помощи! Вон! Ты можешь подойти к краю и увидеть его. И знаешь, что?! Ледник на месте! Он даже не шелохнулся! Все, что мы делали, оказалось бесполезно! Все эти драные шауттом недели, все бои, гибель моих солдат! Мы сражались за то, чего уже не было. И в этом виноват я, потому что даже не подумал отправить хоть кого-то сюда проверить. Можно было избежать жертв и не удерживать мосты.

— Не соглашусь с вами, сиор. — Треттинец съел и яблоко, и огрызок. — Ничего не было зря. Мы отвлекли на себя большой отряд противника и тем самым дали барону да Мере куда больше шансов. Кто знает, как бы все сложилось в ином случае? Возможно, Драбатские Врата пали, или погибло больше людей, чем в пещерах? Намного больше. Фихшейзцы до сих пор там, внизу, тратят силы, время, деньги на то, чтобы отстроить мост заново. Подумайте об этом. Сотни воинов связаны ненужным делом, а не идут войной в глубь вашей страны. Не жалейте, сиор. Все идет своим чередом.

Дэйт отвернулся, стал смотреть на долину внизу, которую постепенно затягивали облака, на острые, абсолютно неприступные снежные пики хребта, на которых мог жить лишь ветер.

Он ощущал страшное разочарование. В себе. Что недоглядел, хотя должен был все сделать правильно.

— Хотел бы я, чтобы ты не ошибался, парень.

— Со временем вы поймете мои слова, сиор. Сейчас в вас бурлят слишком яркие эмоции. Вы устали.

— Думаю, мы устанем еще больше. Еда закончилась, а нам придется возвращаться назад, во мрак. Отсюда спуститься вниз не получится.

— Сиор, как всегда, не видит очевидных решений.

— Так покажи мне их, южанин.

Взгляд зеленых глаз был задумчив, словно Мильвио подыскивал нужные слова.

— Думаю, что сиор готов.

Дэйт хотел спросить «К чему здесь можно быть готовым?», но лишь нахмурился. На него накатывала апатия, словно после долгой, тяжелой и безнадежно проигранной битвы.

Мильвио встал на самый край площадки и, набрав в легкие воздуха, поднес к губам большой охотничий рог. Бирюза и серебро, украшавшие его, складываясь в странные, незнакомые узоры и буквы, на миг сверкнули на солнце, и Дэйт зажмурился.

А затем раздался уже знакомый звук.

Глубокий, низкий, рокочущий, накрывший каменную площадку и выскочивший из нее, потекший над долиной и горами, дальше и дальше, ревя, множась и разносясь по округе.

Дэйт зажал уши, не понимая, что происходит и как обычный охотничий рог может издавать столь мощный глас, от которого начинают дрожать вершины.

А они действительно дрожали. Он чувствовал вибрацию под ногами, а затем увидел, как на соседнем пике сошел снег, и белая пенная река лавины устремилась вниз, захватывая камни, сминая ели, расширяясь и поднимая в воздух перепуганных птиц.

Мильвио был точно двужильный, и воздух в его груди не кончался, поднимая звук, казалось, к самому небу. Затем он отнял губы от рога, но рев никуда не делся. Теперь уже весь мир пел эту песню, и вершины, точно пробудившиеся великаны, перекидывали эхо друг другу, отвечая лавинами.

Когда все стихло, тишина показалась Дэйту неестественной, он повернулся к Мильвио, чтобы разрушить ее, но увидел, что тот приложил палец к губам, прося не нарушать момента.

Внезапно налетевший ветер толкнул Дэйта назад, к входу в туннель, и лежащий на камнях снег взметнулся облаком, колючими искрами обжег щеки, заставляя отвернуться, закрыть лицо руками.

Хлопанье крыльев было точно удары в большой барабан баталии. Гулкое и совершенно нереальное. Тень закрыла солнце, и Дэйт, не веря своим глазам, обернулся, а потом отступил, завороженно задрав голову и ведя себя точно дикий крестьянин, видевший в своей жизни лишь капусту да репу, но внезапно оказавшийся в герцогской сокровищнице.

Он был потрясен.

Потому что на краю площадки приземлился огромный зверь, отдаленно напоминающий льва. Большая крылатая кошка оказалась не так белоснежна, как говорили мифы. Кончики широких перьев на крыльях и хвосте, выпущенные когти, усы, брови, шерсть на гриве, полосы на вытянутой морде были яркого кобальтового цвета, цвета огня, который загорается, когда рядом асторэ или шаутты, и… синий цвет мягко мерцал, словно бился в такт ударам огромного львиного сердца.

Затем воин заметил, что лапы у существа куда длиннее, чем у обычных львов, а пальцы больше подходят птицам. И когда зверь стоит ровно, то Дэйт, не самый низкий человек в Горном герцогстве, легко может пройти у зверя под брюхом.

Крылатый лев зыркнул на воина взглядом разумного существа, повернулся к спокойно стоявшему Мильвио и, возвышаясь над ним, что-то сказал рокочущим гортанным голосом, так не похожим на человеческий.

И треттинец легко ответил ему, произнося слова на незнакомом Дэйту языке.

Начальник охраны герцога смотрел на наемника, которого зверь мог бы раздавить одним ударом когтистой лапы, все еще не веря, что происходящее реально.

Оба продолжили беседу, и она длилась долго. Язык, старое наречие, незнакомое Дэйту, звучал здесь, возможно, впервые за тысячу лет. Он отошел подальше, сел так, чтобы видеть этих двоих.

Наконец лев громко фыркнул и посмотрел на милорда да Лэнга. В его взгляде читалось сомнение.

— Мой друг говорит, что вы опасный свидетель, сиор.

Дэйт понял, о чем речь, и сказал:

— Кто мне поверит? Скорее решат, что я спятил, чем что действительно видел льва, на котором летал великий волшебник.

— Мы не львы, человек, — внезапно сказал ему зверь, и у Дэйта мурашки пробежали по спине от того, что с ним говорит детская сказка, а от вибрации низкого голоса дрожат даже его кости. — Мы д’эр вин’ем, народ неба. И на мне никогда не летал ни один великий волшебник.

— Мой друг собирается спустить меня с этой площадки, сиор, — сказал Мильвио. — Не желаете присоединиться к нашей крылатой компании?

Глава десятая

Женский угол


Мой друг, ты жалуешься, что у тебя не получается договориться с Тайным советом. Понимаю, в Эльвате ты человек новый и потому не видишь важных вещей, что скрыты. Позволь мне рассказать тебе, как здесь делаются дела. Взятки, что ты тратишь на Ближайших, не играют никакой роли. Ибо люди эти не могут повлиять на герцога. Они будут и дальше принимать от тебя золото, соколов, скакунов, туаре и заверять, что скоро всё решат, но не позволь обмануть себя.
Поступи так.
Добудь ткань серфо, о которой мечтает каждая женщина Карифа, но ту, что темнее ночи. Привези из Ириасты вино, сделанное из спелых медовых ягод, но чтобы оно едва вытекало из бутылок, таким густым должно быть. Отправь подарки с заверениями уважения для Ясмин, Любимейшей из Четырех, Той-что-даровала-воду и Сплотила Нацию. И если она и ее сестры останутся довольны и предложат помощь, изложи им свою просьбу, и тогда об этом узнает герцог. Поверь, женщины позаботятся о том, чтобы он принял правильное решение. И пойми уже наконец, что настоящая политика в Карифе происходит в Женском Углу.
Из письма представителя Торговой гильдии


Вода бежала по серебряным желобам, закручиваясь в воронки, искрясь и впитывая в себя тона стеклянного потолка, сложенного из разноцветных пластин, привезенных из древнего, всеми забытого храма, найденного в джунглях Черной земли. Отец Азима Эш-Тали заплатил торговцам целое состояние, чтобы они продали это уникальное стекло именно ему, а не герцогу Дагевара, которому оно предназначалось изначально.

Семнадцать потоков, рождаясь из желобов, падали в глубокий бассейн, на дне которого золотыми острыми плитками мастера выложили грифа, в полдень вспыхивающего при касании солнца, чьи прямые жаркие лучи проникали через витражную крышу. Блики от грифа плясали встревоженными солнечными зайчиками на резных колоннах, балконах и лестницах герцогских бань и купален. Запрыгивали в тихие гроты, скользили по воде, заглядывали в массажный зал и нежно касались тел обнаженных девушек, что проводили здесь часы в спокойствии и отдыхе.

Шерон заинтересовал камень, из которого были сложены залы, колонны, лавочки, фонтаны и статуи. Темно-розовый, немного шершавый, но не такой грубый, чтобы резать голые стопы. Подобный она встречала на Летосе, в вересковых пустошах, на месте старых замков, где когда-то жили люди Единого королевства.

Она трогала его пальцами и любовалась резьбой на колоннах, рассказывающей о людях прошлого, о таувинах и эйвах, в те времена, когда мир оставался молодым и не знал Катаклизма. Но больше всего ее восхищали «воздушные» ажурные балконы, выточенные прямо в камне, выступающие вперед, над бассейном, с которых можно было протянуть руку и дотронуться до водопадов.

Она наблюдала за женщинами, что здесь отдыхали.

Почти все молодые, почти все обнаженные, они плескались в бассейне, сидели на бортиках, беседовали, смеялись, пили ярко-алый освежающий напиток, лежали на лавках, рисовали и читали книги.

Белокожие высокие алагорки. Стройные, хрупкие, похожие на гибкие побеги ириастки с миндалевидными глазами. Несколько рыжих всполохов Варена, Тараша, а может, и Летоса. Оливковые треттинки с черными, блестящими волосами, текущими по их плечам и спинам точно ручьи. Уроженки Лоскутного королевства, чьи радужки всегда разного цвета, с золотым мерцающим ободком. Смуглые соланки, синеглазые даворки, похожие на осторожных газелей карифки с многочисленными косичками и даже мутки с лоснящейся, будто намазанной маслом угольной кожей.

Они заметили новенькую, но не досаждали ей, лишь несколько из них улыбнулись.

Где-то наверху играла музыка, ставшая для ее уха привычной, хотя раньше, когда указывающая только приехала в Кариф, казалась странной. Незнакомые смычковые инструменты, дудки, барабаны, тягучие мелодии, такие неспешные и сонные, словно горячий воздух, текущий по городским улицам в середине дня.

Шерон села на бортик, в самой дальней части зала, где мало кто ходил, так, чтобы от большинства любопытных глаз ее скрывали многогранные колонны, и, жмурясь от бликов, игравших на воде, думала, к чему это все сегодня.

Указывающую в первый раз за несколько недель выпустили из «сада», как она называла свою новую тюрьму, и оставили без присмотра. Впрочем, Шерон не настолько обольщалась, предполагая, что уж здесь-то достаточно глаз, чтобы следить за ней.

Весь вопрос был в том, почему ей дали чуть больше свободы? Пускай и свободы кажущейся. Сочли не опасной? Готовы что-то попросить?

— Ты новенькая?

Женщина чуть старше ее села рядом и дружелюбно улыбнулась.

— Я — Кария.

Имя было савьятским, но на савьятку незнакомка походила мало. Яркие голубые глаза и волосы медового оттенка, острый подбородок — известная красота женщин Нейкской марки.

— Шерон.

— Ты в одежде, Шерон.

— Что?

Еще одна улыбка и изящный жест рукой:

— Ты, должно быть, видела каменных птиц, что стоят в некоторых залах?

— Да. Конечно.

— Они ограничивают Ближний круг, это двадцать шагов до воды. В Ближнем кругу следуют старым традициям. Никакой одежды и сапфиров.

— Почему сапфиры?

Легкий смех:

— Никто уже не помнит. Вы, северянки, всегда стеснительны поначалу. Если тебя это смущает, здесь женская половина дворца. Ни одному мужчине сюда ходу нет.

— И герцогу? Хотя это его дворец.

— Его. Но традиции важны, и он никогда не оскорбит тех, кто находится в Ближнем кругу.

Шерон молча сняла длинную шелковую рубашку. Кария снова улыбнулась:

— Если тебе понадобится помощь или компания, только позови.

Указывающая благодарно кивнула и соскользнула в воду, чувствуя кожей приятную прохладу.

Бассейн оказался куда больше, чем она представляла. То, что пленница видела, было лишь малой частью: там за балконами он поворачивал под прямым углом, тянулся через просторные, часто совершенно пустые залы, через маленький туннель, занавешенный мягкими, бледно-зелеными побегами, свисающими со стены, под открытое небо, в сад полный солнца, ароматов спелой смоковницы и пения чудесных, незнакомых птиц.

Она плавала больше часа, пока мышцы не устали. Ее одежда пропала и, выйдя за пределы каменных грифов, она завернулась в лежащее на лавке хлопковое полотенце, как это делали другие девушки. Служанка, появившаяся точно по волшебству, закрепила сползавшую с плеча полоску ткани золотой заколкой и исчезла.

Указывающая, все еще не веря, что может ходить здесь совершенно свободно, прогулялась по богатым залам, наблюдая, как другие посетительницы играют в шандж, пьют освежающие напитки, кальгэ, едят пирожные, фрукты и ведут беседы. Одна треттинка играла на маленькой арфе, другая, коротко стриженная, совсем еще девочка, спала, свернувшись калачиком у ее ног и положив ладошку под щеку.

Затем Шерон нашла библиотеку, где остановилась, и, коснувшись пальцем корешков, прошлась вдоль стеллажей. Книги в «тюрьму» ей приносили, по просьбе, она проглатывала их быстро, но каждый раз выбор был сделан кем-то другим. Теперь же девушка взяла «Чудовищные существа пустыни» почтенного Альх Тафи и «Краткую историю побережья Лунного залива» каренских исследователей.

Она провела за чтением пару часов, лишь иногда отвлекаясь на чей-то смех или громкие разговоры. Шерон никто не беспокоил, и ее это полностью устраивало. Она была терпеливой и ждала, когда те, кто допустил ее сюда, сами скажут, что все это значит.

Отложив в сторону толстый том, указывающая вернулась в зону Ближнего круга и еще раз искупалась, а после прошла по мостику в залы с высокими сводами, где из фонтанов в круглые емкости текла бледно-голубая, пахнущая минералами горячая вода, а в воздухе висел густой пар.

Здесь было много укромных уголков, и в обволакивающей раскаленной дымке то и дело появлялись и исчезали обнаженные тела. Она спряталась в маленькой нише, где жар исходил от каждого камня, стараясь дышать глубоко и не часто. Пот тек по спине, и Шерон легла на лавку, чувствуя запахи ароматного дерева, соли и масел.

Где-то, едва слышимый, пробил колокол, извещая о том, что день перевалил за середину. Указывающая начала задремывать, ее сознание поплыло, и она снова стала ощущать странный поток, как в тот день, когда коснулась дворцовой стены. Очень близко… Тут же вскинулась, опираясь на локоть, приподнялась и резко «оборвала» контакт.

Какая бы сила здесь ни спала, она не желала с ней более тесной связи.

Только не сейчас.

— Не время расслабляться, — сказала Шерон себе, едва не добавив «рыба полосатая», и, грустно усмехнувшись этому, поспешила прочь из горячих залов.

Заблудившись в пару, вышла к другим дверям, у арки, перекрытой водопадом, стекающим с розовых стен. Пришлось пройти сквозь него, точно сквозь тугую ледяную завесу, но после раскаленного воздуха вода показалась ей настоящим наслаждением.

В этой части дворца витражные стекла перекрывали комнаты, отчего белые хлопковые ткани на женщинах, что находились здесь, казались разноцветными. Краски на них смешивались, ползли, перетекали одна в другую, лишь стоило кому-то тронуть раздвижные двери.

Она заметила Карию. Красавица сидела на толстом ковре, в окружении многочисленных расшитых золотом бирюзовых подушек, в компании крепкой высокой алагорки и маленькой карифки. Последняя не спеша ела темный виноград, следя, как ее подруги играют в «верблюжьи прыжки», бросая кости и двигая по доске круглые черные и белые фишки.

Шерон хотела пройти мимо, но блондинка помахала рукой, приглашая к ним присоединиться.

— Осмотрелась?

— Да. Тут интересно. — Указывающая осторожно присела на краешек ковра.

— Ты голодна?

Шерон признала, что это так, кивнув. Она и вправду проголодалась. Карифка, смуглая и черноглазая, с лицом точно вылитым из бронзы, громко щелкнула пальцами. Появилась служанка, выслушала пожелание, поклонилась, и вскоре несколько женщин принесли тяжелые подносы с разнообразной едой.

Многочисленные плошки с соусами из инжира, перца, абрикосов, чеснока, трав и острых перцев. Баранья похлебка, пшеничная каша с изюмом и курагой, рис с курицей и кунжутными семенами, бараньи ребра, запеченные в меду и травах, овощи и огромные тарелки со сладостями.

Также здесь было несколько кувшинов с вином и фруктовыми напитками. Шерон налила себе кизилового шарбета, благоразумно отказавшись от алкоголя.

Нож, широкий и опасный, лежащий на блюде с бараньими ребрами, привлек ее внимание, но алагорка, игравшая в «верблюжьи прыжки», опередила девушку.

Взяла его быстро и ловко, сказав с напускной вежливостью:

— Я поухаживаю за нашей гостьей.

Шерон и бровью не повела, лишь вежливо склонила голову:

— Благодарю.

У алагорки были мускулистые руки, она отрезала мяса, подала на отдельной маленькой тарелочке, небрежным жестом положив опасный предмет на ковер, себе за спину, так, чтобы Шерон не смогла дотянуться.

«Они знают, кто я. Или же их предупредили, что мне не стоит доверять», — подумала девушка, начав обедать.

Кария взяла себе красный сладкий перец, изящно откусила кусочек и произнесла:

— Мы видели, как ты плавала. Это удивительно.

— Удивительно! — горячо поддержала подругу карифка. — Ты очень сильная. Я не могу так долго держаться на воде. И так быстро двигаться.

— Я из Летоса, и наше море часто довольно неспокойное. Надо плыть быстро или замерзнешь и утонешь, это вошло у меня в привычку.

— В нашем герцогстве многие не умеют плавать, — сказала ей Кария. — Оазисы здесь не везде, а вокруг пустыня. По счастью, в Женском Углу есть большой бассейн. Тебе он понравился?

— Очень. Как и ваша библиотека. Женский Угол?

— Место только для женщин в мире мужчин, — ответила блондинка. — Всем нужно убежище, чтобы расслабиться и отдохнуть. Эта территория принадлежит лишь нам.

— И сюда может попасть любая жительница Эльвата?

Ответом ей были смешки.

— В Небесный дворец не могут прийти простые горожанки. Только жены, дочери и сестры чиновников, гвардейцев, уважаемых семей и полезных его милости людей. А также те, кому герцог оказывает свою благосклонность, — подмигнула Кария.

Шерон не стала спрашивать, к какой из перечисленных категорий принадлежат ее собеседницы. Это было бы оскорбительно.

— Ну а ты тут какими судьбами? — поинтересовалась Кария.

— Полагаю, что по персональному приглашению.

— Его светлости?

— Бати.

Женщины помолчали, затем Кария осторожно сказала:

— Значит, все-таки герцога. Ведь Бати служит ему.

— Я не смогу подтвердить или опровергнуть, — развела руками Шерон. — Возможно…

— «Ты», — милостиво подсказала Кария, заметив колебания девушки и угадав их. — Хоть я и герцогиня, можешь обращаться ко мне на «ты».

Увидев, как смотрит на нее указывающая, она звонко расхохоталась, а две подруги заулыбались.

— Шестеро! Не надо быть такой доверчивой, Шерон! Я всего лишь пошутила, — успокоила ее собеседница. — Каждая из нас здесь в чем-то герцогиня. Или хотя бы мечтает ею стать. Ты умеешь играть?

Она показала на доску с недоигранной партией.

Агсан учила Шерон этой игре в свободное время. На первый взгляд все просто — кидай кубик, да двигай фишку, которую выберешь, но все сильно зависело от этого выбора и способа перемещения по клеткам. У любой партии было множество комбинаций, и выигрывал обычно тот, кто умел просчитывать на много ходов вперед, быстро маневрируя и меняя тактику в зависимости от действий противника.

Иногда игра длилась пару минут, иногда затягивалась на несколько часов.

Шерон хотела бы отказаться, она не видела причин, чтобы играть, но в то же время не желала оскорбить новых «подруг».

— Немного.

— Превосходно! — Кария позвонила в маленький колокольчик, и карифка начала расставлять фишки. Два ряда черных верблюдов и напротив них два ряда белых. А по центру еще фишки вперемешку. — Уступаю тебе право первого хода.

Уже через пятнадцать минут Шерон со вздохом, в котором, впрочем, звучало не сожаление, а уважение талантам соперницы, подняла вверх ладони:

— Признаю свое поражение. У меня осталось четыре верблюда, а у тебя двенадцать. И почти все они дошли до моего оазиса, превратившись в туаре. Еще два хода, и все будет кончено. Ты очень хорошо играешь.

Кария весело прищурилась:

— Научишься и ты, если станешь практиковаться, благо ты внимательна и умеешь думать. Главное, запомни: в Небесном дворце никто не признает свое поражение. Это… не слишком модно. Обычно говорят: «Мне не повезло с игральными костями». Ну же, попробуй. Лучший способ сохранить лицо — следовать этикету.

— Мне не повезло с игральными костями, — легко повторила Шерон.

Кария серьезно кивнула, принимая это оправдание, и, взяв лежавшие на доске кубики, небрежно швырнула их себе через плечо — те покатились по гладкому полу, громко стуча, остановившись, лишь когда врезались в стену.

— У меня есть другие. Думаю, они приносят и счастье, и удачу тому, кто их бросает. Попробуй сделать еще один ход. Вдруг ты выкинешь комбинацию, которая сметет моих верблюдов? Бери. Ну же! Не бойся. Я не кусаюсь.

Все эти слова сопровождались улыбками присутствующих.

Шерон, подумав, что даже если ее ждет всего лишь розыгрыш под дружный смех окружающих, протянула руку — и Кария вложила в ладонь указывающей игральные кубики.

Шерон крепко сжала пальцы и уже не собиралась разжимать кулак.

Это были ее кости. Из рога нарвала. Те самые, что когда-то, после финального экзамена, ей вручил Йозеф. Сейчас у девушки было впечатление, словно только что к ней возвратилась какая-то толика самой себя.

Все трое смотрели на нее очень внимательно, а алагорка как бы невзначай отвела руку туда, куда она убрала разделочный нож.

— Что же. Я готова слушать. — Шерон старалась говорить спокойно и не делать резких движений, словно ее окружали три ядовитые змеи, готовые в любой момент броситься.

Кария подалась вперед, очень близко, несмотря на недовольно нахмуренные брови алагорки. Девушка почувствовала на своей щеке горячее дыхание и тихий насмешливый шепот:

— Точно готова, Шерон?

Голубые глаза впились в серые, выискивая там малейшие признаки лжи или агрессии.

Не нашли.

— Давай прогуляемся, — отодвигаясь, внезапно предложила Кария, порывисто поднимаясь.

В соседнем зале Шерон ожидала ее одежда и обувь. Кария с подругами тоже оделись, в платья сливочного цвета без всяких украшений, слишком уж скромные для благородных дам.

Кария повела указывающую за собой, а карифка и алагорка шли за ними и совсем не походили на почетный эскорт. Скорее на телохранителей блондинки, и отчего-то Шерон нисколько не сомневалась, что они смогут остановить ее, если возникнет… недопонимание.

Двери из Женского Угла были заперты, но стоило Карии к ним подойти, как слуги распахнули створки. Шерон ничего не спрашивала, просто следовала через прохладные коридоры, пересекала сады, крепко сжимая игральные кости.

После долгого пути, слишком долгого, точно они прошли весь дворец насквозь, не встретив больше никого, ее привели в холл, украшенный черным мрамором. Помещение выглядело заброшенным. Ни цветов, ни мебели, пыль на полу и в углах, под потолком паутина.

Проход дальше закрывала красивая резная решетка, через нее в пустое помещение проникал теплый дневной свет.

Их ждали. Два десятка вооруженных солдат в цветах гвардии, при полном вооружении и в доспехах. Присутствовал командир Ярел. А также толстый пожилой человек в дорогих одеждах. Он выглядел больным и уставшим, глаза его покраснели, словно бы от долгого чтения.

Бати их своим вниманием не почтил.

На лице Ярела застыло вечное недовольство, судя по всему, он опять не одобрял совершающегося.

— Милый друг, — сказала ему Кария. — Все ли готово?

Он легко поклонился, прижимая правую руку к сердцу, чем заставил Шерон задуматься.

— Господин Эль-Шельх. — Блондинка благосклонно кивнула толстяку. — Мы можем попробовать.

Тот, чуть бледнея, достал из широкого рукава халата соколиное перо, пестрое и невзрачное, обернутое алой ниткой, на которой висели мелкие костяные бусины, и протянул Шерон, сказав с вежливым почтением:

— Госпожа. Не могли бы вы принять его?

Девушка холодно приподняла брови, не понимая, зачем ей это делать. Все происходящее не внушало доверия.

— Благодарю, но оно мне ни к чему.

Толстяк растерялся, несколько раз быстро моргнул, пытаясь найти слова, а затем, словно ища поддержки, посмотрел на Карию. Он чувствовал себя слишком неуютно, а еще очень сильно потел, явно нервничая.

— Возьми перо, Шерон, — предложила блондинка. — Не думаю, что такая малость принесет тебе какой-то вред.

Ярел хмурился, и было прекрасно видно, что он не понимает, почему с пленницей церемонятся. Он бы уже давно отдал приказ гвардейцам, и ее заставили бы взять предложенное силой.

— Полагаю, у меня нет выбора? — сухо произнесла указывающая.

— Ну конечно же у тебя есть выбор! — возмутилась Кария, дружелюбно кладя руку ей на плечо, словно самая близкая подруга. — У всех всегда есть выбор. Но есть и последствия любого решения. Впрочем, ты вольна отказаться.

— И что случится после?

— Я не могу знать. Решит герцог. А беседовать тебе придется с Бати. Он — его голос и уши.

— Пожалуй, я все же откажусь, — ответила Шерон.

Ярел лишь поджал губы, уж он-то не сомневался, как она поступит. Эль-Шельх, чувствуя себя лишним в этой беседе, переводил взгляд с одного на другого.

Но Кария снова улыбнулась. Она всем улыбалась и казалась такой мягкой, вежливой и совершенно… домашней, что ли?

— Могу я узнать причину твоего отказа, Шерон? Я должна хоть как-то это обосновать, если Бати меня спросит.

— Сомнения. Я не понимаю причины, отчего вам вести меня так далеко, а затем давать мне странную вещь. Одна моя знакомая говорила, что иногда в подобных предметах таится опасность. Например, яд.

— Если бы тебя хотели убить, то сделали это давно и не на виду у всех, — мрачно проронил Ярел. — И почему именно яд?

— На нем перчатки.

Все посмотрели на руки Эль-Шельха. Звонкий смех Карии был ей ответом:

— У моего почтенного знакомого больные суставы, он мажет руки мазью, а потом надевает перчатки. Вот. Видишь?

С этими словами Кария взяла перо из рук толстяка:

— Просто перо.

— Нет. Не просто, — Шерон не улыбалась. — Иначе бы мы здесь не собрались. Ответь мне, для чего оно, и, если я поверю в твои слова, быть может, мы придем к соглашению.

— Ответь ей, почтенный, — попросил Ярел, заметив кивок блондинки.

Решал здесь совершенно не он.

Эль-Шельх облизал губы, явно желая оказаться как можно дальше отсюда:

— Старые книги говорят, что если все сделать правильно, то такой предмет способен на несколько часов подчинить тзамас, хозяйку мертвых. Это эксперимент, госпожа.

Шерон внешне осталась спокойной, но думала быстро. Она некромант, по крайней мере, у нее есть такие способности. Покажет ли это перо? Особенно если его делал по старым книгам человек, который никогда прежде не занимался ничем подобным? Девушка сомневалась. Но если даже и «да», вряд ли будет хуже. Испуганные люди, подозревающие ее, могут убить лишь из страха.

— Почему сейчас? Я уже давно в гостях у его светлости.

— Пришла пора понять, что с тобой делать, чужестранка, — нехотя ответил Ярел.