– Вы уверены, что вам сейчас понадобится камера?

В чем-то он был прав. Фотоаппарат лишь добавит нагрузку на уже и так перегруженный плот, и все же я поняла, что эта камера была для меня спасательным тросом. С ней мне казалось, что Эрик был недалеко, искал меня. А без нее? Ну, это будет конец всяким надеждам.

– Пожалуйста, я не могу ее оставить, – попросила я.

Грэй пожал плечами, снова взялся за весло и подгреб к катеру. Он уже накренился, готовый скрыться под водой.

– Она там, – сказала я, показав на нос лодки.

Грэй протянул руку, схватил камеру и передал мне.

– Спасибо, – поблагодарила я, когда он снова уселся рядом со мной. – Большое спасибо.

Он просто смотрел перед собой и молчал.

Мы дрейфовали несколько часов. Катер скрылся из виду.

– Вы не хотите сделать снимок? – спросил он.

– Какой?

– Сфотографировать нас. Как мы тут сидим.

– Зачем? – спросила я. Мне не хотелось вспоминать про это потом. Я хотела, чтобы появился Эрик. Я хотела оказаться дома и больше никогда не думать об этом ужасном происшествии. Я даже не была уверена, что захочу потом снова увидеться с Грэем.

– Потому что это будет, возможно, последняя фотография, которую мы сделаем, – сказал он.

И тут до меня дошло. Вот оно что. Это жизнь или смерть. Я посмотрела на Грэя, действительно посмотрела на него. Он слегка улыбнулся мне в ответ, и эта улыбка говорила все – и ничего. На мгновение, лишь на мгновение в его глазах я заметила доброту, которую не видела прежде. Я достала камеру и посмотрела в видоискатель. За его спиной садилось солнце, он сидел в его неярком свете, словно в ореоле.

Я сделала снимок и опустила фотоаппарат.

– Готово.

Грэй взял фотоаппарат в руки, а я пригладила ладонью свои светлые волосы, жесткие от морской соли. Моя косметика давно стерлась, вернее, ее смыли мои слезы и соленая вода.

– Взгляните на небо, – сказал он, показывая на оранжевые и розовые краски заката. Я повернула голову и посмотрела на горизонт, прислушиваясь, когда раздастся щелчок камеры, и с облегчением поняла, что он не стал меня фотографировать. Я не хотела знать, как выглядела сейчас. Я не хотела видеть страх в своих глазах, ужас поражения. Грэй сфотографировал два раза закат, убрал фотоаппарат в футляр, и мы молча смотрели, как солнце опускалось за горизонт. Может, мы увидим новый день, может, не увидим. Все, что я знала точно, это то, что я сидела на этом маленьком плоту и слушала, как он прыгал на волнах.

Глава 7


Шел седьмой день. Во всяком случае, я так думала. Дело в том, что мы потеряли счет дням, времени. Мы долго ничего не ели, а наши запасы воды тоже заканчивались. От того мизерного количества, которое мы смогли набрать во время недавнего дождя, почти ничего не осталось, и мы каждый час смотрели на небо с мольбой и надеждой на благосклонность Матери Природы, но она не была настроена на щедрость. Нам отчаянно была нужна вода.

Я не понимала, почему Эрик нас не нашел. Я мучительно беспокоилась за него. Я представляла себе, как он остался на Бермудах, неустанно искал меня днем в океане, а ночью проверял по айфону рапорты Береговой охраны. Вероятно, он уже позвонил моим родителям и Габби. Папа с мамой, конечно, сходят с ума от тревоги, Габби тоже. Они уже вылетели на Бермуды, чтобы помочь Эрику. Может, они все уже здесь. Эта мысль дарила мне надежду. Тут я вспомнила про фотоаппарат Эрика. Вероятно, в карте памяти сохранились снимки нашей свадьбы. Фотографии свадьбы и нашей совместной жизни дадут мне надежду и силы, в которых я отчаянно нуждалась.

Мы с Грэем разговаривали мало. Так, иногда. Но как-то утром он посмотрел на меня так, словно его осенило.

– Почему ваш муж не поехал с вами на катере?

– У него не было билета, – ответила я.

Грэй покачал головой:

– Как странно. Почему?

– В экскурсионном бюро лайнера забыли дать ему второй билет.

– И он не заметил этого сразу?

Я прищурила глаза.

– Что вы говорите? Почему вы меня допрашиваете?

– Просто не складывается два плюс два, вот и все.

– Что не складывается? Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Грэй пожал плечами:

– Не важно. Забудьте о том, что я сказал.

Я вздохнула и отвернулась от него. Что он говорил? Очевидно, он перегрелся на солнце.

Я достала из сумки фотоаппарат и повернула к себе дисплей, чтобы просмотреть сделанные снимки. Сначала появились самые последние. Я ахнула, увидев на маленьком экране первый снимок. Со мной. Когда я думала, что Грэй фотографировал закат, он на самом деле направлял камеру на меня. Первым было мое лицо, снятое крупным планом. Растрепанные волосы, веснушчатый нос. Потом он крупно снял мои глаза. Зачем? Я смотрела на них и с трудом узнавала эти зеленые глаза, мои зеленые глаза. Они были озабоченные, настороженные, полные раздумий, но решительные. Если бы я уже не знала, что Грэй фотографировал меня, я бы не поверила, что это мои глаза. Я глядела на эти снимки, на женщину, которая могла упорно добиваться своего, которая ничего не боялась.

Я посмотрела на Грэя. Мне хотелось что-то сказать ему, но он дремал. Мы договорились спать по очереди, чтобы не пропустить самолет или судно. Я прислушалась к его дыханию. Его руки казались сильными, даже во сне. У Габби отвисла бы челюсть, если бы она увидела его. Он точно ее тип. Красивый. Загадочный. Опасный. Я сказала себе, что познакомлю их, когда нас спасут. Если нас спасут. Я вздохнула. Дыхание Грэя было жестким, я надеялась, что его астма не ухудшится. Конечно, я беспокоилась больше за себя, чем за него. Если он… ну… как я смогу продержаться тут одна?

Я вернулась к фотокамере. Огонек батарейки уже мигал, но я снова просмотрела снимки. Мне хотелось увидеть как можно больше до того, как она окончательно сядет. Я перематывала их и задержалась на фотке, которую снял Эрик: я читаю книгу на балконе нашей каюты. Еще были фотографии нашего лайнера, я в купальном халате в первый день круиза. Я в белом сарафане.

Потом свадьба. При виде изображений, сделанных в основном Габби, слезы обожгли мои глаза. Вот я бросаю букет; мы с Эриком танцуем наш первый танец. Ах, Эрик… Я улыбнулась, увидев, что Габби сняла моего племянника Коннора в тот момент, когда он стянул кусочек глазури с края торта.

На остальных снимках были наш дом в Сиэтле, случайный ужин в ресторане и я на фермерском рынке за неделю до свадьбы. Я держу плетеную корзинку, а из нее торчат морковь и мангольд. У меня заурчало в желудке.

Вот и все. Я пожалела, что больше было нечего смотреть. Фотографии согревали меня, я даже не ожидала от себя такой реакции. Я порылась во внутренней памяти камеры в надежде, что Эрик хранил где-то и другие снимки. Мне нужно было увидеть дом. Нужно было вспомнить, какая чудесная жизнь течет своим чередом где-то далеко отсюда. У меня затрепетало все внутри, когда я увидела дату 12 февраля. Прямо накануне Дня святого Валентина, когда Эрик пригласил меня на ужин в ресторан «Канлис». Я тут же кликнула на это число, но ахнула при виде первого снимка, появившегося на экране.

Пара ног, не моих, на краю бассейна. Розовый лак на ногтях. Это не мои ноги. Выше – пышный голубой сарафан. Моя рука чуть-чуть дрожала, когда я рассматривала следующий снимок. Та же самая женщина, на этот раз в бледно-голубом платье. Спиной к фотографу, но я все же многое увидела: загорелую спину, белую бретельку лифчика, упавшую с ее правого плеча. Пышный подол, колыхавшийся при ходьбе. Кто она такая?

Я с трудом заставила себя взглянуть на следующее фото. Опять та же особа, на этот раз в белой кружевной камисоли. Я не могла определить, где она находилась. В номере отеля? На каком-то диване? Я оторвала взгляд от экрана и подумала, не начались ли у меня галлюцинации? Такое просто невероятно. Зачем Эрику хранить эти фотографии на своей камере? Он никогда бы не стал встречаться с кем-нибудь еще. Я внимательно рассмотрела фото, надеясь обнаружить на нем какую-то подсказку, и заметила в углу край газеты. Я прищурилась. «Чикаго трибьюн». Тут я вспомнила. Эрик летал в командировку в Чикаго за пару дней до Дня святого Валентина. Он прилетел домой утром 14 февраля. Когда я встретила его в аэропорту, он подарил мне дюжину красных роз. Я чуть не задохнулась. Нет, не может быть такого, мои подозрения неоправданны. Неужели я схожу с ума?

– Смотрите! – крикнул Грэй.

Я опустила камеру и сообразила, что я слишком погрузилась в свои мысли и даже не заметила, что Грэй проснулся.

– Что такое? – спросила я.

– Самолет! – сообщил он.

Это открытие стерло всю сердечную боль, которую я чувствовала, стерла ее словно маркерная доска. Я могла думать только о том, чтобы поскорее покинуть этот плот, чтобы нас спасли. Я услышала самолет. Его рокот приближался. И тут я увидела его. Маленький самолет, вероятно летавший от одного острова к другому. Мы с Грэем неистово махали руками, орали до хрипоты. Я подумала о том, чтобы воспользоваться зажигалкой Луизы, зажечь что-нибудь и помахать над головой. Но пока я искала ее, самолет уже пролетел.

– Может, они увидели нас и хотят развернуться, – предположила я. Мое сердце все еще бешено колотилось от притока адреналина.

Грэй кивнул. Мы долго не отрывали глаз от неба. У меня даже заболела шея. Но время шло, а самолет не возвращался. Я вспомнила про фотографии и снова взялась за камеру. Может, я что-нибудь пропустила. Может, это была ошибка. Я решила взглянуть еще раз и досмотреть остальные фотографии в альбоме, но экран был темный. Я выключила и включила камеру, но тут же поняла, что аккумулятор наконец окончательно сел.

– Что с вами? – спросил Грэй.

Я не знала, что и сказать. Мне казалось, что я разучилась говорить; внутри меня что-то застыло. Я вдруг заплакала. Это были бурные, сотрясавшие душу рыдания, рвавшиеся откуда-то из глубины души, из тайной каморки, которая так долго была заперта, но теперь открылась, и поток заплесневелых, презренных эмоций яростно вырвался на поверхность.

Грэй обнял меня и утешал словно ребенка.

– Ну, ну, – нежно говорил он; я даже не подозревала, что он способен на такую нежность. – Не плачь, Шарлотта. – Шарлотта. Он впервые назвал меня по имени или, вернее, правильным именем. – Все будет хорошо, у тебя и у меня, вот увидишь. Скоро мы приплывем к какому-нибудь острову. Я уверен. – Я лишь кивала, рыдая на плече у этого незнакомого мужчины. Я не говорила ему, что плакала из-за разбитого сердца. Не говорила, что мне уже было все равно, доплывем ли мы когда-нибудь до суши. Я сдалась. – Не плачь, Шарлотта, – повторял он вновь и вновь. Его голос звучал возле моего уха, а меня захлестнула волна усталости. Я закрыла глаза и слышала его шепот: – Пожалуйста, Шарлотта, держись. Еще немножко. Мне надо, чтобы ты держалась.



* * *

Когда я открыла глаза, солнце уже поднималось над горизонтом. Грэй спал рядом со мной. Я была смущена, ведь я спала в его объятиях, и удивилась, что он обнимал меня все это время. Удивилась, что он не отпустил меня.

Я потерла глаза. Прошлый вечер казался мне кошмарным сном. Я вспомнила про снимки в фотоаппарате и решила, что их, вероятно, снял кто-то другой. Эрика на них не было, так что, может, не он держал тогда камеру. Возможно, снимки имели какое-то отношение к его работе в рекламном агентстве.

Грэй зевнул рядом со мной, потом улыбнулся.

– Еще один день, – сказал он.

Я кивнула.

– Я вот что подумал, – продолжал он. – Мы можем есть морские водоросли.

– Водоросли?

– Да, – ответил он. – Например, ламинарии.

Я наморщила лоб:

– Ты можешь есть такую дрянь?

– Но ведь они продаются в «Лавках здоровья»?

– Пожалуй, да, – ответила я со скептической улыбкой.

– Тогда почему бы нам не вытаскивать их из океана и не есть свежими?

– Пожалуй, – согласилась я, пожав плечами. Честно говоря, я была такая голодная, что могла съесть что угодно. И ела. Вчера мы с Грэем поделили вишневую помаду Луизы. Даже на вкус она была не слишком плохая, и мы решили, что нефтяное желе дало нам несколько калорий.

Грэй перегнулся через край плота и подцепил веслом плеть ламинарии, длинную, зеленую и покрытую слизью.

– Ты первый, – сказала я, разглядывая круглую шишку на плети. Я сжала ее и решила, что она напоминала кухонную спринцовку для индейки.

Грэй оторвал полоску ламинарии и положил в рот. Он жевал медленно, методично.

– Знаешь, – сказал он, – в общем, не так плохо. – Он оторвал другой кусок и протянул мне. – Вот. На вкус это как… цыпленок. Попробуй.

Я немедленно попробовала. Ламинария была солоноватая и слегка отдавала рыбой. Странно, но она была на удивление сытная, если учесть, что я не ела много дней. Мы поделили остатки водорослей, потом Грэй стал вытаскивать другие. Он доставал разные морские растения, одни были длинные и гибкие, другие грубые с какими-то пузырями. Мы пробовали их, потом решили высушить их на солнце, чтобы они стали хрустящими.

Позже пошел дождь, и мы набрали в ведро несколько дюймов воды, потом черпали ладонями воду, собравшуюся на плоту, и добавляли ее к нашему запасу. Я попила, потом Грэй сделал то же самое. Не знаю, сколько прошло времени, когда у меня начались боли в животе. Через несколько часов, может, больше. Судороги были частые и свирепые, словно кто-то резал ножом мои внутренности. Грэй тоже схватился за живот.

– Это водоросли, – сказал он. – Может, мы съели что-то несъедобное.

Я сердито посмотрела на него, потому что это была его идея, потом застонала, когда начались новые судороги. Я тосковала по туалету, имодиуму, уединению.

– Мне срочно надо в ванную, – сказала я. Я велела Грэю отвернуться и решила, что самый простой и безопасный способ – это… сделать свое дело прямо в ладони. Я присела на корточки, подставила руки, рассчитывая поймать то, что выйдет из меня, тут же бросить в волны и помыть руки. Но из меня вырвался только громкий треск. Я почувствовала себя просто ужасно, потому что Грэй это слышал. Я была страшно унижена.

– Мне тоже надо, – сказал он.

– Что нам делать? – спросила я.

– Прыгнуть в воду, – сказал он. – По очереди, чтобы не опрокинуть плот.

– Нет, – отказалась я. – Я не хочу прыгать. Боюсь акул.

Он кинул мне скомканную розовую майку Луизы.

– Тогда воспользуйся вот этим.

Я кивнула, а он спустился в воду. Он пробыл возле плота несколько минут, а я подложила майку под себя и сделала свои дела. Судороги почти прошли. Пока Грэй залезал на плот, я выбросила майку в океан. Плот зачерпнул немного воды, но мы быстро вычерпали ее.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Намного лучше, – ответил он.

– Я тоже, – сообщила я. Но при этом я чувствовала себя опустошенной, растерянной, невероятно отчаявшейся. Нам оставалось недолго. Мы оба это понимали.

Глава 8


Вокруг было темно. Я не понимала, то ли это середина ночи, то ли скоро забрезжит рассвет. Я была слабая, сонная, и, вероятно, у меня мутилось сознание. Я посмотрела на Грэя, но в тот же миг увидела лицо Эрика и не сразу поняла, что это галлюцинация. Эрик спал рядом со мной. Почему я проснулась? Я что-нибудь услышала? И тут же мои глаза различили вдалеке искру света. Она плясала под поверхностью океана, словно дразня меня, и сначала показалась лучом фонарика, направленным на воду. Может, близко от нас плывет лодка? Я подергала Грэя за руку, но он даже не пошевелился.

– Проснись, – сказала я. Теперь даже разговор забирал у меня энергию, которой уже не осталось. – Я что-то увидела.

– Что такое? – пробормотал он.

– Видишь те огни?

Грэй потер глаза и кивнул.

– Да, что это? – спросил он.

– Не знаю, – ответила я.

Он схватил весло и начал грести в сторону огней, но они ускользали от нас. Они двигались, словно хотели, чтобы мы следовали за ними.

Грэй вгляделся в огни, потом повернулся ко мне:

– Вероятно, это фосфоресценция.

– Фосфор… что?

– Химическая реакция, которая происходит в воде, – объяснил он. – Ее вызывают бактерии или крошечные морские организмы. Вроде океанских светлячков.

– Да? – разочарованно отозвалась я.

Грэй кивнул.

– Я видел такое свечение ночью возле дома моего деда на острове Каталина, – сказал он. – Думаю, это означает, что мы находимся недалеко от суши.

– Правда? – воскликнула я, вглядываясь в ночной мрак. Луна скрылась за облаками, и я не понимала, правда ли мы находились близко от берега или дрейфовали дальше в открытый океан. Пожалуйста, пусть земля будет близко. Пожалуйста.

– Возможно, – ответил Грэй. Он греб и греб, следуя за огнями. Через час или, может, больше, он устал. Я поняла это по его дыханию, хриплому и затрудненному.

– Давай я буду грести, – сказала я. Он неохотно протянул мне весло, и я стала грести быстрее – по одному гребку по обе стороны плота. Вскоре у меня заболели плечи, руки сводили судороги. Меня мучила жажда, но у нас опять кончилась вода. Голод был моим привычным состоянием, он сидел внутри меня и глодал своими челюстями мое нутро. У меня сильно болела голова. Я мечтала о таблетке адвила. Я мечтала о многих вещах. Я опустила весло в воду справа от плота и вдруг за что-то задела.

– Грэй! – закричала я.

– Что? – спросил он, садясь.

– Я ударилась обо что-то веслом.

Грэй нашел зажигалку и посветил ею за край плота, туда, где мое весло наткнулось на что-то. Огонек мигнул и погас, но Грэю этого хватило, чтобы все понять.

– Обломок дерева, – разочарованно сказал он.

– Ох, – вздохнула я. Не знаю, что я ожидала увидеть. Риф, скалу, может, землю?

Я перестала грести. Странные, фосфоресцирующие огни мерцали вокруг плота, словно ждали, когда я продолжу путь. Но я слишком устала и приуныла. У меня болело все тело. Я потеряла надежду. Грэй тоже. И только я хотела рухнуть без сил рядом с ним, как в просвете между облаками показалась луна. Она выглянула ненадолго из-за темных туч, словно бакен, словно давно забытый друг, но, скорее всего, как гигантский прожектор, осветивший темную ночь. Я поглядела влево, вправо и ахнула, когда увидела, что находилось перед нами.

– Грэй! – закричала я. – Грэй! Проснись! Смотри!

Он снова сел, сонный, и вот – перед нами был остров, прекрасный остров. Песчаный берег находился всего в нескольких сотнях ярдов от нас. Я слышала плеск волн. Грэй схватил весло и стал быстро грести до мелководья. Там он спрыгнул в воду и подтянул плот, на котором оставалась я, ближе к берегу. Я соскочила с плота, а Грэй вытащил его из океана. После этого мы без сил упали на теплый, нежный песок. Я обессилела и дрожала от холода. Грэй обнял меня своей теплой рукой. У меня не осталось ни унции энергии, я боялась засыпать, потому что могла уже не проснуться. Но я все равно закрыла глаза. У меня не было выбора.



* * *

Мне снилось, что я плавала в лагуне. Потом мы с Грэем брели в ласковых волнах и увидели вдали лодку. На ней был Эрик. Не один, а с незнакомой женщиной. Я видела только ее спину, ее красное бикини со стрингами. Мы махали им, но они нас не видели.

– Помоги! – кричала я, когда волны плескались вокруг моего лица. – Помоги мне, Эрик!

Я открыла глаза. Был день. Светило солнце. Мы лежали на песчаном берегу. Наступило время прилива. К нам подбирались волны. Грэй не шевелился. Волны подбегали к нам и отступали. Скоро они захлестнут нас.

– Грэй! – закричала я. – Проснись. Нам надо отойти подальше от воды.

Он не шевелился, и меня охватила паника. Он дышит? Я поднесла ладонь к его губам. Дыхание было совсем слабым.

– Грэй, – снова сказала я. – Пожалуйста, проснись. – Он не отзывался. Я схватила его под мышки и потащила к невысокому дереву с восковыми листьями размером с обеденную тарелку. Он был тяжелый, почти вдвое крупнее меня, и у меня подкосились от усталости ноги, когда он оказался вне досягаемости волн. Мне на лицо сел москит, я прихлопнула его. Я снова хотела закрыть глаза, но тут мена пронзила паническая мысль – плот! Я вскочила и побежала к берегу. Он уже плыл на волнах примерно в пятнадцати футах от берега. У меня мелькнула мысль – пускай уплывает, но там были все наши вещи – лекарство, одежда. Моя камера. Я не могла позволить, чтобы море похитило наше единственное имущество. Я зашла в воду и сразу оказалась на глубине. Я быстро подплыла к плоту и пыталась ухватиться за его край. Не сразу, после трех попыток мне это удалось, и я потащила его к берегу. Там немного перевела дыхание и отволокла плот ближе к Грэю.

Песок был странный, совсем не похожий на тот, что я видела раньше. Он словно состоял из соли и перца: мелкие, белые гранулы, какие можно видеть на любом тропическом пляже, но смешанные с крошечными черными кристалликами, которые сверкали на солнце словно черные алмазы.

Я опустилась на песок рядом с Грэем. Я понимала, что нам надо найти воду, если мы хотим выжить, но я так устала, ужасно устала. Я прилегла рядом с Грэем и снова закрыла глаза.



* * *

Мне на щеку упала дождевая капля, и я проснулась. Солнце было в зените. Была середина дня, вероятно, полдень. Грэй все еще спал возле меня. Темная туча у меня над головой надвигалась на солнце. Я подползла к плоту, схватила ведро и подставила его под дождь, мгновенно превратившийся в ливень. Море стало мрачным и почти скрылось за дождевой завесой. Через десять минут в ведре уже набралось воды на несколько дюймов глубиной, еще больше воды было на плоту. Я вернулась к Грэю, который так и спал, не просыпаясь. От ливня его защищали широкие листья. Я приподняла его голову и поднесла к губам край ведра.

– Пей, – сказал я. – Давай. Ты должен попить воды, иначе ты… – Я не могла произнести эти слова.

Его веки затрепетали и чуточку приоткрылись. Я наклонила ведро, и немного воды попало в его рот. Он машинально проглотил ее, и я повторила все снова. Немного воды пролилось на его грудь, но он хотя бы чуточку попил. Я опустила его голову на песок, попила сама и опять рухнула на песок. Так я лежала в странном состоянии между сном и бодрствованием, и мне почудилось, что у меня над головой летала бабочка. Она была глубокого синего цвета, поразительно красивая и напоминала мне о другом времени, счастливом, но моя память была подорвана, и я не знала точно, снилось ли это мне или я видела это в реальной жизни. Бабочка села на ветку соседнего дерева, но тут же улетела.



* * *

Я почувствовала на своей руке теплую ладонь. Открыла глаза и повернула голову к Грэю. Он все еще лежал рядом и улыбался мне сонной, усталой улыбкой.

– Привет, – прошептал он.

Я тут же широко открыла глаза.

– Ты проснулся!

– У нас есть вода? – спросил он. Его голос звучал хрипло и слабо.

– Да, – ответила я и с трудом встала, помогая себе руками. Я отнесла ведро к плоту и на четверть наполнила его водой. Когда несла его Грэю, немного воды выплеснулось на песок, и я чуть не заплакала от огорчения.

– Пей первая, – сказал он, и я послушалась и сделала глоток дождевой воды, которая теперь нагрелась под горячим солнцем и пахла пластиком. Но другой у нас не было. Я протянула ведро Грэю, и он допил остаток, запрокинув голову.

– Нам надо поискать какую-нибудь еду, – сказал он.

Я кивнула и поинтересовалась, есть ли у него какие-то идеи.

Он порылся в песке ногой и медленно сел.

– Муравьи, – сказал он. – Они съедобные.

Я тряхнула головой:

– Я не буду есть букашек, как бы ни была голодна.

Грэй раздавил муравья между пальцами и положил в рот.

– Попробуй, – сказал он, протягивая мне второго. – Их вкус напоминает семена кунжута.

Я неохотно положила его на язык и поскорее проглотила.

– Ничего хорошего. Но я буду убеждать себя, что они покрыты шоколадом.

Целый час мы ловили и давили муравьев. Я решила, что они будут вкуснее с солью, поэтому подошла к воде, нашла большую ракушку и зачерпнула морской воды.

– Вот, – проговорила я, садясь рядом с Грэем. – Можно макать их в соленую воду. Это улучшит их вкус.

Целый час мы ели муравьев. Пожалуй, каждый из нас съел по половине чашки. Я старалась не думать о том, как они ползают в моем желудке. Я просто надеялась, что не проглотила какого-нибудь муравья живьем.

– Давай осмотрим остров? – предложила я, шлепнув еще одного москита, который сел мне на руку. – Может, тут кто-нибудь живет?

Грэй чувствовал себя уже лучше. Он кивнул и поднялся на ноги. Мы решили пройти вдоль берега и осмотреть окрестности.

– У тебя есть какие-нибудь предположения о том, куда мы попали? – спросила я Грэя.

– Мы не могли уплыть далеко от Бермудов, – сказал он. – Здесь сотни крошечных островков. Многие из них, скорее всего, даже не нанесены на карту.

– Какой странный остров, – сказала я. – Ты где-нибудь видел такой песок?

Он покачал головой.

– Как ты думаешь, почему он такой?

– По-моему, это похоже на магнетит…

– Магнетит?

– Черный минерал с магнитными свойствами.

Я сморщила нос, смущенная его мудреным ответом.

– Откуда ты это знаешь?

КОНАН И ЦЕПЬ ОБОРОТНЯ

Он улыбнулся:

 Брэнт Йенсен

– Из «Геологии 101», откуда еще?

ДУХ ПОГИБЕЛИ 

Я не сказала ему, что не только ничего не помнила из «Геологии 101», но однажды даже заснула на лабораторной работе. Вот как на меня действовали камни.

Берег закруглялся, и мы прошли за мыс. Местность там изменилась. Роскошные пальмы сменились острыми скалами. Мы медленно перебрались через них и очутились в другой части побережья. Прямо перед нами стояло дерево с зелеными плодами. Я побежала к нему.

 Глава 1

– Посмотри, – я протянула руку к низкой ветке, сняла плод и очистила его от мягкой зеленой кожуры. На моей ладони оказалась нежная оранжевая мякоть. – По-моему, это манго. – Я протянула плод Грэю: – Хочешь попробовать?

О том, что предрешено



Он очистил плод и откусил сочную мякоть.

Ясуд пил уже третью бутыль зингарского белого. Совсем недавно служанка убрала со стола коллекцию пустых сосудов из-под офирского розового и аргосского красного. Иранистанец потерял способность ощущать вкус вина примерно колокола три назад, а может и все четыре.

– Точно манго, – сказал он, садясь на песок, чтобы насладиться каждым кусочком сочного фрукта. Я сорвала еще один плод и присоединилась к нему. Мы съели по четыре манго, и мне казалось, что я могла бы съесть еще четырнадцать, но Грэй позвал меня идти дальше.

Несколько раз к нему спускался Себер и умолял завязывать. Немедийский библиотекарь неизменно посылался к Сету со всеми своими просьбами. Ясуд впервые за долгие годы решил отвести душу, расквитаться, так сказать, с судьбой за все неудачи, последней из которых явилась пропажа Дамара. Когда до полуночи оставался один колокол иранистанец потерял последнюю надежду на его возвращение. Если бы предприятие туранца завершилось успехом, он не пропадал бы в обители Хозяев столько времени. Скорее всего, его сейчас там пытают.

Мы прошли по берегу и увидели впереди огромное дерево. Ствол его был толщиной три фута, а толстые, крепкие ветви веером простирались над водой.

— Себер! — громко позвал товарища иранистанец. Он уже был достаточно пьян, чтобы сообщить немедийцу о том, что их вот-вот придут убивать, и даже был готов насладиться истерикой библиотекаря.

– Оно напоминает мне дерево из «Швейцарской семьи Робинзонов» ^[5], – сказала я. – В детстве мне нравилась эта книжка.

— Прекрати ты его звать, — хлопнул по спине Ясуда огромный лысый пират. Один из четырех собутыльников иранистанца. — Спит он. Повтори, если хочешь, и в десятый раз, он всё одно тебя не услышит.

– Мне тоже, – сказал Грэй. – Я всегда хотел быть Фрицем.

— Правда? — спросил Ясуд, глядя в глаза лысому.

Я заметила, что на этой стороне острова было меньше москитов.

— Иштар клянусь! — ударил себя в грудь кулаком пират.

– Мне кажется, нам надо перегнать плот сюда, – сказала я. – К тому же здесь мы будем ближе к манго.

Выходило так, что набрался иранистанец даже сильнее, чем предполагал. Оказывается поведать Себеру об их общем горе он порывался уже восемь раз.

Грэй согласился. И мы вернулись за плотом и осторожно обогнули по воде острые камни, чтобы не пропороть его.

— Что с тобой такое сегодня? — спросил у Ясуда маленький щуплый пират с гигантской серьгой в левом ухе. — Либо рассказывай, что стряслось, либо давай веселись, как раньше! Посмотри, какие девицы!

– Нам надо до темноты найти какое-нибудь укрытие, – сказал Грэй.

– Может, мы устроимся здесь, под деревом? – предложила я. – Ветви защитят нас от дождя, пока мы не придумаем что-нибудь.

Иранистанец повернул голову в направлении, указанном щуплым. Как нетрудно догадаться, смотреть предстояло на сцену. Туда только что взошла новая группа танцовщиц, их предшественницы, расставшиеся с последними остатками одежды, уже рассредоточились по коленям посетителей «Морского Змея».

Грэй согласился и перенес туда поочередно все наши вещи с плота.

— За красавиц Побережья! — громко прокричал Ясуд и приложился к горлышку бутылки. На третьем глотке он поперхнулся и закашлялся, чем вызвал веселье среди своих товарищей.

– Плот мы оставим здесь, чтобы он собирал воду.

— Что-то не то с тобой, парень, — тихо сказал самый старый из четверки пиратов. На одном глазу он носил узкую черную повязку.

Внезапно у меня учащенно забилось сердце. Я села, прижав руку к груди.

— Помолчи, — рявкнул на него лысый, заметивший, что Ясуд переключил своё внимание на девиц.

– Что с тобой? – спросил Грэй, подбежав ко мне.

– У меня очень быстро бьется сердце, – ответила я. – Не знаю почему.

Стройные загорелые тела двигались в такт неторопливой музыке. Девушки словно не просто постепенно обнажали свои прелести, а совершали некое мистическое действие, выраженное посредством танца. Улыбка одной, краешек груди другой, изгиб бедра третьей, все это содержало в себе тайну, грани которой приоткрывались зрителям. Быть может, именно в этом и скрывалась тайна бытия.

Он положил ладонь мне на грудь, прямо поверх бикини.

«Но куда более вероятно», — подумал иранистанец, — «что все эти фантазии ни что иное как последствие неумеренных возлияний».

– Это тахикардия, – сказал он.

Девушки продолжали танцевать, а Ясуд смотрел и наслаждался, предпочитая не замечать иллюзорности той тайны, что он выдумал для себя. Вот слетели на пол последние полосы ткани, и музыка затихла. На сцене появились жонглеры, но они иранистанцу были неинтересны. А вот одна из обнаженных девиц, направившаяся к их столу, завладела его вниманием.

– Что?

— Иди ко мне, прелестница, — позвал её Ясуд.

– Сердечная аритмия, – пояснил он. – Скорее всего, из-за голода.

Девушка не замедлила воспользоваться приглашением и уселась иранистанцу на колени. Он тут же припал к её губам. Девица с радостью ответила на поцелуй.

— Я смотрю, — ухмыльнулся лысый. — Ты в отношениях с бабами не промах. Как у вас с ними в храме дела обстояли?

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

— Я вам про храм рассказывал? — удивленно пролепетал Ясуд. На лице его отобразилось искреннее удивление. — Видать, совсем плохой стал.

– Я доктор, – будничным тоном ответил он.

— Ну, ты нас предупреждал, — поспешил утешить иранистанца щуплый, — чтобы мы никому ни-ни и ничего. А мы своё слово держим.

— Да, какая к Нергалу сейчас разница?! — махнул рукой Ясуд. Ему захотелось рассказать пиратам, что в его обществе в эту ночь находиться чрезвычайно опасно. «Лиловые» могли по ошибке или просто на всякий случай схватить и их. Неприятно, если этим ребятам придется расплачиваться за его глупость. Как он только не осознал днем всех последствий похода Дамара к Хозяевам?! Надо было немедля бежать из Сартоса сломя голову! Теперь и сам погибнет, и этих людей за собой на Серые Равнины утащит. Не хватит ему смелости в одиночку палачей дожидаться.

– Ты доктор? – Я тряхнула головой. – Значит, я все это время плыла с тобой на плоту и не знала, что ты мог… спасти мне жизнь?

— Во-во! Точно так ты и говорил! — подтвердил пожилой пират.

– Не было повода, чтобы это сообщать, – сказал он.

Я поняла, что это третий факт, который я узнала про Грэя. У него умерла жена. В детстве он жил на острове Каталина. И он врач.

— Так как там с бабами? — вернулся к основной теме четвертый мореход, которого Ясуд про себя окрестил «молчаливым».

– Какая у тебя специализация?

– Я кардиохирург.

Иранистанцу не слишком-то хотелось отвечать на этот вопрос. Есть вещи, о которых никогда и никому не рассказываешь, то, что стало не просто отрезком жизненного пути, а частичкой души. Но с другой стороны жить Ясуду оставалось всего один — два колокола, а значит, самое время расстаться со своими секретами.

– Ничего себе!

— Поднимешься ко мне потом, — прошептал иранистанец на ушко девушке, — а сейчас нам надо поговорить.

Девица кивнула и упархнула с его колен, получив напоследок легкий шлепок по округлой попке.

Он пожал плечами:

Вино у иранистанца кончилось, и он, не утруждая себя передачей просьбы через прислугу, громоподобным голосом потребовал еще зингарского. Ожидать, пока принесут, не было сил, и иранистанец угостился из бутылки лысого.

– Нам все-таки надо построить какое-то укрытие. Давай посмотрим, что мы сможем здесь найти.

— Вообще нам с женщинами общаться, — сказал Ясуд, утирая рот рукавом, — строго настрого запрещали. Но всё же слабый пол в пределы храма был вхож. Каждый день два десятка миловидных девушек приносили нам товары на продажу. Мы, ученики, считали, что настоятели храма специально просили селян посылать к нам таких красавиц, чтобы вызвать среди новичков искушение, которое те должны были преодолеть.

— И много среди вас таких стойких обнаружилось? — рассмеялся щуплый.

Такая реакция немного обидела иранистанца. Он им практически исповедуется, а в ответ слышит хохот. Но остальные пираты вроде бы поняли, что повесть им предстоит услышать серьезную, и на своего товарища активно зашикали. Лысый даже ударил его ногой под столом.

Побродив около часа по берегу, мы притащили к дереву сухие пальмовые листья и обломки древесины. Грэй приставил их к стволу дерева и накрыл пальмовыми листьями.

— Вначале, как ни странно, — продолжил иранистанец, — все держались достаточно стойко, с девицами даже не разговаривали, хотя они нас к общению подбивали. И лишь на второй-третий год, когда с их обществом уже все свыкались, начинали зарождаться легкие интрижки. Беседы при луне, поцелуи в щечку. Постепенно любовь вытесняла из наших сердец страх перед наказанием. Я знаю лишь четверых послушников, что так и не закрутили романа.

– Вот классический шалаш, – заявил он и выпрямился, любуясь своей работой.

— И какой она была? — спросил пожилой. — Та, что ты выбрал.

Места в шалаше хватило на двоих. Я притащила наше скудное имущество, которое было с нами на плоту, и сложила его в убогом жилище.

– Пойдем ловить муравьев? – спросил Грэй.

— Красивой, — вздохнул Ясуд. И вновь перед ним возникло лицо той юной девушки. Сколько лет прошло, а он так и не сумел её забыть. — У неё были очень красивые глаза орехового цвета, волосы она стригла очень коротко, а еще у неё была ни с чем не сравнимая улыбка. Я влюбился в неё сразу, как увидел. Сначала старался побороть свои чувства, делал всё, чтобы избежать встречи с ней, но сердцу не прикажешь. Мы начали встречаться. Я находился на седьмом небе от счастья, хоть в моей душе и зарождалось предчувствие чего-то недоброго. Вскоре я позабыл обо всех своих обязанностях, об учении, о наставлениях, что давали мне старшие. Она стала всей моей жизнью.

Я покачала головой:

– Манго лучше.

Ясуд с трудом выговаривал слова, голос его дрожал.

– Это правда, – согласился он. Мы вернулись к манго и набрали плодов, сколько смогли унести.

— Выпей, — сказал молчаливый и сунул иранистанцу в руки свою бутылку.

– Вот почему ты знаешь про викодин, – сказала я.

— Не надо, — отрицательно покачал головой Ясуд. — Я смогу и так. На четвертый месяц наших с ней встреч она исчезла. В храме она больше не появлялась, подруги, которых я расспрашивал о ней, говорили что-то невнятное, лишь бы я поскорее отвязался. Я даже не знал, что и думать. Всё чаще меня стали посещать мысли о бегстве из храма, я должен был найти её, во что бы то ни стало. Но вот она вновь пришла. Я кинулся к ней, хотел обнять её, расцеловать, но она меня отстранила. Сказала, что вернулась, чтобы попрощаться. В городе она нашла свою настоящую любовь, а то, что происходило между нами, не более чем забава. Я не хотел ей верить, но иного выхода у меня не оставалось.

Грэй удивленно посмотрел на меня.

— Всякое бывает, — пожал плечами лысый. — Женщины создания ветреные, никогда не знаешь, что у них на самом деле в душе творится.

– Викодин мы нашли в вещах Луизы, – пояснила я, стараясь не думать о ее разлагающемся трупе в океане.

– Ах, это, да…

— Погоди, — прервал его философствования пожилой. — Мне кажется, это еще не конец истории. Так ведь, парень?

Я сидела рядом с ним на песке. Думала о его жене, его прошлом. Мне много чего хотелось узнать, но у меня не было сил на разговоры. Мы легли спать и закрыли глаза. Сон пришел быстро и легко.



— Не конец, — согласился Ясуд. Мысленно он был там в своем прошлом. Ему тогда казалось, что хуже быть не может. Вскоре он выяснит, что ошибался. — Дни мои наполнились серостью, радости не стало. В один миг я разучился смеяться. Тогда я словно выпал из потока времени, окружающее перестало быть частью меня, оно уже не затрагивало ни моих чувств, ни моего разума. Наверное, я был близок к тому, чтобы наложить на себя руки. Окончательно эта мысль так и не оформилась, но постоянно витала призраком на окраинах моего сознания. И я решил обрести для себя спасение через истовое служение Эрлику, надеялся, что огненный бог очистит мою душу от страданий. И вскоре мне действительно стало лучше. Скорее всего не от божественной благодати, а из-за того, что на мысли о собственном несчастье у меня просто не осталось времени. А еще ко мне пришла надежда. Я верил, что когда наконец моё обучение подойдет к концу, я смогу вернуться в города и отыскать там её, убедить в том, что мы созданы друг для друга. Каждый раз засыпая, я представлял себе её, и во сне мы снова были вместе. И вот, когда со дня нашей разлуки прошло уже три месяца, меня вызвал к себе один из наставников. Он объяснил, что у него нелады с желудком, и попросил меня сходить в город к травнику за микстурой, только тайно, чтобы никто не узнал, а то настоятель может разгневаться, узнав, что он предпочел молитвам богу Огня какой-то настой из стебельков и корешков. Я с радостью согласился, шанс увидеть её выпал куда раньше, чем я рассчитывал. Впервые за долгое время я покинул пределы храма, настроение у меня было превосходное. По дороге я вглядывался в лица людей, надеясь обнаружить её, мою любовь. Почему-то я не сомневался, что наша встреча с ней предопределена. Но вот я уже добрался до лавки лекаря, а она всё не появлялась и не появлялась. Понемногу в моем сердце начала возрождаться та самая серая тоска. И когда я уже покидал город, мое внимание привлекли странные крики. Я свернул на широкую улицу и вышел на площадь. Там казнили воров, насильников, убийц и всяких прочих преступников. Каково же было моё потрясение, когда я узнал в женщине, восходящей на плаху, любовь всей своей жизни. Я прокричал, сам не знаю что. Она услышала мой голос, отыскала меня в толпе. Поднеся руку к губам, она послала мне прощальный поцелуй, а через миг её голова скатилась к ногам палача.

* * *

Пираты молчали. Никто из них не решался что-то сказать. По лицу Ясуда было понятно, что он искренне переживает ту свою потерю и она до сих пор отдается болью в его сердце.

На следующее утро Грэй нашел острый камень и сделал зарубку на стволе дерева.

— Грустная повесть, — произнес молчаливый. — Но кто знает, быть может, однажды ты встретишь ту, что затмит собой воспоминания юности.

– Мы будем отмечать, сколько дней мы здесь находимся, – сказал он.

— Не встречу, — сказал иранистанец. — Я достаточно возвысился среди слуг Эрлика, что быть достойным узнать всю правду. Но если бы у меня был выбор, то я бы предпочел до сих пор жить в обмане.

— Тем, кто обременен знаниями, всегда тяжелее, — философски заметил пожилой.

Я кивнула и спустилась на берег. Был отлив. Я взяла палку.

– Что ты делаешь? – спросил Грэй.

— Ты прав, клянусь Эрликом! — признал Ясуд. — Все произошедшее со мной оказалось лишь хорошо разыгранным театральным представлением. Это был один из этапов нашего воспитания. Настоятели считали, что мы должны познать любовь во время ученичества, чтобы находясь в услужении не пасть её жертвой. Чувства послушников к девушкам, посещавшим храм, инициировались искусственно, при помощи магии и травяных отваров. Настоятели тщательнейшим образом отбирали кандидаток для создания будущих пар. Помимо легких заклятий, позволяющих контролировать сознание девушек, для верности еще брали в заложники какого-нибудь из их родственников, чаще всего младших братьев или сестер. Если сопротивляемость магии у девицы оказывалась высокой, то она трижды думала прежде, чем своими необдуманными действиями обречь на смерть близкого человека. О том, что финальный эпизод представления с палачом и плахой окажется реальностью, актрис не предупреждали и делали всё, чтобы они не прознали правды.