Тогда Элен подумала, что все пропало и что она больше ничего не сможет узнать о Хетти Брекенридж. Но она понимала, что остаются другие путеводные нити вроде живых родственников. Идея о поиске наследников Хетти в буквальном смысле электризовала ее. Будут ли они похожи на Хетти? Будут ли они знакомы с ее историей, передаваемой из поколения в поколение? Может быть, у них сохранилось что-то еще: письма, фотографии и вещи, которые могли принадлежать самой Хетти. Что произойдет, если Элен найдет родственников и пригласит их к себе? Будет ли Хетти довольна ее решением, настолько довольна, что снова покажется им? Не к этому ли Хетти склоняет ее: узнать историю жизни семьи, а не просто отдельные фрагменты, никак не связанные с будущим?
Элен подумала о том, как отец повлиял на формирование ее личности. О вещах, которым он ее научил, и о его историях, которые она по-прежнему носила в себе. Это были истории о его собственном детстве, о давно умерших родственниках и о строительстве домов. Что могла Хетти передать своим наследникам? Какие истории они могли бы поведать?
– Ну ладно, – сказала Элен. – Теперь давай посмотрим, удастся ли нам выяснить что-нибудь о том, что произошло с детьми Джейн, Марком и Энн.
– Попробую найти, что смогу, – ответила Рили, осторожно поставив картину на стол и прислонив ее к стене. Потом Рили устроилась за компьютером в углу, и ее пальцы запорхали над клавиатурой.
– Вы с Натом закончили водопровод? – спросила Рили, не отрываясь от работы.
– Да. Фактически сегодня мы начали возиться с проводкой. Привезли кучу коробок, просверлили отверстия в каркасе и начали укладывать кабель.
– Завтра я буду занята, но послезавтра могу заглянуть во второй половине дня и помочь с работой, – предложила Рили.
– Это будет здорово, – отозвалась Элен и снова обратила внимание на картину.
На шее Хетти было необычное ожерелье: серебряный круг с треугольником внутри. В центре треугольника находился квадрат со вписанным кругом меньшего размера и миниатюрным глазом посередине.
«Третий глаз», – подумала Элен.
– Не возражаешь, если я сфотографирую портрет? – спросила она.
– Само собой, – ответила Рили, продолжая стучать по клавиатуре.
Элен сделала несколько снимков под разными углами. Казалось, глаза Хетти следили за ней, куда бы она ни направлялась.
– Вот, послушай-ка, – сказала Рили. – Марк Уайткомб, сын Джейн и Сайласа, умер в 2000 году. Он был женат, но неясно, остались ли дети, – последовал быстрый перестук клавиш. – Ого! Это уже интересно.
– Что там? – Элен подошла ближе и выглянула из-за плеча Рили.
– Кажется, я нашла Энн, дочь Джейн.
Элен наклонилась ближе и посмотрела на фотографию супружеской пары. Темные волосы женщины были сколоты на затылке, и у нее были тревожные, влекущие глаза. Глаза Хетти. Мужчина был ниже ее, с редеющими волосами и щеточкой усов. Они стояли перед рождественской елкой, обнимая друг друга. Над фотографией был газетный заголовок, набранный крупными буквами:
«Убийство и самоубийство потрясло город Элсбери».
Прищурившись, Элен увидела дату: 24 мая 1980 года.
«Полиция расследует смерть Сэмюэля Грэя и его жены Энн Грэй. Подозревается убийство и самоубийство.
Грегори Аткинсон, полковник полиции штата Вермонт, сделал следующее заявление: «Примерно в 17.00 в пятницу Сэмюэль Грэй застрелил свою жену Энн, а потом выстрелил в себя из пистолета, зарегистрированного на его имя. Это произошло в их доме на Каунти-роуд, где Грэй содержал молочную ферму. Двое их малолетних детей оказались свидетелями преступления, но остались целы и невредимы. В настоящее время дети находятся под опекой у родственников».
Это самое тяжкое преступление в истории городка с населением 754 человека. По словам секретаря городского совета Тары Гоньи, «это было ужасное потрясение для нас. Оно всколыхнуло всю городскую общину».
Друзья и соседи выразили соболезнования в связи с чудовищным происшествием на молочной ферме Грэя, но Уильям Марш заявил, что он не удивлен. «Сэм был несносным человеком и пьяницей, – пояснил Марш. – Ему было трудно сводить концы с концами. Думаю, его жене и детям пришлось многое вытерпеть от него. Я видел синяки и подбитые глаза, слышал крики и вопли, которые доносились оттуда».
В полиции отказались от комментариев по поводу домашнего насилия в доме Грэя.
«Энн была настоящим ангелом, – сказала их соседка Пенни Стормберг. – Она была полна жизни и всегда улыбалась. Такая прекрасная подруга и соседка… и бедные дети. Вы можете представить, сколько горя им пришлось вытерпеть?»
Члены семьи в данное время недоступны для комментариев».
Элен попятилась и внезапно похолодела, покрывшись мурашками с головы до ног.
Они умерли. Энн больше нет.
– Все это просто ужасно, – сказала Рили. – С этими женщинами из поколения в поколение происходили страшные вещи. Хетти, Джейн, Энн… такое впечатление, что все женщины в этой семье были прокляты. Обречены на насильственную смерть.
Элен кивнула, продолжая смотреть на фотографию с улыбающимися лицами Энн и Сэмюэля на фоне рождественской елки.
– Где находился Эйлсбери? – спросила она.
– К юго-востоку отсюда. Пожалуй, туда можно добраться максимум за полтора часа.
– Думаю, нужно съездить туда и осмотреться.
Рили посмотрела на нее и немного прищурилась.
– Ты хочешь привезти что-то с собой, верно? Для дома… или для Хетти?
Элен кивнула:
– Это меньшее, что я могу сделать. Нужно как-то отплатить ей.
И может быть – она не исключала такую возможность, – три поколения женщин из семьи Брекенридж встретятся у нее на кухне.
Рили смерила Элен пристальным взглядом.
– Такое впечатление, что ты создаешь семейное древо, – сказала Рили. – Неплохая идея – отдать дань уважения всем этим несчастным женщинам.
Она вернулась к компьютеру, снова постучала по клавиатуре и посмотрела на экран.
– Каунти-роуд, двести два, город Эйлсбери, – сказала Рили и записала адрес на клочке бумаги. – Там находится старая ферма Грэя, где произошло убийство.
Глава 23
Олив
7 августа 2015 года
– Откуда они?
Олив стояла на коленях с молотком и стамеской, очищая кирпичи от старого известкового раствора. Утро все провели в доме, занимаясь электропроводкой. Рили приехала на помощь, и они практически закончили работу на первом этаже. Потом Рили уехала, а Нат удалился в фургон.
Олив процарапала кирпич стамеской. Новое ожерелье с подвеской всевидящего глаза было надежно скрыто под футболкой.
Элен и Нат собирались использовать кирпичи для кладки очага под дровяной плитой в гостиной. Элен объяснила, что вместо традиционного камина в центре старинной «солонки» из Новой Англии они собираются установить гораздо более энергоэффективную и высокотехнологичную дровяную плиту. Так они собирались обогревать весь дом, а пропановым отоплением пользоваться только в самые холодные дни. Олив задумчиво кивала. Ей нравились маленькие исторические уроки в повседневных беседах с Элен, когда она узнавала о старой колониальной жизни и о выживании первых поселенцев. Эти истории интересовали Олив больше всего, в отличие от источников тепла или эффективности дровяной плиты. Олив хотела слышать, как рубили деревья или охотились, как люди сохраняли еду на блоках озерного льда без всяких холодильников.
– Я привезла их со старой фабрики, где сейчас идут ремонтные работы, – сказала Элен, обрабатывавшая свой кирпич проволочной щеткой. – Они собирались выбросить кирпичи, так что я получила их бесплатно.
Элен гордо улыбнулась. Олив провела достаточно времени в обществе Ната и Элен, поэтому она понимала, что бюджет строительства был сложной проблемой. Нат всегда упирал на экономию и раскладывал таблицы с выкладками и расчетами. Элен держалась спокойнее и всем своим видом показывала: «Не волнуйся, все как-нибудь устроится».
Это было немного похоже на родителей Олив, – как ее отец напряженно сидел с калькулятором в руке и счетами за последний месяц, а мама приносила ему пиво, массировала плечи и обещала, что скоро все изменится.
– Похоже, они очень старые, – сказала Олив, глядя на кирпичи. – Некоторые совсем почернели, как из камина.
– Там был пожар, и фабрика почти полностью сгорела.
– Что за фабрика? – поинтересовалась Олив.
– В Льюисбурге.
Льюисбург. Для нее это название прозвучало как тревожный звонок. Чек за кофе и шоколадный батончик, найденный в вещах матери, красная звездочка на карте, левый нижний угол треугольника.
– Ткацкая фабрика была градообразующим предприятием до большого пожара в тысяча девятьсот сорок третьем году.
– Что там случилось? – спросила Олив.
Элен посмотрела на нее с особым выражением тревожной озабоченности, которое Олив доводилось видеть у собственной матери.
– Это довольно жуткая история, – сказала Элен.
– Тогда я определенно хочу ее услышать, – заявила Олив. – Давайте, это не может быть хуже того, что тетя Рили рассказала нам про Хетти, верно?
– Это ужасно на свой манер, – сказала Элен. – Местный управляющий запер двери снаружи, чтобы работницы не выходили покурить во время смены. Они не смогли выйти наружу, когда начался пожар.
– Вот дерьмо! – выпалила Олив, прежде чем сообразила, что говорит со взрослым человеком, притом с учительницей. – Прошу прощения, – смущенно добавила она.
– Все нормально. – Элен улыбнулась.
– Как выглядит Льюисбург? – спросила Олив. – Это большой город?
– Нет, совсем небольшой, даже меньше Хартсборо. Там почти не на что смотреть. Фабрика остается главной достопримечательностью. Сейчас ее реконструируют, хотят разместить там жилые квартиры и офисы.
Олив кивнула. Но почему ее мама отправилась туда? Не похоже, чтобы она искала новую квартиру или особенно интересовалась старыми фабриками, хотя…
– Значит, там уже кто-то живет? Какие-то квартиры заселены?
Возможно ли, что ее мама переехала туда и сейчас живет в новой квартире с загадочным незнакомцем?
– Нет, – ответила Элен. – Реконструкция только началась, и, похоже, впереди еще много работы. Хорошо, что они решили восстановить памятник индустриальной архитектуры, а не просто снести его и построить новый многоквартирный дом. Впрочем, тот человек, с которым я разговаривала на стройке, утверждал, что там водятся призраки.
Возможно, мама поехала туда по поручению спиритического клуба. Черт побери, она могла отправиться туда вместе с Дикки и остальными членами для проведения сеанса или для записи потусторонних голосов, как в телесериале «Охотники на привидений».
– В самом деле? – спросила Олив. – Настоящие призраки?
Элен кивнула:
– Во всяком случае, он так сказал.
– А вы верите в такие вещи? В призраков и духов умерших людей?
Элен сосредоточилась на очистке кирпича, словно не услышала вопрос.
– Да, – наконец сказала она. – Раньше не верила, но теперь верю.
Учительница истории, которая верит в призраков. Разве это не круто? Олив улыбнулась.
– Мне хотелось бы увидеть призрак, – призналась она. – Любого человека, но на самом деле мне больше всего хочется увидеть призрак Хетти Брекенридж.
Элен с новой силой заскребла щеткой по кирпичу и приоткрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, но потом передумала и посмотрела на фургон. Нат только что вышел на улицу и направился к ним.
Нат проводил много времени, выслеживая белую олениху, которая продолжала являться ему. Олив думала, как странно, что она всю жизнь провела в местных лесах и много охотилась, но ни разу не видела белого оленя, а этот парень из Коннектикута уже несколько раз сталкивался с этим чудом. Конечно, Олив слышала местные истории, предупреждавшие о том, что нельзя стрелять в белого оленя, если увидишь его. Истории об охотниках, последовавших в лесную чащу за белым оленем и не вернувшихся назад. Раньше Олив думала, что это сказки.
Нат направлялся к ним; он выглядел очень недовольным. Олив собралась с духом и гадала, что она могла сделать не так. Нат по-прежнему относился к ней с подозрением и как будто искал любой повод, чтобы изобличить ее.
По правде говоря, Олив беспокоилась, что у него самого в последнее время не все в порядке с головой. Этот белый олень, или призрачный олень – как его ни назови, – превратился в одержимую мечту, поглощавшую мысли и силы Ната.
Он разместил во дворе камеры для наблюдения за природой. Начал с камеры, купленной в универмаге, а потом заказал еще две штуки в интернет-магазине: дорогие технологические игрушки с датчиками движения и съемкой в инфракрасном диапазоне, которые установил на деревьях вокруг двора, – «для большего покрытия», по собственному выражению Ната. Казалось странным, что он потратил больше тысячи долларов на эти приборы, хотя настаивал на экономном бюджете строительства, но Олив уже давно отчаялась понять, зачем взрослые поступают тем или иным образом. Нат подключил камеры к своему ноутбуку по беспроводной связи, так что мог следить за происходящим в режиме реального времени. Он развесил каменную соль для лизания и разложил специальные брикеты для приманки оленей. В общем, Нат был решительно настроен запечатлеть белого оленя на видео или хотя бы на фото, но до сих пор его усилия не увенчались успехом. Нат сделал отличные снимки скунса, дикобраза и даже койота, но олени ускользали от него.
– Я знаю, откуда взялись эти кирпичи, – сказал Нат, когда подошел к ним. Его лицо было серьезным, губы плотно сжаты.
– Что? – спросила Элен. Олив посмотрела на кирпич, который она держала в руке, продолжая удалять следы известкового раствора.
– Ты оставила открытый поисковый запрос на своем ноутбуке. И страницы, которые ты просматривала, точно посвящены истории… но что это за история? «Донован и сыновья», да? Эти кирпичи происходят оттуда, с той самой фабрики, где случился пожар и погибло много женщин?
Олив посмотрела на следы копоти, покрывавшие ее кирпич, и подумала, могут ли духи умерших вселяться в кирпичи.
– Да, но…
Олив покосилась на Элен и уловила хорошо знакомое виноватое выражение на ее лице. Олив сгорбилась и принялась оттирать кирпич, хотя больше всего ей хотелось исчезнуть. Конечно, можно встать и убежать, но это будет выглядеть слишком странно. Олив ненавидела ссоры между взрослыми. Ее родители часто сорились на кухне, когда Олив сидела за столом, все ниже и ниже опускаясь на стуле, пока не становилась практически невидимой. Однажды она видела, как мама поссорилась с тетей Рили, что выглядело еще более странным, так как они были лучшими подругами. «Тебе нужно пойти», – сказала Рили. Мама отказалась. «Есть вещи, которые не подлежат обсуждению, и это одна из них!» – прошипела Рили с таким недовольным видом, словно пивная вечеринка с дешевой музыкальной группой была самой важной вещью на свете. Но теперь Олив понимала, что важным было не место, куда они собирались пойти, а тот факт, что они будут делать это вместе. Получалось так, что ее мать больше не хотела общаться с Рили.
Мама отказалась пойти, и Рили сильно хлопнула дверью, когда уходила из дома. Это был единственный раз, когда Олив видела, как ее тетя совершенно вышла из себя.
Теперь Нат стоял над ними и сверкал глазами, глядя на Элен.
– Поэтому ты и поехала туда, верно? – грозно спросил он. – Ты знала о пожаре и хотела получить кирпичи из-за пожара, из-за погибших людей.
– Успокойся, Нат. Думаю, есть вероятность, что…
– Господи, Элен, – резко перебил он. – Почему бы нам просто не купить кирпичи в строительном магазине? Что за одержимость – наполнять наш будущий дом вещами с мрачной историей?
Мрачная история. Олив это понравилось. Она потрогала свою футболку, ощущая подвеску от материнского ожерелья.
«Я все вижу».
– У кирпичей из строительного магазина нет никакой истории, – сказала Элен.
Нат испустил протяжный, театральный вздох.
– Ты знаешь, что мне нравится твоя идея приносить в дом исторические вещи. Но разве истории, которые они рассказывают, обязательно должны быть такими ужасными? Неужели они должны быть основаны на смерти и трагедии?
Она не ответила.
Может быть, Нат был не единственным, у кого поехала крыша? Может быть, Элен тоже немного спятила? Эта мысль поразила Олив, как удар в живот.
Элен хранила свои секреты. Мать Олив тоже хранила свои секреты, и куда ее это привело?
Нат не стал дожидаться, пока Элен ответит или попеняет ему за сцену в присутствии посторонних. Он пошел в дом, бросив на ходу:
– Я собираюсь начать электропроводку на втором этаже.
Олив дочиста отскребла свой кирпич. Ей хотелось что-нибудь сказать, – вернее, она чувствовала, что должна что-то сказать, – но слова не шли в голову. Речь шла о взрослой женщине, к тому же учительнице. Элен была добра и внимательна к ней, и Олив полагала, что они вроде бы подружились, но было бы глупо утешать ее и говорить: «Мне очень жаль, что ваш муж наорал на вас». Это было неправильно. В конце концов, когда молчание стало невыносимым, Олив спросила:
– Значит, в том пожаре погибло много людей?
Элен вздрогнула, как будто забыла, что Олив сидит рядом с ней. Потом кивнула:
– Погиб один мужчина и двенадцать женщин. Все они работали на фабрике. И я думаю… нет, я уверена, что одной из женщин была Джейн, дочь Хетти.
Олив почувствовала, как по шее пробежали мурашки. Подвеска тепло запульсировала под футболкой.
Значит, вот что там делала ее мать. Должно быть, она узнала историю Джейн и решила, что дух мертвой женщины может дать ей какое-то указание насчет сокровища.
Глава 24
Элен
8 августа 2015 года
Элен выехала из дома в восемь утра и отправилась в Элсбери поискать фермерский дом, где погибла Энн. Она ввела в навигатор нужный адрес: Каунти-роуд, 202. Правда, Элен не вполне представляла, что будет делать, когда окажется на месте. Постучится в дверь, познакомится с нынешними владельцами и скажет им, что интересуется судьбой Энн, ее вещами и обстоятельствами ее гибели?
Ну да. Это был самый верный способ заставить хозяев хлопнуть дверью и вызвать полицию.
«Хетти подскажет мне, что нужно делать», – внушала себе Элен.
Она пообещала Нату, что вернется в час дня и поможет ему с электропроводкой на втором этаже. Она сказала, что хочет посетить несколько мест, где продаются подержанные кровельные материалы. Ложь по-прежнему вызывала чувство вины, но Элен просто не могла сказать правду. Если Нат узнает, что Элен все еще интересуется Хетти и ее потомками, это послужит предлогом для очередной ссоры, которых и так было вполне достаточно. Казалось, что в последнее время они ссорятся и спорят буквально обо всем, от цвета кафельной плитки для ванной до меню для ужина. Нат настаивал на том, что нужно прекратить покупать еду навынос и назначить строгий бюджет для бакалейных товаров. Тем не менее он хмурился и дулся на Элен, когда вместе с очередными покупками она привезла дешевый местный кофе и прочитала лекцию о пользе натурального питания и защите окружающей среды.
Примерно через час поездки телефон Элен зазвонил. Это был рингтон, выбранный для звонков Ната. Она протянула руку и взяла телефон, продолжая рулить левой рукой.
– Алло?
Мертвая тишина и слабое потрескивание статики.
– Алло, Нат?
– …Элен? – Голос Ната доносился откуда-то издалека и сопровождался отголосками, как будто он звонил со дна колодца.
– Я почти не слышу тебя. Откуда ты звонишь?
– Из дома, – ответил Нат. – Я хотел…
Его голос снова пропал, сменившись потрескиванием и шипением, словно мясо жарили на гриле.
– Ты можешь… – начал он.
– Что? Я тебя не слышу.
– Из-за тебя.
– Нат?
– Из-за тебя. – Это был женский голос, громкий и уверенный. Женский голос, звучавший, как стекло, перемалываемое в кофемолке. Острый, скребущий звук.
Элен едва не свернула с дороги. Она притормозила, остановилась на обочине и включила аварийные сигналы.
– Алло, – прохрипела она в трубку. – Кто это?
Элен затаила дыхание, опасаясь того, что голос может ответить. Телефон в ее руке стал горячим, как будто произошло короткое замыкание и аппарат был готов вспыхнуть.
– Извини, милая, твой голос пропал, – сказал Нат. – Ты на линии?
– Да, я здесь.
Это был Нат. Должно быть, здесь плохая связь, и Элен просто ослышалась.
– Я хотел попросить, чтобы на обратном пути ты заглянула в фермерский магазин и купила корм для оленей. Алло, ты меня слышишь?
Корм для оленей. Разумеется, чего еще мог хотеть Нат?
Корм для его неуловимой белой оленихи.
«Он считает тебя чокнутой, а ты думаешь о нем то же самое. Прекрати», – приказала себе Элен.
У них нет денег на пиццу, на приличное вино или пиво, зато есть куча денег на корм для животных.
Элен ненавидела себя за подобные мысли, за свое возмущение и негодование. Она глубоко вздохнула и вспомнила, как вчера вечером Нат приготовил потрясающий ужин: суп на кокосовом молоке с карри и сладким картофелем, а потом попросил ее закрыть глаза, пока он доставал сюрприз на десерт: милый домик-«солонку» из сладких крекеров с глазурью, очень похожий на их будущий дом. Это был его способ извиниться за вспышку из-за кирпичей.
– Да, Нат, я тебя слышу, – сказала Элен. – Я загляну туда.
– Спасибо, – отозвался он. – Увидимся, когда… – Его голос снова пропал.
Элен положила телефон на пассажирское сиденье и поехала дальше. Через полчаса голос навигатора бодро произнес: «Вы достигли места назначения».
Но поблизости не было никакого фермерского дома.
Она находилась перед просторной лужайкой с узкой подъездной дорожкой, которая вела к огромному бревенчатому дому с застекленным фасадом, широким крыльцом и декоративным прудом. Рядом не было ни почтового ящика, ни таблички с адресом. Элен поехала дальше, глядя по обе стороны от дороги в надежде обнаружить молочную ферму или дом, похожий на жилище фермера. Она миновала кукурузные поля и пастбище со стадом голштинских коров, но не увидела ни одного знака или указателя. Тем не менее она находилась где-то недалеко от старого дома Энн Грэй. Рили могла дать неверный адрес, или плохо сработала навигационная система (в Вермонте такое часто случалось). Может быть, это была новая Каунти-роуд, а где-то существовала старая Каунти-роуд? Нужно было остановиться и расспросить кого-то из местных жителей. Элен продолжала путь, надеясь добраться до городка, но впереди были только новые поля, в том числе заросшие сорняками и заброшенные.
Проезжала ли Энн эти поля, гуляла ли она здесь?
Наконец Элен увидела впереди большой красный амбар с белой надписью сбоку «Старина из сенного амбара». Отлично. Здесь она остановится, спросит про дом Энн Грэй и получит указания.
Элен остановилась у входа, вошла в распахнутую дверь и оказалась в помещении, заполненном мебелью и разными безделушками. В задней комнате играла классическая музыка. Элен миновала старую школьную парту со встроенными счетами, чучело лисы, декоративную угольную плиту из литого железа (рукописная табличка рядом гласила: «Используется только в качестве украшения»), диваны, стулья, зеркала и всевозможные столы. В дальнем конце комнаты к стене была прислонена каминная доска.
Доска была изготовлена из красноватого дерева, отполированного до блеска, с прямыми краями и изогнутыми крепежными скобами. Простая конструкция выглядела прекрасно. На этикетке с ценой было указано 200 долларов, но надпись была перечеркнута, и новая цена опустилась до 100 долларов. Элен представила, как чудесно смотрелась бы эта доска в гостиной, прямо над дровяной плитой.
– Да, это красота, – произнес голос.
Элен обернулась и увидела седую женщину в свитере с завернутым воротником и узором из маленьких скотчтерьеров. Настоящий шотландский терьер выбежал следом за ней с резиновым ежиком в зубах.
– Это Маллиган, – продолжала женщина. – Он настоящий владелец этого места, а я только работаю у него. Меня зовут Энджи.
Элен улыбнулась женщине и собаке, сидевшей у ее ног и сосредоточенно терзавшей резиновую игрушку.
– Это цельная кленовая доска. Могу продать ее за семьдесят пять долларов. На следующей неделе будет очередная доставка с распродажи старых вещей, и мне нужно освободить место.
– Она прекрасна, – сказала Элен. – У вас тут много замечательных вещей.
Она немного прошлась вокруг, потрогала кованое железо и швейную машинку Зингера. Потом повернулась к Энджи.
– Ищете что-то особенное? – поинтересовалась та.
– На самом деле я надеялась, что вы подскажете мне дорогу, – ответила Элен.
– Разумеется. Вы едете в колледж или ищете мотель с постелью и завтраком?
– На самом деле нет. Я ищу фермерский дом, которым когда-то владела семья Грэй. У меня есть адрес, но там нет ничего подобного. Может быть, мне дали неверный адрес…
– Нет, все правильно. Но этого дома больше не существует. Он долго простоял заброшенным, потому что никто не хотел приезжать туда. Люди говорили, что там обитают призраки. Полагаю, если какое-то место хотели бы объявить жилищем призраков, этот дом был бы первым кандидатом. Я думаю, что дома хранят человеческие воспоминания… а вы?
– Ну конечно, – кивнула Элен.
– Так или иначе, дом пришел в упадок, а в прошлом году столичный врач купил этот участок. Он снес все: старый дом, амбар и надворные постройки – и построил себе красивый бревенчатый дом со стеклянным фасадом.
– Да, я видела, – сказала Элен.
Энджи кивнула и подошла к столу с мелкими безделушками.
– Он нанял большую строительную фирму, которая специализируется на шикарных домах. Ему выкопали пруд и запустили туда форель, так что он может рыбачить в любое время. Он проводит там несколько недель в году, в основном по праздникам. По большей части дом остается пустым.
В голосе Энджи звучало презрение. Она стала перестраивать коллекцию бронзовых колокольчиков на столе, выстраивая их от больших к маленьким.
Элен сочувственно кивнула.
– Очень жалко, – сказала она. – Нужно реконструировать старые фермерские дома, а не сносить их.
– Если спросить меня, то это просто позор, – сказала Энджи. – Дом имел свою историю. Разумеется, мрачноватую, но у него был свой характер. – Она наклонилась и похлопала Маллигана по голове. Пес ткнулся носом в ее ногу. – Разве это не правда, Маллиган? – Энджи повернулась и посмотрела на Элен. – Но почему вы искали именно этот дом?
– Я занимаюсь историческим проектом; это что-то типа составления генеалогического древа. Я пытаюсь найти любых родственников одной женщины, жившей на земле, которую мы с мужем купили в Хартсборо. Судя по всему, Энн Грэй была ее внучкой.
Энджи покачала головой:
– Произошло нечто ужасное. Теперь это стало местной легендой. Худшее преступление, когда-либо случившееся в Элсбери, в общем, единственное преступление, не считая нескольких краж и ограбления на автозаправке.
Маллиган сплющил игрушку с пронзительным гудком, и Энджи почесала его за ухом.
– Вы знаете какие-то подробности?
Энджи глубоко вздохнула:
– Ну конечно. Полагаю, все вокруг знают эти жуткие подробности… Например, Сэм был алкоголиком, и его хозяйство катилось под гору. Это была семейная ферма, и она досталась ему в нормальном состоянии, но он просто не справлялся с работой. Он продал большую часть коров, потом разделил участок и продал какие-то части, и все равно не мог расплатиться по счетам. Это не оправдание для его поступка, но некоторое объяснение его мотивов.
Энджи подошла к столу и подровняла стопку старых фотографий, портретов в сепии, изображавших безымянных людей.
– Это было убийство и самоубийство, верно? Оно произошло в доме?
Энджи кивнула:
– Сначала он застрелил жену, потом выстрелил в себя. Прямо в гостиной. Его жена была необычной женщиной. Некоторые называли ее безумной или одержимой. И разумеется, когда она ходила вокруг и называла себя колдуньей, это не помогало делу.
– Колдуньей? – Элен с трудом удержалась от крика. – В самом деле?
Энджи кивнула.
– Она сделала из этого свой маленький бизнес, понимаете? Люди приходили к ней, и она гадала по ладони, по чайным листьям и писала для них заклинания, помогающие в любви или для богатства. Она даже опубликовала книжку о гадании и о мире духов. Но если бы она могла предвидеть свое будущее, то нашла бы способ прекратить это.
– Наверное, так оно не работает, – задумчиво сказала Элен. «Наверное, это что-то еще, – подумала она. – Труднее всего увидеть то, что находится прямо перед нами».
– Пожалуй, да. Но все равно, это было ужасно. Он застрелил ее на глазах у детей.
– Вы знаете, что с ними случилось? – Элен подступила ближе. – Они живут где-то здесь?
– Бедные малыши; тогда им было не больше десяти лет. Ее сына звали Джейсон. А дочь… не припомню ее имя. Они не остались здесь, отправились жить к родственникам.
– Не знаете куда?
Энджи покачала головой:
– Боюсь, что нет. Думаю, за пределы штата, но я не уверена. – Последовала короткая пауза. – А знаете, это забавное совпадение, что вы обратили внимание на эту каминную доску. Она ведь из того фермерского дома.
– Вы шутите!
– Мы с мужем умудрились спасти некоторые вещи оттуда, пока подрядчики не снесли дом до основания: несколько книжных полок, все двери и эту каминную доску.
Элен вернулась к доске.
«Прямо в гостиной», – сказала Энджи.
Энн застрелили прямо перед этой полкой.
– Мой муж Фил, он всегда говорил, что эта семья была проклята. Сама я не особенно верю в проклятия, но должна признать, что эта несчастная семья пережила ужасные вещи.
«Семейная черта», – подумала Элен.
Закрыв глаза, она могла представить эту сцену: каминная полка с разными безделушками и семейными фотографиями Энн, Сэмюэля и их детей, улыбавшихся в камеру. Потом брызги крови и детские крики.
– Мне нравится эта полка, – сказала Элен, даже не задумавшись над своими словами. – Она будет отлично смотреться в моей гостиной.
Энджи улыбнулась.
– Секундочку, – сказала она и вернулась в комнату, где звучала классическая музыка. Вскоре она вышла оттуда с тонкой книгой в бумажной обложке. – Это поощрительный приз, – объяснила Энджи.
Элен посмотрела на титульный лист. «Общение с миром духов», – написано Энн Уайткомб Грэй.
– Подождите… это книга Энн?
Энджи кивнула:
– Я собрала несколько экземпляров и теперь раздаю их подходящим клиентам. Этот экземпляр – ваш.
– Огромное спасибо, – сказала Элен. Она раскрыла книгу на предпоследней главе и прочитала:
«У духов, как и у людей, есть свои замыслы. Некоторые приходят с миром и стремятся вступить в контакт с живыми людьми, особенно со своими ближними. Другие духи имеют более сложные причины.
Дух может явиться, чтобы передать вам сообщение, которое вы не желаете слышать, или даже о чем-то предупредить вас.
Иногда духи возвращаются ради возмездия».
Часть V
Утепление и обшивка
Глава 25
Олив
18 августа 2015 года
– До сих пор не могу поверить, что ты встретилась с Дикки, – сказал Майк, качая головой. Олив не встречалась с ним после того визита; мать Майка завалила его разными делами, а сама Олив была глубоко обижена на него за трусливое бегство. При первой же встрече он попросил как можно подробнее рассказать обо всем, что произошло после того, как она поднялась по ветхой лестнице на второй этаж отеля. Олив рассказала в общих чертах, но не стала останавливаться на самых важных открытиях.
– А я не могу поверить, что ты бросил меня и убежал, – сказала она. – Ты повел себя как последний трус; по крайней мере, ты мог дождаться меня снаружи. Ведя я искала тебя, когда вышла оттуда. Думала, ты стоишь на страже, или как это еще называется?
Майк промолчал, глядя на свои грязные кроссовки.
Они встретились на болоте, неподалеку от старого дома Хетти. Лягушки-быки завели странный тревожный хор, повышая голоса, словно старались перекричать друг друга.
У Элен и Ната все было тихо. Утром Олив помогала им заполнять стены рулонами розового стекловолоконного утеплителя. Даже при работе в перчатках, в куртке с длинными рукавами и джинсах, заправленных в сапоги, кусочки утеплителя проникали под одежду и вызывали невыносимую чесотку, точно так же, как в тот раз, когда Олив помогала отцу укладывать утеплитель. Она надеялась, что Нат с его любовью к натуральным материалам воспользуется растительным волокном или переработанным патагонским флисом, но ей не повезло. Возможно, эти материалы были слишком дороги. Потом Олив сходила домой, вымылась под душем и встретилась с Майком. Элен и Нат надеялись сегодня покончить с утеплением и приступить к навешиванию внутренней обшивки из гипсокартонных листов.
– Что, если кто-то видел, как ты вошла туда? – спросил Майк и наклонился, чтобы сорвать стебель осоки. – Что, если твой отец узнает об этом? Он страшно разозлится.
– Но он же не знает, верно? В последнее время мой отец почти не обращает внимания, куда я хожу и чем занимаюсь.
Майк нахмурился и начал отщипывать от стебля маленькие кусочки.
– Наверное, ему следовало бы знать. Я хочу сказать, что этот Дикки – настоящий безумец. Он живет с призраками и постоянно носит заряженный револьвер. Только не рассказывай мне, что тебе понравилось в этом жутком месте.
Олив рассказала Майку только то, что услышала от Дикки: ее мать не приходила в отель. Подслушанный телефонный разговор она решила сохранить при себе и только сейчас поняла, как умно поступила. Она ни за что не скажет о своем намерении вернуться туда в следующем месяце и выяснить связь между своей матерью, Дикки и его «призрачным клубом».
– У него было при себе оружие, когда он встретился с тобой?
– Разумеется, – ответила Олив.
– Вот блин! – Майк плюхнулся на траву и уставился на нее с деланым изумлением, которое вскоре превратилось в хмурую укоризну раздосадованного отца. – Олив, ты хоть понимаешь, как это опасно?
– Да, как будто он собирался застрелить меня за то, что я посреди дня пришла в его магазин, – сказала Олив. – Прекрати изображать моего отца.
– Я этого не делаю! – возмутился Майк.
– Правда? Но ты ведешь себя очень похоже.
– Я не хочу быть твоим отцом, – заявил он.
– Тогда кем же ты пытаешься быть? Может быть, моим ухажером? Но я не нуждаюсь в ухажерах.
Его щеки стали пунцовыми, и он встал, гневно глядя на Олив.
– Я пытаюсь быть твоим другом, Олив. – Он немного задыхался, что придавало его словам свистящий призвук, словно у сказочного говорящего койота с большими и грустными глазами. – И вроде бы я твой единственный друг. Если ты слишком несообразительная, чтобы понять это, то, наверное, нам вообще не стоит дружить.
Майк смотрел на нее, ожидая ответа. Кровь зазвенела у нее в ушах.
– Может быть, и не стоит, – сказала она, глядя на него в упор.
Он отвернулся и пошел прочь.
Олив опустилась на один из старых камней фундамента, прислонив металлоискатель рядом с собой и глядя на удалявшуюся спину Майка.
– Трусливая задница! – прокричала Олив вслед, когда он почти скрылся из виду. – Считаешь себя умником, но ты ни хрена не знаешь!
Потом она взяла металлоискатель и начала равномерно обрабатывать участок, все еще подрагивая от гнева.
Ей не нужен Майк. Ей вообще никто не нужен.
Олив утерла кулаком подступившие слезы и положила металлоискатель.
Она даже не знает, что именно хочет найти.
Да, сокровище. Конечно.
Но еще больше она хотела получить ответы.
Что замышляла ее мать? Что она нашла в Льюисбурге? Что-то, связанное с Джейн? Нечто такое, что привело ее к сокровищу? А может быть, из-за этого она попала в беду? И что она делала с Дикки и его друзьями в старом отеле? Что означал рисунок подвески на мамином ожерелье?
Фрагменты головоломки были разложены перед Олив, словно разрозненные нити, из которых предстояло сплести осмысленный узор. Может быть, если бы она все рассказала Майку, он бы помог ей решить эту задачу.
Теперь уже слишком поздно. Он, так или иначе, прибежит к ее отцу и все разболтает.
У Олив болела голова; в глаза как будто насыпали песку. Она тяжело опустилась на низкую каменную кладку фундамента Хетти.
Олив потянула за шнурок и достала из-под рубашки мамину подвеску. Посмотрела на глаз в центре, который как будто подмигнул ей, когда поймал луч света. Олив представила ожерелье на маминой шее; представила ее ноги в сказочных туфлях, медленно танцующие над болотом, плывущие над водой и оставлявшие венерины башмачки в тех местах, где волшебные туфли касались земли.
Подвеска, висевшая на шнурке, слегка покачивалась сама по себе, словно вспоминая движения вместе с матерью.
«Вращайся», – подумала Олив, и подвеска начала вращаться.
«Быстрее», – велела она, и подвеска набрала скорость, вертясь в воздухе.
«Это делаю я, – подумала Олив, продолжая сидеть неподвижно. – Я делаю это силой разума».
Она посмотрела на подвеску и сосредоточилась.
«Двигайся по часовой стрелке», – подумала Олив. Подвеска перестала вращаться и начала описывать небольшие круги по часовой стрелке, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
«Стоп», – приказала Олив, и подвеска замерла, словно подхваченная и удерживаемая невидимой рукой.
– Прыгай вверх-вниз, – вслух сказала Олив, поскольку серебряный амулет вдруг показался ей живым существом, в разговоре с которым не было ничего странного.
Амулет затанцевал, дергаясь вверх-вниз, как кукла на нитке.
Темная, сомневающаяся часть ее личности подумала: «Идиотка, ты сама это делаешь. Разумеется, ты двигаешь ее вручную и даже не сознаешь этого».
Олив подумала об учителе биологии и географии мистере Помпри, который рассказывал им о естественном отборе. В этом году они проходили научную методологию. Делай наблюдения, задавай вопросы, придумывай гипотезу, потом проверяй ее.
Олив посмотрела на подвеску.
«Серебряный амулет дергается вверх-вниз, как будто кто-то регулярно дергает его, словно шарик на резинке, – заметила Олив. – Сейчас нет ветра. Я держу руку совершенно неподвижно. Значит, что-то еще двигает подвеску. Какая гипотеза может объяснить этот феномен? Я предполагаю, что владею телекинетическими способностями, как герои комиксов».
Может, она сходит с ума?
Это было невозможно. Люди не умеют делать такие вещи. Этого не бывает в реальной жизни, только в выдуманных историях.