Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

За прошедшие годы Майкл успел выучить процедуру досмотра наизусть. Готовый к тому, что его ждет, он проходил все посты за считаные секунды, задерживаясь лишь у рентгеновского аппарата, пока тот пропускал его вещи.

Это утро не стало исключением. Майкл прошел досмотр меньше чем за минуту и теперь спускался по лестнице на минус первый этаж.

Лифтовый холл здесь ничем не отличался от тех, что были на других этажах. Шесть лифтов, по три на каждой стороне. Богато декорированный, но обветшалый. Единственную разницу составляла большая деревянная дверь в правом углу холла.

За ней находились камеры заключенных.

Где Майкл сегодня второй раз в жизни встретится с Саймоном Кэшем.

Майкл зашел в ближайший к двери лифт и нажал на четвертый этаж. Устаревший механизм заработал, и у него екнуло под ложечкой от резкого движения вверх.

Когда двери открылись на четвертом этаже, Майкл вышел и повернул налево. В конце холла — с левой стороны — были старинные двери из дуба и стекла, ведущие в раздевалки, где барристеры оставляли свою одежду XXI века и облачались в мантии века XVIII, которыми так славятся британские суды.

Двери вели в три комнаты. Самой большой была мужская раздевалка, расположенная непосредственно за дверьми. Остальные две были гораздо меньше. Одна предназначалась для женщин. Она находилась справа, сразу у входа. Ее добавили совсем недавно. Как будто сразу не подумали и вспомнили только потом. Ее размер казался почти оскорбительным.

Последняя раздевалка отводилась королевским адвокатам и располагалась за древней дубовой дверью в дальнем конце мужской раздевалки. Такая же маленькая, как и женская, но в этом случае размер был оправдан. Королевских адвокатов было значительно меньше, чем младших барристеров.

Майклу все еще непривычно было заходить в эту последнюю комнату. Он защищал подсудимых в Олд-Бейли вот уже семнадцать лет. И все это время он пользовался основной раздевалкой. Казалось странным делать иначе, но правила есть правила. Особенно здесь.

Меньше пяти минут ушло на то, чтобы сменить костюм и из современного юриста превратиться в традиционно одетого королевского адвоката. Парик был тот же, что и всегда. Из конского волоса, купленный в магазине «Ид и Рейвенскрофт», когда Майклу было не больше двадцати одного. Воротничок и спускающиеся с него ленты тоже остались прежними. Но остальное облачение было новым. Пиджак сменился на что-то вроде старомодного камзола с тремя пуговицами на каждом из подвернутых рукавов — по ним безошибочно можно было узнать королевского адвоката. Довершала костюм плотная шелковая мантия, сменившая более легкую хлопчатобумажную, которую Майкл носил почти два десятилетия.

У входа в мужскую раздевалку находилась столетняя деревянная лестница. Она вела наверх в столовую — огромный обеденный зал с высоким потолком, куда разрешалось заходить только адвокатам и обвинителям.

Майкл поднялся, перешагивая через две ступеньки за раз. Было 9:15 утра. В зале уже собралось полно народу. Десятки барристеров, занимавших длинные ряды столов. Все они готовились к предстоящему дню, подкрепляя силы всевозможными видами завтрака.

Текущие процессы. Политика. Сплетни. Все это обсуждалось, пока Майкл шел через зал. Остановившись у кофемашины, он наполнил чашку.

— Майкл. — Он оглянулся, услышав свое имя. Ему махала Дженни Дрейпер. — Сюда. Я заняла вам место.

Он подошел к ней. Она тоже успела переодеться в мантию.

«Ей идет, — подумал Майкл. — Она как будто рождена ее носить».

Сев на свободное сиденье, он поставил на стол чашку с кофе и бросил рядом потрепанный парик.

— Вы уже спускались к камерам?

— Да, — ответила Дрейпер. — В девять часов. Тюремные фургоны еще не подъехали, и время прибытия неизвестно. Охранница сказала, что объявит, когда они подъедут.

— Ясно.

Майкл не удивился ни расторопности Дрейпер, ни опозданию тюремных фургонов.

— Вы слышали, что случилось с Адамом Блантом? — почти шепотом спросила Дрейпер. Как будто его смерть была сплетней. — Вы его знали?

— Как и все остальные, — ответил Майкл, удивленный тем, что уже поползли слухи. Как всегда, ему было неприятно слышать это имя, но он не подал виду.

Похоже, Дрейпер услышала намек в его голосе. Следующие слова она произнесла громче и более профессиональным тоном.

— Он работал солиситором перед тем, как выйти на пенсию. Я представляла некоторых его клиентов в суде.

— Но с ним не встречались.

— Вживую — нет.

— Значит, у вас разумные клерки. Если бы Адам Блант вас увидел, то потом всю жизнь бы преследовал.

— Ничего подобного! — притворно возмутилась Дрейпер, но ее выдал смех. Она шлепнула Майкла по запястью. Игривый укор. — Так вы все-таки были с ним знакомы?

— Мы познакомились, когда я был моложе вас, — ответил Майкл. — Он тогда еще не был адвокатом.

— Боже, Майкл. — Улыбка исчезла с лица Дрейпер. Эта реакция казалась искренней. — Простите. Я не знала, что он ваш друг. Как плохо вы, наверное, обо мне теперь думаете, после того как я начала о нем сплетничать.

— То, что я был с ним знаком, не означает, что мы были друзьями, — ответил Майкл. — Честно говоря, я его терпеть не мог. Мерзкий старый хрыч, вот кто он был. Полный желчи.

— Ух, мистер Девлин. Не сдерживайтесь!

Майкл заставил себя улыбнуться, но не стал отвечать на сарказм. Вместо этого одним глотком допил остававшуюся половину кружки.

«Не стоит его обсуждать», — подумал он.

— Так вы не в курсе, что с ним случилось? — снова зашептала Дрейпер. — В новостях намекают, что его убили каким-то нехорошим способом.

— Откуда мне быть в курсе? — спросил Майкл.

— Вы его знали. Я подумала, может быть…

— Серьезно, Дженни? Вы же не пытаетесь спросить, не рассказала ли мне чего моя невеста-репортерша?

— Что вы, Майкл. — Дрейпер снова заговорила нормальным голосом. Казалось, ее ужаснуло такое предположение. При этом Майкл ясно видел, что она притворяется. — Честное слово, я даже не подумала об этом.

— Ну это к лучшему. Мы же не хотим, чтобы наши профессиональные отношения испортила такая ерунда?

В голосе Майкла звучал вполне очевидный намек. И он не сомневался, что Дрейпер его поймет.

Ни разу за почти два года Майкл не предал доверие Сары. Он не мог себе этого позволить. Особенно учитывая то, в каком мире он вертелся. Барристеры отлично умели хранить тайны клиентов. Не давали просочиться ни капли информации, относящейся к делам их подзащитных. Но что насчет сплетен? Сплетни были для них что воздух. Они вдыхали их и тут же выдыхали, пересказывая следующему.

Майкл ни за что бы не подверг репутацию Сары такому риску.

Дрейпер промолчала, но было заметно, что реакция Майкла удивила и смутила ее.

Майкл ясно дал ей понять, что думает, но ему не хотелось, чтобы его слова оставили неприятный осадок. Поэтому, подавшись через стол, он снова заговорил:

— Но что бы ни сделали с этим хрычом, он наверняка это заслужил.

Дрейпер подняла глаза. Встретилась взглядом с Майклом, и его широкая улыбка мгновенно рассеяла напряжение. Довольный, что отношениям не нанесен непоправимый урон, Майкл поднялся.

— Принесу нам еще кофе, пока ждем фургоны, — сказал он и кивнул на пустую тарелку Дрейпер. — Вы наелись или хотите еще маффин?

Двадцать пять

Майкл и Дрейпер вышли из лифта на минус первом этаже. К камерам заключенных уже выстроилась очередь. Она тянулась через древнюю деревянную дверь, отделявшую лифтовый холл от входа в зону содержания под стражей.

В очереди стояло по меньшей мере тридцать барристеров, дожидавшихся возможности проконсультироваться с клиентом в одном из восьми охраняемых кабинетов. Меньше чем половине из них это удастся. Еще один идеальный пример несовершенства системы.

Майкл посмотрел на наручные часы. 9:35. Менее пяти минут прошло с того момента, как объявили о прибытии фургонов, а очередь уже была нескончаемой.

Дрейпер встала в конец. Майкл не присоединился к ней. Вместо этого он приложил к уху мобильный.

— Расслабьтесь, — сказал он ей, прежде чем переключил внимание на звонок. — Эндрю, это Майкл. Мы только что увидели очередь. Пожалуйста, скажи мне, что ты уже в ней стоишь?

Ответ был тем, на который он и рассчитывал.

— Чудесно. Увидимся через секунду. — Он нажал на отбой и снова повернулся к Дрейпер. — Эндрю впереди. Пойдемте.

Дрейпер послушно последовала за ним мимо стоящих в очереди барристеров. Когда они подошли к закрытой деревянной двери, Майкл объяснился перед коллегой, который стоял первым.

— Мой солиситор уже там, Мэтт, — сказал он.

Майкл был знаком с этим барристером. Дрейпер знала его только в лицо. Королевский адвокат Мэттью Коул. Лет на десять старше Майкла, он был одним из самых успешных представителей профессии. Коул был главным барристером Даррена О’Дрисколла, что делало его временным союзником. Конечно, лишь до тех пор, пока Саймон не разрешит Майклу выступить против клиента Коула. Если это когда-нибудь случится.

— Ты всегда был пройдохой, Девлин. — Коул говорил с отчетливым ливерпульским акцентом. Для лондонского барристера это было необычно и потому производило эффект. Он приоткрыл дверь, пропуская Майкла с Дрейпер. — Ну что ж, проходите.

— Спасибо. — Майкл шагнул сквозь дверь в маленькую переполненную зону ожидания перед проходом к камерам. Обернулся, чтобы проверить, следует ли за ним Дрейпер, и вспомнил о манерах. — Кстати, Мэтт. Ты знаком с моим младшим барристером?

— Не имею удовольствия. — Коул отступил на шаг, чтобы дать Дрейпер пройти, и одновременно с ней протянул руку. — Но наслышан. Приятно познакомиться, мисс Дрейпер.

— Пожалуйста, зовите меня Дженни, — ответила Дрейпер, пожимая ему руку. Она улыбалась так же кокетливо, как когда впервые встретилась с Майклом. — Работать с вами — честь для меня, мистер Коул.

«Отточено до совершенства», — подумал Майкл.

— Пожалуйста, просто Мэтт, — ответил Коул. Улыбнулся и посмотрел на Майкла. Руку Дрейпер он так и не выпустил. — Так вы работаете со мной, Майкл? Не против меня?

— Терпение, скоро увидишь.

Майкл тоже улыбнулся. Так же искренне, как и Коул. Они знали, что интересы их подзащитных могут противоречить друг другу, но все равно испытывали обоюдную приязнь и уважение. Оппоненты в профессиональном плане ведут себя цивилизованно. Иногда даже остаются друзьями. Многие их подзащитные никогда этого не поймут.

— Не сомневаюсь, — ответил Коул. Его улыбка не дрогнула. В ней читалось, что он доволен тем, что дело досталось Майклу. Майкл задумался почему.

«Он рад, потому что предвкушает достойную битву? — мысленно спросил он себя. — Или потому, что ему в противники достался ненастоящий королевский адвокат?»

Ответа Майкл узнать не мог. Все, что ему оставалось, — это, как он сам сказал Коулу, потерпеть и увидеть.

Выбросив из головы эти мысли, он огляделся в зоне ожидания. Через нее змеилась очередь адвокатов. От деревянной двери до прохода к камерам. Сейчас этот проход был открыт, и рядом с ним стоял Эндрю Росс.

— Давайте быстрее! — позвал он.

Майкл сообразил, что дверь открыта для них с Дрейпер. Они ускорились и, обогнув очередь, оказались перед входом как раз вовремя. Еще секунда — и тяжелая дубовая дверь закрылась на замок за их спинами.

Далее шел длинный белый коридор. В него уже втиснулись пять команд, представляющих сторону защиты, — по три адвоката в каждой команде. Все они ждали, когда откроется вторая дверь, теперь уже решетчатая. Для этого требовался другой охранник с другой связкой ключей. Простая, но очевидная мера предосторожности: ни в одной связке не должны быть ключи от всех дверей между зоной содержания под стражей и внешним миром.

Они ждали три минуты. По крайней мере, если верить часам Майкла. Его зажатому между стеной и другим человеком телу казалось, что прошло гораздо больше времени. Скрежет металла по металлу возвестил о появлении держателя вторых ключей за несколько мгновений до того, как решетка распахнулась.

Когда Майкл наконец оказался в зоне содержания под стражей, у него забрали ноутбук с телефоном, его самого осмотрели и только после этого пропустили за металлическую решетку в коридор, ведущий к кабинетам для общения с заключенными.

Майкл не стал ждать, когда Дрейпер с Россом тоже пройдут досмотр. Вместо этого он зашагал по коридору к выделенному им кабинету.

Дрейпер вошла секундой позже и села рядом с ним, лицом к двери. Следовавший за ней Росс сел напротив, и за небольшим столом осталось всего одно незанятое место.

— Как у нас дела? — поинтересовался Росс. Он спрашивал не о здоровье. Единственное, что его заботило, — это Саймон Кэш.

— Есть с чем работать, — ответила Дрейпер. — У Майкла отличная версия.

— Она будет отличной, только если Саймон разрешит нам ее использовать. — Майкл, как всегда, стремился трезво оценивать ситуацию. — Если он не даст добро, то наша версия ничего не стоит.

— Понятно, — сказал Росс, кивнув. — Тогда мне придется его убедить.

Майкл открыл рот, чтобы ответить, но остановился, услышав снаружи звук приближающихся шагов.

Кэш произвел на Майкла то же впечатление, что и несколько дней назад.

«Этот мальчишка просто не мог совершить то, в чем его обвиняют».

Кэш был одет в свой первый, по подозрению Майкла, костюм. Дешевый, в груди на размер больше, чем нужно. А может, и на два.

Вместе с Кэшем зашел охранник, прикованный к нему наручниками. Снимая наручники, он поднял обе руки, свою и Кэша. При этом на накачанной руке охранника был отчетливо виден бицепс. На его фоне Кэш со своей маленькой головой и щуплым туловищем казался еще тщедушнее.

— Присаживайтесь, Саймон, — заговорил Майкл, как только охранник вышел из комнаты. — Только сначала закройте дверь, хорошо?

Кэш выполнил его просьбу, потом опустился на прикрученный к полу стул напротив Майкла.

Все три адвоката наблюдали за ним. Подмечали неуклюжие движения. Он держался с неловкостью, более присущей подростку.

— Как вы, Саймон? — спросил Майкл.

— Хорошо.

Кэш не поднял глаз, отвечая. Голос звучал тихо. Едва слышно.

— Сегодня важный день, — продолжал Майкл. — Вы знаете, что сегодня будет?

— Мой процесс.

— Не весь, Саймон, — вставила Дрейпер. — А только начало. Сегодня выберут присяжных и обвинитель скажет вступительную речь. То есть расскажет присяжным, что, по его мнению, произошло. Но не предоставит никаких доказательств. Сегодня.

Все это уже объяснял Кэшу Росс. Майклу это было известно. Но он дал Дрейпер договорить, а сам воспользовался возможностью понаблюдать за реакцией Кэша на нее.

«То, как он реагирует на Дрейпер, будет ключом ко всему, — подумал он про себя. — Возможностью заставить Кэша выбрать тот путь, который нам нужен».

Увиденное сообщило Майклу все, что ему нужно было знать. Когда Дрейпер заговорила, Кэш весь сжался. Мальчишка был болезненно застенчив. И явно неопытен по части отношений с противоположным полом. Так что ежедневное внимание Дрейпер могло произвести именно тот эффект, на который надеялся Майкл.

— Вы не передумали насчет Даррена О’Дрисколла? — спросил Майкл.

Кэш качнул головой. Несколько раз. Почти агрессивно. Его левая рука коснулась потемневшей кожи на виске. Подсознательный ответ.

— Это О’Дрисколл сделал, Саймон? — Майкл заметил то, что упустили Дрейпер с Россом. — Синяк, который вы закрываете волосами. Это его рук дело?

Дрейпер и Росс присмотрелись. У Кэша были жидкие русые волосы, чуть ниже средней длины. Старомодная прическа с пробором посередине, как у крутого пацана начала 1990-х. Слева волна волос скрывала синяк, но уже не так эффективно теперь, когда Майкл обратил на него внимание собравшихся.

— Почему О’Дрисколл ударил вас, Саймон?

Первый вопрос Майкла остался без ответа, и он воспринял молчание как согласие.

И снова тишина.

— Вы рассказали ему то, что мы обсуждали, когда встретились в первый раз, Саймон? Что вам нужно защищать себя, а не его? Поэтому он вас ударил?

Ни на один из этих вопросов не прозвучал ответ, и с каждым вопросом Саймон выглядел все слабее. Все более напуганным.

Майкл знал, что нельзя слишком давить. Нужно быть осторожным, иначе мальчишка просто сломается.

— Саймон, прошу вас, выслушайте. — Он старался говорить так мягко, как только мог. — Нельзя из страха перед Дарреном О’Дрисколлом дать осудить себя за то, чего вы не совершали. Нельзя бояться настолько, чтобы не позволить мне защищать ваши интересы. Мы можем устроить так, что вы получите защиту. Вам всего лишь нужно подтвердить, что вы в опасности.

Кэш поднял голову и посмотрел Майклу в глаза. Впервые за все время.

— Никто не может защитить меня от них.

— От них? — Майкл уцепился за первую подсказку, брошенную ему Кэшем. — От кого, Саймон? Вам угрожает не только О’Дрисколл?

— Больше я ничего не скажу, сэр. — Голос Кэша снова стал тихим. — Я просто хочу со всем этим покончить.

— Нужно хотеть большего, Саймон. Нужно хотеть, чтобы присяжные вынесли оправдательный вердикт. Признали вас невиновным. Нельзя дать приговорить себя к пожизненному заключению просто потому, что вам страшно.

— Можно, сэр. — При этих словах на глазах Кэша выступили слезы. — Потому что пожизненный приговор означает, что я буду жить.

Майкл открыл рот, чтобы ответить, но замер.

«И что, черт возьми, на это сказать?»

Впервые за все время, что он помнил, Майкл не нашел ответа. Настоящего. Правдивого. Он вырос в мире, чуждом Россу и Дрейпер. Но Кэш понимал этот мир. Поэтому Майкл знал, что в его словах есть правда. То, что Майкл просит его сделать, не останется без последствий. Это цена, которую придется заплатить, если они укажут на истинных виновников.

И, возможно, последствия будут именно такими, каких боялся Кэш. Майкл соврал бы, если бы стал это отрицать.

— Мы позаботимся, чтобы до вас никто не смог добраться, Саймон. Клянусь.

Дрейпер произнесла ложь, на которую не решился Майкл.

— Если вы разрешите нам выступить против О’Дрисколла, мы позаботимся, чтобы его держали подальше от вас. Но вы должны позволить нам действовать в ваших интересах. Дайте Майклу доказать, что О’Дрисколл виновен в убийстве, но вы к этому не причастны.

Кэш снова покачал головой. От этого движения слеза перелилась через нижнее веко и покатилась по щеке. За ней последовали другие. Кэш снова опустил глаза.

— Даррен этого не делал. — Его голос звучал слабо. Неубедительно.

Майкл сразу раскусил этот ответ. Это была мантра. Вбитая в Кэша кем-то крупнее и сильнее его.

— Можно мне вернуться в камеру?

— Саймон, пожалуйста, послушайте…

На этот раз заговорил Росс. Он собрался воззвать к здравому смыслу Саймона. Майкл схватил солиситора за руку и покачал головой, останавливая.

— Может, это к лучшему, Саймон, — сказал Майкл. Его инстинкт говорил, что, если они продолжат давить, это нанесет больше вреда, чем пользы. — Может быть, вам действительно стоит вернуться в камеру, а мы пойдем наверх. Поговорим позже.

— Спасибо, сэр.

И снова Саймон ответил, не поднимая глаз. Произнеся эти слова, он неуклюже выбрался со стула и подошел к двери. Там он остановился.

Кэш почти на тридцать сантиметров не доставал до косяка квадратной двери высотой метр восемьдесят, и примерно такое же расстояние оставалось между его плечами и дверной рамой. От этого он выглядел совсем крошечным, и Майкл оказался совершенно не готов к тому, что он сделал дальше.

Саймон Кэш обернулся, посмотрел прямо на Майкла и произнес всего два слова, перед тем как выйти из комнаты:

— Простите меня.

Двадцать шесть

Джоэль Леви вернулась за тот же самый стол в общей рабочей зоне четырех групп Скотленд-Ярда по расследованию особо важных преступлений. В кабинете Леви, располагавшемся на том же этаже, было и тише, и удобнее. Но там она не смогла бы присматривать за своей командой и, соответственно, за расследованием.

Каким бы нелепым ни казалось ей то, что полицейским каждый раз приходится искать себе свободный стол, Леви предпочитала находиться здесь. В самом сердце команды по расследованию особо важных преступлений.

Двух из трех вчерашних столов больше не было. Лишние папки вернулись обратно в архивы, свидетельства юридической жизни Филиппа Лонгмана снова собирали пыль.

Остался только один стол. Всего пять папок.

— На этот раз отбор оказался намного результативнее — заметила Леви, когда констебль Салли Райан положила в маленькую стопку шестую папку. — Сколько еще, Салли?

— Это все, мэм, — ответила Райан.

Леви позволила себе улыбнуться с облегчением. Убийство Адама Бланта все меняло. Отобрав только те дела, в которых Лонгман был судьей, а Блант — солиситором, они смогли неимоверно сузить круг поисков. А также избежать критериев, несовершенство которых так беспокоило Леви с Хейлом.

— Есть те, что мы выявили вчера? — спросила она. — С какого-нибудь из вчерашних столов?

— Два дела. — Более четкие критерии поиска позволяли требовать меньше человеко-часов, поэтому Салли Райан занималась этим в одиночку. — Первое со стола номер один. Второе из тех, что подошли по всем критериям и попали на стол три.

— Ясно, тогда давай для начала быстренько пробежимся по тем, которые не прошли отбор вчера, — решила Леви. — Убедимся, что мы ничего не упустили, а потом перейдем к основным подозреваемым. Говори, что там.

— Это все не уголовные дела, мэм. В них не было никакого насилия и осужденных по уголовным статьям.

— И что же это за дела?

— Три разбирательства в Верховном суде, все — по вопросам собственности. В фирму Бланта обращалось много клиентов по этим вопросам. Четвертое дело — ходатайство о судебном запрете на публикацию подробностей незначительного сексуального скандала.

— Хорошо, значит, никакого насилия. Что насчет вражды? Там было из-за чего затаить обиду на Лонгмана с Блантом?

— Нет, мэм. Наоборот, все четыре дела разрешились в пользу клиентов Бланта, поэтому у них не было никаких причин жаловаться. Кажется, из него вышел не такой уж плохой гражданский адвокат.

Леви улыбнулась. Райан была и правда хороша в своем деле.

— Думаю, можно спокойно их вычеркнуть, — заключила Леви. — По крайней мере, на текущий момент. Но все равно нужно расставить все точки над «и», поэтому проследи, чтобы всех допросили.

— Уже допрашивают, мэм.

Леви снова улыбнулась.

«Мне бы всю команду таких, как Салли Райан, и у нас была бы стопроцентная раскрываемость».

— О’кей. Переходим к более вероятным подозреваемым. Что там за дело со стола один?

— Артур Харт, мэм, — ответила Райан. — Тот, который психанул и убил жену.

— Помню. — Леви прокрутила в голове вчерашнее совещание. В памяти сохранились все подробности. — Мне все еще кажется, что он не наш человек, но пусть кто-нибудь его сегодня навестит.

Взгляд Леви перешел на вторую из двух оставшихся папок. Она уже поняла, что именно на этого подозреваемого ставит Райан.

— Кто у нас на третьем столе?

— А вот здесь уже интересно, мэм. — В голосе Райан на миг прозвучало воодушевление. — Подозреваемый — тот еще тип.

— Как его зовут?

— Гений Пенфолд, мэм.

Райан подождала, пока имя осядет в сознании Леви. Ждать пришлось недолго.

— Серьезно?

— Да, мэм.

— Он что, сменил имя?

— Нет, мэм. Так его назвали при рождении.

— Правда? Неудивительно, что он стал злодеем.

— Злодей — это уж точно, мэм.

— Ладно. Расскажи мне о нем. Что там за дело?

— Как и можно ожидать от стола номер три, это убийство. Из-за неудачной сделки. Кажется, мистер Пенфолд мнил себя бизнесменом. Покупал и продавал машины, землю, промышленный транспорт. Да все подряд. Главное, чтобы было дорогим.

Должно быть, он неплохо разбирался в своем деле, потому что сколотил довольно приличную сумму. Но однажды его развели. Покупатель, которому он продал участок земли, скрыл от него, что получил разрешение на строительство здания на этом участке. С разрешением цена на землю стала в семь раз выше той, которую получил Пенфолд. Узнав об этом, Пенфолд под каким-то надуманным предлогом предложил покупателю встретиться в местном пабе. Когда тот появился, Пенфолд выразил ему свое возмущение, они поспорили, после чего Пенфолд разбил бутылку и воткнул ее в горло покупателю. У всех на виду.

— Он отрицал вину?

— Да. Утверждал, что его спровоцировали, в ходе спора жертва потешалась над ним, поэтому его действия следует рассматривать как непредумышленное убийство.

— Что, прости? Он утверждал, что невиновен в умышленном убийстве на основании того, что жертва над ним потешалась? — Леви не верила своим ушам. — Ну если Блант давал такие юридические советы своим клиентам, то удивлена, что никто не убил его раньше.

— Вы не первая это говорите, — сказала Райан, оглянувшись на Стивена Хейла. — В любом случае Лонгман уничтожил все шансы на оправдательный приговор, когда обратился к присяжным перед тем, как они ушли совещаться.

Леви помолчала, взвешивая в уме услышанное.

Кажется, они на верном пути.

— Действительно похоже, что Пенфолд способен на заранее спланированную, чрезвычайную жестокость. И готов убивать тех, кто, по его мнению, несправедливо с ним обошелся. Но меня смущает манера убийства. В местном пабе? Его никак не могли не привлечь после этого, тогда как наш новый герой на удивление тщательно заметает следы. Не сходится, согласна?

— Да, здесь есть противоречие, мэм, — ответила Райан. — Но не критическое. Во-первых, в прошлый раз Пенфолд мог стать жертвой излишней самоуверенности. В деле сказано, что он наводил страх на всех в своем районе. Этакий местный мафиози. Возможно, он просто думал, что никто не осмелится на него показать. А если это и не так, то не забывайте, что он пятнадцать лет провел в тюрьме. Полно времени, чтобы продумать план мщения, включая то, как сделать так, чтобы его не вычислили.

Леви внимательно выслушала ее доводы. Она была согласна. Рецидивисты учились на ошибках, редко совершали одну и ту же дважды. В первый раз Пенфолда быстро поймали. Если он умен — а их убийца точно умен, — то должен был за прошедшие годы выучить, как не попадаться.

— Хорошо, значит, еще раз уточняю, Лонгман был судьей, а Блант — адвокатом Пенфолда, верно?

— Да, мэм, — ответила Райан. — Пенфолда признали виновным в убийстве, и Лонгман приговорил его к пожизненному заключению с правом на досрочное освобождение через четырнадцать лет. В результате он провел в тюрьме четырнадцать с половиной лет. Вышел полгода назад.

— Сколько ему?

— Когда он был осужден, ему было тридцать два, так что теперь — сорок семь.

— Значит, достаточно молод. Что насчет его криминального прошлого? Помимо этого преступления? Есть что-то, что указывает на способность совершить подобное?

— Есть, мэм. Он привлекался лет с двадцати пяти. Заслужил репутацию бойца. На кулаках, за деньги. И его подозревали в двух убийствах, но доказательств так и не нашли. Свидетели отказывались сотрудничать. Все в таком духе. Так что, если учитывать то, в чем его подозревали, и то, что он точно совершил, Пенфолд явно склонен к насилию.

— Что насчет Бланта? — спросила Леви. — Он плохо его защищал?

— Если не считать эту чушь о том, что его спровоцировали? Нет, отнюдь. Но, кажется, Пенфолд все равно остался недоволен. Он хотел подать апелляцию касательно приговора, считал, что право на освобождение должно быть раньше. Блант отказался. И не без оснований: Пенфолду дали вполне адекватный срок. Но Пенфолд все равно разозлился и много раз угрожал Бланту, хотя потом перестал. Но он точно затаил обиду, и можно предположить, что и на Лонгмана тоже, ведь это Лонгман вынес приговор. Держу пари, убежденность в том, что его незаслуженно признали виновным и заставили провести в тюрьме больше времени, чем ему причиталось — какой бы нелепой эта убежденность ни была, — могла послужить достаточно сильным мотивом для человека вроде Пенфолда.

Леви откинулась на стуле, размышляя над услышанным. Гений Пенфолд подходил по всем пунктам. Он был жестоким, безжалостным и агрессивным. И явно имел мстительные наклонности.

— Что насчет времени, проведенного в тюрьме? — спросила она. Это был ее последний довод против. — Если его отпустили всего через полгода после того, как он получил право на досрочное освобождение, значит, он хорошо себя вел. Следовательно, его склонность к агрессии могла улетучиться.

— Я тоже об этом подумала, мэм, — ответила Райан, ничуть не удивив Леви. — Поэтому провела небольшое расследование. На самом деле многое указывает, что он вел себя плохо. Когда я просматривала тюремные архивы, то заметила, что, как только Пенфолда переводили в новую тюрьму, там тут же повышался процент «несчастных случаев». Мне кажется, он оставался таким же агрессивным. Просто был достаточно умен, и его все боялись, поэтому никто не донес. Как я уже говорила, четырнадцать лет — достаточный срок, чтобы научиться заметать следы.

— Разве это не должно было насторожить комиссию по условно-досрочному освобождению?

— Только если бы кто-то обратил на это их внимание, мэм. Но если никто не жаловался, как они могли заметить?

Леви довольно кивнула. Райан подумала обо всем. Она выполнила свою задачу так досконально, как Леви от нее и ждала. И у них наконец появился основной подозреваемый.

Гений Пенфолд.

Двадцать семь

Стивен Хейл посмотрел через зал. На Джоэль Леви и Салли Райан. Те изучали папки с делами Лонгмана. Сегодня их осталось гораздо меньше, чем вчера.

«Прогресс, — подумал Хейл. — Жаль, что мы не можем похвастаться тем же».

Убийства Филиппа Лонгмана и Леона Ферриса и его людей представляли собой проблему. Как всем группам по расследованию особо важных преступлений, команде Леви часто приходилось браться за два дела одновременно. Прерогатива лучших. Но чаще это были совсем не такие дела.

Дело Лонгмана имело политический резонанс. Убийство лорда главного судьи — пусть и бывшего — требовало немедленного раскрытия. А если учесть то, как именно его убили, можно смело утверждать, что это будет самое значительное расследование в их карьере.

У дела Ферриса был другой профиль, но не менее сложный. Широкий общественный резонанс в той части Лондона, где полицию отнюдь не жаловали. К тому же приходилось сотрудничать с другой командой — отрядом по борьбе с организованной преступностью, известным под названием «Трезубец». Как и убийство Лонгмана, это дело было достаточно специфическим, чтобы при иных обстоятельствах стать для их команды «расследованием года».

Оба дела заслуживали пристального внимания Леви. До тех пор, пока все не изменило убийство Адама Бланта.

Бланта с Лонгманом прикончил один и тот же человек. Это было неоспоримо. На нынешнем этапе преступник уже закрепил за собой дурную славу. После третьего убийства его переквалифицируют в серийного убийцу. Первых двух жертв он прикончил в течение тридцати шести часов. При таком темпе он заслужит это звание до конца недели.

А значит, теперь дело Лонгмана и Бланта требовало полного внимания Леви. А также большинства ресурсов группы номер один по расследованию особо важных преступлений — ресурсов, которых и без того не хватало. Но это не означало, что можно пренебречь делом Ферриса. Наоборот. Леви назначила Хейла главным по расследованию. От него требовалось набрать собственную маленькую команду из опытных детективов и выяснить, что же все-таки произошло на Электрик-авеню.

Хейл отвел взгляд от Леви с Райан. Вернулся к собственному совещанию, которое должно было вот-вот начаться. Единственным плюсом нового рабочего пространства для групп по расследованию особо важных преступлений было то, что оно предоставляло достаточно места, чтобы проводить несколько совещаний одновременно, не мешая друг другу. А Хейлу для совещания нужно было много места, потому что к шести его сотрудникам присоединились десять оперативников «Трезубца». У них был собственный инспектор, Джон Уайлд, деливший с Хейлом позицию главного по расследованию.

Хейл прислонился спиной к пустому столу и повернулся лицом к своей смешанной команде. Сидящий за столом Уайлд показал, что дает слово Хейлу.

— Как вам известно, все тела подверглись вскрытию. Наши криминалисты провели осмотр места преступления. И все результаты подтверждают рабочую версию: убийца был один, начал с Ферриса у двери, потом убил Лича, Эллиса и, наконец, Теннанта.

Хейл уже пересказывал эту версию и своей команде, и ребятам из «Трезубца». Поначалу ее встретили возражениями и скепсисом. «Трезубец», которому известна была пугающая репутация Ферриса, более чем разделял первоначальную неуверенность Леви. Но улики с места преступления в конце концов убедили их, что это наиболее вероятная гипотеза.

— Их убили не в ходе бандитских разборок, — продолжал Хейл. — Слишком точными и эффективными были действия убийцы. Кем бы он ни был, он явно профессионал. Тогда кто его нанял?

Среди группы послышалось бормотание, некоторые заерзали на стульях.

— У Ферриса было много конкурентов, — наконец-то раздался ответ. Его произнес парень из «Трезубца». Молодой чернокожий полицейский, явно выросший на улицах, которые патрулировала его команда. — В этой части южного Лондона полным-полно банд.

— Ваше имя?

— Антон Кэмпбелл, сэр. Констебль.

— Хорошо, Антон, — ответил Хейл. — Но можно ли их действительно назвать конкурентами? Возможно, организация Ферриса изначально была просто бандой и до сих пор крышует бандитов. Но теперь это уже полноценная криминальная империя, согласны?

Ребята из «Трезубца» переглянулись в поисках консенсуса. Наконец Кэмпбелл ответил:

— Да, думаю, вы правы.

— Тогда попробуем использовать это как критерий отбора, чтобы сузить круг подозреваемых. Кого мы на самом деле можем назвать конкурентом? Кто скорее руководит империей, а не бандой? Кому было бы выгодно убрать Ферриса?

— Таких несколько, сэр, — ответил Кэмпбелл. — Но полагаю, все согласятся, что самый очевидный претендент — Эд Баррель.

— Расскажите мне о Барреле.

— Баррель — восходящая звезда преступного мира. — Ответ последовал от другого члена «Трезубца», постарше, по имени Джордж Диксон, вспомнил Хейл. — Он начинал как все. Как сам Феррис. С маленькой банды. С незначительных преступлений. Несколько лет назад пошел в гору. Есть информация, что он повинен в разбойных нападениях, торговле оружием, наркотиками, вымогательстве. Быстро растет.

— Его организация сопоставима с организацией Ферриса?

— Ни в коем разе, сэр. Раз в пять меньше.

— То есть в полномасштабной войне Баррелю было бы не победить?

— Да. Если бы у них случилась стенка на стенку, Барреля бы разнесли в пух и прах.

— А если бы он нанял человека убить Ферриса с его главными помощниками? Отсек бы змее голову. Что тогда?

— Тогда он стал бы ненамного, но влиятельнее остальных игроков на этой территории. Баррель и близко не стоял с Феррисом, но все остальные еще мельче.

Хейл кивнул. По описанию Эд Баррель действительно подходил на роль подозреваемого. Перспективная версия. Но Хейл хорошо знал свое дело. Ведь его учителем была Леви.

Нельзя было останавливаться на одном только Барреле.

— Что насчет других? Есть еще банды, переросшие в мафиозные организации? Нужно рассмотреть и такой вариант, что кому-то из мелких сошек амбиции ударили в голову.

— Мне приходят на ум трое. — Это снова был Кэмпбелл. Он исходил из предыдущего своего ответа. — Все они уступают влиянием Баррелю, но на голову выше остальных. Возможно, достаточно амбициозны, чтобы возомнить, что смогут что-либо урвать со смертью Ферриса.

— Хорошо. — Хейл оттолкнулся от стола и выпрямился в полный рост. — Тогда вы, Кэмпбелл, займетесь мелкими сошками. Теми тремя, которых вы упомянули, а также всеми другими, кто подходит под описание. Выберите себе в помощники двух человек из вашей команды и двоих — из нашей.

Обведя взглядом собравшихся, Хейл остановился на другом оперативнике «Трезубца», Дине Кинге. Тот лучше всех разбирался в организации Ферриса. Именно поэтому он дольше всех отказывался верить в то, что убийца работал в одиночку. Но именно поэтому он идеально подходил для того, чтобы проверить главного соперника Ферриса.

— А вас я хочу попросить заняться Баррелем. Соберите любую доступную информацию. Наладьте контакты. Найдите стукачей. Людей Ферриса, перешедших к Баррелю. Любые доказательства, что это преступление — дело рук Барреля. Выберите себе в помощь четырех членов «Трезубца».

После этого Хейл повернулся к сержанту Пэту Такеру. Из своей команды.

— Пэт, ты тоже займись проверкой Барреля. Возьми себе двоих из наших. Пока что Баррель — главный подозреваемый. Найдите мне повод вышибить ему дверь.

После чего Хейл повернулся к последнему члену группы по расследованию особо важных преступлений. Наташа Пикетт, по общему мнению, была лучшим аналитиком в их команде.

— Наташа, я хочу, чтобы ты порылась в архивах. Найди все случаи заказных убийств за последние десять лет. Подтвержденные и неподтвержденные. В каких-то из них должны быть общие черты с нашим преступлением. Не может быть, чтобы для убийцы это было первое дело. Инспектор Уайлд назначит тебе в помощь двух человек из своей команды.

Наконец Хейл обратился к собранию в целом.

— Мы обязательно раскроем это дело. У нас полно зацепок. Нам известно, кому выгодна смерть Ферриса. Известны имена его соперников. Мы знаем, что убийца — профессионал, а это само по себе уже ниточка. Мы найдем его. И если в процессе придется разобраться с выводком жестоких ублюдков, что ж, тем лучше. Приступим к делу!

Двадцать восемь

— Это все, господа присяжные, что я хочу сказать по этому делу. Остается лишь не забывать о двух очень важных вещах. Первая относится ко всему, что вы от меня сегодня услышали. Вторая, без сомнения, является краеугольным принципом нынешнего процесса — принципом, на котором построена вся система уголовного правосудия. Поэтому крайне необходимо, чтобы вы выслушали и поняли мои слова, а потом помнили о них в течение всего процесса.

Королевский обвинитель Питер Эпстейн говорил уже два часа. Так начинался каждый процесс — со вступительной речи обвинителя. Речь Эпстейна была справедливой. И захватывающей.

Меньшего от главного обвинителя короны, британского аналога окружного прокурора в США, Майкл и не ждал.

Эпстейн продолжил обращение к присяжным, в котором перечислил основные принципы, которыми они должны руководствоваться при оценке доказательств, и напомнил об основополагающем принципе: бремя доказательства лежит на стороне обвинения, а сторона защиты ничего доказывать не обязана. Но к тому моменту Майкл уже перестал вслушиваться. Он даже сосчитать не мог, сколько раз слышал все возможные варианты этого перечисления. Нужно было сосредоточиться на том, что предстоит.

При звуке движения, с которым Эпстейн, закончив говорить, вернулся на свое место, глаза Майкла оторвались от бумаг и его мысли вернулись к настоящему.

Он окинул взглядом длинную деревянную скамью, на которой разместились все шесть юристов. В дальнем конце, ближе всех к судье, сидел Эпстейн. Рядом с ним была его помощница Клэр Уэллс. За ними расположился второй помощник обвинителя, Мартин Магуайр. Он был ниже рангом: только сторона обвинения брала в помощники таких молодых, хотя и многообещающих юристов.

— Я что-нибудь упустил? — шепотом спросил Эпстейн Клэр Уэллс.

— Ничего, — ответила Уэллс. — Отличная речь.

— Спасибо.

Их голоса звучали тихо, но Майкл, настроившийся на слух, не мог пропустить этот короткий разговор. Он улыбнулся: то, что даже такие успешные юристы, как Эпстейн, сомневаются в себе, обнадеживало.

— Что ж, господа присяжные, вы услышали напутственное слово. Мистер Эпстейн очень ясно и четко изложил суть обвинения, поэтому, если я…

Зал судебных заседаний наполнился голосом королевского судьи Джона Левитта, обратившегося к присяжным, чтобы еще раз напомнить им об их обязанностях.

К его словам Майкл тоже не стал прислушиваться. Очередная речь, которую он слышал уже тысячи раз. Они никогда не меняются. А если вдруг произойдет неслыханное и судья скажет что-то новое, то Дрейпер ему поведает, ведь она записывает каждое слово.

Мысли Майкла занимали другие вещи. Точнее, всего одна — безопасность Саймона Кэша.

Синяк на виске Кэша беспокоил его. Но куда больше его беспокоило поведение мальчишки. Кэш пребывал в абсолютном ужасе. Перед О’Дрисколлом. Перед остальными. Перед тем, чтобы вернуться вечером в тюрьму Уандсворт. Он так боялся, что не хотел даже находиться в одной комнате со своими адвокатами, чтобы его не заподозрили в «стукачестве», только сейчас понял Майкл.

Кэш был беспомощен, и врожденный инстинкт требовал от Майкла встать на защиту человека, оказавшегося в такой ситуации. Но как ему его защитить? Что он может сделать, если клиент запретил вмешиваться? Как помочь Кэшу помочь себе, не нарушив строгих правил своей профессии?

Как бы ни отвлекали Майкла эти мысли, он был достаточно сосредоточен, чтобы услышать, как судья Левитт завершает свое обращение.

— И на этой счастливой ноте, господа присяжные, я с вами прощаюсь. Пожалуйста, будьте в здании суда и готовы к началу заседания завтра в 10:30 утра, когда сторона обвинения вызовет своего первого свидетеля.

Судья Левитт опустился обратно в деревянное кресло с высокой спинкой. Наследие предыдущих эпох. Возможно, этому креслу больше ста лет. С его места Левитту хорошо была видна скамья подсудимых, воздвигнутая на том же уровне, что сиденье судьи. Гораздо выше мест присяжных у северной стены и скамьи обвинителей с адвокатами у южной.

Без дальнейших слов судебный пристав вывел присяжных из зала. Пока они выходили, стояла тишина. Щелчок закрывшейся за ними двери послужил сигналом, что присяжные больше не слышат того, что происходит в зале, и законники могут продолжить работу.

— Есть еще что-то, с чем надо разобраться сегодня? — Вопрос Левитта относился сразу и к обвинению, и к защите.

Мысли Майкла завертелись. В голову все лезли беспокоившие его соображения. Он знал, какой шаг должен сделать, чтобы защитить Кэша. Он хотел сделать этот шаг. Но знал также, что ему нельзя. Кэш выразился достаточно ясно.

Пока он размышлял, как лучше поступить, Эпстейн с Коулом ответили на вопрос Левитта.

— У меня ничего, ваша честь.

— У меня тоже.