Оба собеседника посмотрели на него.
– Тебя может реабилитировать только выполнение приказа, майор, - сказал Самсон Викторович. - Гольцова надо найти и ликвидировать. Справишься?
Максим перестал делать вид недалёкого служаки. Опустил плечи. Сжал губы:
– Основания, товарищ генерал?
Собеседники переглянулись.
– Какие к дьяволу основания? - нахмурился Пищелко. - Это приказ!
– В таком случае я отказываюсь его выполнять! Гольцов ни в чём не виноват.
– Что я говорил? - посмотрел Пищелко на генерала. - Нет никакого смысла подсаживать к нему линейщика, неизвестно, как он себя поведёт в дальнейшем.
– Жаль, - сказал начальник Управления, слепо - сквозь очки - рассматривая Максима. - Ты хороший опер. Но рисковать мы не будем.
Пищелко вдавил клавишу селектора:
– Зайдите.
В кабинет вошли два могучих амбала в лопающихся на груди белых рубашках, в чёрных брюках, с чёрными галстуками. Максим их знал: это были телохранители Плевина.
– Сдай оружие, майор.
Максим вынул из подмышечной кобуры пистолет, положил на стол.
– Уведите.
Крепыши взяли Максима под локти. Он дёрнулся:
– Я сам пойду!
Удар в живот! Огненные колёса в глазах!
Он обвис на руках парней, хватая ртом воздух. Его поволокли из кабинета в коридор, где он немного пришёл в себя, и повели к выходу, спотыкающегося, под любопытными взглядами сотрудников Управления, попадавшихся на пути. Было больно и обидно, однако думал он не о своём незавидном положении, а о Гольцове и его дочери. Взмолился в душе: уезжайте поскорей! Бегите отсюда!
Его вывели во двор, впихнули в чёрный «Лэнд Крузер» с тёмными стеклами.
– Куда поедем? - сипло выдохнул он.
– На кудыкины горы, - ответили ему со смешком.
Джип тронулся с места.
–
Система
–
В кабинет вошёл немолодой человек с вальяжным породистым лицом, лицом профессора математики и немигающими ледяными глазами, слегка поклонился:
– Куда его, Самсон Викторович?
Это был офицер по особым поручениям, выполняющий личные приказы начальника Управления.
– Он должен исчезнуть.
– Надолго?
– Навсегда. Лучше всего отправить его к Эрнсту, тот живо сделает из майора идиота. Но сначала допросите его, вдруг он что-нибудь знает о Гольцове.
Офицер по особым поручениям наклонил голову:
– Слушаюсь.
– Погоди, - остановил его Пищелко, - есть идея по лучше. Он всё равно не скажет, где сейчас Гольцов. Поэтому есть смысл поиграть с майором в кошки-мышки. Он наверняка захочет предупредить Гольцова. Дайте ему эту возможность, засеките звонок и накройте клиента.
– А если он сбежит? - проворчал Плевин. - Майор отличный боец, насколько мне известно.
– От нас не сбежит, - заверил генерала порученец. - А что делать с самим Гольцовым?
– Это противник посерьёзней, несмотря на отсутствие у него боевого и оперативного опыта. Поэтому разрешаю применить всю нашу спецтехнику. Но убивать его не надо, он мне нужен. Удастся задержать - доставьте и его к Эрнсту. Попробуем подсадить к нему контролёра.
– Слушаюсь! - козырнул порученец, повернулся через левое плечо, вышел.
– Справится? - с сомнением посмотрел ему вслед начальник Управления. - Лёва уже стар для таких дел.
– Змей-то? - усмехнулся полковник. - Можешь не сомневаться. Он ещё в хорошей кондиции.
– За что ему дали такую кликуху?
– Исключительно изворотливый стервец! Особо отличился в Чечне, продал аллахакбаровцам два десятка комплексов «Игла» и остался в стороне. Маму продаст, если потребуется. И кстати, прекрасный рукопашник, несмотря на возраст, много лет занимался у какого-то китайского мастера кунг-фу.
– Что ж, посмотрим. У тебя всё?
– Кое-что по мелочам, но это я сам решу. Можешь докладывать Диспетчеру.
– Сначала пропустим по стопочке кристалловской, холодненькой.
– Может, лучше по стаканчику рому?
– Ты же знаешь мои вкусы.
– А я люблю ром.
Пищелко открыл замаскированный под книжную полку холодильник, вмонтированный в стену рядом с баром и сейфом, достал початую бутылку «Абсолюта», ром, налил в небольшие стопки. И высокие чины, завербованные Системой, с удовольствием проглотили алкоголь, помогающий им расслабляться и не думать о последствиях своей тайной деятельности.
–
Прыжок
–
Июльская жара всегда воспринималась Арсением как обычное состояние лета. Он не понимал, когда знакомые или соседи начинали жаловаться на сухую и жаркую погоду, кляня её почём зря. Для него летняя жара всегда ассоциировалась с каникулами, а главное - с возможстью отдаться без оглядки любимому занятию - чтению фантастики.
В эти июльские дни он читал роман Георгия Мартынова «Каллисто». История прилетевших на Землю жителей далекой планеты Каллисто, принадлежащей звезде Сириус из созвездия Большого Пса, настолько потрясла Арсения, что он читал книгу, как путник пьёт воду в пустыне - по глотку: прочитает две-три страницы в прохладе сеней, на матрасе, и бежит во двор, под жгучие лучи солнца. Пять минут на жаре - и ты уже потный! Ведро воды из колодца на голову - и вперёд, к захватывающему воображение чтению. Ещё две-три странички, и снова во двор…
Чья-то рука легла на плечо.
Арсений Васильевич встрепенулся, вскидывая голову, узнал дочь, виновато улыбнулся:
– Извини, Мариш, вздремнул немного. Который час?
– Двенадцать.
– Максим не звонил?
– Нет. У меня плохое предчувствие, папа. Если он обещал позвонить и не сделал этого, значит, что-то случилось.
Арсений Васильевич с интересом посмотрел на взволнованное лицо дочери:
– Ты его любишь?
Марина покраснела, отвернулась:
– Не знаю… он мне нравится… и Стеша к нему хорошо относится.
– Так в чём же дело? Выходи за него. Или он не предлагал тебе семейной жизни?
– Предлагал… Максим говорит, что любит меня… а я сомневаюсь.
– Зря, по-моему, он решительный и смелый мужик, за ним ты будешь как за каменной стеной.
– Он же чекист…
– Ну и что? Разве работа определяет характер и путь человека? Это как раз человек вносит в работу свое отношение к ней и к людям, оживляет её. Главное, что бы это отношение было добрым. Максим жёсткий человек, но вполне адекватный, он не обидит напрасно.
– Почему же он не помог тебе, когда ты лежал в их клинике? Почему разрешил ставить на тебе опыты?
– Никто на мне не ставил никаких опытов, - поморщился Арсений Васильевич; в этом утверждении он не был уверен на все сто процентов, но волновать дочь не хотел. - И он к моей… гм-гм, болезни не имеет никакого отношения. Он сделал своё дело, привёз в Москву, а дальше я находился под опекой специалистов другого подразделения ФСБ.
– Всё равно он мог бы поинтересоваться, что случилось, и помочь тебе.
– Если бы он не вызволил меня оттуда, кстати, не испугавшись ответственности, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Марина опустила голову:
– Да, наверное…- Она встала, направилась к выходу из гостиной. - Я сварю кофе.
Арсений Васильевич покачал головой, глядя ей вслед.
Ночь после ухода майора они провели беспокойно, ожидая каких-то негативных последствий побега из клиники. Проснулись рано и стали ждать известий от Максима. Но он не позвонил ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать часов утра, и неудивительно, что у Марины начали сдавать нервы. Она любила Разина, это было видно невооружённым глазом, хотя и не хотела в этом признаваться ни отцу, ни самой себе.
Марина принесла кофе, села напротив. Она постаралась успокоиться, и лицо у неё было бесстрастным, разве что чуть бледнее обычного.
– Что будем делать, папа? Может, поедем в Родомль, к Стеше? Максим же советовал уехать.
– Я тоже об этом думаю, и вот что… - Арсений Васильевич запнулся, почувствовав укол тревоги.
И тотчас же зазвонил телефон.
Оба посмотрели друг на друга, потом Марина вспорхнула с дивана и метнулась к телефону, сорвала трубку:
– Алло!
– Марина, немедленно уходите! - раздался в трубке необычно глухой голос Максима. - Слышишь?
– Где ты?! Что с тобой?!
– Я вас найду! Только уходите… - Голос Максима исчез, в трубке заиграли гудки отбоя.
А Марине показалось, что из трубки выглянул чей то глаз, подмигнул ей издевательски и скрылся. Она растерянно посмотрела на приблизившегося отца:
– Максим…
– Что он сказал?
– Уходите… я вас найду… и всё.
– Значит, надо уходить. - Арсений Васильевич расправил плечи, преодолевая нежелание куда-то ехать и вообще что-то делать. - Собирайся.
Сам он был уже практически собран, все его вещи находились в Жуковском, однако ехать туда не советовал Максим, и Гольцов решил последовать совету, так как понимал, что его там и в самом деле может ждать засада: если не киллеров Системы, то сотрудников ФСБ. Что же случилось там, на работе у майора? Почему он так категоричен? Его арестовали? Поместили в следетвенный изолятор?
Арсений Васильевич закрыл глаза, сосредоточился на вхождении в общее энергоинформационное поле Земли, но не пошёл дальше привычным путём - к трансперсональному каналу, связывающему его с миром Карипазима, а «свернул в сторону», попытался найти в общем кипящем «ментальном» поле человечества знакомую личность.
На мгновение голову пронзила колючка… нет, не боли, а очень странного ощущения: словно пчела ужалила, но незлобно, а как бы укоряюще, с сожалением. Хотя и это сравнение нельзя было считать удачным. Для объяснения феномена просто не хватало слов. При этом Арсений Васильевич отчётливо понимал свой opгaнизм, ставший по сути непрерывным потоком воспринимаемой и передаваемой информации. Да и внутренний голос, представлявший собой часть психики, часть душевного пространства, осознавшую запасы полученной извне информации, утверждал, что человек вообще является сыном огромной экосистемы под названием Природа и отражает в своём организме информационно-полевую сущность Вселенной, её глобальную фрактальную конструкцию. А своему внутреннему голосу Арсений Васильевич верил безоговорочно.
Что-то произошло с головой: она превратилась в объёмную световую медузу, пронзившую нитями-щупальцами весь околоземной космос. На миг потрясающая глубина всей этой сложной структуры раскрылась перед ним. Он уловил знакомые световые и цветовые комбинации, хотел было подсоединиться к ним, но тут же провалился в чёрную яму без дна и стен…
… брызнул свет в глаза!
Кто-то дотронулся до плеча.
– Пап, ты что? - раздался испуганный голос дочери. - Что с тобой?
Зрение восстановилось.
Он стоял в прихожей, прислонясь к косяку входной двери, чувствуя непривычную тяжесть тела и сдавлищую сознание п л о т ь головы. Улыбнулся смущённо, отвечая на взгляд Марины:
– Всё в порядке, Мариш, я просто задумался. И Максим прав, мы с тобой не должны здесь оставаться. Он сейчас находится где-то в Бескудникове, в тёмном помещении…
– Что с ним?!
– Ничего особенного, его заперли… очевидно, начальство не простило его поступка. Однако он чувствует себя бодро и намерен защищаться.
– Откуда ты знаешь?
– От верблюда, - подмигнул дочери Арсений Васильевич. - Почувствовал.
– Странно.
– Что?
– Раньше ты не отличался такой чувствительностью.
– То было раньше, а теперь я… другой.
– Ты стал очень скрытным, папа, ничего не рассказываешь, не делишься своими проблемами, как прежде. Почему тебя забрали в клинику ФСБ? Чем ты их достал? Может, ты работаешь на иностранное государст во? Или ведёшь подрывную деятельность?
Арсений Васильевич невольно засмеялся:
– Не веду, успокойся, и на иностранное государство не работаю. Просто я приобрёл некие… м-м, неординарные способности, а в ФСБ есть отдел, который изучает подобные вещи.
– Максим мне говорил, что ты якобы экстрасенс, но я не поверила.
– Не экстрасенс, хотя могу кое-что, залечивать раны, к примеру… - Увидев круглые глаза дочери, Арсений Васильевич спохватился, что ляпнул лишнее, успокаивающе погладил её по руке. - Мы ещё поговорим на эту тему. Ты готова?
Марина не успела ответить.
Зазвонил дверной звонок. Потом дверь содрогнулась от нескольких ударов кулаком, из коридора донесся мужской голос:
– Откройте, милиция!
Марина побледнела, беспомощно посмотрела на отца:
– Что делать?!
Арсений Васильевич напрягся, усилием воли возвращаясь в состояние п р о с в е т л е н и я. Проговорил сквозь зубы:
– Это не милиция.
– А кто?!
– Они проследили звонок Максима… надо было сразу уходить.
– Спрячься в спальне!
– Это ничего не даст…
– А вдруг ты ошибаешься, и это всё-таки милиция? Скажу, что одна дома…
Новый звонок, удары в дверь, голос:
– Откройте, гражданка Гольцова, мы знаем, что вы дома!
– Прячься же!
Арсений Васильевич перестал колебаться, сжал руку дочери:
– Попробуй убедить их, что я уже ушёл. Скрылся в спальне, оглядывая интерьер комнаты: кровать, платяной шкаф, трюмо, комод, дверь на балкон… дверь на балкон! Ну конечно!
Он задёрнул шторы, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за двери: там раздавались резкие мужские голоса, шаги, голос дочери, утверждавшей, что она одна, и требующей от гостей не проходить в зал в грязной обуви, - открыл дверь на балкон. Ёлки-палки - одиннадцатый этаж! Не спрыгнешь в сад и не убежишь!
Сзади послышался скрип открываемой двери, кто-то вошёл в спальню, ощутимо недобрый и опасный.
Молния энергетического разряда пронзила тело Арсения Васильевича, заставила вибрировать и перенастраиваться всю нервную систему.
Чёрта с два я вам дамся! - вдруг разозлился он. Не на того напали! Маринка выкрутится как-нибудь, а мне возвращаться в клинику не резон.
Арсений Васильевич примерился и перемахнул через перила балкона, повис на руках, раскачался, спрыгнул на балкон десятого этажа. Притаился, вжавшись спиной в запертую балконную дверь.
Наверху послышался звук открываемой двери, кто-то глянул с балкона вниз, перегнулся через перила, пытаясь заглянуть на нижний балкон, но увидеть беглеца не смог, перила были слишком высокими. Раздался энергичный мат, мимо пролетел окурок, рассыпая иск ры. Стук двери.
Арсений Васильевич подождал секунду, затем снова перемахнул через перила балкона, чувствуя во всём теле пульсацию силы и бодрости, как в молодые годы. Качнулся на руках, спрыгнул на пол балкона девятого этажа.
Мало, оценил его подвиг внутренний голос. Пока есть возможность, надо спускаться ниже.
Перелез, повис, раскачался, спрыгнул.
Восьмой этаж…
Седьмой…
Шестой…
За окном мелькнуло удивлённое женское лицо: хозяйка квартиры на шестом этаже увидела каскадёра.
– Откройте, - попросил Арсений Васильевич, помогая себе жестами. - Не бойтесь, я не вор.
Однако женщина отпрянула от окна, подбежала к телефону, схватила трубку, начала что-то торопливо говорить; судя по всему, она звонила в милицию. Арсений Васильевич понял, что положение осложняется. Времени ни благоприятное разрешение ситуации у него практически не осталось, вот-вот визитёры должны были сообразить, что происходит, и перехватить беглеца внизу.
Он выглянул с балкона, посмотрел вверх. И буквально наткнулся на ответный взгляд человека на одиннадцатом этаже, который в этот момент смотрел вниз. Человек свесился через перила, что-то крикнул назад, за спину, в руке его появился пистолет.
Арсений Васильевич отпрянул к балконной двери, озираясь, ища выход. Хотел было разбить стекло, чтобы войти в квартиру и прорваться на лестницу, но мелькнувшая мысль - потеряешь время и свободу! - заставила его остановиться. Он снова вернулся к перилам, глянул вниз: внизу газончик, кусты, асфальтовая лента тротуара. Почему бы и не рискнуть, экзор?
Вспомнился случай, когда он был пионервожатым в лагере, ему тогда только-только исполнилось шестнадцать лет, и поздно вечером, после отбоя, директор застал компанию пионервожатых «в неположенном месте» - у девчонок. Ничего криминального в этом не было: сидели, слушали музыку, пили вино, шутили. Но поскольку порядки в лагере поддерживались строгие, попасться директору на глаза никто не хотел. Друг Арсения Саша Антошкин залез под одеяло свободной кровати, делая вид, что спит, остальные кинулись прятаться кто куда, а Арсений не придумал ничего лучшего, как сигануть с балкона четвёртого этажа; пионерлагерь располагался в здании недавно отстроенного дома отдыха. Как ни странно, несмотря на темень - прыгнул он как в воду, ничего не видя, - Арсений не разбился, не сломал ни руку, ни ногу, только пятки отшиб, хотя «затяжной» прыжок его мог закончиться печально. Попал он в треугольник между бетонной дорожкой, опоясывающей здание, кирпичным бордюром клумбы и мощной деревянной скамьёй. Однако пронесло.
Вперёд, экзор! - подбодрил себя Арсений Васильевич, все ещё находясь в состоянии необычной оптимистической эйфории, сошло тогда, сойдёт и теперь.
Над головой раздался выстрел, пуля вжикнула мимо как злой шмель.
Не раздумывая более, он прыгнул.
Весь полёт занял немногим более трёх секунд. Перед тем как удариться ногами о газон, Арсений Васильевич совершенно инстинктивно «растопырился» в воздухе, пытаясь притормозить падение, и это ему удалось! Удар в ноги оказался несильным. Он перекувырнулся через голову, подхватился, глянул вверх.
На балконе одиннадцатого этажа, где располагалась квартира Марины, размахивали руками трое мужчин. Раздались выстрелы. Пули с чмокающим звуком вонзились в дёрн в нескольких сантиметрах от пятки Гольцова. Он отпрыгнул в сторону, побежал, петляя, к дороге, смешался с толпой прохожих.
Те, кто пришёл за ним, не ждали его со стороны фасада, полагая, что высота здания является надёжным сторожем для человека его лет и образа жизни. Но они просчитались.
Марина! - мысленно позвал дочь Арсений Васильевич, не волнуйся, я в порядке! Жди весточки! Тебя они не тронут, а за мной пусть погоняются!
Неизвестно, получила ли она «телепатограмму» или нет, Марина на неё не ответила, но Арсений Васильевич почему-то был уверен, что дочь его услышала.
–
Побег
–
Голова гудела и кружилась, во рту скопилась горечь будто он три дня не полоскал рот после выпитот пива, глаза жгло, кожа на спине и животе зудела, хотелось под душ и ещё очень хотелось пить, чего-нибудь освежающего, кисленького, отрезвляющего, прибавляющего сил, к примеру, рассолу.
Рассол - напиток завтрашнего дня, всплыло в памяти чьё-то изречение.
Максим сделал гигантское усилие и разлепил глаза.
Белый потолок, белые стены, окно, кровать, белый ящик на стене с мигающими индикаторами. Больничная палата?
Он повертел головой, разглядывая обстановку комнаты, слабый как после болезни, силясь вспомнить, как он здесь оказался. Может быть, и в самом деле заболел? Чем? Гриппом, что ли? Не похоже. Что-то посерьёзней, раз в теле такая слабость. Гипертонический криз? Тоже не слишком правдоподобно, сердце работает ритмично и не болит…
Лишь бы не СПИД, угрюмо пошутил внутренний голос. С остальным мы справимся.
Где я, интересно?
В больнице, где же ещё.
Почему?
Может, ты припадочный, вот тебя и забрала «Скорая помощь».
Спасибо за оценку.
Максим вспомнил строчку стихотворения: «Смерть надёжней, чем «Скорая помощь». Однако мы ещё живы, чёрт побери! Он напрягся… и вспомнил!
Разговор с генералом Плевиным, начальником Управления, и полковником Пищелко, начальником Отдела, мощные парни, умелый удар по почкам, джип, стремительная езда, ещё удар - по голове, темнота… палата… он в спецклинике, вот где! Это абсолютно точно! Правда, странно, что до сих пор не может прийти в ceбя, били-то его не так уж и много… хотя… в памяти мелькают какие-то неясные фигуры, тени, крики, вопросы… ну, конечно, его допрашивали! И вполне возможно - с применением неких спецсредств типа «сыворотки правды» или «детектора лжи». Впрочем, этого он не помнит, просто можно допустить и такой вариант развития событий.
Взгляд зацепился за телефон на столике в углу.
Кажется, он звонил куда-то - сто лет назад… предупреждал кого-то…
Не кого-то - Марину и её отца! Им грозила опасность! Интересно, успели они уехать из Москвы или до них всё же добрались спецы Отдела?
Максим попытался сесть, но не смог, нахлынула волна слабости. Тогда он вспомнил рекомендации Шамана и расслабился, устраиваясь поудобнее, принялся приводить в порядок нервную систему, настраивать каждый орган тела на нормальное функционирование.
Через несколько минут стало легче. Сердце заработало без перебоев, боль в лёгких ушла, хотя тут же выявились другие очаги боли - в груди и боках, в низу живота, на затылке. В этих местах обнаружились синяки и ссадины, говорящие о том, что Максима били не один раз. Хотя он этого и не помнил. Излечивать гематомы самостоятельно он ещё не научился, как Гольцов, потому решил просто о них не думать. Полежал немного, чувствуя блаженство облегчения и возвращения сил, затем встал - медленно, осторожно, плавно, стараясь дышать ровно и глубоко, подошёл к окну как был - голый. Но окно оказалось до половины закрытым матовым стеклом, а шпингалетов и ручек на раме не было. Если оно и открывалось, то лишь снаружи. Тогда Максим залез на подоконник и через прозрачную узкую верхнюю часть выглянул на улицу.
Парк, внизу - палата, очевидно, располагается на третьем этаже здания - густое плетение кустарника, тополя, липы, клён, несколько сосен, берёзы. За деревьями вдалеке виднеются две высотки, подъемный кран. Вот и весь пейзаж. И всё же нет сомнений, что это Бескудниково. Значит, его и в самом деле поместили туда же, где лежал и отец Марины, в спецклинику ФСБ. В таком случае его кошмары имеют основание: допросы с применением психотроники либо психотропных препаратов имели место, отсюда и слабость и все остальные «прелестные» ощущения.
По листьям деревьев пробежал неслышимый ветерок.
Максим вспомнил, как он сдавал приёмный экзамен по физике в МГУ. В те годы он мечтал стать специалистом по квантовой электронике и после окончания школы поехал в Москву сдавать экзамены в университет. Математику - письменно и устно - он сдал на «четыре», что позволяло надеяться на благоприятный исход всего предприятия, а вот на физике споткнулся, несмотря на то, что физика была его любимейшим предметом в школе. Из пяти вопросов лишь на три ответил конкретно и точно, а на оставшиеся лишь порассуждал, каким, по его мнению, должен быть ответ. Потому что ответов на эти вопросы он не знал. Время подумать ещё было, но уже всё было ясно, и Максим сидел у окна и печально смотрел на парк за окном кабинета, где проходил экзамен, понимая, что с таким знанием предмета учёба в университете не светит. Тогда он достал из пакета книгу - перед и экзаменом он купил в магазине на Тверской сборник фантастики НФ № 4 - и начал читать, не обращая внимания на заинтересованные взгляды преподавателя.
В тот день ему поставили по физике тройку, однако он всё равно не стал студентом МГУ, не прошёл по конкурсу…
Спину мазнула волна воздуха: открылась дверь палаты.
Максим оглянулся.
В палату вошли двое в белых халатах: уже знакомый Разину зам главврача клиники господин Эрнст и могучий великан-санитар с равнодушно-сонной квадратной физиономией.
Максим спрыгнул с подоконника, завернулся в простыню, сел на кровати. Вспомнился старый анекдот:
– Алло, это военкомат?
– Да.
– Вы можете забрать меня сегодня в армию?
– А вы где?
– В тюрьме.
Максим улыбнулся. Спецклиника немногим отличалась от тюрьмы, а вот в армии он уже служил.
– У вас хорошее настроение, майор? - приподнял бровь Эрнст, разглядывая пациента. - Придётся нам его испортить. Помните нашу встречу в этом заведении? Вы тогда пообещали разобраться со мной.
Максим поймал полный злобного удовлетворения взгляд полковника и понял, что, если он не предпримет какого-либо неожиданного для окружающих шага к освобождению, шансов остаться нормальным человеком, а то и просто живым, у него не будет.
– У вас хорошая память, господин Эрнст, - усмехнулся Максим. - Приятно, когда меня цитирует такой большой начальник.
– Это прекрасно, что вы ещё способны шутить, - в свою очередь усмехнулся заместитель главного врача. - Радуйтесь жизни, потому как скоро вы будете лишены этой возможности. У вас остался только один выход из положения, майор: сотрудничать с нами. Добровольно или принудительно. Добровольно лучше, ибо в этом случае не пострадает личность. В противном случае…
– На нас - это на кого? - перебил Эрнста Максим.
– В противном случае вы забудете не только своё игривое обещание разобраться со мной, но и свое имя, - закончил Эрнст.
– А если я вас пошлю куда-нибудь подальше?
Заместитель главврача оценивающе оглядел сидящего на кровати Разина, бросил через плечо:
– Неси.
Верзила-санитар молча повернулся и вышел.
– Надеюсь, он принесёт мою одежду? - сказал Максим.
– Он принесет модем.
– Что?
– Аппарат для кодирования таких крутых парней, как вы, майор. Первая попытка не удалась, личность вы сильная, да и занимались вами мои помощники, теперь займусь я сам. Попробуйте посопротивляться, даже интересно, как долго вы продержитесь.
– А если я выдержу?
– Вряд ли, у нас ломались и более сильные натуры.
Максим вспомнил изречение, принадлежащее известному шоу-политику середины девяностых годов:
– Всё это так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно.
– Как? - удивился Эрнст.
– Так говорил наш отечественный Заратустра, - усмехнулся Максим. - Хотя вы его можете и не знать, он не проходил через вашу клинику.
– Кто это?
– Бывший премьер, посол в Украине.
– Черномырдин, что ли?
– Угадали.
Кто-то постучал в дверь.
Максим понял, что другого момента может не представиться, и прыгнул вперёд особым манером, в прыжке разворачивая простыню.
Почему Эрнст не проявил былой подвижности и сверхреакции, оказался не готов к атаке, осталось неизвестным. Возможно, он не ожидал от пациента-пленника никаких активных действий. Факт оставался фактом: он не успел воспользоваться своими магическими возможностями и оказать сопротивление Максиму.
Простыня опустилась ему на голову, на плечи, спутала вскинутые руки, а затем Максим нанёс удар головой в лоб Эрнста под простыней, и заместитель главного врача отлетел к двери, издав хриплый возглас. Свалился на пол, под ноги ворвавшегося в палату санитара.
Впрочем, это был другой человек, хотя и в белом халате медицинского работника. На Максима глянули светящиеся голубые глаза, и он едва сдержал удар: гость излучал волну силы и сосредоточенной воли, но без ненависти, злобы и угрозы.
Голубые глаза мельком посмотрели на ворочавшегося на полу Эрнста, снова переместились на Разина.
– Поздравляю, майор, редко кому удавалось свалить такого зверя. Похоже, вы в хорошей форме. Идёмте.
– Кто вы?
– Все объяснения потом.
– Одежда…
– Возьмите у него халат.
Максим повернулся к Эрнсту, без всякой жалости рубанул ребром ладони по толстой шее, в три движении
сорвал с упавшего халат, натянул на себя. Хотел было снять и туфли, но стало противно. Добежишь босиком, проворчал внутренний голос, легче будет бежать.
Обладатель голубых глаз - не поймёшь сразу, старый он или молодой, - ждал его в коридоре, следя за дверями и выходами на лестницы. Ни слова не говоря, двинулся к ближайшему выходу.
Рывком распахнулась дверь с табличкой «ЛК», из неё в коридор выскочили двое парней в синей форме, на поясе кобуры с пистолетами, в руках пистолеты покрупнее, с прямоугольными стволами, жёлтого цвета. Максим вспомнил изъятый у бандитов, следивших за Гольцовым, тазер - электрошокер, хотел крикнуть спутнику, предупредить, но не успел.
Голубоглазый щёлкнул два раза пальцами, выстреливая не то кнопки, не то скрепки, и охранники с криками схватились за лица, выпуская оружие из рук: металлические предметы (мгновением позже Максим понял, что это всё-таки кнопки) попали каждому точнёхонько в глаз!
Спутник майора скользнул вперёд, ускоряясь так, что буквально размазался в воздухе призрачной струей, подхватил с пола тазер. Сверкнули две вспышки, дважды протрещало, охранники в судорогах попадали на пол.
Голубоглазый вернулся, сунул второй тазер Максиму:
– Не отставайте.
Они сбежали по лестнице на первый этаж.
Здесь им дорогу преградили ещё двое: дюжий санитар и ещё один охранник в синем.
Два выстрела слились в один: Максим и его проводник выстрелили одновременно. Получив по мощному электрическому разряду, стражи клиники вынуждены были присмиреть.
Турникет, охранник за пультом, хватается за пистолет.
Голубоглазый снова превратился в струю движения, достал охранника, выбил пистолет, вторым ударом послал в нокаут.
В коридоре за спиной Максима замелькали белые халаты - к выходу из клиники сбегались поднятые по тревоге сотрудники.
– Быстрее! - оглянулся голубоглазый.
Максим перепрыгнул турникет, и тотчас же спутник бросил в холл металлическое яйцо:
– Отвернитесь! К выходу!
Максим послушно отвернулся, бросаясь к двери центрального входа.
Сзади вспыхнул ослепительный свет, грохнуло! Посреди холла выросло облако белого трескучего дыма. Послышались крики полуослепших медиков.
Максим и его нежданный освободитель выскочили на крыльцо, перемахнули ступеньки, направляясь к автостоянке напротив, где парковался весь личный транспорт сотрудников клиники.
Распахнулись дверцы белой «Калины», скромно пристроившейся рядом с чёрным «Лэнд Крузером». Голубоглазый, на ходу снимая белый халат, подтолкнул Максима к машине, сел сам.
Водитель без слов рванул с места, лихо развернулся, погнал авто к воротам на территорию клиники. Не доезжая до них десяти метров, голубоглазый достал из бардачка зелёного цвета пенальчик, нажал на нём кнопочку, и створки ворот дрогнули, стали расходиться. «Калина», почти не замедляя скорости, проскочила в раскрывшуюся щель - буквально в миллиметре от стоек ворот - и выехала на улицу. Через несколько секунд здание клиники и парк за ней скрылись из виду.
– Кто вы? - пробормотал Максим, ошеломлённый всем происшедшим, особенно скоростью операции.
– Мы из РРР, - ответил, оборачиваясь, голубоглазый; фраза прозвучала как рычание собаки: р-р-р…
– Откуда? - вяло удивился осоловевший Максим: наступило расслабление после вспышки физического и психического напряжения.
– В скором времени узнаете. Вас найдут наши люди. А пока примите совет: уезжайте из столицы.
– Спасибо за совет. И всё же…
– Здесь, - сказал голубоглазый водителю.
Тот мгновенно прижал машину к тротуару.
– Выходите.
– В таком виде? - не понял Максим.
– Вон ваша машина.
Максим посмотрел вперёд и не поверил глазам. В ряду автомашин, припаркованных у «Макдоналдса», действительно стояла его серебристая «Хёндэ Революшн».
– Как она здесь оказалась?!
– Не важно. Садитесь и уезжайте.
– У меня нет ключей…
Голубоглазый протянул Максиму ключи от машины.
– Мне надо заскочить домой, переодеться…
– У вас очень мало времени. Они спохватятся и пошлют спецгруппу по всем известным им адресам.
– Я понял. - Максим вылез из «Калины». - Как вас зовут?
– Зачем это вам? - прищурился голубоглазый. - Впрочем, меня зовут Расен. Прощайте.
Дверцы «Калины» захлопнулись. Она рванулась вперёд, влилась в поток автомобилей и исчезла. Заметив, что на него глазеют прохожие, Максим заторопился, сел в машину, включил двигатель и только 1тогда осознал, что он свободен!