– Что ж, полагаю, теперь я могу пересказать вам наш разговор без опасения, что раскрою чужой секрет. Выше по склону есть поваленный дуб; с него открывается неплохой вид на озеро.

Когда они уселись, миссис Норидж расправила юбку и повторила то, что услышала от охотника в трактире при гостинице. Доктор слушал внимательно, не пропуская ни одного слова, и когда она закончила, воскликнул:

– Это невероятно!

– Вовсе нет. Если очистить повествование от переживаний рассказчика, что останется? Всего лишь совпадение, мистер Хэддок. Бедному Эвансу дважды не повезло: сперва был убит встреченный им ребенок, а спустя несколько лет он стал свидетелем мести. Случайность – и больше ничего!

– А как же цветы? – напомнил доктор. – У девочки в руках были ромашки, у молодой девушки к ним добавился цикорий, а его собственная жена собрала букет из ромашек, цикория и девясила.

Миссис Норидж скептически приподняла бровь:

– Вы действительно полагаете, что на том расстоянии, с которого стрелял Эванс, можно рассмотреть букет?

Доктор чертыхнулся и тотчас принес свои извинения.

– Об этом я не подумал. А вы уверены, что нельзя?

– Не знаю. Мы с вами можем это проверить. Однако я бы не придавала большого значения этой подробности.

– Вы считаете, Джек неосознанно придумал ее, чтобы оправдать собственный поступок? Возможно, вы правы. За свою практику я не раз убеждался в удивительной изобретательности нашего мозга. Напомните, чтобы при случае я рассказал вам о красных перчатках, принадлежавших одной моей родственнице и спасших ее от смерти… Впрочем, я отвлекся. Знаете, Эванс всегда казался мне незаурядным парнем. Он вел самый обыденный образ жизни, не говорил ничего примечательного, и все же меня не оставляло ощущение, что однажды он проявит себя – и, может быть, изменит жизнь всего Эксберри. Вот отчего я почти не удивился, когда застал его возле трупа Дикинсона и услышал, что он не способен объяснить, почему застрелил его.

– Вам известно, кого подозревает полиция?

Доктор усмехнулся.

– Я слышал, они ищут бродягу, на которого указала какая-то полубезумная старуха. А у вас есть предположения?

– Ни малейших, – сказала миссис Норидж. – Однако солнце уже садится. Давайте возвращаться, мистер Хэддок, пока не стемнело.

* * *

Заявив, что у нее нет предположений, миссис Норидж слукавила. От доктора ей требовалось подтверждение, что любой за соседним столом в трактире мог слышать охотника. Эванс сказал кое-что исключительно важное. Тогда она не обратила на это внимания, но когда служанка сообщила о его гибели, у миссис Норидж в ушах зазвучал его мягкий голос.

«Странное дело. Я вдруг вспомнил, что мне и впрямь встретился какой-то человек на обратном пути».

Девятилетний Джек Эванс видел убийцу девочки. Видел – и вспомнил об этом двадцать лет спустя. Кто знает, какие еще воспоминания могла подкинуть его память?

«Полиция ищет бродягу. Вряд ли стоить рассчитывать, что они займутся происшествием двадцатилетней давности».

Кэти Эванс, придя к ней накануне, не плакала.

– Я не верю полиции, – сказала она. – Я верю вам. Пожалуйста, помогите мне. Я хочу знать, кто его убил.

И миссис Норидж заверила, что сделает все, что в ее силах.

– Джек что-нибудь еще вспоминал в тот вечер об убийстве в Морпете?

Кэти покачала головой.

– Я хотела отвлечь его от этих мыслей. Мы заговорили о Брендане. Он вроде как ухаживал за одной моей подругой, но недавно пошли слухи, что ему по душе Лиззи Сарроу, и я спросила мужа, правда ли это. Никто не осудил бы Брендана, если бы он влюбился в Лиззи. Она красотка, а отец ее богач. Но негоже морочить голову честной девушке, если не собираешься вести ее под венец. Джек ответил, что ничего не знает о сердечных делах приятеля, но будущей миссис Коу, кем бы она ни была, посоветовал бы не спускать глаз с муженька, потому что таких сердцеедов, как Брендан, еще поискать. Потом мы с ним прогулялись до нашего любимого места…

– Миднари-Рок?

– Да. – Кэти слабо улыбнулась. – Джек говорил, что нигде ему не мечтается так хорошо, как там, когда он видит сверху весь Эксберри. Он придумывал, что у нас будет пятеро детей. Что я не буду работать больше ни дня, заведу двух горничных и собачку на подушке. Рассказывал про дом, в котором мы будем жить, – такой большой, что в него сможет въехать карета. Описывал мне каждого из наших сыновей и дочек. Я закрывала глаза и видела это все так явно, будто оно уже случилось. За это я и любила Миднари-Рок. Мы с Джеком проживали там другую жизнь. Нет-нет, не подумайте, миссис Норидж, мне нравилась и эта! Но я все равно слушала сказки Джека, которые он придумывал для меня. Мы постояли на площадке совсем недолго, потому что ветер был холодный, точно как зимой. На обратном пути нам встретился капитан Шакпи, и мы перекинулись с ним парой слов. Правда, мне показалось…

Кэти замолчала, нахмурившись.

– Что вам показалось, моя дорогая?

– Он был чем-то сильно озабочен и, кажется, совсем не рад меня видеть. Это странно! Капитан – такой добрый, отзывчивый человек…

Миссис Норидж не удержалась от короткого восклицания, но Кэти, погруженная в воспоминания, этого не заметила.

– И Джек потом сказал кое-что… Какую-то бессмыслицу…

– Постарайтесь вспомнить.

Кэти прерывисто вздохнула, как наплакавшийся ребенок.

– Нет, не помню, простите. Голова тяжелая и все гудит. Когда я у себя дома, мне постоянно кажется, что Джек в соседней комнате. И так легко, светло… Но стоит выйти за дверь, меня будто кто-то толкает обратно. Сегодня я все-таки пошла к вам, но если бы вы знали, чего мне стоил каждый шаг!

– Вам нужно вернуться к себе, Кэти, – сказала гувернантка. – Я провожу вас.

– Да благословит вас Господь за вашу доброту.



Отойдя недалеко от дома Эвансов, миссис Норидж услышала, что ее кто-то догоняет. Это был Брендан Коу. Бледный, с покрасневшими глазами, он напоминал лишь тень того веселого юноши, что щедро угощал друзей в трактире. Он сдернул шляпу, заговорил сумбурно, путаясь в словах и смущаясь, и гувернантка не сразу поняла, что Коу просит ее проявить заботу о Кэти Эванс.

– Она совсем не показывается в городе. Словно заживо себя замуровала. И тает с каждым днем, чисто льдинка на солнце. Помогите ей, прошу.

– Прошло слишком мало времени со смерти ее супруга, мистер Коу. Дайте Кэти время.

Юноша упрямо встряхнул головой.

– Джек хотел бы, чтобы я позаботился о ней. Поймите же – я больше ничего не могу для него сделать! Полицейские твердят, что его прикончил бродяга… Ни один бродяга не справился бы с Джеком! Зачем он пошел к запруде?

Брендан смотрел на миссис Норидж умоляюще, и гувернантка отрицательно покачала головой:

– Вряд ли я могу дать вам ответ, мистер Коу. Я не имела чести близко знать вашего друга.

– Джек был лучшим из всех, кого я встречал. Тот, по чьей вине он умер… Я убью его, если смогу до него добраться.

Глядя вслед быстро удаляющемуся юноше, миссис Норидж озабоченно подумала, что его угроза прозвучала серьезно.

Дома она положила на стол яблоко и перочинный нож. Затем села и начертила на листе бумаги круг. Возле него миссис Норидж подписала:


Кристофер Хэддок
Артур Оттис
Джошуа Шакпи
Брендан Коу
Малыш Сондерс


Вот те, кто мог слышать их разговор в «Хромой лисе».

О докторе Хэддоке гувернантке было известно больше, чем об остальных. Она знала, что ему пятьдесят два года, из которых он проживает в Эксберри по меньшей мере десять лет, переехав из Хэмпшира; что он закончил Эдинбургский медицинский колледж; вдовец, двое детей умерли в младенчестве. Миссис Норидж могла с полным правом назвать Кристофера Хэддока своим другом. «Но знаем ли мы, на что способны наши друзья?» Ей вспомнились следы на земле, которые оставляла его тяжелая трость.

Артуру Оттису чуть за шестьдесят. Благонравный джентльмен, крайне набожный; много жертвует на нужды церкви; холост, не так давно похоронил мать, дожившую без малого до ста лет. Исправно платит экономке, кухарке и садовнику, которые расточают ему похвалы на весь город. В их дифирамбах миссис Норидж чудилась фальшь.

Брендан Коу… Близкий друг Джека Эванса – быть может, единственный. Любитель приударить за хорошенькой мордашкой, вертопрах и шалопай, – из тех людей, в которых собственный характер выковывается годам к сорока, а то и к пятидесяти. С точки зрения миссис Норидж, сейчас Брендан Коу был лишь заготовкой мужчины. Не исключено, что гибель Эванса заставит его повзрослеть.

Джошуа Шакпи, он же капитан Шакпи – о, крайне занятная личность! Утверждает, что он бывший капитан корабля, который сожгли конкуренты. Миссис Норидж подозревала, что миллион морских баек, которые имелись у него на каждый случай, был почерпнут в кабаках Саутгемптона. Не женат; по слухам, частый посетитель заведения мамаши Бломфилд в соседнем Остер-Чемптоне.

Наконец, Пит Сондерс, которого все называют Малышом Сондерсом. Сын трактирщика, разносивший выпивку. Он подходил лишь изредка, но мог слышать, о чем говорит Эванс.

Охотник сказал, что увидел девочку на поле, когда ему было девять. Через неделю он должен был встретить свой двадцать девятый день рождения. Следовательно, убийца расправился с ребенком двадцать лет назад.

– Двадцать лет, – задумчиво повторила вслух миссис Норидж, постукивая карандашом по столу, а затем вычеркнула Брендана Коу и Малыша Сондерса: оба были слишком малы, когда убили девочку.

Кто остается?

Капитан Шакпи, Артур Оттис и, как ни печально, доктор Хэддок.

Миссис Норидж отложила карандаш и взялась за яблоко.

Допустим, один из этой троицы побывал в Морпете на ярмарке и именно его встретил, возвращаясь с долгой прогулки, девятилетний Джек Эванс.

Что это означает?

«Что я имею дело с человеком крайне опасным, – сказала себе миссис Норидж. – Он подслушал наш разговор и сообразил, что Эванс может представлять для него угрозу. Другой бы бежал; он выбрал убить свидетеля. Что еще? Это человек, одержимый гнусной манией. Вряд ли с годами он научился обуздывать ее…»

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, не слышала ли о громких случаях убийств или исчезновений детей в округе. «Нет, об этом шумели бы на всех углах. Возможно, он совершает свои дела вдали от Эксберри».

Доктор Хэддок раз в год навещает родню в Шотландии, мистер Оттис каждые три месяца уезжает в Лондон по делам; что касается капитана, тот не любит сидеть на месте, хоть и возвращается рано или поздно в тихую гавань Эксберри.

«Если бы меня спросили, кто из них вызывает больше подозрений, я бы назвала нашего богобоязненного джентльмена. Определенно, есть что-то нездоровое в мужчинах, не имеющих ни страстей, ни увлечений, кроме молитвы и покаяния. Никто ни разу не слышал, чтобы мистер Оттис чертыхнулся, и ни одну горничную не ущипнул он за зад. О, это дурно характеризует вас, мистер Оттис!»

И еще букет ромашек. Что за дерзкий поступок! Убийца словно похвалялся своей неуязвимостью. Неужели он и впрямь сводил счеты с мертвецом?

«Будь на моем месте миссис Олсопп, она непременно заявила бы, что цветы – это подтверждение виновности Эванса в смерти ребенка. Мол, отец или брат жертвы добрались спустя много лет до убийцы. К счастью, я – не она».



Когда часы на башне пробили полночь, миссис Норидж бросила в камин листок бумаги с именами и проследила, чтобы он сгорел дотла.



Следующие несколько дней она с крайней осторожностью наводила справки о докторе Хэддоке, капитане Шакпи и Артуре Оттисе. Ни один из них в день гибели Эванса не оставался на виду. Шакпи, по своему обыкновению, уезжал, однако место его пребывания было неизвестно. Оттис, по уверениям садовника, трудился не покладая рук в своей маленькой оранжерее, однако ничто не мешало ему покинуть ее на несколько часов и вернуться незамеченным. Что касается Хэддока, тот не принимал пациентов. Где находился доктор? По его словам, целый день провел дома, читая.

Кроме того, миссис Норидж узнала, что в последнее время Джошуа Шакпи покидал Эксберри чаще обычного, а Артур Оттис более чем вдвое уменьшил размер ежемесячного пожертвования церкви. Но самым удивительным было то, что она услышала от Эффи Прист. Эффи, которой городские модницы приносили все сплетни города, под большим секретом сообщила, что с недавнего времени двери заведения мамаши Бломфилд закрылись перед капитаном.

– Это точно? – спросила миссис Норидж.

– Точнее некуда.

– Должно быть, неплатежеспособность мистера Шакпи… – начала гувернантка.

Но Эффи перебила ее:

– Ах нет, дело не в деньгах! Уж на это у распутного старикашки нашлись бы средства.

– Но в чем тогда причина?..

– Бог его знает! Старуха Бломфилд поклялась, что нога его не переступит порог «Лунного цветка».

– «Лунный цветок»!

– Я слышала, именно так называется это гнездо порока, – подтвердила Эффи, опустив глаза, и щеки ее, хоть и несколько запоздало, залила краска смущения.



До какого бесстыдства и распутства должен дойти мужчина, чтобы его выставили из заведения, где бесстыдство и распутство празднуют победу? Миссис Норидж во многом могла заподозрить Джошуа Шакпи, но опыт подсказывал ей, что записные врали редко способны на физическую жестокость. «Что же вы натворили, капитан?» Ах, если бы можно было рассчитывать на откровенность миссис Бломфилд! Но гувернантка не сомневалась, что та не выдает тайн своих гостей, пусть даже бывших.

Артур Оттис тщательно оберегал свою жизнь от посторонних взглядов, и слуги были ему подстать. Даже Эффи, великая сплетница, смогла припомнить только, что экономку, мисс Шеферд, Оттис взял к себе после того, как ее выгнали Каннингемы.

– Рейчел вроде как оказалась в интересном положении, а отцом-то был сынок Каннингема. Но, может, и врут. Давнее это дело. Почти четырнадцать лет прошло.

Миссис Норидж резонно поинтересовалась, где же тогда ребенок.

– Известное дело – где! – фыркнула Эффи. – Избавилась она от него. С тех пор все грехи замаливает.

«Если Артур Оттис действительно дал место опозоренной женщине, неудивительно, что она предана ему. Похоже, я ошибалась и в нем, и в капитане«.

* * *

Стук в дверь пробудил Кэти от ее печальных дум.

– Нэнси, я открою сама, – сказала она. – Сиди, милая. Ты и так хлопочешь без перерыва.

В садике перед домом стояла гувернантка; в руке она держала ковровый саквояж.

Миссис Норидж никогда не тратила времени на светские разговоры, если только это не входило в ее рабочие обязанности.

– Доброе утро, Кэти, – сказала она, обратив к вдове бледное лицо. – Я заглянула по дороге, чтобы предупредить об отъезде. Нет-нет, благодарю вас… – Гувернантка не позволила молодой женщине взять у нее сумку. – Поезд отходит в девять тридцать, у меня не так много времени.

– Но отчего такая срочность? – обеспокоенно спросила Кэти. – Боже мой! Неужели с кем-то из ваших родных случилась беда?

Гувернантка заверила, что за те тридцать с лишним лет, что ее родные лежат на кладбище Грейфрайерс, с ними не случалось ничего выдающегося, и она совершенно уверена, что и в ближайшие годы, если верить Библии, за их спокойствие можно не тревожиться.

– Я отправляюсь в Нортумберленд.

– Вы надеетесь… – испуганно начала Кэти.

– Я надеюсь привезти оттуда ответ на вопрос, кто убил вашего мужа, – без обиняков сказала гувернантка. – Вы не вспомнили, что говорил мистер Эванс о капитане Шакпи?

– Ах да! Джек сказал что-то странное… Он сказал, что было бы правильно поменять местами капитана и мистера Оттиса. Я спросила, что это значит, но он только улыбнулся и ответил, что всего-навсего думал вслух, а ему часто приходят в голову разные глупости.

Из глубины дома донеслось:

– Кэт, ты где?

– Нэнси зовет меня, – заторопилась Кэти. – Это троюродная сестра Джека. Она приходит на несколько часов каждый день и помогает мне.

– Рада, что есть кому за вами присмотреть, Кэти. Я собираюсь вернуться к концу недели.

Гувернантка пошла к калитке.

– Ради бога, будьте осторожны, – вырвалось у молодой женщины.

* * *

В поезде миссис Норидж купила утреннюю газету, достала из кармашка саквояжа складной нож и разрезала страницы. Сначала она прочла грозную статью о возможном крахе сельского хозяйства, если цены на пшеницу продолжат падать. Затем перешла к объявлениям. Глаза ее скользили по строчкам, однако мысли были заняты не новостями и не сообщениями о бракосочетаниях и похоронах. «Поменять местами капитана и Оттиса… Что Эванс имел в виду?»

Охотник пришел к запруде не просто так: ему назначили встречу. Полиция уверена, что убийца незаметно подкрался к своей жертве. Это говорит лишь о том, что никому из ведущих расследование не приходилось тайком подбираться к охотнику. «У вас, мистер Эванс, были отличные слух и зрение. Вы не позволили бы кому попало застать вас врасплох».

Значит, Эванса выманил из дома тот, кому он доверял.

Путешествие успело утомить миссис Норидж. Будучи человеком ни в малейшей степени не склонным к созерцательности, к концу пути она пожалела, что из книг захватила с собой только «Природу готики». «Определенно, Рескин не годится для поездов. Удивительный человек: о чем бы он ни писал, выходит проповедь». Она бросила взгляд на пожилую особу напротив, читавшую «Дом у кладбища». Хоть миссис Норидж и недолюбливала Ле Фаню, полагая, что он чрезмерно запутывает сюжет, сейчас она без колебаний обменяла бы на него всего Рескина.

Наконец за окном замелькали красные и серые крыши. Миссис Норидж подхватила саквояж и вскоре стояла на продуваемой всеми ветрами станции города Морпет.

* * *

Портье гостиницы «Треска и роза» привык отвечать на вопросы постояльцев о своем городе. Мужчины одинокие чаще всего интересовались, где можно поужинать или развлечься, женщин привлекали магазины и церковные службы. Однако никто еще не обращался к нему с вопросом, который задала высокая сухопарая женщина лет сорока пяти, только что оставившая задаток за комнату с балконом.

– Кто у вас самый старый констебль? – спросила она.

– Прошу прощения?

– Констебль, – нетерпеливо повторила женщина. – Я ищу того, который служит дольше остальных.

Портье открыл было рот, чтобы узнать, зачем это ей понадобилось, но наткнулся на суровый взгляд темно-серых глаз и решил придержать при себе свое любопытство.

– Боб Кармишел вам нужен, я так думаю, – покорно сказал он. – Уж и не знаю, кто у нас старше… Разве что Иткинс, но он помер в прошлом году…

– Где я могу его найти?

– Иткинса-то? – глупо переспросил портье, чувствовавший себя крайне неуверенно под этим взглядом.

Женщина подняла брови.

– А, Кармишела! – Портье засуетился и выскочил из-за стойки. – Так это… Здесь недалеко. Пойдемте, я вас провожу.

Констебль нес свою службу на углу Пламиш-хилл и Льюис-Гарден. Вряд ли на двух этих улицах нашлось бы зрелище более примечательное, чем мистер Кармишел с его усами, глазами и пуговицами: что не расчесано, то блестит, а что не блестит, то вытаращено. Портье почудилось, будто носатая дамочка пробормотала что-то о великолепных болванах. Этого, конечно, быть никак не могло, потому что констебль выглядел как архангел Гавриил, которому Вседержитель доверил Пламиш-хилл и Льюис-Гарден. Каждый раз при виде его в памяти портье непроизвольно всплывал список собственных прегрешений, начиная с кражи булочки на рынке в возрасте пяти лет и заканчивая безнравственной связью с вдовой Фаулер-Брукс. Он давно пополнил бы ряды кающихся грешников, если б не то обстоятельство, что прелести вдовы были в своем роде не менее ошеломляющими, чем облик констебля, так что, дойдя до конца списка и воскресив в памяти ее образ, портье принимал решение навестить вдову как можно быстрее, а Сатана в очередной раз торжествовал победу.

– Констебль, добрый день! – Портье уставился на свое отражение в верхней пуговице мундира, которая как раз была на уровне его глаз. – Эта дама искала вас.

Он попятился и мгновенно исчез.

– Чем могу помочь, мэм?

Обладай архангел Гавриил таким басом, как констебль Кармишел, труба в Судный день ему бы не потребовалась.

Миссис Норидж кратко изложила, что привело ее в Морпет. Она была почти уверена, что, услышав «двадцать лет назад», констебль недоверчиво усмехнется, но вместо этого Кармишел кивнул с самым серьезным выражением лица.

– Помню этот случай, – пробасил он. – В тот же вечер взяли этого вырод… Извините, мэм, я хотел сказать: преступника.

– Не могли бы вы говорить чуть потише, – попросила миссис Норидж, наблюдая, как извозчик тщетно пытается справиться с перепуганным мерином. – Так вы сказали, что помните это убийство?

– Верно, мэм. Я-то и схватил молодчика.

Миссис Норидж уставилась на констебля.

– Вы поймали убийцу девочки? – недоверчиво переспросила она.

Констебль кивнул.

– Страшное дело! Я как раз в том году заступил на службу. Папаша мой сапожник и дед сапожник. Когда девчушку нашли, Макьюэнс, инспектор, приказал никому не подходить к ней близко. На земле остались следы. Я привел папашу, с разрешения инспектора, и тот сразу сказал, что во всем Морпете пять человек носят такие ботинки. Мы-то надеялись, это чужак! Сюда много народу приезжало на ярмарку. А папаша-то мой, значит, говорит: Дик Салливан это, вот кто. Я, говорит, Салливанов тридцать лет обуваю, и у всех у них носы, значит, друг на друга смотрят. А у Дика – сильнее всех. У него и ноги колесом, говорит папаша, и сам он низкорослый, к тому же Боб мне за обувку-то так и не заплатил, а когда я пришел к нему за деньгами, удрал, точно заяц, и больше на глаза мне не показывался. Такой человек на все способен!

Миссис Норидж вздохнула про себя. Бедный кривоногий Дик Салливан.

– Я пришел к нему, – флегматично продолжал констебль, – вытащил из его логова, как крысу. Он во всем и сознался.

Миссис Норидж вздохнула вслух.

– А этот Макьюэнс… Он еще жив?

– Живее всех, – добродушно отозвался констебль. – У меня как раз время обхода, я покажу вам, где его дом.



По дороге к отставному инспектору миссис Норидж мысленно восстанавливала картину событий. Убийца не просто сбежал из города; вместо него был схвачен невиновный. Должно быть, он много лет чувствовал себя в безопасности – до тех пор, пока Джек Эванс не начал рассказывать гувернантке о девочке, встреченной в поле. «Надеюсь, Макьюэнс окажется поумнее этого расфуфыренного болвана и от него будет хоть какой-то прок».

– А вот и он, – сказал констебль.

В саду перед домом работал коренастый мужчина в широкополой шляпе. Он поднял голову, и на миссис Норидж уставились умные проницательные глаза. Констебль, почтительно поздоровавшись, ушел, чтобы вернуться на пост, и гувернантка второй раз приступила к рассказу.

Констебль Кармишел не задавал ей вопросов. Ему было достаточно интереса, проявленного дамой, чтобы выложить все, что он знал.

Фил Макьюэнс был сделан из другого теста. Он отнесся к гостье с большим вниманием, но дал понять, что хотел бы услышать о причинах, заставляющих ее расспрашивать о давнем убийстве.

Миссис Норидж оказалась в затруднительном положении. Макьюэнс мог счесть ее рассказ завуалированным обвинением в том, что он отправил на виселицу невиновного, и в этом случае на его откровенность можно было не рассчитывать.

– Мой брат сейчас при смерти, – сказала она, придав лицу соответствующее выражение скорби и смирения перед лицом судьбы. – Его дни сочтены. Он решил открыться мне и поведал, что двадцать лет назад останавливался в вашем городе и был свидетелем поисков малышки. Брат – человек богобоязненный и чувствительный: увиденное глубоко потрясло его. Он просил меня приехать сюда и разузнать, был ли наказан преступник.

Макьюэнс предложил ей сесть на скамейку под вишней, а сам устроился на старом садовом табурете.

– Будь я на вашем месте, – задумчиво начал он, – я не стал бы уезжать из… простите, не расслышал – откуда вы, мэм? Из Эксберри! Так уж я ни за что не стал бы уезжать из Эксберри, а брата бы утешил выдумкой, чтобы не омрачать его последние дни переживаниями. Вот как поступил бы я, мэм…

Выцветшие светло-голубые глаза коротко кольнули миссис Норидж – и отставной инспектор прищурился на солнце, словно греющийся кот.

Миссис Норидж не стала долго раздумывать.

– Я должна принести вам извинения за свою ложь, мистер Макьюэнс, – сказала она совсем другим голосом. – Вот как обстоят дела на самом деле…

Она коротко пересказала, что случилось с Джеком Эвансом, опустив лишь ту часть, которая относилась к смерти Итана Дикинсона.

Инспектор, знаком спросив у нее разрешения, вытащил из кармана вересковую трубку и закурил. Кошка, спрыгнувшая с дерева, покрутилась возле ног миссис Норидж и, когда гувернантка почесала ее за ухом, замурлыкала и встопорщила усы от удовольствия.

– Любите кошек, мэм?

– Я бы назвала это уважением.

Фил Макьюэнс понимающе кивнул.

– Мне, ей-богу, ужас как не хочется вас огорчать, – начал он неспешно, – а только должен вам сказать, что Боб Кармишел – толковый парень. Все Кармишелы башковитые, а что малость смахивают на истуканов, так это не их вина. Все, что он рассказал вам про поиски Салливана, – чистая правда. А вот о чем он умолчал, так это о том, что на Дика жаловалась соседка: мол, он щиплет ее девчонок, зажимает и лазит им под юбки, а ведь те совсем малявки. Но Гвен Шарп была пьянчужка, которая не всегда могла назвать число собственных отпрысков, и на Салливанов имела зуб.

– Поэтому ее словам никто не поверил, – подумала вслух миссис Норидж.

Макьюэнс усмехнулся.

– Может, и так. А может, кто и поверил, но не стал кричать об этом на всех углах, а только предупредил девчонок Шарп, чтобы они и близко не подходили к Дику, как бы сладко он их ни зазывал. А самому Дику пригрозил, что выбьет ему все зубы, если хоть одна из маленьких грязнуль пожалуется на него. Может, у него даже хрустнула пара ребер, пока его увещевали… – Старик нахмурился, будто пытаясь припомнить. – Два или три… Но не больше четырех.

Миссис Норидж наклонила голову, рассматривая Макьюэнса с живым интересом.

– После того случая поганец притих. Но с подобными людьми никогда нельзя знать наверняка, на что они способны. Я-то думал, он такой трус, что до конца жизни будет дрожать в своей норе при одной мысли о маленьких девочках. Знай я, что ему попадется внучка Нэша… – Бывший инспектор поморщился. – Когда я услышал об этой беде, первым делом подумал о Дике. Верткий, скользкий паршивец. А тут еще этот след! Старый Том Кармишел, едва присмотрелся, сразу заявил: это Дик оставил, больше некому, он все до единой пары стаптывает одинаково. Боб Кармишел тотчас побежал к Дику. Он быстрый у нас, Боб, и башковитый. Ну да я вам это уже говорил. Боб побежал к Дику, да только не на ферму Салливанов и не в его развалюху, которую он выстроил себе возле леса, на краю фермы. Боб догадался, что Салливан спрячется, и так оно и случилось. А вот догадаетесь ли вы, где он его отыскал?

Миссис Норидж покачала головой.

– И я бы не додумался, – признался Макьюэнс. – Этот вонючий хорек засел в сарае у Гвен Шарп. Вещички он свои собрал, чтобы смыться, но прежде хотел отвести душу на ком-нибудь из ее девчонок. Сидел там и поджидал, пока одна из них появится, и уж будьте уверены, замучил бы бедняжку до смерти. А вместо девчонки в юбчонке явился наш Боб! Дик визжал и кусался, когда его тащили из сарая, а в его мешке мы нашли лоскут, который он оторвал от платья внучки Нэша. Скажите-ка теперь: разве не был Дик Салливан убийцей?

Миссис Норидж согласилась, что все указывает на это. Кошка запрыгнула к ней на колени, и пока гувернантка в задумчивости гладила ее, у нее родилось еще одно предположение.

– Мистер Макьюэнс, вы уверены, что этого человека повесили?

Отставной инспектор помрачнел.

– О нет! Его не повесили.

– Как?!

– После допроса Дика Салливана повезли в Ньюкасл. В фургон для перевозки арестантов были запряжены две старые клячи, да и сам фургон видал лучшие времена.

– Он сбежал! – воскликнула миссис Норидж. «Под чьим же именем теперь скрывается этот человек?» Она мысленно примерила описание на тех, кто сидел за соседним столом в «Хромой лисе». «Верткий, кривоногий и косолапит при ходьбе». Не подходил ни один, но разве не меняются люди со временем?

– Его не повесили, потому как повозку, едва она выехала из Морпета, остановили фермеры и крестьяне, – мрачно сказал Макьюэнс. – Сдается мне, я знал их, всех до единого. Возницу они связали, но не тронули и пальцем, как и констебля, который сопровождал заключенного. А Дика вытащили наружу и… Скажу одно: смерть Дика Салливана была долгой и мучительной. По сравнению с тем, что сделали с ним эти люди, виселица была бы подарком Божьим.

Миссис Норидж опустила голову.

– Вашего охотника убил другой человек, не Салливан, – твердо сказал старик. – Тот уже двадцать лет корчится в аду.

* * *

«Все, что я предположила, было неверным», – сказала себе миссис Норидж.

Ей пришлось переночевать в «Треске и розе»: поезд приходил лишь утром. Эта задержка безотчетно тревожила ее. Миссис Норидж, следуя своей неизменной привычке, прогулялась по городу и выпила на ночь чашку теплого молока, однако беспокойство не рассеялось.

В поезде миссис Норидж достала книгу, но вместо чтения погрузилась в размышления.

Она полагала, что букет ромашек, брошенный на тело Эванса, недвусмысленно отсылал к убийству в Морпете. Однако настоящий преступник был растерзан озверевшими жителями. Убийца охотника не знал об этом…

«Он всего лишь слышал рассказ Эванса», – сказала себе миссис Норидж.

В одном ее предположения оказались верны: убийца подслушал историю о ромашках, цикории и девясиле. Но она не имела к нему отношения; он решил с ее помощью отвести от себя подозрения. «Расскажи мы с Кэти в полиции о вечере в трактире, так и случилось бы».

Нет-нет, смерть охотника не связана со смертью в Морпете. Кто-то использовал ее для прикрытия – и только. Джека Эванса убили по другой причине.

«Уж не положил ли кто-то глаз на его жену? Кэти хранила Эвансу верность, но кто знает – вдруг нашелся влюбленный безумец…»

На этом миссис Норидж так решительно сказала вслух «Нет, это исключено!», что вызвала интерес пассажиров, сидящих напротив. «Только не безумец! Эванса убили расчетливо, хладнокровно. За этим стоит человек умный, с холодным сердцем; осторожный, но недостаточно дальновидный: он не подумал о том, что нортумберлендского убийцу могли схватить. Кому-то вы перешли дорогу, мистер Эванс…»

Что за человек был охотник? Чего он хотел? Что он любил?

Ответ на последний вопрос не представлял затруднений. Больше всего на свете Джек Эванс любил свою жену. Он хотел, чтобы она была счастлива.

Миссис Норидж вспомнила его рассказ за кружкой эля: «Я размышлял, что теперь самое время выкупить у Милтона землю с коттеджем. Отличное вложение, окупится лет за пять, а то и раньше, и Кэти не придется больше заискивать перед грымзами вроде миссис Тоби».

«Самое время», – повторила про себя гувернантка.

– Мэм, не хотите ли приобрести газету?

Миссис Норидж отдала монетку мальчишке-разносчику. Определенно, ей требовалось отвлечься от мыслей о Джеке Эвансе. Ее внимание привлекла длинная статья о кризисе сельского хозяйства, подписанная неким Томасом Велькером. На этот раз миссис Норидж прочла все внимательно. «Если падение цен на пшеницу продолжится, – писал Велькер, – хлебопашество станет лишь придатком животноводства. Мы видим спасение фермерства лишь в одном: в превращении пахотных земель в луга. Однако не составляет секрета, что фермер консервативен; он не желает смотреть не только в будущее, но и по сторонам, даже если призрак разорения уже дышит ему в лицо».

«Призрак разорения дышит в лицо?»

Она вспомнила газету, которую листала на пути в Морпет. О падении цен на пшеницу говорилось и там.

Миссис Норидж вздрогнула. Вот же оно! Вот где кроется разгадка!



Кэбмен, ожидавший на станции, не поверил своим глазам. Дамочка, всегда высокомерно проходившая мимо его экипажа, опередила других пассажиров, ускорив шаг, и забралась в кэб, не дожидаясь помощи.

Причина ее спешки стала ему ясна, когда она распорядилась:

– К доктору Хэддоку, пожалуйста, и побыстрее!

«Побыстрее! – передразнил про себя возница. – Значит, как закрутит кишки или в пояснице стрельнет, тут-то тебе и понадобится Брадан Трейси со своей Фанни».

Однако вслух со строгостью, которая не обманула ни пассажирку, ни лошадь, крикнул:

– Н-но, Фанни! Пошевеливайся!



Доктор Хэддок, прикрыв дверь кабинета, удивленно посмотрел на запыхавшуюся гувернантку.

– Простите, миссис Норидж, у меня пациент…

– Я не отниму у вас больше двух минут, – заверила та. – Мистер Хэддок, вспомните, не говорил ли Эванс о том, что собирается приобрести коттедж у Гилберт-Милтонов?

– Собирался, и в самое ближайшее время. Владелец наконец-то выставил на продажу два дома с землей. К этому давно все шло. Самую большую ценность представляет, конечно, земля, а не сами коттеджи. Лучшее место под луга, какое можно выбрать во всей округе. От желающих завести там хозяйство отбоя не будет. Джек, сдавая их в аренду, окупил бы вложение лет за семь.

– Он надеялся на пять, – подумала вслух миссис Норидж. – У него был план, и были деньги.

– Вы не знали, что охота – всего лишь хобби Джека? – удивился доктор. – Я полагал, это общеизвестно. У него много родни в Саффолке. Должно быть, кто-то оставил ему наследство. Вложение в землю было бы очень разумным поступком. Гилберт-Милтон предпочел бы Джека остальным покупателям: они давно знали друг друга.

Лицо миссис Норидж омрачилось.

– Ох, лучше бы это был Дик Салливан! – вырвалось у нее.

– Что вы имеете в виду?

Гувернантка подняла взгляд на обеспокоенного доктора.

– Я полагала, что человеку, выманившему Эванса к запруде, должно быть не меньше сорока лет, и потому ни Малыш Сондерс, ни Брендан Коу не могут быть его убийцей. Я ошибалась. Преступление в Морпете ни при чем.

– Я по-прежнему не понимаю вас, – признался доктор.

– Эванс скопил достаточную сумму, чтобы выкупить коттедж. Но они жили очень скромно, и Кэти брала заказы. Она считала, что планы мужа – не больше чем мечта.

– Выходит, ей не было известно, сколько у него денег?

– Вот и я так думаю, – кивнула миссис Норидж.

Пациент высунулся из-за двери и возмущенно уставился на доктора и его гостью.

– Подождите, пожалуйста, капитан, – попросил доктор Хэддок, и Шакпи исчез.

– Да, Кэти ничего не знала. Но она упомянула, что Брендан Коу ухаживал за девушкой с самыми серьезными намерениями, и Эванс уверял ее, что тот взялся за ум.

– Постойте-ка, я припоминаю… Брендан с год назад вложил деньги в какое-то предприятие…

– И потерпел крах! Брендан потратил все, что имел, и возвращать долг ему было нечем.

– Так вы полагаете… – начал доктор.

– Я полагаю, Брендан Коу занял деньги у своего лучшего друга и обманывал его, уверяя, что все идет успешно. Год истек, а тут еще и Гилберт-Милтон наконец-то объявил о том, что продает коттедж, и Эвансу потребовались все его средства. Вспомните – он собирался обеспечить своей жене безбедное существование. «Тебе не придется больше заискивать перед старыми грымзами», – вот что он сказал, и это было не мечтой, не фантазией, а вполне осуществимым планом. Если бы не Брендан Коу.

Доктор охнул.

– Несомненно, существует расписка, – сказала гувернантка. – Эванс доверял своему другу, но уж кем-кем, а дураком он не был. Я думаю, Коу выманил Эванса к запруде и убил, рассчитывая, что после ему удастся обыскать дом, найти расписку и уничтожить. Он слышал нашу беседу в трактире и додумался бросить на тело букет ромашек, чтобы всех запутать. Однако возникло неожиданное препятствие: Кэти после смерти Джека почти не покидала дом. Расписка по-прежнему лежит в бумагах Джека, я уверена в этом так же твердо, как и в том, что Брендан Коу убил его. Он хотел, чтобы я уговорила Кэти выходить из дома. Это было продиктовано вовсе не заботой о ней.

Доктор Хэддок издал короткое восклицание.

– Он и меня просил о том же! Теперь, когда вы сказали, я вспомнил.

– Я сейчас же отправляюсь к Кэти!

Из кабинета донесся возмущенный рев, свидетельствующий о том, что капитан Шакпи потерял всякое терпение.

– Я бы составил вам компанию, но не могу бросить пациента. – Доктор кинул встревоженный взгляд на дверь. – Я присоединюсь к вам при первой возможности. Прошу, оставьте здесь ваш саквояж.



Фанни нетерпеливо переступала копытами.

– Что-то вы быстро! – не удержался от замечания возница.

– Надеюсь, смогу сказать вам то же самое, когда мы прибудем на место, – парировала миссис Норидж.

Вскоре она вновь стояла перед маленьким коттеджем, увитым плетистыми розами. Однако дверь ей открыла не Кэти, а невысокая девушка с рябым лицом.

– Где миссис Эванс? – нахмурившись, спросила гувернантка.

– Не знаю, мэм. – Девушка выглядела растерянной. – Она получила записку и умчалась быстрее, чем я успела спросить ее, что случилось. Только крикнула мне напоследок, что он ей все расскажет. Схватила мою накидку – и нету ее!

Там, где другой человек не удержался бы от богохульства, миссис Норидж лишь дернула краешком рта.

– Вы позволите войти, Нэнси? Вы ведь Нэнси?

– Ох, простите! Конечно, конечно… – девушка посторонилась, пропуская гувернантку. – Я вся сама не своя, мэм. Прошлой ночью к нам залезть пытались, вот какое дело! Я-то уйти хотела вечером, а Кэти что-то совсем ослабла, вот я и говорю: давай останусь с тобой! А Кэти мне: не беспокойся обо мне, Нэн! А я ей: как не беспокоиться, когда ты едва на ногах держишься! А Кэти мне…

Миссис Норидж прервала этот занимательный рассказ, спросив, как давно ушла миссис Эванс.

– Так до вас и ушла! Если б вы чуть пораньше успели, так застали бы ее. Вот я и говорю: вор-то ночью полез в окно, под которым мне застелили кровать. Если б не я, обворовал бы Кэти, а то и еще чего похуже бы сделал. Да вы присаживайтесь, мэм, я вам чаю заварю…

Первым порывом гувернантки было отправиться на поиски Кэти, пока не стало поздно. Однако, взвесив все здраво, она сказала себе, что не имеет ни малейшего представления, в каком направлении скрылась жена Джека Эванса, а утешаться бессмысленной суетливостью было не в характере миссис Норидж. Многие на ее месте сочли бы единственно возможным бегать по городу, выкрикивая имя Кэти. Вместо этого миссис Норидж поблагодарила за приглашение и прошла в маленькую гостиную.

– Нэнси, вы видели человека, который лез в окно?

– Да ведь темнота стояла, хоть глаз выколи. Мне показалось, он кудрявый… Но могло и привидеться. Я сразу такой визг подняла, что чуть сама не оглохла! – В голосе девушки звучала гордость.

– Он хотел забраться в дом ночью, уверенный, что с Кэти как-нибудь справится, – вслух подумала миссис Норидж. – Но никак не ожидал, что здесь будет кто-то еще. Прежде вы не оставались ночевать. После того как ему помешали, он решился на крайние меры и запиской выманил Кэти из дома. Там, несомненно, сказано, что он хочет поговорить об обстоятельствах гибели ее мужа.

Девушка залилась слезами.

– Я чуяла, что здесь что-то не так! И ворон кружил над домом, а это дурной знак! А еще мне приснилось…

– Принесите мне яблоко и нож, Нэнси, – прервала ее миссис Норидж тоном, не терпящим возражений.

Яблоко и нож вскоре лежали перед ней на столе.

Нэнси, вытаращив глаза, наблюдала, как гувернантка с необычайной ловкостью и быстротой разделывает плод.

– Может быть, еще одно, мэм? – робко спросила она, когда на блюдце остались только семечки.

Ответа не последовало. Миссис Норидж напряженно размышляла. Вздумай она сама расправиться с Кэти и выйти сухой из воды, где бы она это совершила?

«Я бы сделала так, чтоб ее смерть выглядела самоубийством. Куда пойдет молодая женщина, недавно овдовевшая, чтобы наложить на себя руки? Проще всего утопить… Значит – опять запруда? Неужели Брендан дерзок настолько, что убьет жену там же, где убил мужа? Нет-нет, после гибели Эванса на берегу часто бывают люди… Подобного рода места всегда привлекают зевак. Он выберет что-то другое. К тому же Кэти – сильная женщина, она не позволит утопить себя, как щенка».

И вдруг миссис Норидж осенило.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Скалы!

Охотник невольно подсказал убийце способ, когда рассказывал о гибели бедной девушки от рук обезумевшего юнца.

Брендану были хорошо знакомы привычки Эванса, он, без сомнения, знает о тайном месте, куда Джек и Кэти любили приходить вдвоем.

– Там никогда не бывает посторонних.

– Простите? О чем вы, мэм?

Но миссис Норидж уже была в саду. Кэбмен давно уехал, уверенный, что в этой части города немного найдется тех, кто готов воспользоваться его услугами.

– Нэнси, бегите сначала к доктору Хэддоку, а затем в полицию! Скажите им, что Брендан Коу собирается убить Кэти на Миднари-Рок!