— Погодите, мистер Вальдорф, — остановил Джек сделавшего вид, будто он поднимается из кресла, гауптштурмфюрера. — Я хотел только напомнить, что с момента вербовки этих ваших людей прошло уже сорок лет… Все они либо вымерли, либо установлены русскими чекистами, ибо… Словом, залежалый, подгнивший товар предлагаете вы честным шипчандлерам, мистер Вальдорф.
— Не скажите, — возразил гауптштурмфюрер.
Он взял настольную зажигалку фирмы «Ronson» и тщательно раскурил сигарету.
— Спички для этой цели куда лучше, — невозмутимо сообщил он Бойду, несколько оторопевшему от наглого поведения бывшего нациста.
— Так вот, мистер Хортен… Я не согласен с вами. Это как посмотреть. Могу передать вам досье на пятьдесят агентов. Связь с ними не устанавливалась с тех пор, как мы ушли из России. Допускаю — кого-то нет в живых, кто-то попался по другим мотивам. Но большая часть моих людей сохранилась, агенты волею судьбы оказались в длительной консервации. Тем лучше… Более сильным окажется психологический эффект, когда они узнают о том, что у них новый хозяин.
— Мне хотелось бы взглянуть на ваши документы, — сказал Малютка Джек. — Согласитесь: вы не совсем обычный клиент нашей фирмы.
— Ради бога! — воскликнул Вальдорф и нарочито ленивым жестом извлек из кармана пиджака бумажник.
Майор Бойд позвонил. В кабинет вошел подтянутый молодой клерк в строгом костюме. Он принял документы, переданные шефом, и молча удалился.
— Где находится ваш товар? — спросил Хортен-младший.
— В России, — ответил Вальдорф.
— Я имею в виду документы…
— Именно они и находятся там.
— Поясните.
— Извольте… Это было в сорок четвертом. Под ударами русских армий мы уходили на Запад, покидали последние наши опорные пункты. К тому времени я получил новое назначение, но сдать дела своему заместителю не успел.
— Его имя?
— Оберштурмфюрер Конрад Жилински. Большой знаток русского языка, специалист по России, мы перетащили его к себе из абвера. Он и занимался в основном вербовкой агентуры.
— Я провожу здесь половину жизни. В последние дни дома настоящий зоопарк. Только в этом месте тишина и покой. Заходите.
— Продолжайте, мистер Вальдорф.
— Вы переезжаете?
— Мы сдали дом на год, так что освобождаем кладовые. Поэтому в холле такой беспорядок. Большую часть этих вещей я отдаю на благотворительный аукцион.
— Поскольку я как бы перестал быть начальником для Конрада, эвакуацией распоряжался он. Ему и надлежало выехать в тыл вместе с документами Легоньковского управления службы безопасности, прихватив в первую очередь переносной сейф, в котором хранились агентурные досье. И архив прибыл… Не было с ним только этого сейфа и самого оберштурмфюрера.
Я прошла за ним в спортивный зал и смотрела, как он вернулся к своей беговой дорожке, которую поставил на паузу. Через плечо, он сказал:
— Попал в плен к русским?
— Я могу забыть весь антиквариат, все с родословной. Стелла любит все современное.
— Нет. Колонна оказалась под налетом русских штурмовиков… Свидетельства противоречивые. Одни утверждали, что «оппель-капитан» Конрада Жилински разбомбило, другие показывали, будто в начале бомбежки он свернул на боковую дорогу и сумел уйти. Но в расположении наших частей так и не появился. Я доложил руководству о его гибели.
Дома, мебель, искусство. Вообще-то, она не особенно любит любое искусство.
Домашний спортзал был квадратным, метров десять шириной. На стенах были зеркала, а пространство было заставлено тренажерами — две беговых дорожки, тренажер-орбитрек, обычный и наклонный велотренажеры. Все это удваивалось и утраивалось отражениями.
— Что же дальше? — спросил Хортен-младший.
Ари вытер лицо белым полотенцем, которое повесил на шею, и включил дорожку.
— А теперь мне стало известно, что Конрад сумел спастись. Что там с ним произошло — не знаю. Но мой бывший заместитель преспокойно живет в России под вымышленной фамилией и даже благоденствует.
Старт был медленным, но скорость быстро увеличилась, пока он не начал подскакивать на месте. Ари увеличил уклон и прибавил скорость. Он обильно потел, но не задыхался. Его плечи и руки порозовели от напряжения. Я следила за неустанным движением ленты дорожки, шов мелькал снова и снова. Наш разговор сопровождался механическим поскрипыванием тренажера и стуком его подошв.
— Кстати, спасибо, что пришли. Детектив Нэш говорил, что вы занятая леди, так что я ценю, что вы нашли время, чтобы приехать. Вы познакомились с невестой?
— Его координаты?
— Неофициально.
— Стоп, мистер Хортен. Мы еще не оговорили условий. На Конрада выведу вас я. Без меня вам ничего не удастся сделать. Скажу только, что его достаточно четко опознал наш общий с ним сослуживец, который ездил как турист из ФРГ в Россию.
Он качнул головой.
— Может быть, я ошибся с этим. Но еще не все потеряно.
Было непонятно, имел ли он в виду свою жену или дизайнера по интерьеру, но я могла поклясться, что жену.
— А сейф? Вы уверены, что сейф не попал в руки советских контрразведчиков?
— Я так поняла, что вы уезжаете в свадебное путешествие?
— Не волнуйтесь об этом. Я не буду подавать документы, пока мы не вернемся. У нее может возрасти аппетит, и она начнет думать о всех деньгах, которые у меня остались.
— Уверен. Но карты раскрою не раньше, чем получу от вашей фирмы аванс. Ведь я тоже профессионал, херр майор.
Нэш рассказал вам историю?
— Нет.
Ари помотал головой.
— Вы все равно ее услышите, рано или поздно, так что, с таким же успехом, можете услышать от меня. Мне не на что жаловаться, потому что я получил то, что заслужил.
VII
Муж Стеллы упал замертво на работе. Он был архитектором по перестройке моего кондоминиума. Талантливый парень. Сорок восемь лет. Инфаркт. Бум. Мы четверо были знакомы. Итак, он умер, Стелла в отчаяньи, и я решил помочь. Тедди была в Лос-Анджелесе, я ужинал со Стеллой в клубе, и одно пошло за другим. Ничего для меня не значило, но я сразу понял свою ошибку. Тедди была на семинаре, и я не предполагал, как вообще она может узнать.
Тедди вернулась домой, и какая-то подружка на меня настучала. Она подала на развод на той же неделе.
— Она не теряла времени, не так ли?
Ветер дул от моря. Он бесцеремонно трепал белое платье вокруг стройных ног девушки, стоявшей у мольберта, но юная художница не обращала внимания на ветер, она пыталась поймать необъятное море и перенести его в клетку — холст, закрепить его там и подарить потом другим людям, которые увидят море ее глазами.
— Она нанесла удар и застала меня врасплох. У меня не было ничего серьезного со Стеллой, пока Тедди меня не выгнала, и после этого, какой был у меня выбор? Когда мы пришли к соглашению, Тедди достался кондоминиум, где умер бедняга. Как это, в плане иронии?
— Не очень хорошо.
— Пойдем посмотрим? — предложил Андрей. — Как там у нее все получается… Море с берега.
— С этих пор все пошло наперекосяк. Вообще-то, Тедди не хотела этот кондоминиум, поэтому решила продать. Четыреста шестьдесят квадратных метров, и агент сказал, что это стоит миллион или больше, из-за места.
— Где это?
— И думать не смей, — строго остановила его Ирина. — Человек работает, а ты… Не любят художники, когда такие зеваки, как твоя милость, стоят у них за спинами и глазеют. Да еще замечания отпускают.
— В центре Санта Терезы. Восемнадцать месяцев он стоял на продаже. Тедди тогда жила в Бел Эйр, и ей пришла в голову гениальная идея красиво обставить дом, напечатать брошюру и рекламировать в агенствах недвижимости в Беверли Хиллс. Конечно, появился крутой актер и выложил денежки. Это было месяц назад. Ближе к продаже я знал, что она заберет все, что не прибито гвоздями, так что освободил помещение раньше.
У нее остался миллион наличными. Вы знаете, что досталось мне? Только то, что я сумел стащить у нее из-под носа. Недвижимость идет в ее колонку, старая мебель — в мою.
Он посмотрел в мою сторону, ожидая сочувствия, которое, как он думал, было гарантировано. Я издала неопределенный звук. Это не было проблемами, которые мне были бы близки.
— Да ладно тебе, Ириша, — попытался оправдаться Андрей Балашев. — Подумал, что тебе будет интересно, вот и… Не хочешь — не надо, только и всего.
— Не понял ты, — махнула рукой Ирина. — Нетворческая душа у тебя, Андрей.
33
Я попробовала сменить тему, решив, что это поможет поднять настроение.
— Это почему же? — обиделся парень. — А у тебя, значит творческая? Извини, но оба мы с тобой «маркоши», так сказать «клоподавы»… Только ты на берегу стучишь ключом, а я из судовой рубки своего «Мурманца» тебе отвечаю. Профессии одинаковые, а души разные… Так не бывает.
— У вас с Тедди есть дети?
— Не ее. У меня трое от первой жены. Дети обожали Тедди, но не особенно жалуют эту новую. Они не могут поверить, что я так все испортил. Они едва со мной разговаривают. В любом случае, хватит об этом.
— Еще как бывает, Андрейка, — улыбнулась Ирина. — Но ты не бери в голову. Я тебя люблю таким, каков ты есть. Люблю утром и вечером, ночью и днем.
Я подумала, что он не хочет больше говорить о Тедди, и мы перейдем к чему-нибудь еще.
Но он спросил:
— А сейчас?
— Как вы с ней познакомились?
— Тоже люблю!
— С кем?
— С Тедди. Я спрашивал Нэша, а он сказал, что вы расскажете.
Андрей бросился к Ирине, схватил ее в охапку, поцеловал, затем подхватил на руки и побежал вдоль уреза воды, споткнулся, и оба они, хохоча, упали в море.
— Она позвонила в мой офис и сказала, что ей нужна помощь в личном деле. Адрес, который она дала, был имением Клипперов, так что там мы и встретились.
Я рассказала ему о “Хелли Бетанкур” и ее душещипательной истории о ребенке, которого она отдала на усыновление.
— Что-то аппетит разыгрался, — сказала Ирина.
— Я думала, что это все правда. Она сказала, что ее отец был архитектором, котрый снес старый особняк и построил современную резиденцию, которая там сейчас. Звучало вполне правдиво, и ловушка была такой тщательной, что до меня не дошло, что сцена была обставлена специально для меня.
— Тедди в своем репертуаре. Почему она выбрала вас?
Она отжала мокрое платье, повесила на куст, сама легла на горячий песок, лукаво поглядывая на примостившегося Андрея. — Чем кормить меня будешь, морской рыцарь?
— Она сказала, что хотела нанять женщину, потому что думала, что найдет сочувствие. Это одна из вещей, которые до сих пор кажутся правдой. Еще она сказала, что ей нужен посредник, чтобы ее имя нигде не звучало. Я думаю, что это тоже было правдой.
Я видела, что шарада так же непонятна ему, как и мне. Я продолжила, рассказав, как получила контактную информацию о Саттерфилде, которую послала ей в своем отчете и как узнала, что купюры, которыми она расплатилась со мной, были помечены, как вернулась в дом, рассчитывая что-нибудь узнать, но он был пуст, кроме скрепки, которую я нашла на веранде.
— Я думала, что это был конец. Полиция, наверное, следила за Саттерфилдом, потому что его заметили в баре за длинным разговором с женщиной. Нэш думал, что это была Хелли Бетанкур. Он позвонил мне на следующий день и сказал, что тот сидит в лимузине у отеля “Шорес”. На случай, если он ждал таинственную мисс Бетанкур, он посоветовал мне проверить. Вместо Хелли пришла Ким Басс. Лимузин последовал в Лос-Анджелес, а я поехала следом.
— Хотел ведь взять с собой бутерброды, — проворчал Балашев. — И в термос компот ледяной из холодильника залил. А тут твой звонок… «Жду, мол, напротив дома». Растерялся, не поверишь, в жар бросило, выскочил из квартиры. И все так и осталось в кухне.
— Ким — старая подруга Тедди. Я слышал, что они с Тедди сейчас живут вместе.
— Кто-то говорил мне, что ее муж сидит в тюрьме за растрату. Вы не знаете, где он сидит?
— Может быть, к отцу заглянем? — предложила Ирина. — Тут ведь недалеко… На шхуне нас накормят по-царски.
— В Ломпоке. Это было тяжело для нее. Я бы сказал, что она бездомная, но это потому, что она присматривает за чужими домами, чтобы не платить за жилье. Она держится за него, непонятно почему. Этот парень — жулик. Компания, в которой он работал, всплыла вверх брюхом, когда новости стали известны. Возможно, это он свел Тедди с Саттерфилдом, потому что, как бы еще она о нем узнала? Что ей нужно от этого бездельника?
Андрей Балашев поморщился.
— Я думала, поэтому нам с вами и нужно поговорить, чтобы это выяснить.
— Ты прости меня, Ириша… Но… Как бы тебе сказать… Не люблю я бывать с тобою на шхуне. Чувствую: не по душе я Никите Авдеевичу, не любит он меня. Почему — не знаю, как сейчас модно говорить, психологическая у нас несовместимость.
— Она может мне мстить, за то что я немного оступился со Стеллой. Кажется, разница в возрасте такая же.
— Я не думаю, что происходит что-то романтическое. В “Родео-Уилшир” каждый из троих жил в отдельной комнате. На следующее утро она сводила его к стилисту и купила новый гардероб.
— Любит — не любит, — рассердилась Ирина. — Ты прямо как лепестки ромашки обрываешь, Андрейка.
— Мальчик-игрушка.
Он остановил дорожку и слез.
Радист спасательного судна «Мурманец» беспомощно пожал плечами и смущенно улыбнулся. Здоровенный парень, боксер, бывший десантник — он чувствовал себя сущим ребенком в присутствии Ирины Мордвиненко, коллеги с морского радиоцентра.
— Выключите это, пожалуйста, — сказал Ари, показывая на переключатель перед тренажером.
Я наклонилась и перевела его в позицию “выключено”.
Ари сказал:
— Чудачок ты мой, чудачок, — ласково улыбаясь, проговорила Ирина, и Балашев заулыбался тоже. — Растерялся, термос с компотом забыл… И на шхуну не хочешь.
— Она пару раз возвращалась в дом и вела себя так, будто он до сих пор ей принадлежит. Я велел обслуге присматривать за ней и провожать до двери как можно быстрее. Пока что я не думаю, чтобы она что-нибудь вынесла, но мне надоело ее выгонять. В конце концов я сменил замки и коды сигнализации и увеличил охрану.
— Не хочу, — подтвердил Андрей.
— Ваш адвокат не может положить этому конец?
— Кто может себе позволить жаловаться? Он начнет посылать мне счета с той минуты, как снимет трубку.
— Тогда мы отправимся ко мне в гости.
— Я не могу понять, почему вы до сих пор готовы перегрызть друг другу горло. Я думала, что развод должен все вылечить.
— Это то, что говорит Стелла. Я ей отвечаю, эй, это не я. Это она.
— К тебе?
Он замолчал и вытер полотенцем пот.
— Дело в том, что Тедди умная. Бывают умные люди и те, которые только думают, что они умные. Она умная по-настоящему. Она поднялась из ничего, так же, как и я. Я не особенно искушенный человек. Ни у одного из нас нет университетского диплома, но у Тедди есть голова. Всему, чего она не знает, она учится.
— А что? Никиту Авдеевича не бойся. Во-первых, отец у меня добрейшей души человек. И вовсе не относится к тебе так свирепо, как ты сейчас изобразил. А во-вторых, сегодня утром он уехал и вернется только завтра. К нему дружок фронтовой прибыл, ветеран войны. Вот отец и решил повозить его по нашим окрестностям, достопримечательности показать. Тем более, что они и воевали в этих местах. Ну что? Принимаешь предложение?
Он продолжал свои комментарии, которые были критическими, но в них звучало невольное восхищение. Когда он описывал ее множественные недостатки — жадность, ненасытность и скандальность, неосознанная улыбка, игравшая на его лице, говорила скорее о благоговении, чем о неприязни.
— Что послужило причиной последнего раунда? — спросила я.
— Я сам об этом думал, и вот к чему я пришел. Она позвонила мне пару недель назад и начала подлизываться. Cказала, что было, то было, кто старое помянет, тому глаз вон, а я: “Что? Никаких обид? Ты шутишь? Никогда, через миллион лет.”
— Принимаю, — несколько поколебавшись, согласился радист.
Я ответила:” Угу”, чтобы показать, что слушаю.
— Она сказала, что думала насчет кондоминиума, потому что ей досталось много денег, и она знает, что я не получил почти ничего. Сказала, что ей неудобно. Потом сказала, что если я захочу заключить побочное соглашение, она готова это обсудить.
— Тогда пошли… До трамвайной остановки километра два. И я умру голодной смертью по дороге, если мы не отправимся немедленно. А платье высохнет в пути.
— Что за побочное соглашение? Вы говорили, что вам досталась старая мебель.
Стороной обошли они девушку в белом платье, стараясь даже не глядеть в ее сторону, пусть не подумает, будто они хотят взглянуть на ее море в клетке.
— Именно мой вопрос, так что я прямо ее и спросил. Я сказал: “Что такого интересного в этом дерьме, которое было в кондо? Большинство из этих вещей годами валялось в подвале.”
— Там должно быть что-то по-настоящему ценное.
Но та сама оторвалась от мольберта и некоторое время смотрела им вслед, смотрела, как уходили эти счастливые все дальше и дальше, к никогда недостижимой линии окоема.
— Согласен. Не спрашивайте меня, потому что мы никогда не делали официальной инвентаризации. Вещи оценили, но я не знаю, что есть что. Предыдущие владельцы приехали из Англии в самом конце прошлого столетия. Я не знаю, каким образом этот парень зарабатывал деньги, но у него их было много. Дом переходил из рук в руки не знаю сколько раз. В тот день, когда последний член семьи умер, адвокат запер двери и оставил все, как было. Мы купили его полностью обставленным и оснащенным, вплоть до восточных ковров. В любом случае, Тедди отступилась от этого предмета, но это не значит, что она сдалась. Насколько я ее знаю, она просто зайдет с другой стороны.
— Есть шанс, что она искренне хочет возместить убытки?
Он засмеялся.
VIII
— Хорошая идея, но нет. Причина, по которой я хотел с вами поговорить, это вся сцена между ней и бывшим грабителем в Беверли Хиллс. Нэш рассказал мне об этом, и я не нашел никакого смысла. Я подумал, что он мог что-то пропустить, и поэтому хотел услышать все от вас.
— Почему бы вам просто не оставить все как есть? Вы надеетесь на драку?
— Вы считаете, Джек, что мы должны проглотить эту наживку? — спросил полковник Адамс, «старший брат» в шипчанддерской конторе «Паоло Хортен и братья».
— Эй, это не я. Это Тедди. Мы, в конце концов, заключили соглашение. Все поделено до пенни. Я получаю это. Она получает то. Расписались, где положено. Она подписала. Я подписал. Теперь она хочет чего-то еще. Какого черта все это значит?
— Вы когда-нибудь перестанете думать, что обязаны реагировать таким образом? Вы настолько привыкли к тому, что Тедди хочет вас перехитрить, что не можете принять мир, когда она его предлагает.
— Почему «наживку»? — вопросом на вопрос ответил майор Бойд. — Ведь мы навели справки не только по Гельмуту Вальдорфу, но и по сообщенному им факту нынешнего пребывания Конрада Жилински в России. Дело верное, шеф. Почему бы и не рискнуть?
— Вы хотите пить? Холодный чай?
— Конечно.
— Подождите.
— Рисковать придется мне, дорогой Бойд, — проворчал Хортен-старший. — Ответственность за действия нашей резидентуры в полной мере несу прежде всего я. Вы мой заместитель, и провал операции отразится на вашей судьбе только рикошетом. А со мною все будет кончено, Джек.
Он подошел к двери, где на стене висело переговорное устройство. Нажал кнопку.
— На этот раз мы выиграем, полковник, — убежденно произнес Малютка Джек. — Для затравки Вальдорф, я зашифровал его кличкой «Кэптэн», подкинул мне одно имя из того архива с агентскими досье, который хранится у Конрада Жилински. Это некий Ольшанский Герман Иванович, завербованный «Кэптэном» под кличкой «Лось». По утверждению нашего гауптштурмфюрера, он был оставлен на длительную консервацию под чужим именем.
— Да, сэр?
— Скажите Мори принести холодный чай, и не это мятное дерьмо.
— Как же его должны были называть?
— Да, сэр.
— Я сейчас вернусь.
Он снял кроссовки и в носках прошел в соседнее помещение. Через минуту включился душ.
— Сидор Матвеевич Горовец.
Вскоре Ари вернулся, в чистой одежде, проводя карманной расческой по волосам. Мы вышли в патио и сели. Мори, которая встретила меня у входной двери, спустилась из главного здания с серебряным подносом, на который поставила два высоких стакана с холодным чаем. Она поставила поднос на металлический столик между нашими стульями.
— Его, конечно, давно уже «накололи» кэгэбисты…
Еще она принесла серебряную сахарницу, сливочник и настоящие льняные коктейльные салфетки с монограммой К.
Попивая холодный чай мы сидели и смотрели вокруг. Тишину нарушал отдаленный звук раздувателя листьев.
— Представьте себе, полковник, не добрались… Ведь он себя ничем таким экстраординарным не проявил. Вальдорф, по-моему, никогда не был дураком. На долгое выживание «Кэптэн» не брал тех, кто участвовал в публичных казнях, кого могли опознать местные люди после вступления на эту территорию Красной Армии. А коль явных компроматериалов на тебя нет, досье твое в руки большевиков не попало, сам ты активной деятельности в агентурном смысле не проявляешь — как тогда до тебя доберешься?
— Как вам удается сохранить газон таким зеленым? — спросила я.
— Я завожу воду.
— А.
— Вы правы, чертовски правы, Малютка Джек!
Я думала, что ему надоело ругать Тедди, но он явно не считал, что достаточно изложил свою точку зрения. Достал свой список обид, как будто мне было до них дело.
— Так вот. Я должен был вам это рассказать. Это типично. Она получает столовое серебро?
— Но главное не в этом, Билл, — майор Бойд, услышав, как шеф резидентуры назвал его интимной кличкой, решил и полковника называть по имени. — Главное в другом. Мы установили, что сын Ольшанского — «Лося», Александр Сидорович Горовец, заведует лабораторией металлургического комбината в Дижуре. Той самой лабораторией «Отходные материалы», которая занимается технологией производства особопрочных сталей.
Шестьсот тридцать девять предметов, стоимостью триста девяносто восемь тысяч пятьсот.
— Черт побери! — воскликнул Хортен-старший. — Ведь это помимо всего и большие деньги! Вы понимаете меня, майор?
— Отлично понимаю, шеф. Поэтому так упорно и убеждаю вас санкционировать операцию «Голубой десант».
— Вы уже и название придумали… Но почему именно «голубой», Джек?
Она продала это антиквару в Новом Орлеане и получила хорошие деньги. Я знаю, потому что антиквар позвонил мне, чтобы убедиться, что сделка честная. Вы слушаете?
— Это ведь цвет специальных войск Организации Объединенных Наций, мистер Хортен-старший!
Я слушала, но не думала, что он к чему-то придет. В этой истории была заметная доля явного хвастовства. Он поднимал себя, присваивая долларовый эквивалент всему, что отдал ей.
— Похоже, что она накапливает наличные, — сказала я.
Полковник Адамс недоуменно глянул на своего заместителя, потом до него дошел черный юмор Малютки Джека, и Хортен-старший расхохотался.
— Зачем ей это делать?
— Я вижу у вас уже все готово, — сказал он, вытирая платком выступившие слезы. — Тогда докладывайте план этого самого «Голубого десанта». Пока в самых общих чертах.
— Вы до сих пор зарабатывете деньги. Она — нет, если только у нее нет способностей, о которых вы еще не упоминали. Кому достался дом?
— Слушаюсь, сэр, благодарю вас, сэр. — Официально, по-уставному ответил майор Бойд. — Отправляем в Россию Гельмута Вальдорфа с двумя нашими людьми.
Он казался удивленным.
— Кого вы намечаете?
— Этот дом? Мне. Потому что она не может себе позволить его содержать и платить налоги.
— Он должен стоить миллионы.
— Двенадцать, но это меньше, чем было. Рынок плохой.
— Пойдут два лучших «десантника» — Биг Джон и Рауль.
— Что еще вы получили?
— Хорошо, — кивнул полковник Адамс. — Эти многое умеют.
— Ну, вы знаете. Половину акций и облигаций. Мне досталось ожерелье от Тиффани, за которое она готова убить. Это был подарок на годовщину, наше десятилетие, но судья поставил его в мою колонку, чтобы компенсировать предметы искусства, которые она потребовала. Она подняла шум, что ожерелье имело для нее сентиментальную ценность, но это была просто уловка, чтобы торговаться.
— Сколько оно стоит?
— Отправим их на теплоходе «Калининград» в обычном туристском круизе. Корабль стоит в порту неделю, за это время можно вывезти половину города.
Могу сказать, что я приспособилась к его взгляду на мир: любой упоминаемый предмет имел присоединенный значок доллара.
— Ожерелье? Много. Там бриллианты и специально ограненные аквамарины, всего сто девяносто каратов. Эта красота стоит четыреста пятьдесят тысяч, и она кричит “бедная я”, потому что я получил это, а она — нет.
— Но-но, Джек… Не забывайте о русских контрразведчиках. Это еще те парни… Если уж кого поведут, то из рук не выпустят.
— Где вы храните такие вещи?
— У меня есть идеальное место, я вам покажу. Мори поймала Тедди в моем кабинете на позапрошлой неделе, так что она, наверное, решила, что я держу его в настенном сейфе.
— Биг Джон и Рауль — профессионалы высшего класса, шеф. А наш «Кэптэн» прошел старую школу в СД. Да и после войны занимался кое-чем таким, что только шлифовало его выучку.
Она упрямая и ничего не боится. На все пойдет.
Мне не хотелось участвовать в критике Тедди, но я подумала, что если соглашусь с ним, это может положить конец таким разговорам.
— За Вальдорфа я спокоен, — сказал полковник Адамс. — Помню его с сорок пятого года. Это был хоть и молодой, как, впрочем, и я сам в те времена, но волк-оборотень хоть куда.
— Она очень хитрая. Могу это подтвердить.
— Конечно, она приуспела, когда вас обманывала. А знаете, почему? Потому что иначе она не получает удовольствия. Тедди не будет счастлива, пока не одержит над вами верх. С ней все превращается в игру в наперстки. Вы понимаете мою проблему?
— И еще, сэр… Обеспечение транспортировки груза, который вырвет у русских «Голубой десант», я предлагаю возложить на «Шорника», нашего нового агента.
— Понимаю, и она тяжелая.
— Я серьезно подумываю о том, чтобы отложить свадебное путешествие. Я не могу рисковать находиться в другом месте. В ту же минуту, когда я повернусь спиной, она начнет действовать. Я вернусь, половины вещей не будет.
— Когда вы уезжаете?
— Это тот самый Саддлер?
[1]
— В пятницу, если не отменю поездку. Я бы потерял двадцать пять тысяч, которые уже заплатил, что я готов проглотить. Cтелла бесится от того, что я даже обдумываю такую возможность. Я еще этого не сделал, но близок к тому.
— Может быть, на это Тедди и надеется. Чтобы испортить ваши планы.
— Совершенно верно, сэр.
Ари посмотрел на меня.
— Вы так думаете?
— Я просто предлагаю варианты.
Я ощутила укол вины, потому что он просиял от предположения, которое я выдумала на ходу.
IX
— У меня прекрасная идея. Мне это только что пришло в голову. Почему бы вам не проследить за ней пару дней и не посмотреть, что она будет делать? Это может быть очень полезно.
— Нет, спасибо.
Кафе «Ассоль» считалось одним из ярких достопримечательностей города. Расположенное на половине пути между старым центром с его изумительным по архитектурному стилю оперным театром, южным торговым двором и пляжем, это учреждение общественного питания, как официально его определяли, переросло уровень «точки», где можно просто выпить и закусить.
— Я серьезно. У меня в таких делах нет ни опыта, ни способностей. Нэш сказал, что вы — волшебница.
— Я не слежу за мужьями и женами. Из этого никогда не получается ничего хорошего.
— Сколько вы берете за час?
— Какая разница? Я не буду работать.
— Плачу вам сто баксов в час.
— Нет.
— Двести.
— Нет.
— Ладно, двести пятьдесят, но не больше.
Все дело в том, что кафе «Ассоль» разместилось на самой что ни на есть парусной шхуне, отплававшей свое, вытащенной на берег, а вот алые паруса не утратившей. Все в этом кафе-корабле было настоящее, морское. И матросы-официанты, и свирепого вида боцман-метрдотель, капитан, то бишь директор кафе, сманил его из батумского ресторана, и такелаж с рангоутом были не бутафорией. Когда дул ветер, «Ассоль» поднимала алые паруса, и рында отбивала склянки в положенное время.
Я засмеялась.
— Послушайте, Ари, я восхищаюсь вашим умением торговаться, но я правда, не заинтересована.
Но самой колоритной фигурой в экипаже «Ассоли» был ее капитан — директор кафе Никита Авдеевич Мордвиненко. Не пиратского вида, с двумя глазами и безо всяких там деревянных ног, он походил скорее на постаревшего и не утратившего элегантности капитана Грея.
— Вот еще одна идея. Что если этого парня арестуют? Это послужит препятствием для ее планов, вы не думаете? Если полиция его арестует?
В системе общепита Никита Авдеевич работал вот уже лет двадцать, с тех пор как приехал на побережье с Урала, где тоже заведовал рабочей столовой. Уже здесь, в этом большом портовом городе, Мордвиненко закончил вечерний факультет института народного хозяйства, потом поступил на заочные курсы иняза, отделение немецкого языка. Английский Никита Авдеевич освоил самостоятельно.
— За что?
— За нарушение режима условно-досрочного освобождения. Наркотики или алкоголь.
Это обстоятельство вкупе с хорошими деловыми качествами, честностью, умением наладить доброжелательные отношения в коллективе выдвинули Никиту Авдеевича в категорию лучших руководителей общепитовскими «точками» города.
Оружие. Донести на него его куратору.
— Вы добьетесь, что его арестуют, а она пойдет и найдет другого, такого же.
— Может да, а может нет. Он симпатичный парень, правильно?
Из маленькой закусочной-забегаловки в районе городского рынка он перешел в новую столовую-автомат. Затем командовал кафе «Степное», на въезде в город со стороны Херсонского шоссе. Когда управляющий городским трестом столовых и ресторанов узнал, что Мордвиненко изучил два закордонных языка, он вызвал его к себе и предложил возглавить интуристовский ресторан «Монерон».
— Это правда.
— Что снова приводит нас к идее мальчика-игрушки. Она пытается меня позлить.
Отомстить за Стеллу.
Только Никита Авдеевич отверг эту идею, взамен предложив свою.
— Зачем ей выбирать бывшего преступника? Вы думаете, вокруг нет десятков молодых красавчиков, которым нужен патронаж?
— Бывшего преступника легче контролировать. Почему вы не хотите мне помочь? Вы походите за ней пару дней, и положим конец дебатам.
Так и возникло кафе-шхуна с лирическим названием «Ассоль», для посещения которого местные жители и гости записывались в очередь. И время пребывания на борту «Ассоли» было ограничено. Ведь на шхуне не просто пили и закусывали. Посетитель здесь погружался в особую атмосферу средневековой морской романтики, участвовал в театрализованном действе, уносил с собой неизгладимое впечатление от переброски в далекие времена вольного каперства, географических открытий, великой колумбовой ошибки и радости от ощущения твердой земли под ногами после долгих и изнурительных недель океанского бденья.
— Нет, спасибо.
— Не говорите сразу “нет”. Подумайте.
Представления на шхуне «Ассоль» разыгрывались по специальному сценарию, написанному для Никиты Авдеевича писателем-маринистом, бывшим штурманом дальнего плаванья. Капитан-директор приглашал и профессиональных актеров. Впрочем, его собственный экипаж приобщился со временем к искусству и зачастую, отойдя от драматургической канвы, вдохновенно импровизировал на темы «Таинственного острова», «Пятнадцатилетнего капитана», «Морского волка» и замечательных сочинений Александра Грина.
Ари настоял на том, чтобы показать свою систему охраны, которая действительно казалась произведением искусства. Бесконечное пространство подвала, где была комната с экранами обзора, которые показывали изображения с камер, установленных в каждой комнате, коридорах, на входе и выходе и широкое изображение наружного пространства.
Когда я смотрела, изображения передвигались, как слайд-шоу, сначала одна комната, потом — другая. Было трудно следить за всеми экранами.
На шхуне вкусно кормили, меню было разнообразным и под стать остальному антуражу — экзотическим. Кок «Ассоли» со своими помощниками творил чудеса с тем, прямо скажем, не особенно широким ассортиментом продуктов, которым располагал Мордвиненко. Правда, ему разрешили, в порядке исключения, закупать продукты на рынке у частников и свежую рыбу у любителей-рыболовов. Блюда из таких продуктов стоили недешево, но что не отдашь за пару часов, проведенных наедине с собственным детством…
— У вас есть кто-то, кто сидит и смотрит?
— Я только что нанял человека. Здесь есть пара слепых пятен, но все равно хорошо.
А к тем, кто норовил налечь на спиртное, относились строго. Их попросту выпроваживали с борта шхуны подобру-поздорову. За десять лет существования «Ассоли» не было на ее борту ни одного пьяного инцидента.
— Впечатляет.
— Я рад, что вы так думаете. Пойдемте, покажу кое-что еще.
Я последовала за ним в полумраке к боковой комнате, размером с чулан для швабр. Ари включил свет над головой и сороковаттная лампочка осветила массивный круглый сейф из бронзы и стали, который напоминал огромный шлем античного воителя на толстой подставке. Кодовый замок находился в центре круглой дверцы. Большая ручка была прикреплена массивными петлями.
Вот сегодня он, кажется, назревал.
— Это называется сейф Дайболд Кэннонболл. Тысяча шестьсот тридцать шесть килограммов. Можно установить три временных замка, так что механизм нельзя будет открыть в течение семидесяти двух часов. Это была новейшая технология того времени.
— Какого?
— Конец 1800. Он был в доме, когда мы его купили.
Поначалу этот высокий старик, стриженный под вышедший сейчас из моды «бобрик», в темных очках, одетый по обычной курортной форме — светлые брюки и рубаха-распашонка с погончиками, не вызывал у матросов-официантов и боцмана-метра какого-либо беспокойства. Он выкушал некую толику ледяной водки из запотевшего графинчика, отведал малосольных огурчиков, приготовленных по-одесски, с аппетитом съел нечто невообразимое, куда входили черноморские бычки, антарктические кальмары, баклажаны с Красного Лимана, томаты с Фурштадтовки, жмеринский перец, не уступавший по крепости кайеннскому, сухумский лавровый лист, три сорта атлантических рыб, свежевыловленные мидии и… Словом, и еще бог — и морской повар «Ассоли» — знает, что жуткое месиво, которое усатый кок шхуны, походивший внешне на Бармалея, но обладавший скромной фамилией Полещук, называл претенциозно «Русский буайбез».
— Он работает?
— О, конечно. Мне пришлось пригласить человека, который пришел и открыл его в первый раз. Я фантазировал о золотых слитках. Там было пусто. Это мое невезение, но потом он пригодился.
Затем посетитель «Ассоли», по виду иностранец, а там черт его разберет, перекупивший, кстати говоря, гостевой билет у делового парняги с приличным потягом, очередью на шхуну тайком приторговывали ухватистые ребята, этот самый старикан в черных очках, занявший один из лучших столиков на юте, вдруг стал затевать нечто вроде скандала.
— И здесь вы храните ожерелье?
— Лучше, чем этот сейф на стене наверху. Кроме того, Тедди знает комбинацию на том. Не на этом.
Для начала он уронил на палубу бокал, а возникшему тотчас рядом официанту сунул в карман пятерку и ухмыльнулся, не извинившись.
— Почему вы не изменили комбинацию сейфа наверху?
Вахтенный боцман-метр тут же взял «деда» на заметку и стал удерживать его в поле зрения, даже поворачиваясь к нему спиной.
— Что толку с того? Она знает, как работают мои мозги. Она, наверное, сможет вычислить комбинацию, едва я о ней подумаю.
Он выключил свет и повел меня прочь из подвала. Я бы подумала, что мрачные подземелья должны вызывать страх, но все вокруг было чистым и сухим, и ни единого паука в пределах видимости.
Затем гость сбросил тарелку, именно сбросил, боцман-метр Тарас Иванович видел это собственными глазами. Тарелка, конечно, не стоила той второй пятерки, которую этот тип выложил Володе Мухачеву, матросу-официанту.
Мы поднялись наверх в лифте. Проходя через холл, я заметила, что туда принесли еще больше мебели, некоторые вещи были завернуты в простыни. Рабочие до сих пор оставались на сцене. Команда из двоих мужчин заворачивала и упаковывала бело-голубые предметы из коллекции китайского фарфора. Стеллы нигде не было видно.