– Значит, все это время… – с угрозой в голосе начал Уэйн.

Целая глава \"Молота\" посвящена способности ведьм красть мужские пенисы. Крамер подробно обсуждает, действительно ли ведьмы способны отнять мужской член у его владельца, или же им удается лишь создать иллюзию кастрации в сознании мужчины. Крамер спрашивает: \"Что следует думать о тех ведьмах, которые таким образом иногда собирают мужские органы в большом количестве, до двадцати или тридцати членов вместе, и кладут их в птичье гнездо или закрывают в коробке, где они двигаются, как живые, и едят овес и кукурузу, как было замечено многими?\" Затем он рассказывает историю, которую услышал от одного человека: \"Когда он потерял свой член, он обратился к известной ведьме с просьбой вернуть ему его. Она велела страдальцу взобраться на определенное дерево и взять из гнезда, в котором было несколько членов, тот, который ему понравится. Когда же он попытался взять большую, ведьма сказала: Ты не должен брать эту; добавлю, потому что она принадлежит приходскому священнику\". Многочисленные представления о ведьмах, которые популярны и сегодня: например, что ведьмы - преимущественно женщины, что ведьмы занимаются дикой сексуальной деятельностью, что ведьмы убивают и калечат детей - получили в книге Крамера свою каноническую форму.

Джесса скрестила руки на груди и отступила на шаг, не сводя испытующего взгляда с Абрана. Марджан как будто вовсе не удивилась, а Томас потер рукой лицо. Все умолкли, каждый ушел в себя.

«Сейчас не время для разобщенности», – пронеслось у меня в голове. Я всю жизнь сторонилась людей. Но сегодня нам надо держаться вместе.

Как и епископ Бриксена, другие церковные деятели поначалу скептически отнеслись к диким идеям Крамера, а среди церковных экспертов возникло некоторое сопротивление книге. Но \"Молот ведьм\" стал одним из самых больших бестселлеров в Европе раннего нового времени. Она удовлетворяла самые глубокие страхи людей, а также их неистовый интерес к рассказам об оргиях, каннибализме, убийствах детей и сатанинских заговорах. К 1500 году книга выдержала восемь изданий, к 1520 году - еще пять, а к 1670 году - еще шестнадцать, с многочисленными переводами на местные языки. Она стала окончательным трудом по колдовству и охоте на ведьм и вдохновила множество подражаний и переработок. По мере того как росла слава Крамера, его работа была принята церковными экспертами. В 1500 году Крамер был назначен папским представителем и инквизитором Богемии и Моравии. Даже сегодня его идеи продолжают влиять на мир, а многие современные теории о глобальном сатанинском заговоре, такие как QAnon, опираются на его фантазии и увековечивают их.

– С этим потом разберемся. А сейчас поплыли дальше. Корабль «Черной лилии» большой, через льды не пройдет, – объявила я с уверенностью, которой не ощущала.

На лице Абрана, будто маска, застыло печальное, приговоренное выражение.

– Нам от них не уйти, Майра, – тихо возразил он.

Хотя было бы преувеличением утверждать, что изобретение печати вызвало повальное увлечение охотой на ведьм в Европе, печатный станок сыграл решающую роль в быстром распространении веры во всемирный сатанинский заговор. По мере того как идеи Крамера набирали популярность, печатные станки выпускали не только множество дополнительных экземпляров \"Молота ведьм\" и книг-подражателей, но и поток дешевых одностраничных памфлетов, сенсационные тексты которых часто сопровождались иллюстрациями, изображавшими людей, на которых нападали демоны, или ведьм, сожженных на костре. В этих публикациях также приводились фантастические статистические данные о размерах заговора ведьм. Например, бургундский судья и охотник на ведьм Анри Богуэ (1550-1619) утверждал, что только во Франции насчитывалось 300 000 ведьм, а во всей Европе - 1,8 миллиона. Подобные заявления подпитывали массовую истерию, которая в XVI и XVII веках привела к пыткам и казням от 40 000 до 50 000 невинных людей, обвиненных в колдовстве. Среди жертв были люди всех слоев общества и возрастов, включая детей пятилетнего возраста.

– Если Абран сдастся, может, нас оставят в покое, – выговорила Джесса тонким, испуганным голосом.

Абран кивнул и зашагал через наши ряды к каноэ. Нет, не допущу, чтобы его тело болталось на носу корабля «Черной лилии». Я видела Абрана будто сквозь темный туннель.

Люди стали обвинять друг друга в колдовстве по самым ничтожным уликам, часто чтобы отомстить за личные обиды или получить экономические и политические преимущества. Как только начиналось официальное расследование, обвиняемые зачастую были обречены. Инквизиторские методы, рекомендованные в \"Молоте ведьм\", были поистине дьявольскими. Если обвиняемый признавался в том, что он ведьма, его казнили, а имущество делили между обвинителем, палачом и инквизиторами. Если обвиняемый отказывался признаться, это считалось доказательством его демонического упрямства, и тогда его подвергали ужасным пыткам: ломали пальцы, резали плоть раскаленными щипцами, растягивали тело до предела или погружали в кипящую воду. Рано или поздно они не выдерживали и признавались - и были должным образом казнены.

– Нет! – взревела я и толкнула его с такой силой, что Абран полетел на палубу.

Вот один из примеров: в 1600 году власти Мюнхена арестовали по подозрению в колдовстве семью Паппенгеймеров - отца Паулюса, мать Анну, двух взрослых сыновей и десятилетнего мальчика Гензеля. Инквизиторы начали с пыток маленького Гензеля. В протоколе допроса, который до сих пор можно прочитать в мюнхенском архиве, есть запись одного из дознавателей, касающаяся десятилетнего мальчика: \"Можно пытать до предела, чтобы он оговорил свою мать\". После невыразимых пыток Паппенгеймеры признались в многочисленных преступлениях, в том числе в убийстве 265 человек с помощью колдовства и вызове четырнадцати разрушительных бурь. Все они были приговорены к смерти.

Я развернулась к команде и вскинула крепко стиснутые кулаки. Все попятились. Я увидела себя их глазами. Во взглядах опаска, испуг. Так же смотрят на собаку с оскаленными клыками и вздыбленной шерстью. Должно быть, я похожа на одержимую.

Тела каждого из четырех взрослых членов семьи были разорваны раскаленными щипцами, мужчинам переломали конечности на колесе, отца насадили на кол, матери отрезали грудь, а затем всех сожгли заживо. Десятилетнего Гензеля заставили наблюдать за всем этим. Через четыре месяца его тоже казнили. Охотники на ведьм чрезвычайно тщательно искали дьявола и его сообщников. Но если охотники за ведьмами действительно хотели найти дьявольское зло, им нужно было просто посмотреть в зеркало.

– Своих не сдаем, – тихо произнесла я.

Члены команды опять обменялись взглядами. Марджан кивнула.

 

– Схожу за флагом, – проговорила я.

ИСПАНСКАЯ ИНКВИЗИЦИЯ НА ПОМОЩЬ

Из кают-компании Марджан вернулась с оранжевым флагом. Оранжевый значит отказ в просьбе. Теперь мы не «Седна». Мы – воплощенный вызов. Оранжевый – цвет неба перед наступлением темноты.

Охота на ведьм редко заканчивалась убийством одного человека или одной семьи. Поскольку в основе модели лежал глобальный заговор, людей, обвиненных в колдовстве, пытали, чтобы они назвали сообщников. Затем это использовалось как доказательство для заключения в тюрьму, пыток и казни других людей. Если кто-то из чиновников, ученых или церковников высказывал возражения против этих абсурдных методов, это могло быть расценено как доказательство того, что они тоже должны быть ведьмами, что приводило к их собственному аресту и пыткам.

Когда мы подняли флаг, несколько секунд царила тишина. А потом раздался такой звук, будто в трубу быстро втянуло воздух. Мы все кожей почувствовали напряжение. Казалось, между двумя кораблями вибрировала туго натянутая гигантская струна. А потом все вытеснил звук.

Например, в 1453 году, когда вера в сатанинский заговор только зарождалась, французский доктор богословия Гийом Эделин отважно пытался подавить ее, пока она не распространилась. Он повторил утверждения средневекового канона Episcopi о том, что колдовство - это иллюзия и что ведьмы на самом деле не могут летать по ночам, чтобы встретиться с Сатаной и заключить с ним договор. Затем Эделин сам был обвинен в колдовстве и арестован. Под пытками он признался, что лично летал на метле и заключил договор с дьяволом и что именно сатана поручил ему проповедовать, что колдовство - это иллюзия. Судьи были снисходительны к нему; его избавили от казни и назначили пожизненное заключение.

Охота на ведьм иллюстрирует темную сторону создания информационной сферы. Как и раввинские обсуждения Талмуда и схоластические обсуждения христианских писаний, охота на ведьм подпитывалась расширяющимся океаном информации, который вместо того, чтобы отражать реальность, создавал новую реальность. Ведьмы не были объективной реальностью. Никто в ранней современной Европе не занимался сексом с Сатаной и не был способен летать на метле и создавать град. Но ведьмы стали интерсубъективной реальностью. Как и деньги, ведьмы стали реальностью благодаря обмену информацией о ведьмах.

Глава 49

Целая бюрократия, занимавшаяся охотой на ведьм, посвятила себя таким обменам. Теологи, юристы, инквизиторы и владельцы печатных станков зарабатывали на жизнь тем, что собирали и добывали информацию о ведьмах, составляли каталоги различных видов ведьм, исследовали их поведение и рекомендовали, как их разоблачить и победить. Профессиональные охотники на ведьм предлагали свои услуги правительствам и муниципалитетам, беря за это большие деньги. Архивы заполнялись подробными отчетами об экспедициях по охоте на ведьм, протоколами судебных процессов над ведьмами и пространными признаниями, полученными от предполагаемых ведьм.

Я рухнула на палубу. В ушах гудело от взрыва. Трещало дерево, внутрь хлестала вода, «Седна» поднялась на дыбы. Марджан лежала рядом со мной, закрыв голову руками. Томас перевесился через планшир, потом крикнул Дэниелу, чтобы бежал к румпелю. Мы неслись прямо на айсберг.

Все вокруг заволокло дымом. В воздухе повис едкий металлический запах оружия. Я поковыляла вперед, пытаясь укрыться за планширом. Возле моей ноги в палубу воткнулась горящая стрела. Я выдернула стрелу, затоптала огонь.

Эксперты-охотники на ведьм использовали все эти данные для дальнейшего совершенствования своих теорий. Подобно ученым, спорящим о правильной интерпретации Священного Писания, охотники на ведьм спорили о правильной интерпретации \"Молота ведьм\" и других влиятельных книг. Бюрократия охоты на ведьм поступила так, как часто поступает бюрократия: она изобрела интерсубъективную категорию \"ведьмы\" и навязала ее реальности. Она даже напечатала бланки со стандартными обвинениями и признаниями в колдовстве и пустыми местами для дат, имен и подписи обвиняемых. Вся эта информация создавала много порядка и власти; она была средством для определенных людей получить власть, а для общества в целом - дисциплинировать своих членов. Но в ней не было ни истины, ни мудрости.

Уэйн с Джессой палили из винтовок из-за планшира по правому борту. Я присоединилась к ним и тоже стала стрелять. Корабль качало так, что прицеливаться было бесполезно. Я и в обычных-то обстоятельствах не самый меткий стрелок. Вот если в одной руке враг, а во второй – нож, тогда другое дело. Планшир трещал под пулями. Я осмелилась выглянуть из-за него. Пиратское ядро задело наш нос. Теперь его кончик стал плоским. Вокруг нас в воде плавали щепки и куски дерева, а расколотый нос щерился сломанными досками.

Напротив нас Абран с Марджан выплескивали ведра воды на кают-компанию: там разгорался огонь.

«Черная лилия» замедлила ход, чтобы пройти между двумя айсбергами. Но нас и наших преследователей разделяло всего полмили.

Пули слишком малы, пиратов ими не потопишь. Нужен огонь. Попасть бы в их грот! Мы должны отправить их корабль на ледяное дно. Надо добраться до кают-компании.

Перевесив винтовку на грудь, я низко пригнулась и побежала. Вокруг меня на палубу градом просыпались пули. На носу корабля раздался крик, но из-за кают-компании было не видно, кто кричал.

Я ворвалась в дверь и кинулась в камбуз. Торопливо схватила спичечный коробок у плиты, зажгла растопку и раздувала огонь, пока он не разгорелся как следует.

Порывшись среди оружия, разложенного на столе, отыскала лук и стрелы. Обвязала вокруг наконечника одной из стрел тряпку. Дрожащими руками схватила бутылку спирта для растирания, которую Марджан прятала в потайном шкафу, плеснула спирта на тряпку и поднесла ее к огню. Тряпка вспыхнула.

Когда я выбегала из кают-компании, в нас ударило второе ядро. Рев взрыва пробрал меня до мозга костей. «Седна» содрогнулась. Я упала на вздыбившуюся палубу. Горящая стрела обожгла мне грудь.

Я перекатилась на бок, села на корточки. На палубе валялась погасшая стрела. Я выругалась.

«Перл», – пронеслось в голове. Вдруг ядро пробило трюм?

Раздался глухой гул. Что это – вода хлещет через пробоину? Вокруг разносились крики. Немного растерявшись, я кое-как встала, готовая бежать обратно и снова мастерить зажженную стрелу.

Корабль «Черной лилии» ринулся на нас. Вода по обе стороны от его носа вздымалась пенными гребнями. Сейчас они протаранят наш борт!

– Беги! – раздался за спиной крик Абрана.

Он схватил меня за руку, дернул в сторону и швырнул на палубу.

«Черная лилия» врезалась в «Седну». Удар отдался в позвоночнике, будто толчок землетрясения. На обоих кораблях люди попадали на палубу. Нас развернуло, наши паруса больше не забирали ветер и бессильно обвисли. «Седну» накренило вправо. Я уж думала, мы все попадаем в море, но тут оба корабля выровнялись. Пираты забросили к нам абордажные крюки. Они вонзились в планшир. «Черная лилия» старалась подтянуть нас как можно ближе. Теперь «Седне» не уйти.

«Сейчас перелезут к нам», – отстраненно подумала я. В голове был туман, мысли перепутались.

По мере того как бюрократия охоты на ведьм генерировала все больше и больше информации, становилось все труднее отвергать ее как чистую фантазию. Может ли быть так, что во всем массиве данных об охоте на ведьм не было ни крупицы правды? А как же все книги, написанные учеными церковниками? Как насчет всех протоколов судебных процессов, проведенных уважаемыми судьями? А как же десятки тысяч задокументированных признаний?

Томас кинулся к абордажному крюку и перерезал трос мачете. Пираты забросили другой крюк.

Я сунула потухшую стрелу в колчан на спине и перевесила лук на грудь. Подползла к люку, открыла, спрыгнула вниз – и ухнула в ледяную воду. У меня дыхание перехватило.

Новая интерсубъективная реальность была настолько убедительной, что даже некоторые люди, обвиненные в колдовстве, поверили, что они действительно являются частью всемирного сатанинского заговора. Раз все так говорят, значит, это правда. Как уже говорилось в главе 2, люди склонны перенимать фальшивые воспоминания. По крайней мере, некоторые европейцы раннего нового времени мечтали или фантазировали о вызове дьяволов, сексе с сатаной и колдовстве, а когда их обвиняли в ведьмовстве, они путали свои мечты и фантазии с реальностью.

– Мама!

Я прищурилась. Вгляделась в темноту трюма и наконец заметила силуэт Перл. Она вся дрожала, стоя по щиколотку в воде в коридоре между кладовой и общей спальней. Пахло плесенью, соленой водой и порохом. Все эти запахи сливались в резкую, едкую вонь, которая облепила меня со всех сторон, будто грязная рука, зажавшая нос и рот.

Поэтому, даже когда охота на ведьм достигла своего жуткого крещендо в начале XVII века и многие люди заподозрили, что что-то явно не так, было трудно отвергнуть все это как чистую фантазию. Один из самых страшных эпизодов охоты на ведьм в ранней современной Европе произошел в городах Бамберг и Вюрцбург на юге Германии в конце 1620-х годов. В Бамберге, городе с населением менее 12 000 человек, с 1625 по 1631 год было казнено до 900 невинных людей. В Вюрцбурге было замучено и убито еще 1200 человек из 11 500 жителей. В августе 1629 года канцлер князя-епископа Вюрцбурга написал письмо своему другу о продолжающейся охоте на ведьм, в котором признался в своих сомнениях по этому поводу. Письмо стоит того, чтобы процитировать его целиком:

Перл прижимала к груди мешок. Изнутри доносился шорох, мешковина топорщилась. Змеи сворачивались в кольца и ползали друг по другу. Ну конечно – сбегала в спальню за этими ползучими гадами!

– Холодно, – прошептала Перл.

Что касается дела ведьм... оно разгорелось с новой силой, и никакие слова не могут передать его справедливость. Ах, горе и несчастье - в городе до сих пор четыреста человек, высоких и низких, всех рангов и полов, да что там, даже священнослужителей, обвиненных так сильно, что их могут арестовать в любой час... У принца-епископа более сорока студентов, которые скоро станут пасторами; среди них тринадцать или четырнадцать, как говорят, ведьмы. Несколько дней назад был арестован декан; двое других, вызванных в суд, скрылись. Нотариус нашей церковной консистории, очень ученый человек, был вчера арестован и подвергнут пыткам. Одним словом, третья часть города, несомненно, вовлечена в это дело. Самые богатые, самые привлекательные, самые видные представители духовенства уже казнены. Неделю назад казнили девицу девятнадцати лет, о которой повсюду говорили, что она самая красивая во всем городе, и все считали ее девушкой необыкновенной скромности и чистоты. За ней последуют еще семь или восемь лучших и самых привлекательных особ.... И так многие предаются смерти за отречение от Бога и участие в ведьмовских плясках, против которых никто и никогда не произносил ни слова.

Я кинулась к ней, разбрызгивая воду, и подхватила дочку на руки. Рев воды, хлеставшей через пробоину, заглушал все звуки на палубе. Казалось, будто мы стояли под водопадом. Я кинулась по коридору к люку, поставила Перл на трап и подтолкнула вперед. В голове крутилась только одна мысль: когда корабль захватят пираты, Перл здесь быть не должно. Каноэ по-прежнему висело на стене кают-компании. Надо добраться до него как можно быстрее. Даже если не сумеем доплыть в Долину, может быть, это удастся ей.

Наверху из-за дыма ничего нельзя было разглядеть. Я подняла голову и увидела, как пылает наш грот. Над нашими головами небо заволакивали черные клубы дыма. Марджан раскачивалась на штормтрапе. Одна рука залита кровью, второй она пыталась выплеснуть из ведра воду на горящий парус.

Повсюду крики, топот, выстрелы из винтовок. Иногда всеобщий хаос прерывали взрывы бомб, гремевшие регулярно, будто бой часов на башне. Несколько мужчин на борту корабля «Черной лилии» держали трап с крюками и поворачивали под нужным углом. Наконец выпустили его, и крюки вонзились в наш планшир.

В заключение этого жалкого дела скажу, что есть дети трех и четырех лет, числом триста, которые, как говорят, имели сношения с дьяволом. Я видел, как предавали смерти детей семи лет, обещали учеников десяти, двенадцати, четырнадцати и пятнадцати лет.... [B]но я не могу и не должен больше писать об этом несчастье.

Передо мной Джесса заряжала винтовку. Раздался выстрел. Она дернулась всего один раз и рухнула на палубу, будто тряпичная кукла.

Мы с Перл обежали кают-компанию по левому борту. Скорее к каноэ! Пальцы онемели так, что никак не получалось распутать узлы на тросе. Наконец я их развязала. Перл взялась за один край каноэ, я за другой.

Затем канцлер добавил к письму интересный постскриптум:

Мы спустили каноэ за борт. Пропускали трос между ладонями, пока не перестали чувствовать вес лодки. Я сдернула со стены кают-компании штормтрап, продела в скобу на планшире и перебросила через борт.

Перл была обута в теплые сапоги, которые я для нее купила. Я наклонилась и покрепче затянула шнурки.

Хотя происходит много удивительных и ужасных вещей, не подлежит сомнению, что в месте, называемом Фрау-Ренгберг, дьявол лично, с восемью тысячами своих последователей, провел собрание и отслужил перед всеми мессу, раздавая своим зрителям (то есть ведьмам) репные кочерыжки и потроха вместо Святой Евхаристии. При этом происходили не только нецензурные, но и самые ужасные и отвратительные богохульства, о которых я с содроганием пишу.

– Плыви к берегу. Промочишь ноги – достань из мешка кремень и разведи костер. Пока сапоги не высохнут, дальше не иди, поняла?

Перл кивнула.

– Скорее, – поторопила я и подтолкнула дочку к планширу.

Даже выразив свой ужас перед безумием охоты на ведьм в Вюрцбурге, канцлер все же выразил твердую уверенность в сатанинском заговоре ведьм. Он не был непосредственным свидетелем колдовства, но информации о ведьмах распространялось так много, что ему было трудно сомневаться во всем этом. Охота на ведьм была катастрофой, вызванной распространением токсичной информации. Они являются ярким примером проблемы, которая была создана информацией и усугублена еще большим количеством информации.

Перл отпрянула и помотала головой.

– Вода холодная, – произнесла она.

– Я тебя не вплавь отправляю, – возразила я. Моя решимость таяла, и я заговорила строже: – А ну слезай по трапу.

Перл сморщила лоб, ее подбородок затрясся.

– Не хочу одна…

К такому выводу пришли не только современные ученые, но и некоторые проницательные наблюдатели того времени. Алонсо де Салазар Фриас, испанский инквизитор, провел тщательное расследование охоты на ведьм и судебных процессов над ними в начале XVII века. Он пришел к выводу, что \"не нашел ни одного доказательства, ни малейшего признака, на основании которого можно было бы сделать вывод о том, что хоть один акт колдовства действительно имел место\", и что \"не было ни ведьм, ни заколдованных, пока о них не заговорили и не написали\". Салазар Фриас хорошо понимал значение интерсубъективных реальностей и правильно определил всю индустрию охоты на ведьм как интерсубъективную информационную сферу.

Сердце билось о грудную клетку, будто копыта несущейся лошади. Стоило поглядеть в глаза Перл, и казалось, что вот-вот разорвусь пополам. Поэтому я перевела взгляд на море. Попыталась представить, как она поплывет на каноэ между айсбергами. Вперед, к земле.

Больше всего на свете мне хотелось уплыть с ней, сбежать с тонущего корабля, отправиться в Долину и найти Роу. «Ты же обещала Перл, что никогда ее не бросишь», – пронеслось в голове. Все связки, все суставы в моем теле напряглись до предела. Кажется, вот-вот лопну.

История раннего современного европейского поветрия на ведьм показывает, что снятие барьеров на пути распространения информации не обязательно ведет к открытию и распространению истины. Оно может так же легко привести к распространению лжи и фантазий и к созданию токсичных информационных сфер. Точнее, полностью свободный рынок идей может стимулировать распространение эпатажа и сенсаций в ущерб правде. Нетрудно понять, почему. Печатники и книготорговцы зарабатывали гораздо больше денег на пышных историях \"Молота ведьм\", чем на скучной математике \"О вращении небесных сфер\" Коперника. Последняя стала одним из основополагающих текстов современной научной традиции. Ему приписывают сокрушительные открытия, которые сместили нашу планету от центра Вселенной и тем самым положили начало коперниканской революции. Но когда в 1543 году книга была впервые опубликована, ее первоначальный тираж в четыреста экземпляров не разошелся, и только в 1566 году было выпущено второе издание аналогичным по размеру тиражом. Третье издание появилось только в 1617 году. По выражению Артура Кестлера, это был самый плохой продавец за всю историю человечества. Что действительно послужило толчком к научной революции, так это не печатный станок и не полностью свободный рынок информации, а скорее новый подход к проблеме человеческой ошибочности.

Вспомнилась ночь, когда я родила Перл. Вспышки молний, высокие волны, раскаты грома. Первый крик Перл, пронзительный, как крик ночного зверя на охоте. Дочка размахивала ручками и ножками, но когда я крепко запеленала ее в одеяло, успокоилась. Выражение крошечного личика сразу стало мирным, сонным. Будто она почти вернулась туда, откуда только что пришла.

 

«Я не смогу быть тебе хорошей матерью», – подумала я, держа ее на руках.

ОТКРЫТИЕ НЕВЕЖЕСТВА

Дед умер через год после рождения Перл. Руки узловатые, будто ствол дерева, тонкие пряди волос мокрые от пота. В вечер перед смертью он все бредил, повторяя: «В мире есть много чего другого, а не только все это. Сама увидишь – ты больше, чем все это». Его слова звучали как обещание.

Когда я взглянула на лицо деда перед смертью, то была потрясена до глубины души. Оно было исполнено доверия: плавный переход в другой мир. Совсем как личико Перл сразу после рождения. Она лежала сонная, глаза закрывались сами собой, тельце еще хранило тепло того мира, откуда она пришла и куда вернется.

История печати и охоты на ведьм показывает, что нерегулируемый рынок информации не обязательно приведет к тому, что люди будут выявлять и исправлять свои ошибки, потому что он вполне может отдать предпочтение возмущению, а не правде. Для того чтобы правда победила, необходимо создать институты кураторства, способные склонить баланс в пользу фактов. Однако, как показывает история католической церкви, такие институты могут использовать свои полномочия для подавления любой критики в свой адрес, называя все альтернативные взгляды ошибочными и не допуская разоблачения и исправления собственных ошибок. Можно ли создать более совершенные институты курации, которые использовали бы свои полномочия для продвижения истины, а не для накопления еще большей власти для себя?

Наверное, мы все появляемся на свет с доверием к миру, а потом теряем его. Может быть, мы все должны обрести его снова, прежде чем уйти.

Я завела команду «Седны» так далеко, что не могу бросить их сейчас. Прошли те времена, когда я моталась по морям бесцельно, в одиночестве. Этой женщины больше нет. Все во мне тянулось к Перл, но одновременно что-то меня останавливало. Осознание, что иногда выбор – это не действие, а место, и не во всяком месте можно жить. Я должна идти туда, где жить смогу. Обязана довести начатое до конца и отчаянно бороться за будущее, на которое не имею права надеяться.

В Европе раннего Нового времени были созданы именно такие институты курации, и именно они, а не печатный станок или конкретные книги вроде \"Об оборотах небесных сфер\", стали основой научной революции. Эти ключевые институты курации не были университетами. Многие из самых важных лидеров научной революции не были университетскими профессорами. Например, Николай Коперник, Роберт Бойль, Тихо Браге и Рене Декарт не занимали академических должностей. Не занимали их и Спиноза, Лейбниц, Локк, Беркли, Вольтер, Дидро и Руссо.

– Милая, я не могу бросить команду, – прерывающимся голосом выговорила я. – Плыви в Долину. Я тебе показывала карту. Сначала подойдешь к бухте, потом поднимешься на горный склон, а внизу будет Долина.

Институты кураторства, сыгравшие центральную роль в научной революции, объединили ученых и исследователей как в университетах, так и за их пределами, создав информационную сеть, охватившую всю Европу и в конечном итоге весь мир. Чтобы научная революция набирала обороты, ученые должны были доверять информации, опубликованной коллегами в далеких странах. Подобное доверие к работе людей, которых человек никогда не встречал, проявлялось в научных ассоциациях, таких как Лондонское королевское общество для улучшения естественных знаний, основанное в 1660 году, и французская Академия наук (1666); научных журналах, таких как \"Философские труды Королевского общества\" (1665) и \"История Королевской академии наук\" (1699); и научных издательствах, таких как авторы \"Энциклопедии\" (1751-72). Эти учреждения курировали информацию на основе эмпирических данных, привлекая внимание к открытиям Коперника, а не к фантазиям Крамера. Когда статья подавалась в \"Философские труды Королевского общества\", главный вопрос, который задавали редакторы, был не \"Сколько людей заплатят за то, чтобы прочитать это?\", а \"Какие есть доказательства того, что это правда?\".

По щекам Перл градом катились слезы. Я не хотела в последний раз видеть ее такой. Схватила дочку за подбородок и грубо вытерла ей лицо.

– Я приду за тобой. Совсем скоро, – прошептала я.

Поначалу эти новые институты казались хлипкими, как паутина, и не обладали достаточной силой, чтобы изменить человеческое общество. В отличие от экспертов по охоте на ведьм, редакторы \"Философских трудов Королевского общества\" не могли никого пытать и казнить. И в отличие от католической церкви, Академия наук не владела огромными территориями и бюджетами. Но научные институты приобретали влияние благодаря весьма оригинальной претензии на доверие. Церковь обычно говорила, что люди должны доверять ей, потому что она обладает абсолютной истиной в виде непогрешимой священной книги. Научный институт, напротив, завоевывал авторитет благодаря наличию мощных механизмов самокоррекции, которые выявляли и исправляли ошибки самого института. Именно эти механизмы самокоррекции, а не технология книгопечатания, стали двигателем научной революции.

В глазах Перл мелькнула надежда.

– Знаю, – тихо ответила она.

Другими словами, научная революция началась с открытия невежества. Книжные религии полагали, что у них есть доступ к непогрешимому источнику знаний. У христиан была Библия, у мусульман - Коран, у индусов - Веды, у буддистов - Типитака. Научная культура не имеет сопоставимой священной книги и не утверждает, что ее герои - непогрешимые пророки, святые или гении. Научный проект начинается с отказа от фантазии о непогрешимости и построения информационной сети, в которой ошибки неизбежны. Конечно, можно много говорить о гениальности Коперника, Дарвина и Эйнштейна, но ни один из них не считается безупречным. Все они ошибались, и даже в самых знаменитых научных трудах обязательно найдутся ошибки и пробелы.

Ее надежда захлестнула меня, как волна. Того и гляди потопит. Меня все больше одолевали сомнения. Будто тонкие трещины, расползавшиеся по каждой кости и становящиеся глубже с каждым вдохом.

Наше дыхание висело между нами туманной дымкой. Обняв Перл, я вдохнула знакомый запах соли и имбиря, такой же постоянный и неизменный, как и ее сердцебиение. Красный платок деда выглядывал из кармана штанов Перл. Я заткнула его поглубже, вспомнив тот момент, когда Перл выдернула платок из моей руки.

– Я не могу плыть с тобой, пока все здесь не улажу, – прошептала я ей на ухо.

Поскольку даже гении страдают от предвзятости подтверждения, нельзя доверять им исправление собственных ошибок. Наука - это командная работа, основанная на сотрудничестве институтов, а не отдельных ученых или, скажем, одной непогрешимой книги. Конечно, институты тоже подвержены ошибкам. Тем не менее, научные институты отличаются от религиозных тем, что поощряют скептицизм и инновации, а не конформизм. Научные институты также отличаются от теорий заговора тем, что поощряют самоскептицизм. Теоретики заговора склонны крайне скептически относиться к существующему консенсусу, но когда дело доходит до их собственных убеждений, они теряют весь свой скептицизм и становятся жертвами предубеждения подтверждения. Визитной карточкой науки является не просто скептицизм, а самоскептицизм, и в основе каждого научного института мы находим мощный механизм самокоррекции. Научные институты достигают широкого консенсуса относительно точности некоторых теорий - таких, как квантовая механика или теория эволюции, - но только потому, что эти теории сумели пережить интенсивные попытки опровергнуть их, предпринимаемые не только посторонними, но и членами самого института.

Перл кивнула. Я помогла ей перелезть через планшир. Она нащупала ногой перекладину. На середине штормтрапа дочка подняла голову и посмотрела на меня. Сколько нежности было в ее взгляде! Внизу на волнах покачивалось каноэ, легонько ударяясь о борт.

 

Мне захотелось выдернуть из груди сердце и отправить вслед за ней. Я снова и снова мысленно повторяла, что это не прощание, но сама себе не верила.

МЕХАНИЗМЫ САМОКОРРЕКЦИИ

Перл села в каноэ и взялась за весла. На этой бескрайней голубой равнине она выглядела такой крошечной! Небо и лед были озарены бледно-голубым сиянием. И вот моя маленькая дочь очутилась посреди этого огромного мира, полного непрерывной голубизны. Казалось, он ее вот-вот проглотит.

Как информационная технология, механизм самокоррекции является полярной противоположностью священной книги. Священная книга должна быть непогрешимой. Механизм самокоррекции признает ошибочность. Под самокоррекцией я имею в виду механизмы, которые субъект использует для самокоррекции. Учитель, исправляющий сочинение ученика, не является механизмом самокоррекции; ученик не исправляет свое собственное сочинение. Судья, отправляющий преступника в тюрьму, не является механизмом самоисправления; преступник не раскрывает свое собственное преступление. Когда союзники разгромили и ликвидировали нацистский режим, это не было механизмом самокоррекции; предоставленная сама себе, Германия не стала бы денацифицировать себя. Но когда научный журнал публикует статью, исправляющую ошибку, допущенную в предыдущей работе, это пример самоисправления институтом собственных ошибок.

Глава 50

Я попыталась не думать о Перл и сосредоточиться на том, что происходит с «Седной». Выпутаться из этой передряги – вот единственный способ воссоединиться с дочерью.

Механизмы самокоррекции повсеместно распространены в природе. Дети учатся ходить благодаря им. Ты делаешь неверное движение, падаешь, учишься на своей ошибке, пробуешь сделать это немного по-другому. Конечно, иногда родители и учителя помогают ребенку или дают советы, но ребенку, который полностью полагается на такие внешние исправления или продолжает оправдывать ошибки, вместо того чтобы учиться на них, будет очень трудно ходить. В самом деле, даже будучи взрослыми, каждый раз, когда мы ходим, наше тело участвует в сложном процессе самокоррекции. Когда наше тело перемещается в пространстве, внутренние контуры обратной связи между мозгом, конечностями и органами чувств поддерживают наши ноги и руки в правильном положении и равновесие.

Абордажный трап «Черной лилии» уже прицепился к нашему кораблю. Абордажной сетки у нас нет, а значит, нас быстро захватят. Боеприпасов на борту недостаточно. Численное превосходство на стороне пиратов, в ближнем бою они нас одолеют. Меня душила паника, мысли в голове сбивались и путались. Казалось, я на ощупь искала выход из темной комнаты, сплошь завешенной марлей. Лицо облеплено, дышать нечем, руки вытянуты перед собой в попытке освободить для меня место в моей же собственной голове. Я поглядела на воду. До чего же она голубая! Совсем не похожа на воду в Небраске: та либо зеленая, либо коричневая, и всегда грязная.

Многие другие процессы в организме требуют постоянной самокоррекции. Наше кровяное давление, температура, уровень сахара и множество других параметров должны иметь определенную свободу действий, чтобы меняться в зависимости от обстоятельств, но они никогда не должны превышать или опускаться ниже определенных критических порогов. Наше кровяное давление должно повышаться во время бега, снижаться во время сна, но всегда оставаться в определенных пределах. Наш организм управляет этим тонким биохимическим танцем с помощью множества гомеостатических механизмов самокоррекции. Если наше кровяное давление слишком высокое, механизмы самокоррекции снижают его. Если наше давление опасно низкое, механизмы самокоррекции повышают его. Если механизмы самокоррекции выходят из строя, мы можем умереть.

Когда я только училась ловить рыбу, дед ругал меня за то, что рыбачу бездумно: забрасываю леску, не понаблюдав за водой. Надеюсь, раз крючок в воде, рыба сама на него клюнет.

Институты тоже умирают без механизмов самокоррекции. Эти механизмы начинаются с осознания того, что люди ошибаются и развращаются. Но вместо того чтобы отчаиваться в людях и искать способ обойти их, институт активно ищет собственные ошибки и исправляет их. Все институты, которым удается просуществовать более нескольких лет, обладают такими механизмами, но институты сильно различаются по силе и видимости своих механизмов самокоррекции.

Следи за водой. Слушай, что она тебе говорит. Не пытайся с ней бороться. Так меня учил дед, а наша лодка мягко покачивалась под жарким полуденным солнцем.

Я переводила взгляд с пиратского корабля на наш и обратно. «Седну» уже не спасти – пронеслось в голове. Я закашлялась из-за дыма от догоравшего грота. Придется смириться с тем, что наше судно мы потеряли.

Например, католическая церковь - это институт с относительно слабыми механизмами самокоррекции. Поскольку она претендует на непогрешимость, она не может признавать институциональные ошибки. Иногда она готова признать, что некоторые ее члены ошибаются или грешат, но сам институт якобы остается совершенным. Например, на Втором Ватиканском соборе в 1964 году Католическая церковь признала, что \"Христос призывает Церковь к постоянной реформации, пока она пребывает здесь, на земле. Церковь всегда нуждается в этом, поскольку она является институтом людей здесь, на земле. Поэтому, если в разные времена и при разных обстоятельствах в нравственном поведении, в церковной дисциплине или даже в том, как было сформулировано церковное учение, что следует тщательно отличать от самого вероучения, - все это может и должно быть исправлено в подходящий момент\".

Вспомнила, как Перл твердила, что мы утонем. Все пойдем на дно. «А ведь она оказалась права», – мрачно подумала я. «Вода холодная», – повторяла дочка таким тоном, будто это секрет, и она доверяла его мне.

Это признание звучит многообещающе, но дьявол кроется в деталях, а именно в отказе признать возможность какого-либо недостатка в \"депозите веры\". В католической догматике \"залог веры\" означает совокупность открытых истин, которые церковь получила из Священного Писания и из своей священной традиции толкования Писания. Католическая церковь признает, что священники - несовершенные люди, которые могут грешить и допускать ошибки в формулировании церковных учений. Однако сама священная книга никогда не может ошибаться. Что это значит для всей церкви как института, объединяющего непогрешимых людей с непогрешимым текстом?

Я уставилась на «Черную лилию». Уэйн швырнул бомбу, и она взорвалась в воздухе. Ударная волна выбросила одного из пиратов за борт.

Вода. Ледяная вода. Надо только сделать так, чтобы все пираты оказались в воде, и тогда мы захватим их корабль. Войдем на нем в бухту, потом разыщем Перл.

Согласно католической догме, библейская непогрешимость и божественное руководство превосходят человеческую испорченность, поэтому, даже если отдельные члены церкви могут ошибаться и грешить, католическая церковь как институт никогда не ошибается. Утверждается, что никогда в истории Бог не позволял большинству церковных лидеров совершить серьезную ошибку в толковании священной книги. Этот принцип характерен для многих религий. Иудейская ортодоксия допускала возможность того, что раввины, составившие Мишну и Талмуд, могли ошибаться в личных вопросах, но когда они пришли к созданию религиозной доктрины, Бог гарантировал, что они не допустят ошибки. В исламе существует аналогичный принцип, известный как иджма. Согласно одному из важных хадисов, Мухаммад сказал: \"Аллах позаботится о том, чтобы моя община никогда не соглашалась с ошибками\".

Я кинулась в кают-компанию. Там на столе стояли ящики с бомбами. С ними возился Абран, держа спичку в одной руке, а бомбу в другой.

В католицизме предполагаемое институциональное совершенство наиболее четко закреплено в доктрине папской непогрешимости, которая гласит, что хотя в личных вопросах папы могут ошибаться, в своей институциональной роли они непогрешимы. Например, папа Александр VI ошибся, нарушив обет безбрачия, заведя любовницу и родив нескольких детей, но при определении официального церковного учения по вопросам этики или теологии он был не способен ошибиться.

– Мы бросаем их в «Черную лилию». Помогай, – велел Абран.

В соответствии с этими взглядами католическая церковь всегда использовала механизм самокоррекции для надзора за своими членами в их личных делах, но она никогда не разрабатывала механизм для внесения изменений в Библию или в свой \"депозит веры\". Такое отношение проявилось в том, что католическая церковь принесла лишь несколько официальных извинений за свое поведение в прошлом. В последние десятилетия несколько пап извинились за плохое обращение с евреями, женщинами, некатолическими христианами и коренными народами, а также за более конкретные события, такие как разграбление Константинополя в 1204 году и жестокое обращение с детьми в католических школах. Похвально, что католическая церковь вообще принесла такие извинения; религиозные институты редко поступают подобным образом. Тем не менее, во всех этих случаях папы старались переложить ответственность на Священное Писание и на церковь как институт. Вместо этого вина возлагалась на плечи отдельных служителей церкви, которые неправильно истолковывали Священное Писание и отклонялись от истинного учения церкви.

Я выхватила у него бомбу и спичку и выбежала из кают-компании. Пригнувшись, понеслась к планширу. Вокруг свистели пули. Я заложила бомбу возле планшира – туда, где пираты прицепили трап.

Рядом Уэйн стрелял из винтовки, пытаясь вывести из строя пиратов, которые ползли по трапу к нашему кораблю. Их трое – две женщины и мужчина. За поясами мачете, на спинах винтовки. Уэйн выстрелил один раз, промазал, снова взвел курок, но патроны закончились.

Например, в марте 2000 года Папа Иоанн Павел II провел специальную церемонию, в ходе которой попросил прощения за длинный список исторических преступлений против евреев, еретиков, женщин и коренных народов. Он извинился \"за применение насилия, которое некоторые совершили во имя истины\". Такая терминология подразумевала, что в насилии виноваты \"некоторые\" заблуждающиеся люди, не понимающие истины, которой учит церковь. Папа не допускал возможности того, что, возможно, эти люди понимали, чему именно учит церковь, и что эти учения просто не были истиной.

Я чиркнула спичкой о дерево палубы и подожгла фитиль бомбы. Кинувшись к Уэйну, схватила его за руку и оттащила назад, подальше от планшира.

– С ума сошла?! – рявкнул Уэйн, пытаясь высвободиться из моей хватки.

Я толкнула его в сторону кают-компании.

– Ложись! – прокричала я.

Точно так же, когда в 2022 году Папа Франциск извинился за жестокое обращение с коренным населением в канадских церковных школах-интернатах, он сказал: \"Я прошу прощения, в частности, за то, что многие члены церкви... сотрудничали... в проектах разрушения культуры и насильственной ассимиляции\". Вина лежит на \"многих членах церкви\", а не на церкви и ее учении. Как будто уничтожение культур коренных народов и насильственное обращение людей никогда не было официальной церковной доктриной.

Сама бросилась на палубу, потянула его за собой и закрыла голову руками.

От взрыва щепки разлетелись в разные стороны. Повалил дым. Корабли с гулким воем пришли в движение. Я с трудом поднялась и через обломки кинулась к планширу.

Но там, где я заложила бомбу, планшира больше не было. Абордажный трап разлетелся на куски. Часть валялась на нашей палубе, часть плавала в море. Мужчина, ползший по лестнице, теперь отчаянно барахтался в ледяной воде.

На самом деле, не несколько заблудших священников начали крестовые походы, ввели законы, дискриминирующие евреев и женщин, или организовали систематическое уничтожение коренных религий по всему миру. Труды многих почитаемых отцов церкви, а также официальные постановления многих пап и церковных соборов полны отрывков, унижающих \"языческие\" и \"еретические\" религии, призывающих к их уничтожению, дискриминирующих их членов и узаконивающих применение насилия для обращения людей в христианство. Например, в 1452 году папа Николай V издал буллу Dum Diversas, обращенную к королю Португалии Афонсу V и другим католическим монархам. В булле говорилось: \"Настоящими документами мы предоставляем вам, с нашей апостольской властью, полное и свободное разрешение вторгнуться, разыскать, захватить и подчинить сарацин и язычников и любых других неверующих и врагов Христа, где бы они ни находились, а также их королевства, герцогства, графства, княжества и другие владения... и обратить их людей в вечное рабство\". Это официальное провозглашение, неоднократно повторенное последующими папами, заложило теологическую основу для европейского империализма и уничтожения коренных культур по всему миру. Конечно, хотя церковь не признает этого официально, со временем она изменила свои институциональные структуры, основные учения и толкование Священного Писания. В современной католической церкви гораздо меньше антисемитизма и женоненавистничества, чем в средневековые и ранние современные времена. Папа Франциск гораздо терпимее относится к культурам коренных народов, чем папа Николай V. Здесь работает механизм институциональной самокоррекции, который реагирует как на внешнее давление, так и на внутренние душевные искания. Но что характерно для самокоррекции в таких институтах, как католическая церковь, так это то, что даже когда она происходит, ее скорее отрицают, чем прославляют. Первое правило изменения церковных учений заключается в том, что вы никогда не признаете изменения церковных учений.

Дэниел поднялся на ноги рядом с грот-мачтой и прицелился из лука. Я побежала к нему и крикнула, чтобы помог мне.

Вы никогда не услышите, чтобы Папа Римский объявил всему миру: \"Наши эксперты только что обнаружили в Библии очень большую ошибку. Скоро мы выпустим обновленное издание\". Вместо этого на вопрос о более щедром отношении церкви к евреям или женщинам папы отвечают, что церковь всегда учила именно так, даже если отдельные церковники раньше не понимали этого послания правильно. Отрицание существования самокоррекции не прекращает ее полностью, но ослабляет и замедляет ее. Поскольку исправление прошлых ошибок не признается, не говоря уже о праздновании, когда верующие сталкиваются с очередной серьезной проблемой в институте и его учении, их парализует страх изменить то, что якобы является вечным и непогрешимым. Они не могут извлечь пользу из примера предыдущих изменений.

В кают-компании я выдернула из корзины наш последний крепкий трос, размотала, взялась за один конец, а второй протянула Дэниелу.

– Ты что задумала?! – спросил он, перекрикивая шум битвы.

Например, когда католики, такие как сам папа Франциск, пересматривают учение церкви о гомосексуальности, им трудно просто признать прошлые ошибки и изменить учение. Если в конце концов будущий папа принесет извинения за плохое обращение с ЛГБТК, то это будет означать, что он снова переложит вину на плечи некоторых слишком ретивых людей, которые неправильно поняли Евангелие. Чтобы сохранить свой религиозный авторитет, католической церкви ничего не оставалось, как отрицать существование институционального самоисправления. Церковь попала в ловушку непогрешимости. Если она основывала свой религиозный авторитет на претензии на непогрешимость, то любое публичное признание институциональной ошибки - даже в относительно незначительных вопросах - могло полностью разрушить ее авторитет.

– Увидишь, – ответила я.

Дэниел хотел выйти из кают-компании, но я уперлась ладонью ему в грудь и выглянула за дверь.

 

Как я и ожидала, пираты забрасывали на нашу палубу новые абордажные крюки. Они цеплялись за планшир по обе стороны от места взрыва. Я почувствовала, как «Седна» опять сместилась, приближаясь к «Черной лилии». Пираты хотят подтянуть нас поближе, чтобы перескочить к нам на борт безо всяких трапов.

ДСМ И БИБЛИЯ

– Спрячься за планширом и не высовывайся, – велела я, указывая на место слева от дыры. – А я пойду туда. – Я показала вправо. – Когда пираты запрыгнут на нашу палубу, мы их сбросим в море.

В отличие от католической церкви, научные институты, возникшие в Европе раннего Нового времени, были построены на основе мощных механизмов самокоррекции. Научные институты утверждают, что даже если большинство ученых в определенный период считают что-то истинным, оно все равно может оказаться неточным или неполным. В XIX веке большинство физиков приняли ньютоновскую физику как исчерпывающее описание Вселенной, но в XX веке теория относительности и квантовая механика выявили неточности и ограничения модели Ньютона. Самые знаменитые моменты в истории науки - это именно те моменты, когда общепринятая мудрость опрокидывается и рождаются новые теории.

Дэниел кивнул. Мы разошлись в противоположные стороны и присели на корточки за планширом. Трос лежал на палубе между нами, образовав широкую дугу. Из-за густого дыма все вокруг было как в тумане.

Первый пират воспользовался дырой от взрыва и запрыгнул на палубу между нами. Я поглядела на Дэниела и кивнула. Мы оба вскочили и натянули трос, сбросив пирата в воду. Он с криком скрылся в волнах.

Очень важно, что научные учреждения готовы признать свою институциональную ответственность за крупные ошибки и преступления. Например, современные университеты регулярно читают курсы, а профессиональные журналы регулярно публикуют статьи, разоблачающие институциональный расизм и сексизм, характерные для научного изучения таких предметов, как биология, антропология и история в XIX и большей части XX веков. Исследования отдельных случаев, таких как исследование сифилиса Таскиги, и государственной политики, начиная с политики \"Белой Австралии\" и заканчивая Холокостом, неоднократно и подробно изучали, как ошибочные биологические, антропологические и исторические теории, разработанные в ведущих научных учреждениях, использовались для оправдания и облегчения дискриминации, империализма и даже геноцида. В этих преступлениях и ошибках не обвиняют нескольких заблуждающихся ученых. Они рассматриваются как институциональный провал целых академических дисциплин.

Мы снова присели и опустили трос. На палубу высадился второй. Его мы скинули точно так же.

Готовность признать крупные институциональные ошибки способствует относительно быстрому развитию науки. Когда имеющиеся данные оправдывают себя, доминирующие теории часто отбрасываются в течение нескольких поколений, чтобы быть замененными новыми теориями. То, что студенты биологии, антропологии и истории изучают в университете в начале XXI века, сильно отличается от того, что они изучали там столетием ранее.

Над нашими головами вскрикнула Марджан. Я подняла голову. Она цеплялась за штормтрап и стреляла из винтовки, выкашивая врагов сверху. Из ее плеча торчала стрела, белая блузка потемнела от крови. Марджан пыталась удержаться за трап одной рукой, но ее нога соскользнула. Несколько секунд она висела среди спутанных тросов, потом рухнула на палубу. При звуке удара я вздрогнула, зажмурилась и несколько секунд сидела с закрытыми глазами. Над головой свистели стрелы. Я шепотом выругалась. Потом выругалась еще раз.

Психиатрия предлагает множество подобных примеров сильных механизмов самокоррекции. На полке у большинства психиатров можно найти DSM - Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. Его иногда называют библией психиатров. Но между DSM и Библией есть существенное различие. Впервые опубликованный в 1952 году, DSM пересматривается каждые десять лет или два года, а пятое издание появилось в 2013 году. За эти годы изменилось определение многих расстройств, добавились новые, а другие были исключены. Например, гомосексуальность была включена в список социопатических расстройств личности в 1952 году, но в 1974 году была исключена из DSM. Потребовалось всего двадцать два года, чтобы исправить эту ошибку в DSM. Это не священная книга. Это научный текст.

Тут трос в моих руках дернулся. Дэниел уже туго натянул его. Я вскочила как раз вовремя, чтобы не пустить женщину-пирата на палубу и сбросить ее в море.

Пираты притихли. Ох, не к добру эта передышка. У меня кровь застыла в жилах. Похоже, на «Черной лилии» раскусили нашу тактику. На планшир обрушился град пуль. Мы с Дэниелом распласталась на животе. Над нашими головами пролетали стрелы, вонзаясь то в кают-компанию, то в палубу. Некоторые пролетали мимо и падали в море.

Двое мужчин запрыгнули к нам на борт одновременно, с мачете наготове. Хотели перерезать трос, но мы натянули его раньше и столкнули их за борт. Мы снова присели на корточки, с трудом переводя дыхание. Шестерых сбросили, подсчитала я. Сколько осталось?

Сегодня психиатрия не пытается переосмыслить определение гомосексуальности 1952 года в более благодушном духе. Скорее, она рассматривает определение 1952 года как явную ошибку. Что еще более важно, ошибка не приписывается недостаткам нескольких профессоров-гомофобов. Скорее, признается, что она является результатом глубоких институциональных предубеждений в психиатрии. Признание прошлых институциональных ошибок своей дисциплины заставляет психиатров сегодня быть более осторожными, чтобы не совершить новых ошибок, как это видно из горячих дебатов по поводу трансгендеров и людей с аутизмом. Конечно, какими бы осторожными они ни были, психиатры все равно могут совершать институциональные ошибки. Но они также склонны признавать и исправлять их.

На палубу прыгнул еще один пират. Мы вскочили, но он пригнулся. Трос не задел его и натянулся в воздухе. Пират вскинул над головой мачете и перерубил трос. Он ринулся к Дэниелу с занесенным мачете, но в спину ему вонзилась стрела.

Абран, прячась за кают-компанией, наложил на тетиву новую стрелу.

 

Я вытащила из-за пояса длинный нож и изготовилась. Сразу несколько пиратов перепрыгнули на «Седну». Один метнул в меня топор, но я пригнулась. Лезвие вонзилось в планшир за моей спиной.

Мужчина выдернул из-за пояса нож и бросился на меня. Я увернулась, схватила его за волосы, запрокинула ему голову и перерезала горло. Пират рухнул к моим ногам. Тут второй пират бросил в меня мачете. Я отскочила.

ОПУБЛИКОВАТЬ ИЛИ ПОГИБНУТЬ

От кают-компании донесся крик. Я обернулась. Абран с побелевшим лицом ощупывал живот вокруг того места, куда вонзился клинок. Перед ним стоял Джексон. Он потянул за рукоятку и выдернул саблю из раны.

Изо рта Абрана потекла струйка крови. Он рухнул на колени. Лицо застывшее, все мышцы парализованы.

– Нет! – взревела я и кинулась к ним, но тут меня схватили за волосы, дернули обратно и швырнули на палубу. Женщина занесла надо мной мачете. Я перекатилась на бок. Мачете вонзилось в доски там, где я только что лежала. Женщине в грудь воткнулась стрела. Она покачнулась и упала.

Я снова поглядела туда, где лежал Абран. Там Дэниел задом отползал от Джексона. Его ладонь оставляла на палубе кровавые следы. Джексон шагнул к брату.

Особую силу механизмам научной самокоррекции придает то, что научные институты не просто готовы признать институциональные ошибки и невежество, они активно стремятся их разоблачить. Это видно из структуры стимулов институтов. В религиозных институтах их члены заинтересованы в том, чтобы соответствовать существующей доктрине и с подозрением относиться к новизне. Вы становитесь раввином, имамом или священником, исповедуя верность доктрине, и можете продвинуться по карьерной лестнице, став папой, главным раввином или великим аятоллой, не критикуя своих предшественников и не выдвигая никаких радикальных новых идей. Действительно, многие из наиболее влиятельных и почитаемых религиозных лидеров последнего времени - например, папа Бенедикт XVI, главный раввин Израиля Давид Лау и аятолла Хаменеи из Ирана - завоевали славу и сторонников благодаря жесткому сопротивлению новым идеям и тенденциям, таким как феминизм.

Я кинулась к ним, перепрыгивая через тела. Джексон вскинул саблю, не отрывая взгляда от Дэниела. Их разделяло всего несколько футов. Я с разбега врезалась в Джексона. Мы рухнули на палубу. Он вцепился в меня, ухватил за горло. В глазах потемнело. Я отчаянно пыталась сделать вдох.

Я пнула его в живот. Хватка Джексона ослабла. Я перекатилась на бок, сгребла в кулак его волосы и запрокинула ему голову, обнажая шею для клинка.

В науке все работает наоборот. Прием на работу и продвижение по службе в научных учреждениях основаны на принципе \"публикуйся или погибнешь\", и чтобы опубликоваться в престижных журналах, вы должны раскрыть какую-то ошибку в существующих теориях или открыть что-то, чего не знали ваши предшественники и учителя. Никто не получит Нобелевскую премию за то, что будет неукоснительно повторять слова предыдущих ученых и выступать против каждой новой научной теории.

Уголком глаза я заметила, что Дэниел спешит к нам с ножом в здоровой руке. Тут кто-то врезался в него. Пронзительный, безумный крик. Кровь на палубе. Брызги летят в глаза.

Джексон схватил меня за рубашку и стянул с себя. Я откатилась в сторону и встала. Джексон лихорадочно шарил руками по палубе в поисках оружия. Руки загрубевшие и красные, движения резкие и лихорадочные.

Конечно, как в религии есть место для самокоррекции, так и в науке достаточно места для конформизма. Наука - это институциональное предприятие, и ученые полагаются на институты почти во всем, что им известно. Например, откуда мне знать, что средневековые и ранние современные европейцы думали о колдовстве? Я сам не посещал все соответствующие архивы и не читал все соответствующие первоисточники. Более того, я не в состоянии прочитать многие из этих источников напрямую, поскольку не знаю всех необходимых языков и не умею расшифровывать средневековые и ранние современные почерки. Вместо этого я опирался на книги и статьи, опубликованные другими учеными, например, на книгу Рональда Хаттона \"Ведьма: A History of Fear\", которая была опубликована издательством Йельского университета в 2017 году.

Я выдернула второй нож из ножен на лодыжке и бросилась в атаку с двумя ножами. Целила Джексону в шею, но он заслонился предплечьем. Я полоснула вторым ножом по его животу, быстро выдернула клинок и воткнула в шею.

Джексон попятился от меня, обеими руками схватившись за горло. Между пальцами хлестала кровь. Джексон попытался что-то сказать, но изо рта вырывалось лишь бульканье.

Я не знаком с Рональдом Хаттоном, профессором истории Бристольского университета, и не знаю лично бристольских чиновников, нанявших его на работу, или редакцию Йельского университета, опубликовавшую его книгу. Тем не менее я доверяю тому, что читаю в книге Хаттона, потому что понимаю, как работают такие учреждения, как Бристольский университет и издательство Йельского университета. Их механизмы самокоррекции имеют две важнейшие особенности: Во-первых, механизмы самокоррекции встроены в ядро институтов, а не являются периферийным дополнением. Во-вторых, эти институты публично отмечают самокоррекцию, а не отрицают ее. Конечно, возможно, что часть информации, которую я почерпнул из книги Хаттона, неверна, или я сам могу неправильно ее истолковать. Но эксперты по истории колдовства, которые читали книгу Хаттона и которые, возможно, будут читать эту книгу, надеюсь, заметят любые подобные ошибки и разоблачат их.

Я не сразу заметила, что стало тихо. Так же бывает с затишьем, внезапно наступившим после шторма. Ни пуль, ни мачете, ни бомб. Только ветер треплет разваливающуюся на куски «Седну». Наш тонущий корабль скрипит и стонет. Кое-где виден огонь, валит дым. Полощутся разорванные паруса, качаются обрывки тросов. Палубу под ногами сплошь покрывают осколки стекла и щепки. Весь корабль будто превратился в оружие, готовое искромсать любого, кто ступит на борт. Все кругом острое, кроме тел, застывших в неестественных позах.

Популистские критики научных институтов могут возразить, что на самом деле эти институты используют свою власть для подавления неортодоксальных взглядов и устраивают собственные охоты на ведьм против инакомыслящих. Конечно, это правда, что если ученый выступает против ортодоксальных взглядов в своей дисциплине, это может иногда иметь негативные последствия: отклоненные статьи, отказ в грантах на исследования, неприятные нападки ad hominem, а в редких случаях даже увольнение с работы. Я не хочу преуменьшать страдания, которые причиняют такие вещи, но это все же далеко не физические пытки и сожжение на костре.

Дэниел с трудом попытался встать. Пират, напавший на него, лежал лицом вниз. Дэниел поскользнулся на крови и уперся ладонями в палубу. Джексон краем глаза заметил Дэниела и отпрянул, прижавшись к планширу. Казалось, он усилием воли заставил себя умереть до того, как брат до него доберется. Прежде чем Джексон застыл, его глаза затуманились от грусти, глубокой, точно бездонная пропасть. Эта бездна вытянула из него жизнь.

Рассмотрим, например, историю химика Дэна Шехтмана. В апреле 1982 года, наблюдая в электронный микроскоп, Шехтман увидел то, чего, согласно всем современным теориям в химии, просто не могло существовать: атомы в смешанном образце алюминия и марганца были выкристаллизованы в узор с пятикратной вращательной симметрией. В то время ученые знали о различных возможных симметричных структурах в твердых кристаллах, но пятикратная симметрия считалась противоречащей самим законам природы. Открытие Шехтманом того, что стало называться квазикристаллами, звучало настолько необычно, что было трудно найти рецензируемый журнал, который согласился бы его опубликовать. Не помогло и то, что Шехтман в то время был младшим научным сотрудником. У него даже не было своей лаборатории, он работал в чужой. Но редакторы журнала Physical Review Letters, изучив доказательства, в конце концов опубликовали статью Шехтмана в 1984 году. И тут, как он сам описывает, \"начался ад\".

Мне никак не удавалось избавиться от горького металлического привкуса крови во рту. Я то и дело сплевывала и вытирала лицо рукой, чтобы кровь не затекала в глаза. Я медленно описала на палубе круг, выставив перед собой нож. Двигалась, как стрелка компаса, которая никак не может найти север.

Утверждения Шехтмана были отвергнуты большинством его коллег, а сам он был обвинен в неправильном управлении экспериментами. Руководитель его лаборатории также ополчился на Шехтмана. Драматическим жестом он положил на стол Шехтмана учебник химии и сказал ему: \"Дэнни, пожалуйста, прочитай эту книгу, и ты поймешь, что того, о чем ты говоришь, не может быть\". Шехтман дерзко ответил, что видел квазикристаллы в микроскоп, а не в книге. В результате его выгнали из лаборатории. Дальше было хуже. Лайнус Полинг, двукратный нобелевский лауреат и один из самых выдающихся ученых двадцатого века, предпринял жестокую личную атаку на Шехтмана. На конференции, где присутствовали сотни ученых, Полинг заявил: \"Дэнни Шехтман несет чушь, никаких квазикристаллов не существует, есть только квазиученые\".

Дэниел опустился на корточки возле Джексона. Он прижимал к груди раненую руку. Палец висел на одном сухожилии. Дэниел положил руку на сердце Джексона, потом поднес ее к лицу брата и осторожно закрыл ему глаза.

На меня нахлынуло такое облегчение, что перехватило дух и закружилась голова. Но тут я глянула в сторону берега. Перед нами возвышался юго-западный берег. Волны несли нас прямо на скалы.

Но Шехтмана не посадили в тюрьму и не убили. Он получил место в другой лаборатории. Доказательства, которые он представил, оказались более убедительными, чем существующие учебники по химии и взгляды Лайнуса Полинга. Несколько коллег повторили эксперименты Шехтмана и подтвердили его выводы. Спустя всего десять лет после того, как Шехтман увидел квазикристаллы в свой микроскоп, Международный союз кристаллографии - ведущая научная ассоциация в этой области - изменил свое определение понятия \"кристалл\". Соответствующие изменения были внесены в учебники по химии, и возникла целая новая научная область - изучение квазикристаллов. В 2011 году Шехтман был удостоен Нобелевской премии по химии за свое открытие. Нобелевский комитет отметил, что \"его открытие было крайне противоречивым [но] в конечном итоге заставило ученых пересмотреть свои представления о самой природе материи\".

Глава 51

История Шехтмана вряд ли является исключительной. Летопись науки полна подобных случаев. Прежде чем теория относительности и квантовая механика стали краеугольными камнями физики двадцатого века, они поначалу вызвали ожесточенные споры, включая личные нападки старой гвардии на сторонников новых теорий. Точно так же, когда Георг Кантор в конце XIX века разработал теорию бесконечных чисел, которая стала основой для большей части математики XX века, он подвергся личным нападкам со стороны некоторых ведущих математиков своего времени, таких как Анри Пуанкаре и Леопольд Кронекер. Популисты правы, считая, что ученые страдают от тех же человеческих предубеждений, что и все остальные. Однако благодаря институциональным механизмам самокоррекции эти предубеждения можно преодолеть. При наличии достаточного количества эмпирических доказательств нередко требуется всего несколько десятилетий, чтобы неортодоксальная теория перевернула устоявшееся мнение и стала новым консенсусом.

Как мы увидим в следующей главе, были времена и места, где механизмы самокоррекции науки переставали работать, а академическое инакомыслие могло привести к физическим пыткам, тюремному заключению и смерти. В Советском Союзе, например, сомнение в официальной догме по любому вопросу - экономике, генетике или истории - могло привести не только к увольнению, но даже к паре лет в ГУЛАГе или пуле палача. Известный случай связан с фиктивными теориями агронома Трофима Лысенко. Он отверг основную генетику и теорию эволюции путем естественного отбора и выдвинул свою собственную теорию, которая гласила, что \"перевоспитание\" может изменить черты растений и животных и даже превратить один вид в другой. Лысенкоизм очень понравился Сталину, у которого были идеологические и политические причины верить в почти безграничный потенциал \"перевоспитания\". Тысячи ученых, выступавших против Лысенко и продолжавших отстаивать теорию эволюции путем естественного отбора, были уволены с работы, а некоторые - посажены в тюрьму или расстреляны. Николай Вавилов, ботаник и генетик, бывший наставник Лысенко и ставший его критиком, был судим в июле 1941 года вместе с ботаником Леонидом Говоровым, генетиком Георгием Карпеченко и агрономом Александром Бондаренко. Трое последних были расстреляны, а Вавилов умер в лагере в Саратове в 1943 году. Под давлением диктатора Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени Ленина в августе 1948 года объявила, что отныне советские учебные заведения будут преподавать лысенковщину как единственно верную теорию.

Нос «Седны» ушел под воду, корма поднялась кверху. Мы с Дэниелом вцепились в планшир и поспешили к правому борту.

Но именно по этой причине Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени Ленина перестала быть научным учреждением, а советская догма о генетике стала идеологией, а не наукой. Учреждение может называть себя как угодно, но если у него нет мощного механизма самокоррекции, то это не научное учреждение.

Я не сводила глаз с «Черной лилии». Вдруг на борту еще кто-то остался? Томас цеплялся за грот-мачту и опирался на флагшток, используя его вместо костыля. И «Черную лилию», и «Седну» стремительно несло на скалы. Вот только «Седна» затонет прежде, чем успеет с ними столкнуться. На «Черной лилии» у нас больше шансов пережить кораблекрушение, а на своем корабле пойдем ко дну вместе с ним. Надо найти всех выживших и быстро перебираться на пиратский корабль.

– Томас! – позвала я и помахала ему рукой.

 

Томас похромал к нам. Штанина на одной ноге залита кровью.

– Где Перл? – спросил Дэниел.

ПРЕДЕЛЫ САМОКОРРЕКЦИИ

Я удивленно уставилась на него, но тут сообразила: никто не видел, как я сажала ее в каноэ. Все мое тело разом онемело. Казалось, небо вот-вот меня раздавит.

– Я посадила ее в каноэ, – ответила я.

Мой подбородок задрожал, колени подогнулись. Дэниел вовремя меня подхватил, иначе упала бы.

– Мы ее отыщем, – утешил он.

Значит ли все это, что в механизмах самокоррекции мы нашли волшебную пулю, которая защитит человеческие информационные сети от ошибок и предвзятости? К сожалению, все гораздо сложнее. Есть причина, по которой такие институты, как католическая церковь и советская коммунистическая партия, избегали сильных механизмов самокоррекции. Хотя такие механизмы жизненно важны для поиска истины, они дорого обходятся с точки зрения поддержания порядка. Сильные механизмы самокоррекции, как правило, порождают сомнения, разногласия, конфликты и расколы и подрывают мифы, на которых держится социальный порядок.

Я вяло кивнула и прижалась к нему. Дэниел с силой встряхнул меня:

Конечно, порядок сам по себе не обязательно хорош. Например, социальный порядок ранней современной Европы одобрял, помимо прочего, не только охоту на ведьм, но и эксплуатацию миллионов крестьян горсткой аристократов, систематическое жестокое обращение с женщинами и широко распространенную дискриминацию евреев, мусульман и других меньшинств. Но даже если социальный порядок крайне деспотичен, его разрушение не обязательно приведет к улучшению ситуации. Это может привести к хаосу и еще большему угнетению. История информационных сетей всегда предполагала поддержание баланса между правдой и порядком. Как жертвование истиной ради порядка влечет за собой определенные издержки, так и жертвование порядком ради истины.

– Майра, мы ее обязательно найдем. Соберись.

Научные институты смогли позволить себе сильные механизмы самокоррекции, потому что они оставляют сложную работу по сохранению социального порядка другим институтам. Если в химическую лабораторию врывается вор или психиатру угрожают смертью, они не жалуются в рецензируемый журнал, а звонят в полицию. Возможно ли, таким образом, сохранить сильные механизмы самокоррекции в институтах, отличных от академических дисциплин? В частности, могут ли такие механизмы существовать в таких институтах, как полиция, армия, политические партии и правительства, которые призваны поддерживать социальный порядок?

На «Черной лилии» на палубу вылез раб. Мы все застыли. Он уставился на нас, мы на него. Я стиснула рукоятку ножа. Раб попятился, уперся спиной в планшир, развернулся и выпрыгнул в ледяную воду.

Дэниел, Томас и я обогнули кают-компанию. Марджан лежала, привалившись к стене. Я кинулась к ней и рухнула возле нее на колени. Лицо серое. Я приподняла ее голову. Ресницы Марджан затрепетали. Я дотронулась до ремня: кто-то наложил его на ее раненую руку вместо жгута. Абран. Он пытался спасти Марджан, но на него напал Джексон.

Мы рассмотрим этот вопрос в следующей главе, посвященной политическим аспектам информационных потоков и изучению долгосрочной истории демократий и диктатур. Как мы увидим, демократии считают возможным поддерживать сильные механизмы самокоррекции даже в политике. Диктатуры отрицают такие механизмы. Так, в разгар холодной войны газеты и университеты демократических Соединенных Штатов открыто разоблачали и критиковали американские военные преступления во Вьетнаме. Газеты и университеты тоталитарного Советского Союза также с удовольствием критиковали американские преступления, но молчали о советских преступлениях в Афганистане и других странах. Советское молчание было неоправданным с научной точки зрения, но оно имело политический смысл. Американское самобичевание по поводу войны во Вьетнаме и сегодня продолжает разделять американскую общественность и подрывать репутацию Америки во всем мире, в то время как советское и российское молчание по поводу войны в Афганистане помогло приглушить память о ней и ограничить ее репутационные издержки.

Абран лежал на боку у ног Марджан. Я провела пальцами по его волосам. «Я должна была прийти ему на помощь», – пронеслось в голове. По всему телу пробежала холодная дрожь. Жаль, что все закончилось вот так.

Я вспомнила, как Абран смеялся, когда мы лежали в его каюте. Эта мальчишеская усмешка, вечно растрепанные волосы. Абран перекатывался на бок и зачитывал мне свои любимые отрывки из книг, произнося слова, которые теперь и не услышишь: «кипучий», «блистательный», «насыщенный». Вспомнила я и его темную сторону – тень, которая не отставала от него ни на шаг. Но все остальное заслонил образ харизматичного мужчины, которому хватило и широты мышления, и оптимизма, чтобы задумать новую коммуну. Сердце, настолько исполненное энтузиазма и чистоты, что оно просто не могло не разбиться.

Только поняв политику информации в таких исторических системах, как Древние Афины, Римская империя, Соединенные Штаты и Советский Союз, мы будем готовы к изучению революционных последствий появления ИИ. Ведь один из самых больших вопросов, связанных с ИИ, заключается в том, будет ли он способствовать развитию демократических механизмов самокоррекции или подорвет их.

«Абран, я сдержу обещание», – мысленно поклялась я и еще раз дотронулась до его волос.

Из кают-компании вывалился Уэйн и чуть не споткнулся о нас с Марджан. Он нес рюкзаки, в которые она сложила воду и еду.

 

Уэйн сбросил их на палубу и опустился на колени перед Марджан.

– Я ее понесу, – сказал он мне.

ГЛАВА 5. Решения: Краткая история демократии и тоталитаризма

Мы с Дэниелом надели рюкзаки на плечи. Я с трудом встала под тяжестью своей ноши.

 

– Марджан, нам надо перейти на другой корабль, – сказал Уэйн.

Его обычно грубый голос звучал на удивление мягко. Уэйн поднял ее и перебросил через плечо. «Седна» дернулась. Нос погрузился глубже. Вода скоро доберется до грот-мачты. Тросы на абордажных крюках, вонзенных в палубу, натянулись. Дэниел подошел к планширу и перерезал их.

Демократия и диктатура обычно обсуждаются как противоположные политические и этические системы. В этой главе мы попытаемся изменить условия дискуссии, рассмотрев историю демократии и диктатуры как противоположных типов информационных сетей. В ней рассматривается, как информация в демократиях течет иначе, чем в диктаторских системах, и как изобретение новых информационных технологий способствует процветанию разных типов режимов.

– Майра! – позвал Дэниел. – Скорее!

Мы все собрались возле дыры от взрыва. Один за другим мы перепрыгивали на «Черную лилию». Мы с Дэниелом поймали Уэйна, чтобы Марджан не упала. Я обернулась, достала нож и перепилила трос последнего абордажного крюка.

Диктаторские информационные сети очень централизованы. Это означает две вещи. Во-первых, центр обладает неограниченной властью, поэтому информация стремится стекаться к центральному узлу, где принимаются самые важные решения. В Римской империи все дороги вели в Рим, в нацистской Германии информация стекалась в Берлин, а в Советском Союзе - в Москву. Иногда центральное правительство пытается сосредоточить в своих руках всю информацию и самостоятельно диктовать все решения, контролируя всю жизнь людей. Такая тотализирующая форма диктатуры, практиковавшаяся такими людьми, как Гитлер и Сталин, известна как тоталитаризм. Как мы увидим, технические трудности часто мешают диктаторам стать тоталитарными. Например, у римского императора Нерона не было технологий, необходимых для микроуправления жизнью миллионов крестьян в отдаленных провинциальных деревнях. Поэтому во многих диктаторских режимах за отдельными людьми, корпорациями и сообществами сохраняется значительная автономия. Однако диктаторы всегда сохраняют за собой право вмешиваться в жизнь людей. В Риме Нерона свобода была не идеалом, а побочным продуктом неспособности правительства осуществлять тоталитарный контроль.

Море вокруг «Седны» забурлило, утягивая ее на глубину. Фок-мачта скрылась из вида, под углом погрузившись в воду.

Я оглядела «Черную лилию» в поисках якоря, но взгляду представились лишь обломки. Якорь мог бы замедлить наше движение. Мы в любом случае врежемся в скалы, но тогда крушение нанесло бы меньше урона. А может, с якорем нас бы бестолково кидало туда-сюда, как мячик на резинке. Уж лучше удариться об скалы один раз, а потом разбираться с последствиями.

Вторая особенность диктаторских сетей заключается в том, что они считают центр непогрешимым. Поэтому им не нравится любое оспаривание решений центра. Советская пропаганда изображала Сталина непогрешимым гением, а римская пропаганда относилась к императорам как к божественным существам. Даже когда Сталин или Нерон принимали явно катастрофическое решение, ни в Советском Союзе, ни в Римской империи не было надежных механизмов самокоррекции, которые могли бы разоблачить ошибку и подтолкнуть к более эффективным действиям.

Белая вода захлестывала палубу и пенилась у нас под ногами. «Седну» относило все дальше. Вот она врезалась в каменистый выступ и разбилась в щепки.

Пока «Седна» погружалась в темные глубины, «Черную лилию» гнало к скалистому берегу. Волны несли нас, точно рука Божья.

– К мачте! – проорала я, перекрикивая волны.

Теоретически, в высокоцентрализованной информационной сети можно попытаться сохранить сильные самокорректирующиеся механизмы, такие как независимые суды и выборные законодательные органы. Но если бы они функционировали хорошо, то бросили бы вызов центральной власти и тем самым децентрализовали бы информационную сеть. Диктаторы всегда видят в таких независимых центрах власти угрозу и стремятся их нейтрализовать. Именно это произошло с римским Сенатом, власть которого сменявшие друг друга цезари сокращали до тех пор, пока он не стал не более чем резиновым штампом для исполнения императорских прихотей. Та же участь постигла советскую судебную систему, которая никогда не смела противиться воле коммунистической партии. Сталинские показательные процессы, как видно из их названия, были театрами с заранее предрешенными результатами.

Мы с трудом устремились к грот-мачте, для равновесия держась за мокрый планшир. Потом вцепились в грот-мачту и друг в друга. Корабль получал удар за ударом. Вот скалы пробили корпус. Раздался гул: корабль столкнулся с вершиной горы по левому борту. Стоял оглушительный треск. Нам в лицо летели брызги ледяной воды.

Я пыталась сохранять спокойствие. Сглотнула подступившую к горлу желчь. Вот мы врезались в берег. Я стиснула зубы и подумала о Перл. Представила ее огненно-рыжие волосы на фоне серого моря и белого льда. Нос каноэ плавно рассекает воду. «Черную лилию» тряхнуло так сильно, что, казалось, все кости застучали друг о друга. Я крепко зажмурилась.

Подводя итог, можно сказать, что диктатура - это централизованная информационная сеть, не имеющая сильных механизмов самокоррекции. Демократия, напротив, - это распределенная информационная сеть, обладающая сильными механизмами самокоррекции. Когда мы смотрим на демократическую информационную сеть, мы видим центральный узел. Правительство - важнейший орган исполнительной власти в демократическом обществе, поэтому государственные учреждения собирают и хранят огромное количество информации. Но существует множество дополнительных информационных каналов, которые соединяют множество независимых узлов. Законодательные органы, политические партии, суды, пресса, корпорации, местные сообщества, неправительственные организации и отдельные граждане свободно и напрямую общаются друг с другом, поэтому большая часть информации никогда не проходит через правительственные учреждения, а многие важные решения принимаются в других местах. Люди сами выбирают, где им жить, где работать и на ком жениться. Корпорации сами решают, где открыть филиал, сколько вложить в те или иные проекты и сколько брать за товары и услуги. Общины сами принимают решения об организации благотворительных организаций, спортивных мероприятий и религиозных праздников. Автономия - это не следствие неэффективности правительства, это демократический идеал.

Когда открыла глаза, увидела только берег, несущийся нам навстречу. Камни, песок, прибой, мрачное серое небо над головой. Китовые кости на берегу. Я не поверила своим глазам. Скелет размером с половину «Черной лилии». Кажется, будто он угодил сюда по ошибке и ему здесь не место. Он тоже жертва крушения, выброшенная на берег по воле ветра и волн.

Один последний толчок поднял нас из воды в воздух, подбросив, будто детскую игрушку.

Даже обладая технологиями, необходимыми для микроуправления жизнью людей, демократическое правительство оставляет людям как можно больше возможностей для самостоятельного выбора. Распространенное заблуждение заключается в том, что в демократическом государстве все решается большинством голосов. На самом деле при демократии как можно меньше решений принимается централизованно, и только те относительно немногие решения, которые должны приниматься централизованно, должны отражать волю большинства. При демократии, если 99 процентов людей хотят одеваться определенным образом и поклоняться определенному богу, оставшийся 1 процент все равно должен иметь право одеваться и поклоняться по-другому.



Конечно, если центральное правительство вообще не вмешивается в жизнь людей и не предоставляет им базовые услуги, такие как безопасность, это не демократия, а анархия. Во всех демократических странах центр собирает налоги и содержит армию, а в большинстве современных демократий он также обеспечивает хотя бы некоторый уровень здравоохранения, образования и социального обеспечения. Но любое вмешательство в жизнь людей требует объяснения. В отсутствие веских причин демократическое правительство должно предоставить людей самим себе.

Я села. Боль растекалась по всему телу. Убрала ногу Дэниела с моей руки. Он заморгал и мотнул головой, будто вытряхивая воду из ушей. От виска по щеке стекала кровь и капала с подбородка. Я потянулась и стерла ее. Попыталась встать, но левая нога ослабела и болезненно запульсировала под моим весом.

Еще одна важная характеристика демократий - это то, что они предполагают, что каждый человек ошибается. Поэтому, хотя демократические государства предоставляют центру право принимать некоторые жизненно важные решения, они также поддерживают сильные механизмы, которые могут бросить вызов центральной власти. Перефразируя президента Джеймса Мэдисона, можно сказать, что поскольку люди ошибаются, правительство необходимо, но поскольку правительство тоже ошибается, ему нужны механизмы для выявления и исправления ошибок, такие как проведение регулярных выборов, защита свободы прессы и разделение исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти.

– Надо уходить, – вялым, будто сонным голосом выговорил Дэниел.

Прилив может утащить потерпевший крушение корабль обратно в море.

Дэниел перекинул Марджан через плечо. Томас оперся об Уэйна и поковылял вперед. Корабль будто раздолбили молотком. Палуба была сплошь усыпана обломками дерева и металла. Тут и там валялись упавшие паруса. Мы брели, то и дело спотыкаясь.

Следовательно, если диктатура - это диктатура одного центрального информационного узла, то демократия - это постоянный разговор между различными информационными узлами. Эти узлы часто влияют друг на друга, но в большинстве вопросов они не обязаны приходить к консенсусу. Отдельные люди, корпорации и сообщества могут продолжать думать и вести себя по-разному. Конечно, бывают случаи, когда все должны вести себя одинаково, и разнообразие не может быть терпимым. Например, когда в 2002-3 годах американцы не соглашались с тем, стоит ли вторгаться в Ирак, все в конечном итоге должны были придерживаться единого решения. Было недопустимо, чтобы одни американцы поддерживали мир с Саддамом Хусейном в частном порядке, а другие объявляли войну. Хорошим или плохим было решение о вторжении в Ирак, но оно обязывало каждого американского гражданина. Так же как и при инициировании национальных инфраструктурных проектов или определении уголовных преступлений. Ни одна страна не сможет нормально функционировать, если каждому человеку будет позволено прокладывать отдельную железнодорожную сеть или давать собственное определение убийству.

Я прищурилась и поглядела вперед. Скалистый берег покрыт мхом и лишайником. Справа высится крутой обрыв – футов пятьдесят, не меньше. Слева вверх поднимается более пологий склон. По нему тут и там стекают ручьи, кое-где виднеются осины. У подножия скал лежит китовый скелет. Он каким-то чудом сохранился целым и невредимым. Такое чувство, будто лежит тут и отращивает плоть, чтобы уплыть обратно в море.

Для того чтобы принимать решения по таким коллективным вопросам, необходимо сначала провести общенациональный общественный разговор, после которого народные представители, избранные на свободных и честных выборах, сделают свой выбор. Но даже после того, как этот выбор сделан, он должен оставаться открытым для пересмотра и корректировки. Хотя сеть не может изменить свой предыдущий выбор, в следующий раз она может избрать другое правительство.

Несколько птиц искали пищу в мелких водоемах, оставшихся на берегу после отлива. Пронзительные птичьи крики оглашали воздух.

Нам повезло, что сейчас отлив. Море, пенившееся под нами, поднималось всего лишь на высоту фута, не выше. «Черная лилия» сдвинулась с места. Судно уже оседало на берегу. Холод здесь царил такой, что я то и дело дышала на пальцы.

 

Я помогла Дэниелу перелезть через сломанный планшир. Он спрыгнул в мелкую воду. Покачнулся и упал на одно колено. Голову Марджан мотнуло назад. Я спрыгнула следом. Холод ледяной воды пронзил, как клинок.

ДИКТАТУРА БОЛЬШИНСТВА

– Нужно ее согреть, – сказала я Дэниелу и побежала вперед, чтобы найти хворост для костра. Дыхание Марджан еле-еле вырывалось из груди. Ее веки опускались сами собой. Я понимала: похоже, мы ничем не сумеем ей помочь, но в наших силах облегчить ее страдания.

Я плюхнулась коленями на мокрый песок и выругалась. Нас вынесло на берег за много миль от бухты, куда я отправила Перл. Абран убит. Перл неизвестно где. Нет, не так мы должны были сюда прибыть, совсем не так…

Определение демократии как распределенной информационной сети с сильными механизмами самокоррекции резко контрастирует с распространенным заблуждением, согласно которому демократия отождествляется только с выборами. Выборы - это центральная часть демократического инструментария, но они не являются демократией. В отсутствие дополнительных механизмов самокоррекции выборы могут быть легко сфальсифицированы. Даже если выборы полностью свободны и справедливы, само по себе это тоже не гарантирует демократии. Ведь демократия - это не то же самое, что диктатура большинства.

В голове звенело. Я часто моргала. Может, тогда берег перестанет качаться? Возвышавшиеся впереди скалы плыли, будто на волнах. Обычные звуки раздавались так громко и пронзительно, что пугали меня. Даже солнечный свет казался слишком ярким. «Успокойся, – велела я себе. – Решай проблемы по мере их поступления».

Я собрала кое-какой хворост. Уэйн пошел следом за мной, высматривая что-нибудь, пригодное для растопки. Ветер вздымал песок, летевший мне в глаза. Я прищурилась. В такую погоду нелегко будет развести огонь. Я ножом соскребла с камней лишайник и распихала по карманам.

Предположим, что на свободных и честных выборах 51 процент избирателей выбирает правительство, которое впоследствии отправляет 1 процент избирателей на уничтожение в лагеря смерти, потому что они принадлежат к какому-то ненавистному религиозному меньшинству. Разве это демократично? Очевидно, что нет. Проблема не в том, что для геноцида необходимо особое большинство, превышающее 51 процент. Дело не в том, что если правительство получает поддержку 60, 75 или даже 99 процентов избирателей, то его лагеря смерти наконец-то становятся демократическими. Демократия - это не система, в которой большинство любого размера может принять решение об истреблении непопулярных меньшинств; это система, в которой существуют четкие ограничения власти центра.

Окинула взглядом берег. Посмотрела на восток, на запад. Ни Перл, ни каноэ. Казалось бы, не увидев его разбившимся о камни или одиноко качающимся на волнах, я должна была воспрянуть духом. Но бездна страха внутри все росла и росла. Хотелось бросить всех и бежать на поиски Перл.

Предположим, 51 процент избирателей выбирает правительство, которое затем лишает права голоса остальные 49 процентов избирателей или, возможно, всего 1 процент из них. Разве это демократично? И снова ответ - нет, и цифры здесь ни при чем. Лишение политических конкурентов избирательных прав разрушает один из жизненно важных самокорректирующихся механизмов демократических сетей. Выборы - это механизм, позволяющий сети сказать: \"Мы совершили ошибку, давайте попробуем что-то другое\". Но если центр может лишать людей избирательных прав по своему усмотрению, этот механизм самокоррекции сводится на нет.

«Возьми себя в руки и спокойно подумай над планом, – сказала я себе. – Первым делом необходимо определить, где ты находишься».

Да, без помощи тут не обойтись. Я постаралась сосредоточиться на поисках хвороста.

Эти два примера могут показаться необычными, но, к сожалению, они находятся в пределах возможного. Гитлер начал отправлять евреев и коммунистов в концентрационные лагеря через несколько месяцев после прихода к власти в результате демократических выборов, а в Соединенных Штатах многочисленные демократически избранные правительства лишили права голоса афроамериканцев, коренных американцев и другие угнетенные слои населения. Конечно, большинство нападений на демократию более тонкие. Карьера таких сильных мира сего, как Владимир Путин, Виктор Орбан, Реджеп Тайип Эрдоган, Родриго Дутерте, Жаир Болсонару и Биньямин Нетаньяху, демонстрирует, как лидер, использующий демократию для прихода к власти, может затем использовать свою власть для подрыва демократии. Как однажды выразился Эрдоган, \"демократия - это как трамвай. Вы едете на нем, пока не приедете в пункт назначения, а затем сходите с него\"