– Теодоро, мон ами, ты умудрился обидеть саму Якутянку! Если я – айн, то она такое цвай-драй в геометрической прогрессии, что, майн фройнд, тебе оно надо было? Какая леди, вумен, фемина! Греческая фигура, четвёртый размер, золотое сечение, без стрингов, но в алмазах, ты на фига брыкался-то?
– Я люблю другую.
– А что-нибудь про месть отвергнутой женщины слышал?! Уно кретино, дебило, идиото…
Сколько реальных проблем могла принести с собой эта черноволосая красавица, я, кстати, вполне себе представлял. Причём главная опасность была не столько в ней самой, сколько в том или в тех, чьи интересы она отстаивала. Например, некий Хан, с которым у меня был непродолжительный разговор и о личности которого наш домашний бес категорически отказывался говорить. Думаю, у него были на то причины, и не мне его осуждать, он и так рискует.
Но вернёмся к Якутянке. О том, скольких бесогонов погубила жгучая брюнетка в песцовой шубе и высоких сапожках, меня предупреждал ещё отец Пафнутий. Батюшка сам с ней сталкивался, и не раз, но только если его годы меняли, то над Якутянкой время было не властно. Она демон не последнего ранга, и редко кто сумел выдержать томный взгляд её чёрных глаз, наполненных от края до края беззвёздной темнотой Вселенной…
– Она вернётся, да?
– Ты шутишь, мин херц?! Да кто тебя забудет после того, что ты там устроил на балу? Я, я, дас ист фантастиш!
– Ты всегда это говоришь.
– Я говорю, а ты делаешь!
– Не кричи на Тео, а не то кусь тебя.
– Вот всякую псину лишний раз не спроси… ай! Больно же!
Мой доберман всё сделал правильно. А если кто-то вдруг чего-то там где-то как-то почему-то недопонял или продолжает питать влажные иллюзии, я напомню: Анчутка – это бес. Бес – значит, чужой, тёмный, не за нас. И то, что на данный момент он нам служит, помогая по дому, это, мягко говоря, противоестественно. Этого нельзя забывать.
Безрогого и бесхвостого красавчика держит в узде ряд православных молитв и одна георгиевская ленточка, особым образом повязанная на шее, так, чтоб не снял. Как я уже говорил раньше, достаточно включить телевизор (инет, радио, газеты, логику…), чтобы самостоятельно посмотреть, убедившись раз и навсегда, кто боится ленты святого Георгия.
Где она законодательно (!) запрещена? В какой среде и в каких странах? Нашли? Поздравляю. Вот там и правят бал бесы, а люди… люди изо всех сил им подыгрывают.
– Когда за нами придут?
– За кем за нами, амиго? Нихт ферштейн, жё нэ компран па, ничого не розумию…
– Декарт тебе в печень! Когда за мной придут, так яснее?
– А почему ты спрашиваешь в будущем времени? – искренне удивился наш домашний нечистый, делая самое честное выражение лица.
Сколько я его знаю, это означает примерно полторы-две минуты до… До чего угодно! И лично я потратил их с пользой, залив в серебряную фляжку святую воду. Ох, если б это хоть сколько-нибудь критично могло изменить ситуацию, но хоть что-то, увы… увы… увы…
– Там кто-то пришёл. Не бесы. Там… там Марта! – вдруг нервно втянул ноздрями воздух мой пёс. – Она пришла! А вдруг она забыла принести вкусняшки? Нельзя так обижать собаченьку-у.
Я обернулся к Анчутке, пристально глядя ему в глаза. Он не выдержал, отвёл взгляд и молча указал пальцем на висящий в углу наган в подмышечной кобуре.
– Гран мерси, – захотелось ответить мне в его же стиле.
После чего я быстренько зарядил старенький револьвер семью серебряными пулями, сунул его за пояс и бросился в сени переобуваться. Кто живёт на русском Севере, знает, что зимой на улице в домашних тапочках комфортно первые полторы минуты, потом ноги сковывает мороз ледяным гипсом.
– Гесс, ты со мной?
– Да! Не обижай…
– Собаченьку. Я в курсе. Пошли.
Он радостно завилял обрубком хвоста и поспешил в сени. Никаких серьёзных проблем в том, чтобы самостоятельно надеть фуфайку и армейскую шапку с красной звездой, у него не было. Уши мой пёс всегда опускал вниз, так теплее. Двери тоже открывал левой задней лапой. Когда ему надо.
В общем, во двор к Марте мы вывалились едва ли не в обнимку, поскольку каждый хотел быть первым. Но я сумел в какой-то момент опередить обнаглевшего добермана.
– Привет, любимая! Я жив, я скучал, и я не виноват, что нас обоих уволили.
– Да! Меня уволили из-за тебя! Из-за твоей, блин, дурацкой любви! И чтоб я ещё… хоть раз… вот так… при всех… да никогда!
Я стоял перед ней лицом к лицу, на расстоянии ладони и тая под взглядом её зелёных глаз. Милая моя, да говори что хочешь, я буду молчать. Смотреть в твои глаза, улыбаться в ответ твоей улыбке, вдыхать аромат твоих волос и ни на секунду не задумываться, что нам ещё надо изгонять откуда-то там какую-то там нечисть рогатую.
Лысина Сократова, ну какая кому в принципе разница, мы их побьём или другие бесогоны? Никакой. Даже более того, ребята всегда готовы прикрыть меня, если я очень, очень занят. Как и я в подобной ситуации точно так же прикрою их. Но личную жизнь никто не отменял.
Пока Марта соображала, что бы ещё такое обличающее бросить мне в лицо, я просто обнял её. Она, не сопротивляясь, прильнула к моей груди.
– Тео, ты дурак.
– Мой пёс регулярно говорит мне то же самое.
– Я его люблю.
– А меня?
– Эй, она же сказала тебе, что любит собаченьку! – праведно возмутился доберман, изображая девственную невинность. – Лучше спроси у неё, где вкусняшки? Я их не чую. Она их забыла?!
Рыжая Марта сунула руку во внутренний карман длинной зимней куртки и вытащила пакет сухариков. Не тех, что старательно рекламирует Павел Воля, попроще и подешевле, но наш Гесс любит именно эти. Специально не упоминаю названия фирмы, избегая возможных обвинений в настырной рекламе. Пусть этим режиссёр Бекмамбетов занимается, но я же не он, и всё тут.
– Где ты теперь?
– В Питере. Перевели в другой филиал с офисом в Петропавловской крепости.
– Я приеду.
– Приезжай, буду ждать, – ответила она.
Как это ни странно звучит, мы оба просто не знали, о чём говорить. Хитрый пёсик, в секунды схрумкав сухарики, постарался втиснуться между нами так, чтобы наши руки легли ему на лоб, и расплылся в самодовольной улыбке. Если мне удастся выбраться в северную столицу, разумеется, придётся взять его с собой. Санкт-Петербург ему понравился, его там кормили, фотографировали, гладили и везде пускали без намордника.
– Всё будет норм, тебя восстановят, – после короткого молчания сказала Марта, подняв на меня взгляд. – Там наверху большая шумиха, вы оба слишком неуправляемая парочка, но именно у вас нет ни одного провального задания.
– А Шекспир?
– Не в счёт. Это вообще была неправильная постановка задачи. В конце концов, Шекспира мы принимаем именно таким, и не помоги ты ему раздуть беса самомнения, мир, возможно, вообще бы о нём не узнал.
– Я без тебя не вернусь.
– Вернись. Ты там нужен.
– Если выгнали, то не очень.
– Это временная мера, больше от бессилия, – вздохнула она, пока мы сплетали пальцы на загривке разомлевшего пса. – Вся шумиха из-за нудного Дезмо, но, поверь, он мало что решает. Там всё упёрлось в твои контакты с Якутянкой.
– Ясно.
– Чего тебе ясно? Ясно ему… Что у тебя с ней было?!
– Ничего.
– Гесс? – Марта быстро поймала за ухо моего пса. – Что у него с ней? Они целовались, обнимались, нюхали друг друга, занимались случкой?
– Нет, – пискнул перепуганный доберман и запел курским соловьём, сдавая меня с потрохами.
Рыжая ревнивица в полминуты узнала, что Якутянка не носит ничего, кроме шубы, сапог и бриллиантов, что она очень красивая, что вся раздевалась передо мной и перед ним тоже, что предлагала абсолютно всё, от денег и власти до себя лично, и что конечно же я от всего этого отказался, но глаз в сторону не отводил и вроде бы даже не отворачивался ни разу.
Случки он не видел, поэтому уверен, что её не было. Если бы было, так его чуткий нос сразу сказал бы ему об этом, а уж он-то не стал бы врать такой хорошей девочке, которая носит в кармане вкусняшки для голодной собаченьки. Декарт мне в печень, как же в тот момент я хотел придушить этого болтливого кулацкого подголоска…
– Ну, ок, – неожиданно пожала плечами Марта, одним движением ресниц отпуская мне все грехи, вольные и невольные. – Раз ничего не было, то всё норм. Я всё прощаю. Пока.
– В смысле пока прощаешь?
– Просто пока, мне пора.
– Не уходи. – Я попытался удержать её, и даже Гесс жалобно заскулил.
Моя рыжая мечта быстро поцеловала меня в щёку, исчезнув в морозном мареве так же неожиданно, как и появилась. Это не волшебство, это новые технологии. Если бы у меня были хотя бы зачатки соответствующих знаний, я бы попробовал всё вам объяснить, но, увы, у меня философское образование.
Если кого-то очень уж будут интересовать эти вопросы, то обратитесь к другим бесогонам, а лучше сразу в главные офисы технической и научной поддержки Системы. Могу без опасения сказать, что я, по крайней мере, слышал ещё о четырёх таких крупных точках в Москве, Санкт-Петербурге, Минске и Владивостоке. Наверняка где-то есть ещё. Погуглите в Сети…
Отец Пафнутий вернулся со службы к вечеру. Не один. Вместе с батюшкой в дом зашёл сержант Бельдыев, невысокий, наголо бритый башкир, старше меня пятью годами. Он неплохой человек, из местных, умеющий проявить власть и найти общий язык с селянами. Включая и нашу разношёрстную многонациональную банду – священник, гот, безрогий бес, говорящий пёс.
Каким-то образом в большинстве случаев участковому хватало ума просто отводить в сторону хитрые азиатские глаза. Но сейчас, как я понимаю, у нас очередные проблемы.
– Анчутка, от к чаю бы накрыл, что ль?
– Айне минуте, ваше святейшество!
– Федька, от баньку бы истопить?
– Сделаем, отче.
– Ну а я-то покуда от с полицией нашей пособеседуюсь. Надюха Кармухина-то, вишь, от зараза растакая-то летучая, заявление на нас подала!
– Кхм, вам бы всё шуточки, – прокашлялся сержант, снимая форменную куртку и шапку. – Читать вслух будем? И да, гражданин Фролов, вас я всё-таки попрошу задержаться.
Баня откладывается? Мы переглянулись с батюшкой, и я послушно сел за стол напротив Бельдыева. Да лысина Сократова, кто ж меня отпустит, если в заявлении наверняка на меня же и жалуются? В общем, я не ошибся или ошибся только отчасти, преувеличив собственную значимость.
– Целиком читать не буду, только самое существенное. Кхм, в горле першит… простыл, что ли, где? Так вот. «Пришли ко мне в квартиру без приглашения, с собой тоже ничего не принесли. Провоцировали на действия неприличного характера. Гражданин Ф. Фролов начал первым, а батюшка как человек религиозный и верующий ждал своей очереди на кухне». Это как понимать? Она же прямым текстом обвиняет вас в попытке группового изнасилования. Кхм?
– Мужиков от на селе-то мало, – покачав бородой, печально вздохнул отец Пафнутий. – Чего тока одинокой бабе не нафантазируется…
– О да, с фантазией у неё полный порядок! – успокоил нас Бельдыев, вытирая пот со лба. – Вот читаем: «…халат на мне разорвал, во двор меня голую вывел и над домами соседскими летать заставил…» Это, кстати, про вас, Фролов. Как полетали-то?
– Э-э, по принципу дельтаплана, – столь же честно попробовал объяснить я. – Понимаете, она держала меня под мышки сзади, а я её за полы халата так, чтоб одежда образовывала треугольник. Дальше следовало лишь ловить порывы ветра. Всё легко.
– Легко?! – Участковый чудом не поперхнулся чаем и длинно выругался на незнакомом мне тюркском наречии. – Эта дура озабоченная второе заявление с утра пораньше самолично в райотдел отвезла! Мне звонили уже. Просили срочно достать им такую же траву, что у нас тут полсела курит!
– Да чё там… Какие от полсела-то, ась?
– Такие, отец Пафнутий! У меня восемь свидетелей, которые видели, как гражданка Надежда Кармухина и гражданин Фёдор Фролов в ночном небе в неглиже прилюдно занимались действиями развратного характера! И ещё четыре бабки, которые ничего не видели, но подтвердить готовы, поскольку «Надька шалава известная, а монашек этот завсегда подозрительным был, как бы не маньяк…».
– От нас-то ты чего хочешь, сын от башкирских степей?
– Я? Кхм… ох, я хочу. – Сержант одним длинным глотком выдул весь чай из чашки и поднял на нас усталый взгляд. – Я очень хочу, чтобы вы тут сидели тише воды ниже травы. Чтоб у вас танки не грохотали, чтоб собаки не разговаривали, чтоб женщины в халатиках не летали, чтоб…
Пока он загибал пальцы, у меня перед глазами вдруг всплыли зелёно-голубые картины Марка Шагала. Там тоже летали взад-вперёд по небу разные девицы, кудрявые мужики и странные улыбчивые коровы. К чему я это вспомнил, задница Вольтерова? Не важно. Главное, что к концу разговора сержант Бельдыев крепко пожал нам обоим руки.
– Всё понимаю, всё вижу, только сделать с вами ничего не могу. Нет, заявление не отдам. Я его в рамочку вставлю и на стену повешу. Но вот ещё… кхм…
– Все внимание, – приподнялись мы.
– Как сказать-то, чтоб дураком не выглядеть? Я же тоже голову на плечах имею, книжки разные читал, а «Тайный сыск…» нам ещё в школе милиции рекомендовали. Короче, отец Пафнутий, раз всё вот так наперекосяк выходит, научите и меня, ради аллаха, бесов видеть!
Вот, пожалуй, такого дивного коленкора, как выражается наш батюшка, никто не ожидал. Даже Анчутка высунул любопытный нос из кухни, а доселе мирно дремавший на своём коврике доберман одним пружинистым движением вскочил на ноги.
– Чего ему? – нимало не стесняясь, громко сказал Гесс, добавив на всякий случай – Упс… типа гав-гав?!
Безрогий бес практически в ту же секунду громыхнул пустой кастрюлей об пол, так что все очнулись, переключив внимание в нужную сторону.
– Завтра поговорим от, – решительно перекрестил грудь православный батюшка. – А лучше-то опосля церковных праздников приходи, я-то, поди, посвободнее буду. Это где-то на конец января, добро? Ну там от плюс-минус неделя-то другая, глядишь, по весне обсудим.
Бельдыев всё понял правильно, обиды показывать не стал, подчёркнуто вежливо попрощался со всеми, даже с Гессом, долго глядя в его самые честные-пречестные глаза. Понятно, что заявлению в районе хода не дадут, что никакого дела против нас возбуждено не будет, но и тот факт, что отныне мы находимся на самом остром кончике карандаша в родной полиции, тоже отрицать не стоило.
Реальность имеет ряд весьма специфических черт характера, и более всего она не любит, чтобы её отрицали. Лично я дозрел до осознания этой простейшей истины далеко не сразу. В конце концов, с точки зрения гота принимать мир во всём его многоцветье, таким, каков он есть, уже само по себе преступление и глупость! Поэтому готы имеют лишь две краски, чёрную и красную.
Но если взглянуть на мир глазами философа, то куда проще и логичнее согласиться с реальным порядком вещей, чем пытаться бороться, страдать или менять несовершенство бытия во благо грядущих потомков. «Следующее поколение будет жить при коммунизме!» И вряд ли кто из образованных людей не помнит, чем всё это закончилось. Поэтому увы-с…
Как снайпер, гот, философ и бесогон до кучи я предпочту иную платформу под ногами.
– Проводи от гостя, Федька!
Я проводил сержанта Бельдыева в сени, ещё раз пожал его крепкую ладонь, мы молча посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, чисто по-армейски стукнулись плечами. Теперь он мой брат. Если у него вдруг возникнут проблемы, то они автоматически станут моими, если же меня придётся вытаскивать за воротник, то и он сделает это собственноручно.
Есть вещи, о которых двум мужикам совершенно не обязательно рассуждать долго и вслух. Помните, у Киплинга как было сказано?
Запад есть Запад, Восток есть Восток! Они на своих местах.С этих мест ни тот ни другой не сдвинет и Божий страх!Но что стоит Восток или Запад что? Что тысячи всех причин?Когда здесь станут плечом к плечу двое сильных мужчин!И клятву друг другу они принесли на травах и на вине,На солнечном свете, на соли ветров, на лунном прозрачном дне.Теперь на двоих им небо одно, один дворец или хлев.Так две ладони смешали кровь и преломили хлеб…
Цитирую не дословно, лучше сами перечитайте. Я к тому, что на нашей земле дружба русского и башкира может быть крепче любой британской стали с вензелем королевы на клинке.
– Да, вот, – вдруг резко обернулся он уже на пороге, сунув руку в карман, – тут специальный факс на имя Фёдора Фролова. Почему-то пришло в отделение.
Я раскрыл незапечатанный конверт, достав из него листок бумаги с традиционно короткими строчками текста. Впрочем, какие там строчки, два слова всего: «Вы восстановлены».
Ох ты ж задница Вольтерова, да можно подумать, кто-то тут ждал иного развития сюжета?! Без всякой ложной скромности можем признать, что именно мы с Гессом являемся одними из лучших (или просто удачливых) бесогонов Системы. Несомненно, у них там есть куча других опытных профессионалов, но это же не значит, что стоит так уж резко и безоглядно отказаться от нашего спевшегося боевого дуэта. Мы боевая единица!
Ну и наверху тоже сидят не законченные идиоты. И пусть даже вниз, на места, спускаются весьма противоречивые приказы, но начальство на то и начальство, чтобы в первую очередь включать голову, а уж в последнюю эмоции. В идеале, конечно.
– Пляши от, паря, – победно расхохотался отец Пафнутий, размахивая листочком факса. – И суток-то не прошло, а уже от и восстановили тебя!
– Я не буду работать без Марты.
– Федька, от не гневи Господа Бога…
– Вернут её, вернусь и я.
– Ам сори, джентльмены, – раздался заинтересованный голос с кухни. – Не моё собачье дело, но вдруг ля бель мадемуазель и сама больше не настроена работать в офисе за компом? Всё-таки Санкт-Петербург – это шаг вверх по карьерной лестнице, ву компрёне?
– Тебя от, беса-то безрогого, не спросили, – в тон ответил батюшка, но после минутного размышления поддержал Анчутку: – А может, и прав нечистый-то? Чего толку девице-то молодой в скучном офисе юбку просиживать? Скучно от, поди. А в большом-то городе и развлечений от по вечерам больше, и…
– Кафе, рестораны, театры, квесты, стриптизы, кино, праздники, ярмарки, концерты, уличные гулянья, актерские встречи, неформальное общение, импортный алкоголь, лёгкие наркотики, случайные половые партнёры – короче, полный фарш и дас ист фантастиш!
– Заткнись, – в два голоса грозно посоветовали мы с отцом Пафнутием.
Анчутка мигом заткнулся, инстинкт самосохранения у него всегда на самом высоком уровне, не придерёшься.
– Так пойдёшь, чё ли?
– Нет, сказал же, – упёрся я.
– Карту от тогда верни!
– Забирайте. – Я достал из кармана армейского свитера глянцевую карту джокера, чуть засаленную по краям, передавая её из рук в руки законному владельцу.
Всё это время Гесс нетерпеливо поскуливал, царапая лапами пол и стуча обрубком хвоста. Сказать он ничего не смел, но, сев на задницу, отчаянно жестикулировал передними лапами, словно героический матрос с канонерской лодки «Кореец».
– Ох ты ж царица небесная, как собаку-то плющит, – первым опомнился батюшка. – Ровно чего-то сказать хочет, а от не может, ибо тварь сия бессловесная. Ну-кось, я от, поди, угадаю?
Доберман скорчил страдальческую морду, но потом сам увлёкся новой игрой.
– Чё-то крупное. Шар от? Земля? Собака узкоглазая? Да от! Шар, узкоглазая собака, от и… и… нет? Мяч? Яблоко? Не шар от, не собака, не? Чего ж, энто я узкоглазый? Нет, не я. Федька? Нет. От да кто ж, не Анчутка ли, нет? Да, от не Анчутка. Якутянка узкоглазая? Да! Нет? Не она. Что ж за напасть-то такая круглая от и узкоглазая, а?! Но у ней от точно глаза в щёлочку? Да. Тогда от кто? Японец, казах, китаец? Китаец! От же у меня какая псина-то разумная, китайца круглого изображать научился! Где ты от такого найдёшь? Нигде! От же люблю тебя, Геська, давай-ка от поглажу-то…
Бедный доберман, отчаявшись добиться понимания, опустил морду и, вздыхая, поплёлся к своему коврику. Мне же всё было кристально ясно: шар плюс китаец равно китайский шар или яблоко, а китайское яблоко – это апельсин, что значит по-английски «оранж», то есть где-то рядом уже пляшет оранжевый бес, вызывая меня на ковёр в Систему.
– Отче, мы быстро. – Я перехватил за ошейник верного пса и как есть – не переодеваясь, не вооружаясь – не глядя хлопнул себя ладонью по плечу.
Короткая оранжевая вспышка резанула по глазам, давая понять, что попал я куда надо, а в следующее мгновение мы с Гессом открыли глаза в белом коридоре, набитом галдящими людьми, словно на собрании ЖКХ в многоквартирном доме при обсуждении троекратного повышения тарифов. Хотя тут тема была поинтереснее.
– Куда Марту дели-и?!!
– Это реальная подстава, посаны! Девчулю забрали, а гладкий хрен в смокинге такие задания клепает, что уже шестерых по больничкам разложили. Сложить он нас хочет всех в деревянный ящик! Зуб даю, посаны!
– Что за фигня? С какого фига я должен заниматься этой фигнёй, фиг её знает, да?!
– Казань закрыли, Киев закрыли, Брест закрыли, Воронеж закрыли, Нижний ещё устоял, но там трое бесогонов на всю огромную губернию, у кого-нибудь за это дело, вообще, голова болит? Парни на пределе держатся! Где Марта?
– Товайищи, это пьоизвол! Импейиалисты убьали от йаспьеделения заданий единственного состьадательного человека! Нами правит бездушный, набьиолиненный йобот! (Это пьиличное слово, не сбивайте меня!) Йади чего? Кто за мной, товайищи? Если Система исчейпала себя, её следует уничтожить! Да здьавствует мийовая…
– Уймите уже этого балабола из Ульяновска, ради бога! Все мы понимаем, что творится нечто странное, однако… Однако! Так ли уж всё плохо? Допустим! Допустим, что не все довольны нововведениями. Но когда были довольны все? Положим. Только положим, что о…
– Гля, парни, да тут Тео и Гесс. – Предыдущему оратору, видимо, кто-то закрыл рот чем-то тяжёлым, вроде той же скамейки для посетителей. – Братцы, пропустите их! Пусть они там начальству за нас скажут. Пусть…
В общем, как вы наверняка уже поняли, революционно настроенные массы быстро нашли крайнего. Я никого не осуждаю, они прекрасно знали, кого и почему здесь увольняли чаще других. И да, к слову сказать, Декарт мне в печень, наша с Гессом слава, гуляющая по Системе, всегда была противоречива до крайности: то мы герои, то практически враги отечества!
Но, к моему немалому удивлению, вся разношёрстная толпа разномастно одетых бесогонов в едином порыве дружно расступилась, давая нам дорогу. Мы гордо (особенно доберман, когда надо, у него вид благородный, как у крейсера «Аврора») прошествовали освободившимся коридором почёта до главных (единственных) дверей и, услышав вожделенное (сто раз повторенное) слово «следующий», шагнули в офис Системы.
Внутри за ноутбуком нас встретил Дезмо! Ка-ка-я-а неожиданность, право?
– Припёрлись.
– Мы вас тоже любим.
– Фролов, вот вы ведь уже испортили ей жизнь, – задумчиво и вроде бы ни к кому напрямую не обращаясь, начал чёрный ангел. – Девушку перевели подальше отсюда, типа на повышение. Вам мало? Вы и там намерены доставать её?
– Ананас, – подумав, ответил я.
Гесс покосился на меня, высунув язык. Дезмо тоже, видимо, мало что понял. Ну, ребята, нельзя же быть настолько наивными: если мне задают идиотский вопрос, я вправе дать идиотский ответ.
Ладно, объяснять всё равно ничего не буду, просто перейдём к делу.
– От лица всех присутствующих в коридоре, – начал я как можно громче, так, чтоб меня гарантированно слышали снаружи, – объявляю наше общее и единодушное требование – немедленно вернуть к работе Марту! Она хороший специалист, с душой относится к порученному ей делу и всегда готова поддержать бесогона, попавшего в беду.
Мой пёс дважды гавкнул. За дверью раздался рёв ободряющих голосов. Почему у нас до сих пор нет нормального профсоюза, парни? При такой сплочённости и социальной активности мы бы эту самую Систему как пропеллер вертели! Как там говорили донские казаки? Любо!
Но я не казак, я гот, с меня и обычного согласия достаточно.
– Ваши условия? – тихо спросил чёрный ангел, опуская взгляд в пол.
– Марта работает на том же месте.
– И всё?
– Да, всё. Я не выражаю никаких личных требований, но озвучиваю святую волю восставшего пролетариата, – патетично заверил я. – Ничего для себя, но всё для народа!
– Сволочь ты, Фролов.
– А ну повтори, и я тебя кусь! – грозно предупредил доселе молчавший доберман. – Нет, Тео, ну он первый начал. Можно уже кусь его?
– Нет, вдруг ещё отравишься, – успел предупредить я. – Итак, Марта будет восстановлена, а все, то есть любые обвинения против неё сняты?
Чёрный ангел с идеальным пробором пытался смотреть на меня, словно на досадливую бактерию в микроскопе. Не знаю уж, что он этим пытался добиться, но ни я, ни мой пёс не намеревались ради него вживаться в роль подопытных мышек. Даже чисто гипотетически, нет, не дождётесь, в задницу тебя Вольтерову!
– Надеюсь, вы понимаете, что решение о соответствии должности того или иного работника не в моей компетенции?
– Нам фиолетово.
– Что?
– Поясню, в смысле «ниже плетня, вдоль лампаса!». Это цитата, но вы поймёте.
Дезмо изо всех сил делал вид, что не скрипит зубами. Часто это является первым признаком наличия глистов в организме, но сейчас, разумеется, свидетельствовало лишь о крайней степени раздражения.
– Возможно, мне удастся каким-то образом сообщить начальству о…
– Почему прямо сейчас не сделать это? Что значит «возможно… мне… удастся»? Лысина Сократова, да что сложного в том, чтобы честно доложить о сложившейся обстановке вышестоящим органам? А уж они пусть принимают решение.
– Тогда они и меня уволят!
– Вряд ли это наша проблема, верно? – как можно вежливее улыбнулся я, хотя скрыть ликование в голосе всегда непросто. Гесс вообще ничего не скрывал, откровенно хихикая, виляя хвостом и строя рожи.
На один миг мы встретились с Дезмо глазами. Мне вроде бы удалось отметить некую панику в его взгляде, а он… не знаю, ему видней. На тот момент я ощущал себя максимально лёгким, упёртым и правым, потому что мне нечего было терять.
– Для вас есть задание.
– Нет.
– Не слишком сложное, однако вы должны…
– Мы ничего не должны и ничего не будем делать, пока не будет принято решение по Марте.
– Дьявол вас раздери, Фролов! – Чёрный ангел со стуком захлопнул крышку ноутбука.
А мгновением позже мы с Гессом выдохнули уже дома.
Безрогий бес на миг высунулся из кухни, продемонстрировав чёткий арийский профиль, и вновь исчез, не задавая вопросов. Отец Пафнутий, казалось, тоже не заметил нашего короткого отсутствия, он всё так же сидел за столом, поправляя на носу очки. Хотя по факту оба были предупреждены, куда мы отправляемся, пусть и не знали, зачем конкретно.
Что ж, я позволил верному псу отправиться на кухню наслаждаться ароматами тушёной говядины, а сам по давно сложившейся армейской традиции быстро доложил обстановку батюшке. Тот выслушал вежливо, не без интереса, но чрезмерных эмоций тоже не выказал. Зато, покачав бородой, молча вернул мне карту джокера.
Конечно, его по-прежнему волновало всё происходящее в рамках Системы (недаром же он приложил столько сил к её созданию), но поскольку отошёл от дел (в некоторой степени, так сказать, был с почётом отправлен на заслуженный отдых), то активно туда уже и не лез. Разве что ругался матерно и всё порывался кому-то там звонить, если был чуточку нетрезв. Хотя чего уж там, чуточку нетрезвым отец Пафнутий бывает редко, он или вообще неделями не пьёт, или отрывается так, что всем чертям тошно… От всей широты бескрайней русской души, короче!
Каких-то особенных дел до вечера не нарисовалось. Баню в итоге топил всё тот же Анчутка, я продолжал мазать левый бок и локоть дурно пахнущей, но, видимо, весьма целительной армейской мазью из старых запасов святого отца. Мелкие царапины, ссадины и ранки жутко чесались, но сукровица не показывалась, значит, скоро заживут. После горячей баньки с чистым бельём и общими разговорами был организован холостяцкий ужин без изысков.
Хотя чего уж там врать, безрогий красавчик подал на большой сковородке совершенно обалденную жареную картошку с луком, салом, морковкой, перцем, свежей зеленью и чёрным хлебом, натёртым чесноком. В качестве аперитива предлагалась рябиновая настойка по пятьдесят грамм, но я был не в настроении, Гесс не пил, Анчутке на наливали, так что с молитвой за всех оскоромился только один отец Пафнутий.
Пока я после чая помогал убирать со стола, батюшка, не удержавшись, всё-таки набрал кого-то из своих старых знакомых, поговорил на слегка повышенных тонах у себя в комнатке и, вернувшись, слегка хлопнул меня по плечу:
– От заварил ты всем кашу-то, паря! Вернули девицу твою. Вроде от как даже повысили, тока чтоб ты-то с работы не сбёг.
– Это не потому, что я самый лучший бесогон. Там все ребята поднялись.
– Все орут, да от не всех от слушают, а прислушиваются-то вообще мало к кому! Бесогонишь ты от, конечно, славно, но и подставляешься под когти да рога. Благо хоть от Геська мой тебя прикрывает, один-то давно пропал бы, – оглаживая седую бороду, покивал мой наставник. – Однако что ж, учить-то тебя и впредь буду. А у Системы-то на твою от головушку бедовую уже свои планы.
– Какие?
– А я-то почём знаю? Хоть у той же от Якутянки спроси! Угораздило ж меня притащить от в дом бабьего-то угодника. Одну кралю себе от в Системе завёл, другая-то за ним по всему селу на каблучищах-то почитай чуть от не нагишом бегает, хорошо третья от вовремя к мамке съехала, не то б и внучку-то мою приворожил. Чертяка! Ась?
Ну, положим, тот чертяка, который приворожил Фруктовую внучку отца Пафнутия, зовётся Анчуткой, так что не надо тут стрелки переводить. Впрочем, и спорить сейчас смысла не было, мы все всё прекрасно знали. К тому же в глубине души я всё ещё немножечко переживал насчёт последних разговоров с Дарьей.
Ведь согласись я тогда учить её, как можно правильно видеть бесов, возможно, психологический стресс и не шарахнул бы её обухом по башке. Безрогий Анчутка, слов нет, та ещё сволочь, но он ведь никогда и не притворялся перед нами невинным ангелочком с крылышками. Так что если мы не уберегли от него девушку, то это наша проблема, а не его вина. По факту он же её и пальцем не тронул, верно?
Та же Якутянка, как тут все её называют, она также ничего Дарье не сделала, ни разу не обидела, даже зубки не показала. На минуточку мне вдруг показалось, что отъезд курсантки Фруктовой мог быть скорее паническим бегством. Не от нас, не от любимого дедушки, а от самой реальности. Да, как философ я могу зацикливаться на этой теме, имею право, нас так учили, такое воспитание. Реальность и человек, человек в реальности, реальность в человеке и так далее.
Приложение мрачных готских традиций к кристаллизованной школе русской философской мысли всегда даёт гарантированно непредсказуемый результат. Поэтому и не будем, пока есть более насущные вещи. Собственно, любой, у кого есть собака, понимает, что всегда важней. Пёс всегда расставит правильные приоритеты, или будете вытирать за ним лужи дома.
…Пока выгуливал перед сном высоко скачущего горным козлом добермана, я, сидя на крыльце, попробовал на пальцах пересчитать друзей и врагов.
Итак, за наших, условно говоря, «воинов света» можно считать отца Пафнутия, Гесса, Марту, сержанта Бельдыева и меня. Также, пожалуй, Дашу Фруктовую, но она далеко. Допустим, ещё дракона из Вавеля. Он обещал одноразовую помощь. Вроде как всё. Нет, можно ещё, конечно, скинуть в список всех знакомых бесогонов, но смысл? Это примерно так же как Анчутка – если надо спасать собственную шкуру, он, не задумываясь, возьмётся за оружие. А вот если чужую, то как знать…
Разумеется, и Система наверняка печётся о своих сотрудниках, но, памятуя ту историю с Грицко в краковских пещерах, верить им на слово – мягко говоря, себя не уважать. Типа мы вам платим, обеспечиваем работой и медицинской страховкой, но дальше вы сами. Такого случая, чтобы Система вдруг сама пришла хоть кому-то на помощь, я не припоминаю, отец Пафнутий тоже о подобном не рассказывал.
Да всех их к Диогену в бочку! Что у нас по поводу врагов? Якутянка, Дезмо, черти, бесы, некий Хан и… вроде как всё. Ну, можно, конечно, вспомнить настырного столичного бизнесмена, но он, похоже, сбежал из Пиялы навсегда. Других нет. Получается, что в принципе силы равны.
Не сказать, чтобы это так уж радовало, паритет сил в данном случае неуместен.
Нарезающий круги по двору доберман старательно кидал в меня снег задними лапами, чтобы я отвлёкся, прекратил заниматься ерундой и наконец-то «поиграл с собаченькой». Давай, давай!
Во многом он прав, за ним стоит какая-то истинная, кондовая и посконная правда жизни. Что ты тут философствуешь, глупый человек? Лучше брось собаке палку, а там уж будь что будет!
Спать все легли рано. Ночью, наверное где-то после двух, моего плеча осторожно коснулись пальцы безрогого беса. Верный неубиваемым армейским привычкам, я вскочил на ноги за считаные доли секунды. Горячая школа в горах не прощает ошибок.
– Тсс, амиго! Не надо меня душить, пер фаворе?
– Какого Фрейда озабоченного…
– К тебе пришли. Я не мог отказать, не мой уровень, ферштейн?
Дальнейшие расспросы не имели смысла, тут уж всегда проще самому встать и посмотреть. Я, как был в трусах, носках, с крестиком на шее, завернулся в одеяло, протопал к разрисованному морозными узорами окну и попытался вглядеться, что же там происходит снаружи? Кому там ещё моя скромная персона могла столь резко понадобиться посреди ночи?
В серебряной раме архангельской зимы был чётко выгравирован силуэт черноволосой женщины в длинной песцовой шубе. Ну вот, стоило о ней вспомнить, как получите, распишитесь…
– Камрад, я с тобой не пойду, – честно предупредил Анчутка. – Хочешь, пулемётным огнём поддержу с крыльца? Но только не лично перед Якутянкой… ам сори, миль пардон, звиняйте, панове, яволь?
– Натюрлих, – в том же тоне ответил я, быстро, но без суеты одеваясь. – Гесса не буди, он мне там вряд ли поможет со своими «кусь-лизь»…
Наш кухонный красавчик вытянулся на манер футболиста Дзюбы, накрывая голову левой, а правой отдавая воинскую честь. В иной ситуации я бы решил, что он просто надо мной издевается, но сейчас ситуация выпирала иным боком.
– Я пошёл.
– Я с пулемётом на крыльце.
На том и порешили, хотя, разумеется, и я и он прекрасно отдавали себе отчёт, что в диалоге с Якутянкой никакое оружие не является сколь-нибудь весомым аргументом. Пули её не берут, гранаты тоже, прямое попадание в лоб бронебойным из пушки? Ну не знаю, наверное, тоже вряд ли.
А уж глушить азиатскую красавицу сверху по кумполу ядрёной ядерной бомбой у нас (слава богу!) не было ни возможности, ни желания. Да тут всю область накроет, в то время как гарантий физического уничтожения демонессы в бриллиантах всё равно нет. Вот такой расклад, играем краплёными…
– Тео, мальчик мой, – промурлыкала черноокая красавица, встречая меня лёгкой полуулыбкой. – Вроде бы расстались недавно, но я успела соскучиться.
– Не могу сказать, что взаимно.
– Ты слишком суров к себе, – притворно вздохнула она и подняла на меня немигающий змеиный взгляд. – Ты ведь помнишь, о чём договорился с… неким господином?
– Ни о чём, – уверенно парировал я. – Он лишь высказал свои влажные пожелания, которые были мною посланы в… соответствующем всем извращённым фантазиям направлении!
– Мм…
– Марту он не получит.
– Ты слишком поспешен в выводах, бесогон, – неуверенно поправляя прядь волос, начала Якутянка. – Со своей стороны мы готовы пойти на определённые компромиссы. Например, ты станешь самым лучшим, самым известным, высокопоставленным изгонителем бесов! Не спеши с ответом. Подумай. Что важнее для человечества? Чем наполнены чаши весов? Обычная офисная мышка по кличке Марта, которая всего лишь является дубликатом техники, раздающей задания, и по логике вещей может быть заменена кем угодно? Или простые люди, повсеместно страдающие от засилья бесов, которых ты, и только ты, можешь остановить? Плюс бриллианты.
– Впечатляет, – согласился я. – Бриллианты – это здорово. Деньги и власть, которые всегда можно употребить на благие цели.
– Вот именно.
– Но не объясните ли мне, в чём конкретная ценность этой девушки? Почему вы так упёрто хотите забрать именно её?
– Поставим вопрос иначе. Почему тебе так важна именно она?
Я недоумевающе уставился на Якутянку. Возможно, она поняла мой взгляд неправильно, потому что широким жестом распахнула шубу. Не берусь судить за всех, но лично я нигде и никогда не видел более великолепного женского тела. Просто поверьте.
– Вам говорили, что такими формами можно свести с ума любого апостола?
– Мне много чего говорили, мой мальчик. – Запахивая песцовую шубу, Якутянка чётко ставила границы между фантазиями и реальностью. Должен признать, что все мои фантазии полностью совпадали с тем, что она реально могла предложить. Тем не менее увы…
– Передайте наверх, что мы не договорились.
– А что скажет собака дьявола?
– Вы о Гессе? Он сейчас спит, видит во сне вкусную косточку, и ничего более его не колышет.
– Ты так наивен, Тео, это возбуждает. – Она многозначительно облизнула губки, но остановилась. – Обещаю, что бы ты ни решил, я не трону тебя! Прощай…
Последние слова Якутянки растаяли в морозном воздухе тёмной ночи. Там, где она стояла секунду назад, не осталось даже отпечатка высоких каблуков в рыхлом снегу. Эта женщина уходила и приходила по собственной воле, не тратя лишних слов и времени.
Ну задница Вольтерова, если диалог и состоялся, то в чью пользу?!
И я и она обоюдно высказали свои мысли или предложения, не более. Сравнения, чья кавалерия круче и у кого больше пушек на позициях, явно не было. Я обернулся к дому.
Безрогий бес поднял над головой руку, изобразив двумя пальцами знак «Виктория», значит, мы чего-то там победили без пулемётной пальбы. Не берусь судить, чего или кого именно, потому что, честно говоря, и сам не знаю. Но не обнажённую демонессу уж точно, она ушла непобеждённой…
– Ну что, как поговорили, амиго?
– Образно выражаясь, выкурили трубку мира.
– Какого кумира?
Я игнорировал последний подкол безрогого беса и, скинув тулуп в сенях, вернулся к себе на койку. Убедился, что все спят, тихо разделся, скользнул под одеяло. Улёгся, закинув руки за голову. Мысли были достаточно короткими, зато ёмкими, с чётким пониманием одного – ничего не кончилось, всё только начинается. То есть, скорее, продолжается развивающимся движением по спирали.
Батюшка мирно похрапывал у себя. Со стороны Гесса также слышалось ровное посапывание, значит, сны приятные. Когда он нервничает или пугается из-за того, что не может кого-то догнать во сне или, наоборот, убежать, то поскуливает, рычит и скребёт лапами пол. Учитывая, какие у доберманов когти на ногах, я первое время аж вскакивал от скрежета, а вдобавок ещё и стружки убирал. Потом привык.
Теперь если моему псу снятся страшные сны, например, колбаса убежала или кто-то конфетками не поделился, то он сам приходит меня будить, пряча холодный нос мне под одеяло. Это значит «вставай, просыпайся, бесчувственный человек, видишь, собаченьке страшно, гладь меня, гладь!».
…Утром все встали вовремя. Рассказывать батюшке о вчерашней встрече было особо нечего. В конце концов, ничего нового не случилось – силы Тьмы хотят Марту, а я её не отдам, ну и ок, всё?
Полезной информации ноль. Так что выгулял добермана, Анчутка накрыл завтрак, отец Пафнутий объявил, что на службе он сегодня и без меня справится, так что мне можно остаться дома, при условии, что продолжу тренировки. Речь шла о повышении скорости стрельбы по движущейся мишени при сохранении точности.
Красавчик-брюнет согласился уделить часок из своего напряжённого графика домашних дел. Выглядело это следующим образом: он бегал по двору, хаотично и без предупреждения кидаясь в меня снежками, а я стрелял в них из воздушной винтовки. Сложность в том, что перезаряжать её на бегу, кувыркаясь и приседая, достаточно хлопотное занятие. Переходить врукопашную не разрешалось ни мне, ни ему. Случайно попасть в беса значило проиграть.
Доберман в фуфайке и ушанке набекрень честно отмечал, сколько снежков я сбил, а от скольких не успел увернуться. Почти часовой спарринг закончился не в мою пользу. С минимальным счётом, но всё равно. Значит, надо продолжать тренировки. Анчутка отвесил мне церемонный поклон в японском стиле и вернулся в дом. Можно отдышаться.
…Мы с Гессом, расслабившись, сидели на крылечке плечом к плечу, когда в наши ворота вкатился розовый шар с помпоном и тоненьким голоском закричал:
– Дяденька монашек, а там вашего отца Пафнутия бьют!
– Так ему и надо, – чуть не сорвалось у меня с языка, потом я посмотрел на воспрянувшего духом добермана и тихо уточнил: – Кто бьёт, где?
– А у мэрии! – весело ответило незнакомое мне дитя, укутанное так, что только кнопка носа торчала. – Там три тётеньки из города приехали, лекарства продавать, а ваш батюшка мимо шёл, они и говорят – «здрасте», а он им – «оглоблею по мордасти!». Я сама видела!
Ох же лысина Сократова! Мне доводилось по жизни видеть людей, торгующих «Эваларом». Если там действительно те кряжистые упёртые тётки, что разъезжают с огромными клетчатыми баулами по области, продавая чудодейственные лекарственные препараты необразованным бабкам и дедам, то лучше б он там с тремя мужиками сцепился, честное слово.
Просто мужчины в драке чаще всего предполагают последствия и голову обычно не выключают, а вот бабы если уж дерутся, так беспощадно и до последнего! К тому же православному батюшке просто не по чину бить женщину, даже если она всучивает его пастве липовые БАДы, в лучшем случае ни от чего не помогающие. В худшем, когда пенсионер или многодетная мать, сопоставив полученный лечебный эффект от слова «ноль» с затраченной суммой в единицу и четыре ноля, впадают в шок, и всё, как минимум инсульт или инфаркт им обеспечен…
Когда мы с девочкой и Гессом подоспели на площадь, то стали свидетелями жуткой сцены. Нет, кстати, не драки! Никто никого не бил, просто небольшая группа сельчан перед мэрией созерцала противостояние «добра» и «зла», но не вполне могла определиться, кто есть кто, что, где, куда и кому?
Нам пришлось остановиться позади всех, так сказать, в последних рядах партера, но при хорошем обзоре действа. А посмотреть было что, тут разворачивался такой спектакль…
– Лекарствия сии суть от есть обман сатанинский! – в полный голос декламировал отец Пафнутий, взобравшись на крашеный постамент памятника Ленину, как на броневик, и даже приняв соответствующую позу. Разве что не картавил и бороду имел раз в двадцать длиннее, шире и красивее, чем у Ильича. – Когда душа-то у человека болит, душу от в церкви лечат, а коли от тело грешное бедствует, так в больницу-то районную идите, от в поликлинику!
– К этим врачам-убийцам?! – подпрыгивая, препирались с ним три немолодые женщины разного возраста и комплекции, в дешёвых пуховиках, сапожках и толстенных вязаных штанах в облипку с начёсом. Как помнится, такие первым носил знаменитый актёр Милляр, играя чёрта в сказке «Ночь перед Рождеством». Но это сейчас не важно, опустим детали…
– Вот недавно в Москве ваши врачи нашли у женщины опухоль, удалили, и она умерла! А надо было всего лишь год-два-три пропить травяное средство пропилено-сабельник-зверобой-N4HOH, никакой химии, производство Германия – Югославия, по смешной цене тысяча четыреста девяносто девять рублей за флакон! Подходите ближе, я сейчас расскажу…
– Ты чё несёшь-то, бесстыдница?! Той Югославии уже сколько лет нет! Нет такой страны-то!
– Страны, может, и нет, а вот лекарство есть! Клавдия Петровна, чего вы копаетесь? Опять электрошокер дома забыли?
Одна из троицы, доселе молча рывшаяся в пузатом бауле, с победным воплем достала небольшой карманный электрошокер. Гесс подобрался к прыжку, но пока мы не вмешивались, интересно же.
– Чё-то не искрит. Батарейки давно меняли?
– Ой я ж ду-ура…
– Коли кого Господь-то наш от наказывает, так от в первую очередь-то ума лишает, – грозно захохотал несгибаемый батюшка, грозя направо-налево тяжёлым серебряным крестом. – Спасайтеся, люди божии, от козней неправедных слуг бесовских с таблетками-то их диавольскими, с ценами-то безбожными от самого лукавого, с помыслами-то корыстными, нечестивыми! Бегите, дети мои, я от, поди, прикрою!
Десяток старушек и, быть может, двое-трое свободных от дел мамаш резко начали мелко креститься, стайка не занятых в садике детишек хихикала, перемигиваясь, а мужиков в толпе и не было, все на работе. Так что общественное мнение неумолимо склонялось в сторону отца Пафнутия, он был брутален, выглядел мучеником и героем. К тому же местный, значит, доверия больше.
– Да снимите его уже оттуда! У нас, между прочим, разрешение на торговлю есть.
– Креста от на вас нет! Людишек наивных грабите, доверчивостью-то ихней злоупотребляете! Не позволю от мне тут паству-то совращать, вовлекая православных христиан во пляски бесовские!
– Нет, ну что такое, взрослый человек, седой, в лекарствах от нервов нуждается, а хулиганит! Куда только полиция смотрит?
– Тьфу от на вас, тьфу! – несмотря на возраст, довольно метко плевался мой бородатый наставник. – Отанафемствую всех троих от по полной, в пекле будете БАДы свои от продавать-то, ага? Да чтоб Люцифер, Князь тьмы, ещё вам от люлей-то за них понаотвешивал!
Одна из тёток, не выдержав, ударилась в обиженные слёзы, из-за здания мэрии уже спешил хмурый сержант Бельдыев. Разборки были короткими, полицию у нас уважают, поэтому все четверо участников местных беспорядков гуськом были направлены в отделение.
Отец Пафнутий шествовал, гордо подняв голову и сведя руки назад, словно в кандалах, а за ним три гастролирующие всучивальницы чудодейственных лекарственных препаратов от всего на свете, гружённые баулами и тоскливо матюкающиеся через каждый шаг. Любопытствующий народ расходился, сочувственно качая головами, так и не придя к единому мнению.
И батюшку жалко, эффектный мужчина, вдовец, с образованием. Но и лекарства тоже, кто их знает, люди-то уж так прямо в глаза-то врать не станут, так что а вдруг…
– День добрый. – Я с доберманом догнал старшего сержанта, замыкающего пёструю колонну.
– Не сказал бы, – строго откликнулся он. – Сколько ж можно вашего дебошира арестовывать? Можно подумать, у меня других дел по охране правопорядка нет.
– Проведите беседу и отпустите.
– А чего я ещё могу? Нам на священнослужителей давить запрещено. Хотя будь моя воля, я б ему впаял от сердца лет восемь строгого режима! Да или расстрелял бы на месте!
Что-то в голосе, даже скорее в тональности, башкирского полицейского вдруг показалось мне странным. Не то чтобы он раньше был душка и добрячок, да и доводили мы его вроде как постоянно, но именно сейчас он сорвался. Практически на пустом месте. Но по своей ли вине?
– Так, заходим по одному, рассаживаемся, – командовал участковый, распахнув двери отделения и включая свет. – Можете не раздеваться, батареи не топят.
– А куда садиться-то, гражданин-товарищ следователь? – спросила самая толстая тётка. – Здесь всего два стула.
– Правильно, один для меня, другой для обвиняемого. Кто у нас обвиняемый?
– Он! – Три указательных пальца (из них два наманикюренные, один с обгрызенным ногтем) ткнули в сторону непримиримого отца Пафнутия.
А вот он-то как раз ни у кого разрешения не спрашивал, сразу вальяжно расселся на крепком стуле напротив Бельдыева. Правильно, ему даже районное отделение уже как дом родной, за месяц меньше трёх раз не забирают.