– Я должен… мне надо поговорить с рабочими…

– Но почему?

– Потому что кое-где концы с концами не сходятся.

Нина кивнула, не сводя с него глаз.

Головная боль становилась все сильнее и сильнее. Куинси закрыла глаза и поморщилась.

– Что именно?

– Позже? – коротко спросил он.

– Если вкратце, – ответил Фримонт, – то мы не можем понять, почему вы выжили, в то время как все остальные умерли.

А Нина удивилась тому, что все это время ее беспокоила его молчаливость, и она гадала, почему он не разговаривал с ней. Теперь она подумала, что слова им и не нужны.

И только в этот момент Куинси наконец услышала пробивавшееся в тоне детектива обвинение, подозрительно проглядывавшее за его словами.

– Вы можете сказать почему? – спросил он.

Глава 31

Тогда в голове Куинси будто что-то щелкнуло. В груди завибрировала ярость, тут же сменившаяся волной нервного возбуждения. Мяч в черепной коробке лопнул, выпустив на волю слова, которые она даже не собиралась произносить. И о которых пожалела сразу же, как только они сорвались с языка.

Этот ужин с чаем был настоящей агонией. Хотя при других обстоятельствах он показался бы Нине просто волшебным.

– Может, потому, – сказала она холодным, как сталь, голосом, – что я оказалась сильнее их.

21

Первые краски заката медленно розовели и наливались золотом, когда явилось множество фермерских жен с дополнительным угощением – с огромными блестящими пирогами и окороками, – и со всей округи собрались гости. Гигантские кувшины сидра, наполненные до краев, освобождались очень быстро, ломти домашнего хлеба с фермерским маслом и местным сыром поглощались на раз. Бен и толпа местных детей носились вокруг дома, гоняясь за кошкой, которая не слишком-то их боялась, бросали кусочки Парсли, приводя того в восторг, и тайком глотали немножко сидра.

Детектив Эрнандес принадлежит к категории женщин, которыми ты не можешь не восхищаться, пусть даже и немного завидуя. В ней все гармонично – от бордовой блузки под черным блейзером до безупречно скроенных брюк и ботильонов на едва заметном каблуке. Темно-каштановые волосы забраны назад, открывая идеальные очертания ее лица. Она пожимает мне руку одновременно крепко и дружелюбно. Она особенно следит за тем, чтобы не обращать никакого внимания на сбитые костяшки моих пальцев.

Кто-то принес скрипку, и парочки тут же пустились в пляс по двору, люди пели и шутили. Нина и Леннокс просто смотрели друг на друга, не обращая внимания ни на что вокруг, неловкие и рассеянные. Нина была почти уверена, что любой и каждый без труда угадывал, что у нее на уме, она то и дело краснела, не могла сосредоточиться, постоянно остро осознавала, где именно находится Леннокс и в какую сторону смотрит, и сколько еще ей ждать момента, когда они смогут ускользнуть.

Я размеренно дышу. Стараюсь сохранять спокойствие. В точности как велела Сэм, когда подняла меня с пола на кухне.

Наконец блюда начали пустеть, и по обоюдному согласию, едва проявив необходимую вежливость, Нина и Леннокс покинули гуляк и направились к ее амбару, окна которого смотрели в другую сторону от фермы и любопытных глаз.

– Буду рада помочь, – говорю я.

Нина мельком подумала о том, не заставит ли Леннокса помрачнеть вид изысканных гардин, дорогой кухни и роскошной кровати, но он пока помалкивал. И в ту самую секунду, когда они очутились внутри, он сжал Нину и стал целовать так, что она задохнулась.

Эрнандес улыбается. Ее улыбка совсем не кажется натянутой.

А потом повел ее наверх и раздел – быстро, ловко – и, когда оба оказались обнажены, уложил на кровать.

– Замечательно!

– Ты… – удивленно пробормотала Нина. – Это ты…

Мы сидим в полицейском участке Центрального парка. В том самом, из которого вместе с Джеффом несколько дней назад вызволяли Сэм, хотя сейчас мне кажется, что с тех пор прошло много лет. Детектив ведет меня по тем же лестницам, по которым мне уже доводилось подниматься в ту далекую недавнюю ночь. Потом мы подходим к ее столу, аккуратному и чистому, на котором стоит лишь фотография в рамочке – двое ребятишек и мужчина с могучей грудью, судя по всему, ее муж.

Он смотрел на нее, а его ладони ласкали тело Нины.

А еще там сумочка.

– Думаю, да, – с легким недоумением ответил Леннокс, почти так же изумленный, как и Нина. – Я не… не предполагал, что это произойдет. Просто… постоянно думал о тебе. О том, чем ты занимаешься…

Она лежит в самом центре стола, та самая, которую мы с Сэм оставили в парке. Ее присутствие меня совсем не удивляет. Мы подозревали, что меня вызвали именно из-за нее, поэтому по дороге в участок придумывали убедительное объяснение того, каким образом она – а вместе с ней и мы – могла прошлой ночью оказаться в парке. И все же мое тело цепенеет при виде нее.

Он сжал ладонями ее лицо:

От внимания Эрнандес это не ускользает.

– Я смотрел, как ты читаешь в фургоне, и сидишь так тихо, лицо у тебя светится, а я не представлял, где ты в такой момент… Ты могла быть где угодно, далеко-далеко, а мне было не проникнуть в твои мысли… Это сводило меня с ума. И то, как ты приехала сюда, просто появилась, изменив всю свою жизнь… Моя семья жила здесь из поколения в поколение… Мне бы никогда и в голову не пришло поступить так, как ты: начать все сначала, заняться чем-то совершенно другим… изумительно! Ты такая маленькая… никогда и не подумаешь, что в тебе такая сила. И тот машинист… он тоже сводил меня с ума. Прости, я просто ревновал.

– Узнаете? – спрашивает она.

Нине казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.

Прежде чем ответить, мне приходится откашляться, чтобы выдавить слова, застрявшие там, будто случайно проглоченная куриная кость.

– Я не мог… позволить себе… Я бы не справился с очередным глупым крушением, снова пойти дорогой в никуда, чувствовать себя глупо, а ты обращалась со мной как с идиотом…

– Узнаю. Мы потеряли ее в парке минувшей ночью.

Едва вымолвив эти слова, я тут же хочу втянуть их обратно в рот, будто змеиный язык.

– Потому что это я сама – идиотка. – Нина закрыла глаза. – Поцелуй меня, пожалуйста. Скорее! Крепче! Так, как ты умеешь…

– Мы? – спрашивает Эрнандес. – Вы и Тина Стоун?

Я делаю глубокий вдох. Она, конечно же, знает и о Сэм, и о том, как ее теперь зовут. Она действительна такая умная, какой кажется. Осознав это со всей ясностью, я чувствую себя слабой. Изможденной. Когда она садится за стол, я опускаюсь на стул напротив.

Лицо Леннокса потемнело.

– На самом деле ее зовут Саманта Бойд, – кротко отвечаю я, нервничая, что ее поправляю, – но поменяла имя на Тина Стоун.

– После событий в мотеле «Найтлайт Инн»?

– Кейт… – пробормотал он. Нина поморщилась. – Кейт… не нравилось, каков я в постели. Говорила, я слишком груб… – В его глазах вспыхнула боль.

Я делаю еще один глубокий вдох. Детектив Эрнандес определенно хорошо подготовилась.

– Да, – говорю я, – ей довелось через многое пройти. Как и мне, хотя я уверена, что вы и так обо всем знаете.

Нина смотрела на Леннокса, и ее глаза слегка затуманились, когда она почувствовала внутренний надлом.

– Да, то, что случилось, чудовищно. С вами обеими. Мир сошел с ума.

– Это точно.

– Все люди разные, – произнесла она тихо, но отчетливо. – Все разные, и всем нравится разное. И это хорошо. А то, что нравится мне… ну, думаю, это ты. И даже очень нравишься.

Эрнандес опять улыбается, на этот раз сочувственно, потом открывает туго набитую сумочку и извлекает из нее несколько книг в мягких обложках.

– Вроде ты выглядишь не такой, – пробормотал откровенно смущенный Леннокс.

– Мы нашли ее сегодня рано утром, – говорит детектив, выкладывая их стопкой на столе, – одна из книг надписана именем мисс Стоун. Быстрый поиск по нашей базе данных показал, что ее задержали несколько дней назад, ночью. Кажется, за нападение на полицейского и сопротивление при задержании.

Я еще раз откашливаюсь и говорю:

– Ты не можешь судить о человеке, просто глядя на него, – нахально заметила Нина и показала ему язык.

– Это было недоразумение. Насколько я знаю, все обвинения были с нее сняты.

Это наконец вызвало у Леннокса улыбку.

– Совершенно верно, – отвечает Эрнандес, разглядывая обложку одной из книг: женщина-робот на фоне лилового звездного неба, – если я правильно понимаю, той ночью отсюда ее забрали вы, так?

– Да, я и мой бойфренд, Джефферсон Ричардс. Он работает в Управлении государственной юридической защиты.

– Да, – согласился он. – Пожалуй, не могу. Может, перестанем наконец болтать?

Это имя явно ей знакомо. Она опять улыбается мне, но на этот раз с мучительным напряжением.

– У него сейчас весьма непростое дело, так ведь?

И они перестали.

Я нервно сглатываю, испытывая облегчение от того, что не позвонила Джеффу и не попросила пойти его со мной в участок. Мне, конечно же, очень хотелось, но Сэм меня отговорила. Сказала, если взять с собой адвоката, пусть даже и бойфренда, это тут же вызовет подозрения. А теперь еще выясняется, что ему вдобавок пришлось бы встретиться лицом к лицу с детективом, которая далеко не в восторге от того, что он защищает человека, обвиняемого в убийстве ее коллеги-полицейского.

– Он не очень посвящает меня в свои дела, – говорю я.

А потом не смеялись, не шутили и не болтали… Они просто прижались друг к другу, едва дыша, и голова Леннокса упала сбоку на шею Нины, покалывая щетиной нежную кожу. Оба они были переполнены чувством, почти напуганы произошедшим. Сердце Нины продолжало отчаянно биться, напряжение, ненадолго отпустившее ее, теперь снова нарастало.

Эрнандес кивает головой и возвращается к исходной теме нашего разговора.

– Поскольку координат мисс Стоун у нас нет, я посчитала целесообразным поговорить с вами и спросить, не известно ли вам ее местонахождение. Возможно, она сейчас проживает у вас?

Я могла бы солгать, но в этом нет никакого смысла. У меня такое чувство, что детектив и так знает ответ.

Но было тут еще и нечто иное: удивление, что-то странное, внутреннее, чего Нина в себе не подозревала.

– Да, проживает, – отвечаю я.

– А где она сейчас?

– Я могу остаться? – прошептал наконец Леннокс.

– Ждет меня на улице.

По крайней мере, я на это надеюсь. Когда мы выходили из квартиры, Сэм казалась совершенно спокойной, но, я подозреваю, она старалась ради меня. Теперь, оставшись одна, она, наверное, ходит туда-сюда перед входом в участок и курит третью сигарету кряду, то и дело бросая взгляды на стеклянный фасад. Мне приходит в голову мысль, что, пока я здесь, Сэм могла без труда уехать и опять исчезнуть. И, если честно, мне совсем не кажется, что это было бы так уж плохо.

– Мне, похоже, сегодня везет, – говорит детектив Эрнандес, – как вы думаете, она согласится подняться к нам и ответить на несколько вопросов?

– Да, – коротко ответила Нина.

– Разумеется, – это слово звучит пронзительно, словно визг, – думаю, да.

Она не добавила «спасибо» или «пожалуйста», потому что все стало другим, Нина оказалась в другом пространстве, но не знала, надолго ли.

Детектив тянется к телефону, нажимает несколько кнопок и сообщает дежурному сержанту, что Сэм находится рядом на улице.



– Приведите ее сюда и попросите подождать у моего кабинета, – говорит она.

Нина увидела, что лицо Леннокса, когда он ненадолго задремал, не расслабилось, как у большинства людей. Нина не могла, глядя на него, восхититься его внешностью, или увидеть мальчишку, каким он когда-то был, или рассмотреть глубоко скрытую под резкостью нежность…

– У Сэм неприятности? – спрашиваю я.

Нет, он оставался тем, кем был: стальной подбородок, предельная сосредоточенность хоть на ферме, хоть на Нине. Нина зачарованно смотрела на него, пока Леннокс не проснулся, а проснувшись, не смутился ни на мгновение и тут же обхватил ее за талию.

– Ну что вы. Просто ночью в парке произошел инцидент. Жестоко избили мужчину.

Я держу руки на коленях, прикрыв уродливо ободранную правую ладонью чуть менее ободранной левой.

– Нина… – произнес он так, словно изголодался по ней.

– Это ужасно.

Да так оно и было, он бесконечно изголодался, а поскольку веселье снаружи продолжалось допоздна и скрипки не переставали играть, они тоже занялись своим делом.

– Этим утром его нашел человек, совершавший в парке пробежку, – продолжает Эрнандес, – он лежал без сознания. Сплошное кровавое месиво. Один лишь Бог знает, что случилось бы, если бы его обнаружили позднее.

Глава 32

– Это ужасно, – повторяю я.

К четвертому дню после гулянки это уже стало выглядеть глупо. Дальше это не могло продолжаться в том же роде. Для начала Нине грозило банкротство. А еще они совершенно не говорили о том, что́ на самом деле творят, и это не могло тянуться бесконечно.

– И поскольку неподалеку от места преступления была найдена сумочка мисс Стоун, я хотела бы поинтересоваться, не заметила ли она ночью чего-либо подозрительного. Или вы, ведь, насколько я понимаю, вы там тоже были.

Но Нина не могла справиться с собой. Она не могла ни о чем и ни о ком другом думать. Она не могла сосчитать деньги, не могла сосредоточиться на работе.

– Была, – подтверждаю я.

– В котором часу?

А Леннокс в любой час дня находил время для того, чтобы найти Нину, куда бы она ни отправилась. Как-то раз он даже заявился в Женский институт, где проходило заседание книжного клуба, и с абсолютно серьезным видом заявил Нине, что его «лендровер» нужно срочно взять на буксир и не потрудится ли она немедленно подогнать свой фургон? Нина по виду рассудительных милых леди, обсуждавших романы о Второй мировой войне, поняла, что они сочли это абсолютно нормальным и не обратили никакого внимания на вздернутые брови Нины и на то, как она хихикнула, уходя. А Леннокс отвез ее совсем недалеко от городка, просто чтобы их не было видно, а там без всяких прелюдий прижал к дереву… Нина так вопила, что ей казалось: она вот-вот умрет.

– Около часа, может, чуть позже.

Нина находила все это весьма необычным. Потому что Леннокс, такой замкнутый и необщительный, оказался фантастически изобретательным и разнообразным как любовник и невероятно страстным. Как будто все то, чего он не мог сказать словами, он выражал другим способом. И Нина таким образом узнавала его, проникала в его сердце. Не благодаря долгой болтовне, поэзии и общим интересам, но через познание Леннокса физически – то есть так же, как он работал с животными или на полях, не чувствуя нужды задавать вопрос, почему он это делает. Он был просто частью этой земли, и она – тоже.

Эрнандес откидывается на стуле и задумчиво соединяет перед собой кончики пальцев с безупречно наманикюренными ногтями.

Нина с беспокойством осознавала, что день ото дня любит Леннокса все сильнее. Она училась говорить на его языке, просто не могла удержаться, сходила с ума от этого, у нее кружилась голова, она так отчаянно его желала, что начинала ощущать себя крайне ранимой, и знала: если он не чувствует всего того же, ей этого не перенести.

– Для прогулок по парку несколько поздновато, вы не находите?



– Вообще-то да, – отвечаю я, – но перед этим мы немного выпили. Такой мини-девичник. А поскольку я живу недалеко от парка, мы решили, что быстрее доберемся до дома пешком, чем на такси.

– Мы такие разные, – говорила Нина в телефон. – Честно… Я не знаю… Может, это просто секс…

Это алиби мы с Сэм сочинили по пути сюда. Я боялась, что у меня не получится его рассказать, но ложь льется с моих губ без малейших колебаний и настолько легко, что я сама себе удивляюсь.

– Ох, боже мой, да это все сразу! – выдохнула Суриндер. – Давай, рассказывай дальше!

– И тогда мисс Стоун…

– Я не хочу рассказывать дальше, – возразила Нина. – Во-первых, ты отвратительна, а во-вторых, от этого мне становится еще тоскливее, а если я не высплюсь как следует, то разобью фургон.

– Бойд, – поправляю ее я, – на самом деле ее зовут Саманта Бойд.

– И именно в этот момент мисс Бойд потеряла свою сумочку?

– Когда я его в первый раз увидела, то сразу подумала, что он должен быть именно таким, – заявила Суриндер.

– На самом деле ее выхватили.

– Врешь!

Эрнандес поднимает идеально очерченную бровь.

– В самом деле! Он принадлежит к этому типу. Уж я-то знаю. Весь такой замкнутый, застегнутый на все пуговицы – и бесконечно сексуальный при этом. Подавленные эмоции!

– Выхватили?

– Мы задержались у парковой скамьи, чтобы Сэм покурила.

– Прекрати! – потребовала Нина. – Слышать не могу! Я понятия не имею, что он чувствует, и это сводит меня с ума.

Маленький камешек правды в бушующем потоке лжи.

– Пока мы стояли, мимо нас пробежал какой-то парень, выхватил сумочку и скрылся из виду. О краже сумочки заявлять не стали, потому как ничего ценного в ней, как видите, нет.

– Ой, милая! – сокрушенно произнесла Суриндер. – Мне так жаль! Я просто не поняла… Я не поняла, что ты всерьез в него влюбилась.

– А зачем она вообще ее с собой взяла?

– Ничего подобного! – впала в панику Нина. – Нет! Я не могу! Не хочу!

– Видите ли, Сэм немного повернута на собственной безопасности, – продолжаю лгать я, – но ее вряд ли можно в этом винить после всего, случившегося с ней. Всего, случившегося с нами. Она говорит, что таскает эту сумочку в целях защиты.

– Точно! Ты как раз поэтому так спокойно и беспечно говоришь о нем. Продолжай! Ты чувствовала что-то такое к Мареку?

Детектив Эрнандес с понимающим видом кивает.

– Нет… – слегка растерялась Нина. – Но я и не спала с Мареком.

– Такой отвлекающий маневр?

– Как ты думаешь, он мог оказаться таким же?

Я киваю.

Нина немного подумала, прежде чем ответить:

– Именно. Грабителя привлекут вещи покрупнее, такие, как эта сумочка, в то время как что-то действительно ценное, к примеру, кошелек, он оставит без внимания.

– Пожалуй… нет, ничего похожего и быть не могло.

Эрнандес разглядывает меня, сидя по ту сторону стола, обдумывает полученную информацию и отнюдь не торопится отвечать. Со стороны кажется, будто она считает секунды, ожидая, когда пауза станет достаточно неловкой.

– Ну вот!

– Вы хорошо разглядели человека, укравшего у вас сумочку? – наконец спрашивает она.

– Не особенно.

– Но мы даже не говорим о его бывшей! А вдруг он все еще ее любит? Мы вообще ни о чем не говорим.

– Ты на все сто процентов уверена, что снова ничего не придумала?

– Ну хоть что-то вам в нем запомнилось?

– А еще я могу вскоре стать бездомной, – сообщила Нина, оглядывая уютное пространство амбара, и на дорогие простыни закапали ее слезы. – Кейт, наверное, просто ошеломительна… А я так… местная замена… Временная замена. Подвернулась под руку, и все.

– Было темно, – говорю я, – он был одет в черное. Кажется, в пуховик. Не знаю точно. Все произошло так быстро…

– Это не твоя вина. Если он козел, тебе нужно с этим разобраться. А если он отличный парень, у которого трудный период в жизни, – что ж, это другое дело. Может, он сто́ит того, чтобы за него держаться.

Я откидываюсь на стуле, с облегчением и – признаюсь – с гордостью. Мне удалось без заминок изложить ей ложное алиби. Оно звучало так убедительно, что я и сама почти в него поверила. Но в этот момент Эрнандес тянется к ящичку стола, открывает его, достает фотографию, кладет на стол и подталкивает ногтем ко мне.

– Мне кажется, он меня просто уничтожит, – пропищала Нина.

– Это может быть он?

Она ждала, что Суриндер прикажет ей не впадать в мелодраму.

Но этого не случилось.

Передо мной размытая фотография молодого оборванца. Дикий взгляд. Татуировка на шее. Тонкая и сухая кожа наркомана. Того самого, которому я сломала нос. От его вида мое сердце мгновенно замирает.

Глава 33

– Да, – отвечаю я, опять нервно сглатывая, – он.

– Хочешь прогуляться?

– Это его нашли утром забитым до полусмерти, – говорит Эрнандес, хотя я это знаю и без нее. – Его зовут Рикардо Руис. Сокращенно Роки. Бездомный. Наркоман. Обычная грустная история. Наши ребята, патрулирующие парк, его хорошо знают. Они говорят, что он не из тех, кто станет нарываться на неприятности. Его интересуют только две вещи – где переночевать и где достать очередную дозу.

Леннокс как-то непонятно уставился на нее:

– Что?..

Я не отрываю взгляд от снимка. Теперь, когда я знаю как его зовут и кто он такой, мое сердце разрывается в груди от чувства вины и угрызений совести. Я не вспоминаю о страхе, охватившем меня в парке. Я не вспоминаю о выпавшем у него из кармана ноже, который подобрала Сэм. Все мысли сосредоточены только на одном: я его покалечила. Очень сильно. Так сильно, что он может никогда от этого не оправиться.

Часы показывали половину шестого ясного воскресного утра. Леннокс уже одевался. Нина лежала в постели, утомленная, счастливая.

– Какой ужас, – с трудом выдавливаю я, – с ним все будет в порядке?

– Погулять. Ну, ты знаешь… полюбоваться природой, окрестностями.

– Врачи говорят, еще рано делать прогнозы. Но его кто-то здорово отделал. Вы с мисс Бойд ночью ничего подозрительного не видели? Может, кто-то убегал? Или вел себя как-то сомнительно?

Леннокс моргнул:

– То есть просто ходить туда-сюда?

– Когда мы лишились сумочки, мы постарались уйти как можно скорее. Ничего такого не видели.

– Э-э-э… да!

Я пожимаю плечами и, чтобы дополнить впечатление, хмурюсь, давая понять, что очень хочу помочь.

– Но я только это и делаю целый день.

– Мне очень жаль, что я ничего больше не могу сказать.

– А когда я спрошу об этом мисс Стоун – простите, мисс Бойд – она подтвердит ваши слова?

– Вот и возьми меня с собой. – Нина села. – Получится что-то вроде прогулки.

– Конечно, – отвечаю я.

Во всяком случае, я на это надеюсь, хотя после минувшей ночи больше не уверена, что мы с Сэм выступаем на одной стороне.

Леннокс нахмурился. Нина остро осознавала, что они нигде еще не бывали вместе. Не ходили ни в паб, ни в булочную за аппетитными сосисками в тесте, не сидели где-нибудь во дворе, болтая ногами, как подростки, бросая Парсли кусочки слоеного печенья… Они не садились в «лендровер» и не отправлялись на романтический пикник, не бродили вдоль берега рука об руку…

– Я так понимаю, вы с ней близкие друзья, – говорит Эрнандес. – Вы пережили похожи трагедии. Как вас называют в газетах?

Нина смотрела на Леннокса, натягивавшего на себя свежую саржевую рубашку. У двери он наклонился, чтобы надеть и зашнуровать тяжелые рабочие ботинки. Налил себе кофе, что стоял на плите, – в свою личную кружку, завтракал он намного позже. Нина наблюдала за тем, как он молча собирается уходить.

– Последние Девушки.

Я говорю это со злостью, со всем возможным презрением. Чтобы детектив Эрнандес знала: я не отношу себя к их числу. Что это осталось позади, хотя теперь мне и самой в это не очень верится.

– Так ты идешь или нет? – в конце концов ворчливо спросил он.

– Да, именно. – Детектив улавливает гневные нотки в моем голосе и недовольно морщит нос. – Похоже, вам не по душе это прозвище.

– Да! – подскочила Нина.

– Терпеть его не могу, – говорю я, – хотя это все же лучше, чем именоваться жертвой.

– И как же вы хотели бы именоваться?

Она с энтузиазмом натянула на себя одежду. Схватила куртку с вешалки у двери и выбежала наружу вслед за Ленноксом.

– Выжившие.

Эрнандес опять откидывается на стуле, явно впечатленная.

Рассвет едва занимался, на улице было жутко холодно. Парсли бодро выскочил из своей будки, и Нина приласкала его. Леннокс снова исчез в доме и тут же вышел со второй кружкой горячего сладкого кофе – и без слов протянул ее Нине.

– Так вы с мисс Бойд друзья или нет?

– Да, – отвечаю я, – хорошо, когда рядом есть человек, близкий тебе по духу.

В живой изгороди только начинали щебетать просыпавшиеся птицы, когда Леннокс и Нина проходили мимо. Над полями висел утренний туман. Закутавшись в куртку, держа горячий кофе, согревавший ей руки, Нина едва поспевала за Ленноксом, длинными шагами мчавшимся вперед. Попутно он заглянул в коровник, проверяя, доят ли уже коров, – Рорих быстро кивнул, увидев его, – потом помчался на верхние луга, навестить пасшихся там овец. Сквозь туман над дальними холмами зарозовело солнце, и Нина задохнулась от восторга, увидев его. Но Леннокс просто шел все дальше и дальше, проверил, не обрушились ли где-то слишком сильно каменные стенки, не пора ли их укрепить. Пока он занимался всем этим, Нина вдруг увидела в нескольких метрах от себя пятнистого оленя: он поднял голову и шевелил носом. Секунду-другую олень смотрел на Нину огромными карими глазами, потом повернулся и умчался.

– Прекрасно вас понимаю. – Ее голос звучит искренне. Но вот в лице заметна толика напряжения.

– И вы говорите, она живет у вас?

– Ух ты! – воскликнула Нина. – Ты это видел?

– Да, на несколько дней.

– Стало быть, ее прежние столкновения с законом вас ничуть не беспокоят?

– Оленя? – скептическим тоном отозвался Леннокс. – Никак не могу избавиться от этих шельмецов.

– Прежние столкновения с законом? – повторяю я, в который раз судорожно сглатывая. – Вы имеете в виду то, что случилось ночью несколько дней назад?

– Но ты ведь видел? Какой он красивый!

– Видимо, мисс Бойд не сочла нужным поставить вас об этом в известность, – говорит Эрнандес, сверяясь со своими записями. – Я тут навела о ней некоторые справки. Ничего особенно серьезного. Началось всего лет пять назад. Помимо задержания за нападение на полицейского за два дня до злополучного случая с Роки, четыре года назад она была арестована в Нью-Гемпшире за драку в пьяном виде, потом два года спустя по аналогичному обвинению в штате Мэн. Кроме того, она не заплатила штраф за превышение скорости в штате Индиана месяц назад.

– Черт бы их побрал, они под охраной!

Мир вокруг меня замирает. Резко, с визгом тормозит, заставляя все вокруг дернуться. Руки соскальзывают с коленей и хватаются за сиденье стула, будто я могу с него упасть.

Сэм была в Индиане.

– Нет в тебе никакой романтики, – безнадежно заявила Нина.

Месяц назад.

Я натужно улыбаюсь, давая понять, что я вовсе не поражена, что все эти факты о Сэм мне хорошо известны. В действительности же в голове проносятся воспоминания, будто мелькающие страницы фотоальбома. Каждое воспоминание как фотография. Яркая. Живая. Наполненная деталями.

Она видела, что Леннокс тщательно заделывает небольшую дыру в изгороди с помощью запасного куска проволоки и чего-то вроде клещей, входивших в комплект его швейцарского армейского ножа, что всегда лежал у него в кармане.

Я вижу письмо Лайзы в своем телефоне, сияющем во тьме льдисто-голубым светом.

Леннокс посмотрел на Нину, и та поняла, что совершила ошибку, что она, наверное, не первая, кто сказал ему такое.

Куинси, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, ответь на мое письмо.

Я вижу Джону Томпсона, с искаженным лицом хватающего меня за руку.

– Мм… – промычал он.

Это касается Саманты Бойд. Она вас обманывает.

– Я не то хотела сказать, – поспешила исправиться Нина. – Просто олень очень красив…

Я слышу низкий, озабоченный голос Купа.

Мы не знаем, на что она способна.

Леннокс сердито взмахнул рукой:

Я вижу, как Сэм в парке прикрывает своей курткой мою окровавленную одежду, тащит меня к воде и смывает кровь с моих рук. Так ловко и решительно. Вижу, как она сгребает эту одежду в охапку, будто это для нее самое обычное дело.

Не волнуйся, все под контролем.

– Знаешь, вон те леса тянутся отсюда до Сатерлендшира… им уже много веков. Со времен королевы Марии Шотландской, и даже больше. Там всегда жили шотландские тетерева, ежи, беркуты и миллионы всяких мошек и жуков. Но да, олени были самыми красивыми. И все, кто смотрел всякое кино, думал, что олени очень умные и что они должны жить здесь и дальше. Так что теперь их развелось несчитано. Они подгрызают корни деревьев, съедают семена, вообще все подряд, скоро от этих древних лесов ничего не останется. А еще олени уничтожают их прежних обитателей. Здесь уже нет малиновок и кукушек, нет гадюк, нет лесных мокриц. Выходит, они совсем не такие симпатичные, как Бэмби?

Я вижу, как она ругается, продираясь сквозь толпу журналистов на улице, совсем не опасаясь камер и не выказывая удивления, когда Джона говорит, что Лайзу убили. Ее лицо в свете фотовспышек становится совсем белым, приобретая тот же оттенок, что труп на столе в морге. Оно ничего не выражает. Ни печали, ни изумления.

Ничего.

Нина уставилась на него во все глаза:

– Мисс Карпентер?

– Я не знала…

В круговерти воспоминаний голос детектива едва слышен.

– С вами все в порядке?

– Разве ты не читала об этом в одной из своих книг?

– Да, все хорошо, – отвечаю я, – мне все это давно известно. Сэм никогда мне не лгала.

Они в молчании повернули назад к ферме. Нина не на шутку встревожилась.

Это правда. По крайней мере, не говорила ничего такого, что можно с уверенностью назвать ложью. Но правды тоже не говорила. С момента своего приезда она об очень многом умалчивала.



– Мне очень жаль, – сказала она уже у ворот фермы.

– Жаль чего?

Я не знаю, где она была.

– Что я сказала, будто в тебе нет романтики.

Я не знаю, с кем она была.

– А… Ну да, нет. Пошли в дом.

– Да, – кивнула Нина. – Я хочу… Мы можем поговорить?

Но самое главное, я не имею понятия, какие ужасные вещи она совершила.

Леннокс вздохнул, когда Нина вошла за ним в прелестную гостиную.

22

– Может, тебе лучше…

В парк всем своим могучим напором вернулся холод, обдав ознобом точно так же, как обдает вода, когда впервые ныряешь в бассейн. В воздухе витает дух перемен, ощущение утекающего сквозь пальцы времени. Осень вступила в свои права.

– О чем именно тебе не хочется говорить? – спросила Нина. – Это… это твоя бывшая?

Из-за погоды все передвигаются с какой-то маниакальной энергией – бегуны, велосипедисты и няньки, толкающие перед собой нелепого вида детские коляски. Все будто бы от чего-то убегают, хотя и в разные стороны. Муравьи, вынужденные спасаться от ноги, готовой вот-вот раздавить их жилище.

Леннокс как будто сразу устал.

Тем не менее, я, стоя перед стеклянной стеной участка, воплощаю собой неподвижность. Сэм в кабинете у детектива Эрнандес, рассказывает, будем надеяться, ту же историю, которую поведала я. И хотя внешне складывается впечатление, что это состояние полного покоя меня вполне устраивает, на самом деле мне хочется только одного – бежать. Не то чтобы домой, просто подальше отсюда. Хочется добежать до моста Джорджа Вашингтона, а потом помчаться дальше. Через Нью-Джерси. Через Пенсильванию и Огайо. Раствориться в центральной части страны.

– Нина, нужен ли нам этот разговор?

Только так мне удастся отмежеваться от реальности и позабыть о том, что я натворила в парке. Отмежеваться от коротких, обескураживающих вспышек воспоминаний о «Сосновом коттедже», которые и сейчас липнут ко мне, будто пропитанная потом рубашка. Но в первую очередь от Сэм. Как же мне не хочется здесь находиться, когда она выйдет из участка. Я боюсь того, что увижу, будто один-единственный взгляд позволит определить ее вину, яркую и сверкающую, как ее красная губная помада.

Она долго смотрела на него. Потом качнула головой:

Но я продолжаю стоять, хотя ноги дрожат от едва сдерживаемой энергии. Мне так отчаянно хочется принять таблетку «Ксанакса», что на языке даже ощущается вкус виноградной газировки.

– Безусловно нет. Извини. Я подумала, это может что-то означать. Но, видимо, нет. Ты ведь до сих пор даже не сказал, придется ли мне убираться отсюда. – Она встала, собираясь уйти.

Я не ухожу только потому, что могу ошибаться в отношении Сэм.

– О боже… Нина! Это же не от меня зависит! Я пока что даже не свободен. Ты должна понимать, это не в моих руках.

Я очень хочу ошибиться.

– Выходит, для тебя это ничего не значит? Прекрасно.

Леннокс посмотрел на нее, изумляясь тому, что она вообще может говорить такое.

– И для меня тоже, – заявила Нина, но пожалела о своих словах в тот же миг, как они сорвались с ее губ.

Значит, она ездила в Индиану, когда еще была жива Лайза. Скорее всего, их дороги никогда не пересекались. В конце концов, Индиана большой штат, и там полно городов помимо Манси. Она вовсе не обязательно должна была встречаться там с Лайзой. И определенно это не повод подозревать, что Сэм ее убила. Мое поспешное умозаключение больше говорит обо мне, чем о ней.

Последовала очень долгая пауза. Леннокс медленно поднялся, подошел к двери и снова надел ботинки.

По крайней мере, именно в этом я стараюсь себя убедить, стоя на пронизывающем холоде, который сводит судорогой ноги, и пытаясь представить, что в этот момент говорит Сэм в здании за моей спиной. Она там уже двадцать минут, намного дольше, чем я. Тревога толкает меня локтем в бока, будоража, раздражая и еще больше усиливая желание бежать.

– Не… не уходи! – в ужасе попросила Нина, глядя на его широкую спину.

Я выхватываю из кармана телефон и провожу по дисплею подушечкой большого пальца, намереваясь позвонить Купу и сознаться во всех грехах, путь даже он меня за это возненавидит. Если не считать бегства, это единственный логичный выход. Вслух признать свои ошибки, а там будь что будет.

Если она что-то и поняла в Ленноксе, так это то, насколько он был раним после ухода Кейт. А ее слова ударили прямо вглубь нанесенной ему раны. Нина приняла то, что он ей предложил, и отвергла, потому что ей этого было мало, – точно так же, как Кейт.

Но в этот самый момент из стеклянной двери участка выходит Сэм, улыбаясь, как ребенок, которому только что удалось вывернуться. От ухмылки на ее губах мое сердце молнией простреливает страх. Боюсь, она рассказала правду о событиях прошлой ночи. Но что еще хуже, теперь, скорее всего, догадывается о моих подозрениях, инстинктивно чувствуя, что происходит в моей голове. Она уже сейчас по выражению моего лица понимает – что-то не так. Ее улыбка меркнет. Сэм слегка наклоняет голову и окидывает меня оценивающим взглядом.