* * *



Я – бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.


Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.

28 октября 1896


* * *



Живы дети, только дети, —
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетенной туго сетью
Возле каждой головы.


Хоть и даст она отсрочку —
Год, неделю или ночь,
Но поставит все же точку
И укатит в черной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.


Торопись дышать сильнее,
Жди – придет и твой черед.
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдет – подставишь шею, —
Ночь, неделя или год.

15 апреля 1897


* * *



В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: “Помоги!”
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?


Кто-то зовет в тишине:
“Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоем.
Если не сможем идти,
Вместе умрем на пути,
Вместе умрем!”

18 мая 1897


Из “Гимнов родине”

1



О Русь! В тоске изнемогая,
Тебе слагаю гимны я.
Милее нет на свете края,
О родина моя!
Твоих равнин немые дали
Полны таинственной печали,
Тоскою дышат небеса,
Среди болот, в бессилье хилом,
Цветком поникшим и унылым,
Восходит бледная краса.


Твои суровые просторы
Томят тоскующие взоры
И души, полные тоской.
Но и в отчаяньи есть сладость.
Тебе, отчизна, стон и радость,
И безнадежность, и покой.


Милее нет на свете края,
О Русь, о родина моя.
Тебе, в тоске изнемогая,
Слагаю гимны я.

6 апреля 1903


Ну… то есть — Ясли упущены.


2


Но я знаю, куда я направлюсь прямо сейчас, в очередной раз чуток подправив мои планы. Только дочитаю этот журнал и черкану важное в заметки — узнал кое-что интересное касательно азов геммосотворения и в результате у меня появилась пара новых пунктов в списке будущих покупок.

***



Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь.


И все твои пути мне милы,
И пусть грозит безумный путь
И тьмой, и холодом могилы,
Я не хочу с него свернуть.


Не заклинаю духа злого,
И, как молитву наизусть,
Твержу всё те ж четыре слова:
“Какой простор! Какая грусть!”

8 апреля 1903


Гильдия Воинов находилась прямо напротив Гильдии Магов.

* * *

Мне требовалось посетить оба заведения и начал я с воинских умений. Пообщавшись с полирующим толстенный стальной щит седобородым мускулистым инструктором, засевшим в крохотной комнатушке перед раскрытым фолиантом, я выбрал для себя сразу шесть умений.

Удар щитом.



Высока луна Господня.
Тяжко мне.
Истомилась я сегодня
В тишине.


Ни одна вокруг не лает
Из подруг.
Скучно, страшно, замирает
Все вокруг.


В ясных улицах так пусто,
Так мертво.
Не слыхать шагов, ни хруста,
Ничего.


Землю нюхая в тревоге,
Жду я бед.
Слабо пахнет на дороге
Чей-то след.


Никого нигде не будит
Быстрый шаг.
Жданный путник, кто ж он будет —
Друг иль враг?


Под холодною луною
Я одна.
Нет, невмочь мне, – я завою
У окна.


Высока луна Господня,
Высока.
Грусть томит меня сегодня
И тоска.


Просыпайтесь, нарушайте
Тишину.
Сестры, сестры! войте, лайте
На луну!

Февраль 1905


Теперь, при ударе некоторых противников, у меня появляется более весомый шанс либо сбить их с ног, либо оглушить, либо сделать и то и другое сразу. Очень многое зависит от самого щита — его материала, формы, веса, гемм, зачарованности, оснащенности чарами.

Удар щитом 2. Шанс успешного срабатывания изученного умения повышается до семи процентов.

Моя броня! — так называлось следующее изученное пассивное умение, что на один процент увеличивало по отдельности показатели физической и магической защиты каждой части надетого на меня снаряжения. Но это не касалось щита, что броней не считался.

Моя броня 2! Бонусный процент вырос еще на одну единицу. Всего два процента. Вроде мелочь, но учитывая показатели физической и магической защиты качественных доспехов — это очень немало.

Пронзающий гарпун! Активное умение, что тратит немного маны и немало бодрости, давая взамен десятипроцентное увеличение урона по некоторым противникам — умение срабатывает только в том случае, если гарпун вонзается, а не просто ударяется скажем о костяной бок или подставленный щит врага.

Искали дочь

Аура вызова. Активное умение, почти бафф, накладываемый только на меня самого, что на пять минут превращает меня в наиболее притягательную цель для неразумных морских обитателей. Это же означает, что враги поумнее запросто проигнорируют меня, предпочтя атаковать более важные и уязвимые цели.

Оставив в Гильдии Воинов пару золотых монет, я перешел улицу и оказался в пышном саду Гильдии Магов. Миновав заросли танцующих разноцветных актиний, я вошел в длинный темноватый холл, по уже известному маршруту прошел к отделу целительной магии и повысил заклинание очищения до второго ранга. Покинув рыжеволосого ахилота инструктора, проплыл по короткому коридорчику и оказался в просторной солидной магической лавке. Сверившись со своими заметками выписанными из прочитанных в одном из потрепанных журналов заметок, я широко улыбнулся и попросил:



Печаль в груди была остра,
Безумна ночь, —
И мы блуждали до утра,
Искали дочь.


Нам запомнилась навеки
Жутких улиц тишина,
Хрупкий снег, немые реки,
Дым костров, штыки, луна.


Чернели тени на огне
Ночных костров.
Звучали в мертвой тишине
Шаги врагов.


Там, где били и рубили,
У застав и у палат,
Что-то чутко сторожили
Цепи хмурые солдат.


Всю ночь мерещилась нам дочь,
Еще жива,
И нам нашептывала ночь
Ее слова.


По участкам, по больницам
(Где пускали, где и нет)
Мы склоняли к многим лицам
Тусклых свеч неровный свет.


Бросали груды страшных тел
В подвал сырой.
Туда пускать нас не хотел
Городовой.


Скорби пламенный язык ли,
Деньги ль дверь открыли нам, —
Рано утром мы проникли
В тьму, к поверженным телам.


Ступени скользкие вели
В сырую мглу,
Под грудой тел мы дочь нашли
Там, на полу…

25 ноября 1905


— Четыре пакета «Юный приключенец», пожалуйста. И не забудьте про счетверенную скидку — с этими словами я припечатал к стеклянному прилавку всего одну золотую монету.

Чертовы качели

Скривившись как от зубной боли, полноватая продавщица тяжко вздохнула и один за другим выложила передо мной четыре простенькие деревянные шкатулки. Забрав монету, она отвернулась, но тут же была вынуждена снова обратить на меня внимание, когда я с еще более широкой улыбкой добавил, выкладывая еще одну золотую монету

— И восемь пакетов «Испуганный глотатель эликсиров», пожалуйста. Четыре пакета для магов и четыре для воинов. Большое спасибо.

На этот раз продавщицу перекривило так сильно, что я испугался за ее душевное и физическое здоровье. С отчетливым недовольным стуком на прилавок опустились восемь более крупных шкатулок. Монеты исчезли. Забрав свои приобретения, я кашлянул и скромно осведомился:



В тени косматой ели
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой.


Качает и смеется,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Доска скрипит и гнется,
О сук тяжелый трется
Натянутый канат.


Снует с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И черт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.


Держусь, томлюсь, качаюсь,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Хватаюсь и мотаюсь
И отвести стараюсь
От черта томный взгляд.


Над верхом темной ели
Хохочет голубой:
“Попался на качели,
Качайся, черт с тобой”.


В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
“Попался на качели,
Качайся, черт с тобой”.


Я знаю, черт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,


Пока не перетрется,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернется
Ко мне моя земля.


Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах.
Качай же, черт, качели,
Все выше, выше… ах!

14 июня 1907


— А где мой подарок за одновременную покупку товаров стоимостью не менее трех золотых монет?

* * *

Ответом был зубовный скрежет и вытянутая к крайнему прилавку дрожащая рука. Стараясь не глядеть на умирающую от злости продавщицу, я чуть постоял перед прилавком и сделал правильный выбор:



Цветы для наглых, вино для сильных,
Рабы послушны тому, кто смел.
На свете много даров обильных
Тому, кто сердцем окаменел.


Что людям мило, что людям любо,
В чем вдохновенье и в чем полет,
Все блага жизни тому, кто грубо
И беспощадно вперед идет.
О правде мира что б ни сказали,
Всё это – сказки, всё это – ложь.
Мечтатель бледный, умри в подвале,
Где стены плесень покрыла сплошь.


Подвальный воздух для чахлой груди,
И обещанье загробных крыл.
И вы хотите, о люди, люди,
Чтоб жизнь земную я полюбил.

9 июля 1914


— Еще один набор «Испуганный глотатель эликсиров», пожалуйста.

— Это все? — с леденящими интонациями осведомилась женщина, впервые нарушив угрюмое молчание.

* * *

Забирая шкатулку, я солнечно улыбнулся и кивнул:

— О да. Спасибо вам!



Безумное светило бытия
Измучило, измаяло.
Растаяла Снегурочка моя,
Растаяла, растаяла.


Властительно она меня вела
Тропою заповедною.
Бесследною дорогою ушла,
Бесследною, бесследною.


Я за Снегурочкой хочу идти,
Да ноги крепко связаны.
Заказаны отрадные пути,
Заказаны, заказаны.


Я жизни не хочу, – уйди, уйди
Ты, бабища проклятая.
Крылатая, меня освободи,
Крылатая, крылатая.


У запертых, закованных ворот
Душа томится пленная.
Блаженная в Эдем[26] меня зовет,
Блаженная, блаженная.


Снегурочка, любимая моя,
Подруга, Богом данная,
Желанная в просторах бытия,
Желанная, желанная.

5 марта 1922


— Доброго тебе здравия, чужеземец.

Дмитрий Мережковский

Поторопившись покинуть магазин, невольно пригнув голову от подсознательного ожидания, что мне в затылок влетит что-то тяжелое, я, с трудом сдерживая радостный смех, вывалился из Гильдии Магов. Руки чесались использовать кристалл возврата для перелета в Лес Тамура — купил кристалл, когда был там на экскурсии — но я сдержался и направил свои стопы к щиту с городской волшебной картой.

(1865–1941)

Пробежавшись глазами по хитрым сплетениям улочек и переулков, нашел нужный мне магазин, что находился на перекрестке Павших Героев, расположившись по адресу Острый Клинок, 8. Какие же шикарные здесь адреса… Прямо хочется жить по такому адресу! Поднявшись в водное небо, я понесся над городом, не забывая поглядывать перед собой, чтобы не влететь в какую-нибудь повозку или рыбину. Маневрируя, постепенно снизился и опустил на мощенную коричневым булыжником улицу прямо у приветственно распахнутых дверей магазина. Переступив высоковатый порог, кивком поприветствовал молодого парнишку продавца и припечатал к полированному дереву прилавку золотую монету:

Дмитрий Сергеевич Мережковский был одним из зачинателей русского символизма. Вышедший в 1892 году в Петербурге его поэтический сборник “Символы” дал имя нарождающемуся направлению русской поэзии. Но развивая основные для символистов мотивы безысходного одиночества человека в мире, роковой раздвоенности личности и проповедуя красоту, “спасающую мир”, Мережковский не сумел преодолеть в стихах рассудочности и декларативности.

— Доброго и прекрасного дня. Мне, пожалуйста, два скидочных акционных набора «Ярость обреченных». Большое спасибо.

Вместе со своей женой, поэтессой З. Гиппиус, Мережковский был инициатором и активным участником религиозно-философских собраний, основателем журнала “Новый путь”. Позднее выступал преимущественно как прозаик, публицист и критик. Отойдя от художественной прозы, Мережковский писал историко-религиозные эссе. Революции он не принял, с 1920 года жил в эмиграции.

— Ых! — знакомо скривившись, ответил парень, вручая мне две знакомые шкатулки — Доброго дня!

Поэту наших дней

— А подарок? — поразился я.

— В-выбирайте — проскрипел продавец, указывая на самый темный прилавок.



Молчи, поэт, молчи: толпе не до тебя.
До скорбных дум твоих кому какое дело?
Твердить былой напев ты можешь про себя, —
Его нам слушать надоело…


Не каждый ли твой стих сокровища души
За славу мнимую безумно расточает, —
Так за глоток вина последние гроши
Порою пьяница бросает.


Ты опоздал, поэт: нет в мире уголка,
В груди такого нет блаженства и печали,
Чтоб тысячи певцов об них во все века,
Во всех краях не повторяли.


Ты опоздал, поэт: твой мир опустошен, —
Ни колоса – в полях, на дереве – ни ветки;
От сказочных пиров счастливейших времен
Тебе остались лишь объедки…


Попробуй слить всю мощь страданий и любви
В один безумный вопль; в негодованье гордом
На лире и в душе все струны оборви
Одним рыдающим аккордом, —


Ничто не шевельнет потухшие сердца,
В священном ужасе толпа не содрогнется,
И на последний крик последнего певца
Никто, никто не отзовется!

1884


— Одну «надежду усталых», пожалуйста.

* * *

— Прошу! Хорошего дня!

— Хорошего дня — кивнул я, сжимая в ладони кристалл.



Дома и призраки людей —
Все в дымку ровную сливалось,
И даже пламя фонарей
В тумане мертвом задыхалось.
И мимо каменных громад
Куда-то люди торопливо,
Как тени бледные, скользят,
И сам иду я молчаливо
Куда – не знаю, как во сне,
Иду, иду, и мнится мне,
Что вот сейчас я, утомленный,
Умру, как пламя фонарей,
Как бледный призрак, порожденный
Туманом северных ночей.

1889


Серо-зеленая вспышка унесла меня из ставшей холодноватой атмосферы магазина, специализирующегося на оснащении и снабжении начинающих приключенцев и ремесленников. Финишировал я в паре шагов от уже знакомой мне местности — безопасная зона Леса Тамура.

Парки[27]

Не став на этот раз глазеть по сторонам, отшагнул в сторону, вежливо пропуская распродавшуюся девушку-игрока тридцать девятого уровня, освободившую узкую и глубокую нишу в короткой декоративной стене на краю площади. Она ушла — я пришел. Втиснувшись в нишу, скрестил ноги и уселся поудобней. Порывшись в инвентаре, нашел нужную монету и молча вытянул перед собой серебруху. Материализовавшийся будто из воды сухощавый мужик с рыжей бородкой и длиннющими волосами, что делали его голову похожей на медузу, вякнул было:

— Ниши платные, два часа за сереб… — но осекся, наткнувшись взглядом на уже протянутую к нему поблескивающую серебряную монету.



Будь что будет – все равно.
Парки дряхлые, прядите
Жизни спутанные нити,
Ты шуми, веретено.


Все наскучило давно
Трем богиням, вещим пряхам:
Было прахом, будет прахом, —
Ты шуми, веретено.


Нити вечные судьбы
Тянут Парки из кудели,