– Просто ты такая милая. Все должны это знать.

– Ни за что. Это слишком большое давление.

– Почему?



— Король был обезглавлен тридцатого января, — продолжал экскурсовод, — и если вы придете сюда в следующий вторник, вы сможете увидеть венок, возлагаемый здесь ежегодно в этот день Королевским стюартским обществом. Это стало традицией с того времени, как здесь установили статую. Иногда туристы и школьники тоже приносят сюда цветы. Весьма трогательно, не правда ли?

– Ты, наверное, уже настолько привыкла, что не задумываешься о том, насколько… насколько твое настроение зависит от всех этих незнакомцев и их комментариев под твоими постами. Вот, к примеру, ты сейчас смотришь на гавань или пытаешься придумать подпись к фотке?

— Статую следует стереть с лица земли, а дураков, возлагающих венки, наказать.

– Уф. Удар ниже пояса, – призналась Пайпер. – А «чувствую себя немного моллюскенькой» – это мило?

– Да, – фыркнула Ханна. – Но это не значит, что ты можешь отметить меня на фото.

Экскурсовод повернулся к Джудит:

– Ладно. – Пайпер хмыкнула и сунула телефон в задний карман. – Я подожду с публикацией, чтобы не проверять наличие лайков. Все равно интернет не ловит. На что я должна смотреть? Что может предложить мне реальность? Направь меня, о мудрая.

— Вы что–то сказали, мадам?

Ханна со снисходительной усмешкой взяла Пайпер под руку. Они купили по мороженому в маленьком магазинчике и направились к рядам пришвартованных рыбацких лодок. Чайки зловеще кружили над головами, но через некоторое время их вид и пронзительные крики стали частью пейзажа, и Пайпер перестала беспокоиться о том, что на нее нагадят. Стоял влажный августовский день, туристы в сандалиях и широкополых шляпах проходили мимо вывесок, рекламирующих наблюдение за китами. Некоторые садились в покачивающиеся на воде лодки, другие стояли рядами вдоль причалов, забрасывая в синеву что-то похожее на стальные сетки.



Пайпер заметила впереди белое здание с вывеской «Морской музей» и вспомнила, что Брендан говорил о памятнике Генри Кроссу.

Леди Маргарет не ответила. Она взяла сумку в левую руку, правой, на которой ярко алел серповидный шрам, достала черные очки и опустила капюшон так, что он закрыл почти половину ее лица.

– Эй. Хм, не хочу так вываливать это на тебя, но, по-видимому, здесь есть памятник нашему отцу. Хочешь пойти посмотреть?

Не имея в виду никакой определенной цели, она двинулась вниз по набережной Виктории вдоль Темзы. Однако, оказавшись перед Биг Беном и зданием парламента, она остановилась и устремила на них пристальный взгляд, совершенно не замечая прохожих, большинство из которых поглядывали на нее с нескрываемым любопытством. В ушах у нее звенели собственные слова: «Статую следует стереть с лица земли, а дураков, возлагающих венки, наказать. «Но как, Джон? — мысленно обратилась она к мужу. — Как мне это сделать?»

Ханна задумалась.

– Это будет странно.

Она прошла Бридж–стрит, пересекла Парламент–стрит, повернула направо и оказалась на Даунинг–стрит. Возле домов в конце квартала стояли полицейские. Вероятно, там находился дом номер десять, резиденция премьер–министра. Будущее жилище Стивена Хэллета, потомка Симона. Маргарет горько усмехнулась. «Потребовалось так много времени, — подумала она. — Но наконец–то я здесь, чтобы воздать по заслугам, отомстив за себя и Джона».

– Очень странно, – согласилась Пайпер.

– Хотя было бы еще более странно, если бы его дочери не навестили его. – Она прикусила губу. – Давай пойдем и посмотрим. Если станем тянуть, то будем продолжать находить причины, чтобы не делать этого.

Сначала статуя, решила она. Тридцатого января она, как и остальные, придет туда возложить венок. Но в нем среди цветов и листвы, будет спрятана взрывчатка.

– А мы станем тянуть? – Не в первый раз за сегодня Пайпер пришло в голову, как мало они говорили об очевидном, также известном как размытое начало их жизни. – Ты хотела бы этого избежать, не узнавать ничего о Генри?

– А ты?

Ей вспомнились бочки с порохом, которые во время Гражданской войны уничтожили так много домов. Какие взрывчатые вещества использовались сейчас? Через три квартала от Даунинг–стрит она, проходя мимо строительной площадки, остановилась, привлеченная видом мускулистого, потного от напряжения парня, орудующего кувалдой. Внезапно она задрожала, почувствовав озноб…

Сестры обменялись взглядами.

– Может быть, мы просто естественным образом следовали в этом маминому примеру.

Поднимающийся и в следующую секунду со свистом опускающийся топор. Мгновение невыносимой боли, а затем огромные усилия, чтобы остаться здесь, и ожидание… Уверенность, что каким–то образом она все же вернется. Понимание, что наконец–то момент настал — когда Джудит Чейз бросилась вперед, чтобы ее спасти.

– Да. – Только это не казалось неестественным. У нее было такое чувство, что в памяти чего-то не хватает. Как будто свободная ниточка на свитере, которую невозможно не замечать. Или, может быть, на нее так подействовали слова Брендана в супермаркете. Ее мать, бабушка и дедушка скрывали от нее важные подробности о Генри, но она может узнать о нем сама, верно? Может быть, это ее шанс. – Пожалуй, я хочу пойти.

– Хорошо. – Сестра внимательно посмотрела на нее. – Давай так и сделаем.

Мускулистый рабочий, заметив, что она за ним наблюдает, пронзительно свистнул. Она одарила его соблазнительной улыбкой и жестом подозвала к себе. Они расстались, только когда она твердо пообещала прийти к нему домой в шесть.

Пайпер и Ханна продолжили путь вдоль гавани, высматривая памятник. Помахали в ответ пожилому мужчине, который сидел на лужайке перед музеем и читал газету. Вскоре после этого они заметили медную статую, очерченную морем. Их шаги немного замедлились, но они продолжали идти, пока не остановились перед памятником. Вокруг них кричали чайки, вдалеке гудели корабли, и жизнь шла как обычно, а они все стояли перед выполненной художником скульптурой своего давно исчезнувшего отца.

Оттуда она направилась в Центральную справочную библиотеку на Лестер–сквер, где вежливый молодой человек принес ей целую груду книг, шепотом произнося название каждой по мере того, как он выкладывал их перед ней на стол: «Пороховой заговор», «Власть и конфликт в XVII столетии», «История взрывчатых веществ»…

Это был он. Генри Кросс. Стоял здесь, увековеченный, все это время. Во всяком случае, его более крупная, чем при жизни, медная версия. Может быть, именно поэтому его застывшая улыбка и металлический блеск рыбацкой куртки казались такими безликими, чужими. Пайпер поискала внутри себя какую-то связь, но не смогла ее найти, и от чувства вины у нее пересохло во рту.

В тот вечер в потных объятиях мускулистого рабочего, посреди лести и ласк, Маргарет сказала, что ей нужно снести полуразрушенный каретный сарай в своем поместье, и у нее просто нет денег, чтобы официально нанять для этого бригаду подрывников. Роб такой умный, не мог бы он достать немного взрывчатки и показать, как ею пользоваться? Она хорошо ему заплатит.

Мемориальная доска, расположенная у его ног, гласила: «Генри Кросс. Глубоко скорбим. Вечно помним».

Роб закрыл ей рот страстным поцелуем:

– Он похож на молодого Кевина Костнера, – пробормотала Пайпер.

— Ты настоящий огонь, леди. Приходи завтра вечером, дорогуша. Из Уэльса приезжает мой брат. Работает там на каменоломне. Для него пара пустяков раздобыть то, что тебе нужно.

Ханна фыркнула:



– Черт, действительно похож.

Когда в десять часов вечера Джудит возвратилась домой, на автоответчике ее ждали два послания от Стивена. Войдя в половине десятого в паб в Сохо, она была поражена, увидев, сколько прошло времени. Последнее, что она запомнила, было то, как она стояла у статуи Карла I. Это было около двух. Что же она делала все остальное время? Она собиралась вновь просмотреть регистрационные книги. «Вероятно, этим я и занималась», — подумала она. — Может быть, ее поиски снова не увенчались успехом и провал памяти — своего рода защитная реакция?» Но на этот вопрос у нее не было ответа.

– Ты права. Это странно. – Они взялись за руки. – Пойдем. У меня через десять минут «Зум» с Сергеем.

На лице ее появилось тревожное выражение, когда она услышала настойчивую просьбу Стивена позвонить сразу же, как только вернется. Но сначала душ, решила она. Болело все тело и было такое чувство, будто она с головы до ног вымазалась в грязи. Она расстегнула накидку. Зачем она ее купила? Сейчас она понимала, что ей в ней неудобно. Засунув накидку в дальний угол стенного шкафа, Джудит нежно провела рукой по «Берберри».

Ханна согласилась выполнять в Вестпорте удаленную административную работу, и ей нужно было время, чтобы причесаться и обеспечить себе приличный задний фон.

Сестры быстрым шагом свернули на улицу, которая должна была привести их в квартиру над «Безымянным». Ни одна из них не произнесла ни слова. Ханна казалась глубоко задумавшейся, в то время как Пайпер пыталась бороться с чувством вины – и легким чувством неудачи – из-за того, что ее не впечатлила первая встреча с Генри.

— Ты мне больше подходишь, — проговорила она вслух.

Была ли она слишком поверхностной, чтобы что-то чувствовать? Или начало ее жизни было так далеко от реальности, что она не смогла его вспомнить столько лет спустя?

Пайпер сделала глубокий вдох, ее легкие радовались отсутствию смога. По пути они проходили мимо рыбаков, в большинстве своем мужчин в возрасте, и каждый из них приветствовал сестер, касаясь своей шапочки. Пайпер и Ханна улыбались в ответ. Даже останься они в Вестпорте на год, она, вероятно, так и не привыкла бы к дружелюбной непринужденности местных жителей, приветствовавших других людей безо всякой причины. В этом было что-то приятное, хотя она определенно предпочитала скучное безразличие Лос-Анджелеса. Определенно.

Она подставила под струю лицо, волосы, тело. Горячая вода, чудесно пахнущее мыло, шампунь и, наконец, холодный, бодрящий душ. Совершенно необъяснимо в мозгу ее вдруг вспыхнули слова: «Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь»[19]. «Что заставило меня внезапно вспомнить эти строчки?» — спросила она себя в изумлении. И конечно, этот чертов шрам опять был ярко–красным.

Также многое говорил тот факт, что по дороге она не смотрела в свой телефон. Если бы она отвечала на комментарии к своему посту, то, возможно, не заметила бы женщину, выставляющую свежую рыбу в витрину своего магазина, двух чаек, дерущихся из-за картофеля фри, малыша, выбегающего из кондитерской и набивающего рот соленой ириской. Может быть, ей стоит почаще отрывать взгляд от телефона? Или по крайней мере наслаждаться настоящим, когда это возможно.

Когда они дошли до «Безымянного», Пайпер с удивлением обнаружила прислонившегося к двери мужчину. На вид ему было за шестьдесят, он был слегка полноват в талии, на макушке у него красовалась кепка, как у разносчика газет. Прищурившись и слегка изогнув губы, он наблюдал за их приближением.

Она закрутила мокрые волосы в полотенце, сунула ноги в тапочки, затянула потуже на тонкой талии пояс махрового халата и пошла звонить Стивену.

– Привет, – окликнула Ханна, доставая ключи. – Мы можем вам чем-то помочь?

Судя по его сонному голосу, он уже спал.

Мужчина оттолкнулся от двери, хлопнул себя ладонью по бедру.

— Прости, что разбудила, дорогой, — сказала она.

– Просто пришел посмотреть своими глазами на девочек Генри и Морин, и вот вы здесь. Это же вы?

Он сразу же прервал ее извинения:

После того как Пайпер прожила два десятилетия, вообще не слыша имени отца, было потрясением услышать его, ощутить связь Генри с ними. И с их матерью.

— Если я и проснулся среди ночи, то буду чувствовать себя только лучше оттого, что поговорил с тобой. Чем ты занималась, дорогая? Мне звонила Фиона. Она ждала тебя сегодня вечером. Что–нибудь случилось?

– Я Пайпер, – улыбнулась она. – Это Ханна. А вы?..

— О Господи, Стивен. Я забыла обо всем на свете. — Джудит нервно прикусила губу. — Я не подходила к телефону весь день и только сейчас проверила автоответчик.

– Мик Форрестер, – приветливо сказал он, сердечно пожимая руку каждой сестре. – Я помню, как ты была росточком мне по колено.

– Ох! Приятно познакомиться с вами во взрослом виде.

Стивен рассмеялся.

Пайпер посмотрела на Ханну:

– Моей сестре сейчас нужно работать. Но если вы хотите зайти, я думаю, в одном из холодильников еще осталось немного пива.

— Да, ничего не скажешь, весьма целеустремленная леди. Но тебе все–таки лучше позвонить Фионе. Она и так уже сердится, что не смогла продемонстрировать меня своим гостям в качестве потенциального лидера партии. Может, после выборов разрешим ей устроить вечеринку в честь нашей помолвки? Мы многим ей обязаны.

– Нет, я не могу. Иду на ланч со старожилами. – Он провел руками с толстыми костяшками по животу, словно размышляя, что бы заказать, чтобы его наполнить. – Я просто не мог ждать ни дня, должен был зайти поздороваться и посмотреть, на кого вы, девочки, похожи больше – на Морин или на Генри. – Его глаза блеснули, когда он окинул их взглядом. – Я бы наверняка сказал, что вы больше похожи на мать. Ну что ж, вам повезло. Никто не хочет выглядеть как обветренный рыбак. – Он рассмеялся. – Хотя, может, у Генри и был такой измученный океаном вид, но этот парень, ваш отец, здорово смеялся. Клянусь, я порой все еще слышу, как от его смеха вздрагивают стропила этого дома.

— Я обязана ей своим счастьем, — ответила Джудит. — Завтра утром я первым же делом позвоню ей. Спокойной ночи, дорогой. Я люблю тебя.

– Да. – Пайпер внутренне вздрогнула от того, что у этого незнакомца оказались более существенные воспоминания и чувства к ее родному отцу. – Это вроде как единственное, что я помню.

— Спокойной ночи, леди Хэллет. Я тоже тебя люблю.

– Вот гадство. – Улыбка Ханны стала натянутой. – Я могу опоздать на встречу. Пайпс, ты потом мне все расскажешь?

«Я так ненавижу ложь, — подумала, кладя трубку, Джудит, — и вот только что сама солгала». Завтра она отправится к доктору Пателю. В регистрационных книгах за май 1942 года не было никакой Сары Марш или Марриш. Неужели все, что она рассказала ему под гипнозом, было лишь плодом ее фантазии? И если так, то не сыграл ли с ней ее мозг сегодня еще одну шутку? Почему целых семь часов просто выпали у нее из памяти?

– Обязательно. Удачи. – Пайпер подождала, пока Ханна скрылась, звук ее шагов, поднимающихся по задней лестнице «Безымянного», через мгновение затих. – Итак, как вы познакомились с Генри?

На следующее утро в десять часов секретарша доктора Пателя нарушила приказ ни с кем его не соединять и, позвонив ему в кабинет, сообщила, что на проводе мисс Джудит Чейз и что это очень срочно. Патель с Ребеккой только что снова обсуждали вероятность негативных для Джудит последствий сеанса. Патель нажал кнопку громкой связи и записи. Затаив дыхание, они с Ребеккой слушали, как Джудит рассказывает им о своем семичасовом провале в памяти.

Мик устроился поудобнее, скрестив руки на груди. Классическая поза рассказчика.

– Мы вместе рыбачили. Бок о бок продвигались по служебной лестнице, от новичков до матросов и членов экипажа, пока в конце концов я не купил «Деллу Рэй» и не стал капитаном на собственной рыболовецкой шхуне. – Блеск в его глазах немного потускнел. – Не хочу поднимать грустную тему, Пайпер, но я был прямо там, в рубке, когда мы потеряли его. Это был мрачный день. У меня никогда не было лучшего друга, чем Генри.

— Думаю, вам следует немедленно ко мне приехать, — сказал Патель. — Если вы помните, мы с вами подписали договор о том, что вы разрешаете мне заснять сеанс гипноза. Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели эту видеопленку. Может быть, это вам поможет. У меня есть все основания полагать, что ваши детские воспоминания были не совсем точными. И не волнуйтесь по поводу того, что вы называете провалом в памяти. Вам присуща поразительная концентрация внимания. Я понял это сразу же, как только приступил к сеансу. Вы сами говорили мне, что, когда работаете, вы совершенно не замечаете того, как летит время.

Пайпер положила руку ему на локоть.

– Мне жаль.

– Черт возьми, ты его дочь. – Он попятился. – Это я должен тебя утешать.

— Да, конечно, — согласилась Джудит. — Но одно дело, когда такое происходит с тобой во время работы за письменным столом, и совсем другое, когда ты стоишь на Трафальгарской площади в два часа дня и вдруг оказываешься в пабе в Сохо и видишь, что уже половина десятого…

– Я сожалею, ведь мы вообще мало что помним о нем. И наша мать…

Сегодня на ней были бежевые брюки, такого же цвета свитер из кашемира с завязанным узлом на плече бежево–коричнево–желтым шарфом и коричневые сапоги. С нескрываемым удовольствием она надела сверху «берберри», чувствуя себя в нем необычайно уютно, и вновь пожалела о трехстах фунтах стерлингов, истраченных на зеленую накидку.

– Наверное, ей было слишком больно, чтобы заполнить пробелы. Знаешь, в этом нет ничего необычного. Жены рыбаков происходят из крепких семей. У них стальные нервы. У моей жены как раз такие, и она передала их моей дочери Дезире. – Он кивнул. – Возможно, вы встречались с ее мужем Бренданом прошлым вечером, когда приехали.

В кабинете Пателя тем временем удивленная Ребекка спрашивала:

Дезире. Так звали покойную жену Брендана? Потребовалась всего секунда, чтобы она стала настоящей. С характером. С лицом, голосом, внешностью.

— Ты и в самом деле собираешься показать ей эту пленку?

При упоминании о дочери уголки его рта печально опустились.

– Жен рыбаков учат держать в узде свои страхи, смиряться с ними. Никаких слез или жалоб. Полагаю, твоя мать немного выпала из этой нормы. Не смогла найти способ справиться с потерей, поэтому собрала вещи и уехала. Начала все сначала в месте, которое не напоминало о Вестпорте. Не могу сказать, что у меня пару раз не было соблазна сделать то же самое после смерти дочери, но я решил не сворачивать с курса.

— Только то, что касается ее детских воспоминаний. Она уже задает вопросы. Ей лучше сосредоточиться на этой части сеанса, а не на том, что, возможно, с ней произошло. Мы все еще не знаем, как ей помочь. И никогда не узнаем этого, если только нам не удастся каким–то образом определить, что за сущность в ней поселилась. Быстро сделай копию до того места, где я начинаю ее будить.

У Пайпер сдавило горло.

– Я сожалею. О вашей дочери.



Мик коротко кивнул, на его лице отразилась усталость.

В такси по дороге к Пателю Джудит вдруг поняла, что она глубоко встревожена. Он давал ей какой–то наркотик. Вспомнилась написанная ею как–то серия статей об ЛСД и его последствиях для человеческого организма. Галлюцинации. Временное помрачение сознания. Провалы в памяти. «О Господи, — подумала она, — что же я с собой сделала?»

– Послушай, мне нужно тебе еще многое рассказать. Поскольку ты останешься ненадолго, я думаю, у нас будут шансы. Многие из местных жителей помнят твоего отца, и мы никогда не упускаем случая предаться воспоминаниям. – Он достал из заднего кармана листок бумаги и передал его Пайпер. На нем размашисто, но разборчиво был написан адрес. – Говоря о местных жителях, я подумал, что есть кое-кто, кто будет стремиться наверстать упущенное больше остальных. Это адрес Опал. Я не уверен, что у тебя уже была возможность зайти и повидаться с ней.

Была ли Опал женщиной, которую Пайпер должна была знать? Она понятия не имела.

Однако то, что она спустя какое–то время увидела на экране монитора, ее необычайно взволновало. Умело задаваемые Пателем вопросы. Ее рассказ о своих днях рождения, браке с Кеннетом, приемных родителях. Стремление Пателя постепенно подвести ее к самым ранним воспоминаниям детства. Ее явное нежелание говорить о бомбежке. Когда же она, в своем загипнотизированном состоянии, заплакала на экране, зовя мать и сестру, у нее навернулись на глаза слезы. И тут она сообразила… Имена. Молли. Марриш.

Но после посещения памятника Генри и того, что этот памятник не затронул ее так, как следовало бы, она не была готова признать свою невежественность вдобавок к затянувшемуся чувству вины. Кроме того, было еще кое-что, насчет чего она задалась вопросом и не хотела упускать шанс спросить.

— Остановите, пожалуйста, — попросила она.

– Опал. Конечно. – Пайпер сложила листок бумаги, размышляя, стоит ли задавать следующий вопрос. – Мик… Как именно Генри?.. – Она вздохнула и начала сначала. – Мы знаем, что это произошло в море, но на самом деле мы не знаем подробностей.

– Ах. – Он снял кепку и прижал ее к груди. – Это была волна-убийца. Одну минуту он стоял там, а в следующую – исчез. Она просто смела его с палубы. Мы всегда думали, что он, должно быть, ударился головой, прежде чем погрузиться в воду, потому что не было пловца сильнее Генри. Он должен был быть в отключке, когда упал за борт. А вода в Беринговом море такая чертовски холодная, что за минуту высасывает воздух из легких человека.

— Да, конечно, — Ребекка нажала кнопку остановки на блоке дистанционного управления, который был у нее в руке.

Дрожь застала ее врасплох, мурашки побежали по каждому дюйму кожи.

— Вы можете перемотать пленку немного назад? Видите ли, я вдруг вспомнила, что ребенком я не выговаривала некоторые буквы. Особенно мне не давалось, как говорили, буква «П». На пленке, не помню в каком месте, я назвала сестру Молли или Полли. И усильте, пожалуйста, звук там, где я говорю Марриш или Марш. Это, по существу, звучит не очень отчетливо.

– Боже мой, – прошептала она, представив, как крепкого мужчину, сделанного из меди, сбрасывает за борт и он погружается на дно океана в полном одиночестве. Замерзая. Он успел очнуться или так и утонул, не придя в себя? Она надеялась на последнее. Как ни странно, ее мысли вернулись к Брендану. Находится ли он в безопасности, когда отваживается выйти в море? Неужели вся рыбалка так опасна? Или только ловля крабов? – Это ужасно.

– Да. – Мик вздохнул и надел шляпу, протянул руку, чтобы неловко похлопать ее по плечу. Пока он не коснулся ее, Пайпер не осознавала, что глаза у нее стали влажными. – Обещаю, что не буду доводить тебя до слез при каждой встрече, – сказал он, явно пытаясь поднять ей настроение.

Они вновь внимательно посмотрели последний кусок, вслушиваясь в каждое произносимое Джудит на экране слово.

– Только время от времени? – рассмеялась она.

Веселье снова зажглось в его глазах.

— Я согласен, — проговорил, наконец, Патель. — Возможно, вы пытались сказать что–то вроде «Парриш».

– А теперь послушай. В пятницу вечером у нас небольшая вечеринка. Просто мы, местные жители, сидим, выпиваем. Делимся воспоминаниями. Считай, что ты и Ханна приглашены. – Он указал в сторону гавани. – В той стороне есть бар под названием «За бортом». Мы соберемся в комнате для вечеринок внизу около восьми вечера. Надеюсь, увидимся.

Джудит поднялась:

– Обожаю вечеринки. – Она подмигнула ему, и он покраснел.

— Во всяком случае, это еще одна отправная точка для моих поисков, после того как я покончу с Маршами, Марришами, Марчами, Маркэнами и Господь только знает сколькими еще. Доктор, ответьте мне откровенно: вы ничего от меня не скрываете? Почему я потеряла вчера эти семь часов?

– Тогда ладно. – Он отсалютовал ей на уже привычный вестпортский манер, коснувшись козырька кепки. – Приятно было познакомиться, Пайпер. Хорошего тебе дня.

Патель сидел за массивным дубовым столом, поигрывая машинально ножичком для разрезания бумаги, и инстинктивно она поняла, что он тщательно подбирает в уме слова, прежде чем ей ответить. Невольно ее взгляд обратился к стоящему в углу мраморному столику с зеркалом. В прошлый свой приход сюда она как раз направлялась к этому столику, когда увидела вдруг выбегающую из комнаты маленькую девочку.

– Вам тоже, Мик.

– Дочь Генри Кросса, – пробормотал он, уходя. – Адская штучка.

Реза Патель заметил брошенный Джудит взгляд в сторону столика. Ему было ясно, о чем она подумала. Внезапно он почувствовал огромное облегчение, поняв, что знает теперь, как ей ответить.

Прежде чем войти внутрь, Пайпер немного постояла и посмотрела, как он шагает прочь. Она не хотела прерывать зум-звонок Ханны, поэтому села на одну из бочек, позволяя тишине охватить себя. И впервые ощутила, что «Безымянный» – это немного больше, чем просто четыре стены.

— Вы пришли ко мне на прошлой неделе из–за непрекращающихся галлюцинаций, которые я скорее бы назвал прорывами в подсознание. Этот процесс продолжается, хотя, возможно, и в несколько измененном виде. Вчера вы снова собирались пойти в Центральное регистрационное бюро. Один раз вас уже постигло там разочарование. С большей долей вероятности можно предположить, что вы отправились туда и снова просмотрели регистрационные книги. И опять без всякого успеха. Тогда–то, думаю, ваш мозг и прибег опять к той тактике, которая стала ему сейчас столь знакома, заставив вас обо всем забыть. Джудит, мне кажется, сегодня вы обнаружили нечто весьма важное. Возможно, фамилия, которую вы пытались произнести, была действительно не Марриш, а Парриш, или какая–то другая, очень на нее похожая. Прошу нас, дайте себе еще один шанс. Обращайте внимание на все необычное. Галлюцинации, чувство потерянного времени, имя или мысль, мелькнувшие вдруг у вас в голове. Когда мы пытаемся проникнуть в подсознание, мозг наш часто отвечает нам весьма странным образом.

Глава восьмая

«Да, в том, что он говорит, что–то есть», — подумала Джудит, и тем не менее спросила:

Вечером того же дня Пайпер уставилась на упаковку говяжьего фарша и попыталась набраться смелости, чтобы прикоснуться к нему голыми руками.

— Значит, ни сам сеанс гипноза, ни наркотик, который вы мне вкололи, не могли вызвать подобной реакции?

– Не могу поверить, что мясо до того, как его приготовят, выглядит как мозги. Об этом все знают?

Ребекка сделала вид, что изучает блок дистанционного управления, который все еще был у нее в руке.

Ханна подошла к сестре сзади и положила подбородок на плечо Пайпер.

– Ты же знаешь, что не обязана это делать.

Реза Патель поднял глаза и взглянул прямо в лицо Джудит:

Ей припомнилась самодовольная физиономия Брендана.

— Конечно же, нет.

– О да, обязана. – Она вздохнула, тыча в кровавый шматок указательным пальцем. – Даже если бы мы могли найти способ увеличить бюджет, чтобы каждый вечер покупать еду навынос, у тебя должна быть домашняя еда. – Переминаясь с ноги на ногу, она потрясла запястьями, сделала глубокий вдох. – Я старшая сестра, и я должна проследить, чтобы ты правильно питалась. Плюс ты убрала этот ад в туалете. На мой взгляд, ты заслужила ужин и причисление к лику святых.

Она почувствовала, как сестра вздрогнула.

Когда за Джудит закрылась дверь, он повернулся к Ребекке и с отчаянием в голосе спросил:

– Не стану спорить. Там были пятна, оставшиеся со времен президентства Картера.

После рабочего звонка Ханна отправилась в хозяйственный магазин за чистящими средствами. Внизу, в кладовке бара, они нашли метлу, совок и несколько тряпок, и только. Это означало, что им пришлось потратить часть бюджета на отбеливатель, швабру, ведро, бумажные полотенца, губки, чистящие средства и металлические мочалки, чтобы заткнуть мышиные норы. Все восемь. Когда они отодвинули двухъярусную кровать от стены, оказалось, что панель за ней снизу напоминает швейцарский сыр.

— Что еще я мог ей сказать?

— Правду, — спокойно ответила Ребекка.

Они убирались с середины дня, и студия, хотя и оставалась безнадежно грязной, уже выглядела намного лучше. Пайпер могла признать, что испытывает определенное удовлетворение от своих трудов. Словно участвовала в программе «До и после», только без макияжа или занятий с личным тренером.

— Какой смысл был ее пугать?

Не то чтобы она собиралась привыкать к тому, чтобы работать уборщицей. Но все же.

Теперь здесь пахло лимонами, а не гниющим мусором, и это благодаря сестрам Беллинджер из Бель-Эйр. Дома никто бы не поверил. Не говоря уже о том, что ее маникюрша охренела бы при виде облупившегося лака на ногтях Пайпер. Как только они устроятся, на повестке дня встанет поиск салона с полным спектром услуг, от укладки волос до маникюра и эпиляции воском.

— По крайней мере, ты бы ее предостерег.

Но сначала – болоньезе.



Взглянув на разложенные в ряд ингредиенты, она вспомнила свой импровизированный утренний поход с Бренданом по магазину. Боже, он был таким самодовольным. Пока она не заговорила о его покойной жене. Тогда он уже самодовольным не выглядел. Скорее, он казался расстроенным. Как давно умерла эта женщина?

Если Брендан все еще носит обручальное кольцо, должно быть, смерть случилась недавно.

Если так, можно понять, почему он выглядит как грозовая туча.

От Пателя Джудит отправилась прямо домой. Не желая рисковать, она решила не ходить сегодня в Центральное регистрационное бюро. Вместо этого она сразу же села за стол, разложив перед собой все свои блокноты. (Старая пишущая машинка, как всегда, стояла у нее под рукой, слева на маленьком столике. Она работала, не прерываясь, до двух часов, откровенно радуясь тому, что сегодня ей пишется так легко. В два часа она поспешно заварила себе чай, сделала сандвич и, поставив все на поднос, возвратилась к столу. Возможно, она успеет напечатать еще одну главу, мелькнула в голове у нее мысль. Обед со Стивеном был назначен сегодня на довольно позднее время.

Несмотря на свою неприязнь к крепкому бородатому рыбаку, она не смогла сдержать прилива сочувствия. Может быть, они научатся махать и улыбаться друг другу на улице в течение следующих трех месяцев. Если детство в Лос-Анджелесе и научило ее чему-то, так это тому, как заводить друзей. В следующий раз, когда их пути пересекутся, она также не прочь будет сказать ему, что освоила болоньезе и перешла на суфле и coq au vin[18]. Кто знает? Возможно, кулинария – ее нераскрытое призвание.

В половине пятого она начала перепечатывать свои записи о суде над депутатами парламента, подписавшими королю смертный приговор:

Пайпер повернула включатель конфорки на плите и, затаив дыхание, щелкнула поджигом. Нажала еще несколько раз.



Пламя вырвалось из черного кованого железа, и она вскрикнула, отшатнувшись к сестре, которая, к счастью, поддержала ее.

– Может, стянешь волосы в хвост? – предложила Ханна. – Пальцами сегодня вечером еще можно пожертвовать, но давай не будем терять эти легкие пляжные локоны.

«Возможно, некоторые скажут, что суд над ними был справедливым и рассмотрению их дела было уделено даже большее внимание, чем проявили они сами когда–то по отношению к своему королю. Они стояли в переполненном зале суда, осыпаемые насмешками роялистской толпы, твердо повторяя один за другим, что они поступили так, как велела им их совесть, и что они верят, что их Бог будет к ним милосерден»…

– Боже мой, ты так права, – выдохнула Пайпер, стягивая черную резинку с запястья и завязывая аккуратный хвост. – Спасибо за заботу, Ханнс.



– Не за что.

– Хорошо, я просто это сделаю, – сказала Пайпер, растопырив пальцы над говядиной. – Он сказал жарить на сковороде, пока не подрумянится. Звучит не слишком сложно.

Она уронила руки на колени. Шрам у основания ее большого пальца снова стал ярко–красным. Джудит отодвинула назад кресло и взглянула на часы. У нее, кажется, была назначена какая–то встреча…

– Кто сказал?



– А. – Она пренебрежительно фыркнула. – Утром в супермаркете был Брендан. Устроил парад придурков из одного человека. – Закрыв глаза, она взяла мясо и бросила его на сковородку, немного встревожившись от последовавшего громкого шипения. – Он вдовец.

Леди Маргарет поспешила к стенному шкафу и, протянув руку, вытащила из дальнего угла свою зеленую накидку. «Ты думала, тебе удастся спрятать ее от меня, Джудит», — подумала она, усмехнувшись. Она застегнула накидку у ворота, но прежде чем накинуть капюшон, закрутила волосы в узел на затылке. Забежав на мгновение в комнату за большой сумкой Джудит, которую та носила через плечо, она нашла черные очки и вышла из квартиры.

Ханна обошла плиту сбоку и оперлась локтем о стену, которая была намного чище, чем сегодня утром.

Роб ждал ее у себя в комнате. На подоконнике стояли две нераскрытые банки пива.

– Как ты это узнала?

— Ты опоздала, — недовольно проворчал он.

– Мы поспорили. Я сказала, что мне жаль его жену.

Леди Маргарет кокетливо ему улыбнулась:

– Блин!

Пайпер застонала, тыкая в мясо ржавой лопаткой. Она, типа, должна в какой-то момент все перевернуть?

— Не по своей вине. Мне не всегда легко уйти незамеченной.

– Я знаю. Тем не менее он вроде как не сильно винил меня за то, что я затронула эту тему. И это удивительно. Он правда мог бы меня обвинить в бестактности. – Пайпер на мгновение прикусила губу. – Неужели я действительно выгляжу избалованной?

— Где ты живешь, дорогуша? — спросил он, снимая с нее накидку и обнимая ее.

Сестра сунула руку под красную бейсболку, чтобы почесать висок.

– Мы обе избалованны, Пайпс, в том смысле, что нам дали все, что мы могли пожелать. Но мне не нравится это слово, потому что оно подразумевает, что ты… испорченная. Как будто у тебя нет хороших качеств. И ты так выглядишь. – Она нахмурилась. – Он назвал тебя избалованной?

— В Девоншире. Ты принес то, что обещал?

– Это явно подразумевалось.

— Не спеши, дойдем и до этого.

Ханна фыркнула:

– Он мне не нравится.

Час спустя, лежа рядом с ним на смятой постели, Маргарет внимательно слушала его объяснения:

– Мне тоже. Особенно его мускулы. Фу.

– Мускулы определенно присутствуют, – неохотно согласилась Ханна. Затем она обхватила себя за талию и вздохнула, давая Пайпер понять, о ком именно она думает. – Однако он не может конкурировать с Сергеем. Никто не может.

— Ты можешь в секунду взлететь с этой штукой на воздух, так что запоминай. Я принес тебе достаточно, чтобы взорвать Букингемский дворец, но уж очень ты мне нравишься. Ну что, завтра вечером опять здесь, у меня?

Осознав, что руки стали жирными от мяса, Пайпер потянулась к раковине, которая находилась совсем рядом благодаря кухне шириной всего в четыре фута, и сполоснула руки. Обтерла их тряпкой, положила ее на стол и снова принялась тыкать в мясо. Оно стало довольно-таки коричневым, поэтому она бросила туда ломтики лука, поздравляя себя с тем, что станет второй Джадой[19].

— Конечно. И я обещала заплатить тебе. Двести фунтов хватит?

– Тебе всегда нравились художники-голодранцы, – пробормотала она Ханне. – Измученные.



– Не отрицаю. – Ханна сняла бейсболку и провела пальцами по волосам. Волосы у нее были средней длины, такие же красивые, как у Пайпер, но уложены гораздо небрежнее. По мнению Пайпер, это было преступлением, но она давным-давно уяснила, что Ханна останется Ханной, и не пыталась ничего изменить в сестре.

– Сергей, однако, другой. Он не стремится быть в тренде, как другие режиссеры, с которыми я работала. Его искусство горько-сладкое, трогательное и суровое. Как ранние песни Дилана.

Без десяти девять Джудит подняла глаза и взглянула на часы. Мой Бог, подумала она, автомобиль будет здесь с минуты на минуту. Она бросилась в спальню, чтобы переодеться, но затем решила все–таки принять сначала душ. Тело ее словно все одеревенело, и она опять чувствовала себя так, будто вымазалась в грязи…

– Ты разговаривала с ним с тех пор, как мы приехали сюда?



– Только на общих созвонах. – Ханна подошла к узкому холодильнику, достала диетическую колу и открутила крышку. – Он с таким пониманием отнесся к этой поездке. Я сохраню свою работу, а он сохранит мое сердце, – задумчиво сказала она.

Они обе синхронно фыркнули, но звук замер в горле Пайпер: над столешницей взметнулось пламя.

Погода во вторник, тридцатого января, была холодной и ясной, солнце необычайно ярким, воздух сухим и бодрящим. Учителя поминутно бросали тревожные взгляды на шумную толпу школьников, стоявших за своими товарищами, которым выпала сегодня честь возложить венок к статуе Карла I.

Столешницей?

Статуя уже вся утопала в цветах. Щелкали фотоаппараты, и группы туристов с вниманием слушали экскурсоводов, рассказывающих им о полной драматизма жизни и смерти казненного короля.

Нет, погодите. Тряпка, которой она вытирала руки.

Леди Маргарет уже возложила к памятнику свой венок и сейчас с нескрываемым презрением слушала двенадцатилетнего очкарика, который, объявив: «У статуи короля Карла на Чаринг — Кросс», начал с робкой гордостью читать поэму Лионеля Джонса.

Она была в огне.

Стоявший рядом констебль улыбался, глядя на серьезные лица ребят. Какие они опрятные и чистенькие, подумал он. Хорошо воспитанные, вежливые английские дети, пришедшие почтить своего монарха, с которым обошлись так жестоко. Внезапно взгляд констебля упал на венки у основания статуи. Глаза его сузились. Дым. Из груды цветов тонкой струйкой поднимался дым.

– Черт! Ханна!

– О боже мой! Какого хрена?

— Отойдите! — крикнул он. — Всем отойти! Назад, назад!

– Не знаю! – Пайпер рефлекторно швырнула лопатку в огонь. Неудивительно, что пламя от этого и не подумало угомониться. Пылающие оранжевые языки становились только больше, а облицовка на столешнице практически отсутствовала. Может ли загореться весь стол? Это же просто хрупкое дерево.

Он бросился к детям.

– Это та тряпка, которую мы использовали для уборки?

— Бегите, говорю я вам. Быстро.

– Думаю, да. Она пропиталась этой лимонной дрянью.

На периферии внимания Пайпер переминалась с ноги на ногу Ханна.

Испуганные, сбитые с толку школьники все же послушались, и толпа вокруг статуи заметно поредела.

– Я сбегаю вниз и поищу огнетушитель.

– Не думаю, что у нас есть на это время, – взвизгнула Пайпер. Ее вывело из себя то, что в этот момент неминуемой смерти она почти слышала, как Брендан смеется на ее похоронах. – Ладно, ладно. Вода. Нам нужна вода?

— Назад, вы что, не слышите? — взревел он. — Все назад! Освободите площадь!

– Нет, я думаю, что от воды станет только хуже, – с тревогой отозвалась Ханна.

Мясо уже было охвачено пламенем, как и вся ее недолгая кулинарная карьера.

Маргарет чуть не задохнулась от ярости, когда констебль, быстро разбросав венки, поднял спрятанный ею среди цветов коричневый пакет и, размахнувшись, бросил его как можно дальше от толпы. В следующую секунду раздался мощный взрыв, и вслед за ним испуганные крики и вопли боли, когда осколки полетели в толпу.

– Ну, господи. Я не знаю, что делать!

Уходя, Маргарет заметила, что один из туристов снимает все происходящее на видеокамеру. Быстро надвинув на лицо капюшон, она мгновенно скрылась в толпе прохожих, которые бежали на помощь раненым детям. Биг Бен пробил полдень.

Она заметила пару щипцов на краю раковины, схватила их, поколебалась долю секунды, зажала угол пылающей тряпки и перетащила все горящее месиво в сковородку, поверх мяса.

– Что ты делаешь? – закричала Ханна.



– Не знаю! С этим мы уже определились! Я просто хочу вынести все за пределы здания, прежде чем мы сожжем это место дотла.

Она тратит слишком много времени на пешие прогулки, решила Джудит, проходя в половине первого через вращающиеся двери Центрального регистрационного бюро. Конечно, она работала не разгибая спины чуть ли не с рассвета за своим письменным столом, но все же тратить на дорогу сюда чуть ли не час было верхом глупости. Она с большей пользой провела бы этот час, изучая регистрационные книги.

А потом Пайпер сбежала со сковородкой вниз по лестнице. Сковородкой, в которой кипел ад из мяса и пропитанной средством для уборки тряпки. Она слышала, как Ханна бежит позади нее, но не расслышала ни слова из того, что говорила сестра, потому что была на сто процентов сосредоточена на том, чтобы выбраться из здания.

Проходя через бар, она поймала себя на том, что думает о недавних словах Мика Форрестера. Этот парень, ваш отец, здорово смеялся. Клянусь, я порой все еще слышу, как от его смеха вздрагивают стропила этого дома. Воспоминание на мгновение заставило ее замедлить шаг и поднять глаза к потолку, а потом она пинком распахнула входную дверь и с пылающей сковородкой выбежала на оживленную Вестпорт-стрит, зовя на помощь.

С каждым днем ей все с большим и большим трудом удавалось скрывать от Стивена то, чем она занималась. Поначалу она необычайно радовалась проявляемому им неподдельному интересу к ее работе. Но сейчас, когда она чуть ли не каждый день часами просиживала в регистрационном бюро или библиотеке, изучая документы о бомбардировках Лондона в 1942 году, ее ответы на расспросы Стивена становились все более и более уклончивыми. «И я становлюсь чертовски беззаботной», — подумала она. Каким–то образом она умудрилась выронить из своей сумочки двести фунтов.

«О Господи, — вспомнила она вдруг, направляясь к уже знакомым ей полкам с регистрационными книгами, — я так и не позвонила Фионе. Ладно, позвоню ей прямо отсюда, когда выйду передохнуть».

Глава девятая

Она запретила себе даже думать о томах, помеченных буквой «П», решив сначала убедиться, что ни в одной из регистрационных книг за май 1942 года не было записи о ее рождении под фамилией Марш, Марриш и всеми остальными, похожими на эти, фамилиями.

Брендан делал вид, что просматривает меню на доске в «Красном буе», хотя уже чертовски хорошо знал, что закажет рыбу с жареной картошкой. Каждый понедельник вечером он встречался с Фоксом в маленьком ресторанчике Вестпорта. Заведении, которое существовало с тех пор, как их деды работали на рыболовецких шхунах. Брендан всегда брал здесь одно и то же. Зачем что-то менять, ведь в «Красном буе» – лучшая чертова рыба в городе.

Пожилая женщина вежливо подвинулась, освобождая ей место рядом с собой у стола, вокруг которого уже сидело так много людей.

Местные жители приходили и уходили, здороваясь друг с другом, большинство из них брали еду навынос, чтобы отнести домой своим семьям, под мышками были зажаты засаленные пакеты. Сегодня вечером Брендан и Фокс заняли один из трех столиков в заведении, ожидая, когда им принесут их заказ. И если Фокс и обратил внимание, что Брендан слишком часто поглядывает через улицу на «Безымянный», то ничего не сказал.

— Какой ужас, не правда ли? — Прошептала она и, увидев непонимающий взгляд Джудит, добавила: — Полчаса назад кто–то пытался взорвать статую Карла I. Ранены десятки детей. Они бы все погибли, если бы не быстрые действия констебля, который заметил дым и сразу же сообразил, что здесь что–то не в порядке. Просто отвратительно, вы согласны? Эти террористы заслуживают смертной казни, и парламенту, скажу я вам, лучше быть к этому готовым.

– Ты сегодня молчаливее обычного, – заметил Фокс, откинувшись на спинку стула так далеко, что было удивительно, как он не опрокинулся. Но Брендан знал, что он не упадет. Его лучший друг и сменный капитан «Деллы Рэй» редко допускал промахи, оправдывая свое имя[20]. – Что за крабы у тебя в мозгу, кэп?

Совершенно потрясенная, Джудит попросила рассказать ей подробности.

— Я была там совсем недавно, — сказала она. — Экскурсовод как раз говорил о сегодняшней церемонии возложения к памятнику венков. Люди, которые подкладывают бомбы, должно быть, просто сумасшедшие.

Брендан хмыкнул, снова глянув через улицу.

Если у него и не было крабов в мозгу, ему, черт возьми, обязательно стоило их туда засунуть. Через пару недель они отправятся на сезон в Берингово море. В течение двух недель будут охотиться в холодных, но знакомых водах, делая все возможное, чтобы набить брюхо шхуны достаточным количеством крабов и до следующего года прокормить команду из шести человек.

Она покачала головой, все еще не в силах поверить услышанному. Однако ее ждала работа, и она снова обратилась к регистрационным книгам, время от времени сверяясь со своими записями. «Я произнесла «май» совершенно отчетливо», — подумала она, мысленно прокрутив в голове показанную ей Пателем пленку. «Четыле» могло означать только «четыре», но что именно хотела она сказать: четыре, четырнадцать или двадцать четыре? И она явно пыталась сказать «самолеты–снаряды». Благодаря ее розыскам в библиотеке ей было известно, что первый самолет–снаряд упал на Лондон тринадцатого июня 1944 года. А двадцать четвертого июня, недалеко от вокзала Ватерлоо, разорвался второй. «Я помню, — продолжала она мысленно проверять себя, — что села на поезд. На мне поверх платья был надет лишь тонкий свитер, так что погода, скорее всего, была теплой. Предположим, что мы в тот день направлялись на вокзал. Мама и сестра были убиты. Я забрела на станцию, села в поезд. И на следующее утро меня нашли в Солсбери. Теперь понятно, почему никто не мог опознать меня там по фотографиям.

У каждого члена экипажа и матроса «Деллы Рэй» была круглогодичная работа – они рыбачили в гавани Вестпорта в дополнение к участию в сезоне, но камчатский краб был для них основной зарплатой, и люди Брендана на нее рассчитывали.

И она сказала, что живет на Кент — Корт. Тринадцатого июня самолет–снаряд упал прямо на Кенсингтон — Хай–стрит. Несколько дней спустя другой самолет–снаряд разорвался на Кенсингтон — Черч–стрит. А на Кенсингтон — Корт, в этом же районе, стояли жилые дома.

– Изучал карты, – наконец сказал Брендан, заставляя себя сосредоточиться на разговоре, а не на здании напротив. – У меня такое чувство, что русские собираются поставить сети там, куда мы бросали свои в прошлом году, полагая, что это место проверено и верно. Но в этом году сезон начался раньше обычного, и приливы и отливы более изменчивы. Нет ничего надежного.

Статуя Питера Пэна находилась в Кенсингтон — Гарденз, парке, прилегающем к этому району. Итак, все говорило за то, что если она жила в Кенсингтоне, то, скорее всего, она была свидетелем первой из атак самолетов–снарядов на Лондон.

Фокс задумался:

Джудит почувствовала, что начинает дрожать. Стол и книжные полки исчезли. Комната погрузилась во мрак. Господи, сейчас это произойдет снова. Малышка. Она шла, спотыкаясь по булыжной мостовой. Джудит явственно слышала ее плач. Поезд. Открытая дверь. Сваленные внутри в кучу мешки и пакеты.

– Прикидываешь, не пойти ли дальше на запад?

– На север. – Они обменялись понимающими взглядами. Оба знали, что в этом направлении лежат более бурные воды. – Не могу припомнить ни одной команды, которой за несколько лет повезло бы добраться до острова Святого Лаврентия. Но у меня есть предчувствие.

Картина исчезла, и Джудит поняла, что на этот раз она была ей рада. «Я явно начинаю вспоминать, — подумала она с торжеством. — Это был почтовый вагон, поэтому–то никто меня и не видел. Я улеглась на какой–то куль и сразу же заснула. Даты совпадают».

– Ага. Твои предчувствия всегда радовали мой банковский счет. – Фокс подался вперед, чокнулся своей бутылкой «Бада» с бутылкой Брендана. – Черт, давай так и сделаем.

На следующий день, двадцать пятого июня, Аманда Чейз, член женской вспомогательной службы ВМС и жена американского морского офицера, увидела на одной из улиц Солсбери бродящую в одиночестве двухлетнюю девочку в грязном, измятом платьице с оборками и свитере. Молчаливую, с испуганными глазами малышку, неспособную ничего о себе рассказать. Поначалу дичившуюся, а потом с плачем бросившуюся в раскрытые ей объятия.

Брендан кивнул, довольный воцарившейся тишиной.

Аманда и Эдвард Чейз дали девочке имя Джудит. Они часто навещали ее в приюте, водили на экскурсии. Начав говорить, она сразу же стала называть их мамой и папой. А два года спустя, после многочисленных и безуспешных попыток разыскать ее родных, им было разрешено ее удочерить.

Но заметил, что Фокс, кажется, скрывает улыбку.

– Хочешь что-то сказать? – наконец спросил Брендан.

Джудит все еще помнила свое ожидание и нетерпение в тот день, когда они должны были забрать ее из приюта. «Я действительно буду теперь жить с вами?» — спросила она тогда. И вновь услышала ответ обнимающей ее Аманды, ее улыбающиеся карие глаза: «Мы сделали все, чтобы найти твоих родных. Но теперь ты наша». И слова Эдварда Чейза, высокого, спокойного человека, который стал ей отцом: «Мы выбрали тебя, Джудит. И хотя сегодня эта фраза кажется довольно банальной, она как нельзя более подходит к нашему случаю».

Губы Фокса расплылись в ухмылке, которая делала его столь популярным среди женщин. На самом деле его не было в «Безымянном» в воскресенье вечером, потому что он отправился в Сиэтл, чтобы повидаться с девушкой, с которой познакомился онлайн. Учитывая, что он провел там две ночи, Брендан мог предположить, что свидание прошло… успешно, хотя он скорее отрезал бы себе язык, чем стал расспрашивать о деталях. В такого рода вещи лучше не влезать.

По какой-то причине тот факт, что лучший друг пользуется популярностью у женщин, раздражал его сегодня больше, чем обычно. Он не мог понять почему.