Держа руку на руле, Йона повторял с Люми ключевые пункты плана: пути бегства и места встречи. Потом объяснял, как с помощью простой тригонометрии понять, куда идти, ориентируясь в темноте на заметную издалека телебашню.

Потом они просто сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли. Небо застилала белесая пелена, и определить положение солнца было невозможно.

Люми отвернулась. В серых глазах отражались быстро бежавшие за окном поля.

– Папа, – сказала она наконец и вздохнула. – Я еду, потому что обещала… а не потому, что мне этого хочется.

– Понимаю.

– А по-моему, нет. – Люми посмотрела на отца. – Ты ждал, что это случится, даже как будто хотел, чтобы это случилось… Все приготовления, все жертвы, на которые тебе пришлось пойти – они вдруг обрели смысл.

Машина проскочила приграничный городок за несколько минут. Остались позади коричневые кирпичные дома и красивая церковь.

Вдалеке катался по полю желтый трактор. Небо отражалось в башне зернохранилища.

Пограничного контроля между странами не было. Узкая дорога просто пробежала мимо информационного щита и теперь вела дальше, в Нидерланды.

– Папа, я кое-чего не понимаю… ты специалист по Вальтеру, знаешь о нем все, но когда ты решил, что Вальтер вернулся, то просто скрылся, а искать его предоставил своим коллегам.

– Я все равно не смог бы участвовать в расследовании. Но я объяснил Натану Поллоку, что делать, оставил ему материалы, и они с Сагой Бауэр соберут большую команду.

– Пока ты будешь скрываться, – тихо сказала Люми.

– Я готов на что угодно, лишь бы не потерять тебя, – честно ответил Йона.

– А Валерия?

– Конечно, было бы лучше, если бы она поехала с нами. Но ей выделят надежную охрану – десять вооруженных полицейских.

– Как ты можешь постоянно жить с таким страхом?

– Я тебя понимаю – в Наттавааре ты видела только мой страх. – Йона взглянул на дочь и улыбнулся. – Но на самом деле я мало чего боюсь.

Они проехали по аллее между голых деревьев, мимо одиноко стоящих домов из темного кирпича, за которыми угадывались хозяйственные постройки.

– Мама говорила, что ты самый смелый человек в мире, – сказала Люми после недолгого молчания.

– Не самый, но то, что я делаю, хорошо мне удается.

Когда они проезжали южную провинцию Лимбург, снова пошел дождь. Задвигались дворники, и машину наполнил механический звук.

Обшитые пластиком тюки с прессованным кормом блестящими белыми плодами лежали на почерневших полях.

– У тебя был роман с Сагой Бауэр? – спросила Люми.

– Нет. – Йона улыбнулся. – Она всегда была мне как сестра.

Люди взглянула на свое отражение в зеркальце на экране от солнца.

– Я ее видела всего один раз, когда она приезжала к нам рассказать, что нашла тело Юрека… И я все думаю, какая она красивая. Само совершенство.

– Это ты совершенство.

Люми выглянула в боковое окно, увидела на обочине большой крест, окруженный железной оградой.

– Не понимаю, почему она служит в полиции. Могла бы стать супермоделью или вообще кем угодно.

– Совсем как я, – пошутил Йона.

– Я не хочу сказать, что желание служить в полиции – это что-то ненормальное. Но это работа не для всех.

– Насколько я знаю, Саге в детстве пришлось нелегко. Ее мама была психически нездорова, Сага никогда не говорила об этом, но, по-моему, ее мать покончила с собой… Я пытался расспрашивать, но Сага всегда обрубала. Говорит, что не хочет об этом вспоминать, у нее такое правило. От мыслей о матери ей плохо. И Сага это правило тщательно соблюдает.

Мимо мелькнула автозаправка. Красная неоновая вывеска светилась под плоской крышей над насосами.

– Каково тебе было, когда умер твой папа? – спросила Люми.

– Папа, – тихо повторил Йона.

– Я знаю, тебе тогда исполнилось всего одиннадцать. Ты его помнишь? В смысле, по-настоящему?

– Я боюсь забыть… в молодости я пугался, когда мне казалось, что я не могу вспомнить его лицо или голос… но так, видимо, устроена память… он все еще снится мне, и во сне я вижу его абсолютно отчетливо.

Дворники мотались по лобовому стеклу, смахивая дождевые капли.

– Тебе снится мама? – спросил Йона после небольшого молчания.

– Очень часто. Я так по ней скучаю. Каждый день.

– Я тоже.

Люми опустила голову и стерла слезы тыльной стороной ладони.

Не доезжая Верта, Йона притормозил на перекрестке. В мокром асфальте отражался красный свет светофора. На верхушку голого дерева тяжело опустилась ворона.

– Я помню, как-то мы с мамой… смотрели на большой пожар, – заговорила Люми. – Загорелся склад в депо… мне кажется, мы в тот день еще ели мороженое, сидя на ступеньках tuomiokirkko[21], и мама рассказывала мне про моего лучшего в мире папу, которого больше нет на свете.

Красный сигнал светофора сменился зеленым, и машина тронулась с места.

– Ты что-нибудь помнишь из того времени, когда жила в Швеции? – спросил Йона.

– Мама рассказывала, что у меня была игрушечная плита. И как ты играл со мной, когда приходил домой.

– Я был твоим ребенком или собакой, с которой много хлопот. Мне надо было лежать на полу, а ты меня кормила… такая терпеливая… Я засыпал, а ты расставляла по мне тарелки, раскладывала ложки-вилки.

– Зачем? – улыбнулась Люми.

– Не знаю. Наверное, играла, что я стол.

Они объехали длинную фуру с грязным брезентовым кузовом. На окошки пролился целый водопад, и машину качнуло порывом воздуха.

– Может, мне это приснилось, – медленно проговорила Люми, – но, мне кажется, это настоящее воспоминание. Как мы желали спокойной ночи серому коту.

– Желали. Если я бывал дома вечером, то обязательно читал тебе сказку… а потом мы махали соседскому коту, и ты ложилась спать.

Глава 39

Когда они, сбросив скорость, покатили по Рийксвег, тянувшейся до самого шоссе Е-25, дождь уже перестал. Они находились недалеко от промышленной зоны на окраине Мархезе.

На пастбище около тридцати овец, все мордой против ветра. По другую сторону шоссе серела большая запруда.

Они свернули на узкую асфальтовую дорогу; погнутые щиты сообщали, что дорога заканчивается тупиком и что это частные владения.

Высокая луговая трава с шорохом задевала дверцы машины.

Йона мягко затормозил перед заржавленным шлагбаумом, вышел на холод и вытащил гвоздь, засунутый в петли вместо дужки замка.

В конце дороги виднелось несколько заброшенных строений; обзор открывался во все стороны.

Идеальное, отлично выбранное место.

Любого, кто захочет приблизиться, будет видно издалека, а до бельгийской границы всего семь километров.

Они въехали, и Йона остановил машину позади старого жилого дома с забранными фанерой окнами и заколоченной дверью.

Грунтовая дорога в глубоких лужах тянулась вокруг выгона до старой мастерской – довольно большого строения с белыми жестяными стенами. Часть торца, кажется, оторвалась и медленно покачивалась на ветру.

Йона и Люми пошли коротким путем, по выгону, перешагнув через поврежденную электроизгородь. Провод порвался, несколько столбов упали, фарфоровые изоляторы мокли в лужах.

– Не заминировано? – спросила Люми.

– Нет.

– Потому что взрыв может выдать укрытие, – сказала Люми сама себе.

По глубокой тракторной колее в отцветшей сныти они вышли на гравийную площадку. В бурьяне недалеко от сарая валялись детали комбайна.

Йона, прижимая к себе руку с пистолетом, двинулся вокруг сарая. Окна верхнего этажа были заколочены. По грязной жести фасада тянулись потеки бурой ржавчины от заклепок. Торец состоял из ворот, достаточно больших, чтобы в сарай можно было въехать на автопогрузчике. Одна дверь висела косо и покачивалась на ветру туда-сюда.

В сарай, казалось, никто не заходил уже много лет.

У покрытого трещинами цементного пандуса каталась пустая пластиковая бутыль из-под моторного масла.

Йона остановился и коротко оглянулся на выгон, на узкую дорогу и машину, стоявшую возле темного дома.

Открыв дверь, он заглянул в полумрак сарая, увидел покрытый масляными пятнами пол, коробку с шиферными гвоздями и несколько мотков строительного пластика.

На ближайшей к двери опоре облезла краска, столб был истерт чем-то механическим до самого потолка.

– Думаю, он приготовил нам сюрприз, – заметил Йона и вошел.

Люми последовала за ним; желудок сводило от беспокойства. Ветер гонял по полу сухие листья.

Люми инстинктивно держалась поближе к отцу.

В огромном сарае было пусто. Какое-то время ветер удерживал ворота открытыми, но потом створка со скрипом захлопнулась, и стало почти темно.

Между стенами отдавался стук шагов.

– Что-то мне тут не нравится, – прошептала Люми.

Когда ветер снова приоткрыл створку ворот, в сарай проникло немного света. Бледный луч, словно волна в прибое, прокатился по полу до внутренней стены, а потом заскользил обратно.

Сарай был просторным, но не настолько, чтобы занять все строение.

Люми потянула отца к выходу. Послышался странный вздох, и в следующую секунду у них за спиной опустилась гидравлическая стальная дверь.

Мощная перегородка со стуком ударила в пол, скрежетнул замок. Путь к бегству был перекрыт от пола до потолка.

– Папа! – испуганно сказала Люми.

– Ничего страшного.

Вверху зажегся свет, и стало видно, что гладкие стены обшиты толстой, сваренной в углах, сталью.

В четырех метрах над полом виднелись камеры видеонаблюдения и бойницы.

Ни спрятаться, ни перелезть через дверь было невозможно.

В бронированной стене Йона и Люми отражались в виде двух серых фигур.

Люми часто задышала, и Йона взял ее за локоть, чтобы она не вздумала вытащить пистолет.

Стальная дверь в стене открылась, и к ним, хромая, вышел невысокий человек в черных спортивных штанах и черном свитере. Глубокие шрамы на лице, седой “ежик”, в руке пистолет.

– Я тобой очень недоволен, – мрачно сказал человек по-английски и погрозил Йоне пистолетом.

– Жаль, что…

– Ты меня слышал? – повысил голос человек в свитере.

– Да, лейтенант.

Человек в свитере обошел Йону, проверяя его, и толкнул в спину так, что Йоне пришлось сделать шаг вперед, чтобы не упасть.

– Как тебе валяться на полу в луже собственной крови?

– Я не валяюсь в луже крови.

– Но я мог бы тебя застрелить.

– Хотя сюда никто не заходит, если ты до сих пор не перекрасил железный каркас.

– Каркас?..

– Краска отслоилась, и если посмотреть вверх, то видно всю конструкцию.

Человек в свитере с довольным видом улыбнулся и наконец повернулся к Люми.

– Ринус, – представился он, пожимая ей руку.

– Спасибо, что разрешили приехать.

– Я когда-то учил твоего отца хорошим манерам.

– Он рассказывал.

– И что говорил?

– Что было похоже на отпуск, – улыбнулась Люми.

– Я знал, что слишком мягко с ним обхожусь, – рассмеялся Ринус.

* * *

Ринус купил владение тридцать лет назад, с намерением хозяйничать, но так и не собрался. Уволившись с военной службы, он завербовался в AIVD, разведывательную службу Нидерландов.

AIVD напрямую подчинялась министерству внутренних дел. Ринус понимал: все может обернуться так, что ему придется долгое время скрываться.

– Явочные квартиры не обеспечивают настоящей безопасности, да и полагаться на одно и то же место нельзя. – Кажется, Ринус считал, что все это и так понятно. – А когда одно секретное расследование привело меня прямиком в нашу контору, я понял, что пора приготовиться.

Крепость, которую возвел Ринус, занимала четыре гектара и располагалась недалеко от границ Бельгии, Германии, Люксембурга и Франции – на случай, если бы Ринусу пришлось быстро покинуть Нидерланды и искать убежища где-то еще.

Жилое строение служило всего лишь фасадом для любопытных. Сам Ринус в этом заброшенном, закрытом на засов доме не появлялся.

Его настоящее жилище таилось в глубинах старого сарая.

Ринус показал своим гостям кухню на верхнем этаже и коридор с четырьмя спальнями, в каждой из которых стояли две двухъярусные кровати.

Коридор заканчивался заколоченным пожарным выходом. Ринус написал на двери “Stairway to Heaven[22]”, потому что пожарную лестницу он спилил и отправил на свалку.

Единственный выход оставался там же, где вход, но под землей был проложен потайной туннель, который уводил беглецов на двести метров от сарая, в рощу за домом.

* * *

Йона разогрел в микроволновке замороженную лазанью и поставил на стол три тарелки. Наливая воду в стаканы, он рассказывал Люми о тренировках под руководством Ринуса. Однажды его сбросили в море в пяти километрах от берега: ноги связаны, руки скованы наручниками за спиной.

– Отпуск у моря, – улыбнулся Ринус, входя в кухню. Он выходил, чтобы отогнать машину Йоны в гараж-укрытие.

Ринус стал рассказывать Люми, что уже давно живет в Амстердаме, хотя его семья родом из Син-Гертруд на юге Нидерландов, недалеко от Маастрихта.

– На юге католики, они гораздо более религиозны, чем те, кто живет выше по течению, – объяснил он и стал накладывать еду.

– Как Патрик относится к твоим отлучкам? – спросил Йона.

– Надеюсь, он начнет хоть немного скучать. А вообще он не против ненадолго отделаться от меня.

– А я думал, ему по утрам подают завтрак в постель, – улыбнулся Йона.

– Я все равно рано встаю. – Ринус пожал плечами и стал смотреть, как Люми дует на дымящуюся лазанью.

– После искусствоведения – в полицейскую академию? – спросил он.

– Ни за что, – ответила Люми с коротким смешком.

– Твой отец тоже человек творческий. – Ринус коротко глянул на Йону.

– Да ну, – запротестовал тот.

– Ты нарисовал…

– Все, забыли, – перебил Йона.

Ринус беззвучно рассмеялся, глядя в тарелку. Глубокие белые шрамы на щеках и в углу рта походили на меловые штрихи.

После ужина Ринус повел гостей вниз. За занавеской оказалось полутемное помещение с окнами, забранными ставнями-люками.

Вдоль стены выстроились деревянные лари с оружием. Пистолеты, автоматы-карабины, снайперские винтовки.

Ринус объяснил тактику и субординацию в случае атаки, показал монитор и систему оповещения.

Исходя из расположения люков на втором этаже, они разделили территорию возле сарая на несколько зон патрулирования и распределили задачи.

Йона взял бинокль и стал наблюдать за подъездной дорожкой и шлагбаумом. Тем временем Ринус показывал Люми, как действуют советские взрыватели – на случай, если придется заминировать сарай.

– Электрические лучше, но механические надежнее… хоть они и пролежали в коробке тридцать лет. – С этими словами Ринус выложил взрыватель на стол.

Взрыватель походил на шариковую ручку с маленьким предохранителем и чекой на конце.

– По-моему, сюда привязывают веревку. – Люми указала на большое кольцо.

– Да, но сначала надо вдавить наконечник во взрывчатку сантиметров на пять, завести проволоку в чеку, как ты и сказала… и нажать на предохранитель.

– Если кто-нибудь заденет ногой, проволока выдернет чеку.

– …а боек ударит по капсюлю, и детонатор сработает, – закончил Ринус. – Звук будет, как от пистона, это ничего. Если взорвется детонатор, то можно потерять руку, но если сработает весь заряд, то ты покойник.

Глава 40

На Сулё Сага с Натаном, в отличие от Бобра, не сели на паром. Вместо этого они переезжали с острова на остров по мостам, повторяя маршрут канатного парома, регулярно отправлявшегося со Свартнё[23].

Утром, когда Сага отводила Пеллерину в школу, отец еще не вернулся. Вообще говоря, школа в этот день была закрыта, так как учителя повышали квалификацию, но досуговая группа работала, и педагог-специалист, занимавшийся с Пеллериной, был на месте.

Сага пыталась не поддаваться тревоге. Может быть, у отца сломался телефон, а наутро после свидания отец поехал прямиком на работу.

Но когда Сага связалась с Каролинской больницей, отца там не оказалось.

Тогда Сага обзвонила все стокгольмские больницы и связалась с полицией. Она чувствовала себя матерью подростка.

Оставалось только надеяться, что отец настолько влюблен, что забыл обо всем на свете.

На него не похоже, но тогда Сага хоть смогла бы разозлиться, и ей бы полегчало.

Натан сбросил скорость и съехал с шоссе номер 278 направо, на проселок, ведущий через ельник.

Они собирались добраться до Хёгмаршё и поговорить с отставным церковным сторожем, чтобы узнать, действительно ли Бобер какое-то время жил в часовне.

Если им повезет, они скоро узнают настоящее имя Бобра. Может быть, церковный сторож пересылает Бобру почту по новому адресу, может, Бобер оставил ему контактную информацию.

В то же время Сага понимала: будет нелегко.

Эрланд Линд уже несколько лет страдал деменцией, и все попытки поговорить с ним оканчивались неудачей.

Натан остановил машину перед шлагбаумом, преграждавшим спуск к причалу. Здесь в ожидании въезда на паром обычно выстраивалась очередь из машин.

Сейчас дорога была пуста.

На переправе никто не ждал.

Сага взглянула через пролив на темный остров, увидела идущий в их сторону паром.

Каким-то непостижимым образом их с Натаном охота на громадного человека, который называл себя Бобром, вывела их на последнюю главу жизни Юрека Вальтера – и именно туда, где были обнаружены его останки.

Паром со скрежетом пристал к причалу.

Вода была спокойной.

Когда шлагбаум поднялся, они съехали на пристань, и человек в дождевике махнул им рукой. Машина вкатилась на паром, и сходня под ее тяжестью стукнула о причал.

Палуба была черной и мокрой, поручни и рубка паромщика выкрашены горчично-желтой краской.

Натан и Сага молча сидели на своих местах. Машина вздрогнула: паром пришел в движение. Дрожь отдавалась в ногах, в животе.

Под водной поверхностью тянулись параллельно два стальных троса, соединявшие оба острова. Мощная лебедка поднимала их из воды, а потом они снова исчезали.

Сага оглянулась. Волны докатывались до пожухлых от мороза камышей, которые качались по обе стороны от пристани.

Йона был уверен, что Вальтер жив, что он вербует помощников, желая найти замену брату.

А Сага все это время считала, что убила Вальтера.

Она искала его тело год. Ей хотелось, чтобы Йона своими глазами увидел, что Вальтер мертв. Тогда бы он успокоился.

То, что Вальтер сбежал, было ее, Саги, виной. Поэтому она должна была сделать все, чтобы доказать Йоне: Вальтер мертв.

Она ясно помнила свою встречу с церковным сторожем на Хёгмаршё. Сторож собирал плавник между скал. И сказал Саге, что пять месяцев назад нашел мертвое тело.

Сторож держал труп в сарае с инструментами, но, когда вонь стала невыносимой, старик решил сжечь его в старом крематории.

А перед этим отрезал у трупа указательный палец и хранил его в банке со спиртом у себя в холодильнике.

Сага и Нолен изучили фотографии, сделанные стариком: раздутый торс с пулевыми отверстиями.

Это был Юрек, по всем признакам Юрек.

Когда проверка на ДНК и отпечатки пальцев показала стопроцентное совпадение, их уверенность стала абсолютной.

Сага жалела, что Йона скрылся, не успев посмотреть запись с белорусской камеры наблюдения.

Она никогда не забудет, с каким лицом он пришел предупредить ее.

Сага тогда едва его узнала, история с черепом жены превратила Йону в параноика.

Йона вбил себе в голову, что Юрек жив. Нашел человека своего возраста и телосложения, прострелил его там, где Сага ранила его самого, а потом ампутировал себе руку или часть руки и с полгода выдерживал отрезанное в морской воде.

По мнению Йоны, Юреку помогал церковный сторож.

Вальтер каким-то образом заставил или убедил Эрланда Линда сфотографировать торс, а потом кремировать его, отрезать и сохранить палец полусгнившей руки, а остатки руки сжечь.

Сага вызвала в памяти испитое лицо Эрланда Линда, его немногословность, заношенную одежду. После той первой встречи она несколько раз пыталась допрашивать его. Но сторож так быстро погрузился в деменцию, что разговаривать с ним стало бесполезно.

Вода этим утром была почти черной, стоял штиль, поверхность не шелохнулась. Между дальними островами висел прозрачный туман.

Паром медленно приближался к Хёгмаршё.

Позади пустого причала виднелись голые деревья.

Паром с глухим звуком прошел по подводной колее, сходни проскрежетали по бетонным мосткам, и паром встал.

На каменистый берег плеснула прибойная волна с пеной.

Натан взглянул на Сагу, завел машину и выехал на берег. Они поднялись по извилистой дороге, проехали мимо закрытых на зиму дачных домиков.

Всего через несколько минут они добрались до верфи. Между построек сверкали искры сварки. На пыльной гравийной площадке лежали перевернутые суда вперемешку с разным хламом.

Натан свернул налево, проехал мимо полей и перелеска. Между черными стволами показалась сахарно-белая часовня.

Сбросив скорость, они въехали на холм и остановились. Из пожухлой травы торчал большой якорь.

Холодный воздух приносил с собой запах моря, со стороны гавани слышались крики чаек.

Сага подергала дверь часовни. Дверь оказалась заперта, но на гвоздике возле перил висел ключ.

Сага отперла замок, нажала ручку. Натан следом за ней ступил на скрипучие половицы. Выкрашенные зеленой краской скамьи, на стенах – вотивные кораблики. Сливочно-желтые панели на уровне груди отражали зимний свет, проникавший через высокие островерхие окна. Сага с Натаном прошли мимо скромного алтаря, вернулись к скамьям и остановились перед запачканным тонким одеялом, валявшимся на полу.

На тележке со сборниками псалмов стояли несколько банок с консервированной фасолью и мясом в соусе.

Натан с Сагой вышли, заперли часовню и направились к домику сторожа. Звонница, будто сторожевая башня, мрачно высилась между деревьев.

Когда они постучали в дверь, солнце наконец пробилось сквозь туман. Подождав несколько секунд, Сага и Натан вошли.

Жилище сторожа состояло из кухни с нишей для кровати и ванной.

Старые объедки на столе скукожились и засохли. У кофеварки стоял пакет с заросшими плесенью коричными булочками. Простыня на узкой кровати отсутствовала. Сторож спал на голом матрасе, накрываясь тонким одеялом. На табуретке возле кровати лежали поцарапанные наручные часы.

Дом, в котором никто не живет.

Сага помнила, как здесь пахло стряпней и влажными тряпками, когда она пришла сюда в первый раз. В тот день Эрланд Линд был пьян, но сохранял ясную голову.

Когда она навестила его во второй раз, он был уже погружен в себя, мысли путались.

Болезнь развивалась быстро.

Сага подумала, что сторожа, наверное, забрали по “скорой” в какую-нибудь больницу, что никто из родственников еще не занялся наследством.

– Вот здесь он держал палец, в старой банке из-под варенья. – Сага открыла холодильник.

На грязных полках стояли бутылки без этикеток, лежали упаковки прокисших и сгнивших продуктов. Сага проверила дату на пакетике сливок и на беконе в вакуумной упаковке.

– Его нет уже четыре месяца!

Сага закрыла холодильник. Оба вышли из дома и направились к гаражу.

На полу валялась запачканная землей лопата с ржавым лезвием, рядом просыпалась сухая земля. За снегоочистителем в чехле виднелись детали самогонного аппарата.

– Вот здесь лежал Юрек. С него текло в сток в полу, – показала Сага.

Они снова вышли, оглянулась на машину и часовню.

– Спросим у соседей, куда он мог подеваться? – тихо предложил Натан.

– Я позвоню в приход. – Сага отвернулась.

Высокая трава скрывала остатки фундамента, но труба крематория возвышалась на четыре метра над землей.

– Вот здесь он и сжег тело Вальтера, – сказал Натан.

– Да.

Они двинулись по высокой траве к закопченной печи. Сага медленно дошла до опушки, посмотрела на вилы, воткнутые в компостную кучу, и стала изучать утоптанную землю между деревьев.

Когда она увидела металлическую трубку, торчащую из земли, у нее перехватило дыхание.

Пришлось схватиться за дерево, чтобы не упасть.

С тяжело колотящимся сердцем Сага пошла вперед, чувствуя, как каблуки ботинок увязают в рыхлой земле. Мысли проносились одна за другой. Сага опустилась на колени, понюхала трубку, с кашлем отшатнулась и сплюнула на землю.

Запах разложения.

Сага встала, опушка словно поплыла у нее перед глазами. Сага сделала несколько шагов, не спуская глаз с крематория и жилища сторожа.

– Что такое? – обеспокоенно спросил Натан.

Не отвечая, Сага бросилась к гаражу, схватила лопату, вернулась и принялась копать плотную землю, отбрасывая ее в высокий бурьян.

Пот стекал по спине.

Сага со стоном надавливала ногой на лопату и выворачивала пласты земли.

Задыхаясь, она все копала и копала. Яма углубилась, и Сага спрыгнула в нее.

На глубине семидесяти сантиметров лопата ударилась о ящик. Сага руками отгребла землю. Трубка уходила под крышку гроба, дыра была заклеена серебристым скотчем.

– Это еще что? – спросил Натан.

Сага очистила крышку гроба, сунула лопату в щель под крышкой и нажала. Отшвырнув лопату, она ухватилась за крышку обеими руками, сдвинула ее, выдернула последние гвозди.

Натан перехватил крышку и положил ее возле неглубокой могилы.

Оба уставились на останки сторожа.

Тело Эрланда Линда раздулось и сочилось влагой, местами оно почти разложилось, но руки и ноги остались нетронутыми. Истощенное лицо, дыры глазниц, на концах пальцев висят лоскутья кожи.

– Это сделал Юрек, – прошептала Сага.

Она выбралась из могилы и торопливо зашагала к часовне, споткнулась о фундамент крематория.

– Подожди! – Натан заторопился следом за ней.

С криком: “У него мой отец!” Сага бросилась к машине.

Глава 41

Полицейские Карин Хагман и Андрей Экберг проезжали в патрульной машине 30–901 по улице Пальмвельтсвэген. Поблизости высился купол “Глобена”.

Утро выдалось спокойным. Пробки по направлению к Стокгольму уже рассосались, очередь из машин на Нюнэсвеген исчезла, и, если не считать небольшой аварии без человеческих жертв, которая произошла около восьми часов, все было тихо.

Карин и Андрей сделали круг по району Слактхюсомродет и остановились за фургоном с порнографическим рисунком на дверце. Карин проверила регистрационный номер машины по базе преступников и подозреваемых. Вдруг владельцу можно вменить в вину не только дурной вкус.

Теперь они медленно катили по тенистой дороге вдоль рельсов метро, под безлюдными пешеходными мостами, мимо темных, пустых кирпичных зданий. Здесь все еще валялся мусор после вчерашнего концерта.

– Жизнь слишком длинная, устанешь веселиться, – вздохнула Карин.

– Ты обещала рассказать Юакиму о своих чувствах, – напомнил Андрей.

– Какая разница… он больше ничего не хочет, ему все равно.

– Тогда надо разводиться.

– Знаю, – прошептала Карин и побарабанила по рулю.

Они проехали мимо сборщика банок в грязной военной шинели и меховой шапке – тот шел вдоль канавы, волоча за собой мусорный мешок.

Карин открыла было рот, собираясь рассказать, как Юаким постоянно находит предлоги, чтобы уклониться от секса, как вдруг из главной диспетчерской лена поступил тревожный вызов.

Карин отметила, что голос у диспетчера необычно напряженный. Диспетчер сообщил, что звонок поступил от коллеги.

Рука Карин, лежавшая на рычаге коробки передач, казалась в бледном свете дисплея POLMAN белоснежной. Похищение человека из детского досугового клуба “Меллис”, что в Эншеде. Школа на Миттельвэген.

Оператор пытался спокойно и внятно отвечать на вопросы, но было ясно, что он крайне напуган.

Насколько Карин смогла понять, из школы похищена двенадцатилетняя девочка с синдромом Дауна. По оценкам оператора, подозреваемый очень опасен, возможно – вооружен.

На дисплее появился адрес.

Школа совсем близко.

Карин включила мигалку, развернула машину, и голубой свет запульсировал на бурых кирпичных стенах, на рваных “маркизах”.

Оператор сообщил, что та же информация ушла в больницу Сёдера и к оперативной группе.

– Но вы ближе всех, вы приедете на место первыми.

Карин включила сирену, нажала на газ и ощутила ускорение как жесткий толчок в спину. Увидела велосипедиста далеко справа и фургон, приближавшийся по встречной полосе.

В зеркале заднего вида отразился собиратель банок – он все еще стоял в канаве и смотрел вслед машине.

На большом перекрестке Карин сбросила скорость, но, убедившись, что все их пропускают, прибавила газу.