Я внимательно слушал, как зачитывают показания свидетелей, смотрел кадры, снятые видеорегистратором на вершине утеса. В конце концов старший коронер – пухлая женщина средних лет с добрым лицом и сочувственными глазами – объявила медицинское заключение о причинах смерти: множественные травмы.

– Да неужели, – пробормотал я тихонько. Но, кажется, Джонни меня услышал.

– Прежде чем вынести заключение о том, что это было самоубийство, я должна перечислить два факта, не подлежащие сомнению, – продолжила коронер. – Миссис Смит совершила действие, следствием которого стала ее смерть; она сделала это с намерением убить себя. Я должна быть уверена, что именно это и произошло, – и я уверена. Миссис Смит поднялась на вершину Бирлинг-Гэп вместе с мужчиной, чья личность пока не установлена, а затем скончалась от падения на камни внизу. Следовательно, в данных обстоятельствах я могу вынести заключение: случившееся являлось самоубийством.

Итак, на протяжении трех дней все и случилось: тело моей жены было кремировано, а потом суд публично огласил, что она покончила с собой. Вероятно, теперь я мог двигаться дальше.

Прожив восемь недель в родительском доме, я ощутил нарастающее желание снова вернуться в свою квартиру. Нужно было оказаться в знакомой обстановке, чтобы почувствовать себя хотя бы на каплю прежним. Я не мог позволить призраку Шарлотты выгнать меня из моего собственного дома.

Отперев входную дверь, я в нерешительности замер на пороге. В воздухе все еще витал запах ее любимых освежителей. На вешалке висел ее плащ. На свадебной фотографии в запылившейся рамке мы с ней улыбались друг другу под аркой, увитой розами.

Почти треть моей жизни прошла в состоянии «мы», и теперь мне неожиданно снова пришлось привыкать к тому, что есть только «я». До меня дошло, что прошлая жизнь, столь любимая, уже не вернется, и я никогда не смогу повторить ее с кем-то иным. Из глаз покатились слезы, и я никак не мог их остановить.

Я не был готов к возвращению в нашу спальню, поэтому решил спать в кладовке – единственной части квартиры, которую мы никак не позаботились обставить. Лишь ухитрились втиснуть туда одноместный матрас и крошечный шкафчик-тумбу из «ИКЕА». Но сейчас это вполне сгодилось. По соседству располагалась детская, и туда я тоже не готов был пока войти. Пока она оставалась такой как есть – в нейтральных оттенках желтого, с разбросанными вокруг мягкими игрушками, – я мог представлять, будто Дэниел спит там. Не хотел отпускать его.

Несколько дней спустя я распечатал отчеты о звонках с мобильного телефона Шарлотты. Я поверил детективу О’Коннору, когда он сказал, насколько часто она звонила в «Больше некуда». Но все же хотел увидеть это собственными глазами. Просмотрел каждую колонку: большинство звонков сделано утром или днем, когда я был на работе. Время от времени она звонила по вечерам или по выходным, когда мы оба были дома. Я вспомнил, как Шарлотта уходила в другую комнату, говоря, будто беседует с подругами, – но теперь знал, что на самом деле она, находясь в считаных метрах от меня, говорила незнакомому человеку о своем желании умереть.

Некоторые звонки длились несколько секунд, другие – больше часа. На миг я позволил своему гневу раствориться в жалости.

«Почему ты не сказала, что тебе так плохо?»

Я думал о машине Шарлотты и о том, что рано или поздно мне нужно будет ее продать. По сути, мне требовалось уладить очень многое, чтобы заново начать нормальную жизнь. Нужно было упаковать ее вещи, просмотреть документы, сменить имя в квитанциях за коммуналку, закрыть банковские счета и так далее… но все это могло подождать.

Как и моя работа. Мысль о том, чтобы войти в вечно холодный вестибюль, как будто моя жизнь ничуть не изменилась с прошлого раза, наполняла душу ужасом. Доктор, сочувствовавший мне, выписал больничный еще на месяц, однако позволил покинуть кабинет только после того, как всучил мне стопку брошюр о том, как справиться с потерей, и список телефонных номеров тех организаций, дающих советы в подобных случаях. Сев в машину, я просмотрел эти «полезные советы».

«Попытайтесь съездить на выходные куда-нибудь, где еще не были. Возможно, следует подумать о заведении питомца».

Я засмеялся вслух. «О да, доктор, я намерен заменить свою покойную жену хомяком. Замечательная идея!»

Джонни и парни, с которыми я по воскресеньям играл в футбол, по очереди навещали меня, но, несмотря на все их усилия, разговорчивее я не стал. Джонни также настаивал на том, чтобы сводить меня в местный паб «Эбингтон», и делал все возможное, чтобы вытащить из мрачного тесного мирка в окружающий мир. Но мне это не было нужно. Теперь мне вообще мало что было нужно.

– Мама и папа за тебя волнуются, – честно признался Джонни как-то вечером. В баре было тихо; он сидел на краю потертого диванчика и рассеянно играл с завязками своей толстовки. – Они боятся, что ты можешь… ну, ты понимаешь… сделать то же самое, что и Шарлотта.

– Что – покончить с собой без особых причин? Прыгнуть со скалы и разбить голову о камни так, чтобы меня невозможно было узнать?

Я понимал, что ответ неуместный. И солгал бы, если бы сказал, что подобная мысль не приходила мне в голову. Но она была мимолетной.

– А что насчет тебя? – спросил я. – Как считаешь ты?

– Сказал им, что ты не настолько эгоистичен и знаешь, что если совершишь что-то подобное, это их раздавит. – Я медленно кивнул. – Меня тоже, – добавил Джонни и посмотрел на меня с глубоким беспокойством.

Мы с братом были очень дружны, но редко говорили о том, что у каждого на душе. Однако после смерти Шарлотты он стал моей опорой. Видел меня в самом худшем состоянии, в самом глубоком отчаянии. Сидел со мной, пока я рыдал от горя, вытирал с моего лица рвотные массы, когда я допивался до тошноты, все выходные проводил со мной, пытаясь поддержать меня.

– Если ты что-то сделаешь с собой, я никогда себе этого не прощу, Рай, – снова заговорил он. – Я видел, как ты идешь через этот ад, и это затронуло меня тоже. Прошу тебя пообещать, что не наделаешь глупостей.

– Обещаю.

– Хорошо. И подумать о том, что предложил папа: насчет консультаций у психолога или каких-нибудь прописанных лекарств.

– Ладно, подумаю. – Я не собирался. Согласился лишь затем, чтобы он отстал от меня. – Мне нужно в туалет. Закажи еще. – Я похлопал его по плечу и вышел из-за стола.

Проходя по залу, заметил доску объявлений, увешанную визитными карточками такси-фирм и объявлениями о пивных фестивалях и вечеринках. Среди них мне попалась на глаза листовка «Больше некуда». Я отцепил кнопку и сунул листок в карман. Позже, когда Джонни отвез меня домой, уселся на кровать и уставился на листовку. «Мы здесь для того, чтобы слушать, а не для того, чтобы судить» – гласила синяя надпись.

Позвонить туда – вот единственный способ понять, что же такого предложили Шарлотте на линии доверия, чего не мог предложить я. Осторожно достав телефон, я набрал номер. Спустя пять гудков мне ответили.

– Добрый вечер, вы дозвонились в «Больше некуда», меня зовут Кевин. Могу я узнать ваше имя?

Я понятия не имел, что ему сказать.

– Если нужно время, чтобы подумать, оно в вашем распоряжении, – после короткой паузы продолжил Кевин.

– Райан, – произнес я. – Меня зовут Райан.

– Добрый вечер, Райан. Как у вас дела?

Я не знал, действительно ли голос Кевина звучал так тепло и сочувственно, как мне казалось, или же причиной тому были четыре пинты эля в моей крови. Я гадал, почему он в такой поздний час сидит на телефоне и разговаривает с совершенно незнакомыми людьми. Может, в его жизни тоже зияла огромная дыра…

– Всё в порядке, – ответил я.

– Рад слышать. Есть ли какая-то причина у вашего звонка?

– Моя жена… – начал я, но не смог завершить фразу.

– Ваша жена, – повторил он. – Что-то случилось с вашей женой?

– Она… умерла. Пару месяцев назад.

– Жаль слышать это, Райан. Вы хотели бы рассказать мне о ней?

Я пытался собраться с мыслями и придумать, как еще она могла умереть, помимо самоубийства, потому что не хотел, чтобы он судил. Но алкоголь затуманил мой мозг, и на ум ничего не шло. Поэтому я сказал ему правду и поведал о том, как от тоски по Шарлотте резко перешел к желанию никогда больше не думать о ней.

– Это совершенно естественно – проходить через такой широкий спектр эмоций, – объяснил Кевин. – Не хотите поговорить более подробно о том, что чувствуете?

Я сидел на полу в гостиной и рассказывал постороннему человеку то, о чем не знали даже родные. И хотя тот не предлагал никаких чудесных решений, он также и не советовал совершать длительные пешие прогулки или обзавестись домашним животным. Вместо этого разговор позволил мне лучше понять, почему Шарлотта так охотно беседовала с волонтерами «Больше некуда».

Но пока что у меня не было объяснений тому, зачем ей понадобилось звонить туда больше ста раз.

Глава 9

Четыре месяца после Шарлотты

Полиция в конце концов вернула мобильный телефон, планшет и ноутбук Шарлотты после тщательной проверки. Они были упакованы в прозрачные пластиковые пакеты, на каждый наклеена белая бумажка с номером улики и дела черным маркером. Это все, чем она была для людей, которые не знали ее: дело, обозначенное двумя буквами и семью цифрами.

Электронные устройства были тщательно изучены соответствующим следственным отделом, однако ничего примечательного или важного найти не удалось. И, как ни обидно, по-прежнему не было найдено никакой связи с человеком, вместе с которым она умерла. Несмотря на все внимание, уделенное прессой этой истории, он до сих пор оставался неизвестным, а тело так и не нашлось.

У меня никогда не было причин следить за Шарлоттой, но она оставила мне так много вопросов, не имеющих ответов, что я должен был найти объяснение. В восемь часов вечера я взялся за ее телефон и просмотрел нашу переписку. Мне не нравилось, что полиция, вероятно, прочла наши самые личные сообщения – даже повседневную ерунду о том, чья нынче очередь отогнать машину в сервис. Я и не осознавал, как сильно мне не хватало, чтобы ее имя всплывало на экране.

По мере развития беременности Шарлотта все реже звонила подругам и все чаще общалась с ними по почте или через мессенджеры. Полагаю, ей было легче скрыть душевные страдания за словами на экране, чем замаскировать опустошенность в голосе.

Я пролистал ее страницу на «Фейсбуке» – за последние несколько месяцев своей жизни не запостила вообще ничего. Большинство будущих мамочек охотно рассказывают, на какой стадии беременности находятся, чего им хочется в этом состоянии, каким толстыми они себя чувствуют на последних месяцах. Но из нас двоих только я обновлял статусы на страничке или делился фотографиями. Вся активность Шарлотты свелась к просмотру ленты.

Я порылся в сохраненных документах на ноутбуке, но все они относились к дизайнерской работе до беременности. Музыкальная библиотека была забита веселенькой поп-музыкой, которую Шарлотта так любила; ничего подозрительного не нашлось ни в истории браузера, ни в закладках. Большинство писем были удалены, корзина очищена. Куки тоже были вычищены. Как я и боялся, о жене не удалось узнать ничего нового.

Я был удивлен – и разочарован – тем, что в ее телефоне или на «Айпэде» не было наших фотографий. Я любил поддразнивать ее за то, что она постоянно щелкала камерой; где бы мы ни были – на кухне, у бассейна в отеле или в зале супермаркета, – она обожала делать фотографии. Просмотрел несколько папок на всех устройствах, но Шарлотта стерла все наши снимки, которые когда-либо делала. Как будто наши отношения были для нее столь ужасны, что ей хотелось полностью уничтожить их следы. Даже четыре месяца спустя после смерти она находила все новые способы причинить мне боль.

Близилась полночь, и я по опыту знал, что если продолжу сегодня эти исследования, то буду накручивать себя все сильнее и в конечном итоге не смогу уснуть. Но когда я уже собирался отложить планшет, он выскользнул у меня из рук. Я пытался помешать ему упасть на пол, и пальцы мазнули по экрану.

Подняв его, я вдруг увидел два приложения-калькулятора – системный и еще один. Зачем нужны два калькулятора? Щелкнул по иконке незнакомого приложения, и в окошке появились четыре заранее введенных цифры: «1301». Я сразу же узнал их: это была дата смерти Шарлотты, дата, навстречу которой она так стремилась.

Нажал кнопку «равно», но ничего не случилось. Потом попробовал «плюс», «минус» и «деление», но только тогда, когда я нажал символ процента, на экране все поменялось. Появился новый рабочий стол со множеством активных папок: фотографии, документы, записи. Шарлотта скачала приложение, позволяющее скрыть то, что я не должен был обнаружить.

Я отнес планшет в свою спальню и улегся. Первая папка с документами содержала десятки скриншотов с различных сайтов и целые страницы ссылок на другие сайты. Все они были связаны с самоубийствами.

Среди изображений были иллюстрации, как лучше резать руки, чтобы истечь кровью точно до смерти, какие таблетки лучше сочетать для гарантированного передоза. Здесь также были ссылки, где и в каких странах эти таблетки можно приобрести через интернет.

Еще Шарлотта заложила ссылку на форум под названием «Финальный рывок», предлагавший «крутые самоубийственные местечки» по всей стране. Там были многоэтажные парковочные здания без оград или сеток безопасности, доступные транспортные мосты, железнодорожные пути со сломанными ограждениями и водоемы с мощными подводными течениями, способными в считаные секунды увлечь на дно. Фотографии улиц, карты, письменные инструкции того, как их найти, адреса и координаты для навигаторов. Все было продумано до мельчайших деталей, и Шарлотта не только читала все это, но и добавляла в избранное.

Я не мог отвести взгляд от экрана, испытывая одновременно горечь от того, сколько людей отчаялись до полной потери здравого смысла, и отвращение от энтузиазма, с каким другие подталкивали их к смерти. Насколько я мог видеть, никто на форуме не давал ссылок на «Больше некуда» или «Самаритян» либо телефонных номеров этих организаций. Никто не предполагал, что смерть, возможно, не самый лучший выход, никто не предлагал поговорить об этом с кем-либо.

На форуме были разделы для подростков, уставших от недолгой жизни, для жертв неизлечимых болезней – как физических, так и психических. Некоторые темы были созданы людьми преклонного возраста, которые так боялись долгой мучительной смерти, что хотели завершить жизнь на своих условиях. Одиночество, истязания, депрессия, война, травля, сексуальная ориентация, расстройство пищевого поведения… список причин добровольной смерти был бесконечным.

Я просматривал страницы в поисках имен, которые могли бы указать на то, что Шарлотта была участницей этих форумов, однако не смог найти ни одного доказательства, что она писала туда. Может быть, она просто читала эти материалы, как ленту на «Фейсбуке»…

На одном из форумов мое внимание привлекла запись, сделанная считаные дни назад. Заголовок гласил: «Надо с кем-то говорить, пока я умираю». Счетчик под аватаркой участницы показывал почти три сотни сообщений, в качестве изображения она выбрала фото молодой Анджелины Джоли, а сетевого псевдонима – GrlInterrupted[12].

«Так вот, я решила, где и когда сделать это (таблосы доставили в среду из Тринидада, и я забронировала номер в отеле в Бирмингеме). Еще я решила, что поеду туда одна, но уходить в одиночку не хочу. Никто не хочет повисеть со мной на телефоне, пока это происходит? Нужна компания».

Под сообщением было множество ответов с поздравлениями, но никому из сетевой группы поддержки не хватило духу размыть грань между фантазиями и реальностью и исполнить ее просьбу. Однако они быстренько порекомендовали ей другие никнеймы, которые могли помочь.

«Ты где живешь, солнц?» – спрашивал некто под псевдонимом R.I.P.

«В Лестере, в Англии», – ответила она.

«Знаешь Chloe4, отсюда? Она была из Англии и говорила про какую-то женщину, которая когда-то помогла ее друзьям, а потом и ей. Видать, сработало, потому что про Chloe4 больше ничего не слыхать, а мы плотно общались».

«В каком смысле помогла?»

«Она говорит людям, что делать, чего не делать, знает все риски, предлагает, что писать в записках, и проч. Chloe4 называла ее «Героиней с линии доверия».

«Она пишет здесь?»

«Не, она профи. Не светится, потому что работает на кризисной линии для самоубийц, «Больше некуда» или типа того. Ржака. Кто-то порекомендовал ее Chloe4».

Я выдохнул – не замечал, что сдерживаю дыхание, – потом отвел глаза от экрана и выглянул в окно. Тьма рассеивалась, близился восход. По дороге скользнул свет фар какой-то машины; у людей начинался новый рабочий день.

Я не один месяц искал хоть что-нибудь, способное объяснить, почему Шарлотта покончила с собой и почему она сделала это вместе с совершенно посторонним человеком. Теперь что-то подсказывало мне, что если эта «Героиня с линии доверия» и вправду существует, она может знать ответ на этот вопрос.

Глава 10

Четыре месяца и неделя после Шарлотты

Все равно что биться головой о стену.

Потребовалось приложить немало усилий, умений и организованности – и к чему это привело? Ни к чему. Как ни пытался, я даже отдаленно не мог выведать, была «Героиня с линии доверия» реальным человеком или плодом воображения какой-то морально ущербной личности с форума. Однако ее поиски дали мне кое-что – цель.

Впервые прочтя комментарий о ней, я провел поиск по ключевым словам на этом сайте и на четырех других. Ее имя было спрятано среди сотен комментов, но определенно упоминалось пару десятков раз, хотя далеко не так часто, как в минувшие несколько лет. Никто не мог подтвердить ее существование – так и бывает с любой городской легендой. Я предположил, что если она так хорошо знает свое дело, то доказательства ее успеха были тщательно вычищены, а не служили предметом хвастовства на форумах.

Все еще не удавалось осознать, что человек, работающий на телефоне доверия, может иметь некие тайные мотивы. Но ведь еще днем раньше я и подумать не мог, что существуют форумы, где потенциальных самоубийц подталкивают к смерти. Если эта личность была настоящей, нужно выследить ее и выманить из норы.

Я обосновался за обеденным столом и создал собственную учетную запись на форуме. Когда R.I.P. проигнорировал личное сообщение, я написал GrlInterrupted.

«Привет, извини, что беспокою, – печатал я, – просто хочу узнать, удалось ли тебе найти ту женщину из «Больше некуда», о которой говорил R.I.P., «Героиню с линии доверия»?»

Я расхаживал по квартире, ожидая сигнала об ответе. Он пришел через час.

«Не, бро, извини. R.I.P. почти ничего не знал о ней. Я даже сама звонила в их филиалы, но попадала на других. Все равно что искать иголку в стоге сена. Да я и не знала, что сказать. Типа – «привет, сучки, никто не хочет послушать, как я умираю?» Ржака».

Я ответил ей смайликом, однако ничего веселого в этом не видел.

Мне был нужен свежий воздух и кофеин, поэтому я направился по ближайшим торговым точкам. Когда-то почти каждое воскресное утро я посещал кафе и возвращался домой с пакетом кексов, булочек с корицей и горячими напитками для себя и Шарлотты. Впервые пришел сюда после ее смерти, и странно было делать заказ на одного.

Попросил двойной капучино – и, пока булькала кофемашина, ощутил прилив вины, мимолетно охвативший меня. Гадал, насколько иной могла быть жизнь, если бы я был более внимательным и заботливым мужем. Если бы не настаивал, что правильно делать только так, как это вижу я. Тот Райан, вероятно, намного раньше осознал бы, насколько серьезна депрессия Шарлотты, и прислушался бы к ней, вместо того чтобы пытаться лечить. И сейчас Шарлотта стояла бы рядом с ним в очереди, одной рукой сжимая сумочку, а второй держась за ручку коляски, где лежал бы Дэниел…

Я помотал головой, и моя альтернативная вселенная растаяла, словно снежинка.

Я отнес стакан с кофе домой, пытаясь прикинуть, сколько времени потребуется на то, чтобы доказать или опровергнуть существование «Героини». Единственным способом было звонить и звонить на линию доверия, пока я не попаду на нее. Расклады были против меня. В Нортхэмптоншире девяносто четыре волонтера, работающих посменно, в Лестершире – восемьдесят шесть, в Уорикшире – пятьдесят восемь и еще шестьдесят в Бедфордшире. Плюс-минус десяток тех, кто мог прийти или уйти с тех пор, как в ежегодной отчетной ведомости был опубликован список. Примерно один шанс из трехсот.

Я не мог придумать способ как-то сократить или ускорить процесс. И это учитывая, что ищу именно женщину. «Героиня» ведь вполне могла оказаться мужчиной. В любом случае, человека нужно убедить в серьезности моих намерений.

Я разработал легенду, утверждающую, что депрессия подтачивает мою жизнь и что я не вижу особого смысла продолжать ее. Собирался рассказывать, что не просто задумал самоубийство, но и почти исполнил его, однако нечто помешало, и теперь нужен кто-то, кто поможет сделать еще несколько шагов на этом пути, потому что в одиночку я не справлюсь.

Чтобы все сработало, нужно было правильно организовать дело. Я создал пустой документ в «Экселе» на ноутбуке Шарлотты, чтобы делать примечания к имени каждого волонтера из «Больше некуда», который мне ответит. У некоторых, вероятно, имена совпадали, поэтому я намеревался делать примечания наподобие «старый», «молодой», «с акцентом», «в нос», чтобы различать их.

Я собирался представляться своим средним именем – Стивен – и был готов изменить распорядок сна, чтобы попасть на все смены. Мне предстоял поистине подвиг Геракла. Но чем быстрее я возьмусь за это, тем скорее узнаю точно, охочусь за настоящим человеком или за призраком. Даже приготовил диктофон и при помощи купленных через интернет кабелей подсоединил его к телефону, чтобы записывать все звонки – на тот случай, если все же попаду на нее.

Каждый день я разговаривал с таким количеством волонтеров, какое только мог охватить. Мои разговоры длились столько, сколько было нужно, чтобы я мог проставить в своем списке «да», «может быть» или «нет». У меня уже начало складываться представление о том, кто из них когда работает, как часто и в какие дни недели я могу связаться с ними.

Прошло чуть больше двух недель – и файл растянулся на несколько экранов. Он был заполнен именами, датами, указаниями времени и описаниями. Но никаких четких «да» в нем не было.

Я чувствовал себя отвратительно из-за того, что так часто звоню в «Больше некуда» и морочу головы, в особенности потому, что они все казались добрыми людьми. Не пытались отговорить Стивена от намерения покончить с собой; вместо этого выслушивали его, помогали разобраться в том, что он чувствует, после чего позволяли идти своим путем. Каждый говоривший без исключения питал самые благие намерения. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что мои тоже не были дурными.

Бывали моменты, когда их доброта казалась мне настолько теплой и сердечной, что маска соскальзывала, и из-под нее появлялся настоящий Райан. В такие моменты именно я сознавался в ощущении беспомощности, именно мне самому было тяжело.

Я начал мысленно рисовать образ того, как могла бы выглядеть «Героиня с линии доверия». Ей под шестьдесят, старая дева с бледной кожей, уже изрядно обвисшей на щеках и шее. На лбу должны быть глубокие морщины, плечи должны быть сутулыми от тяжести вины, которую она несла, хотя и отказывалась признавать. С первого взгляда ее глаза должны казаться добрыми, но если заглянуть в них достаточно глубоко, то можно уловить контуры того, что прячется под этой фальшивой добротой – очертания темной, холодной души, питающейся страданиями других. Она должна быть похожа на Джуди Денч в фильме «Скандальный дневник», только еще более злобную.

Кем бы ни была «Героиня», ее тень нависала надо мной днем и ночью, когда я куда-либо шел и когда беспробудно спал. Она дала мне цель, а я превратил ее в одержимость, мешавшую исцелиться. Но знал, что если сдамся и не доведу начатое до конца, то всю жизнь буду гадать, существовала ли она на самом деле.

Конечно, я не сказал ни родным, ни друзьям о том, что задумал, потому что они сочли бы меня сумасшедшим. Но, судя по количеству обиженных голосовых и текстовых сообщений, которые они оставляли, жалуясь на постоянную занятость моего номера, они догадывались, что я чем-то занимаюсь. Поэтому я стал чаще ходить с ними в пабы, присутствовать на семейных обедах или присоединяться к походам в ресторан. И все это для того, чтобы убедить их, будто спустя четыре с половиной месяца после самоубийства Шарлотты я все же встал на путь к выздоровлению.

Отчасти это было правдой. Я действительно встал на некий путь. И в конце концов этот путь должен был привести меня к искомой женщине.

Глава 11

Четыре месяца и две недели после Шарлотты

Восемьдесят два человека. Именно стольким я лгал и морочил головы, прежде чем нашел персону под псевдонимом «Героиня с линии доверия».

– Добрый день, вы дозвонились в «Больше некуда», меня зовут Лора. Могу я узнать ваше имя? – начала она.

Я нажал кнопку записи на своем диктофоне, как делал во время каждого звонка, поправил наушник гарнитуры в ухе и быстро и легко вошел в образ своего «альтер эго» Стивена – как будто не глядя надел домашние тапочки. Я выдал ту же самую реплику, какую произносил до этого восемьдесят один раз:

– Никогда прежде не звонил в такие учреждения. Не знаю, с чего начать.

– Что ж, начните с имени. Как мне к вам обращаться?

Как и у большинства других волонтеров, в ее голосе было нечто ободряющее. Четкий выговор, дружелюбный успокаивающий тон. Я мог бы представить, как она читает сказки в какой-нибудь детской передаче.

– Стивен, – ответил я.

– Рада побеседовать с вами, Стивен, – продолжила она. – Могу я спросить, что заставило вас позвонить нам сегодня вечером?

– Даже не знаю. Я… мне кажется, что у меня… никого нет. Мне кажется, что я не хочу… не хочу больше… быть здесь. – В последнее время я зачитывал этот сценарий столько раз, что знал его наизусть. Знал, в каком месте нужно сделать паузу для драматического эффекта, на каких словах голос должен звучать сдавленно. Если б за лучшую роль, исполненную по телефону, вручали «Оскара», уверен, что получил бы его.

– Что ж, хорошо, что позвонили, – сказала она. – Расскажите о людях, которые вас любят, которым вы небезразличны. Кто в вашей жизни попадает в эту категорию?

Я притворился, будто раздумываю.

– Правда никто. – Изобразил тяжкий вздох. – У меня совсем никого нет.

Лора спросила, есть ли у меня друзья, к которым я могу обратиться, и посочувствовала, когда я сказал, что нет. Разговаривала она, строго следуя методичке. Мои пальцы бесшумно скользнули по клавиатуре ноутбука, вводя в файл ее имя. Имя «Лора» не редкость, однако мне не попадалось ее тезок среди волонтеров «Больше некуда». Я уже мог сказать, что она была из тех женщин, для кого стакан всегда наполовину полон.

«Вряд ли», – напечатал я.

– Вы обращались к врачу, чтобы рассказать о своих ощущениях?

– Да, она выписала мне курс антидепрессантов.

– И как они подействовали?

– Прошло уже четыре месяца, а я по-прежнему не понимаю, ради чего встаю утром с постели. Иногда я думаю, что лучше было бы сделать запас этих таблеток и… ну, вы понимаете.

– Иногда или часто?

Я снова изобразил нерешительность, потом прошептал:

– Часто.

Наш разговор шел точно так же, как в восьмидесяти одном случае до того, и я продвинулся ничуть не дальше, чем с предшественниками. Услышал слабый шелест и решил, что она недавно в этом проекте и сейчас сверяется с методичкой. Хотя бы попрактикуется на мне… Я подавил зевок и стал просматривать результаты футбольных матчей на сайте «Би-би-си спорт».

– Вам не нужно стыдиться, Стивен. Мы все в тот или иной момент думаем о том, чтобы оборвать свою жизнь. Вы когда-нибудь пытались сделать это прежде?

«Погодите, она сказала «мы все»?»

Никто из других операторов не признавался в подобном. Может, она просто хотела убедить меня, будто действительно понимает мои чувства?

– Нет, – ответил я так, как будто стыдился этого. – Но однажды планировал.

– Вы однажды планировали это?

Я последовал совету, который прочел в интернете, и рассказал ей о том, как пытался облегчить утрату для тех, кого оставлю на этом свете, как приводил дела в порядок, прежде чем решиться умереть. Посмотрев в записи, я выбрал железнодорожные пути вблизи Вулвертона, куда можно было спрыгнуть в пролом ограждения. Лора молча слушала, пока я излагал придуманную историю.

– Быть может, в глубине души вы не питаете серьезных намерений покончить с собой, – сказала она наконец. Это было не столько вопросом, сколько утверждением. А когда она продолжила, ее тон из теплого и успокаивающего сделался обвинительным: – Возможно, это крик о помощи? Я получаю множество звонков от людей, которые говорят, будто хотят умереть, но при тщательном разборе оказывается, что они просто-напросто испытывают жалость к себе. Может быть, вы один из таких людей, Стивен? Может, вы просто попались в ловушку жалости к себе? Может, настолько глубоко погрязли в этом, что не понимаете: ничего не изменится, пока вы не найдете смелости что-то сделать самому? Потому что если вы не возьмете на себя ответственность, то всю оставшуюся жизнь – возможно, сорок или пятьдесят лет – боль, которую вы испытываете сейчас, боль, которая так нестерпима, что заставила вас позвонить мне, будет только усиливаться. Это – то, что вы чувствуете сейчас, – станет для вас наркотиком. Вы сможете так жить, Стивен? Я знаю, что сама не смогла бы.

В этот момент я понял, что нашел ее.

Никто из других волонтеров даже отдаленно не разговаривал со мной так. Я должен был испытать восторг, но когда готовился к операции, то по глупости даже не прикинул, что буду делать, когда дойду до этой стадии. Полагал, что успех окрылит меня, но ошибся. Вместо этого моя речь сделалась скованной и неловкой.

– Я… я… я не просто так звоню, честное слово, – выдавил я. – Это то, о чем я долго и напряженно думал, и я хочу этого – но если не смогу это сделать, то покажу себя трусом, верно?

– Нет, Стивен, вы не трус, – возразила Лора. – Вы позвонили мне сегодня, и это показывает, насколько вы отважны. Может быть, вы просто выбрали неверный день для ожидания поезда. Так случается со многими людьми. – Ее тон снова стал успокаивающим.

«Может, померещилось?»

Я почти мог представить себе, как Лора улыбается при этих словах – сама святая невинность.

– Просто помните, мы здесь ради вас – в любом качестве, в каком вам нужны, – продолжила она.

– Вы собираетесь выслушать меня?

Я затаил дыхание в ожидании ее ответа. По сути, она только что согласилась со мной насчет того, что мне незачем жить, – а теперь говорит, что я достаточно смел, чтобы умереть… Я не понимал, кто из нас кот, а кто мышь, кто с кем играет.

– Если это все, чего вы хотите от меня, то да.

– Что, если… что, если мне нужно… что если я решу… – Мой голос прервался. Как, черт побери, облечь это в слова и не отпугнуть ее?

– Вы звоните, чтобы сказать мне, что хотите покончить с собой и ищете моей поддержки в этом деле?

Она сделала это за меня. Бабочки в животе затрепетали и рванулись в полет. «О черт! Вот оно! Но что мне говорить дальше?»

– Я… полагаю, что да. – Я поморщился, когда эти слова неловко сорвались с моего языка. И ее тон опять изменился, как будто она читала мне лекцию.

– «Больше некуда» – беспристрастная организация, не выносящая суждений. Мы здесь для того, чтобы выслушать вас. Мы не пытаемся отговорить вас от того, что вы собираетесь сделать, – просто просим вас сначала поговорить с нами и рассмотреть все варианты, прежде чем сделать подобный важный шаг. Вы это понимаете?

– Да, – сказал я, отчаянно обшаривая свой мозг в поисках подходящего ответа. Лучшее, что я сумел сделать, – это слабо промямлить: – Но…

– Но? – переспросила Лора.

Она явно подталкивала меня к чему-то, и это облегчало мою задачу.

– Но если я… понимаете, если я хочу осуществить это, то станете ли вы…

– Стану ли я что, Стивен? Каких действий вы от меня ждете?

Во рту пересохло, я снова умолк.

«Что с тобой не так, Райан? Давай же! Ты поймал ее! Просто скажи что-нибудь!»

Но я онемел. Нужно было время подумать.

– Извините, мне нужно идти, – произнес я и повесил трубку. Заорав во весь голос: «Твою мать!», схватил со стола кружку и запустил ею в стену. Она разлетелась на осколки и сбила на пол фотографию в рамке.

Я сидел, уронив голову на руки и хватая воздух ртом. Лора не была похожа ни на кого из тех волонтеров, с кем я говорил раньше. Она была ею. «Героиней». И ее способность в один миг переключаться из одной ипостаси в другую ужасала меня. Она не сказала: «Я помогу тебе убить себя», – но, по сути, заявила, что если я не отважусь на решительный поступок, то продолжу жить в аду.

Я перемотал диктофонную запись к началу и прослушал весь диалог заново. Лора полностью контролировала наш разговор, и я злился на себя за то, что не смог следовать плану. Вместо того чтобы сыграть с ней в хитрую игру, запаниковал, потом повесил трубку… Меня подмывало сразу же позвонить снова, но я сдержался. Если я сделаю это немедленно, то могу показать себя нерешительной личностью или позером. Она должна думать, будто я почти уверен в своем желании умереть – ключевое слово «почти», – потому что тогда придание ситуации однозначности станет для нее вызовом, а я готов был поспорить, что именно этим она и наслаждается. Несколько дней я стану делать вид, что беру паузу и размышляю, а потом позвоню в «Больше некуда» и попытаюсь снова найти ее.

Что мне делать до тех пор? Нужно с пользой провести время. Был шанс, что Лора назвала мне фальшивое имя, но ничего другого у меня не было. Я «погуглил» «Лора» и «Больше некуда», но поисковик выдал мне только автора книги о старых паровозах. Я уточнил запрос, введя слова «самоубийство» и «благотворительная помощь», и вышел на сайт местной газеты «Кроникл энд экоу».

В глаза мне бросился заголовок «На благотворительной распродаже выручено 300 фунтов»; под ним красовалась фотография: три женщины и девочка стоят возле стола, уставленного выпечкой. Статья была за прошлый год.

«Волонтеры линии доверия «Больше некуда» собрали почти 300 фунтов стерлингов, продавая собственноручно изготовленную выпечку. Эта организация, действующая в нашем городе вот уже восемь лет, заработала такую сумму, установив прилавок на выставке на городском ипподроме. Представительница организации отметила: «Мы работаем на самофинансировании, и эти деньги помогут нам оплатить постоянно повышающиеся счета за аренду и другие расходы». На снимке (слева направо): Зои Паркер, Мэри Барнетт, Эффи Моррис и Лора Моррис».

Лора Моррис. Я увеличил фото и посмотрел на крайнюю справа. Вообще-то она выглядела вполне обычно и совсем не была похожа на старую кошелку, какой я ее воображал. Ее даже можно было счесть привлекательной. Изящная блузка и юбка в складку, волосы собраны в конский хвост, улыбка открывает идеально ровные зубы. Лицо и имя ее дочери Эффи показались мне знакомыми. Я поискал ее на «Фейсбуке», и когда увидел более четкое фото, вспомнил.

Я ввел в строке поисковика «Лора Моррис» и «Больше некуда» – и отыскал еще одну статью. «Высшая награда за благотворительный сбор». На снимке была та же самая женщина. Мужчина, сидящий в кресле на колесах, протягивал ей серебряный значок – за то, что она в одиночку собрала 50 тысяч фунтов в год – больше, чем кто-либо еще во всех филиалах.

«Я тружусь здесь вот уже несколько лет, поэтому знаю из первых рук, какую большую работу проделывает эта благотворительная организация, – цитировались в статье слова Лоры. – Требуется много упорной работы, чтобы собрать эти деньги: кулинарные и рукодельные распродажи, обращения к спонсорам… Я хотела бы поблагодарить своего мужа Тони и «Иншуранс уорлд» за спонсорскую помощь в благом деле».

Значит, замужем… Я прикинул, насколько расчетливой должна была быть эта женщина, чтобы запудрить мозги даже своему мужу. Хотя, возможно, он ее единомышленник. Возможно, он знает, чем она занимается, и закрывает на это глаза.

Был еще шанс, что все это дикая ошибка и что я просчитался. Может, Лора Моррис совсем не та Лора, с которой я говорил… Я уже собирался закрыть крышку ноутбука, когда последняя строка статьи привлекла мое внимание.

«Когда мы спросили, что Лора может сказать всем, кто намерен позвонить в «Больше некуда», она ответила:

– Мы здесь ради вас – в любом качестве, в каком вам нужны».

Именно та фраза, которую она сказала мне, когда я признался, что хочу умереть. Я «погуглил» – ее не было на сайте «Больше некуда» или где-либо еще. Собственные слова Лоры. Значит, с этой женщиной я сегодня разговаривал…

Я улыбнулся про себя, потому что теперь точно знал, как добраться до нее.

Глава 12

Я сидел на водительском месте в своей машине, припаркованной в нескольких метрах от офиса «Больше некуда» в центре Нортхэмптона. Припарковался на двойной желтой и примерно каждые двадцать минут замечал в зеркале заднего вида одну и ту же женщину из дорожной полиции, мрачно патрулирующую улицу. Каждый раз, когда она направлялась в мою сторону, проверяя номера машины при помощи электронного устройства, я заводил двигатель и объезжал квартал, а потом, когда она уходила, парковался на том же самом месте.

Я знал, что Лора Моррис дежурит сегодня – поскольку ответила мне с третьего звонка. Вот уж не подумал бы, что это случится так скоро. Но сегодня я не хотел разговаривать с ней. Сразу же прервал звонок, схватил куртку, ключи и телефон и помчался к их офису, чтобы дождаться ее появления. И провел здесь почти все утро.

С интервалом в пару минут в здание вошли несколько человек. Я предположил, что вот-вот начнется новая смена. Вскоре после этого из офиса вышла Лора. Она посмотрела в безоблачное небо, вероятно, оценивая теплую майскую погоду, потом спустилась по бетонным ступеням с крыльца и прошла мимо моей машины. Я сравнил ее внешность с фотографией, распечатанной с сайта газеты, и уверился, что это та самая женщина. Голова кружилась от того, что я видел ее во плоти после стольких усилий, потраченных на поиски и вычисления. Я сжал кулаки и сделал глубокий вдох.

На ней были белые кроссовки и непромокаемая куртка, в руке она несла сложенный зонтик, который при желании мог поместиться в сумку, поэтому я предположил, что сегодня она не за рулем. Взял из пепельницы немного мелочи – на тот случай, если придется ехать на автобусе, – вышел и начал преследование, не беспокоясь больше о дорожных патрульных. На миг задержался, когда Лора оглянулась, открыла свою сумку, достала сигарету и закурила.

Я смотрел достаточно детективов, чтобы знать, на каком расстоянии безопасно держаться. Скорее всего, Лора и не подозревала, что за ней следят, но рисковать было нельзя. Если я мог видеть ее, значит, и она могла видеть меня. Я надел наушники; если бы она обернулась снова, то увидела бы просто мужчину, слушающего музыку.

Лора шла, не ускоряя и не замедляя шаг, и хотя явно не занималась спортивной ходьбой, походка ее была целеустремленной. Я выслеживал ее примерно полчаса, прежде чем мы вошли в квартал жилых домов. Умеренно богатый район с протяженными участками под сады перед каждым домом, аккуратно подстриженными изгородями и лужайками, газонами, засаженными цветами.

Один дом выделялся среди остальных, словно медная монета среди серебряных. И Лора направлялась именно к нему. Стены его были тщательно выровнены и покрашены сливочно-белой краской, окна были совсем не такими, как в соседних домах. Везде оконные рамы были из коричневого пластика, с косыми переплетами; здесь же окна были современными, с темно-серыми рамами, стекла слегка затонированы. Лужайка вымощена плиткой, на ней хватило бы места для еще двух машин, помимо уже припаркованного желтого «Мини Купера». Под окном аккуратными рядами стояли терракотовые цветочные горшки. Хотя дом и сад были оформлены в едином стиле, они совершенно не соответствовали окружению.

Лора отперла двустворчатую входную дверь, и пока она переступала порог, я мимолетно отметил необычную расцветку стен в прихожей – с неравномерно расположенными темно-серыми и черными полосами. Подождал, пока она закроет за собой дверь, а потом, довольный, вернулся к машине.

На следующее утро в семь часов я вернулся на то же место – нужно было знать ее типичный распорядок дня. Припарковался на противоположной стороне улицы и стал ждать, потягивая из кружки остывший кофе.

Должно быть, я прибыл позже, чем ее муж уехал куда-то, потому что у дома был припаркован все тот же «Мини», который вряд ли принадлежал ему, если судить по веселенькому цвету. Когда полтора часа спустя Лора вышла из дома, за ее плечами висел ярко-розовый рюкзак; она куда-то направилась пешком.

Походка ее была стремительной. Я следовал за ней по другой стороне улицы, скрываясь за деревьями и машинами и попутно делая фотографии на камеру телефона. Лора остановилась у ворот Вестфилдской младшей школы и стала пристально смотреть на группу детей, которые со смехом бегали по игровой площадке. Махнула рукой одной из девочек, но та не заметила ее, и улыбка Лоры погасла. Перевела взгляд на группу других мам, стоящих у ворот; было похоже, что ей хочется присоединиться к их разговору. Но вместо этого она повернулась и пошла прочь, словно не хотела рисковать.

Лора шла, я фотографировал. Наконец она направилась по подъездной дорожке к большому белому зданию в несколько крыльев. Это здание было мне хорошо знакомо. «Что она здесь делает?» – удивился я.

Кингсторпский лечебный пансионат, где мой дед Пит обитал с тех пор, как после инсульта вся правая часть его тела осталась парализованной. Он едва мог двигаться или говорить. Мама и папа навещали его дважды в неделю, мы с Джонни – реже, особенно после смерти Шарлотты; я был слишком занят собой, чтобы вспоминать о нем.

Регистраторша, похоже, хорошо знала Моррис, потому что впустила, даже не спросив документы. Лора направилась по коридору и скрылась из виду.

Я стоял снаружи, переминаясь с ноги на ногу и не зная, что делать дальше. Не слишком ли я рискну, если последую за ней в здание? Может быть, но я должен был воспользоваться шансом.

– Здравствуйте, мне бы навестить Пита Спенсера, – сообщил я молодой женщине, сидящей за стойкой, и широко улыбнулся ей.

– Кем вам приходится мистер Спенсер? – спросила она с каменным лицом.

– Я его внук. Давно не был.

Она посмотрела на меня, словно говоря: «Знаю. Как вам не стыдно?»

По ее требованию я предъявил водительские права, и она протянула мне карточку посетителя, которую полагалось носить на шее на широком ремешке. Палата деда располагалась в крыле направо – там размещали пациентов с физическими недугами. Но Лора свернула налево. Я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что меня никто не видит, потом повернул в тот же самый коридор. Не понадобилось много времени, чтобы найти ее.

Она сидела в общем зале, держа за руку мальчика, пристегнутого к креслу на колесах; Лора читала ему книжку, а он смеялся. Она переводила взгляд со страниц книги на его улыбку – так, словно мальчик мог исчезнуть, если она хоть на миг уделит внимание чему-то еще. Только мать может смотреть на своего ребенка с такой любовью. Она гладила его по руке и смеялась вместе с ним.

Я был захвачен врасплох и никак не мог совместить образ женщины, сидящей передо мной, с той, что всего пару дней назад предлагала мне совершить самоубийство. Еще пару минут я смотрел на них, чувствуя себя незваным пришельцем. Потребовалось напомнить себе, что наличие ребенка с инвалидностью не отменяло того, что она делала с уязвимыми людьми.

Я ушел так же незаметно, как и пришел, решив, что нужно все-таки навестить деда. Постучавшись в дверь палаты, вошел. Дедушка лежал с закрытыми глазами, и я окинул его пристальным взглядом. Он ничуть не напоминал того крепкого, плотно сложенного мужчину, которого я помнил по временам детства. Когда-то дед работал строителем. Помню, мне было девять лет, мы с Джонни играли в саду, а дедушка Пит лазал вверх и вниз по лестнице с корытцем раствора на плече, перекладывая крышу. Он поднял нас на самый верх, мы оседлали конек и стали махать руками проезжающим мимо автобусам и легковушкам. Потом мама вернулась с работы и кричала на него до тех пор, пока он не спустил нас вниз.

Прошло два десятка лет, и возраст – а скорее всего, привычка выкуривать по две пачки крепких сигарет в день – взял свое. Перенеся несколько инсультов, дед превратился в изможденную тень того силача, каким был когда-то.

На подвесных полках вокруг кровати стояли фотографии покойной бабушки Элси, мамы и папы; на стене висели детские снимки нас с Джонни, а в большой серебряной рамке – фото, где мы с Шарлоттой изображены в день свадьбы. Это застало меня врасплох.

– Привет, дед, это Райан, – тихо сказал я и взял его за руку. Кожа казалась тонкой, как бумага, фиолетовые вены выступали под ней, словно «лежачие полицейские» на дороге. – Извини, что давно не был.

Веки медленно приподнялись, и я видел, как взгляд молочно-серых глаз устремляется туда, откуда доносился мой голос. Отделы мозга, контролирующие речь и движения деда, были необратимо повреждены последним обширным инсультом, но он по-прежнему узнавал старшего внука. Левый уголок рта чуть приподнялся – дедушка пытался улыбнуться. Указательный палец мазнул по моей ладони.

– Лот, – пробормотал он. Я нахмурился и осторожно спросил:

– Что?

– Лот, – повторил дед и посмотрел куда-то мимо меня. – Лот. Ша. Ша. – Он глядел на свадебное фото.

– «Лот ша», – повторил я. – Ты имеешь в виду Шарлотту? – Палец снова коснулся моей ладони. – Мама сказала?

Я никогда не спрашивал, рассказала ли она ему о том, что случилось. Он движением пальца показал – «да».

– В последнее время дела идут не очень, – признался я. И прежде чем смог остановиться, выложил все: о смерти Шарлотты, о моей убежденности в том, что ее подтолкнули к самоубийству, и о том, что я нашел женщину, которая это сделала. Нужно было выговориться. – Мне страшно, дедушка, – продолжил я. – Страшно, как далеко я могу зайти, чтобы наказать эту женщину. Вот если б ты мог сказать мне, что делать…

Дед смотрел на меня так пристально, будто сожалел, что мозг не позволяет губам произнести целую осмысленную фразу. Наконец, приоткрыв рот, он захрипел; щеки и лоб сделались багровыми.

– Все в порядке, не надо, – попросил я. Я проявил эгоизм, вывалив все на него.

– Око, – выдавил дед. – Окоса… – Он молча молил меня понять его.

– Око, окоса… – повторил я, и тут до меня дошло. – Око за око.

Палец прижался к моей ладони, голова едва заметно качнулась в знак согласия.

– Спасибо, – произнес я и крепко сжал его ладонь обеими руками.

Глава 13

Четыре месяца и три недели после Шарлотты

Я выждал еще несколько дней, прежде чем снова позвонить в «Больше некуда».

Я вернулся после обеденной кружки пива в «Эбингтоне», где сидел с Джонни и папой, поддерживая миф о том, что медленно иду к выздоровлению. Они испытали явное облегчение, когда я сказал им, что скоро вернусь на работу. Я проработал на этом месте всего девять месяцев до смерти Шарлотты, после чего в течение почти пяти отсутствовал, так что сейчас сообщил своему начальнику Брюсу Аткинсону дату, когда я намерен приступить снова, и он сказал, что уладит все формальности. Мое возвращение должно было стать постепенным, а не одномоментным.

Но сегодня главным делом была Лора. Стремительный летний ливень промочил меня до костей, поэтому, едва вернувшись домой, я снял мокрую одежду, повесил сушиться в душевой на перекладину для занавески и с нетерпением взялся за следующий этап. Удача была на моей стороне: не прошло и двух часов, как меня соединили с ней.

– Меня зовут Стивен. Вы, вероятно, не помните меня, но, мне кажется, вы та самая женщина, с кем я говорил недавно…

– Да, здравствуйте, Стивен. Именно я беседовала с вами и помню вас. Как дела сегодня?

– Всё в порядке, спасибо.

– Звучит более позитивно, чем в прошлый раз. Жизненные обстоятельства в чем-то изменились?

– На самом деле, полагаю, не особо. – Самым большим изменением было то, что теперь я знал куда больше о своей собеседнице.

– О, жаль это слышать. Тем не менее у вас хотя бы сегодня хороший день?

– Полагаю, да.

– Что ж, иногда после хорошего ночного сна мы просто просыпаемся утром, чувствуя, что наше отношение к жизни улучшилось.

– Но это не значит, что все плохое куда-то делось, верно?

Как будто нашего первого разговора и не было. Лора упирала на позитивные стороны жизни, и я гадал: только ли со мной она так беседовала? Может, она поступала так всегда – играла с людьми, чтобы понять, насколько серьезным было их желание умереть? Говорят, лучший способ свести собаку с ума – это гладить и бить ее за одни и те же действия, чтобы она никогда не знала, что получит от хозяина: ласку или таску. Я был ее псом?

Мы кружили друг вокруг друга, словно скорпион и змея, но никто не наносил удар. В конце концов, когда я отказался давать положительные ответы на любые ее вопросы, Лора ухватила приманку.

– Стивен, надеюсь, вы не против, если я скажу, что в начале разговора вы утверждали, будто у вас всё в порядке, однако по вашему тону трудно в это поверить.

– Наверное, у меня просто развилась привычка говорить, что всё в порядке, чтобы люди не беспокоились обо мне.

– Наш девиз – сохранять непредвзятое отношение. В разговоре со мной не нужно притворяться, будто вы что-то чувствуете, хотя на самом деле это не так. Есть ли что-то, о чем вы особенно хотите поговорить?

– Э-э… в прошлый раз, когда мы говорили…

– Я помню…

– Я сказал вам кое-что.

– Вы сказали мне много всякого.

– О том, как я думал о самоубийстве…

– Да, вы это говорили.

– Вы спрашивали, готов ли я это совершить.

– Не помню, чтобы я использовала именно эти слова, Стивен. Думаю, вы могли неверно истолковать то, что я вам сказала.

Это несколько сбило меня с толку.

– О…

– К какому заключению относительно самоубийства вы пришли с прошлого своего звонка нам?

Я пролистал свой блокнот, но не смог найти страницу, где записал то, что она говорила в тот раз. Пришлось блефовать.

– Я много размышлял. По сути, это единственное, что было у меня на уме, и я не мог перестать думать об этом. Вы правы: что бы я ни делал, ничего не изменится. И я по-прежнему буду чувствовать все то же самое.

– И как, по вашему мнению, вы можете избавиться от этих чувств?

Я не мог ринуться в это очертя голову. Она должна была считать, будто контролирует ситуацию.



– Не знаю.



– А мне все же кажется, что знаете, верно? Если быть предельно честным с самим собой.

Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями.

– Да, – прошептал я. – Я готов. Я имею в виду, я хочу… я хочу умереть.

Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.

– Стивен, мне очень жаль прерывать наш разговор, но, боюсь, мне уже пора идти, моя смена заканчивается. К несчастью, не могу переключить вас на кого-нибудь из моих коллег, но если вы позвоните заново, уверена – кто-нибудь еще с радостью продолжит беседу с вами с того места, на котором мы ее завершили.

– Что? Но…

– Берегите себя, Дэвид, – произнесла она.

Звонок завершился. Я сидел, напряженно застыв в кресле, и слушал, как дождь барабанит в балконное стекло. Запустил пальцы в волосы, пытаясь понять: а вдруг Лора, наши разговоры, все то, к чему она, как я считал, подтолкнула Шарлотту… вдруг все это только в моей голове? Может быть, скорбь, алкоголь и недосып заставили меня слышать то, что я хотел услышать? А если она увидела Райана за маской Стивена?

Нет, не могла. Скорее всего, испытывала меня, чтобы проверить, насколько я искренен и как далеко она может завести ситуацию.

И что, черт побери, за Дэвид?

До конца недели я в разное время дня парковался вблизи дома Моррис, чтобы следить за ней. Слежка не была для меня легкой. Наступила жара, и, чтобы избежать теплового удара, приходилось либо опускать оконные стекла, либо постоянно включать кондиционер. Ближайшие общественные туалеты были давно закрыты, так что приходилось опустошать мочевой пузырь в переулках. Глаза болели от постоянного напряженного всматривания в зеркала заднего вида.

Когда Лора показывалась в поле зрения, я фотографировал ее за повседневными делами. Куда бы она ни пошла, следовал за нею, вынюхивая самые мелкие подробности ее жизни.

Иногда, когда она была дома, я следил взглядом сквозь тонированные стекла за смутным силуэтом, переходящим из комнаты в комнату. Почти мог разглядеть ее в просвет между занавесками на кухне, где она чаще всего сидела одна. Как-то раз, когда Лора не сразу задернула шторы с наступлением вечера, я стоял вблизи кухонного окна и смотрел, как она разговаривает с кем-то, кого я не мог видеть. Я гадал, кто еще мог быть дома.

Проверил по списку избирателей: она жила в доме с мужем Тони и тремя детьми младше шестнадцати лет – имена не упоминались. Я уже знал, что мальчик теперь проживает в пансионате; по моим предположениям, другим ребенком была Эффи, чью фотографию я видел в газете и на «Фейсбуке». Оставался еще один человек.

Найти Тони было несложно, вдобавок Лора упоминала о нем в интервью. Он владел страховой брокерской конторой, и его легко можно было опознать, поскольку карточка с названием его компании – и его фотографией – была прилеплена на боковом стекле его «Ауди».

Я только-только притормозил возле конторы, когда заметил, что он выходит из офиса. Проследил за ним так же, как следил за его женой, только в этот раз на машине. Когда мы останавливались перед светофорами, я фотографировал; когда же Тони вошел в спортивный зал, припарковался на другой стороне улицы. Переодевшись в майку и шорты, он пошел на тренировку, а я сидел в вестибюле, притворяясь, будто ищу что-то в интернете – хотя на самом деле фотографировал сквозь стеклянную стену, как он молотит боксерскую грушу.

Следующим пунктом слежки была Эффи…

К концу недели я точно знал, как именно намерен отобрать все, чего лишила меня Лора.

Глава 14

Пять месяцев и две недели после Шарлотты

Лора, похоже, узнала мой голос сразу же. В ее тоне звучало облегчение, почти признательность за третий звонок – как будто этим я ей что-то доказал.

В поисках Чарли

Я нажал кнопку записи на диктофоне, и она вновь начала наш разговор строго по методичке. Не намеревалась проявлять ни излишней жесткости, ни излишних сантиментов. Но на этот раз я уже мысленно прикинул, о чем она может спросить, так что меня не удастся застать врасплох и мне не придется поспешно вешать трубку, как тогда. Я даже записал придуманную историю из жизни «Стивена», чтобы в нужный момент ввернуть ее. Лора должна была поверить в то, что он достаточно отчаялся, достаточно наивен и уязвим, чтобы им можно было манипулировать.