Райан наконец заговаривает после напряженного молчания:

– Если Ари убил «монстр», почему он опять вышел на охоту? Зачем спустя столько лет снова рисковать быть пойманным? Где тут логика?

– Он пытался убить еще одну девушку. Он бы убил подругу Пэм, если бы она не сбежала, – говорю я. – Вероятно, понял, что ему надо залечь на дно на случай, если она кому-нибудь о нем рассказала. У него хватало мозгов прятаться все эти годы. Очевидно, он знаком с правоохранительными органами. Может, даже…

– Не говори, – останавливает меня Райан, – что он может оказаться полицейским.

– Почему? Человек, которого описала Пэм, непохож на твоего дядю.

– Тесса, – голос Кэлли звучит резко, – просто перестань.

Мы какое-то время едем в тишине, пока Райан не говорит:

– Полицейский он или нет, никто не поверит на слово проститутке. Ник – единственный, кто может подтвердить существование Капитана, а без архива чата в телефоне Ари его слова ничего не значат.

– Он снова убьет, – тихо говорю я. – Если он считает, что ему это сойдет с рук, он сделает это снова.

– У меня есть мысль, – говорит Кэлли так твердо, что я невольно предполагаю, что она обдумывала ее все это время, – о том, что мы можем сделать: выманить его.

– Ни за что, – отвечает ей Райан. – Знаю, о чем ты думаешь, и это глупость…

До меня доходит, о чем они разговаривают.

– Может сработать, – перебиваю его я. Пальцы на ногах начинает покалывать. – Создадим фейковый профиль на всех сайтах знакомств и посмотрим, сможем ли мы его выманить. Мы знаем, какие девушки ему нравятся: худые, с большими глазами, одинокие.

– Это опасно, ничего не выйдет. – Райан хватается за руль. – Он сейчас явно ведет себя очень осторожно. Раз ему хватило ума не высовываться десять лет, он почует, что это ловушка.

– Тогда заставим его считать, что все честно, – говорю я. – Он не учует полиции, потому что ее не будет.

– Если он с нами свяжется, мы узнаем, где он захочет с нами встретиться, – говорит Кэлли, в ее голосе слышится волнение. – Но, вместо того чтобы идти на встречу, останемся в машине и оценим ситуацию. Узнаем, как он выглядит, и сделаем фото, чтобы показать полиции.

Мы почти у выезда из Фейетта. Кэлли кладет руку на колено Райану. Это первый хотя бы отдаленно ласковый жест по отношению к нему, который я вижу.

– Если бы ты был на нашем месте… в чем-то сильно ошибался и в итоге из-за этого кто-то пострадал, разве ты не пошел бы на все, чтобы это исправить? – спрашивает Кэлли.

Хотя она глядит не на меня, я знаю, что эти слова адресованы мне. Понятно, что она по-своему говорит, что готова признаться в ошибке и к ответственности, к которой это ведет. Пусть даже мы никогда не узнаем, что той ночью случилось с Лори, но сможем исправить хотя бы часть причиненного вреда, если просто найдем «монстра», убившего Ари.

У меня на душе неспокойно. Пойти на все, чтобы исправить ошибки.

Бабушка всегда говорит, что в конце концов люди получают по заслугам. Но закончится ли все так просто, когда мы разыщем Капитана?

Если, исправив ошибки, мы не окончим этого кошмара длиною в десять лет, то что еще нам поможет?

_***

Райан высаживает нас у края подъездной дорожки Гринвудов.

– Ни о чем не рассказывай дяде, – предупреждает Кэлли, когда мы выходим.

– Ты ведь понимаешь, что в конце концов нам придется кому-нибудь рассказать? – говорит Райан.

Лицо Кэлли выражает неприступность. Райан хмыкает и качает головой.

– Что? – требовательно спрашивает Кэлли.

– Не понимаю, зачем ты так делаешь, – тихо говорит он, как будто его слышит только она.

– Как «так»? – спрашивает она, и я отхожу в сторону, желая вовсе исчезнуть.

Райан снова трясет головой.

– Ты ведешь себя так, будто тебе не нужна помощь, хотя все в тебе просто кричит об этом.

Возможно, я недооценила Райана Элвуда. Кэлли кривит губы, но ничего не отвечает. Никто ничего не говорит, и Райан отъезжает. Свет его фар пропадает вдалеке.

– Он прав, – говорю я, – в том, что надо кому-то рассказать. У нас заканчивается время, и я не могу тут остаться навсегда.

Я не успеваю заметить реакцию Кэлли, потому что она вдруг начинает кричать. За минивэном кто-то сидит. Из тени появляется Дэрил Каучински и перекрывает нам дорогу к дому.

Все происходит слишком быстро, чтобы я успела как-то среагировать или даже пошевелиться. Кэлли начинает визжать, а Дэрил, смачно матерясь, хватает ее за шею и одной рукой поднимает над землей. Ударяет ее о минивэн, головой об окно.

– Слышал, ты вчера навещала мою дочь, – шипит он. – Пытаешься вбить ей в голову свои домыслы, мелкая сучка?

Кэлли пытается трясти головой, но Дэрил прижимает палец ей к трахее, и она не может пошевелиться.

Времени думать не остается. Я кидаюсь к цветку в горшке возле проезда и поднимаю его с земли. Он тяжелый и качается в руках, но мне удается удержать его высоко над головой. Я подхожу со спины к Дэрилу и ударяю его по затылку.

Он отшатывается назад. Я цепенею, боясь, как бы я его не убила. Кэлли падает на землю, рыдая. Дэрил снова поднимается на ноги, поворачивается ко мне и ошеломленно моргает. Он делает шаг ко мне, но на другой стороне улицы кто-то кричит, и он застывает на месте.

– Кэлли! Что случилось? – кричит женщина с крыльца, держа в руках телефон. Дэрил бросает на нее взгляд и пытается сбежать к своему фургону, припаркованному перед соседским домом. Мы его даже не заметили.

Женщина с другой стороны улицы бежит к нам, но я уже на крыльце Гринвудов. Распахиваю дверь и кричу Мэгги. По лестнице громыхают шаги, а я поворачиваюсь и бегу к проезду.

Кэлли сидит, привалившись к минивэну, и хватает ртом воздух, держась за шею.

Соседка звонит по телефону.

– Да, на нее напали, – говорит она и диктует оператору адрес Гринвудов.

Меня трясет. Я сажусь рядом с Кэлли, замечая, что, кажется, описалась от страха. Мэгги с Риком выбегают из-за минивэна и ахают.

– Что случилось? – орет Мэгги. – Что тут стряслось?

– Дэрил, – хрипит в ответ Кэлли.

Рик хлопает ладонью по машине и говорит, что идет за ключами. Я улавливаю только «я еду за ним».

Мэгги хватает Рика за рукав и пищит, что никуда он не поедет, а соседка шикает на них, потому что она до сих пор на линии 9-1-1. Мэгги падает рядом с Кэлли и берет ее лицо в ладони.

– Со мной все хорошо, – сипит Кэлли снова и снова, потом поворачивает голову ко мне: – Тесс…

– Что? – Мэгги рывком поворачивается ко мне. Ее взгляд падает на грязные руки и разбитый горшок на дорожке.

Она всхлипывает и притягивает меня к груди. Мэгги обнимает меня так сильно, что в моей голове появляется лишь одно слово: безопасность.

Я вырываюсь от Мэгги, когда к обочине подъезжает скорая, а прямо за ней – полицейский внедорожник быстрого реагирования. Двое медиков открывают задние двери скорой и вывозят каталку. Проезд заливают красно-синие огни.

– Да боже мой, – говорит Кэлли, – со мной все нормально.

Мэгги и слушать ее не хочет и требует загружать Кэлли в машину. Возле почтового ящика Рик что-то кричит полицейскому – парнишке, которому, видимо, только-только разрешили пить спиртное.

– К-а-у-ч-и-н-с-к-и, – диктует по буквам Рик. – Я сейчас провожу вас к его дому…

– Сэр, в этом нет необходимости. – Парень вытягивает вперед руку. Он зажимает радиомикрофон на поясе и говорит человеку на другом конце прислать к дому еще одну патрульную машину. Он показывает на меня ручкой.

– Вы были здесь?

Я описываю произошедшее: что Дэрил нас поджидал, я ударила его по голове цветочным горшком, и он сбежал, когда соседка вышла на улицу. Когда полицейский спрашивает, есть ли причина, по которой мистер Каучински решил напасть на Кэлли, я колеблюсь, украдкой поглядывая на Рика.

– Вчера мы видели в больнице его дочку, – говорю я. – Кто-то ее избил, и ни для кого не секрет: Кэлли думает, что это был он.

Рот Рика вытягивается в тонкую линию. Патрульный что-то записывает в блокноте. Подъезжает патрульная машина, а скорая тем временем уезжает, забирая с собой Кэлли и Мэгги. Рик говорит мне подождать в доме, обещая, что позовет, когда офицеры захотят допросить меня снова.

Колени дрожат, но я все-таки поднимаюсь по лестнице. Переодеваюсь в пижаму и закрываюсь в ванной. Меня тошнит в унитаз кислой, противной, адреналиновой желчью. Я чищу зубы и спускаюсь обратно вниз. Мигающие огни патрульной машины окрашивают гостиную в красный и синий.

Надо с кем-то поговорить о случившемся, обо всем, что произошло за последние восемь часов. Но если я расскажу бабушке, что провела вечер, болтая с проститутками на грузовой остановке, перед тем как напасть на мужчину с горшком в руках, она может сесть на самолет и прилететь сюда.

Надо спрятаться от огней в гостиной, пока у меня не взорвалась голова. Я пробираюсь в общую комнату и сажусь за стол Рика, заставляя себя при этом медленно вдыхать через нос и выдыхать через рот. Я достаточно успокаиваюсь, пальцы перестают дрожать, и я трясу мышку, чтобы вывести компьютер из спящего режима. Пока Кэлли в травмпункте, можно почитать еще что-нибудь о Мэйси Стивенс и попытаться понять, что это был за телефонный звонок.

На самой известной фотографии Мэйси держит в руках плюшевую лягушку. Светло-каштановые волосы собраны в маленький хвостик на макушке. Я просматриваю остальные фото: Мэйси в гамашах с рождественским подарком на коленях; Мэйси на детском стульчике, рот измазан чем-то липким и оранжевым.

Потом вижу фотографию с искусственным взрослением, на которой показано, как Мэйси могла бы выглядеть сейчас, в двадцать семь лет. На лице нет улыбки, но выглядит она потрясающе. Она похожа на Аманду Стивенс, у которой были большие зеленые глаза и молочно-белая кожа. Я увеличиваю изображение, и кровь застывает в жилах.

Я пропустила эту деталь, пока разглядывала фотографии: мелкий воспаленный розовый порез на щеке Мэйси, такой, что с годами мог превратиться в шрам.

Я еще раз увеличиваю фото и приближаю его, в ушах стучит пульс.

На той же стороне?

Нет.

Да.

Я приближаю фотографию, где Мэйси сделали старше при помощи фотошопа. Ей неправильно выбрали рот: она не унаследовала полную верхнюю губу Аманды Стивенс. Но глаза, тонкий порез на щеке – я не сомневаюсь, что это она.

Джослин.

Вот же сукин сын.

Отец не убивал Мэйси Стивенс и не прятал ее тело. Она прожила вместе с ним в Фейетте почти всю свою жизнь.

Глава двадцать пятая

Нужно, чтобы на эту фотографию посмотрел кто-то еще, тот, кто сможет мне сказать, что я совсем выжила из ума, раз думаю, что Мэйси Стивенс – это моя сестра.

Бабушка не берет домашний телефон, хотя я звонила два раза. Я бросаю взгляд на часы, и меня парализует паника. Почти девять. Бабушка никогда не выходит из дома так поздно.

Я пробую звонить на мобильный и удивляюсь, что она берет трубку, а она, в свою очередь, удивляется, услышав меня.

– Тесса?

– Я звонила на домашний телефон дважды, – говорю я.

– Я ходила гулять, – отвечает бабушка вспыльчиво, как обычно бывает, когда я беспокоюсь. В этот раз я не завожу свою обычную речь, приправленную историями, как одна женщина пошла гулять одна ночью, а потом ее нашли, привязанную к батарее в подвале у маньяка.

В этот раз я говорю:

– Ты должна мне рассказать, кто отец Джослин.

Бабушка сопит в трубку. Я представляю себе, как ее душит влажный воздух Флориды, замедляя сердце до полной остановки.

– Я же говорила, Тесс…

– Ты соврала, – внутри меня что-то развертывается, превращая внутренности в клубок искрящих проводов. Я – динамит, который так и дожидается, пока кто-нибудь скажет что-то не то. – Мне осточертело, что мне все постоянно врут.

– Врут? – Бабушка, видимо, злится. – Единственный человек, который тебе врал, – твоя мать, Тесса. Она ограждала тебя от меня. Другую свою внучку я так и не видела.

Она тебе не внучка. Я не могу ей такое сказать и не скажу: бабушка подумает, что Фейетт довел меня до ручки.

Даже если я скажу вслух, что думаю, будто Джослин – похищенная девочка, это будет значить, что я думаю, что она мне не родная сестра. Даже после всего, что она натворила: соврала, сбежала, не вернулась за мной, – мне все равно кажется, что я не стала бы ее предавать.

Я выпаливаю первое, что приходит в голову:

– У меня же есть свидетельство о рождении, да?

– Что? Конечно, есть. Оно тебе было нужно, чтобы получить водительские права, помнишь?

Смутно. О документах заботилась бабушка, потому что я так волновалась, что дважды не могла сдать экзамен на права. И, потом, конечно, у меня есть свидетельство о рождении. Я родилась в Фейетте 18 декабря. Тем утром шел снег. Даже папа помнил, хотя, по его признанию, бо́льшую часть дней после 1994 года он провел как в тумане по вине виски «Джеймсон».

А Джослин? У нее не могло быть свидетельства, если она на самом деле – Мэйси Стивенс.

Выяснила ли это Джослин? Наверняка поэтому она и сбежала. Но почему она не связалась с семьей Стивенс? Здравствуйте, я – ваша умершая внучка. Воссоединение в стиле передачи «Жди меня» и тому подобное. Все думают, что от Мэйси Стивенс осталась кучка детских косточек; она навсегда останется в памяти людей двухлетней девочкой с плюшевой лягушкой.

– Тесса, в чем дело? Что случилось? – Бабушка, похоже, паникует. Я вдыхаю через нос.

– Ничего, – отвечаю я. – Ничего такого. Просто… мне надо доказать, что Гленн – не отец Джослин, на тот случай, если она вернется и потребует его деньги. Я не смогу найти ее свидетельство о рождении без имени отца.

Бабушка задумывается: видимо, почувствовала ложь в моем голосе. Когда отец умирал, у него не было даже ночного горшка.

– Тесса, – начинает она, – я скрывала от тебя правду, чтобы спасти тебя от ненужной боли.

– Бабуля, пожалуйста, скажи его имя.

– Алан Киркпатрик, – вздыхает бабушка. – Он мне никогда не нравился. Некоторые люди просто нехорошие, Тесса, и я знала, что их с Аннетт дети будут точно такими же.

Раздается сирена, но не у меня – где-то на фоне у бабушки. Ее голос дрожит.

– Я плохо искала твою сестру, потому что боялась того, что увижу.

Она не знает. Это слышно по ее голосу.

Это значит, что бабушка здесь не замешана – в странной череде событий, которые в итоге привели к тому, что мои мать с отцом воспитывали похищенного ребенка как собственного.

Ненавижу себя за то, что позволяю себе такое подумать.

_***

Рик заходит обратно в дом и сообщает, что звонила Мэгги. Кэлли сразу повезли в травмпункт. Полиция уже послала офицеров задержать Дэрила Каучински. Я периодически киваю его словам. Как только он со вздохом плетется в общую комнату, я звоню Кэлли.

Голосовая почта. Я вешаю трубку, не оставляя сообщения и размышляя, в какой момент успела принять решение рассказать Кэлли о сестре и Мэйси Стивенс. У меня нет причины думать, что она мне и впрямь поверит, и я вдруг понимаю, что поверить мне смогут немногие: возможно, Декер.

Вероятно, агент ФБР, которая звонила мне из-за номера Стивенсов. Разве ФБР не обязано расследовать любую зацепку, даже если она такая натянутая? Какая-то восемнадцатилетняя девушка думает, что ее сестра, которую она не видела десять лет, – Мэйси Стивенс. Сестра, чьей фотографии у меня нет.

Я иду наверх, закрываюсь в гостевой и остаюсь там, даже когда слышу, как после полуночи открывается дверь, а потом раздаются шаги на лестнице. Слышится бормотание. Кто-то включает свет в коридоре. Выключает. Спускает воду в туалете.

Моя дверь со скрипом открывается. Я зажмуриваю глаза, да еще дергаюсь для убедительности. Я мастер притворяться спящей. Вечерами, когда папа возил меня в «Лодочный домик», я ложилась на заднее сиденье по дороге домой, притворяясь, что отключилась, чтобы он отнес меня домой на руках.

Мэгги не включает свет и присаживается на край кровати.

– Мне бы так хотелось, чтобы ты была здесь, – шепчет она. – Все эти годы… Все было бы по-другому, если бы рядом с ней была ты.

Не знаю, поняла ли она, что я не сплю, или же говорит это только потому, что думает, что я не могу ее услышать.

После того как она уходит, я не засыпаю. Не засыпает и Кэлли. У меня в голове мы с ней ведем игру: кто дольше не уснет. Слышу, как она топает по комнате, катается на кресле по паркету, пока не соскальзываю в небытие после четырех.

_***

Я просыпаюсь от стука в дверь. В мою комнату прокрадывается Кэлли с ноутбуком в руках. Я сажусь.

Спутанный шелк волос струится по ее плечам, играя на солнце разными оттенками блонда. Кэлли всегда была из тех девушек, которые просыпаются уже красивыми. Свет делает синяки на шее заметнее.

Она касается шеи, заметив мой взгляд.

– Что, все совсем плохо?

Голос такой, как будто кто-то царапает бок консервной банки. Она морщится.

Я подтягиваю колени к груди.

– Ты…

– Все нормально. – Кэлли садится ко мне на кровать, а не в кресло-качалку, как обычно. – У меня очень легкое сотрясение, поэтому мама, конечно, с ума сходит.

– Тебя пытался задушить Дэрил Каучински. Думаю, на этот раз можно сделать ей поблажку.

Уголки рта Кэлли чуть дергаются. Ее улыбка пропадает, но потом снова появляется на лице.

– Они задержали его на основании вождения в нетрезвом виде и будут держать его за это до тех пор, пока я не решу, выдвигать ли обвинения.

– Пока не решишь?

Кэлли пересаживается в позу бабочки, соединив стопы. Ее колени пружинят.

– Ты же видела, как он поступил с Кэти только за то, что я с ней поговорила. Я сделаю ей только хуже. Просто получу судебный запрет. – Она поднимает на меня глаза. – Я больше не считаю, что это он.

– Я – тоже. – Пэм сказала, что Капитан среднего роста. Никто при здравом уме не описал бы Дэрила Каучински как человека среднего роста. Он из того типа людей, кому приходится пригибаться, чтобы пройти в дверной проем.

– Ладно. – Кэлли вздыхает. Она открывает ноутбук и поворачивает его экраном ко мне. – Вот что я сделала ночью.

Я гляжу на страницу Саши на «Связи» – двадцатилетней довольной девушки, которая предлагает услуги джентльменам Фейетта и района Уэстморленда, но готова поехать и дальше.

Когда мы были маленькими, у Кэлли была кукла марки «Американская девочка». Не такая крутая, как в то время, когда у нее были собственные книжки, а такая, которую делали по заказу, чтобы она выглядела в точности как ты. У Саши были даже футбольная форма и одежка для вращения жезла, как у Кэлли.

– Милое имя, – говорю я Кэлли, пока она крутит вниз страницу. Сердце трепещет – там селфи девушки, сделанное через плечо у зеркала. Она в плавках от бикини, длинные светлые волосы струятся по спине. Узнаю чехол от телефона Кэлли: мятного цвета, с рисунком одуванчика, семена раздувает невидимый ветер.

– Я закрыла лицо, – говорит Кэлли. – На всех страницах девушек, где я была, нигде не показано лицо. Есть тонна других сайтов – просто отвратительно, как их много, я выложила и там тоже.

Мне приходится отвернуться.

– Не нравится мне это. Не надо таким заниматься.

Кэлли закрывает ноутбук.

– Сама знаешь, мы бы даже не стали рассматривать такой вариант, если бы были другие.

Я проглатываю слюну.

– И что дальше?

– Ждем, – отвечает она. – Поглядим, заинтересуется ли он.

_***

Я рассказываю Кэлли, что у меня, возможно, есть зацепка по Джослин, чтобы она дала мне ключи от машины, пока Рика с Мэгги нет дома. Кэлли хочет поехать со мной, но я ей напоминаю, что Мэгги придет в бешенство, если застанет Кэлли не в постели.

Первая остановка – компьютерный зал в библиотеке. Я ввожу номер с карточки Кэлли, и тут же появляется серое окно с часовым таймером интернет-сессии.

Ищу свидетельства о рождении и нахожу совпадение на сайте архива, который хвастает тем, что в его базе данных более 4,6 миллиарда записей. Чтобы проверить, работает он или нет, ввожу: имя и девичья фамилия матери – Аннетт Мауди, место рождения – Флорида.

Найдено две записи. Не могу просмотреть полное изображение сканированного свидетельства без платного членства, но на вид оно какое надо.

Ввожу: Джослин Мауди в Пенсильвании.

Записи не найдены.

Пробую «Джослин Киркпатрик» и, когда ничего не выходит, «Джослин Лоуэлл», хотя сестра не меняла фамилию на отцовскую, пока не стала чуть постарше.

Записи не найдены.

Я просовываю палец в дырку на коленке джинсов. Видимо, какая-то ошибка. Или мама соврала о том, где родилась Джослин: она рассказывала, что уехала от отца Джослин, переехала в Пенсильванию, там родила, встретила Гленна Лоуэлла, когда ребенку исполнилось два, а годом позже Гленн с мамой поженились.

Вот только в США нет свидетельства о рождении ни Джослин Мауди, ни Джослин Киркпатрик. Поисковая система спрашивает, имела ли я в виду «Джастина Мауди» или «Джейсона Киркпатрика».

Закрываю сайт и гляжу через плечо от паранойи, что кто-то понял, что я не отсюда, и сдаст меня за пользование карточкой Кэлли. Но люди за компьютерами напоминают вялых зомби перед экранами мониторов. Надеюсь, я на них непохожа.

Еще раз ищу Мэйси Стивенс, просматривая фотоальбом журнала «Пипл», изданного пять лет назад. Мне кажется, что она до сих пор приковывает внимание людей: Мэйси Стивенс, Крошка Америки. Общественность так же жаждет ответов, как и ее родная семья.

Безумие – думать, что на прошлой неделе она взяла и зашла в окружную тюрьму Фейетта как двадцатишестилетняя Бренди Батлер.

Пробегаю взглядом по статье. Мое внимание привлекает одна цитата: «В 2004 году, в интервью с Синтией Чан, Робин и Берни Стивенс заявили, что считают: их внучка до сих пор жива, так как могла быть продана на черном рынке приемных детей. В правоохранительных органах сказали, что они продолжат искать возможных свидетелей Мэйси, но предостерегли, что торговля детьми в США случается крайне редко».

Синтия Чан раньше была главной ведущей передачи «Этим вечером» на NBC, пока ее не подсидела Дайан Сойер или кто-то другой. Бабушка иногда смотрела ее передачи: Чан – элегантная, монотонно говорящая женщина, которая временами кивала со своего кожаного кресла, пока гости ее студии плакали.

Я нахожу на «Ютьюб» интервью со Стивенсами и втыкаю наушники в компьютер. Видео идет сорок минут. Пропускаю начало, в котором, по-видимому, родители Аманды по большей части доказывали ее невиновность.

Аманда забеременела в девятнадцать. Отец ребенка умер в дорожно-транспортном происшествии с мотоциклом. Жизнь у Аманды была трудная, но она любила Мэйси и ни за что не причинила бы ей вреда.

На двадцатиминутной отметке Синтия Чан спрашивает Стивенсов, что, по их мнению, случилось с внучкой.

– Я думаю, ее продали, – говорит Робин Стивенс со всей злостью женщины, которая вбила себе в голову какую-то мысль и не собирается от нее отказываться, пока ей не докажут обратное. Я разбита. Она напоминает мне Джослин. Где-то в голове бормочет отец.

Упрямая паршивка. Вся в мать.

На экране Робин Стивенс промокает платком глаза. Даже сидя она вполовину меньше мужа. Волосы коротко стрижены и покрашены в цвет вишневой колы. Она поправляет очки формы «кошачий глаз».

– Мэйси – красивая, здоровая девочка. Знаете, сколько платят за здоровых белых детей на черном рынке?

Видео начинает обрабатываться в буфере. Я выхожу из экрана. Все равно я услышала все, что было надо.

_***

Ванда, похоже, не удивлена. Она откладывает в сторону бумажный футляр и тяжело, всем телом, вздыхает.

– Снова я, – говорю я.

– Милая, я не знаю, как тебе помочь. – Ванда виновато на меня смотрит. Я знаю, что она, скорее всего, получила мое сообщение и решила не отвечать.

Я наклоняюсь к краю конторы.

– Это важно. Я кое-что нашла в вещах отца. Мне кажется, он что-то знал о пропавшей девочке.

Ванда поворачивается в кресле и кричит через плечо:

– Билл, я на обед.

Она встает. Я иду к охранной решетке.

– Нет, стой там, где стоишь, – ворчит Ванда.

Она встречает меня по другую сторону стекла и жестом зовет за собой на улицу. Сбоку здания есть внутренний двор для сотрудников. Два длинных стола для пикника, за одним из которых сидят три охранника и едят с пластиковых подносов.

Мы с Вандой присаживаемся за свободный стол. Я замечаю, что она не принесла с собой обед.

– Дело в Мэйси Стивенс? – спрашивает она.

Что-то во мне сдувается.

– Я нашла номер телефона, позвонила, и случилось нечто странное. Мне перезвонила агент ФБР и сказала, что этот номер – горячая линия для пропавшей девочки.

Я ожидала, что Ванда удивится, например, попросит меня рассказать больше. Вместо этого она вздыхает.

– Твой отец пытался вымогать деньги у всем известной семьи пропавшей девочки, – говорит она, – и он был не первым. За много лет минимум пятеро заключенных заявляло, что они убили девочку Мэйси Стивенс.

Я моргаю.

– Ложные признания, – поясняет Ванда. Они отбывают пожизненное, им скучно. Заявляют, будто что-то знают о громком убийстве, потом говорят, что знают, где тело, только ради того, чтобы полиция пустилась по напрасному следу, обратив внимание на них. Такое случается постоянно.

– Это непохоже на моего отца, – говорю я. – Он сел даже не за убийство. Что если он правда что-то знал?

– Он позвонил на горячую линию и сказал, что расскажет, где Мэйси, – говорит Ванда, – но только если ему сначала отдадут награду.

– И больше он об этом ничего не говорил?

Ванда качает головой.

Вот и случилось: единственная вещь, которая, как я думала, никогда не сможет меня сломить, оставила во мне первую трещину.

Доказательство, что мой отец оставался куском дерьма до самого конца.

Глава двадцать шестая

Я поворачиваю на Главную улицу, когда в кармане начинает вибрировать телефон. Не хватало мне еще получить штраф за разговор по мобильнику за рулем. На Главной некуда заехать, если только я не рискну припарковаться параллельно. Но я скорее сквозь землю провалюсь, чем стану рисковать минивэном Мэгги: разбитая машина может стать последней каплей, из-за которой меня отправят обратно во Флориду.

Телефон перестает звонить, и я чувствую панику. Если это она и я ее упустила, то могу не попасть на нее снова.

Моя мама.

Я втискиваюсь в место на парковке почтового отделения как раз, когда телефон звонит снова. Я выуживаю его из кармана. Это Кэлли.

– Где ты? – Голос до сих пор хриплый, но уже лучше, чем вчера. – Я тебе звонила.

– Да, я уже поняла. – Сердце до сих пор стучит. Я злюсь на Кэлли из-за того, что она – просто Кэлли, а не Аннетт. Но потом она говорит мне:

– Возвращайся. Кажется, он мне написал.

_***

Когда я возвращаюсь домой, Кэлли сидит со скрещенными ногами на кровати, перед ней стоит ноутбук.

– Он не попросил о встрече или чем-то другом. – Она выпалила это на едином дыхании. – Но ник…

Я плюхаюсь на кровать и поворачиваю ноутбук к себе.

Личное сообщение от кпт818:

«Что такая милая девушка делает на таком сайте?»

Я гляжу на Кэлли.

– Возможно, КПТ – это просто выдуманные инициалы, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Посмотри на фото, – она показывает на экран.

На аватаре профиля – человек в черной шляпе и очках-капельках. Он наставил на камеру длинноствольный пистолет.

– Кажется, это скриншот из фильма, – говорю я.

– Из «Хладнокровного Люка», – оживленно говорит Кэлли. – Это Капитан, злодей из фильма.

Я гляжу на Кэлли.

– Ты смотрела «Хладнокровного Люка»?

Она качает головой.

– Я послала фотку в письме Райану на работу, и он его узнал. Я же говорила, что он пригодится.

Я пропускаю это мимо ушей.

– Что ты собираешься ему ответить? – В ушах застучала кровь. Возможно, это он, «монстр».

Кэлли на секунду задумывается и печатает: «А с чего ты решил, что я милая?». Капитан не отвечает. Потом иконка в углу показывает, что он вышел из Сети. Кэлли прикрывает рот рукой.

– Черт, – цедит Кэлли сквозь пальцы. – Что я сделала не так?

Я встаю и начинаю ходить по комнате Кэлли. Она права: хочется чем-нибудь бросить, высунуться из окна и орать «дерьмо, дерьмо, дерьмо!».

Мы нашли сукиного сына. Нашли и потеряли.

_***

На следующее утро Кэлли настаивает, что ей стало лучше и она готова к шопингу по магазинам Брайарвуда, о которых они с Мэгги разговаривали. Меня так расстроил проваленный план заманить Капитана, что я даже не сопротивляюсь, когда Мэгги предлагает пойти с ними.

В «Поттери Барн» Кэлли выбирает синие с белым простыни для комнаты в общежитии. Мы проходим мимо «Олд Нэви», где знак на витрине рекламирует две пары шортов за двадцать долларов.

Лицо Мэгги сияет.

– О, мне бы не помешали шорты.

Кэлли закатывает глаза, но Мэгги тянет ее внутрь, к столу с шортами всех цветов радуги.

– Мне нужна только одна пара, – говорит она, роясь в стопке. Кэлли стоит в углу с телефоном и зевает. Мэгги находит пару шортов моего размера и сует их мне. – Может, примеришь? Грех не воспользоваться такой хорошей сделкой.

Знаю, что она просто хочет купить мне шорты, чтобы я перестала париться в джинсах.

– Спасибо, – говорю я и пропадаю с шортами в примерочной. Надев их, оцениваю себя в зеркале. Ноги бледные, зато на носу добавилась пара веснушек за то время, что я провела на солнце. Волосы волнами спадают по бокам от лица вместо того вороньего гнезда, с которым во Флориде приходилось бороться каждый день.

Внешне кажется, что Фейетт на меня хорошо повлиял.

Ручка дверцы поворачивается, и я отскакиваю назад, чувствуя, будто мою приватность нарушили, хотя я одета. В примерочной появляется Кэлли. Взгляд у нее безумный.

– Гляди. – Она сует мне в лицо телефон.

Она на «Связи», открыта ее личная почта.

«Есть планы на вечер, дорогая? – КПТН».

– Чтоб меня, – выдыхаю я.

В дверь стучат.

– Ну как, Тесс, подошли? Это Мэгги.

– Сели нормально, – хриплю я. – Наверно, я их возьму.

Когда Мэгги уходит, Кэлли начинает писать ответ Капитану. Я хватаю ее за пальцы.

– Ты что делаешь? – шиплю я.

Кэлли отстраняется от меня.

– Надо ответить. Он начнет подозревать, если я пропаду.

– Попроси его рассказать о себе, что-нибудь такое, чтобы мы смогли понять, кто он такой, – советую я.

Внезапно в примерочной начинает недоставать воздуха.

– Если он – «монстр», то для такого слишком умен, – шепчет Кэлли. – Ты же знаешь, придется встретиться.

Я заставляю себя сунуть руки в карманы шортов и наблюдаю, как Кэлли пишет ответ Капитану:

«Я ухожу с работы в 10. А какие планы у тебя?».

_***

Рик ложится спать уже в десять тридцать. Мы с Кэлли смотрим фильм в общей комнате, усевшись по разным углам дивана. Мэгги хозяйничает на кухне, включает посудомоечную машину. В одиннадцать она заглядывает в комнату, чтобы пожелать нам спокойной ночи.

Мы как раз начали смотреть новый фильм.

– Как досмотрим, пойдем спать, – говорит ей Кэлли, при этом зевая для убедительности.

– Хорошо. – Мэгги целует нас обеих в макушки. Слышу, как она трижды проверяет дверную ручку на парадной двери, хоть Дэрил Каучински и проведет всю ночь в изоляторе временного содержания.

Мэгги поднимается наверх, мы с Кэлли молчим. Смотрим сорок пять минут «Форсажа», и на телефон Кэлли приходит сообщение.

– Райан на улице, – говорит она.

Мы оставляем телевизор и свет включенными: Мэгги все равно думает, что мы не будем спать еще пару часов. «Уэстфилд плаза» в двадцати минутах от Фейетта. Если Капитан прибудет туда вовремя и все пройдет согласно плану, то мы вернемся через час.

Сам план, по словам Кэлли, «простой». Мы дожидаемся приезда Капитана в фургоне Райана. Узнаем номер его машины, сделаем фотографию и уберемся отсюда подальше, пока он не понял, что Саша не придет.

Это как с римской свечой: если неправильно рассчитать время, ситуация сама ударит по нам. Райан припарковался за два дома от нашего. Фары выключены. Когда мы забираемся в машину, он кивает. Его глаза в темноте беспокойно блестят.

– До сих пор не могу поверить, что мы это делаем, – бурчит он, поворачивая ключ зажигания. Двигатель фургона глохнет, и мы все дружно вздыхаем. После следующего поворота ключа он все же заводится, под нами раздается ровный гул. Кэлли вдруг хватается за ручку пассажирской двери, костяшки ее пальцев белеют.

Мы доезжаем до торгового центра с запасом в пятнадцать минут. Во всех отделах темно, кроме захудалого боулинга в дальнем конце стоянки.

– Вот, – я показываю на стоянку боулинга, – там темно. Подождем там, чтобы он не увидел фургона.

В боковом зеркале вижу, как Кэлли уже открыла рот, чтобы возразить.

– Мы же ему написали, что Саша с ним встретится перед «Таргетом».

– Тесса права, – говорит Райан. – Надо держать дистанцию до последней возможной минуты.

– Чтобы он понял, что Саши нет, и ушел? – Кэлли хмурится. – Кто-то из нас должен спрятаться за баком возле «Таргета», чтобы получить четкий снимок его номера.

– Так недолго оказаться и внутри бака, – говорит Райан.