Следующей в путь пустилась Люси. Она немного побаивалась и даже поскользнулась на одной из ступенек, но, к счастью, не выпустила веревки из рук и быстро вновь обрела равновесие.

Через несколько дней приехал давнишний мой знакомец, поэт Александр Говоров, и теперь мы стали разгуливать по переделкинским пенатам вдвоем.

Вслед за ней начал спускаться Джек. Он шел ровно и уверенно и скоро присоединился к Филиппу, Дине и Люси. Филипп крикнул наверх, чтобы следующим спускался Оола.

Прожив несколько дней в Переделкине в ожидании встречи с вождем, я не раз и не два проникался чувством искренней благодарности к Иосифу Виссарионовичу за то, что предписал мне явиться именно в Дом творчества. Мне вдруг представилось логичным и духовно обоснованным писать о Конце Света именно здесь, в знаменитых литературных местах, так или иначе осененных музой, пусть и была сия муза для некоторых обитателей дачного городка не воздушной призрачной красавицей Девой, а грубой и циничной хамкой-бандершей из номенклатурного литсекретарского буфета.

Однако вместо Оолы через несколько минут внизу появился Тала. Он объяснил, что Оола решил идти последним, потому что вовсе не нуждался в страховке. Не успел Тала договорить до конца, как рядом с ними упала веревка.

— Дурак, ноги себе сломает! — испуганно воскликнул Джек.

— Навозну кучу разрывая, — сообщил во время оно Иван Андреевич Крылов, — петух нашел жемчужное зерно…

Но все страхи были напрасны. Через мгновение Оола с радостной улыбкой уже стоял внизу. На этот раз спуск дался ему легче, так как он заранее знал о разрушенных ступеньках. Его босые ноги по-кошачьи ловко и бесшумно скользили по каменным выступам.

— Оола здесь, господин! — сияя, возвестил он.

Далее сюжет бессмертной басни двигался в ином русле, но вышеприведенную строчку я вспомнил, когда подумал о том, что она так кстати в связи с тем, что именно в Переделкине я открыл для себя поэта Сашу Говорова, положив для себя обязательно познакомить его при случае с Отцом народов.

— Хорошо, куда теперь? — Филипп осветил фонарем узкий коридор с кирпичными стенами. Ребята старались не касаться их из страха, что те от первого же прикосновения рассыплются в пыль. Они не без опаски двинулись по узкому крутому коридору, пока не уперлись в кирпичную арку.

Если, разумеется, тот явится в Переделкино…

— По-моему, эти арки специально возвели, чтобы завалить коридор в случае опасности, — сказал Джек. — Я вообще удивляюсь, как еще здесь все цело!

Но Сталина не было.

— Может быть, где-то что-то уже и рухнуло, — ответила Дина. — Желательно, пока мы все торчим здесь внизу, чтобы никто не чихал. А то все это хозяйство свалится нам на голову!

— Дина, прошу тебя, перестань рассказывать страшилки! — переменившись в лице, взмолилась Люси.

Я съездил в Москву, чтобы получить 5 ноября премию МВД России, принял множество поздравлений. 19 ноября был с Верой и Дурандиным в концертном зале «Россия» на ментовском празднике, еще раз порадовался выходу в свет первого тома Собрания сочинений Станислава Гагарина, прихватил в Переделкино экземпляр, чтобы подарить вождю, прошел день одиннадцатого ноября, резво пробежало двенадцатое, оставалось всего пять минут до полуночи, когда я вывел на листе бумаги вот эти строки, а Сталина не было.

Спустя некоторое время ребята оказались в круглой комнате с большой дверью в противоположной стене. Они остановились и посветили вокруг. Увидев в отдалении наваленные кучей непонятные вещи, они с любопытством подошли ближе. Однако стоило им сделать несколько шагов, как куча поехала и с легким шорохом рассыпалась в пыль. На полу остался стоять только какой-то непонятный блестящий предмет. После недолгого колебания Джек сделал шаг вперед и взял его в руки.

— Золотая чаша! — воскликнул он. — А все края усеяны драгоценными камнями. Ведь золото не портится и не теряет блеска. Этой чаше, наверное, несколько тысяч лет. Какая же она красивая!

Все восхищенно уставились на чашу.

Я уже подумывал о том, что встреча не состоится, хотя мой приезд в здешний Дом творчества вовсе не был напрасным, он делает возможным пропитать окончание романа непередаваемым сочинительским воздухом знаменитого края, и даже мимолетные встречи с бравым суперморяком Юрием Тарским, разведчиком и китаистом, предоставившим в мое распоряжение десятка два не известных мне значений китайского слова хуй, русофилом Раулем Мир-Хайдаровым, милым автором исторических баек Сергеем Алексеевым, московским шакеспеаром Львом Корсунским, беспричинно, но перманентно ненавидящим меня Виктором Устьянцевым, сидящей со мною за столом прибалтийской супругой Радия Фиша, целой ордой средних азиатов, прибывших спасаться в Россию, которую они в последние годы кляли последними словами, похмельным поэтом с украинской фамилией, успевшим обратиться ко мне с попыткой выклянчить денег на поправку головы бутылкой сухенчика и назвавшего меня при этом Сергеем Ивановичем, поэтом Николаем Доризо, одинцовским земляком Львом Перепановым, и обросшим густой бородой младшим братом Вайнером — привычный колорит Писдома и кулуаров резиденций с улицы Воровского и Комсомольского проспекта, перенесенный в Подмосковье — обязаны были на особицу подсветить финальные главы романов «Гитлер в нашем доме» и «Конец Света», составляющих вкупе «Страшный Суд».

— Она наверняка очень дорогая, — заметил Филипп. — Наверное, в ней находились дары, принесенные в жертву богам, которым был посвящен этот храм. Ни разу еще не видел такой красоты.

— Филипп, ты думаешь — мы находимся в храме, о котором написано в книжках Умы? — взволнованно спросила Люси.

Хорошо, конечно, что я приехал в Переделкино, но где же товарищ Сталин?

— Очень может быть. — Филипп погладил чашу. — Скорее всего, мы находимся под храмом в подземных покоях. Впрочем, нет, это навряд ли.

— Почему это? — удивилась Дина. Тала пожирал чашу глазами.

Одинокий Моряк посмотрел на часы. Прошло уже двенадцать минут новых суток, наступило 13 ноября 1993 года, но вождя как не было, так и нет.

— Золото! — сказал он и постучал по ней пальцем.

— Ты можешь ее нести, Тала, — сказал Филипп. — Только смотри не урони! А теперь давайте-ка осмотрим дверь. Кстати, она тоже опечатана.

«Утро вечера мудренее», — однозначно решил Станислав Гагарин и оставил письменный стол.

Оола потянул за большую печать, и она осталась у него в руках. Филипп тихонько толкнул дверь. Она подалась назад и съехала с петель. Позади открылось зияющее отверстие. Первым в него пролез Филипп, за ним устремились остальные.

…Снилась Папе Стиву некая фуйня.

Перебравшись на ту сторону, они обнаружили, что находятся в огромном древнем здании. Перед ними раскинулись обширные залы и маленькие комнатки, плавно перетекавшие друг в друга. Некоторые из них были соединены открытыми переходами, другие разделялись полуразрушенными дверьми. Это был настоящий лабиринт. То тут, то там на полу высились маленькие пыльные холмики. Все предметы, сделанные не из металла или камня, истлели и превратились в прах.

Обычно я не записываю снов, хотя видятся мне порой удивительные сны. Снятся обычно цветные картины, бывает, летаю во сне, часто вижу работников собственной фирмы, женщины мне снятся гораздо чаще, впрочем, сие не мудрено, ибо их у меня впятеро больше, нежели особей сильного пола.

— Гляньте-ка, видите в нише маленькую статуэтку? — Люси взяла ее в руки.

Вот все Наде Бубновой собираюсь рассказать, как весьма интересно мне приснилась, а Надя смеется и говорит:

Фигурка, вырезанная из благородного светящегося камня, изображала мужчину в длинном одеянии. Ребята восхищенно рассматривали маленький шедевр. Сколько же ему лет? Сколько столетий прошло с тех пор, как искусный мастер долгие недели, а может быть, и месяцы трудился над созданием этого прекрасного произведения искусства? Кто был тот человек, что пожертвовал его в дар богам? Скорее всего, этого они не узнают никогда.

— Все обижаете и обижаете, Василий Иванович…

Они обыскали все углы и закоулки. То и дело среди рассыпавшихся в пыль вещей вспыхивало золотое сияние, и их глазам открывались прекрасные золотые фигурки, золотые чаши, гребни и серьги. В маленьком чулане они обнаружили целую коллекцию мечей с эфесами, украшенными драгоценными камнями. Джек поднял с пола кинжал с золотой рукояткой.

— Этот я возьму себе.

По моим прикидкам ближе к утру, перед самым пробуждением привиделся мне картофельный пирог с мясом, который следовало отнести в некое место, и Папа Стив ломал голову над тем, как удобнее завернуть пирог так, чтобы пирог не разломился и мясной фарш не просыпался из непрочной картофельной оболочки.

— Мы не сможем утащить все, что нам понравится, — возразил Филипп, — только несколько предметов, чтобы показать Биллу, когда выберемся отсюда.

— Ну вот и хорошо, я беру этот кинжал. — Джек сунул его за пояс.

Вот такая хренотень мне приснилась, когда я добил уже в постели роман англичанина Дика Френсиса «Испытай себя», затем в тщетных попытках уснуть начал исследовать диссидентскую фигню некоего Юрия Дружинова «Ангелы на острие иглы», бросил, взялся за роман Александра Зиновьева «Смута», возмутился потоками грязи, которой мюнхенский инакомыслящий обливает недавнюю нашу действительность, плюнул на удравших за рубеж мудаков, их услужливо печатают, в том числе и так называемые патриотические издания — во козлы! — повернулся на бок и отпал до восьми утра.

— А я возьму этот золотой гребень, — сказала Дина и воткнула его себе в волосы.

Люси понравилась маленькая статуэтка.

— Я с удовольствием взяла бы ее себе! Она просто великолепна. Но эти вещи не могут принадлежать частным лицам, это — достояние всего человечества.

Гулять после завтрака отправился один.

— Ты права, Люси, — сказал Филипп. — Они прежде всего имеют огромную историческую ценность. Я возьму еще эту золотую чашку, если, конечно, это чашка. Посмотрите-ка на животных, вырезанных на ее стенках. Потрясающая работа!

Наконец они добрались до конца анфилады залов и комнат. Все были взволнованы красотой и ценностью увиденного. Стало быть, грабители не сумели отыскать эту сокровищницу. Здесь находились вещи, которых рука человека не касалась с тех самых пор, как в бесконечно далекие времена они были принесены сюда в дар древним богам.

Вышел через главные ворота на улицу Погодина, повернул направо, спустился вниз и, не доходя до моста, снова свернул направо. Дорога вела меня к железнодорожным путям, затем я поднялся к улице Серафимовича, вывернул на Горького и двинулся к многоквартирным домам, в одном из которых живут мои новые знакомцы, семейство Шелеховых-Ржешевских.

— Господин, Оола хочет на солнце, — послышался вдруг жалобный голосок.

Круг завершать Одинокий Моряк не стал, а повернул назад, добрался до перекрестка и сошел под уклон по Серафимовича.

— Мы все соскучились по солнечному теплу, — ответил Филипп. — Кто-нибудь видел выход на поверхность из этого огромного лабиринта? Лично я — нет.

В ПОИСКАХ ПУТИ НАВЕРХ

Тут меня и обогнал серый автомобиль марки волво с номером 12–65 МОХ. Я посторонился, но завышенная тачка взяла вправо и резко тормознула, загородив мне дорогу. Сообразить, что это мне не нравится, я попросту не успел. Дверцы правой стороны одновременно распахнулись, из машины тренированно и ловко выскочили двое парней в кожаных куртках — вроде той, что недавно Вера заставила меня купить — и резко направились ко мне, вежливо улыбаясь.

Открытие бесценных сокровищ так взбудоражило ребят, что они на какое-то время позабыли все свои треволнения. Чуть поостыв, Джек осторожно опустился на скамейку. Он опасался, что она может внезапно рассыпаться, как и многие другие вещи в этом подземелье. Однако, вытесанная из камня, она оказалась очень прочной.

— Не может быть, чтобы отсюда не было какого-то выхода, — сказал он. — Или даже нескольких. Филипп, ты точно не видел никаких ступенек, ведущих наверх?

«Что им надо, козлам?» — сердито подумал Станислав Гагарин: он в сей момент думал о романе, прикидывая, с чего начнет утреннюю порцию изложения.

Филипп покачал головой.

— Наверное, лестница, по которой мы спустились сюда, единственная в этом подземелье.

— Вас ждут, Станислав Семенович, — сказал мне тот, который сидел рядом с шофером, — здравствуйте!

— Не думаю. Скорее всего, мы прошли тайным путем, использовавшимся только жрецами. Кроме него, обязательно должен быть еще один вход. Сам храм находится, по-видимому, над нами. Какое-нибудь роскошное здание из мрамора.

Второй парень, бугорный такой, мрачный валенок, индифферентно молчал.

— Оно, конечно, так. Но только не думай, что оно сохранилось во всем своем великолепии до наших дней. Наверное, еще тысячелетия назад оно превратилось в руины, а на его месте было построено что-нибудь другое. Скорее всего, мы находимся очень глубоко под землей. И мне кажется, что совершенно случайно мы наткнулись на какую-то страшно древнюю постройку.

Ребята слушали Филиппа, не говоря ни слова. Люси содрогнулась от непонятного чувства страха и печали. «Древность — тысячелетия назад — давно забытые времена!» Невозможно было себе представить, что над их головами громоздились руины давно рассыпавшегося храма или каких-то других зданий!

— Привет, — отозвался я. — Кто меня ждет и на какой предмет?

— Мне страшно, — вдруг всхлипнула она. — Я хочу выйти отсюда!

— Вначале надо подкрепиться, — сказал Джек, давно заметивший, что после еды в людях прибавляется сил и уверенности.

Честно признаться, никакого подвоха я поначалу не микитил. Приехали от Зодчих Мира, из МВД от Станислава Пылёва или еще от кого, теперь я знаю там многих из руководства, завернули в корпус, там сказали: ушел гулять. Вот и прикинули, разъезжая по дачным аллеям, где можно меня укараулить.

Теперь и остальные заметили, что сильно проголодались. Они расселись кто где и распаковали взятые в дорогу бутерброды. И в самом деле, вскоре настроение у всех заметно улучшилось. Под древними сводами зазвучала веселая болтовня, то и дело прерываемая смехом. Даже Кики, долго не подававший голоса, принял в беседе самое активное участие.

— Где твой платок? — поинтересовался он у Талы. — Вытри нос. Раз, два, три, ты прекраснее зари. Вытри ноги. Кто там? Войдите. Апчхи!

А может быть, и товарищ Сталин их прислал. Ведь жду его в Переделкине уже две недели.

Он чихнул так натурально, что Оола уставился на него с испуганным недоумением. После этого Кики исполнил все свои номера, продемонстрировав великолепную имитацию всевозможных шумовых эффектов. Тала оглушительно заржал, вызвав к жизни жуткое эхо. Кики испуганно замолчал. Кучка полуистлевших предметов в углу пришла в движение и рассыпалась в прах.

— И куда будем путь держать? — больше для порядка спросил Папа Стив.

— Тала, смотри, что ты наделал своим смехом!:- сказал Джек. — Если ты и дальше будешь так гоготать, нам на голову обрушится весь храм.

Тала затравленно посмотрел на потолок и посветил вверх фонариком. На лице Оолы тоже появилось испуганное выражение. Он притих и подвинулся поближе к Филиппу.

— Тут недалеко, — уклончиво ответил тот, что вышел из передней дверцы. — Садитесь в машину… — И, видя нерешительность Папы Стива, добавил — Это не займет много времени.

Доев бутерброды, Тала швырнул на пол бумагу, в которую они были завернуты.

— Немедленно подними бумагу! — строго приказал Джек. — Как ты можешь сорить в этих древних величественных покоях!

Напарник его зашел мне за спину и знаком, молча, ни слова, мордоворотина, не произнес, показал рукой. Через заднее стекло я различил голову еще одного седока. Сейчас меня загонят к нему, второй зажмет справа, и я окажусь между двумя крутыми пареньками.

Тала молча повиновался, хотя было видно, что до него не дошло, из-за чего рассердился Джек.

Такое кино мы уже видели и даже снимали.

Филипп достал страницы, вырванные из книг Умы.

— Нет, — решительно, хотя и вежливо, возразил я. — Сначала вы, молодой человек. Привык, знаете, ездить сбоку.

— Давайте-ка подробнее разберемся со страницами, отмеченными Райей Умой! Мне кажется, мы оказались в том самом месте, которое вызывало его особый интерес. После того как я собственными глазами увидел, какие сокровища скрываются в этих подземельях, мне кажется, что Ума занимается здесь совсем другими вещами.

— Давай по-быстрому, козел! — рявкнул вдруг молчавший до поры молодой человек, одновременно схватил меня за левую руку, завернул ее за спину и толкнул в волвиный салон.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил Джек. — До сих пор мы были убеждены, что под прикрытием своего интереса к археологии он проворачивает к киногороде какие-то темные делишки.

— В этом была наша ошибка. Мне кажется, он в самом деле занимается археологией. Конечно, я не имею в виду, что он действительно интересуется историческими памятниками. Вот уж нет! Его интересуют только бесценные сокровища, скрывающиеся под землей. Он самый обыкновенный грабитель, шастающий здесь в поисках драгоценностей, чтобы незаконно и быстро обогатиться. Его привлекают ценности вроде золотой чаши, стоящей около Талы, и…

Привычная боль — столько лет занимался боевым самбо! — заставила меня согнуться, и я нырком влетел в автомобиль.

— Ну конечно же, ты прав! — воскликнул Джек. — И в тот самый момент, когда он уже думал, что находится у цели, что нужно сделать еще только шаг, чтобы заграбастать все эти сокровища, на его пути появляется Билл. Он, конечно же, сразу понял, что Билл прибыл сюда по его душу.

— Точно! И тут же принял контрмеры. Он заманил Билла и маму в ловушку и нас хотел засунуть в какую-нибудь дыру, чтобы без помех продолжить раскопки и смыться с добычей.

Придав мне необходимые направление и скорость, барбос заученным движением сунул Карлсона в салон и мгновенно уселся рядом, жестко притиснув к напарнику, устроившемуся от меня слева.

— А получилось, что мы стянули его лодку и сами добрались до сокровищ, которые он ищет, — жарко подхватила Дина.

Филипп кивнул.

— Правда, от всего этого мало толку, пока мы не знаем, как отсюда выбраться.

Первый фраер, который вежливо здоровался с Папой Стивом, уже сидел рядом с водителем впереди, не дожидаясь команды водила-мудила рванул моховую «волву» из ложбинки, в которой состоялась сия крутая встреча, а я мысленно простился с Переделкиным, ибо складывающаяся ситуация не предвещала мне ничего хорошего.

— Давайте еще раз внимательно почитаем абзацы, отмеченные Умой, — предложила Люси. — Может быть, это как-то поможет нам выбраться отсюда. Если Ума в самом деле ищет эти сокровища и думает, что находится у цели, то он должен быть где-то поблизости.

Филипп разложил листки на полу. Тала поднял над ними свой мощный фонарь, и ребята, опустившись на колени, в который уже раз принялись их изучать.

Но едва автомобиль принялся резво брать небольшой, пустяковый для него подьемчик, из проулка, перпендикулярно выходящего прямо на ворота дома номер семнадцать по улице, названной именем автора известного романа «Железный поток», задом выдвинулась вдруг трейлерная платформа с высокими бортами и смещенной к кабине кран-балкой.

На одной странице они нашли перечень зданий, возведенных на месте большого храма. Ума отметил их галочкой, приписав рядом слово «trouve».

— «Trouve» означает по-французски «найдено», — воскликнул Джек. — Значит, в ходе раскопок он добрался до этих руин. Да, он хорошо поработал и должен быть в самом деле где-то совсем близко. Интересно, сколько народу удалось ему нанять для проведения земляных работ? Ведь раскопки продолжаются очень долго, правда, Филипп?

Ошеломленный явным киднапингом, то бишь, похищением, ежели по-русски, среди бела дня, случившимся в безмятежное субботнее утро, я поначалу и не разобрался толком со столь неожиданно закрывшим дорогу трейлером.

— Если их проводят археологи, а не грабители. Человек, интересующийся историческими памятниками, не будет рыть абы как, уничтожая все на своем пути. Он работает медленно и осмотрительно, вынимает землю маленькими порциями, буквально просеивая каждую ее горсть. А Ума…

— А Ума — настоящий грабитель. Он нанял местных и приказал им рыть как можно быстрее. Да, Ума, конечно, умен.

Но серый волво с номером — фальшивым? — 12–65 МОХ вынужден был остановиться.

— Вот уж не считаю его умным, ну разве что хитрым, — возразила Дина. — Приятно думать, что его банда роется в этот самый момент прямо над нашими головами!

— Очень может быть, — ответил Филипп. — Эй, гляньте-ка, он тут сделал маленький чертеж!

На этот раз из машины выскочил водитель и тот козел, а в их рогатой сущности я уже не сомневался, тот, что сидел в салоне, когда меня втискивал туда мой сосед справа.

Ребята подробно изучили карандашный рисунок, однако не выудили из него ничего нового. Наконец Филипп разочарованно вздохнул и отодвинул его в сторону.

Оба они устремились к трейлеру, яростно матерясь и размахивая руками, недвусмысленно настаивая, чтобы незадачливый трейлер убрался в проулок.

— От этих листков не слишком много пользы. Ладно, хватит. Пора всерьез заняться поисками выхода. Из большого храма должен вести в подземелье какой-то ход.

Они еще раз обошли все помещения. Время шло, ребят охватывала усталость. Кроме того, их постепенно начинала угнетать темнота, да и спертый воздух становился, как выразилась Дина, «все более духовитым». Оола был совершенно подавлен. Повесив голову, он молча ковылял следом за своим «господином».

Но тот, едва не упершись в ворота семнадцатой дачи, застыл неподвижно, и только пыхтел мощным двигателем.

Вконец измучившись, они уселись на полу в большом зале.

— Не имеет никакого смысла таскаться здесь из одной комнаты в другую, — сказал Филипп. — Надо идти обратно на лодку.

Когда мудила-водила подскочил к самой кабине и заорал, подняв морду к высокому окошку дверцы, дверца вдруг распахнулась, оттуда соскочил мужик в джинсовой куртке, в броске поддел водителя волво ногой, и пока тот валился на землю, выхватил из-под куртки пистолет с удлиненным стволом — глушитель? — подумал Одинокий Моряк, не целясь, но уверенный, что попадет, всадил в него пулю.

— А какой это имеет смысл? — возразил Джек. — Из пещеры все равно нет выхода на поверхность.

— Как знать? Например, можно было бы вернуться на площадку, с которой мы наблюдали за водопадом, и попытаться оттуда выбраться из ущелья.

Вторым выстрелом, которого я не услышал, он свалил того, кто весьма недолго сидел в салоне слева от меня.

— Нереально! Пока мы там стояли, я успел хорошенько осмотреться. Впрочем, конечно, попытка не пытка. Там по крайней мере светло, да и воздух получше, чем здесь, внизу.

Я не заметил, как появились в руках двух других моих похитителей короткие автоматы.

Отряд понуро пустился в обратный путь. Они снова миновали многочисленные залы с бесценными сокровищами, вновь пролезли сквозь дверь, все еще висящую на последних петлях, в круглую комнату, где была обнаружена золотая чаша, и выбрались наконец к лестнице.

— Поднимайся первым, Оола, — сказал Филипп. — У тебя это лучше всех получается. Возьми веревку, привяжешь ее наверху к крюку. Только, пожалуйста, поосторожнее, понял?

«Мужику в куртке с пистолетом в руках против автоматов не сдобровать», — успел подумать я, и едва ли не физически ощутил, как сзади надвинулся на грубо обрубленный наш багажник микроавтобус «тойета».

Оола радостно вспыхнул и энергично закивал. Ну как же, господин доверил ему важное задание, ему, а не Тале! Намотав веревку вокруг пояса, он гордо поднял голову и устремился вверх по лестнице. Он двигался быстро, но осторожно, ощупывая рукой каждую ступеньку, и только потом ставил на нее ногу. Один раз он поскользнулся, но сумел удержаться. Наконец сверху раздался его голос:

— Оола на месте! Хватайте веревку!

Этим двоим, успевшим, правда, выскочить из автобуса, не дали даже вскинуть автоматы для стрельбы. Их расстреляли парни, возникшие позади «тойеты».

Закрепив веревку на вбитом в стену крюке, он сбросил другой конец с лестницы. Скоро веревка натянулась, кто-то из ребят полез наверх. Наверное, Филипп. Оола крепко держал веревку, чтобы господину было удобнее подниматься. Внезапно он услышал позади какой-то шум, перепугавший его едва ли не до смерти. Казалось, кто-то мощно долбил стену. Оола дрожа упал на землю и выпустил веревку из рук. — Держи веревку, Оола! — сердито крикнул снизу Филипп.

Оружие, которым пользовались так вовремя налетевшие парни, я мельком рассмотрел, когда они, одетые в бронежилеты синего цвета поверх синих комбинезонов, пробежали по обе стороны застывшей на узкой дороге моховой «волвы».

Позади Оолы снова раздались гулкие удары. Неужели это древние боги разгневались из-за того, что кто-то осмелился проникнуть в их храм? Оола отчаянно закричал, так что Филипп от страха едва не загремел вниз по лестнице.

— Боги идут! — вопил Оола. — Боги идут!

Это были новейшие бесшумные инструменты, принятые недавно секретными структурами на специальную службу.

БОГИ ИДУТ!

Один из парней сел в нашу машину, на водительское место и подогнал волво вплотную к трейлеру-повозке с краном.

Филипп не понял, о чем кричал Оола. Он перескочил через последнюю ступеньку и позвал мальчика:

Второй открыл заднюю дверцу с правой стороны, небрежно приложил ладонь к суконной шапке с длинным козырьком и, вежливо улыбнувшись, сказал:

— Эй, Оола, что там у тебя? Что ты орешь как бешеный?

— Пожалуйте, Станислав Семенович. Вы свободны. Здравствуйте!

— Боги идут! — Оола со страхом ткнул пальцем в сторону коридора. — Ты разве не слышишь, господин?

«Такие кругом вежливые стали, — мысленно проворчал Одинокий Моряк, вылезая из машины. — Тот улыбался, этот улыбается…»

Теперь и Филипп услышал громкий стук. Он посмотрел в глубь темного коридора, чувствуя, как от волнения у него сильнее начинает биться сердце. На какое-то мгновение он даже поверил, что это разгневанные боги, сокрушая каменные преграды, действительно рвутся в их мир. Но тут же в нем возобладал рассудок. Да нет, что за чушь! Но откуда тогда этот грохот?

— Давайте быстро сюда! — взволнованно крикнул он вниз. Трясущимися руками он изо всех сил натянул веревку, помогая остальным быстрее подняться, в то время как дрожащий от страха Оола сидел на земле, судорожно обнимая его колени. Первой выбралась Дина. Оказавшись наверху и услышав стук, она ужасно перепугалась — еще и потому, что Оола непрерывно стонал:

У меня не было уверенности в том, что это действительно спасители-друзья, а не иные специалисты по киднапингу из конкурирующей фирмы, и потому я, вовсе не полагаясь на прямой ответ, спросил высокого и черноусого избавителя моего:

— Боги идут, боги идут!

— Откуда будете, ребята?

Один за другим ребята выбрались наверх. Последним вылез Тала. Услышав стук, он перепугался настолько, что повернулся на сто восемьдесят градусов и вознамерился ретироваться по лестнице, по которой только что взобрался наверх, однако промахнулся мимо первой же ступеньки и с диким воплем полетел вниз. Он, как и Оола, ни секунды не сомневался в том, что древние боги решили отомстить смертным за дерзкое вторжение в священные храмовые покои.

У Филиппа не было времени заниматься Талой. Ему нужно было молниеносно принимать важное для всех решение.

— Из славного коллектива ратников ГРУ, — с неожиданной для меня откровенной готовностью ответил добрый молодец.

— Стук доносится от каменной стены, — сказал он Джеку. — А что, если это Ума со своими людьми?

Гагарин облегченно вздохнул.

— Кто же еще? Оола, прекрати, наконец, скулить! Совершенно невозможно разговаривать.

«Дела, — хмыкнул Папа Стив. — А к разведке Генштаба каким я боком леплюсь?».

Ребята напряженно прислушались,

— Они идут, они идут! -дрожащим голосом причитал Оола, все еще не решаясь отпустить колено Филиппа.

— Спасибо, — просто сказал я, естественно не решаясь на дополнительные вопросы.

— У Умы наверняка имеется еще какая-то карта, с помощью которой он и добрался сюда, — напряженно размышлял Филипп. — Они копали, пока не напоролись на участок коридора за каменной стеной. А теперь они стараются пробиться сквозь нее. Но это будет нелегко.

Утвердившись на обочине, Станислав Гагарин осмотрелся.

— Черт их знает! У них наверняка хорошие инструменты. Филипп, надо быстро решать, что делать дальше.

Филипп пожал плечами.

Работники ГРУ — Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба — один за другим подносили трупы к трейлеру и ловко забрасывали их за высокий борт. Затем кран-балка вывернула в нашу сторону, двое парней застопорили серый волво, кран заработал, поднял машину в воздух, повернул ее над собственной площадкой и аккуратно поставил так, что машина скрылась за высокими бортами.

— Все это так неожиданно. Как бы то ни было, теперь мы наверняка выберемся на поверхность.

— Счастливо оставаться, — снова козырнул мне черноусый малый. — Между прочим, я ваш подписчик, Станислав Семенович. На «Современный русский детектив», «Русские приключения» и многотомный «Русский сыщик». Уже второй том получил… Блеск! А что в третьем будет?

— Вряд ли Ума очень обрадуется встрече с нами, — озабоченно произнес Джек. — Ну ладно, сейчас нам не остается ничего другого, кроме как ждать. Теперь совершенно ясно, что его целью было завладение всеми этими бесценными храмовыми богатствами.

— Как бы ему в этом помешать! — сказал Филипп. Да и девочки тоже даже и думать не хотели о том, что Ума и его банда проникнут в нижние покои и завладеют прекрасными сокровищами. Они испуганно жались друг к другу, слушая приближающийся стук. Вдруг послышался ужасный грохот, и они увидели, как из стены вывалился и рухнул на землю огромный каменный блок.

— Начало этого романа, — машинально ответил Одинокий Моряк, еще окончательно не придя в нормальное состояние — так быстро, если не молниеносно, развертывались вокруг его личности смертельные эпизоды.

— Стена поддается, — констатировал Джек. — Скоро они будут здесь. Остаемся на месте и ждем. Оола, умолкни ты, наконец. Это не боги, это — люди.

Усатый молодец недоуменно посмотрел на сочинителя.

— Нет, нет, Оола знает, это боги. И Тала тоже знает. Тала между тем выбрался наверх. Он со страхом

ощупал себя и решил на будущее быть осторожнее. Боги это или нет — все равно. Однако, услышав грохот падающего камня, перепугался до такой степени, что едва снова не скатился вниз по лестнице. В самый последний момент ему удалось ухватиться за веревку и избежать падения. По счастью, крюк выдержал.

— Про «Страшный Суд» говорю, — спохватившись, пояснил я. — «Вторжение» читали? Роман «Вечный Жид» — продолжение, и «Страшный Суд» — конец…

Снова раздался грохот; из стены вывалился второй камень. Теперь людям Умы, без сомнения, удастся пробраться в подземелье сквозь образовавшееся отверстие.

Бравый гэрэушник понимающе кивнул.

Еще пару раз раздался грохот падающих камней. Потом послышались голоса, гулко отозвавшиеся в коридоре. Тала с удивлением прислушался. Вот те раз, «боги» разговаривают на его родном языке! И Оола, приподнявшись, прислушался. Что же это за боги такие, которые говорят как люди и употребляют те же слова, что он и Тала?

В конце коридора блеснул свет.

— Побегу, — сказал он и бросился к «тойете».

— Один влез, — сказал Джек. — Ага, вот и второй фонарь. Стало быть, их уже двое. Они приближаются!

Освещая все вокруг светом фонарей, двое мужчин медленно шли по коридору. Еще несколько шагов, — и они натолкнулись на ребят с маячившим позади Талой. Выпучив глаза от изумления, пришельцы испуганно дернулись назад. Филипп шагнул им навстречу, намереваясь обратиться к ним с речью. Но не успел. Охваченные паническим страхом, они повернулись и с дикими воплями помчались обратно к стене.

И тут меня поразила характерная деталь. Я увидел, как один из парней-ратников совочком из пластикового ведра присыпает песком кровавые следы на промерзлом асфальте!

— Испугались, — хихикнул Оола.

— Пошли к стене, нужно выбираться наружу, — сказал Филипп. — Я ужасно соскучился по солнцу и свежему воздуху. Наверное, до поверхности еще довольно далеко, но, как говорится, дорогу осилит идущий.

«Аккуратисты… вашу мать», — беззлобно выматерился Папа Стив, повернулся к кабине уже тронувшегося трейлера и увидел, как уже на ходу спрыгнул на проезжую часть улицы Серафимовича Адольф Алоисович Гитлер.

И они двинулись по коридору, пока не уперлись в каменную стену. Тала осветил ее своим мощным фонарем. Четыре огромных камня были выломаны из стены и валялись на земле.



— Джек, иди первым, — сказал Филипп. — Мы — за тобой.

В этот момент в отверстии показался человек, который направил свет своего фонаря на столпившихся у стены ребят. Увидев их, он присвистнул от удивления.

…Температура воды в тонком стакане, куда я сунул мощный кипятильник, временно выделенный мне Лизой Шелеховой-Ржешевской, в считанные минуты достигла ста градусов по Цельсию, и вода протестующе забурлила, требуя вынуть из смеси водорода с кислородом электрическую спираль.

— Значит, мои люди не ошиблись! Здесь в самом деле кто-то есть, и эти кто-то — невероятно, но факт! — маленькие негодяи из банды Билла! Как вы здесь оказались?

— Яд индивидуализма, которым пытаются отравить граждан Российской, понимаешь, Державы — вот главное оружие ломехузов, — продолжая разговор, произнес Иосиф Виссарионович, когда я поставил перед ним стакан чая без сахара — сегодня пошел второй месяц, как я отказался от сладкого и потому не держал его при себе, эгоистически забыв о том, что гости вовсе не исповедуют моих принципов.

— Это не ваше дело, мистер Ума, — ответил Филипп. — Это у нас к вам есть пара вопросов. Где Билл и моя мать?

Не отвечая на вопрос, Ума еще раз осветил фонарем всю группу, чтобы определить количество людей. Потом вдруг спросил:

— Это вы увели мою лодку? Куда вы ее дели?

— ; Не ваше дело, — повторил Филипп. — Сначала ответьте, где Билл и моя мать. Плохи ваши дела, мистер Ума. Нам известны ваши планы. Вы — гнусный вор.

— Заткни свою пасть! — яростно заорал Ума. — Как вы здесь оказались? В храм нет другого хода кроме того, которым прошел я.

— Еще как есть, — возразил ему Филипп. — Только вы его никогда не найдете. А уж от нас-то вы, конечно, ничего не узнаете. А теперь дайте нам пройти и немедленно сообщите, где Билл.

Мистер Ума ничего не ответил и заговорил на местном языке с Талой. По тону его слов ребята поняли, что он пытается запугать Талу.

Вспомнив об этом, я взглянул на фюрера и покраснел. Кому как не мне знать, что Гитлер был великим сластеной!

Тала спокойно выслушал его речь.

— Извините, Адольф Алоисович, — смущенно заговорил я, — но есть чернослив, очень вкусный…

— Не знаю, не знаю, — отвечал он на все по-английски, с каждым разом повергая мистера Уму все в большую ярость.

Папа Стив хотел оправдаться тем, что не ждал Гитлера в гости, полагая, что Сталин прибудет один, но тут же пришел на ум подобный случай, когда я ляпнул такое при первой нашей встрече и так обидел фюрера, что тот не появлялся в моем мире целых полгода.

— Он хочет знать, как мы сюда попали. Он собирается взять нас в заложники. Он говорит много плохих вещей. Дрянной человек! — Тала плюнул под ноги.

И прикусил язык.

Совершенно озверев от ярости, Ума швырнул в него фонарь и угодил ему прямо в щеку. Тала рассмеялся, поднял фонарь и сунул его за пояс. Потом снова выпрямился и спокойно взглянул в глаза разбушевавшемуся бандиту.

— Всегда любил сушеные фрукты, — заметил Гитлер, поощрительно глядя, как накладываю на блюдечко чудесный чернослив из Винницы, купленный мною на платформе Переделкино.

Мистер Ума погрозил ему кулаком и исчез за стеной. Было слышно, как он сзывал своих людей.

— Он хочет нас связать, — покорно сообщил Тала.

Как я вскоре убедился, товарищ Сталин к черносливу относился тоже весьма благосклонно.

— Неужели он на это решится? — со страхом спросила Дина.

— От него всего можно ожидать, — сказал Джек. — Раз он собрался разграбить сокровищницу, то, конечно же, мы ему мешаем. Ну а потом, когда он прикарманит все самое красивое и ценное, он нас, по-видимому, отпустит. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

— Яду индивидуализма необходимо противопоставить державный, понимаешь, вирус, — проговорил Иосиф Виссарионович, продолжая тему. — Державный вирус постоянно находится, понимаешь, в подсознании всех славянских и тюркских народов.

— Подлец! — вспыхнула Дина. — Наверное, он и Билла с мамой держит под замком.

Но пока этот вирус государственности угнетен болтовней о так называемой демократии. И разномастных ломехузов всерьез тревожит постоянно крепнущая тенденция жителей Великого Союза к восстановлению семьи народов, тяга у укрупнению, нарастание центростремительного движения.

Филипп кивнул.

— Демократия — самая дорогая, а точнее, самая разорительная для народа форма правления, — подал реплику Гитлер.

— Скорее всего, они находятся в его доме в Чальдо. Что бы нам такое придумать? Не можем же мы драться с его головорезами.

— Давайте по-быстрому вернемся на лодку, — предложил Джек.

— Верно замечено, Адольф Алоисович, — проговорил Папа Стив. — События последних месяцев и недель неоспоримо доказали это. Демократия — чересчур дорогое удовольствие, российское общество не может его себе позволить, увы…

— Тогда Ума безнаказанно опустошит всю сокровищницу, — возразил Филипп. — Очень хотелось бы этого не допустить.

— Бежать поздно, — сказала Люси. — Они уже здесь.

— Слова, которые я произнес выше, не есть мною придуманный афоризм, — скромно отказался от авторства крылатой фразы бывший глава национал-социалистической рабочей партии Германии. — Я услышал их из уст Льва Николаевича Гумилева, великий ученый делал недавно доклад о положении России на Совете Зодчих Мира.

И действительно, в проломе показалось несколько человек. Если бы ребята вздумали сбежать, те могли бы выследить их и обнаружить лодку. Поэтому все мужественно остались на своих местах. Кики, долго хранивший молчание, вдруг страшно возбудился и принялся громко орать.

Но я с ним безусловно согласен, о чем и написал еще в 1925 году в «Моей борьбе».

Наконец в коридоре собрались шестеро бандитского вида типов и угрожающе направились к ребятам.

— Назад! — повелительно крикнул Филипп. — Если вы осмелитесь дотронуться до нас хотя бы пальцем, вам придется иметь дело с полицией.

— Демократия в России никакая, понимаешь, не форма правления, а наглый, ничем не прикрытый обман трудящихся, демагогический, понимаешь, треп, которому уже никто не верит… Но для того, чтобы взяться за булыжники, русский народ, увы, не созрел.

— Полиция! — завопил Кики. — Полиция! Вызови полицию! — И оглушительно засвистел.

— А созреет ли? — с тревогой спросил Одинокий Моряк товарища Сталина.

Бандиты в испуге остановились. Оглушительный свист Кики, многократно усиленный эхом, казалось, никогда не кончится. А когда Кики присовокупил к свисту еще и треск мотоцикла, в подземелье поднялся такой тарарам, что бандиты, от страха не чуя под собой ног, с дикой скоростью помчались обратно к стене. Их вопли, смешавшись с шумовыми эффектами Кики, отозвались таким чудовищным эхом, которое, казалось, грозило взорвать все подземелье. Ребята с облегчением наблюдали, как бандиты один за другим исчезали в проломе в стене.

Джек нежно погладил Кики.

— Должон, — усмехнулся Отец народов. — Верю в его, народа, неограниченные, понимаешь, потенции.

— Спасибо, Кики! На этот раз я не скажу тебе «Закрой клюв!». На этот раз ты открыл его на удивление своевременно.

— Не обольщайся, Иосиф, — остановил вождя Адольф Алоисович. — Уж как я верил в собственных немцев, какую пробудил, мне так казалось, в них национальную гордость. И что? Мой лозунг «Через общественное к частному» они превратили в идею государственного пирога, от которого больше отрежет тот, у кого нож длиннее…

«А теперь германцы отбрехиваются, открещиваются от фюрера, будто некто другой, а не Адольф Гитлер подарил им пусть и недолгое, но величие духа», — с горечью подумал я.

ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ

Меня давно занимал этот вопрос.

Тала радостно заржал. Оола исполнял какой-то фантастический танец, то и дело ликующе ударяя в ладоши. Похоже, обоим казалось, что теперь, когда бандиты позорно ретировались с «поля битвы», все беды окончились. Ребята не были в этом так уверены.

Разумеется, гениальные полководцы и вожди прошлого, наделившие себя неограниченной властью, умело пользовавшиеся этой властью для создания достойных государственных образований, рационально употребляющие власть в интересах подданных, получали очень разные оценки у собственных народов.

— Полезли на стену, Джек? — спросил Филипп.

— Черт его знает, — ответил тот нерешительно. — Здесь мы в относительной безопасности. Как ты думаешь, Тала, они вернутся?

Но удивительное дело! Александра Македонского чтят и славословят не только земляки, но и поэты в завоеванных им странах, французы гордятся национальным героем Наполеоном Бонапартом, а вот Гитлер и Сталин проходят сквозь Историю осыпаемые градом незаслуженных обвинений и злобных обывательских оскорблений, хотя и те, и другие причинили вселенскую боль и иным, и собственным народам.

— Не вернутся, — показав в улыбке белоснежные зубы, ответил Тала. — У них очень, очень большой страх. Мы теперь пойдем, да?

Может быть, они по-разному пользовались неограниченной властью?

Филипп остановил его.

— Нет, подожди еще! Как бы нам не угодить из огня да в полымя. Эти бандюги наверняка отправились к Уме и доложили ему, что произошло. Теперь этот гад, конечно, сидит под стеной и поджидает нас.

— Власть не может быть другой, — усмехнулся Гитлер — опять я забыл о способности посланцев Зодчих Мира читать мысли! — Власть может быть только неограниченной. В противном случае она и не власть вовсе.

— Правильно говоришь! Будем ждать. Ума — дрянной человек!

— Верно говоришь, Адольф! — воскликнул товарищ Сталин. — Но вместе с тем, понимаешь, власть — дело тонкое…

Они уселись на землю и принялись ждать. Наконец в проломе появился человек в длинном белом одеянии и с тюрбаном на голове.

— Я хотел говорить с вами, — произнес он на ломаном английском языке.

— Несть власть, аще не от Бога, — задумчиво проговорил фюрер. — И тот, кто забывает о том, что власть должна быть почитаемой, священной, основанной на правде, что власть имущие просто обязаны положить ее источником и основанием Всевышнего, должны опираться на категорический императив, нравственный закон и совесть в душе каждого соотечественника, тот, кто забывает об этом терпит сокрушительное поражение, и в его руках власть становится делом страшным и катастрофическим…

Филипп принял его за знатного аборигена и ждал, что он скажет.

— Хочу идти к вам, — сказал мужчина.

— Какие мы умные, понимаешь, задним умом, — проворчал Иосиф Виссарионович, и Станислав Гагарин понял, что Сталин несколько задет тем, что товарищ по Тому Свету перехватил инициативу в разговоре о власти.

— Идите, — согласился Филипп.

Человек протиснулся сквозь отверстие в стене, подошел ближе и согнулся перед ребятами в вежливом поклоне.

— Да, Иосиф, — безропотно согласился с вождем Адольф Алоисович, — мы с тобой тоже, увы, изрядно наломали дров, разбросали по миру щепок, злоупотребляли властью, которую я уподобил бы смычку для скрипки, пользовались властью как грубо обтесанной и смертоносной дубиной.

— Можно садиться к вам? — тихо спросил он.

— Уже в процессе отесывания есть, понимаешь, элемент насилия, — с некоей долей возражения, но в принципе соглашаясь с Гитлером, произнес Иосиф Виссарионович.

— Прошу вас, — ответил Филипп. — Чего вы от нас хотите?

Папа Стив со снисходительным юмором наблюдал дружескую пикировку двух великих друзей-врагов, которые то не признавали друг друга, то на весь мир объявляли о великой дружбе. Я вспомнил, как в августе 1939 года при чествовании Риббентропа родимый наш вождь сказал, поднимая бокал с вином: «Я знаю, как любит немецкий народ своего фюрера. Я поэтому хотел бы выпить за его здоровье». Дипломатия, конечно, но все же…

— Я должен передать, что мой друг, господин Райя Ума, сожалеет о нанесенном вам оскорблении. Он был, как это правильно сказать, испуган увидеть вас здесь. Он сказал вещи, о которых сожалеет.

А его, Сталина, многократно повторяемые заявления о том, что национал-социализм есть исторически прогрессивный строй, служащий промежуточной стадией между капитализмом и социализмом? Было такое? Ну то-то…

В ответ все промолчали. Джек и Филипп насторожились. Что теперь затеял этот мистер Ума?

…Когда мы с Гитлером оставили поле, вернее, улицу скоротечного боя и вошли в новый корпус Дома творчества, в который я-таки попал милостью и душевным ко мне расположением Александра Алексеевича Николаева, директора, оказавшегося искренним поклонником моего творчества, дежурная сказала мне:

— Работники господина Умы пришли к нему и сказали, что не хотят больше на него работать, — бархатным голосом продолжал незнакомец. — Они очень боятся. Это очень плохо для него, потому что у него есть обязательства перед другими людьми. Поэтому он послал меня сказать вам, что вы свободны идти куда захотите. Он прикажет отвести вас к дороге и даст машину, чтобы вы быстро ехать Чальдо.

— А вас в комнате ваш родственник с Кавказа дожидается… Веселый такой и добрый! Вот пакет с орехами и чудесные груши мне подарил…

— Почему именно в Чальдо? — спросил Филипп.

— Потому что там мистер Билл и госпожа. Вы найдете их там и сможете идти куда хотите. Вы согласны?

— Кушайте на здоровье, — ответил я и увлек собственного спасителя в сто двадцать второй номер.