– Супер. Всегда мечтал поработать там, где тебя не ограничивают трудовой дисциплиной. А почему ты не интересуешься моим разводом с Мариной?

– Потому что это неправильно.

– Не понял логики.

Она пояснила:

– Ваш развод меня не касается.

– Но развожусь-то я из-за тебя. Что ж тут неправильного?

– Я не просила тебя разводиться.

– Какая ты… – Марк подошел ближе и вгляделся в ее лицо: – Почему позапрошлой ночью не открыла мне дверь?

– Во-первых, потому что не приглашала тебя и было поздно. Во-вторых, я люблю Льва. И, чтобы раз и навсегда закрыть эту тему, прошу тебя больше не приходить. Ограничим наши отношения совместной работой. Не мучай ни себя, ни меня.

– Когда-то мы любили друг друга…

– Ты предпочел мне Марину.

– Это был деловой проект. Так сказать, сделка на особых условиях. Ее отец вложил немалые деньги, и я стал главой адвокатской конторы. Тебе следовало лишь подождать, и мы были бы счастливы. А теперь он ободрал меня как липку.

– На чужом несчастье своего счастья не построить. Слышал о таком?

– А вот это – банальность.

– Эта банальность в равной степени относится ко мне и к твоей жене.

– А говоришь, не сильна в казуистике. Да ты в этом деле гений.

– Прости меня, Марк, но я очень устала. Прошлой ночью почти не спала.

– Твой Лев настоящий зверь…

– Это пошло.

– Прости. – Вздохнув, Марк осторожно ее обнял. – Говорю с тобой, а меня всего трясет. Можно, я останусь? Я так по тебе соскучился.

– Иди лучше домой.

– Значит, так?.. – Он уронил руки. – Ну, хорошо… В таком случае до свиданья.

Содрогнувшись от звука захлопнувшейся двери, Надежда уткнулась в ладони и, проведя ими по лицу, проронила:

– Нет повести печальнее на свете… чем повесть о налогах и бюджете.

Глава 16

Томская область, деревня Средняя Буланка

Февраль 1950 года



Во дворе барака второй месяц выла собака. Она влезла на пень и стала выть на небо после того, как ее хозяина Мартина увезли в районный центр оперуполномоченные.

Мартин был молдаванином, его, как Милду и Петриса, сослали в Среднюю Буланку на исправление. Однажды его внучка Надику по глупости проболталась соседям, что у деда под половицей хранится кусок золота. Соседи сообщили куда надо, и на следующий день в Среднюю Буланку приехали оперуполномоченные.

Дед Надику был здоровым мужиком, стукнул их головами и, пока они приходили в себя, скинул кусок золота в отхожее место. Очухавшись, оперуполномоченные схватились за пистолеты и стали пугать Мартина: куда подевал золото? Ничего не добившись от него, они принялись за Надику. Та все рассказала. Пришлось им вычерпывать нечистоты из отхожего места до тех пор, пока не нашли золотой слиток. После этого деда Надику увезли в район.

Эту историю жители бараков пересказывали друг другу по многу раз, уж очень она была занимательной. И каждый что-нибудь добавлял от себя. Старик Мартин был соседом латышки Милды, и ей пришлось присматривать за Надику до тех пор, пока ее, как сироту, не увезли в детский дом.

Своего нерожденного ребенка Милда потеряла еще тогда, когда они с Петрисом ехали в Сибирь в товарном вагоне. Потом Милду и Петриса на грузовике привезли в деревню Средняя Буланка. Была глубокая осень, и они поселились в землянке, куда их на время пустил калмык дядя Ваня.

К зиме правление колхоза выделило Милде угол в бараке, который находился в трех километрах от деревни. Комнату они делили с тем самым молдаванином Мартином и его внучкой Надику. После того как Мартина арестовали, а девочку увезли, Милда и Петрис стали хозяевами небольшой комнаты в два окна.

Милда Лиепиня дотемна работала на скотном дворе, однако у нее, как у домовитой латышки, хватало сил обустраивать быт: заделать дыру в полу, пробитую в поисках золота, повесить кружевные занавески, которые привезла из далекой Латвии. На ее окнах в глиняных горшках прижились две герани, а стекла сияли непривычной для этих мест чистотой.

В бараке, кроме латышей и литовцев, жили греки и украинцы. Последних поголовно называли бандеровцами и не любили. Были там и цыгане. Их полуодетые, босые ребятишки тащили все, что плохо лежит. Поэтому вскоре на дверях комнат появились навесные замки. Однако грязные черноголовые чертенята и в сенях находили что-нибудь, что можно украсть.

Бараки были одноэтажными, построенными из шероховатых некрашеных бревен. Крышу, в отсутствие черепицы и металла, крыла серая дранка. В бараках было по четыре подъезда, в каждом имелись сени и две комнаты: направо и налево. Семей в бараках проживало больше, чем было комнат. Милде и Петрису очень повезло владеть целой комнатой.

Той же осенью Петрис пошел в школу. Ходить приходилось в деревню за несколько километров. Но, по счастью, детей в бараках было много, и они ходили в школу большой компанией. Страшно стало, когда наступила беспросветная зимняя темень, а в феврале начали бесноваться бураны. В такую погоду Милда заматывала сына поверх пальто теплым платком, оставляя только узкую щелку для глаз. А сумку с книгами, чтобы не унесло порывами ветра, приматывала к его спине крепкой бечевкой.

В Средней Буланке было семьдесят дворов, магазин и контора, где располагалось правление. В магазине за трудодни давали мыло, соль, спички, керосин и что-нибудь из съестного. Молоко для Петриса Милда получала по талонам на ферме.

Когда Милде удавалось добыть сахар, она приносила его Петрису в кульке, свернутом из толстой коричневой бумаги. Сахар был твердый, колотый на куски. Петрис стучал по нему ножичком, колол помельче и сосал, запивая горячим чаем.

В феврале, когда начались волчьи свадьбы, произошел страшный случай. В Среднюю Буланку из Германии возвращался демобилизованный солдат. Он шел ночью пешком через лес, и на него напала стая волков. Спасаясь от них, он вместе с чемоданом прыгнул в колодец и там сидел до утра.

Утром солдат услышал, что кто-то едет по дороге, и давай орать, звать на помощь. А это проезжал председатель колхоза. Бросил он вожжи в колодец, вытащил чемодан, а солдата оставил там – на добро немецкое позарился. Солдат, конечно, замерз, но перед смертью нацарапал записку, в которой указал на председателя. Вскоре того арестовали, увезли в районный центр и осудили.

Так Средняя Буланка осталась без председателя.

Укладывая спать, мать рассказывала Петрису латышские сказки и учила тому, что люди иногда страшнее волков.

– Мама, а почему Буланку назвали Средней? – спрашивал Петрис.

В округе не было ни Маленькой, ни Большой Буланки, и у Милды не было ответа на этот вопрос. Как и на тот, в котором маленький Петрис спрашивал об отце. Она не знала, где находится Янис и жив ли он вообще.

А еще Петрис часто просил мать рассказать сказку про Лачплесиса и красавицу-ведьму Спидолу.

– Я столько раз ее повторяла. Неужели не надоело? – спрашивала уставшая Милда.

– Расскажи! Я быстро усну, – обещал Петрис.

И мать начинала рассказывать с любимого места Петриса:

– Принесла Спидола Лачплесиса в колоде к той самой яме. Но прежде они долго-долго летали средь ясных звезд. И когда колода опустилась на землю…

– К той самой яме?.. – замирая от страха, спрашивал Петрис.

– К той самой бездонной яме, – кивала Милда.

– Что было дальше?

– Спустилась Спидола с другими ведьмами в чертову яму, и Лачплесис спустился за ними.

– Зачем?!

– Он был смельчаком.

– Зря так рисковал…

– Я столько раз рассказывала тебе эту сказку, что ты бы должен выучить ее наизусть.

– А я и выучил…

– Ну-ка расскажи, – со смехом просила мать.

И Петрис рассказывал:

– Спустился Лачплесис в чертову яму за Спидолой, а там повсюду летучие мыши свищут. Вошел Лачплесис в пещеру просторную и увидал там груды диковинные: битые горшки и мешки дырявые, оборотней шкуры, черепа да кости. Древнее оружие с драгоценными оправами и углы, заваленные колдовскими травами. – На этом месте он прерывался и спрашивал: – Верно?

– Молодец, – хвалила его Милда и продолжала: – Над огнем котел кипел, на крюке подвешенный. Черный кот костер кочергой помешивал. Теперь снова давай ты.

– Жабы и гадюки ползали по полу, совы от стены к стене шарахались сослепу. Как заворошились груды этой нечисти. Зашипели, дух учуяв человеческий. – Помолчав, Петрис просил: – Теперь давай с того места, когда Лачплесис вылез из чертовой ямы.

– И выбрался Лачплесис на волю. Отдышался чистым ночным воздухом, влез в колоду, притих и стал ожидать Спидолу, чтобы улететь с ней обратно.

– А ей в это время другие ведьмы наябедничали… – подсказывал Петрис.

– Они рассказали Спидоле, что Лачплесис побывал в яме и узнал ее колдовскую тайну.

– И решила Спидола поднять колоду с Лачплесисом высоко-высоко и сбросить ее в бездну омута, откуда живым никто бы не выбрался. Но он же спасся?

– А ты как будто не знаешь… – смеялась Милда.

– Хочу быть таким же сильным и смелым, как Лачплесис, – говорил ей Петрис.

Мать гладила его по голове шершавой рукой и обещала:

– Когда ты вырастешь, то станешь образованным, важным и большим человеком.

– И Спидола не унесет меня к чертовой яме?

– Нет, не унесет. Ведь ты не полезешь в ее колоду? – По заведенному обычаю Милда подтыкала одеяло вокруг Петриса и, перед тем как уйти, говорила: – Сладких тебе снов…

– Значит, я никогда не умру? – сквозь сон спрашивал Петрис.

– Бояться нужно не смерти, сынок, а пустой жизни. Два раза человек не умрет.

Глава 17

Устойчивый прием

Москва, Замоскворечье

Наше время



Надежда закончила работу над эскизами школьной формы уже к понедельнику. На это ушло все то время, которое она собиралась посвятить коллекции и подготовке показа. Однако при сложившихся обстоятельствах было очевидно – необходимо готовиться к худшему. И если работникам ателье придется шить форму на оговоренных условиях, эскизы, по крайней мере, уже готовы.

В понедельник Ираида Самсоновна собственноручно отправила эскизы на электронную почту школы. Она охотно помогала дочери в этой работе во многом из-за того, что чувствовала себя виноватой. Но была и еще одна причина ее уступчивости: воевать одновременно с Надеждой и Соколовым ей не хотелось. Как опытный стратег и манипулятор, Ираида Самсоновна наметила для себя дату, когда ей следовало «простить» Валентина Михайловича, и это не должно было произойти раньше показа. А что касается споров с Надеждой, их она оставила на потом.

Утро понедельника было отмечено еще парой заметных событий. Во-первых, на примерку к Тищенко пришел Шелегеда. Столкнувшись с Надеждой в вестибюле, Антон поздоровался с ней, что называется, «через губу». Возможно, в то утро Шелегеда не был расположен к беседам или у него было плохое настроение. Жизнь для этого индивидуума была всего лишь игрой, а люди – чем-то вроде шахматных фигур на доске. Еще недавно Надежда была ферзем, а теперь сделалась пешкой. Тем не менее, так полагала она, от Шелегеды еще можно было ожидать неприятностей.

Вторым по важности событием этого утра стал отъезд следственной группы. Протопопов запланировал его на одиннадцать часов, но потом перенес на два. Теперь Надежда ждала этого часа, чтобы, наконец, увидеться с Астраханским. Он пришел в половине второго вместе с Артемом Котовым, и Надежда вошла на склад фурнитуры вместе с ним. Там уже паковали документы.

Лев обнял Надежду и мимоходом сунул нос за воротник ее блузки. Даже этого мимолетного знака внимания хватило ей, чтобы почувствовать себя любимой и желанной. Однако, поймав себя на мысли, как мало ей нужно, она даже расстроилась.

Астраханский, напротив, был в хорошем расположении духа и полон сил. Он и Артем Котов ребячились, как жеребцы. И как только Артем захотел надеть на голову беспроводные наушники, Лев вырвал их из его рук и швырнул на стол. Наблюдая за их потасовкой, Надежда взяла наушники и надела себе на голову. Ей хотелось узнать, какую музыку слушает Котов. В ту же минуту к ней обратился Иван Макарович Протопопов:

– Надежда Алексеевна, столы и стулья куда унести?

Глядя на него, Надежда вдруг поняла, что до ее ушей эти слова долетели со значительным опозданием. Артикуляция Протопопова и звук, который она слышала в наушниках, категорически не совпали. Понимание того, что случилось на самом деле, пришло к ней позже, когда Лев приказал Котову:

– Отнеси в машину коробки с документами.

Каждое произнесенное им слово звучало в наушниках эхом и догоняло те, что срывались с его губ.

– Лев! – решительно проговорила Надежда и, сняв наушники, протянула ему.

– Что это значит? – спросил Астраханский.

– Возьми и послушай!

Чуть помедлив, он все-таки надел их на голову, и Надежда громко сказала первое, что пришло в голову:

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о налогах и бюджете!

Изобразив на лице недоумение в начале фразы, в конце Лев не сводил глаз с ее губ. Он сорвал с головы наушники и сунул их Кирилловой:

– Слушай! – Потом обернулся к Надежде: – Повтори громко то, что сейчас сказала!

Надежда повторила:

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о налогах и бюджете!

Недавние эмоции Льва в той же последовательности отобразились на лице Анастасии Кирилловой. Но уже через секунду она крикнула:

– Здесь стоит передатчик!

– Что? – непонимающе спросил Протопопов.

– Да что же тут непонятного? У нас стоит жучок! Нас прослушивают.

После этого Надежде пришлось повторить свою сакраментальную фразу еще раз. Прослушав ее в наушниках, Протопопов сразу все понял.

Пришла пора действовать. Все начали обыскивать комнату, осматривать каждый ее уголок. Анастасия Кириллова проинструктировала: скорее всего, это небольшая коробочка или цилиндр, похожий на толстую батарейку. Жучок может быть прикреплен как к вертикальной, так и к горизонтальной поверхности или просто лежать в каком-нибудь ящике.

После сорока минут поиска стало ясно, что никакого жучка в складе нет. Кириллова с Протопоповым отправились искать его в коридоре. Астраханский с Котовым – в швейном цехе, а Надежда прошла в женскую закройную к Соколову. Все эти помещения имели со складом фурнитуры смежные стены.

Войдя в закройную, Надежда поинтересовалась ходом работы над коллекцией и, сделав вид, что проверяет недавний крой, ощупала взглядом стеллаж у смежной стены. Там она увидела небольшой черный цилиндр с кругленькой «пимпочкой».

Надежда забрала устройство и вышла за дверь. Волнение и тревога сделали свое дело, в ответственный момент она потеряла голос и чуть слышно просипела:

– Я нашла его…



За столом на складе фурнитуры сидели те, кто с такой настойчивостью искал жучок. Все ждали, пока Анастасия Кириллова определит его тип.

– Ну, по ходу, все ясно… – наконец проговорила она. – Устройство предназначено для прослушки через бетонную стену. Чувствительный микрофон улавливает вибрации стены и преобразует их в звук. По принципу работы жучок похож на лазерный, который считывает вибрации со стекла, только попроще. Продается в комплекте с наушниками.

– Расстояние прослушки какое? – спросил Протопопов.

– Устойчивый прием от десяти до трехсот метров. Зависит от толщины стен. Чем толще стена, тем меньше расстояние.

– Время работы аккумулятора?

– Зависит от типа. Но обычно до двух суток.

– Судя по тому, что жучок еще жив, его установили позавчера.

– Может, и раньше, – проговорила Кириллова. – Повторяю: я не знаю, что там за аккумулятор.

– Ты хоть отключила его? – невесело усмехнулся Астраханский. – А то сидит какой-нибудь черт у себя дома в наушниках и слушает, о чем мы сейчас говорим.

– Обижаешь. Это первое, что я сделала.

– Кстати… – заговорил Протопопов. – Как это вышло, что беспроводные наушники Котова поймали волну?

– Вы сами ответили на свой вопрос, – сказала Кириллова. – Тонкие пленочные мембраны в наушниках снимают колебания и преобразуют их в звук. Как вы верно заметили, наушники поймали волну.

– Случайность? – уточнил Протопопов.

– Думаю, да.

– Значит, мы могли бы и не узнать, что нас прослушивают?

– Могли бы и не узнать.

– Из всего вышесказанного делаю вывод: преступник ближе, чем кажется. Он или живет где-то поблизости, или работает в ателье. – Протопопов по-отечески положил ладонь на руку Надежды. – Пожалуйста, не пугайтесь. Но я обязан озвучить все возможные версии.

– А я и не пугаюсь, – тихо проговорила она.

– Наш переезд отменяется. Если позволите, мы еще ненадолго задержимся.

– Я не возражаю, пожалуйста. – Надежда посмотрела на Астраханского и улыбнулась только ему: – По крайней мере, будем с тобой видеться.

– Теперь полное внимание! – Протопопов взял ручку, продолжая говорить и одновременно писать в блокноте. – Проверить, перетрясти весь коллектив, особенно закройщиков и особенно Вилму Карклиню. Выяснить, кто из клиентов, родственников, знакомых имел доступ в закройную, где был обнаружен жучок. Составить список, рентгеном просветить каждого человека. Так же не забываем про жителей ближайших домов. И вот еще что… Прослушивать наши разговоры можно было, также прогуливаясь, сидя на скамейке или в припаркованном поблизости автомобиле. Выяснить, не было ли чужих припаркованных автомобилей в близлежащих дворах. Естественно, нас также интересует, не находился ли внутри человек в наушниках.

– Прослушивать разговоры можно и без наушников, – заметила Анастасия Кириллова. – В автомобиле есть динамики.

– Примите к сведению уточнение Насти и распределитесь по зонам. Ищите и помните: зона поиска в радиусе трехсот метров, не больше.

– Послушайте… – Немного помявшись, Надежда покосилась на Льва, но все же продолжила: – Позапрошлой ночью, когда бульдозер закапывал траншею, в ателье побывал Антон Шелегеда.

Лев Астраханский пригнулся, как будто его шибанули по голове.

– Что он здесь делал?

– Не знаю. Но у меня есть подозрения, что Шелегеда за мной следит.

– Вы это серьезно? – обескураженно спросил Протопопов, краем глаза взглянул на Льва и, помолчав, спросил: – Это – личное?

– Могу со всей определенностью заявить, что не давала для этого никаких оснований.

– Такому человеку, как Шелегеда, основания не нужны. Он и без них делает то, что хочет. Итак, повторяю вопрос: это личное?

– Он сказал: чтобы помочь.

– В чем?

– В ситуации с траншеей.

– А почему не помог?

– Увидел Льва и решил не вмешиваться.

– Это – личное, – уверенно сказал Протопопов. – Угораздило же вас, Надежда Алексеевна…

– Как Шелегеда узнал, что ты осталась здесь на ночь? – сдержанно спросил Астраханский.

– Он сказал, что за мной присматривает.

Протопопов развел руками:

– Я даже не знаю, как к нему подступиться. С его-то деньгами он снимет нам головы и водрузит их на заборе в соседнем сквере. Но если это он поставил жучок, то зачем?

– В любом случае нужно разбираться, – заметил Лев.

– Вот и разбирайся. Поручаю этого типа тебе. Мне он не по зубам.

– Мне тоже. Но я попробую.

У Котова зазвонил телефон. Взглянув на дисплей, он принял вызов:

– Здравствуйте, Агния Рудольфовна! Какие у вас новости? – у Котова вдруг вытянулось лицо, и он уточнил: – Кто со мной говорит? Моя фамилия Котов, я – младший оперуполномоченный, ждал от нее звонка… Как убита?.. Спасибо. Я вам перезвоню.

– Что там случилось? – встревоженно спросил Протопопов.

– Та старуха… Агния Рудольфовна… Ее застрелили.

Глава 18

Шантаж

Узнав об убийстве клиентки, Ираида Самсоновна побледнела и отшатнулась от дочери:

– Я не понимаю, Наденька! Что происходит?! Мир сошел с ума? Это выше моих сил!

– Прошу тебя, мама, не так эмоционально. Нам нужно сохранять присутствие духа. Никто не знает, чем все это закончится.

– И что же делать?

– Скажи Соколову, что костюм из креп-жоржета кроить не надо, как бы прагматично это ни прозвучало.

– Тебе нужно, ты и говори, – Ираида Самсоновна вздернула подбородок. – У меня с этим ловеласом нет ничего общего.

– У вас общая работа. Будь профессионалом и не давай волю чувствам.

– Ну, хорошо. Я буду профессионалом и передам ему твое распоряжение. Но только… – начала Ираида Самсоновна.

– Вот только давай без «только», – оборвала ее Надежда. – Просто передай, и все. – Было видно, что она тяжело переживает убийство заказчицы. – Найди возможность вернуть родственникам предоплату за костюм. У них на носу свадьба…

– Бог с тобой, Наденька! О какой свадьбе ты говоришь! Любой нормальный человек отменит ее. Ведь речь идет об убийстве близкого человека.

– Ты права, – согласилась Надежда. – И все-таки как это ужасно…

В кабинет Ираиды Самсоновны заглянула Виктория:

– Надежда Алексеевна, вас ищет Карклиня.

– Да что она о себе возомнила! – воскликнула Ираида Самсоновна и вслед за дочерью вышла из кабинета.

В коридоре их ожидала Вилма.

– Вы, кажется, искали меня? – поинтересовалась Надежда и, открыв дверь, подождала, пока в кабинет зайдет Карклиня, а за ней Ираида Самсоновна.

Войдя вслед за ними, она поинтересовалась:

– Что вы хотели?

– Мне нужно с вами поговорить.

– Пожалуйста, говорите.

Указав глазами на Ираиду Самсоновну, Карклиня обронила:

– Конфиденциально…

Надежда поняла ее с полуслова и, чтобы избежать объяснений, сказала:

– Это моя мать, и у меня нет от нее секретов.

– Ну, что же… Я скажу, а вы уж сами потом разбирайтесь.

– Вы только посмотрите на нее… – с задиристыми нотками в голосе пропела Ираида Самсоновна, однако, заметив, что Карклиня достала из кармана листок, осеклась.

– Что это? – спросила Надежда.

– Мерки Фугенфирова, – ответила Карклиня.

– Но вы мне их уже отдавали.

– Это – другие.

– Что значит другие? Пожалуйста, объясните.

– Эти мерки с Фугенфирова снимал сам Анастас Зенонович.

– Тищенко? – пораженно воскликнула Надежда. – Он здесь при чем? Анастас Зенонович к тому времени уже отбывал наказание.

– Заказ принимал он, – сказала Карклиня. – А кроить пришлось мне.

– Я правильно поняла? Заказ Фугенфирова передали вам вместе с другими нескроенными заказами Тищенко? – Надежда ненадолго задумалась. – Конечно, конечно… Теперь я понимаю. Но зачем же вы еще раз снимали с него мерки?

– По чужим меркам я не крою, – сказала как отрезала Вилма. – То же самое я проделала с остальными заказчиками, которые достались мне после ареста Тищенко.

– Что ж вы сразу мне об этом не сказали?

– Тогда я еще не знала, что меня обвинят в убийстве.

– Что за глупость! – возмутилась Надежда.

Ираида Самсоновна отстранила ее рукой и вышла вперед:

– О чьем убийстве идет речь?

Вилма Карклиня выразительно взглянула на Надежду и, уловив кивок, сказала:

– О найденных останках Фугенфирова.

– Вы шутите? – Ираида Самсоновна доверчиво улыбнулась. – Пожалуйста, скажите, что шутите…

– Нет, мама, это не шутка. Уже известно, что расчлененные останки мужчины принадлежат Фугенфирову.

– Так что имейте в виду, – снова заговорила Вилма. – Меня с Фугенфировым связала только работа.

– Как вовремя вы сориентировались, – заметила Надежда.

– Я слышала, как обо мне говорили за дверью склада. Потом, спасибо, муж подсказал.

– И кто у вас муж?

– Профессор. Заведует кафедрой юриспруденции в университете.

– Это убеждает, – согласилась Надежда.

Карклиня спросила:

– Могу я идти?

– Идите.

В дверях Вилма обернулась:

– И передайте это своим знакомым следователям.

– Можете не волноваться. Все передам. – Надежда закрыла дверь и обернулась к матери.

– Это правда? – трагически проговорила Ираида Самсоновна.

– Я же сказала: правда.

– Что же это получается? Стоит сделать заказ у нас в ателье, клиента тут же убивают?

– Ну не всех же… – Надежда сдержанно улыбнулась. – Многие остались в живых.

– За что нам все это? За что?!

– Пожалуйста, успокойся…

– Во всем виновата ты!

– Я-то при чем? – оторопела Надежда.

– Ты взяла на работу этого уголовника Тищенко. Я говорила тебе… Предупреждала… Я была против, но ты не послушалась. И вот – расплата.

– Если на то пошло, Тищенко был в тюрьме, когда убили Фугенфирова. И Карклиня это только что подтвердила.

– Значит, Фугенфирова убили его дружки. Я в этом почти уверена.

– «Почти» в таких делах не считается. Для того чтобы обвинить человека в убийстве, нужны веские основания. – Надежда взяла листок с мерками Фугенфирова и зашагала к двери.

– Ты куда? – спросила Ираида Самсоновна.

– Мне нужно поговорить с Тищенко.



Надежда вошла в мужскую закройную и выразительно посмотрела на Карклиню. Та быстро вышла из кабинета, оставив Надежду наедине с Анастасом Зеноновичем.

Надежда прошла к столу, за которым Тищенко сметывал из бортовки нечто похожее на макет. Заинтересовавшись, она спросила:

– Что вы делаете?

– Повышаю свой КПД. Хочу внедрить одно новшество: что-то среднее между методом «биспоук» и пошивом «су мизура»[14].

– Кажется, я начинаю догадываться… – Надежда заинтересованно придвинулась. – Готовите макеты изделий на основе стандартных лекал, чтобы потом, во время приема заказа, фиксировать фактические отклонения?

– Именно так! – воодушевился Тищенко. – И заметьте: результат будет не хуже. Пошив – экономичнее, а значит, дешевле. Как вам такая идея?

– Мне нравится.

– Идея не нова, но в таком сочетании компонентов весьма оригинальна.

– Не спорю… – призадумавшись, Надежда вдруг улыбнулась: – А знаете… Вы сейчас подсказали мне выход из одной затруднительной ситуации.

– Вот как? – спросил Тищенко и проницательно посмотрел ей в глаза. – А мне почему-то кажется, что вы пришли сюда с неприятным разговором.

Надежда положила на стол листок с мерками Фугенфирова:

– Вы знали этого человека?

– Конечно. Он – мой клиент. Но почему вы сказали «знали»? С ним что-то случилось?

– Его убили, а тело расчленили и сбросили в траншею недалеко от нашего здания.

– Боже правый! И вы подозреваете в этом меня?

– Видите ли, Анастас Зенонович… Фугенфирова с нашим ателье связывало только знакомство с вами. Давно вы его знаете?

– Около полутора лет.

– Значит, костюм, заказанный у вас и который потом кроила Карклиня, был первым?

– Именно так.

– Тогда почему вы сказали, что он ваш клиент?

– Но я же не сказал – постоянный.

Надежда посмотрела на Тищенко пытливым взглядом:

– Вам есть что мне рассказать?

– В каком смысле?

– Что еще, кроме костюма, вас связывало?

– Надежда Алексеевна, откуда у вас подобные домыслы? – Тищенко в сердцах вонзил иголку в подушечку, что была на его руке. – Мне кажется, я не давал вам повода…

– Не врите, Тищенко. Я знаю, что вы человек непростой.

– Но это не дает вам оснований…

– Дает. Или говорите начистоту, или я натравлю на вас Протопопова. – Надежда стояла на своем, глядя на нее, любому стало бы ясно, что она пойдет до конца.

И Тищенко сдался:

– Ну, хорошо… Я все расскажу, а вы поможете мне выбраться из этой щекотливой ситуации.

– Никаких обещаний, – безэмоционально возразила Надежда. – Более того: если после вашего рассказа я почувствую угрозу моему ателье, вы будете немедленно уволены. И на этот раз мы с вами расстанемся навсегда.

– Вы так не поступите… – слезливо проронил Анастас Зенонович.

– Поступлю! Еще как поступлю, – подтвердила она.

– Фугенфиров заказал костюм только для того, чтобы меня шантажировать.

– Чем?

– Однажды в своей жизни я совершил ошибку…