– Ботаник? – догадался лейтенант. – Ничего страшного, не будет высовываться из шалаша, ничего не случится.

– Ещё запаникует, начнёт стрелять по комарам, что чревато. Придётся забрать его с собой.

Аэробайк повернул обратно.

В лагере никого не оказалось. Точнее, над погасшим ещё ночью костром вился небольшой рой шмелей, а Костя спокойно спал в шалаше в обнимку с «фаустпатроном», даже не подумав поплотнее задёрнуть тростниково-травяной полог.

– Дрыхнет! Силён парень! – хмыкнул Мерадзе, после того как рой летучих гигантов был изрублен и рассеян. – Железная психика! А ты говоришь запаникует.

– Не железная психика, а пофигизм, – проворчал Редошкин, будя ботаника. – Ты его плохо знаешь. Вставай, академик, с нами полетишь.

– К-куда?! – проснулся Костя, ошеломлённый неожиданной перспективой.

– Тут шмели летают.

– Ну и что? Я их…

– Собирайся.

– Я запросто! – Костя вскочил. – Где шмели? Я никого не…

Он запнулся, увидев дёргавшиеся в траве разрубленные тельца насекомых. Молодого человека перекосило, и он обошёл это место стороной.

– Мне бы костюмчик как у вас…

– Это была я. Но окно в спальне открыто.

– Комбез Хасика, – посмотрел на Редошкина Мерадзе.

Тимбольдт кивнул.

– Во-первых, мы торопимся. Во-вторых, он в нём будет бултыхаться как морж в проруби. Короче, академик, от тебя ничего не потребуется, будешь наблюдать со стороны за нашими манёврами.

– Оно было открыто изнутри. Между прочим, встроенный сейф в кабинете тоже открыт. Вы доставали оттуда документы?

– Ну хоть пистолет дайте.

Сабина подумала о деле с запретительной пометкой.

– Нет, не доставала, – уверенно ответила она. По спине пробежал неприятный холодок, от которого ее передернуло. – Но я заметила, что в камине горит огонь.

– Мы как раз пытаемся спасти документы, чтобы реконструировать, что хотел сжечь Хесс.

– А стрелять умеешь?

– Может, это вовсе не Хесс хотел что-то сжечь, – предположила она.

– Ты уже спрашивал.

– А кто тогда?

– Я не знаю.

Редошкин, поколебавшись, сунул Косте свой «Зигзауэр».

– Откуда у вас этот адрес? – снова спросил Тимбольдт.

– Я дружила с Дианой Хесс, – сказала она, чтобы защитить Снейдера.

– И она сообщила вам адрес своего загородного дома?

– Да, – солгала Сабина.

– А почему вы здесь оказались?

– Я хотела выяснить у Хесса, по какой причине он отстранил меня от расследований смертей Катарины и Анны Хагены.

Тимбольдт пожевал нижнюю губу.

– Я могу ответить вам на этот вопрос. Во-первых, вы никогда не привлекались к расследованию самоубийства Анны Хагены, а должны лишь были выяснить обстоятельства смерти ее сестры…

– А во-вторых?

Тимбольдт прищурился.

– А во-вторых, после самоубийства Анны Хагены расследование переросло в более крупное дело.

– До которого я не доросла?

– Вот предохранитель…

– Не нужно ставить под сомнение решения Хесса. Будьте доступны завтра, чтобы мы могли внести ваши показания в протокол. – Он развернулся и пошел в дом.

– Да знаю я! – Костя по-ковбойски схватил рукоять пистолета, направил в грудь сержанта, и Мерадзе одним движением выбил у него пистолет из руки.

«Лживый говнюк!»

– Никогда не направляй оружие на человека ради хохмы!

Сабина покинула участок, прошла вниз по улице и села в свой автомобиль. Она оглянулась, чтобы проверить, не смотрит ли кто-нибудь в ее сторону, но все были слишком заняты. Все равно она завела машину и отъехала в закоулок, чтобы припарковаться в месте, где ей не помешают. Затем включила лампочку для чтения, вытащила из-за пояса бумаги, разгладила их на коленях и взглянула на с трудом читаемый текст.

Костя сконфузился.

Кто-то хотел помешать, чтобы эти акты стали достоянием общественности, и она выяснит причину.

Редошкин подобрал пистолет, молча передал его в руку ботаника.

Наконец на последней странице она наткнулась на шестую фамилию, которую Ломан якобы не мог вспомнить. Это был не Снейдер.

– Помчались.

Имя звучало: Франк Айзнер.

Ботаника усадили за спиной пилота, Мерадзе придавил его своим телом к Редошкину, и аэробайк уже не так легко поднялся в воздух.

Сабина порылась в памяти. Лично она не была знакома с Айзнером, но знала фамилию по рассказам.

* * *

Раньше он был следователем в БКА, но лет девять назад покинул службу по собственному желанию. Сейчас нужно как можно быстрее выяснить, где он находится – потому что его жизнь и жизнь его близких в опасности. Вероятно, как и жизнь Тимбольдта.

Промахнулись всего на десяток километров. Редошкин хоть и летал к чёрному лесу, но тогда вёл аэробайк Максим, а он только сидел сзади в качестве пассажира. Поэтому запомнил лишь основные приметы местности при подлёте к цели путешествия да вектор движения, совпадающий с направлением «на север».

30 лет назад – день лжи

Летели полтора часа, на большой скорости, какую только позволяли инопланетный мотоцикл и груз, включающий трёх седоков и оружие.

Харди сидел на скамейке во внутреннем дворике дома, покуривал сигарету и моргал на солнце.

Редошкин остановил аппарат в воздухе, недоумевая, почему до сих пор впереди на появляется чёрная «опухоль» агрессора, достал бинокль.

Дом, в котором он жил с родителями, выглядел как всегда. Хотя не совсем, если быть честным. Все износилось и обшарпалось, а горки, на которой они играли детьми, больше не было. Из земли торчал только металлический остов с ржавыми трубами. Песочница была настолько грязная, что ни один ребенок добровольно туда не полезет.

– Далеко ещё? – петушиным тенорком спросил продрогший Костя.

Когда Харди услышал, что кто-то звенит ключами снаружи, он раздавил ногой окурок и посмотрел на наручные часы. Пять вечера. В это время Нора обычно возвращалась с работы домой. Она была официанткой в той же кондитерской, где раньше, без отпусков и больничных, работала его мать, пока однажды не упала замертво с подносом в руке. Сердечный приступ. Вскоре после этого Нора заняла ее место.

Входные ворота открылись, и вошла Нора. Она даже не посмотрела через арку во внутренний двор, а сразу прошла к двери, которая вела в подъезд к квартирам.

Харди поднялся и направился к ней. Господи, она была все такой же красивой, как и пять месяцев назад, когда он видел ее последний раз. Сейчас ей восемнадцать. На прошлой неделе он прислал ей из казармы открытку на день рождения.

На Норе были кроссовки и тонкое летнее платье. Они совсем не подходили друг к другу, но Нора всегда была особенной. Просто уникальной. Ее светлые волосы были заплетены в косу, которая доходила ей до лопаток. Прежде чем исчезнуть в доме, она случайно посмотрела в его сторону. Их взгляды встретились, и лицо Норы просияло.

– Харди! – воскликнула она.

Он подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку. Было так приятно держать ее в объятиях, Харди хотелось изо всех сил прижать ее к себе, но он боялся причинить ей боль.

– Ты… – Он выпустил Нору и сделал шаг назад, чтобы видеть ее лицо. – Ты в хорошей форме… то есть ты выросла.

Наморщив лоб, она посмотрела на его губы.

– Я имею в виду, ты стала женственной, – быстро сказал Харди.

Нора улыбнулась.

– Ты тоже в хорошей форме. – Она пощупала его бицепсы.

– Моя служба в армии подошла к концу. – «Пятнадцать месяцев оскорблений и ползания в грязи».

– Теперь ты останешься здесь?

Он помедлил, затем помотал головой.

– Времени нет, я…

– Ты снова… уйдешь? – Ее глаза округлились. На лице читалась легкая паника. Ее взгляд словно говорил: «После всего времени, что я тебя ждала». Инстинктивно она схватилась за маленький серебряный крестик на цепочке.

– Мне нужно уехать. Но я вернусь, – пообещал он ей.

– Куда? И насколько?

– В Брюль, недалеко от Кёльна. Я выдержал вступительный экзамен в Федеральную высшую школу государственного управления. А также прошел медосмотр, проверку на общую эрудицию и даже психодиагностическую часть с отличием. Базовый курс длится шесть месяцев. – Он смотрел на лицо Норы, и его голос становился все тише. – Направление «уголовная полиция», – добавил он.

– Поздравляю. – Она выпустила цепочку из пальцев и обняла его. – Я действительно очень рада за тебя. Ты всегда этого хотел.

Конечно, она за него радовалась – с самого детства, когда взахлеб читал романы о Джерри Коттоне, он не говорил ни о чем другом, как об учебе в полицейской школе, куда хотел пойти после получения аттестата, – но все равно в ее поздравлении звучала определенная грусть.

– Это означает, что мы снова долго не увидимся, – констатировала она, выпуская его из объятий.

– Я… – Он замолчал, потому что входная дверь открылась и во двор вышла пожилая дама. Харди посмотрел на Нору, задвигал губами и продолжил говорить беззвучно: – Я выучусь – после базового курса еще три основных модуля и год практики, затем экзамен на комиссара уголовной полиции. После окончания я получу работу в БКА. Буду хорошо зарабатывать. Потом я вернусь и… – Он взглянул на женщину, но та не обращала на него внимания. – И заберу тебя из этого убогого дома.

– Когда? Через десять лет? – спросила она.

– Через три года. Обещаю. – Он поцеловал ее. Впервые прямо в губы.

– Не хочешь подняться? – спросила она. – Мои родители придут только через час.

Он помотал головой.

– Мне нужно идти. Меня кое-кто ждет в машине на улице.

На ее лицо легла тень.

– Я видела эту машину. Там сидит Лиззи, верно?

Он кивнул. Соседской дочери Элизабет было двадцать, как и Харди. В отличие от него у нее еще не было машины.

– Она будет учиться со мной в высшей школе в Брюле, – сказал он, на этот раз громко, потому что женщина ушла в дом. – Мы вместе готовились к вступительному экзамену.

Харди увидел, как глаза Норы наполняются слезами. Он тут же сжал ее руку.

– Между нами ничего нет. И никогда не будет! После учебы я вернусь. Обещаю!

– Я знаю Лиззи, – возразила Нора. – Она очень хитрая – мне до нее далеко, – и она положила на тебя глаз.

– Может быть, но она меня не интересует. – Харди снова поцеловал ее.

– В этом я сомневаюсь, Томас Хардковски, – строго сказала она. – Ты всегда легко поддавался чужому влиянию, а Лиззи манипулирует всеми.

Харди знал, что Нора хорошо разбирается в людях – но на этот раз она ошибалась.

– И ты должен бросить курить. – Она полезла в карман платья и сунула ему в руку упаковку английских мятных леденцов «Роки». – Просто приходи, когда будешь готов.

Часть третья. Акты Пятница, 3 июня

24

Следующее утро началось с двухчасового разговора в кабинете Тимбольдта.

Сабина рассказала ему, что уже сумела выяснить, но умолчала о трех вещах: о разговоре с Мартеном Снейдером в баре «Ромео», о том, что видела там Дирка ван Нистельроя и что ей удалось спасти документы с пометкой «конфиденциально» из камина Хесса. Интуиция подсказывала, что эти акты и есть то звено, которое свяжет все смерти, – и очевидно, Тимбольдт был как-то связан с этим делом. Пока Сабина не знала, с кем безопасно об этом говорить, она будет помалкивать, потому что ей не хотелось быть застреленной в ванне или закончить жизнь как самоубийце на рельсах или в загазованном гараже.

Тимбольдт раздраженно выключил диктофон и сложил бумаги.

– Хорошо, мы закончили. И ни слова прессе, они наседают на нас со вчерашнего дня.

– Конечно. – За кого Тимбольдт ее принимает? Сабина поднялась и взглянула на настенные часы. Было начало одиннадцатого. – Я очень сожалею о смерти вашей жены, – наконец сказала она как можно более сочувственно. – Если я могу что-то сделать для вас, пожалуйста, скажите.

– Спасибо. – Тимбольдт долго изучающе рассматривал ее. – Вероятно, вам кажется странным, что после такого дня, как вчерашний, я сижу в своем кабинете.

«Более чем странным», – подумала Сабина, но промолчала.

– Работа якобы лучшее лекарство от траура… пока это неплохо работает.

«Даже если необъективен и вообще-то должен быть отстранен от расследования?»

– Вы можете это понять? – уточнил он.

– Да, конечно, – ответила она. – Предварительное заключение о вскрытии уже готово?

Тимбольдт стиснул зубы.

– У моей жены в крови нашли следы снотворного.

– На теле были раны, гематомы на руках? – спросила она.

– Нет. Я знаю, на что вы намекаете, но следов взлома нет.

– Тем не менее кто-то мог насильно дать ей таблетки и потом перетащить в машину.

– Вы предполагаете, что, как и в случае с президентом Хессом, речь может идти о убийстве?

– Возможно.

– В настоящий момент мы рассматриваем все варианты.

– На теле Дитриха Хесса были следы борьбы или насилия? – спросила она.

– Кроме пули, которая снесла ему пол-лица? – сухо спросил Тимбольдт. – Нет. А токсикологический анализ крови еще не готов.

Она попыталась скрыть напряжение и опустила плечи.

– Как у него дела?

– Его состояние критическое. Операция длилась всю ночь. Насколько серьезно поврежден его мозг, выживет ли он, и если да, то с какими последствиями, покажут следующие часы.

– Кто возьмет на себя…

– Один из двух заместителей президента БКА временно возьмет на себя его полномочия, в настоящий момент рассматривают одного кандидата, который должен приехать в Висбаден.

– Со стороны? Дирк ван Нистельрой? – предположила Сабина.

Тимбольдт удивленно посмотрел на нее.

– Вы об этом знаете?

– Ходят слухи, – сказала она и подумала о разговоре с Ломаном.

– Да, весьма вероятно, что Дирк ван Нистельрой станет новым президентом БКА.

«Значит, так и есть! Вот дерьмище!» Тогда шансы Снейдера на восстановление в БКА равны нулю – а именно в нем Сабина нуждалась как никогда, если хотела разобраться в этих дебрях.

– Когда приедет ван Нистельрой?

– Вероятно, завтра. Он еще в Гааге. «Если бы ты знал!»

– Разрешите еще один вопрос?

Тимбольдт раздраженно поднял на нее глаза.

– Пожалуйста.

– Что выявило патологоанатомическое заключение Дианы Хесс?

– Ну… в отличие от моей жены, у Дианы Хесс действительно обнаружили синяки на шее.

– Ее столкнули с моста на рельсы?

– В настоящий момент нельзя этого исключить. Мы рассматриваем и такую версию.

– Меня не покидает ощущение, что Дитрих Хесс что-то об этом знает.

– Возможно, но сейчас он борется за свою жизнь и не может быть допрошен. Еще что-нибудь?

Сабина помотала головой.

– Хорошо, потому что у меня есть еще один вопрос, который мы должны быстро обсудить. – Он поднялся, обошел вокруг письменного стола и вальяжно сел на край. – Кажется, события последних дней сильно вас подкосили. Поэтому сегодня утром я поговорил с вашим руководителем отдела и замолвил за вас словечко.

Сабина вопросительно посмотрела на него.

– Хесс тоже хотел, чтобы вы больше преподавали в академии, потому что очень ценил ваши педагогические способности.

«О нет! Что за чушь!» Она догадывалась, куда клонится этот разговор.

– Я взяла на себя лишь пару часов в конце семестра, – запротестовала она. – И…

– Я это поддерживаю, – перебил ее Тимбольдт. – И позабочусь о том, чтобы вы сократили количество часов непосредственной службы и уделили больше времени преподаванию в академии.

– Но это так неожиданно…

Тимбольдт жестом прервал ее.

– Мое предложение таково: с завтрашнего дня вы берете на себя не только часы Анны Хагены, но и пару других курсов. Вы наверняка справитесь.

Редошкин не ответил, ворочая окулярами бинокля.

У Сабины участился пульс.

– Но завтра суббота.

К счастью, признаваться в ошибке выбора направления полёта не пришлось. Слева на горизонте сержант заметил тёмную полосу и повернул туда. Ещё через пять минут аэробайк завис на высоте километра над одним из растительных щупалец, запущенных чёрным лесом в гущу «карантинной» полосы светлого леса, состоящей из многоходульных «баньянов» и «мангров». Здесь начинался фронт схватки пришельца из другой вселенной с хозяином местных земельных владений. Светлый лес постоянно выращивал пояса из «баобабов» (плантоидов по терминологии Кости), которые должны были, вырастая до размеров земных эвкалиптов, преградить путь агрессору. Но они с этой задачей явно не справлялись.

– Как вы помните по собственной учебе в академии, занятия там проводятся и по субботам. Согласны?

Мерадзе, впервые увидевший масштаб вторжения колючего растительного «многолапа», пробормотал что-то на грузинском языке.

«Значит, ты хочешь как можно быстрее отстранить меня от службы и сослать в академию?» Где те времена, когда они со Снейдером охотились за убийцами? Снейдер не позволил бы ей киснуть в лекционном зале. Наоборот, на месте преступления он бросал ее, как щенка, в воду и даже провоцировал, чтобы она самовольно проводила расследование.

– Что? – не понял Костя, зажатый между двумя могучими спецназовцами.

– Жуть! – перевёл лейтенант. – Ну, и где мы здесь будем искать командира?

Самовольно!

Редошкин не ответил, продолжая ворочать окулярами бинокля из стороны в сторону. Опустил бинокль.

– Приглядитесь. Ближе к центру этого болота виден столб дыма.

Это она умела лучше всего. И именно этим она снова займется!

– Не вижу, – в один голос ответили пассажиры.

– Каков ваш ответ? – спросил Тимбольдт.

Редошкин передал бинокль Косте, слегка повернул аэробайк.

Ботаник высунулся из-за спины сержанта, порыскал окулярами, ища указанный пилотом ориентир.

Сабина медлила. Интуиция подсказывала ей, что Тимбольдт хочет избавиться от нее. «Но почему? Тут нечего долго думать. Ответ лежит на поверхности. Он хочет помешать тебе больше выяснить о „Группе-6“».

– Ага… вижу… реденький такой дымок… но высокий. Такое впечатление, что там жгут костёр.

Мерадзе отобрал у него бинокль, помолчал.

– Согласна, – ответила она с улыбкой. – Вы правы. Последние дни действительно дались мне нелегко.

– Не похоже на дым… или мне кажется, или на самом деле он струится не снизу вверх, а наоборот.

– Да ладно. – Костя завладел биноклем. – Феноменально! И в самом деле дым падает с неба!

Тимбольдт тоже улыбнулся.

– Что предлагаешь? – обратился лейтенант к Редошкину.

– Этот дьявольский лес откуда-то сорвался сюда, – задумчиво сказал Редошкин. – И продолжает прибывать. То есть он имеет центр управления. Столб дыма-не дыма и есть центр. Командира и Вику наверняка доставили туда, там их и надо искать.

– Я смотрю на это так же; кто пренебрегает незначительными задачами, в итоге не справляется с важными. – Он потер руки. – Хорошо, сообщите о решении ректору академии, а я тем временем улажу все с вашим руководителем.

– Логично, – согласился Мерадзе.

– И вовсе не логично, – возразил Костя. – Сам лес не может строить никакие центры, он – система, управляющая подвижными слугами – шмелями и летучими крокодилами. И не они захватили товарища майора.

– Спасибо. – Сабина кипела от ярости, но виду не подала. Лишь так она могла усыпить бдительность Тимбольдта, чтобы незаметно действовать самой.

– А кто?

– Тот чёрный африканец-урод, которого товарищ майор отпустил. – В голосе ботаника прозвучало осуждение. – Каким-то образом он договорился с чёрным лесом и получил возможность управлять его помощниками. Этот негритос и захватил наших гулён.

Она развернулась и вышла из кабинета. Уже по пути к лифтам она напечатала эсэмэс Тине:

– Не понял, что из этого следует, – сказал Мерадзе, не обратив внимания на последнее слово Кости.

– Искать нужно не центр, а фазенду негра. – Костя хихикнул. – Хижину дяди Тома. Он ведь должен где-то жить?

«Нужна твоя помощь. Встретимся?»

– Скажи ещё дворец, а не хижину.

– Может, и дворец. Лес вполне способен вырастить ему удобное жилище.

Ответ пришел быстро:

– Делаем круг, – принял решение Редошкин, – ищем что-либо, похожее на бунгало или коттедж. Потом начнём сужать круги, подбираясь к центру с дымным столбом. Другие предложения есть?

«В „Фуцо“. Через час».

– Нет, – ответил Костя, довольный тем, что прошло его предложение.

Мерадзе промолчал.

* * *

Аэробайк двинулся вдоль «фронтовой полосы» воюющих меж собой лесов, забирая ближе к струе непонятного дыма.

Жарким днем, как сегодня, в висбаденской пешеходной зоне особенно сильно пахло серой. Повсюду из фонтанов били горячие источники.

– Где-то здесь лежит труп кентавра, – заметил Костя, глядя вниз. – Может, спустимся, посмотрим?

Мужчины не отреагировали на его слова. Интуиция предсказывала обоим боевой напряг, и спецназовцы привычно готовились к бою, не думая о последствиях. Главным для них было найти командира и вызволить его из плена.

В двенадцатом часу Сабина и Тина встретились в их любимом кафе, расположенном в узком переулке. Они сидели в тени могучего платана и смотрели на римские ворота, которые остались от старой городской стены. В этом месте каменная лестница сворачивала под арку и вела на стену с зубцами и к башенке с деревянной крышей. Милое местечко, но соседние столики почти всегда были свободны, и сейчас тоже.

Ожидание активных действий длилось недолго. Уже на втором витке, когда Редошкин опустил аппарат на полкилометра ниже, из тёмной бездны «лианного бурелома» под ними к аэробайку вдруг метнулась гигантская тварь с крокодильей мордой, способная поместить в пасти человека, и сержант был вынужден какое-то время маневрировать, уворачиваясь от её атак, пока Мерадзе освобождал карабин из петель.

– Мы просто смиримся с тем, что Хесс отстранил нас от расследований? – начала разговор Сабина. – Особенно сейчас, когда одному за другим вырубают свет?

Тина перегнулась к ней через стол.

Потом началась стрельба…

– Конечно же нет. Тут дело нечисто. И поэтому сегодня утром я посмотрела в Центральной оперативной системе, как продвигаются расследования по Хагене и Рорбеку.

Глава 24. Pro et contra

Сабина придвинулась ближе.

Если бы Сергей Макарович знал, с чем ему придётся столкнуться «по ту сторону вселенской границы», он бы подготовился к рейду иначе. Во всяком случае, полетел бы в сопровождении «Ночного охотника» либо «Аллигатора»[6], имеющих более серьёзное вооружение, нежели их Ми-171. Но вернуться к началу игры, как в компьютерной стрелялке, было уже невозможно, приходилось пользоваться тем, что было на борту, и глава ССН оставил надежду на мирный исход операции, переводя организм в боевой экстрим, как делал это не раз в своей полной острых сюжетов жизни.

– И как же?

Первая мысль, вспыхнувшая в сознании подобием метеора, была не связываться с драконом, стартовавшим из угрюмой пучины чёрного леса. Важно было удерживать вертолёт на оси канала иномерианы, соединившей не только две вселенные, но и разные времена в этих вселенных. К заявлению Карапетяна, что он может определить местоположение канала, Сергей Макарович отнёсся скептически. Какой бы совершенной электроникой ни обладала винтокрылая машина, она не могла висеть в воздухе бесконечно долго, а поиск иномерианы при выходе из неё мог затянуться не на часы, а на сутки. Поэтому Сергей Макарович решил держаться на одном месте до тех пор, пока ситуация не выйдет из-под контроля.

Но хозяева безумного чёрного леса не слышали мыслей командира группы спасателей и начали активные действия раньше, чем земляне успели осмотреться.

Тина опустила плечи.

Гигантская четырёхкрылая тварь, соединившая в себе крокодила, черепаху и летающего древнего ящера, кинулась на вертолёт как ястреб на орла, не обращая внимания на размеры противника втрое крупнее его.

– Товарищ полковник! – крикнул пилот.

– Ни допросы свидетелей, ни отчеты криминалистов, ни анализ видеозаписей дорожных камер не дали ничего интересного. К тому же я просмотрела открытые дела, над которыми работали Рорбек и Хагена. Все безобидно. Между ними нет абсолютно никакой связи.

– Огонь! – скомандовал Сергей Макарович.

У Сабины вдруг вспыхнули глаза, потому что ей вспомнилась одна давно забытая деталь.

Ми-171Ш не зря считался самым крутым десантно-штурмовым вертолётом мира. В него была встроена самая современная система вооружений, включающая в себя комплекс управляемых ракет «Штурм-В» (8 ракет «Штурм» и «Атака»), два комплекта НУР Б-88–20А (40 ракет) и четыре пулемёта: два курсовых «Корд-Т», один «Корд-В» для поддержки десанта, установленный в отсеке десанта и способный вести огонь из открытой двери, а также задний пулемёт КВП. Так как Сергей Макарович не дал указания, с чего вести огонь, оператор-стрелок «вертушки» начал стрелять сначала из пулемётов. Короткая очередь на двадцать патронов вонзилась приблизившемуся монстру в грудь, но странным образом не произвела на него особого впечатления.

– Хагена взяла последнее нераскрытое дело Снейдера, но Снейдер говорил, что оно не такое важное.

Сергею Макаровичу даже показалось, что пули калибра 12,7 миллиметра прошили зверя насквозь как кисейное полотнище, выбив лишь пару чешуй, после чего дыры в теле четырёхкрыла мгновенно затянулись, и он, дёрнувшись, только увеличил скорость.

– Верно. – Тина махнула рукой. – Его я тоже просмотрела. Забудь. Женщина из какой-то многоэтажки на краю Нюрнберга, предположительно, убила свою дочь и закопала труп в лесу.

«Ракеты!» – хотел крикнуть Савельев, но стрелок и сам понял, что надо делать, открыв огонь из «Штурма».

У Сабины от удивления открылся рот. «Значит, это было оно!»

Пыхнув языком пламени и дымным хвостом, ракета сорвалась с кронштейна и вонзилась в раскрывшуюся пасть монстра. Взрыв разнёс его на сотни осколков, создав облако дыма, распухшее множеством струй.

Вертолёт содрогнулся от ударной волны. До точки поражения было всего метров пятьдесят, и некоторые осколки долетели-таки до машины, воткнувшись в корпус.

– Снейдер говорил об этом случае в университете. Он хотел во что бы то ни стало уличить эту женщину.

– Держать ось! – напомнил Сергей Макарович.

– С помощью адвоката она уклонилась от допроса Снейдера и утверждала, что Снейдер хотел вынудить у нее признание. Но до обвинения дело не дошло, потому что труп не был найден, а в цепи улик имелись пробелы. Девочка до сих пор считается пропавшей.

– Держим! – ответил пилот. – Что за зверюга на нас напала?

«Вот чем занималась Хагена!»

Если б я знал, подумал Сергей Макарович, не отвечая.

С минуту напряжённо всматривались в тёмную трясину под вертолётом и прислушивались к гулу вертолётных винтов. Сергей Макарович на всякий случай велел откатить обе двери десантного отсека, посадил Спицына за пулемёт. Сам взялся за бинокль, скомандовав Барышникову сделать то же самое.

Телефон Тины зазвонил, она нервно взглянула на дисплей.

– Наблюдай за лесом.

– Журналист, я уже выучила этот номер наизусть. – Она оборвала звонок и переключила телефон в беззвучный режим. – А ты что выяснила?

– Поднимаемся? – послышался озабоченный голос пилота. – Или опускаемся?

Сабина рассказала ей, что случилось прошлой ночью, начиная с ее встречи со Снейдером в баре «Ромео» и заканчивая событиями в загородном доме Хесса и ее сегодняшним разговором с Тимбольдтом. Затем вытащила обгоревшие документы, которые спасла из огня, и подвинула их через стол к Тине.

– Стоять на месте!

– Слушаюсь. Просто горючка кончается.

– Во дела! – прозвучал единственный комментарий Тины. Она сначала изучила письмо, затем фотографии Дианы Хесс и в конце акты. – Не думаю, что письмо и фотографии Дианы важны.

– С полчаса ничего не происходило. Что-то надо было делать, но у Сергея Макаровича не появилось ни единой прорывной идеи. Вариантов было всего два: возвращаться назад, в родную вселенную, не дожидаясь нового нападения, либо возвращаться, но выбрав запас терпения и ресурс вертолёта до конца. Если чёрный лес и являлся частью леса светлого, загнившей и заросшей колючим хаосом, отыскать на этом огромном пространстве бойцов Реброва вряд ли было возможно. Во всяком случае, за короткое время. А ждать их появления в месте выхода иномерианы вообще не имело смысла. Лишь фантастическое стечение обстоятельств могло привести землян к району чёрного леса, вероятность которого почти равнялась нулю.

– Я тоже так считаю, – призналась Сабина, потому что письмо Дианы Хесс, насколько еще можно было разобрать, содержало поздравительный текст ко дню рождения мужа.

– Вижу вспышки! – крикнул Барышников.

– Вероятно, тот, кто вломился в дом, просто схватил все из сейфа и без разбору швырнул в огонь.

Сергей Макарович пересел к нему, сидевшему у открытой двери отсека.

– Не похоже, что он вломился, – указала Сабина на важную деталь. – Сигнализация не сработала, но служба безопасности уверяла, что сигнализацию не отключали. Весьма загадочно. В любом случае я думаю, что Хесс знал своего посетителя. – Она наклонилась к Тине, которая все еще изучала документы. – Предполагаю, речь шла лишь об этих актах с пометкой «конфиденциально», которые нужно было уничтожить.

Помолчали, уткнувшись в окуляры биноклей.

– Ничего не вижу. Что за вспышки? На что похожи?

– Но даже они нам не особо помогут. Это просто старые – двадцатилетней давности – даты допросов коллег службой ведомственного надзора, без присутствия адвоката. К сожалению, мы не видим, кто проводил допрос. А по-настоящему интересные страницы уже сгорели. К тому же это… – Тина, хмурясь, перевернула листок и рассмотрела его с обратной стороны, – официальный документ БКА.

– Неяркие, с десяток, я бы сравнил их с автоматной очередью, но вряд ли здесь кто-то вооружён автоматом.

Сергей Макарович напрягся.

Сабина указала на печать.

– Автоматная очередь? У группы Реброва были М4 и «Лобаев», они вряд ли очередями начали бы стрелять.

– Ситуации бывают разными.

– Конечно.

– Но автоматы были у боевиков. С другой стороны, как они тут оказались? – Сергей Макарович оторвался от бинокля. – Илья, дрон!

– Запускаю! – Спицын принялся готовить к полёту беспилотник.

– Я имею в виду, что это оригинал, а не копия! А из-за запретительной пометки он не доступен ни общественности, ни большинству сотрудников БКА. Вообще-то это должно лежать в архиве БКА, а не в сейфе Хесса. Вопрос в том…

На горизонте снова сверкнуло.

– Почему Хесс хранил эти – вероятно обличающие его – документы в своем личном сейфе? – Сабина подумала, но нашла лишь один убедительный ответ: – Наверное, чтобы их никто не нашел.

– Ещё! – выкрикнул Барышников.

Вспышка была похожа на электрический разряд сварки, только длившийся не мгновение, а несколько секунд. Возможно, она сопровождалась и сильным треском, но гул двигателей вертолёта перекрывал все внешние звуки, вызывая естественное раздражение у спецназовцев, привыкших работать в тишине.

Тина кивнула.

Беспилотник скользнул в проём двери, нырнул вниз, попадая под струю воздуха винтов вертолёта.