– Секретарей и руководства не было, по крайней мере, я их не видел. Рановато для них. А находился ли кто в кабинетах, сказать не могу. Не помню, чтобы я кого-то видел. Я так копам и сказал. – Майерс мотнул головой. – Дурак я; можно было вызвать службу безопасности со своего телефона. Но я… – Он снова покачал головой и посмотрел на Дивайна. – Вы когда-нибудь видели покойников?
– Нет, – соврал тот.
– Надеюсь, и не придется.
– Значит, вы вернулись вместе с Сэмом. Что было потом?
– Сэм заглянул в комнату. Наверное, хотел убедиться, что я не вру.
– Рядом никого не заметили?
Майерс остановился и подозрительно посмотрел на Дивайна.
– Так… Вы сказали, что дружили с Сарой. К чему эти вопросы, а? Допрашиваете хуже копов!
У Дивайна был наготове ответ:
– Я служил в армии. У меня есть опыт работы в военном уголовном розыске.
– А, ясно.
– Вы, судя по выправке, тоже служили?
– Собирался, но зрение и слух подвели, не хватило здоровья. Не прошел медосмотр. Ношу слуховой аппарат и линзы, но даже с ними не набрал минимальный балл.
– Понятно. Так был кто-то рядом с вами?
– Нет, я никого не видел. Было тихо, как… как…
– В могиле? – подсказал Дивайн.
Майерса заметно передернуло.
– Ага. Уже потом, когда приехала полиция, пришли несколько секретарей.
– А кроме них?
– Никого не видел.
– Разве это не странно? Обычно люди приходят чуть свет.
– Я не знаю. – Майерс взглянул на Дивайна. – Вы тоже из ранних пташек, да?
– Да. Но я работаю на другом этаже. Значит, полицейские оцепили кладовку и стали всех разгонять?
– Ага, но только после того, как появились детективы, ну, знаете, такие парни в костюмах. До этого момента с этажа никого не выпускали, и меня тоже. Потом нас отвели в конференц-зал. Стали брать показания. Нас допросили; сказали, можно идти. Я вышел на улицу и отправился гулять. Она так и висела перед глазами…
– Как думаете, сколько времени дверь в кладовку была открыла?
Майерс сосредоточенно свел брови и сказал:
– Сперва я пытался объяснить все Сэму, но язык не слушался, так что понял он меня не сразу. Затем он позвонил в полицию, потом стал искать помощника, чтобы тот посидел на посту… Минут шесть-семь, наверное. Может, чуть дольше. Я не смотрел на часы. Знаю, что после того как мы поднялись, никто к двери не подходил, кроме меня и Сэма.
– Ясно. Спасибо, что уделили время.
Майерс внимательно взглянул на Дивайна и, помедлив, сказал:
– Вы, кажется, были хорошими друзьями.
– Да, пожалуй.
Дивайн оставил Майерса работать и прошел по коридору дальше. Сотрудников вроде него размещали в больших залах, разделенных на кабинки без окон, чтобы ничто не отвлекало от работы. Руководители занимали кабинеты с видом на улицу. Дивайн прошел вдоль ряда рабочих мест. Увидел пустой стол. Ни фотографий, ни цветов, ни других личных вещей.
Зато на нем стоял компьютер. На приклеенном к экрану стикере был написан пароль. Никакая защита не устоит перед клочком желтой бумаги и забывчивостью ленивых сотрудников.
Дивайн сел за стол и с помощью инструкции, которую прислал Валентайн, вошел в базу данных системы безопасности.
Он открыл вкладку с поиском. Кто входил в здание с 6:00 до 8:30 утра в пятницу, в день, когда обнаружили тело Юс? Подумав, добавил еще один критерий: кто поднимался на пятьдесят второй этаж? Любые перемещения сотрудников хранятся в базе данных; это позволит выяснить, кто появлялся рядом с кладовкой. Вполне вероятно, что человек, который прислал анонимку, и есть убийца. В таком случае он должен был находиться в здании накануне вечером, между полуночью и четырьмя часами утра. Однако не стоило исключать вероятность, что Юс убил кто-то другой, а автор письма просто видел тело, когда Майерс убежал вниз. Если так, надо найти этого человека и спросить, зачем он отправил анонимку.
«И знал ли он про наши отношения с Сарой?»
Дивайн ждал, пока появятся имена, привязанные к пропускам. Утром на пятьдесят втором этаже должно было находиться много сотрудников.
Однако на экране не высветилось ни одной строчки. Дивайн опешил. Как такое может быть? Он снова запустил поиск, на мгновение поднял голову, чтобы проверить, нет ли кого рядом. Посмотрел на часы. Время в запасе еще имелось.
Так, ладно. Стоит рискнуть и замахнуться на более крупную рыбу, задав новые параметры поиска. Кто оставался в здании в ночь убийства? Не успев нажать клавишу, Дивайн понял, что в его методике есть изъян. Если сотрудники вечером уходят большой компанией, кнопку в лифте нажимает кто-то один. А чтобы покинуть здание в нерабочее время, пропуск не требуется вовсе – достаточно нажать кнопку выхода рядом с дверями. Для входа в здание в рабочие часы пропуск тоже не обязателен – с его помощью отправляют лифт на нужный этаж. Поэтому электронная система учета не слишком точна. Куда важнее записи с камер, которые наверняка запросила полиция.
Дивайн проверил результаты поиска и увидел, что Юс, судя по всему, пришла на работу в четверг в семь тридцать утра. Записей о том, чтобы она спускалась в тот день, не нашлось. Может, Сара уходила не одна, поэтому Дивайн проверил, не возвращалась ли она в тот же вечер. Судя по журналу, нет. Возможно, она не уходила, потому что к тому времени была мертва. Но почему она вообще оказалась в здании так поздно? Может, заработалась? Или ждала кого-то? Брэда Коула, например?
Дивайн задал новые параметры и нажал клавишу поиска.
Ждать пришлось недолго. На экране высветилась одна строка – имя человека, который вошел в здание ровно в полночь и вышел в 1:10. Идеальное время для убийства Сары Юс.
Дивайн смотрел на экран, не веря глазам.
«Трэвис Р. Дивайн».
Глава 28
Он покинул этаж и, воспользовавшись пропуском, поехал вниз. Срочно требовалось прояснить один вопрос, и, кажется, он знал, кто может подсказать ответ.
Когда полиция увидит записи в журнале, Дивайну конец. Странно, что его еще не арестовали.
Он спустился на сорок первый этаж и нашел Ванду Симмс. Та всегда приходила рано. Симмс прохаживалась по коридорам, проверяя, все ли в ее владениях готово к началу рабочего дня. У нее дома наверняка царит полнейший порядок: вплоть до выложенных по линеечке столовых приборов и сверкающего чистотой кошачьего лотка.
– Здравствуй, Ванда.
Она увидела его и изменилась в лице, разом растеряв профессионализм. Симмс бросилась к Дивайну и схватила за руку.
– Слышал про Сару?!
– Да, – мрачно ответил он.
– Даже не верится. Среди нас бродит убийца!
– Уверен, что его скоро найдут.
– Хотелось бы!
– У меня назрел один вопрос…
– Какой? – спросила Симмс, беря себя в руки.
– Мы болтали с коллегами, они говорят, что в то утро, когда нашли Сару, на пятьдесят втором этаже никого не было. Ты, кажется, поднималась наверх и искала людей по кабинетам?
Симмс закивала:
– В то утро был семинар. Весь отдел слияний и поглощений отправили в «Ритц». Ну, кроме обслуживающего персонала, разумеется. Полицейские просили проверить, что на этаже точно никого нет. Я рассказала им про семинар, но меня все равно заставили пройти по кабинетам вместе с двумя агентами. Разумеется, я никого не нашла. Семинар был для всех сотрудников без исключения. – Она вновь погрустнела. – Сара не заслужила такой смерти…
– Естественно, – ответил Дивайн.
* * *
Каскад финансовых данных мелькал на экране компьютера, но Дивайн не обращал на них внимания.
Он баламутил воду в аквариуме с акулами. Интересно, долго ли продержится на плаву?
Дивайн вздрогнул: в дверь резко постучали. На пороге появилась женщина, одна из сотрудниц. Ее имени Дивайн не знал.
Он понял, что означает ее появление, и встал еще до того, как она открыла рот.
– Мистер Дивайн, не могли бы вы пройти вместе со мной?
Он молча направился к выходу. Кое-кто из коллег на мгновение поднял голову, но затем снова уставился на экран, где шла погоня за несметным богатством.
Дивайн вышел вслед за женщиной в коридор. Возле лифта стояли двое мужчин, оба в костюмах, мало чем отличавшихся от здешней униформы: то есть поношенных и дешевых.
Один – лет пятидесяти, с зачесанными набок седыми волосами – был высоким, под два метра ростом, и мускулистым, а его напарник – ниже на целую голову и чуть моложе, лысоватый, худощавый, с ничего не выражающим лицом. Женщина не стала задерживаться. Она молча ушла, пока мужчины показывали Дивайну удостоверения и представлялись.
Высокого звали Ральф Шумейкер, низкого – Пол Экман. По словам Шумейкера, они работали в отделе убийств полиции Нью-Йорка и расследовали смерть Сары Юс. Голос у него оказался низким, но довольно звучным. Экман говорил более резко, изредка срываясь на фальцет. То ли нарочно, для пущего эффекта, то ли берег больные связки. Дивайн не стал прислушиваться и забивать лишним голову.
– Мы хотели бы поговорить с вами, мистер Дивайн, – сказал Экман.
– Ладно. Что-то в последние дни я нарасхват…
– Нам выделили пустой кабинет. Пройдемте.
Дивайн пошел вслед за ними в комнату немногим просторнее кладовки, где нашли тело Юс. Там стояли три стула. Экман велел Дивайну сесть. Тот подчинился. Оба детектива сели напротив. Стола в комнате не было; они сидели, едва ли не утыкаясь друг в друга коленями. Дивайн знал, что так сделали намеренно. Если лишить человека личного пространства, то с самого начала он почувствует себя не в своей тарелке. Он и сам так поступал, когда допрашивал захваченных талибов и боевиков «Аль-Каиды». Даже при работе через переводчика можно выбить собеседника из колеи. С Дивайном делали так же – по крайней мере пытались.
Экман достал блокнот, а Шумейкер уставился Дивайну в глаза и спросил:
– Рейнджер, да? Мой сын тоже служит в армии. В пехоте. Он сейчас в Южной Корее.
– Да, я бывал в тех краях.
– У вас много наград. Два ранения. Отличный послужной список. Вы молодец.
– Я просто делал свою работу.
– Вы с Сарой Юс были друзьями?
– Да, мы были знакомы.
– Я не об этом.
Следователь ни на миг не изменился в лице, хотя голос зазвучал иначе. Явный профессионал. Дивайну приходилось терпеть допросы, когда ему обновляли допуск к секретным данным. Порой вопросы звучали очень неожиданные: например, занимался ли он сексом с животными. Поэтому он по достоинству оценил мастерство собеседника.
– Мы встречались на корпоративах. Виделись на семинарах. Она мне нравилась. Иногда проявляла ответную симпатию. В этом смысле – да, нас можно считать друзьями. Но таких друзей у нее было немало.
– Вы ездили к ней домой. Разговаривали с родителями. Из всех работников компании вы единственный, кто так сделал.
Шумейкер откинулся на спинку стула и расстегнул пиджак. На поясе у него висела кобура с пистолетом «Глок», с другой стороны ремня блестел значок. Судя по виду, он был готов просидеть в этой позе весь день, демонстрируя Дивайну атрибуты своей власти.
– Я проходил мимо ее дома и заметил, как они…
– Откуда вы знаете, где она жила? – перебил Экман, и визгливые нотки бумерангом зазвенели в голове у Дивайна.
– Я уже говорил ее родителям, что однажды провожал ее из бара.
– Дальше, – велел Шумейкер.
– Увидел их перед домом, понял, кто они. Заметил их сходство с Сарой. Постучал, ну и дальше само собой. Я просто хотел выразить соболезнования и на всякий случай предложить помощь. Оставил свою визитку.
Шумейкер залез в карман и достал карточку.
– Миссис Юс отдала ее сегодня утром во время встречи. Она позвонила и рассказала о вашем визите. Поэтому мы пригласили вас на разговор.
– Зачем она так сделала? – спросил Дивайн, радуясь, что они приехали вовсе не из-за записей в журнале, согласно которым он находился в здании в момент убийства.
Экман подался вперед.
– Скажем так, ей показалось, что вы не совсем откровенно описываете свои отношения с ее дочерью.
– В смысле?
– Может, вы нам скажете? – отозвался Экман.
– Что, например? Я не умею читать мысли.
– Тогда озвучьте собственные соображения.
– Я знал Сару, она мне нравилась, как и всем, кто с ней общался. Вы еще с кем-нибудь здесь говорили?
– Разумеется, – кивнул Шумейкер. – Сейчас ваша очередь.
– Я вас слушаю.
– Сара вела дневник. Вы знали об этом?
– Мать упоминала. Она сказала, что полиция его не нашла. Телефон и ноутбук вы уже проверили?
Ответил Шумейкер:
– Мы просмотрели ее электронную почту, заметки, записи в календаре. И знаете, что нашли?
– Понятия не имею.
– Мисс Юс делала аборт.
Дивайн выпрямился и подался вперед.
– Что? Сара была беременна?!
– В противном случае аборт не нужен, – саркастично заметил Экман.
– Где она его делала?
– В календаре была запись с датой и названием процедуры. Клинику мы пока не нашли.
– Она писала, кто отец?
Шумейкер скрестил ноги и постучал указательными пальцами друг о друга.
– Это были вы? – спросил он, посмотрев в сторону, прежде чем перевести взгляд на Дивайна.
Сделано так было для пущего драматизма, и полицейский прекрасно справился со своей задачей.
– Я впервые слышу.
– Опять-таки я спрашивал не об этом. Вы занимались сексом с Сарой Юс?
– Я не обязан вам отвечать.
Снова заговорил Экман:
– Разумеется, но отказ будет чреват последствиями. И, чтобы вы знали, отцом она назвала именно вас.
Дивайн перевел на него взгляд.
– А еще я знаю, что полицейские часто врут подозреваемым, заставляя их признаться. Поэтому верить вам нельзя. Где именно фигурирует мое имя? Покажите!
Шумейкер хмыкнул:
– М-да, Пол, этот парень заткнет за пояс любого адвоката. Кто бы ждал такой прыти от бравого вояки.
Об уловках полиции Дивайн знал не понаслышке, поскольку сотрудники военного уголовного розыска не раз допрашивали его после смерти Хокинса, пытаясь заморочить голову: врали, вынуждали признаться, выбивали показания. Однако тело капитана слишком сильно пострадало от зубов животных, и экспертиза не сумела возложить ответственность за гибель офицера на Дивайна; а его собственные травмы, полученные в схватке с Хокинсом, не подтверждали его вины. У всех солдат имелись шишки, синяки и ссадины. Даже ДНК, обнаруженная на трупе, не могла служить доказательством, потому что они жили в одной казарме. Ни свидетелей, ни улик, ни точного времени смерти – все это позволяло Дивайну утверждать, будто он ни при чем. Военная полиция в конце концов сдалась. Видимо, они решили поскорей закрыть дело, пока не всплыла информация о том, что расследование предполагаемого самоубийства Бланкеншипа тоже проводилось спустя рукава.
– Можете взять у меня отпечатки и образец ДНК. Я ее не убивал.
– А на полиграф согласны? Готовы его пройти?
Дивайн откинулся на спинку стула.
– Значит, ни ДНК, ни отпечатков пальцев на месте убийства вы не нашли. Как и других улик, указывающих на меня. Теперь вы пытаетесь выбить признание, чтобы закрыть дело и порадовать начальство. Только если повесите убийство на меня, настоящий преступник останется на свободе. Я готов заключить с вами сделку.
– Не припомню, чтобы мы ее предлагали, – сказал Экман.
– Я пройду полиграф, если вы покажете, где написано, что ребенок от меня. И поклянетесь под присягой, что это реальный факт, а не ваши домыслы.
– Вы смотрите слишком много полицейских сериалов, – буркнул Шумейкер. – Да, мы можем делать необоснованные высказывания во время допроса, но фабриковать улики не имеем права. Это было бы преступлением.
– Значит, вы не согласны?
– Где вы были в пятницу с полуночи до четырех часов утра?
Дивайн нетерпеливо поморщился.
– Господи, я уже все рассказал вашему коллеге…
– Какому коллеге? – резко спросил Шумейкер.
– Хэнкоку.
– Какому Хэнкоку? – удивился Экман.
– Детективу Карлу Хэнкоку из полиции Нью-Йорка. Я думал, он расследует дело вместе с вами.
Мужчины переглянулись со странным выражением на лицах. У Дивайна в животе екнуло.
– Когда Хэнкок с вами разговаривал? – спросил Экман.
– Он ждал меня в пятницу на железнодорожной станции в Маунт-Киско. На следующий день, когда я вернулся с работы, он встретил меня возле дома.
– Вы сказали ему, где были в ночь убийства?
– Разумеется.
– Опишите его, – велел Шумейкер.
– Темнокожий, около ста восьмидесяти пяти сантиметров ростом, лысый, крепкий, лет сорока. Одевается так же, как и вы; водит развалюху, провонявшую сигаретами и кофе. Говорит, мол, полиция Нью-Йорка уже десять лет не закупала новые машины. Еще он сказал, что живет в Нью-Джерси, в Элизабет-тауне. – Дивайн уставился на своих собеседников. – Неужели вы его не знаете? Сколько же у нас в городе детективов-следователей?
– В отделе убийств южного Манхэттена – десять. Двое из них перед вами.
– У него был значок, точь-в-точь как ваш. И говорил Хэнкок как коп. Это он, кстати, сказал, что Сара не покончила с собой. Что ее убили.
– Серьезно? – воскликнул Экман. – Он сказал это в субботу?!
– Да. И о моем армейском прошлом он тоже знал.
– Что именно он говорил про убийство? – спросил Экман.
Дивайн пересказал разговор с Хэнкоком. Не стал лишь приводить пример из своего армейского прошлого.
– Он сказал, направление странгуляционной борозды доказывает, что смерть была насильственной, а не добровольной.
Шумейкер бросил в сторону напарника нервный взгляд, выдававший, что он больше не контролирует ситуацию. Тот правильно понял подсказку и перехватил инициативу.
– Ладно, допустим. Продолжаем. Где вы были в указанное время? – спросил Экман.
– Дома, в постели. Спал до четырех часов. Потом тренировался на стадионе рядом с домом. Затем принял душ, оделся и сел на поезд в шесть двадцать, как обычно. На вокзале должны быть камеры, я наверняка попал в кадр. В такое время не слишком много народу.
Шумейкер сказал:
– Вы могли убить ее ночью, сесть на поезд и вернуться в город задолго до утра.
– Опять-таки на вокзале висят камеры, а в здании сидит охранник.
– Вы могли ехать не поездом, – заметил Экман. – А охранник делает обход.
– Чтобы попасть в здание, нужен пропуск. Время ухода и прихода сотрудников фиксируется.
«И в журнале записано, что я приходил ночью, так зачем задавать лишние дурацкие вопросы?» – мысленно негодовал Дивайн.
– Мы проверим базу данных, – ответил Шумейкер. – Чтобы выгрузить информацию, нужно время.
«Боюсь, мне очень не понравится результат ваших поисков».
– Вы всегда встаете на тренировку в четыре утра? – уточнил Экман.
– Да.
– Кто-нибудь готов это подтвердить?
– Нет. Я спал один и тренировался тоже. Меня никто не видел.
– А соседи?
– Есть. Трое. Но в такое время они обычно спят, как все нормальные люди. Мое алиби подтвердить не смогут.
– Откуда вы знаете? – уточнил Экман.
– Потому что уже спрашивал, когда появился Хэнкок и попытался спустить на меня всех собак. Они не помнят. Просить их врать я не буду.
Шумейкер глядел так выразительно, что в мыслях, скорее всего, уже надевал на Дивайна наручники и зачитывал ему права.
– Какой вы славный парень, – хмыкнул он, но без особой язвительности.
Вид у него был слегка растерянным.
– Если снова увидите Хэнкока, узнаете? – спросил Экман.
– Естественно. Не люблю, когда со мной играют. И вообще, откуда такое внимание к моей персоне?
– Видимо, в вас есть нечто особенное, Дивайн, – сказал Шумейкер.
Дивайну его слова не понравились.
Мужчины встали, будто по команде.
– Не уезжайте из города, – предупредил Шумейкер.
– И не собирался. У меня полно дел.
Шумейкер огляделся.
– Да, наверное, деньги здесь гребете лопатой.
– Я про другие дела.
Дивайн имел в виду Эмерсона Кэмпбелла и порученное им задание, а также погибшую Сару Юс.
Шумейкер и Экман вновь переглянулись и ушли.
Дивайн посидел еще несколько минут, переваривая услышанное и пытаясь уложить новости в голове, чтобы увидеть смысл в происходящем. Картинка откровенно не складывалась.
«Сара была беременна, а потом сделала аборт».
Вот что поражало сильнее всего.
Он провел рукой по волосам и на мгновение закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное.
«Кто был отцом? Неужели я? Мы переспали всего один раз. Я не предохранялся, потому что Сара сказала, будто принимает таблетки, но, возможно, соврала. Когда был аборт, неизвестно. Вдруг ребенок от меня, а я даже не знал?»
Дивайн встал и выглянул в крохотное окно. Оттуда на него смотрел соседний небоскреб. Было такое чувство, будто он в западне; словно его запихнули в клетку, от души шарахнув по голове.
«Полицейские проверят журнал безопасности и увидят мое имя. Вернутся с ордером на арест. И кто, черт возьми, такой Карл Хэнкок?»
Впрочем, теперь понятно, почему он оба раза подходил к Дивайну вдали от города. Если он не из полиции, так безопаснее.
Дивайн снял с шеи шнурок и посмотрел на пропуск. Той ночью его не было в здании, а карточка лежала в кармане. Возможно, кто-то украл ее, а потом вернул, пока Дивайн спал у себя дома, хоть это и маловероятно. А может, кто-то взломал систему и подставил его. Это тоже нелегко, но для человека, отправившего анонимку, которую не смогли отследить опытнейшие хакеры, не составило бы труда.
Дивайн вернулся на рабочее место с таким чувством, будто ему выпотрошили нутро.
Глава 29
Когда Дивайн вернулся в кабинет, то заметил на себе косые взгляды. Он сел за стол. Атмосфера в зале переменилась. Кто-то из коллег узнал, что его подозревают в убийстве, и поделился новостью с остальными. Должно быть, за то время, что он отсутствовал, они успели обменяться сообщениями.
Он завел здесь немало знакомств, с кем-то порой ходил ужинать или выпить пива, Ванду Симмс и вовсе считал приятельницей. Однако в отделе вместе с ним работало слишком много человек, а в компании действовало негласное правило: никогда не сближайся с кем-то из новеньких, поскольку велика вероятность, что его вышвырнут отсюда через год. Конкуренция была такая, что о дружеских отношениях не могло быть и речи.
Дивайн догадывался, о чем сейчас думают коллеги.
«Его допрашивали. Это он убил Сару. Взгляд у него, конечно, жуткий. Наверное, посттравматический синдром. Вот урод! Надеюсь, его посадят».
Может, он преувеличивал, но ощущение было именно таким.
Он неторопливо приступил к работе. В данный момент ему поручили просчитать риски по сделке между двумя корпоративными гигантами. «Коул и Панч» выступала в роли консультанта со стороны покупателя; интересы продавца представляла армия маститого «Моргана Стэнли». Оба клиента хотели, чтобы сделка по выделению дочерней компании с выкупом контрольного пакета акций завершилась успешно, поэтому переговоры шли мирно. В бизнесе это называлось «дербанить бюджет».
Компанию продавали по дешевке, поскольку это было частью плана. Сделку затевали исключительно ради грязной прибыли. Новая фирма выпустит долговые ценные бумаги, которые не планирует погашать. Средства, полученные от продажи акций, пойдут на гонорары владельцам. Затем в дело вступят банкиры; они превратят долговые ценные бумаги в облигации с приличным рейтингом (так называемые облигационные обязательства с обеспечением), продадут их пенсионным фондам, полицейским профсоюзам и обычным бабушкам. Далее руководство компании выжмет из нее все соки, продаст активы, уволит четверть сотрудников, разворует пенсионный фонд, причем так, чтобы прокуратура не смогла ничего доказать; в итоге работники останутся без зарплат и медицинской страховки. Когда долги вырастут до немыслимых размеров, компанию вернут в материнское лоно и снимут с нее последние сливки, а вкладчиков и рабочих отправят в богадельню. Защититься они не смогут, потому что для этого нужны юристы. Даже если у пострадавших останутся какие-то деньги, на людей вроде Коула работают лучшие адвокаты страны. Судебный процесс затянется на долгие годы; к тому времени, когда пройдут апелляции, все концы исчезнут под ворохом юридических бумаг, и денег на выплаты просто-напросто не найдется.
«Если орел – выигрываю я, если решка – тоже. А ты в любом случае останешься ни с чем».
Дивайна мутило все больше с каждым нажатием клавиш. Бесил тот факт, что богачи гребут деньги, нарочно стравливая людей, которые сидят сейчас за соседними столами. Через двадцать лет те из них, кто уцелеет, будут стоять на вершине, глядеть на новичков и делать то же самое. Хомячье колесо невиданных масштабов, за которым, возможно, скрывается нечто еще более гадкое.
Сидевший рядом мужчина вдруг встал, хватаясь за живот и заметно зеленея.
Дивайн помнил, что он из Коннектикута, окончил Йельский университет. Его отец возглавлял компанию из списка «Форчунс». Парень хотел заниматься киберспортом, однако отец пригрозил, что в таком случае выгонит его из дома, поэтому бедняге пришлось выучиться на финансиста. Сейчас он выглядел так, будто его вот-вот стошнит.
Заметив на себе взгляд Дивайна, он смущенно пробормотал:
– Ж-живот б-болит. Всю ночь маялся.
Он поспешно выбежал из комнаты.
«Спасибо, приятель, удружил. Все утро разносил заразу».
Дивайн посмотрел на экран соседа. По нему текли потоки цифр. Дивайн не знал, над чем тот работает, поэтому данные не имели никакого смысла.
Впрочем, ему сейчас было не до работы.
В обед он снова вопреки правилам спустился в столовую на третьем этаже. Выбрал еду и собрался сесть в дальнем углу, но заметил Дженнифер Стамос.
Она в полном одиночестве сидела за столиком с видом на Ист-Ривер, однако, судя по выражению лица, не сознавала, где находится.
Дивайн подошел к ней и спросил:
– Не помешаю?
Она изумленно подняла голову.
– Н-нет.
Он сел, отпил чаю со льдом и посмотрел на девушку. Макияж скрывал темные круги под глазами, но не до конца. Лицо выглядело осунувшимся, а обычно пышные волосы сегодня висели безжизненными сосульками.
– У тебя все хорошо? – спросил Дивайн.
– Нет. – Стамос посмотрела на него. – Я слышала, с тобой говорила полиция.
– Они спрашивали про Сару. Ты знала, что она была беременна?
Стамос на мгновение застыла.
– Откуда ты знаешь?
– Полицейские сказали, она сделала аборт.
– Интересовались, не ты ли отец? – резко спросила девушка.
– Именно.
– И что?
– Не я.
– Откуда тебе знать, если ты с ней спал?
– Кто сказал, что я с ней спал? И я ее не убивал!
– Иногда мужчины избавляются от женщин, которые от них беременеют.
– Она сделала аборт. Какой смысл ее убивать?
Стамос смерила его странным взглядом.
– Я… М-да… Пожалуй, ты прав.
Она посмотрела в окно, задумчиво грызя палочку сельдерея.
– О чем еще спрашивали копы?
– Как обычно. Выясняли алиби, предлагали полиграф… Врали, чтобы выбить признание.
– Почему они пошли именно к тебе?
– Думаю, допрашивали не только меня.
– Возможно…
– Ты не получала странного письма в тот день, когда убили Сару?
Девушка подалась вперед, снова напрягшись.
– Письма? Нет, не получала. Ты уже спрашивал, кстати. А ты? Что тебе написали?
– Думаю, кто-то неудачно пошутил, – размыто ответил Дивайн. – Я мало что понял. Там был один бред. Я не знаю, кто его отправил.
Стамос, кажется, не поверила. Он решил сменить тему, пока она не начала задавать новые вопросы.
– Один знакомый сказал, что на пятьдесят втором этаже в то утро не было никого из сотрудников.
Девушка озадаченно вскинула брови:
– Быть того не может.
– Знаю. Тем утром всех отправили на семинар в «Ритце». А прочий персонал появляется не раньше девяти.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Стамос.
– Что это странное совпадение – семинар в день убийства. А может, и не совпадение вовсе.
Девушка задумалась. Вид у нее стал еще более озадаченным.
Дивайн заговорил о другом:
– Я обедал здесь в субботу. Брэд Коул приходил со своей свитой.
– Странно, что ты сюда ходишь.
– Ну, скорее всего, меня вот-вот уволят. Почему бы не поесть напоследок вкусной еды?
– Говоришь словно заключенный накануне казни, – заметила она.
– Будь так, многие обрадовались бы.
Стамос никак не прокомментировала последнюю фразу.
– Почему ты заговорил про Коула?
– Потому что он странно на меня смотрел. Откуда ему знать, кто я такой?