В прошлую субботу, через день после приема наркотика, Иннс пожаловался соседу на зрение и сказал, что не может читать.
– Как ты можешь этого не знать?
В среду вечером, как сообщил представитель полиции, Иннс находился в крайне угнетенном состоянии и у него отсутствовала чувствительность к боли, так что даже не кричал, когда выдавливал себе глаза.
Они завернули за угол школы и незамеченными выбрались через боковой ход. Было морозно, но в мыслях Бри царил такой хаос, что она даже не удосужилась накинуть пальто.
– Куда мы идем?
– Ко мне домой. Нам нужен компьютер.
2. Еще один день, еще один кабриолет … еще один полный отель копов
– Холдо, постой.
Первый пункт повестки дня – избавиться от Красной акулы. Она слишком бросается в глаза. Слишком многие могут её узнать, особенно местные полицейские; хотя они могут спокойно считать, что машина уже вернулась в Лос-Анджелес. В последний раз ее видели, когда она на полной скорости пересекала Долину Смерти по федеральной автостраде №15. В Бейкере ее остановил полицейский, выписал предупреждение … потом она вдруг исчезла. . .
Он послушно замер и вопросительно взглянул на Бри. Как странно – они целую вечность не смотрели друг другу в глаза. На подбородке Холдо высыпало новое созвездие прыщей, но волосы отросли почти до плеч, что ему очень шло.
Я решил, что в последнюю очередь её будут искать в автопрокате в аэропорту. Мне всё равно придется ехать туда встречать своего адвоката. Он прилетал из Лос-Анджелеса ближе к вечеру.
– Что такое?
Я очень тихо проехал по шоссе, совладав с привычкой резко ускоряться и внезапно менять полосу – пытался не выделяться – и, добравшись до места, припарковал Акулу между двумя автобусами ВВС на служебной стоянке в километре от аэровокзала. Очень высокие автобусы. Пусть поебутся. Немного прогуляться пешком пойдет им только впрок.
– Почему ты вдруг решил со мной заговорить? Я думала, ты меня ненавидишь.
– Я тебя ненавидел.
К тому времени, когда я добрался до аэровокзала, пот лил с меня градом. Но это нормально. В тёплом климате я всегда обильно потею. От заката до рассвета моя одежда пропитана потом, хоть выжимай. Поначалу меня это беспокоило, но когда я пошёл к врачу и поведал ему свою дневную норму алкоголя, наркотиков и яда, он велел мне возвращаться тогда, когда я перестану потеть. То будет критическая точка, сказал он, знак того, что моя донельзя перегруженная выделительная система пришла в окончательную негодность. «Я верю в естественные процессы, – сказал он. – Но в вашем случае … в общем, мне не известны прецеденты. Поживём – увидим и будем лечить то, что останется».
– Отлично. Немного соли никогда не повредит, да? Как будто у меня нормальная жизнь, а не кровавая рана.
Я просидел в баре два часа, попивая «Кровавую Мери», чтобы не сбавлять обороты, и наблюдая прилетающие из Лос-Анджелеса самолеты. Почти сутки я ничего не ел, кроме грейпфрутов, и моя голова плыла, сорвавшись с якоря.
– Твоя жизнь – не кровавая рана, Бри. Уж поверь мне.
Надо следить за собой. Возможности человеческого тела всё-таки не безграничны. Не стоит падать под стол с кровью из ушей прямо в аэропорту. Не в этом городе. В Лас-Вегасе слабых телом и умом добивают.
– Да ну?
– Это ведь ты написала «Манифест, как стать интересной»?
Я это осознал и сидел тихо, даже когда чуял симптомы подступавшего кровавого пота. Но они прошли. Я заметил, что официантка занервничала, поэтому заставил себя встать и на негнущихся ногах вышел из бара. Адвокат так и не объявился.
Слышать название собственного блога казалось для нее ирреальным.
– Гм. Возможно.
Спустился в кабинку VIP-проката, поменял Красную Акулу на Белый Кабриолет «Шевроле». «Из-за этой проклятой машины я поимел кучу неприятностей, – пожаловался я. – У меня такое чувство, что меня из-за нее унижают, особенно на заправках, когда приходится вылезать и открывать капот самому».
– То есть ты строила из себя пустоголовую блондинку, рассекала по школе с таким видом, будто ты пуп земли, а потом – не сочти за оскорбление – огребла по полной программе… исключительно ради блога?
Губы Бри тронула слабая улыбка.
– Ну … ясное дело, – ответил мне клерк. – По-моему, вам нужен «Мерседес 600 Таун-Крузер Спешл» с кондиционером. В нем можно даже возить свой бензин, если хотите. Мы предусмотрели такую возможность …»
– Ну, допустим, я всегда считала, что я пуп земли…
– Я что, похож на фашиста? Мне нужна только настоящая американская машина!
Холдо улыбнулся в ответ. Однако не прошло и секунды, как уголки его губ поникли.
Сразу пригнали белый «Куп де виль». Сплошная автоматика. Сидя в красном кожаном кресле водителя, нажатием нужной кнопки я мог управлять каждой мелочью. Чудо техники: на десять штук прибамбасов и роскошных Спецэффектов. Нажимаешь кнопку – и задние окна выскакивают как лягушки в пруду от динамита. Белая брезентовая крыша поднимается и опускается, как вагончик на американских горках. На приборной панели таинственно мерцают лампочки, циферблаты и счетчики, в которых мне ни за что не разобраться, но я ничуть не усомнился, что мне достался превосходный автомобиль.
– Мистер Феллоу… Это правда? Он действительно просто ушел?
Бри часто заморгала, сдерживая слезы.
Разгонялся «Кадиллак» не так быстро, как Красная акула, но набрав скорость до 130 км, он превращался в ураган на колесах … .Мчишься по пустыне, сидя в мягком кресле этой массивной элегантной машины и чувствуешь, будто проносишься сквозь ночь на старом калифорнийском экспрессе «Зефир».
– Да.
– Наверное, это было ужасно.
Всю сделку я провернул при помощи кредитной карточки, которая, как я потом узнал, была «аннулирована» – то есть я совершил подлог. Но Большой Компьютер меня еще не вычислил, и пока я считался привилегированным заемщиком.
– Да.
Позже, вспоминая эту сделку, я четко представлял себе непременно последовавший вслед за ней разговор:
Холдо снова ее обнял, чуть не выдавив из легких весь воздух, и Бри почувствовала себя немного лучше. Ее обнимал друг. Обнимал просто потому, что ее бросил парень. В конце концов, именно для этого и нужны друзья. В конце концов, у Бри все-таки нашелся один настоящий друг.
А затем на нее вновь обрушились события сегодняшнего дня.
– Здравствуйте. Это VIP прокат автомобилей в Лас-Вегасе. Мы хотим проверить номер 875-045-616-B. Это не срочно, обычная проверка …
– Погоди-ка. – Она отстранилась. – Как все узнали, что это я? Что случилось?
(Долгая пауза на том конце провода. Затем:) «Твою мать!»
– А вот для этого, – сказал Холдо, – нам и нужен компьютер.
– Что?
– Прошу прощения … . Да, этот номер у нас проходит. Он занесён в чёрный список. Немедленно свяжитесь с полицией и не выпускайте его из виду.
Глава 59
(Еще одна долгая пауза) Ну … .эээ … вы знаете, в нашем чёрном списке его нет, и … а … номер 875-045-616-B только что покинул нашу стоянку в новом кабриолете марки «Кадиллак».
ДОМ ХОЛДО ПУСТОВАЛ. Они сразу направились в его комнату. Бри так долго здесь не была, а все выглядело – и даже пахло – точно так же. Неизменно голубые обои, афиши артхаусных фильмов и застарелый душок мальчишеских гормонов и бог знает чего еще.
– Как?!
Холдо включил свой огромный компьютер.
– Так. Он давно уехал. Полностью застрахован.
– Ты хоть раз проверяла статистику блога?
Бри плюхнулась на подушку, в глубине души опасаясь того, что произойдет дальше.
– Куда?
– Нет. Я вообще не думала, что его кто-то читает.
– Кажется, в Сент-Луис. Да, так написано на кредитке. Рауль Дюк, левый защитник и лучший отбивающий «Сент-Луис Браунс». Пять дней по 25 долларов, плюс 25 центов за каждую милю. Его карточка была действительна, так что отказать мы ему не могли …
– Тогда зачем вела?
Это правда. Прокатное агентство не имело законных оснований ко мне придраться, поскольку моя кредитка была формально действительна. В течение следующих четырех суток я катался на этой машине по всему Лас-Вегасу – даже проезжал мимо главного офиса фирмы на Парадайз-бульвар – и хоть бы одна сволочь мне что сказала.
Она пожала плечами:
Это одна из особенностей вегасского гостеприимства. Главное и основное правило – Не Обувай Местных. А на остальное всем плевать. Если что, закроют глаза. Если бы завтра утром завтра утром в «Сахаре» поселился Чарли Мэнсон, его бы стали беспокоить, давал бы только щедрые чаевые.
– Не знаю. Для себя самой?
– И для чего такие жертвы? Зачем было разрушать свою личность? Если ты даже не рассчитывала на аудиторию?
Взяв напрокат машину, я поехал прямо в гостиницу. Адвоката по-прежнему было не видать, поэтому я решил заселиться один – хотя бы забраться в помещение и избежать психоза на людях. Я оставил Кита на VIP-стоянке и с опаской побрел в вестибюль с одним маленьким кожаным ранцем в руке, который только что изготовил для меня на заказ друг-кожевник из Боулдера.
Бри не была уверена, что разрушила свою личность, но сочла время неподходящим для спора.
– Смотри. – Холдо открыл страницу с ее блогом.
Мы забронировали номер во «Фламинго», нервном центре Главной улицы: прямо напротив «Дворца Цезаря» и «Дюн» – мест проведения Конференции по борьбе с наркотиками. Почти все делегаты остановились в «Дюнах», но те из нас, кто по-модному опоздали с регистрацией, получили номера во «Фламинго».
Бри глубоко вздохнула. Она еще ни разу не видела его с читательской точки зрения. Только с изнанки, когда писала посты и время от времени загружала снимки с нарочно размытыми лицами.
Внутри было полно копов. Я сразу это заметил. Большинство просто стояли, напустив на себя праздный вид, все одетые в одинаковые дешёвые курортные шмотки: тениски и клетчатые бермуды, из которых в прорезиненные «пляжные сандалии» спускались безволосые бледные ноги. Жуткая сцена – как будто попал в крупнейшую засаду. Если б я не знал о конференции, мой разум бы, наверное, не выдержал. Такое впечатление, что сейчас в любую минуту кто-то упадет под градом пуль, возможна вся семья Мэнсона.
На самом деле блог выглядел довольно симпатично.
Я явился не вовремя. Почти все окружные прокуроры и прочие жандармы уже заселились. Теперь они стояли в вестибюле и мрачно рассматривали вновь прибывших. Засада Века на деле оказалась сборищем двух сотен копов в отпуске, которым нечем заняться. Они не замечали даже друг друга.
– Ого. Он и правда работает.
Я подошел к стойке регистрации и стал в очередь. Передо мной был начальник полиции из маленького городка в Мичигане. Его похожая на Спиро Агню жена стояла справа в метре от него, а он ругался с администратором:
Холдо смерил ее странным взглядом.
– Погоди, это я еще не докачал программу с веб-аналитикой.
– Послушай дружок, я тебе говорю: вот открытка, где написано, что у меня здесь бронь. Чёрт, я приехал на Конференцию окружных прокуроров! Я заплатил деньги за свой номер.
– Ага…
Бри отобрала у него мышку и пролистала блог вниз. Ничего себе, сколько она написала! Бри пробежала глазами несколько постов. А что, не так уж плохо… И вон сколько комментариев…
– Извините, сэр. Вы в списке опоздавших. Вашу бронь перевели в … э … мотель «Лунный свет», это на бульваре Парадайз, очень приятное место, всего в шестнадцати кварталах отсюда, там есть свой бассейн и … .
Комментариев?! Число отзывов под каждой записью повергло ее в шок. Бри смутно припоминала, что при создании блога поставила галку «разрешить комментирование». Значит, они должны были публиковаться открыто, сразу под постами. Как она умудрялась их не замечать? Как могла быть такой слепой?
– Ах ты педрила! Зови сюда управляющего! Мне надоело слушать твою брехню!
Она кликнула на запись про последнее письмо Логана. Там были десятки отзывов, и все – от совершенно незнакомых людей.
Появился управляющий и предложил вызвать такси. То, видимо, был уже второй, или даже третий акт драмы, разыгравшейся задолго до моего появления. Жена начальника полиции рыдала. Его приятелям – стайка, которую он собрал вокруг себя для поддержки – было неловко за него заступиться, даже сейчас, когда этот мелкий злобный коп бросался в последнюю и решающую атаку на администратора. Они знали, что он проиграл; он нарушал ПРАВИЛА, и люди, в чьи служебные обязанности входило следить, чтобы правила соблюдались, говорили ему: «свободных мест нет».
Боже, какой подонок! Милая, не расстраивайся. Он того не стоит. Ты самая крутая (в виртуале) девчонка, которую я знаю. Твой блог для меня – открытие года.
Три слова. Засудить. Этого. Гада.
Вы в порядке, Мисс Интерес?.. У меня впервые разболелось сердце за незнакомого человека.
Расскажи кому-нибудь! Серьезно. Этот парень – озабоченный мудак. Такое нельзя спускать с рук.
Десятки, сотни комментариев. Все их авторы желали Бри добра. Все до единого были на ее стороне.
Постояв минут десять в очереди за этим буйным мудаком и его дружками, я почувствовал приступ ярости. Как этот коп – подумать только – коп! – смеет кому-то что-то втирать о правах и здравом смысле? Мне доводилось иметь дело с такими скотами – и, я чуял, доводилось и администратору. У него был вид человека, которому в свое время изрядно поебали мозг злобные копы, помешанные на правилах …
Еще никто никогда не был на ее стороне.
– Кто эти люди? – спросила Бри, открыв другой пост и обнаружив под ним такой же вал комментариев.
А теперь он швырял им в лицо их собственные доводы: неважно, кто прав, кто неправ … . неважно, кто заплатил, а кто нет … важно то, что сейчас, впервые в жизни, я могу отыграться на Свинье: «Идите вы в жопу, сэр. Здесь я главный, и я говорю вам, что для вас у нас места нет».
– Твои фанаты.
– Что? У блогеров есть фанаты?
Я с удовольствием наблюдал за этой показательной поркой, но вскоре у меня закружилась голова, расшалились нервы и нетерпение возобладало над развлечением. Поэтому я обошел свинью и обратился к администратору.
– Ты до сих пор не понимаешь, да? Ага, отлично, статистика загрузилась.
– Простите, что перебиваю, но у меня забронирован номер, и если можно как-нибудь проскочить и не мешать вам …
Когда Холдо отобрал у нее мышку, Бри даже немного обиделась. Кажется, она могла до бесконечности читать все эти слова поддержки. Однако затем Холдо принялся стучать по клавиатуре, и на экране появился ряд маленьких графиков.
Я улыбнулся, давая ему понять, что оценил его хладнокровное издевательство над стайкой копов, что стояли сбитые с толку и таращились на меня как на выползшую к стойке ондатру.
Холдо присвистнул:
Выглядел я не ахти: старые джинсы «Ливайс» и белые баскетбольные кеды … и гавайская рубашка за десять песо, что давно разошлась по шву на плече от ветра на дороге. Трехдневная щетина, как у заправского алкоголика, глаза скрыты за зеркальными стеклами очков.
Но в голосе моем звучала уверенность человека, знавшего, что у него забронирован номер. Я поставил на предусмотрительность своего адвоката … не желая при этом упустить возможность подколоть копа:
– Черт возьми, Бри! У тебя два миллиона уникальных посетителей в месяц.
… и угадал. Номер забронирован на имя моего адвоката. Администратор позвонил в колокольчик, чтобы вызвать носильщика. «С собой у меня сейчас больше ничего нет, – сказал я. – Всё остальное – вон в том белом кабриолете, Я показал на красовавшийся перед входом «Кадиллак». – Попросите кого-нибудь подогнать его к номеру».
– А?
Администратор дружелюбно ответил: «Не извольте ни о чем беспокоиться, сэр. Приятного пребывания в нашей гостинице. Если что-то понадобится, звоните в регистратуру».
– В смысле, человек. Больше двух миллионов человек каждый месяц читают твой «Манифест».
Я с улыбкой кивнул, краем глаза оценив реакцию в стане ошарашенных копов. От неожиданности они выпучили глаза. То есть как это так: они всеми доступные им средствами выбивают уже оплаченный номер – а тут подваливает и отодвигает их в сторонку какой-то зачуханный тип, по виду – бродяга из северного Мичигана. Да еще с полной горстью кредиток! Господи! Куда катится этот мир?
У Бри все поплыло перед глазами. Слова не шли на ум. Наконец она выдавила из себя единственный вопрос:
– Почему?
Холдо взглянул на нее почти с жалостью:
3. Лютая Люси … «Зубы как бейсбольные мячики, глаза, как застывшее пламя»
– Бри, ты осмелилась сделать то, о чем остальные только мечтают, потому что им не хватает пороху. Ты представляешь, у скольких людей проблемы в школе, и им даже не с кем поговорить? Сколько из них хотели бы изменить свою жизнь, но им недостает мужества? А ты это сделала. Сделала за них. И честно обо всем рассказала, так что они будто прошли этот путь вместе с тобой.
Я отдал сумку коридорному и велел ему принести литр виски, полтора «Бакарди Аньехо» и ведерко льда, чтоб хватило на весь вечер.
– Серьезно?
– Серьезно.
Наш номер находился в дальнем корпусе «Фламинго». «Фламинго» – это больше, чем гостиница, это скорее обделенный финансированием огромный клуб «Плейбой» посреди пустыни. Девять отдельных корпусов с общими проездами и бассейнами – обширный комплекс, иссеченный лабиринтом из пандусов и подъездных дорожек. Чтобы дойти от стойки регистрации до нашего крыла мне понадобилось минут двадцать.
– Но я заводила блог не поэтому.
– А почему?
Я собирался зайти в номер, получить выпивку и багаж, а затем в ожидании адвоката скурить последний кусок сингапурского гашиша и посмотреть Уолтера Кронкайта. Перед Конференцией по наркотикам мне была необходима передышка, минута покоя, убежище. Это задание совсем не то, что «Минт-400». Там требовалось наблюдать, здесь – участвовать. И отношение должно быть совершенно другим. На гонках мы вращались в толпе близких по духу людей, а если порой вели себя грубо и оскорбительно . . . что ж, то был всего лишь вопрос меры.
– Я… Я просто хотела стать более интересной. Стать хорошим писателем.
Но в этот раз оскорбительным будет само наше присутствие. Мы обманным путем проникнем на конференцию и сразу окажемся среди тех, кто собрался ради того, чтобы сажать в тюрьму таких, как мы. Мы будем для них Угроза, причем не таящаяся, а вызывающе невменяемая и бесцеремонно дерзкая … мы не собирались что-то доказывать в плане социологии или даже просто стебаться. То был вопрос образ жизни, чувства ответственности и даже долга. Раз Свиньи собирались в Вегасе на большую конференцию по наркотикам, мы считали, что там должна быть представлена и наркококультура.
– Что ж, тебе это определенно удалось.
Кроме того, я так давно утратил адекватность, что подобная выходка казалась мне совершенно логичной. С учетом всех обстоятельств я пребывал в полном согласии со своей кармой.
– Но это было ужасно. Ты меня возненавидел. Все возненавидели.
– Потому что я не понимал, с чего ты вдруг превратилась в такую стерву. Почему ты ничего мне не рассказала?
Пребывал … пока не отворил большую серую дверь в мини-люкс 1150 в Дальнем Корпусе. Воткнув ключ в замок с мыслью «эх, вот я и дома!», я распахнул дверь. Дверь уперлась во что-то, что я тут же опознал как человеческое существо. Девица неопределенного возраста с лицом и комплекцией питбуля. В мешковатой синей сорочке и злыми глазами …
Бри и сама уже не была уверена.
– Но как все узнали, что это я? Я же заменила имена. И размыла фотографии.
Я почему-то знал, что попал в свой номер. Я не хотел в это верить, но вибрации были безнадежно верными … Она, видимо, тоже знала, потому что не помешала мне войти. Я бросил рюкзак на кровать и оглянулся в поисках адвоката … Вот и он, совершенно голый в дверном проеме ванной комнаты с нетрезвой ухмылкой на лице.
– Твой проект так разросся, что на него наткнулся кто-то из Квинс-Холл. И сложил два и два. То есть все подростковые истории схожи, конечно, но не в каждой школе девочка из числа последних лузеров поднимается на вершину социальной лестницы, спит с самым популярным парнем, который заснимает это на видео, а потом еще переживает разрыв отношений с учителем.
– Грязный дегенарат, – сквозь зубы процедил я.
Он пересказывал ее жизнь, словно синопсис. Аннотацию на задней обложке. Что смотрелось бы неплохо, если бы речь шла о художественном произведении, но это была ее жизнь. Ее боль. Ее потеря. И все же Холдо столько сделал для Бри, что она не нашла в себе сил его осадить.
– Посмотри на эти графики, – продолжил он, кликая мышкой. – Популярность блога растет от недели к неделе. Должно быть, благодаря сарафанному радио. Как ты этого не замечала? Неужели ты не получала письма?
– Ничего не поделаешь, – сказал он, кивнув на девицу-питбуля. – Это Люси. – Он засмеялся дурным смехом. – Как эта – Люси в небесах с алмазами …
– Какие письма?
– От читателей.
Я кивнул Люси, которая таращилась на меня с недвусмысленной злобой. Я был враг, вторгшийся на её территорию … и судя по тому, как она передвигалась по комнате – очень быстро и напряженно – она меня оценивала. Она была готова к схватке, сомневаться не приходилось. Даже мой адвокат это заметил.
Бри была уверена, что ей никто не писал. Она каждый день проверяла почту в нелепой надежде, что какой-нибудь друг внезапно выплывет из тумана и скрасит ее бесконечное одиночество. Затем она припомнила вечер, когда завела блог.
– Люси! – прикрикнул он. – Люси! Успокойся, черт побери! Помнишь, что было в аэропорту … больше такого не надо, хорошо? – Он нервно улыбнулся ей. Она выглядела как зверь, которого только что бросили в яму биться насмерть …
– Там должен быть другой ящик. Его автоматически создает блогоплатформа.
– И ты его ни разу не проверяла?
– Люси … это мой клиент, мистер Дюк, известный журналист. Это он платит за номер. Он на нашей стороне.
– Я же не думала, что кто-то станет на него писать…
Люси молчала. Она явно была не в себе. Бабища с широченными плечами и квадратным подбородком. Я сел на кровать и как бы невзначай запустил руку в рюкзак за газовым баллончиком … нащупав пальцем кнопку, я почувствовал острое желание выхватить баллончик из рюкзака и окатить её с ног до головы чисто из принципа: я отчаянно нуждался в покое, отдыхе, убежище. Меньше всего мне хотелось сцепиться насмерть в своем собственном гостиничном номере с обдолбанным гормональным уродцем.
– Помнишь пароль?
Мой адвокат, видимо, понял что к чему; он знал, зачем я полез в рюкзак.
– Наверное.
Конечно, она заводила этот адрес в изрядном подпитии, но пьяная Бри наверняка использовала тот же пароль, что и трезвая. Так и оказалось. Почтовый ящик поприветствовал ее статистикой:
– Стой! – крикнул он. – Не здесь! Надо выйти!
У вас 45597 новых сообщений.
– Ы-ы-ы, – протянул Холдо.
Я пожал плечами. Он явно был под кислотой. Люси тоже. Это было заметно по её безумному лихорадочному взгляду. Она смотрела на меня так, будто меня требовалось обезвредить, чтобы всё вернулось в нормальное для неё русло.
Бри наугад открыла одно письмо. Оно было от пятнадцатилетней девочки, которая страдала от депрессии и занималась селф-хармом. Она говорила, что блог Бри спасает ее от одиночества, и спрашивала, не хочет ли та переписываться.
Мой адвокат подошел и обнял её. «Мистер Дюк – мой друг, – тихо сказал он. – Он любит художников. Давай покажем ему твои картины».
Бри кликнула на другое письмо. Затем третье, четвертое и пятое.
Комната расплывалась. Даже Холдо, хотя он сидел рядом, находился будто в другой реальности.
И тут я заметил, что номер заставлен картинами: сорок, а то и пятьдесят портретов – маслом, углем, все примерно одного размера и на всех изображено одно и то же лицо. Они красовались на всех плоских поверхностях. Лицо показалось мне смутно знакомым, но, чье именно, я так и не понял. Женщина с широкими губами, крупным носом и неестественным блеском во взгляде – демонически чувственное лицо, с нелепо преувеличенными драматичными чертами. Такие обычно висят в комнатах студенток-художниц, помешанных на лошадях.
Все это казалось ненастоящим.
– Люси пишет портреты Барбары Стрейзанд – пояснил адвокат. – Она художник из Монтаны …
Бри издала странный воющий звук, и наконец-то, наконец-то шесть лет тщательно сдерживаемых слез покинули ее сердце и разом подступили к глазам. Она притянула к себе Холдо и разрыдалась. А он гладил ее по волосам, кликал мышкой и продолжал зачитывать письма вслух, пока плечо его рубашки окончательно не промокло.
А затем – потому что пятнадцатое февраля было знаменательным днем не только для Квинс-Холл, но и для самой Бри, – она нашла письмо из тех, что меняют человеческую жизнь.
Он повернулся к ней.
Оно было закопано на девятой странице.
– В каком городке ты живешь?
Письмо от издательства «Брукланд».
Она посмотрела на него, потом на меня, потом опять на него. Наконец она выдавила: «Калиспел. На севере. Я их с телевизора срисовала».
Глава 60
Мой адвокат радостно закивал. «Потрясающе, – сказал он. – Она прилетела сюда только ради того, чтобы отдать эти портреты Барбаре. Вечером мы собираемся в «Американу» и подойдем к ней за кулисами».
ХОЛДО ЗАВЕРЕЩАЛ:
Люси смущенно заулыбалась. Её враждебный настрой исчез. Я оставил баллончик в рюкзаке и поднялся. Тяжелый случай. Я вовсе не рассчитывал, обнаружить обкислоченного адвоката в процессе каких-то противоестественных брачных игр.
– Господи, Бри, «Брукланд»? «Брукланд»! Ты должна им позвонить. Сейчас же!
Бри едва различала письмо за пеленой слез.
– Ну, машину уже, наверно, подогнали. Пойдем заберем вещи из багажника.
– Они хотят с тобой встретиться. Смотри, тут указан номер телефона. Письмо пришло почти месяц назад. Как думаешь, они попросят превратить твой блог в книгу? Позвони им, Бри. Где телефон? Господи, я так за тебя счастлив!
Его голос размывался до белого шума, пока Бри дрожащими руками вытаскивала телефон и вытирала слезы с экрана.
Он радостно закивал. «Точно, пойдем заберем вещи, – он улыбнулся Люси. – Скоро вернемся. Будет звонить телефон, не бери трубку».
Затем она набрала номер и замерла. Холдо улыбался от уха до уха, ожидая, что ей ответят. Ему так шла улыбка.
– Алло? – ответил неприветливый голос на том конце провода. Одного его звучания хватило, чтобы Бри накрыла новая волна истерики. – Алло? Алло!
Она улыбнулась в ответ и осенила нас одноперстным крестным знамением: «С Богом».
– Папа, это я, – наконец выдавила она сквозь рыдания. – Ты можешь приехать домой?
Адвокат натянул широкие штаны и черную рубашку, и мы поспешили вон из номера. Я заметил, что он с трудом ориентируется в пространстве, но помогать ему не стал.
Глава 61
– Ну что, какие у тебя планы? – спросил я.
ХОЛДО ПРОВОДИЛ ЕЕ ДО САМОЙ ДВЕРИ, позволяя останавливаться и рыдать всю дорогу. Он так и не задал ни одного вопроса. Добрый, славный Холдо. Он всегда чувствовал, когда лучше не лезть Бри в душу.
– Планы?
Мама распахнула дверь, и на ее лице отразился шок.
Мы стояли и ждали лифта.
– Что случилось?
– Мама! – Бри кинулась к ней, захлебываясь слезами. – Мам, я тебя люблю. Мне так стыдно. Прости меня, пожалуйста. Я тебя очень, очень люблю.
– Люси, – подсказал я.
– Господи, милая… Что стряслось?
Холдо тихо ушел, оставив Бри пропитывать мамин свитер солью. Та обнимала ее все крепче и крепче.
Он помотал головой, тщась вникнуть в вопрос. «Черт, – выдавил он. – Я встретил её в самолете, у меня было полно кислоты, – он пожал плечами, – Ну эти, синие бочки, знаешь. А она оказалась религиозная фанатичка. Сбежала из дома уже раз пятый за полгода. Ужас. Я дал ей капсулу, и только потом понял … она до этого даже не пила не разу!»
– Мам, я тебя люблю. Прости меня.
– Что ж, – ответил я. – Это можно использовать. Не дадим ей протрезветь и будем продавать её на конференции по наркотикам.
– Тсс, дорогая. Тебе не за что извиняться.
Он уставился на меня.
Мама бережно довела Бри до гостиной и усадила на диван. Бри плакала так отчаянно, что раскашлялась. Тогда мама принесла ей воды и принялась молча гладить по голове.
Вскоре приехал папа. С порога бросил портфель на пол и – так же без единого слова – присел рядом на диван. Затем он одновременно обнял маму и Бри и начал легонько их баюкать.
– Она в самый раз для такого мероприятия. Копы скинутся по пятьдесят баксов, поколотят, чтоб не сопротивлялась и оттрахают всем скопом. Можно поселить её в каком-нибудь захудалом мотеле, развесить по всему номеру портреты Иисуса, а потом напустить на неё свиней … Чёрт, сильная девка, выдержит.
Прошло время. Бри перестала давиться слезами. Уловив перемену в ее состоянии, родители не сговариваясь перебрались на ковер и заглянули ей в глаза.
Его лицо сильно дергалось. Мы спускались в лифте в вестибюль. «Боже мой, – пробормотал он. – Я знал, что ты извращенец, не никогда не думал от тебя такое услышать». Он выглядел ошеломленным.
Я рассмеялся: «Чистая экономика. Эта девка – подарок свыше!». Я одарил его широкой улыбкой Хамфри Богарта … «Чёрт, у нас почти не осталось денег! И вдруг ты находишь психа-переростка, который может заработать для нас штуку в день».
– Милая, ты в порядке?
«Нет! – вскричал он. – Не говори так!» Дверь лифта открылась и мы вышли на стоянку.
Бри замотала головой так яростно, что на секунду почувствовала тошноту.
– Думаю, она сможет принимать четверых за раз. Если будем держать её под кислотой – выйдет по две штуки, а то и по три.
– Нет. Нет, я не в порядке. Я… Мне нужна помощь.
А потом Бри начала говорить.
– Подлый ублюдок! – зашипел он. – Я тебе голову оторву. – Он косился на меня, прикрывая глаза от солнца рукой. Я заметил Кита в метрах пятнадцати от двери. «Вот она, – сказал я. – Неплохая машина. Для сутенера… «
Медленно, медленно она рассказала им все.
Он застонал. На его лице отображалась знакомая мне борьба, происходившая у него в мозгу со спорадическими волнами кислоты: мощные приливы болезненной сосредоточенности и полная растерянность после. Когда я открыл багажник кита и полез за сумками, он рассердился: «Ты что делаешь? Это не её машина».
Эпилог
– Знаю. Это моя машина. И мой багаж.
– С какого хуя! – крикнул он. – Если я адвокат, это ни хрена не значит, что ты можешь воровать на моих глазах.
Он попятился.
ЭТО МОЯ ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ В БЛОГ.
Думаю, я должна сделать какие-то выводы, чтобы мы смогли достойно завершить эту историю.
Я же не могла пройти такой путь и ничему не научиться, верно? Тогда его не стоило бы и начинать.
Что ж, теперь перед вами моя полная история. Мы написали ее вместе.
Как далеко мы забрались, а?
И теперь вы, наверное, сгораете от желания узнать, чем все закончилось.
Что ж, для исцеления потребовалось немало времени – как и для того, чтобы просто признать, что мне нужна помощь. Позади десятки часов в кабинете доктора Томаса, когда я переводила по пачке бумажных платков за сеанс и по кусочкам собирала себя обратно.
Важная часть этого исцеления – извинения.
Холдо. Мой чудесный добрый Холдо. Не знаю, как загладить вину перед тобой.
Мои прекрасные родители. Я больше никогда вас не оттолкну.
Жасмин. Думаю, у тебя я тоже должна попросить прощения…
Но мои главные слова сожаления – хотя я вполне сознаю, что рискую сейчас напомнить Опру, – обращены к себе.
Мне безумно жаль, что все эти годы я утопала в ненависти, не подпускала никого на пушечный выстрел и фактически сама обрекла себя на одиночество.
Что ж, теперь вы знаете, как стать интересным. А еще – разрушить свою жизнь и преисполниться ненависти к собственной персоне.
Для всех вас, кто прошел со мной этот путь и дочитал историю до конца, мое последнее правило.
Правило № 6. Как стать по-настоящему интересным: ЗАБЕЙТЕ
Я категорически не рекомендую следовать своему руководству. К черту эти правила. Хватит выпрыгивать из штанов. Это не сделает вас ни счастливее, ни уж тем более интереснее.
Это главный золотой слиток, который я вынесла из путешествия.
Жизнь не происходит с человеком сама по себе. Глупо сидеть на скамейке и ждать, когда конвейерная лента подвезет вам подарки судьбы. Жизнь – это то, что мы в нее вкладываем. И лично моя не стала интереснее оттого, что я покрасила волосы или подружилась с популярными ребятами. Это здесь вообще ни при чем.
Моя жизнь стала интереснее, потому что я впервые начала в нее вкладываться.
Ну да, попутно я обзавелась крутой стрижкой, но вы же понимаете, что не в ней дело? У меня можно отобрать мои наряды, мою косметику – и мне будет наплевать. Потому что я научилась инвестировать в собственную жизнь и впускать в нее людей. Вот что бесценно. Вот что по-настоящему важно.
Я хотела воздаяния – и ужасно боялась, что его не получу. Но, как это всегда бывает с воздаяниями, обнаружила его в любви.
Видите ли, именно любовь мы находим, когда докапываемся до сути вещей. Нужно любить. Это единственный способ.
Любить жизнь. Любить других. И самое главное – любить себя.
Вот моя награда. Меня больше не заботит, интересная я или нет.
Я по горло сыта одержимостью своего поколения оставить хоть крохотный след в этом мире. Сыта нашим вечным соревнованием, кто быстрее, выше, сильнее.
Долгие годы я хотела быть значимой. Доказать свое существование. Подтвердить его ценность по мнению каких-то внешних сил. Чтобы они сказали мне, что я важна.
Но знаете что? Быть интересным не важно. А важно только быть счастливым. Быть таким человеком, которым вы сами могли бы гордиться.
Даже если я растворюсь в безвестности, теперь я, по крайней мере, знаю, кто я, нравлюсь себе – и безусловно счастлива. Можете ли вы сказать то же самое? Если нет, почему?
Никто не говорит на смертном одре: «Как жаль, что я внес недостаточный вклад в историю». Зато все говорят: «Где мои любимые? Могу я увидеть их в последний раз?»
Выбирайте жизнь. Выбирайте любовь. И не забывайте жить на полную катушку.
– Ты что творишь? Если поймают – не отвертимся.
С трудом вернувшись в номер, мы попытались серьезно поговорить с Люси. Я чувствовал себя фашистом, но иначе было нельзя. Она опасна для нас ? да еще в такой непростой ситуации. Дело и так выглядело неважно – чудная девочка с тяжелым случаем психоза, но гораздо больше меня беспокоила вероятность того, что через несколько часов она придет в себя, и её обуяет праведный гнев, когда она вспомнит, что с неё случилось: как в лос-анджелесском аэропорту её соблазнил какой-то жестокий самоанец, напоил, накормил ЛСД, затащил в лас-вегасскую гостинцу и зверски проник во все отверстия её невинного тела своим необрезанным членом.
Я вообразил себе страшную картину: как Люси врывает в гримерку Барбары Стрейзанд и начинает рассказывать ей эту леденящую душу историю. Нам конец. Нас разыщут и кастрируют, а потом сдадут в полицию.
Я объяснил это адвокату, который заплакал от мысли о том, что от Люси придется избавиться. Держало её еще сильно, и я знал, что единственный выход – отвезти её подальше от «Фламинго», пока её не отпустило, и она не вспомнила, где она была и что с ней случилось.
Пока мы спорили, Люси лежала в патио и делала углем набросок портрета Барбары Стрейзанд, на сей раз по памяти. Портрет был анфас, зубы как бейсбольные мячи, глаза как застывшее пламя.
Она делала это так напряженно, что я и сам напрягся. Эта девка – ходячая бомба. Одному Богу известно, куда бы сейчас выплеснулась её шальная энергия, не окажись у нее с собой альбома. И что будет, когда её попустит и она прочитает в «Вегас Визитор», что в ближайшие три недели Стрейзанд в «Американе» выступать не собирается?
Мой адвокат наконец согласился, что от Люси придется избавиться. Решающую роль сыграла возможность получить приговор по закону Манна21, что повлекло бы за собой лишение его адвокатской практики, а значит и всяких средств к существованию. Обвинение в федеральном суде – это неприятно. Особенно для чудовищного самоанца, которого судит коллегия присяжных из белых представителей среднего класса в южной Калифорнии.
– Это могут даже квалифицировать как похищение – прямиком в газовую камеру, как Чессмана22. Даже если отобьешься – тогда обратно в Неваду за изнасилование и содомию с согласия потерпевшей.
– Нет! Я сжалился над девчонкой, я хотел ей помочь!
Я усмехнулся.
– Так говорил толстяк Арбакл23, и ты знаешь, что с ним сделали.
– Кто?
– Неважно. Ты просто представь, как ты объясняешь присяжным, что пытался помочь бедной девочке, скормив ей ЛСД, а потом, повез её в Вегас, чтобы сделать ей свой фирменный массаж спины без одежды.
Он с грустью покачал головой: «Ты прав, они наверно сожгут меня на костре … прямо на скамье подсудимых. Чёрт, никому нельзя помогать в наше время … «