Я просто произнесла ее имя, не зная, что к этому добавить.

Она посмотрела на меня с жалостью и слегка покачала головой.

– Слушай, я не могу притворяться, что он мне нравится. На самом деле терпеть его не могу. Ты классная, Амели. Я не очень хорошо тебя знаю, но ты можешь встречаться с кем-нибудь в разы лучше.

– Пожалуйста, перестань, – взмолилась я.

– Ладно. Пойду спасу Джека.

Она толкнула массивные двери как раз в тот момент, когда еще больше аплодисментов возвестило о возвращении группы. Я стояла, ошеломленная, в течение нескольких секунд, мозг и тело пытались осмыслить все, что только что произошло. И вот какие эмоции это вызвало:

Злость – что она испортила мою прекрасную ночь.

Смятение – все это пришло из ниоткуда.

Печаль – ведь я понятия не имела, как теперь будет развиваться наша дружба.

И… неуверенность – что, если она права?

Ханна немного «ущипнула» меня этими сомнениями, отчего стало неприятно и сильно захотелось почесаться.

* * *

Но я не расчесывала этот щипок. По причинам, которые все еще пытаюсь понять здесь, на этой парковке. Закрываю глаза и заталкиваю сомнения подальше. Потому что любовь всей моей жизни была по ту сторону этих дверей, и он только что сделал мою жизнь похожей на кино. А в таком фильме невозможно не верить в любовь.

* * *

Я вздохнула, молча оплакивая нашу дружбу. Единственную, которую мне удалось завести здесь. После того дня мы не ходили вместе на английский. Ханна никогда не была жестокой ко мне впоследствии. Просто отстранилась. Больше никаких приглашений в «Бо Джанглс» или болтовни о курсовой работе. Только натянутые улыбки, когда мы натыкались друг на друга.



– Она просто ревнует, – сказал Риз в тот вечер, когда пытался заставить меня заняться сексом в гримерке.

– И я так подумала… Нет, Риз, перестань. Кто угодно может войти!

Но из-за того, что я была так влюблена и так уверена, что мы – две половинки души, которые нашли друг друга, ответила на его поцелуи.

– Не обращай на нее внимания, – прошептал Риз. – Она всегда была злобной сукой. Я пытался предупредить тебя о ней, но ты не слушала. Тебе лучше без нее, малышка. Наши друзья радовались бы, что мы так счастливы.

Он захлопнул дверь и попробовал еще раз.

– Давай займемся любовью. Мы можем назвать это так после сегодняшнего вечера.

Я растворилась в его прикосновениях и позволила этому случиться, потому что Риз любил меня.

* * *

Ты любил меня.

Ты любил меня, ты любил меня, ты любил меня.

Слова, за которые я цеплялась как за кислородную маску во время последующих событий.

6. Рядом с твоим домом

Ура мне. Мама и папа хотят еще раз поговорить о том, как они волнуются.

– Звонили из колледжа, – мамины пальцы сжимают ручку кофейной чашки, – говорят, твоя посещаемость упала ниже восьмидесяти процентов.

Я просто смотрю на них, потому что не знаю, что сказать.

Но папа с радостью заполняет тишину.

– Это на тебя не похоже, Амели. Ты каждый день уходишь в колледж. Вот только куда, черт возьми, ты попадаешь вместо него?

Я пожимаю плечами.

– Недалеко.

Они обмениваются взглядами, и мне в голову приходит мысль, что, может быть, я уже не в том возрасте, чтобы изображать угрюмого подростка. Но не уверена, что делать дальше. У меня никогда раньше не было проблем. Мы всегда вроде как ладили. Я даже толком не дала им понять, как мне больно переезжать сюда.

В любом случае нет на все это времени, потому что сегодня воскресенье и у меня есть планы. Планирую выйти из дома и болтаться вокруг как ищейка. В эти выходные ты уезжаешь в Лондон на концерт. Знаю это, потому что Роб болтал с Дарлой на занятиях – в один из дней, когда я потрудилась прийти в колледж на этой неделе и бесстыдно подслушивала. Концерт в Кэмдене. Вы все остановились в общежитии вашего друга Гарри. Она тоже поедет, конечно.

Но мой план, похоже, вот-вот рухнет.

– Они хотят, чтобы мы пришли на встречу с твоими учителями, – мама качает головой, – Амели, что происходит?

Я смотрю на них поверх пара от моего кофе.

– Я не знаю, что происходит, – честно признаюсь я. – Просто у меня сейчас проблемы.

– Это из-за того мальчика, да? Это все тот глупый мальчишка!

– Не называй его так!

– Я воспитывала тебя по-другому, Амели. Растила тебя не для того, чтобы ты испортила свою жизнь из-за какого-то идиота, который носит дурацкую шляпу, – говорит мама.

– ПЕРЕСТАНЬ НАЗЫВАТЬ ЕГО ИДИОТОМ!

Я встаю, пролив кофе и чуть не опрокинув стул.

Снова плачу. Поворачиваюсь и бегу в свою комнату, хлопнув дверью так сильно, что наша фотография в рамке падает на комод. Снова рыдания. Снова рев. Больше нет слов, которые описывают плач. Но впервые за долгое время это не тот плач, когда я хочу, чтобы меня оставили в покое. Как бы делаю преднамеренное сильное завывание и надеюсь, что кто-то спросит меня, все ли в порядке. Начинаю хотеть поговорить об этом. Потому что пыталась разобраться сама, и это ни к чему не привело.

Раздается тихий стук дверь.

– Амели? Можно войти?

Жду несколько секунд, прежде чем сказать «да», хотя рада, что папа пришел.

Поворачиваюсь к нему, устало улыбаясь – мое лицо, естественно, красное и в пятнах. Оно так выглядит уже целую вечность.

– Прости, – говорю я, – не хотела, чтобы вы волновались.

Он закрывает за собой дверь и садится на край моей кровати.

– Знаю, малышка.

Поворачиваюсь, прихватив с собой одеяло, и закручиваюсь в него, как буррито. Папа похлопывает по месту рядом с ним, я подползаю ближе и кладу голову ему на плечо. Он вздыхает.

– Я постараюсь чаще ходить в колледж. Мне просто очень тяжело, вот и все.

Папа неловко гладит меня по спине.

– Знаю, что тебе было трудно сюда приехать, – начинает он.

Собираюсь успокоить его, но он не позволяет.

– Дай мне закончить. Ты была великолепна, Амели. Такая зрелая, такая самоотверженная. Наверное, это было так больно – оставить всю свою жизнь позади. Я ненавижу себя за то, что не смог найти работу ближе к дому и подвел вас всех.

– У тебя есть…

– И снова позволь мне закончить. Я пытаюсь сказать, что у тебя достаточно проблем и без того. Начать новую жизнь здесь, завести новых друзей, пойти в новый колледж. У тебя все шло так хорошо, что я вздохнул с облегчением. Но вот оно, разбитое сердце. Имея дело с этим в довершение всего остального…

Я не уверена, говорит он об Алфи, или о тебе, или о вас обоих.

– Знаю, что в твоем возрасте разбитое сердце воспринимается острее, чем в нашем, – продолжает он. – Твоя мама и я, вероятно, отчасти виноваты в этом. Мы просто думали, что этот Риз был временным помутнением рассудка, что ты покрутишь с ним неделю или две. Но потом я вспомнил, как расстался со своей первой девушкой. – Папа поворачивается и улыбается мне. – Джейн. Боже, я был одержим ею! Потратил все скопленные деньги, чтобы купить ей кольцо Элизабет Дьюк.

Я морщу нос.

– Неудивительно, что вы расстались.

Мы смеемся. Странно думать о том, что у моих родителей были отношения кроме как друг с другом, хотя, конечно, их не могло не быть.

– В любом случае, когда она бросила меня ради Джейми Сандерса, мне действительно показалось, что мир рухнул.

Папа чешет шею, улыбаясь, когда вспоминает о боли, – и это, наверное, должно успокаивать. Показывает, что с течением времени вы можете вспоминать боль с юмором, потому что теперь исцелились.

– Я просто с ума сходил. Помню, как твои бабушка и дедушка говорили мне, что это была щенячья любовь, что я переживу это. А еще помню, как это было ужасно для меня. – Папа снова гладит меня и не смотрит в глаза, как будто стесняясь своей открытости. – Но я не хочу быть похожим на своих родителей в этой ситуации. Понимаю, что ты очень расстроена из-за того мальчика, Риза, и знаю, что твоя боль реальна. Но ты не можешь позволить этому разрушить всю твою жизнь, Амели. Колледж – это важно. Образование – это будущее. Тогда как боль останется в прошлом.

Я сглатываю и прокручиваю его слова в голове.

– Дело в том, пап, – начинаю я, пытаясь выговориться, – что мне было очень грустно, когда все закончилось с Алфи. Знаю, что сама сошлась с Ризом, и, возможно, казалось, что меня это не беспокоит, но мое сердце было разбито. Я знаю, каково это. Даже если и не показывала… – Я останавливаюсь и наклоняюсь, чтобы вытереть сопли одеялом. – Но с Ризом… не знаю. – Не доверяю своему разуму, поэтому закрываю глаза и позволяю интуиции говорить за меня. – Я начинаю думать, что происходившее между нами не было нормальным. Как… не знаю… но это больше, чем разбитое сердце, папа. Я чувствую, что все во мне сломано.

Папина рука ложится мне на спину. Чувствую, как его переполняет гнев.

Успокоившись, он задает вопрос:

– В колледже сказали, что твоя учительница музыки, миссис Кларк, разговаривала с тобой?

Киваю, удивленная, что она рассказала об этом всем. Хотя, возможно у нее не было выбора.

– Она считает, что мне следует обратиться к психологу.

Жду, что папа фыркнет и скажет что-нибудь вроде: «Зачем тебе идти к психологу? Ты ведь не сумасшедшая, нет?» Ведь он ЙОРКШИРЕЦ. Нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить, выпив чашку чая и притворившись, что ее не существует.

Но он этого не делает. Просто молчит, вздыхает, а затем мягко говорит:

– Может быть, тебе стоит подумать об этом. Если не хочешь идти к вашему психологу, то мы можем записать тебя к другому где-нибудь в городе. У нас есть деньги.

– Правда?

– Если ты этого хочешь, то я наскребу.

Раздается стук в дверь, и на пороге появляется взволнованная мама.

– Вы тут в порядке?

Папа похлопывает ладонью по кровати рядом с нами:

– Заходи. Амели сказала, что готова дать шанс психологу.

Мама проводит языком по нижней губе, и я вижу, что она не в восторге от этой идеи. Хотя, думаю, если вы хотите говорить о репрессиях, то зажиточные южане еще более жесткие, чем грубые северяне. Но она молчит.

– Заместитель директора считает идею с психологом хорошей. Может быть, вы поднимете этот вопрос при встрече? – предлагает она. – По крайней мере, в колледже увидят, что ты готова серьезно относиться к своему образованию. Ведь теперь ты будешь воспринимать его всерьез, не так ли, Амели? Или ты уже расхотела учиться в Манчестере?



Думаю о Манчестере, после того как они уехали за покупками. Я не вспоминала об этом, пока была с тобой. Так отчаянно хотела поступить туда, но этот план был так тесно связан с Алфи… Действительно ли мне все еще это нужно? Хочу ли вообще поступать в университет?

Я свободна и могу идти куда заблагорассудится, а хочется мне сейчас направиться к твоему дому. Чтобы продолжить это путешествие и преодолеть финишную черту. Но сначала ставлю чайник, завариваю чашку крепкого чая и потягиваю его, глядя на кухонную плитку.

После разговора с папой мне стало немного легче, и я задумываюсь: почему? Потому что прислушалась к своему внутреннему голосу? Оно велел омне говорить, и я заговорила. Нужно ли мне задавать ему больше вопросов? И следовать его советам?

Ставлю чашку на стол и прижимаю руку к животу.

– То, как я отношусь к Ризу, – это нормально? – спрашиваю вслух, как будто мой живот – это волшебный шар с предсказаниями.

Делаю паузу и понимаю, каково это: задать действительно важный вопрос вслух.

«Нет», – отвечает мой мудрый живот.

Слезы застилают глаза. Я всхлипываю и вытираю их, прежде чем они упадут.

– Мне нужно обратиться к психологу? – спрашиваю снова, баюкая свой живот, словно беременная.

Слышны только тиканье кухонных часов, ровный гул холодильника и мое нутро, которое извивается от поглаживаний, вздыхает с облегчением и говорит: «Да, Амели, надо. Да, ты действительно этого хочешь».

* * *

Я стою у твоего дома, Риз, и думаю о мужестве.

То ощущение в животе, когда что-то не так, но непонятно, что. Нам всегда говорят: у нас больше пяти чувств. Мы не просто обоняем, видим, пробуем на вкус, слышим и прикасаемся к вещам. Наши тела улавливают хитросплетения в телах других людей, в изменениях погоды – крошечные тонкие намеки из вселенной, запрограммированные на протяжении тысячелетий эволюции. Инстинкт подсказывает, что кто-то смотрит на тебя, когда ты стоишь спиной; он же говорит тебе, если что-то не так, даже когда все остальные пытаются убедить в обратном.

Стою в нескольких метрах от твоего дома, потому что не хочу, чтобы твоя мама меня видела. Скрываться – вот непривлекательное, но правильное слово для этого.

Именно здесь я тоже стала менее привлекательной для тебя. Именно здесь все и началось. Распутывание нитей – как ты меня видел, а потом как себя видела я. Стояла здесь, возле твоего дома, не так давно, и у меня тогда впервые защекотало в животе. Странное ощущение: подрагивание кишечника, делающего перерыв в проталкивании пищи, как бы говоря: «Тут что-то не чисто».

Хотя, конечно, ты сказал мне, что я придумываю.

Интересно, сколько раз в данную секунду девушкам говорят, что интуиция им врет? Что наши животы дают осечку, как своенравный фейерверк? Нет-нет, дорогая, все совсем не так. С чего ты это взяла? Клянусь, это не так. Ты слишком остро на все реагируешь. С ума сошла. Просто не уверена в себе. Ведешь себя как наивная дурочка. А потом, спустя дни, недели или даже годы, мы оглядываемся на все плохое, случившееся с нами из-за того, что мы игнорировали эти знаки, и говорим себе: «Жаль, что я не прислушалась к своему чутью».

Но чтобы прислушаться к нему, нужно иметь мужество.

Именно мужество заставит вас уйти от чего-то, просто потому что того требует странное ощущение в животе. Кто вообще-то так делает? Это безумие.

Или это мудрость? Было бы у меня так много точек на этой карте, если бы я прислушалась к своему нутру? Пролила бы я меньше слез?

Вот что, Риз. Я начинаю полагать, что некоторые мальчики заставляют девочек плакать, а потом ведут себя так, будто те сошли с ума. Начинаю думать, что девушки, которые плачут, делают это не без причины. Они плачут, потому что их внутренности, или инстинкт, или психические силы, или как бы вы это ни называли, кричит им: «ОПАСНОСТЬ, ОПАСНОСТЬ!» Но они слишком напуганы, чтобы прислушаться. Слишком боятся, что их чутье врет, а мальчик прав. Потому что мы доверяем мальчикам. Мы доверяем им, когда они говорят, что любят нас. Мы доверяем их инстинктам и мотивам, они ведь гораздо умнее нас, не так ли? Они логичны и разумны и не позволяют эмоциям брать верх. Кому ты доверишься? Спокойному парню, чей голос не дрожит, который может объяснить разумно и на примерах, почему все в порядке, или плачущей девушке, которая просто чувствует: что-то не так?

Чутье подсказывало мне, что здесь, на этой улице, что-то не так. Подсказывало, что надо плакать, и я делала это. Оно предупреждало, но ты сказал, что все в порядке, и я поверила тебе, а потом снова заплакала. Чутье подсказывало мне на прошлой неделе в два часа ночи, что нужно встать с постели, выйти на холод и начать вспоминать все места, где ты заставлял меня плакать. Я сделала, как мне было сказано.

Мое чутье подсказывало мне и на кухне, всего час назад – что я должна пойти к психологу. Я пойду. Чувствую себя лучше даже при мысли об этом.

Я больше не собираюсь игнорировать свое чутье, Риз.

Но тогда я так и сделала. Здесь. Через две недели после твоего бенефиса в The Cube.

Всего две недели – вот сколько времени потребовалось, чтобы распутаться. Я сидела с тобой и твоей группой, каждый день в столовой за обедом и каждую свободную минуту в музыкальных классах и притворялась, что мне плевать на то, как Ханна морщит нос всякий раз, когда видит тебя. Кроме нее, Джека и всей их компании, у меня не было друзей, с которыми я могла бы проводить время. Но я не возражала, потому что была с тобой, а любое мгновение без тебя казалось потраченным впустую.

Так что же здесь произошло?

* * *

Пятничный вечер всегда означал репетицию группы в гараже Риза. Это строение было его самой большой гордостью и радостью. На самом деле, если бы ему пришлось выбирать между своим пенисом и гаражом, думаю, он бы действительно задумался. Гараж был расположен на заднем дворе, внутри обшит коробками из-под яйц и залит пеной, чтобы можно было шуметь сколько душе угодно, не раздражая его пафосных соседей. Гараж Риза напоминал мой сарайчик для музыки, который остался на севере, но был больше. Мама Риза позволяла кому угодно болтаться там столько, сколько они хотели. Потому что она была согласна на все, чтобы сделать своего сыночка счастливым. С тех пор как мы встретились, я каждую пятницу сидела там в углу, пока группа репетировала. Он останавливался на перерыв, притягивал меня к себе и целовал, в то время как остальные не знали, куда смотреть.

Я приехала в тот вечер, как и в любой другой, рано, и у нас оставалось время, чтобы побыть вдвоем до приезда остальных.

– Здравствуйте, мисс Дэвис, – сказала я, когда она открыла входную дверь. – А где Риз?

Она улыбнулась своей натянутой улыбкой, которая давала мне понять, что я ей не нравлюсь, какой бы вежливой ни была.

– Он в гараже, – мягко ответила она, при этом показательно закрыв дверь перед моим носом.

Мое нутро пнуло меня. Я стояла на пороге, озадаченная и смущенная. Это было не обычной ситуацией. Нет, мисс Дэвис никогда не являлась моей поклонницей, но раньше не закрывала дверь перед моим носом, даже несмотря на то что ненавидела меня за кражу сына. Они с Ризом были очень близки. Она часто приходила на его концерты и, казалось, позволяла ему делать все, что тот хотел, покупала все и разрешала его друзьям приходить так поздно, как им хочется. Мисс Дэвис всегда была дружелюбна к группе, но немного холодна со мной, что было непривычно и неприятно, ведь для семьи Алфи я являлась огромной, важной частью. Риза обычно не было в гараже, когда я приезжала. Он чаще всего сидел в своей комнате, ведь там была кровать и мы очень ее любили.

Почему она закрыла дверь у меня перед носом? Конечно, к гаражу лучше всего идти через сад, а не через дом, разуваясь и обуваясь заново. Но любой нормальный человек сказал бы: «Тебе, наверное, легче обойти», чтобы смягчить впечатление. Однако я отмахнулась от этого. Тогда мне вообще не думалось о плохом, поэтому я обошла дом в темноте, миновав маленький декоративный пруд с фонтаном, каменной кормушкой для птиц и мраморной статуей. Постучала в дверь гаража, улыбаясь, потому что все еще чувствовала себя любимой и уверенной в себе.

– Милый? – громко позвала я. – Я дома.

Нет ответа.

Снова пожав плечами, я протиснулась внутрь и увидела, что Риз сидит без шляпы, с гитарой на коленях, уставившись в пол.

– Риз? – Я перешагнула через пустые банки из-под пива и коробки из-под еды, загромождавшие пол. – Разве ты не слышал, как я стучала?

Он поднял глаза, но не улыбнулся. Ни лицом, ни изнутри, как я привыкла.

– О, привет, Амели. – Риз произнес мое имя так, словно оно ему надоело. Не звал меня прыгнуть в его объятия, не покрывал мое лицо поцелуями, не говорил: «Я скучал по тебе».

Просто: «О. Привет. Амели».

Я склонила голову набок и совершила первую из двух ошибок.



Ошибка номер один: я не проигнорировала тот факт, что все это выглядело как-то стремно.



Видите ли, это оказался первый раз, когда я застала Риза в плохом настроении, поэтому еще не знала правил. Откуда мне было знать, что, когда он становился таким, следовало просто притвориться, что все в порядке, иначе только сделаю хуже? Тогда я была новичком.

Я подошла для поцелуя и наклонилась, но он просто холодно прижался своими губами к моим.

– Ты окей? – спросил он вполголоса, прежде чем снова уставиться на свою гитару.

– Я в порядке. А ты?

– Да, хорошо. – Он пощипал струны, а затем наиграл громкий аккорд D.

– М-м-м, ну ладно.

Тишина была как на кладбище. Новое, чуждое молчание, которого никогда не существовало между нами прежде. Я не могла с этим смириться. От шока у меня заболел живот. Что-то было не так, что-то точно было не так – все вдруг стало совсем иным. Чтобы заполнить это молчание абсолютной обреченности, я совершила свою вторую ошибку.



Ошибка номер два: я упомянула его мать.



– Твоя мама только что была немного странной, – рискнула я, не осознавая, что тем самым наступила на мину.

Он вскинул голову, наморщил лоб и скривил губы.

– Что ты имеешь в виду?

Я сразу поняла, что облажалась. Звездный час.

– О, ну… прямо сейчас. Я постучала в дверь. Думала, что ты будешь в своей комнате, потому что… сам знаешь. В любом случае она сказала, что ты здесь, но не пустила меня в дом и вынудила идти через сад. Это было немного странно, вот и все.

– А зачем ей впускать тебя в дом? Обойти быстрее.

– Да, знаю, – ответила я. – Просто это показалось мне немного странным.

– А я думаю, это ты ведешь себя как фрик.

Мой желудок подпрыгнул от ужаса, когда Риз перевел на меня взгляд, полный неприкрытого отвращения. Он больше ничего не сказал. Просто оставил меня вариться в котле, под которым я сама и развела огонь. Риз покачал головой и вернулся к своей гитаре, а я стояла как кукла, с открытым ртом и слезами на глазах. Он никогда раньше не ругался на меня. Ни разу. Я наблюдала за ним добрую минуту, ожидая возвращения к разговору, пока накатывали все эти новые эмоции. Но он продолжал полностью игнорировать меня. И скоро я буду очень хорошо знакома с этим.

Подходите, подходите! Дамы и господа, рада представить вам СУПЕРНЕРВОЗНОСТЬ-УБИЙЦУ! У вас когда-нибудь было такое чувство в животе, что вы в миллиметре от обрыва, хотя технически в полной безопасности? Это та самая нервозность, ребята. Ваша супер-пупер система взлетов и падений неисправна, потому что не может отличить гигантского кабана от друга, внезапно ставшего холодным и неприветливым с вами.

И в дополнение давайте поприветствуем еще одного специального гостя! Не могли бы вы сложить руки вместе для восклицания «ЧТО ЗА ФИГНЯ»? Именно это и есть наше чудесное СМЯТЕНИЕ! Вы когда-нибудь говорили с кем-то, чувствуя себя так, словно ковер из-под ног выдернули? Все выходит из-под контроля, у вас кружится голова, а вы понятия не имеете, как сюда попали? То самое чувство, когда ваш мозг как разворошенный улей, и невозможно понять, что, черт возьми, происходит, почему и как вообще это исправить?

И, наконец, последнее, но отнюдь не менее интересное – добро пожаловать в СТЫД! Вы ненавидите себя? Так и надо. Стыд здесь, чтобы показать вам все способы презирать себя. Он будет просачиваться в вашу душу и заставит чувствовать унижение просто за то, кем вы являетесь.

Я не знала, что делать. Мне казалось, это не Риз. Он никогда не был резким или жестоким и никогда не игнорировал меня. Это был не тот парень, которого я знала и любила. Я чувствовала себя ужасно, все эти выворачивающие наизнанку тревога, растерянность и стыд вливались в мою кровь и заставляли дрожать. Его пальцы царапали гитару, а глаза упорно не смотрели на меня.

Сделав два глубоких вдоха, я нашла в себе силы сесть на один из усилителей. Сложила руки на коленях и снова задумалась, что же, черт возьми, происходит. Но он по-прежнему не смотрел на меня. Я полезла в сумку и достала свою тетрадь, пролистывая ее, перечитывая слова, которые мы написали в тот обеденный перерыв, когда все сияло.



Там был ты,
А рядом – я.
Была неизбежна
Наша история.



Я не могла сосредоточиться, но заставила себя переворачивать страницы, отказываясь извиняться, когда явно не совершила ничего плохого. И хотя я чувствовала разбитость, внезапно проявился характер. По венам разлилось раздражение. У меня возникли мысли, которых никогда не было. Вроде: «Как ты смеешь? Да что с тобой такое? Ты ведешь себя отвратительно!»

Так что, несмотря на тошноту и дезориентацию, мой гнев позволил мне спокойно пролистать тетрадь, игнорируя его глупую и совершенно неуместную мелодию. Потому что тогда у меня еще хватало мужества. Мужества, чувства собственного достоинства и веры в то, что я воспринимаю все правильно.

Риз наигрывал аккорды.

Я перевернула страницу.



Он играл припев.

Я перечитала строчку и вычеркнула ее. Это было то, что написал Риз, и теперь казалось неуместным.



Он вздохнул.

Я сделала вид, что не расслышала.



И тут, наконец, он посмотрел на меня.

– Все в порядке? – раздался вопрос, как будто вообще ничего не произошло. Как будто это не он обозвал меня фриком и игнорировал целых пятнадцать минут.

Я бросила блокнот на колени и скрестила руки на груди.

– Конечно, не в порядке – ты ведешь себя как полный придурок!

Его лицо из холодного превратилось в виноватое, и, словно по щелчку выключателя, мой парень снова вернулся. Он подошел и опустился передо мной на колени.

– Черт, Амели, прости. О боже, ты действительно расстроена, да?

Я вытерла слезы.

– Конечно расстроена! Ты игнорировал меня с тех пор, как я пришла сюда, и был грубым!

– Я знаю. Извини. Серьезно, мне очень жаль.

Он обхватил руками мои щеки и притянул меня к себе для поцелуя. Я увернулась.

– Нет! Что с тобой происходит?

– Ничего.

Я смерила его недоверчивым взглядом.

– Риз, прекрати.

Он вздохнул.

– Ладно. Просто… у меня была музыка сегодня днем. И эта чертова сука миссис Кларк поставила мне двойку за песню.

Он покачал головой и крепче сжал мои руки – о, какое облегчение! Не передать словами, что я почувствовала, когда это объяснение сорвалось с его губ. Когда Риз снова стал самим собой. Мой разум проглотил эту наживку. Все кончилось. Что бы это ни было, все прошло. Вселенная снова обрела смысл.

– Что за фигня?

– Да знаю, она гадина! Сказала, слишком просто. Ты можешь в это поверить?

В глубине души я была согласна с миссис Кларк. Припев Риза звучал слишком рано и слишком тяжело, и вы могли бы предсказать развитие песни с первого предложения. Но ему я это, конечно, не сказала. К тому же настала моя очередь утешать его.

– Ой, Риз, это отстой. Извини. Неудивительно, что ты расстроен.

– Да блин, что эта шлюха вообще понимает? Преподавательница музыки! Если бы она действительно была хороша в музыке, играла бы ее, не так ли? А не учила этому кучу детей, которые на самом деле лучше нее.

Я вздрогнула от этих грубых слов, но позволила ему выплюнуть их, инстинктивно понимая, что сейчас не стоит спорить. Он устроился поудобнее и притянул меня к себе на колени. Я обняла его за талию.

– Чувствуешь себя лучше? – спросила я.

Он смотрел мне прямо в глаза.

– Намного лучше. Интересно, почему.

Мы целовались так, словно завтрашнего дня не будет и группа не заявится в любой момент.

– Я не хотел, чтобы все так вышло, – сказал он, положив голову мне на плечо. – Просто был подавлен. И не смог смириться с тем, что ты ведешь себя как стерва по отношению к моей маме.

– Что? Я не была…

– Все в порядке. Я прощаю тебя. А теперь… давай помиримся.

Его руки забрались мне под кардиган. Риз притянул меня к себе и настойчиво поцеловал, запихивая весь свой язык мне в рот, чтобы не было никакой возможности возразить.

Я разрывалась между нежеланием спустить на тормозах то, что он сказал, и чувством облегчения от того, что все снова казалось нормальным. Мое неглубокое дыхание стало прерывистым; его поцелуи стали еще тяжелее, с меня слетала одежда.

– Риз, – запротестовала я, хихикая, – твои друзья будут здесь с минуты на минуту.

Он лукаво улыбнулся и снова притянул меня к себе.

– И что?

…И я на самом деле не чувствовала себя комфортно. Они ведь действительно собирались приехать. А у меня как раз начались месячные, и было неудобно говорить ему об этом. Кроме того, я все еще не отошла от того, что произошло пару минут назад, и была не в настроении.

Но по какой-то непонятной причине слово «нет» не значилось среди вариантов моих ответов.

Так что мы занялись сексом в гараже.



Парни появились как раз в тот момент, когда я снова натягивала колготки.

– ВАУ, ДА ВЫ ОКРЕСТИЛИ ГАРАЖ! – крикнул Джонни, ворвавшись в дверь и обнаружив нас растрепанными.

Я покраснела от макушки до кончиков пальцев, когда Риз засмеялся и дал ему пять. Еще сильнее запахну`ла кардиган, чувствуя себя странно. Секс, который у нас только что случился, отличался от обычного. Дело было не только в том, что он произошел в гараже, но и в том, что Риз был другим. Все предыдущие разы это казалось удивительным, как будто два человека слились, занимаясь любовью. Но на этот раз он даже не взглянул на меня. И это было намного грубее. Особенно ближе к концу – мне казалось, что на моем месте мог быть кто угодно. Но после того как мы закончили, Риз посмотрел мне прямо в глаза и произнес:

– Боже, Амели, ты великолепна. Я тебя так люблю!

Это было настолько противоположно тому, как он вел себя до этого, что я решила, будто нафантазировала все произошедшее ранее.

«Он просто расстроен из-за своей композиции, – сказала я себе, – и поэтому так себя повел. Его надо поддержать. Вот что значит быть чьей-то девушкой».

– Ты готов зажечь? – спросил Роб, взяв в руки барабанные палочки. – Я думал об этом весь день и решил, что мы на самом деле должны дойти до Golden Gods.

Все засмеялись, и я попыталась присоединиться, хотя мой смех казался слишком пронзительным и не вписывался в царящую атмосферу.

– Я не был бы так уверен, учитывая, что у нас в составе мистер Двоечник, – добавил Марк, ткнув Риза в бок.

– О-о-о, сурово, – проревели двое других.

Я думала, что последует бурная реакция, но он только рассмеялся.

– Эй, придурки, – усмехнулся Риз, – может, вам напомнить, кто тащит на себе эту группу?

Новая порция оханий, мужественного хрюканья и мачо-монологов, включающих в себя оскорбления матерей друг друга, музыкальных способностей и размеров пенисов. Я удивлялась про себя, почему его друзья могут дразнить его за то, что он маменькин сынок, в то время как мне чуть не оторвали голову за малейшее упоминание о ней. Все это казалось странно опасным.

Пока Риз не поднял руку.

– Может, мы уже перестанем валять дурака и начнем играть? – спросил он со скукой в голосе.

Без возражений все расселись по местам и начали репетировать.

Я занималась тем же, чем и всегда, – сидела в углу и тихо работала над своими песнями. Проверила электронную почту на телефоне и улыбнулась, когда увидела письмо о концерте. Хозяин паба услышал, как я играю в The Cube, и хотел, чтобы я выступила в воскресном слоте. Я ухмыльнулась и набрала «да», а потом почувствовала тошноту, как только отправила письмо. Но сумела перенаправить нахлынувшие чувства на разработку нового плей-листа. Музыка пульсировала в моих барабанных перепонках, и я уютно устроилась в кресле-мешке.

Планирование списка песен для выступления – одна из моих любимых вещей. В этом должна быть настоящая сноровка, знание науки для создания правильной комбинации треков, чтобы соответствовать площадке и аудитории. Вам нужна лучшая песня на ранней стадии, чтобы привлечь их внимание и толпа расслабилась, увидев, что вы не играете фуфло. Но нельзя ставить все лучшие композиции вместе. Вы должны разместить пару легких песен в середине; должны знать, когда играть мажорные мелодии, а когда – медляки. Музыка Риза превратилась в белый шум, пока я гадала, что будет чувствовать воскресная толпа: похмелье, усталость, боязнь работы на следующий день? Мне следовало быть сдержаннее с ними… Может, начать сет с «Уходи»?

Я была так поглощена, что не заметила, как музыка остановилась примерно после четырех песен.

– Мы потеряли тебя, малышка? – Риз улыбался, стоя надо мной. Он погладил меня по голове, и я подняла глаза.

– О, вы уже закончили на сегодня?

Все рассмеялись.

– Нет, просто делаем небольшой перерыв. Посмотрите на нее, затерянную в своей маленькой вселенной, – сказал он, и в каждом его слове слышалось обожание. – Разве она не очаровательна?

Я улыбнулась ему и помахала рукой, извиняясь перед группой.

– Простите, застряла в своих мыслях. Но до того момента вы звучали потрясно.

– В чем ты заблудилась, малышка? Пытаешься написать песню о том, как я хорош в постели?

Остальные расхохотались.

– Риз!

Он потянулся ко мне.

– Да ладно тебе, Амели! Это же шутка.

Смех группы подтвердил, что они и впрямь нашли это забавным. Не имея другого выбора, кроме как пожать плечами, я положила блокнот обратно в сумку и встала. Он обнял меня за талию, притягивая к себе для поцелуя.

– Пошутил я, – прошептал он, как бы извиняясь.

– Ладно-ладно, понимаю, – прошептала я в ответ.

– Снимите комнату, ребята! – крикнул Роб.

Я мягко оттолкнула Риза, и он засмеялся мне в плечо, буквально источая нежность.

– Мне нравится, что ты присутствуешь на репетиции. Я пою только для тебя.

Я закатила глаза, хотя его слова доставляли мне удовольствие.

– Вы двое можете перестать быть такими мерзкими? – снова обратился к нам Роб, поднимая барабанные палочки. – Некоторые из нас одиноки в этом мире, а вы не делаете ничего, чтобы развеять нашу тоску.

Я хихикнула.

– О, Роб, твое время скоро придет.

Он не улыбнулся в ответ, просто уставился на свои ботинки. Роб был единственным девственником в группе. Я знала это, потому что они поднимали эту тему в каждом разговоре.

Чтобы доказать свою точку зрения, Риз вырвался и прыгнул ему на спину.

– Боишься, что умрешь девственником, да, приятель? – крикнул он, взъерошив другу волосы, в то время как тот пищал и пытался оттолкнуть его.

У Роба был тот вид, который делают все парни, когда испытывают неудобные и неподобающие эмоции, не вписывающиеся в мужские стереотипы.

– Это все потому что я играю на барабанах, – пожаловался он. – Барабанщикам всегда тяжелее всего.

– Это потому что ты не умеешь флиртовать, – вмешался Джонни, отсоединяя свою бас-гитару от усилителя. – Я видел, как ты разговариваешь с девушками. Однажды ты спрашивал барышню, как поживает ее мать.

Они все рассмеялись, когда Роб вспыхнул и запротестовал.

– Это была Джессика. У ее мамы рак! Я старался быть вежливым.

– Да? И как твоя вежливость помогает тебе избавиться от статуса девственника? – подколол Риз.

Я выпала из их стеба, плавно перешедшего во вторую половину репетиции. Все еще привыкала к тому, как Риз иногда отзывается о девушках. В эти моменты в нем было больше ребячества, чем обычно, и это оставляло кислый привкус во рту. Но мне не нравились негативные мысли о нем. Я снова подобрала свой блокнот и уже заканчивала сет-лист, когда Риз снова подпрыгнул ко мне после первой же песни, как щенок, которому разрешили играть.

– Итак, что же ты здесь такое секретное делаешь?

– Да, Амели, – поддакнул Марк, – надеюсь, это не наша курсовая по психологии?

Я провела по волосам Риза, пальцы забрались под поля его шляпы.

– Вообще-то, – ответила я, – это мой сет-лист. Мне только что заказали воскресный концерт.

Затем был момент, очень крошечный, когда глаза Риза вспыхнули – или, может быть, мне показалось.

Роб заговорил первым:

– Это так здорово, Амели! Боже, ты прям нарасхват.