– Ой, все, все, только не плачь… Делай что хочешь, это твоя жизнь, в конце концов, и твой выбор…
– Да, это мой выбор! – смахивая слезу, тихо проговорила Варя. – Мой…
На следующий день у нее таки состоялся разговор с директором. И это был не разговор даже, а обмен короткими репликами, будто они кидали друг другу мяч…
– У Андреевой уже вторая тройка по вашему предмету?
– Да.
– Сегодня вы снова вызывали ее доске? Почему?
– Она хотела исправить вчерашнюю тройку…
– А с матерью Андреевой вы беседовали?
– Беседовала.
– И что?
– Она требует, чтобы троек в журнале не было.
– Ну и?..
– ?..
– Вы в курсе, что Андреева идет на медаль?
– Да. Я знаю. И я с удовольствием буду ставить ей одни пятерки, если…
– Вы кому сейчас условия ставите, Варвара Дмитриевна? Мне?
– Ну почему же вам… Да и какие условия, что вы…
– Значит, вы ничего так и не поняли. Мне очень жаль. Придется вам искать другое место, Варвара Дмитриевна. Заявление на увольнение оставьте в отделе кадров, они все оформят. И мне действительно жаль. Вы мне показались вполне адекватной… Молодой, энергичной… Я думал, вы карьеру у нас в школе сделаете, а не будете страдать замшелыми принципами, как… старый учитель времен социализма.
Варя подняла на него глаза, посмотрела задумчиво. Михаил Александрович не выдержал ее взгляда, занервничал слегка:
– Что? Что вы так на меня смотрите? Хотите жить со своими замшелыми принципами – да на здоровье! Но только не в моей школе, понятно? И не вздумайте никуда жалобы писать, все равно ничего не добьетесь…
– Я не стану писать жалоб, Михаил Александрович. Я уйду. Я прямо сейчас напишу заявление, – ровным голосом произнесла Варя, вставая с места.
Уже закрывая за собой дверь кабинета, она вдруг услышала, как он произнес коротко и зло:
– Тоже мне, чистоплюйка нашлась… Жизнь обломает, дай время…
Получив на руки документы, Варя медленно шла по улице. На душе было тошно, несмотря на то самое горделивое чистоплюйство, которым припечатал ей вслед Михаил Александрович. А еще душу грызло отчаяние – как теперь жить-то? На жизнь ведь зарплата нужна, из чистоплюйства-то кашу не сваришь и дочь не накормишь… Замкнутый круг получается, да… Хоть плачь, хоть броди теперь по этому кругу…
Она до вечера так и бродила по улицам – домой идти не хотелось. Стыдно было объявить Ольге, что она уволена и будет опять сидеть на ее шее, пока работу не найдет. Да и найдет ли? А вдруг мамаша Андреева приведет свою угрозу в исполнение? Что тогда будет, а?
Когда вошла во двор дома, было уже совсем темно. Даже лампочка у подъезда не горела. Зато путь ей неожиданно осветили фары стоявшей неподалеку машины. Варя оглянулась и сразу узнала эту машину… Ну да, синий «Опель». И дверца уже открылась, выпуская из машины Максима.
– Привет, Варь! – подошел он к ней с радостной улыбкой, будто ожидал ответной радости. – Как поздно ты домой возвращаешься! Я и ждать устал…
– Я тебя не просила меня ждать. Зачем ты приехал?
– Так поговорить хотел…
– А мы разве не поговорили? Что тебе еще от меня нужно?
– Ну зачем ты так, Варь… Будто я тебе чужой…
– А ты и есть чужой. Разве нет?
– Когда человек любит, он уже не чужой.
– Макс… – с досадой протянула Варя. – Давай про любовь больше не будем, а? Ну правда, смешно звучит…
– Тебе смешно, а мне нет, Варь.
– Ну все, Макс, мне некогда… Я устала и замерзла, домой хочу. Зря ты меня ждал, извини. Не надо, не приезжай сюда больше.
– Но если уж приехал… Можешь ты мне уделить пятнадцать минут? И в самом деле разговор есть… Садись в машину, Варь. Пожалуйста. Всего пятнадцать минут…
– Ладно… – вяло махнула рукой Варя. – Давай поговорим, если уж так надо… Только я не понимаю о чем. Вроде бы все в прошлый раз выяснили.
Максим довольно кивнул и быстро забежал вперед, открывая перед ней дверь машины. Варя села, сняла перчатки, подышала в зябкие ладони, согреваясь. Хотя в машине было тепло, играла тихая джазовая мелодия – Макс любил джаз и ей когда-то передал эту любовь. Пожалуй, и все, что осталось в памяти от прекрасного Максима… Неужели он сам этого не видит, не понимает? Что за дурацкое преследование устроил, будто умершие чувства можно вернуть преследованием? И неужели придется снова ему это объяснять?
– Да, Варь, я тебя давно жду… – проговорил Макс, будто нащупывая точку для продолжения разговора. – Даже успел в квартиру подняться, думал, ты дома… Ты ж не оставила мне своего телефона, у меня выхода не было! Но ничего, зато пообщался с Ольгой…
– Она что, впустила тебя в квартиру?
– Ну да… А что в этом такого? Мы же с ней старые знакомые. Помнишь, как она мне допрос с пристрастием устраивала, когда мы собрались жить вместе? И как я героически его выдержал… Помнишь?
– Нет, не помню.
– Да? А вот Ольга помнит… Мы посидели с ней так душевно…
– Где посидели?
– На кухне. Она меня чаем напоила. И с дочкой твоей я познакомился – такая прелестная девчонка, такая бойкая! Когда узнала, что мою дочку тоже Ясей зовут, очень обрадовалась. А еще она мне похвастала, что ты работаешь учительницей в школе. Это правда, Варь?
– Было правдой. Уже неправда. Я сегодня уволилась. Так что…
– А почему уволилась?
– А почему я тебе должна об этом рассказывать?
– Ну, теперь понятно, отчего у тебя такое плохое настроение. А я думал, ты злишься, что я к твоим ходил…
– Я злюсь, Макс. Не надо было ходить.
– Да я только про тебя хотел спросить… Ольга сама предложила мне чаю выпить. Из вежливости. Думала, я откажусь, а я и не отказался.
– И… долго ты с ними чай пил? – покосившись на Макса, тихо спросила Варя.
– Нет, недолго. Но времени было достаточно, чтобы понять… А ведь нет у тебя никакого мужа, Варь, вот в чем дело. Но я и сразу как-то догадался… И вот моя догадка подтвердилась. То есть был, конечно, а теперь его нет.
– Это Ольга тебе сказала, да? – с тихим недоумением спросила Варя, думая о том, что ведь не могла Ольга…
– Нет, что ты. Твоя Ольга – это скала, кремень! Из нее никакую информацию не вытащишь!
– Тогда с чего ты взял…
– Варь, я тебя умоляю… Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы увидеть, живет ли в доме мужчина или, наоборот, напрочь отсутствует. Нет у тебя никакого мужа, Варь… Это же очевидно…
– И что? Допустим, ты прав… И что? Ты сидел в машине и ждал меня, чтобы сообщить о своих догадках?
– Нет, не для этого я тебя ждал. Да я и сам не понимаю, отчего меня так сильно к тебе тянет… Наверное, старая любовь не ржавеет – что-то из этой области? И память не ржавеет, держит в себе то время, когда мы были так счастливы… Вот я и подумал – а почему бы и не реанимировать то самое счастье, а? Оно ведь лишним никогда не бывает…
– Ты что, предложение мне делаешь, я не поняла? – с издевкой спросила Варя, повернувшись к Максу всем корпусом. – А жена твоя не возражает, она тоже согласна на эту реанимацию? Ты у нее не спросил?
– Нет. Она бы возражала, конечно, если бы узнала. Но ведь она не узнает – зачем ей такая болезненная информация? Нет, надо жить так, чтобы всем хорошо было… Всегда ведь можно найти уютный и счастливый компромисс, Варь. Вся наша жизнь построена на сплошных компромиссах.
– И какой же компромисс ты мне предлагаешь, интересно?
– Да очень даже приемлемый, между прочим. Если ты не будешь заранее принимать все в штыки, а спокойно меня выслушаешь… Можешь две минуты помолчать и выслушать меня, Варь?
– Что ж, давай… – осторожно согласилась Варя. – Даже интересно, что это за приемлемый компромисс…
– Да, по сути, это и не компромисс вовсе. Это… Это и есть предложение, да. Нет, не руки, это для меня невозможно… Это предложение моего сердца, Варь. Моего эгоистичного сердца, которое все еще любит… И не может забыть… В общем, я предлагаю жить вместе, Варь. Как когда-то. И я все сделаю, чтобы тебе в этой жизни было комфортно. Для начала сниму вам с дочкой хорошую квартиру, обеспечу всем необходимым… А потом, со временем, куплю тебе квартиру. И на твое имя оформлю. Или лучше дом за городом… Да, лучше дом! Пусть твоя дочка свежим воздухом дышит! А главное, тебе не надо будет работать, Варь, ты будешь жить для себя, для дочки… И для меня немного. Я ведь не часто буду к вам приезжать, а только тогда, когда смогу… Но зато я буду знать, что ты есть в моей жизни, Варь! Что ты ждешь меня… Что у тебя нет материальных проблем и забот… Я ведь все это вполне могу устроить, Варь. У меня теперь своя фирма, отец уступил мне долю… Да, я могу. Ну, чего ты так на меня смотришь? Я что-то ужасное сейчас говорю, по-твоему?
– А ты сам как считаешь, Максим? Предлагаешь мне стать содержанкой и еще удивляешься – ужасно это или не ужасно?
– Да брось, Варь… Ну что ты, будто с луны свалилась, честное слово. Сейчас ведь все так живут… А некоторые женщины очень даже гордятся, что удалось устроиться таким образом… И любимой быть, и не бегать за куском хлеба насущного. Живут и радуются жизни, и ни от кого не скрывают! Я тебе больше скажу – нынче такое положение женщины считается более статусным и престижным, чем быть женой. У жены ведь и хлопот больше, и страхов больше… И при всем при том любви ей достается меньше. Разве я в чем-то не прав, Варь?
– Наверное, прав, Максим. Только правда твоя не по адресу, вот в чем дело. Для меня эта правда звучит унижением, хотя и понимаю, что таки да, отстала я от жизни… Я ведь пять лет в деревне прожила, а там, знаешь, такое женское положение определенными словами называется. И часто не совсем приличными. У меня даже на языке вертится одно словцо, да не хочется вслух проговаривать… Ты человек воспитанный, тонко чувствующий, так что прости, воздержусь. И не говори больше ничего, не надо! Все, ушла я, Максим.
Уже выходя из машины, она услышала, как он тихо произнес ей в спину:
– Ну и глупо, Варь… Чистоплюйство твое очень глупо выглядит…
– Чистоплюйство? – быстро спросила она, уже выйдя из машины и наклонив вниз голову. – Ты сказал – чистоплюйство?
– Ну да… А каким словом это еще можно назвать?
– Да, ты прав… Никаким, наверное. Прощай, Максим, не грусти…
Она быстро пошла к подъезду, на ходу доставая ключи из сумки. Открыла дверь, быстро шагнула внутрь и торопливо потянула дверь на себя, будто Максим собирался за ней гнаться.
Он вовсе не собирался. Сидел в машине, грустно смотрел ей вслед. Впрочем, грусть его была похожа на злую досаду. И где-то даже на оскорбление… Ведь так все хорошо придумал, все красиво! Чего этой женщине еще не хватает? Деревни своей? Вот и ехала бы в деревню, и проговаривала там свое неприличное словцо сколько угодно!
Ольга встретила Варю в прихожей, доложила виновато:
– Максим приходил, Варь… Я его пригласила чаю выпить. Не надо было, да, Варь?
– Да ничего, все нормально, Оль. Я с ним разговаривала сейчас, он в машине внизу ждал.
– И чего ему от тебя надо? Отношения хочет возобновить?
– Да. Он предлагал стать его содержанкой.
– И ты отказалась, конечно?
– А надо было согласиться, по-твоему?
– Не знаю, Варь… Это тебе решать. Он ведь любит тебя, до сих пор любит… А женился он потому, что с родителями ссориться не захотел. Его тоже можно понять, Варь.
– Да, все так… А только я-то его давно не люблю, вот в чем дело.
– Люблю, не люблю… Да разве сейчас можно на любви что-то построить… Я, как видишь, тоже пыталась… Ну да ладно, не будем больше об этом, Варь. Этот вопрос каждый сам для себя решает. Лучше скажи – чего так поздно сегодня? В школе задержалась, да?
– А меня сегодня уволили из школы. Я теперь снова безработная. И еще, Оль, знаешь, кто я?
– И кто же?
– Я чистоплюйка. Наконец-то слово для меня найдено, оказывается! Любви не нашла, золота в виде зарплаты тоже, так буду теперь чистоплюйкой, что же еще остается? Интересно, а кассиршей в супермаркет можно чистоплюйке устроиться или тоже нельзя?
– Варь… Что-то я не пойму… Ты сейчас плачешь или смеешься?
– А то и другое, Оль… Я в душ пойду, ладно? Смою с себя этот день… Так устала, не могу больше…
Под душем она стояла долго – хоть наплакалась вволю. Ничего не слышала, кроме шума воды. Не слышала, как позвонили в дверь…
Ольга открыла и шагнула назад, от удивления забыв поздороваться. За дверью стоял Иван.
– Здравствуй, Оля… – улыбнулся он ей и спросил, не дожидаясь ответного приветствия: – А мои дома?
– Да… Дома… – кивнула головой Ольга и, продолжая удивленно разглядывать Ивана, крикнула в дверной проем:
– Яся! Ясенька! Беги быстрее сюда…
Яся выскочила в прихожую, птицей бросилась к отцу, подпрыгнула, добежав, и он ловко подхватил ее на руки, прижал к себе, зажмурился от счастья. Ольга стояла, зажав ладонью рот, потом услышала, как перестала литься вода в душе… И проговорила, быстро убегая на кухню:
– Ой, у меня ж котлеты горят…
Варя вышла из ванной в накинутом на распаренное тело халате, с тюрбаном полотенца на голове. Увидев в прихожей Ивана с прижавшейся к нему Ясей, оперлась спиной о косяк, потом начала тихо сползать вниз, придерживая на груди халат. Иван опустил Ясю на пол, развел руки в стороны, проговорил немного растерянно:
– А я за вами приехал, девчонки… Не могу я без вас, хоть убейте… Поехали домой, а?
Варя совсем сползла на пол, тихо заплакала, опустив голову в ладони. Полы халата разошлись, обнажив круглые розовые колени, полотенце упало с ее головы, но она даже не заметила этого. Иван шагнул к жене, тоже опустился перед ней на колени, обнял, ткнулся губами в ее мокрый затылок.
– Совсем, совсем без вас не могу… – снова проговорил он и сглотнул трудно.
Яся смотрела на родителей во все глаза. Потом повернулась, убежала на кухню:
– Тетя Оля! Тетя Оля! А там папа с мамой сидят на полу и оба плачут… Почему они плачут, тетя Оля?
Ольга притянула к себе девочку, погладила по голове, ласково прошептала на ухо:
– Тихо, Ясенька, тихо, не кричи… Пусть они поплачут, Ясенька, пусть. Это очень хорошо, что они плачут. Это значит, что все у вас будет хорошо, Ясенька…