Глава 46
Элисон
Май 2017 г.
Сердце трепыхалось в горле, а в голове все смешалось. Я уже знала, что заключенные иногда рисуют свои преступления.
– Эта сцена имеет для вас какое-то особое значение? – произнесла я дрожащими губами.
– Что?! – Мартин схватил листок и затряс им перед моим лицом. – Значит, ты действительно меня не узнала?
– О чем вы говорите?
Он схватил меня за руку и моими пальцами провел по своим рубцам. Кожа была неровной, в буграх. Мне стало противно.
– Это же я, Криспин! Криспин Райт! Крутой мажор, – последнюю фразу он произнес с иронией, исказившей его ужасное лицо.
– Но ведь ваше имя… – заикаясь, начала я.
– Думаешь, здесь можно было остаться Криспином?.. После покушения мне разрешили называться вторым именем, а фамилия у меня распространенная. В соседнюю камеру посадили старого хрыча с нетрадиционными пристрастиями, но он недолго протянул. Мне увеличили срок, но оно того стоило.
Он шмыгнул носом и утерся рукой. Да, его манеры сильно изменились.
– Пришлось научиться говорить иначе – в тюрьме нельзя выделяться. – Он тронул свои шрамы указательным пальцем, будто нежно погладил. Мне даже стало интересно, понимает он иронию своих слов или нет. – Поэтому со мной это и сделали – богатенький выродок, сказали.
Лицо Криспина было слишком близко от меня. Я чувствовала его нечистое дыхание.
– Убийца школьниц… Это им тоже не понравилось. Есть почетные статьи. Торговать наркотой круто, а насмерть сбить ребенка – наоборот… А ведь во всем виновата ты!
– Я не знаю, о чем вы говорите!
– А по-моему, еще как знаешь.
Вот тут я по-настоящему испугалась. Стиснутые в кулаки руки Криспина метнулась вверх, будто он хотел меня ударить. Я отступила. К моему облегчению, он остался на месте.
– Сколько же я ждал этой минуты, – прошипел он. – Только вот уверен не был – ты ведь тоже изменилась. Хороший новый нос, да и фамилия другая. Надо же, не только меня теперь иначе зовут… Длинные рукава – чтобы шрамы скрыть? Я видел их. Сама себя режешь? – он присвистнул. – Признак нечистой совести. Со мной сидел один такой… Когда я понял, что ты меня не узнала, решил не торопиться. Выследил тебя на воле – подкупил учительского любимчика…
Мне хотелось возразить, что это все неправда, от начала до конца, но под панцирем рубцов действительно проступили черты прежнего Криспина: надменность, умение читать мою душу, как открытую книгу… Можно подумать, я до сих пор неуверенная в себе Эли, готовая на все ради ласкового слова.
– Я рад, что твоя сестра нашла себе мужа.
Меня обдало страхом:
– Откуда ты знаешь?
Криспин не ответил.
– Надо понимать, что ей стало лучше?
– Ей никогда не станет лучше, – прошипела я, – после того, что ты сделал!
– Да, но мне же помогли, разве нет? К тому же я несу свое наказание – отбываю срок. – Криспин покачал головой: – Вопрос в том, Элисон, какую кару назначат тебе, когда придет время.
Меня вдруг охватило бешенство. Если это действительно Криспин, как он смеет говорить о наказании для меня!
– Ты меня изнасиловал! Ты заслужил сидеть в тюрьме!
Он снова двинулся на меня.
– Изнасиловал? Ха! Да ты сама хотела!
Я похолодела, вспомнив свои ощущения при первой встрече со Свинцовым Человеком. Во мне тогда проснулись чувства, посещавшие меня только однажды, о чем я не хотела вспоминать.
Да, вначале меня тянуло к Криспину. Но ведь я сказала «нет»!
– Я тебе услугу оказал! – продолжал он. – На тебя вообще никто не смотрел, кроме того недоделка, дружка твоего! Как там его, Робин Гуд?
Криспин подошел совсем близко. Мне показалось, что сейчас он меня ударит. Попятившись и споткнувшись о стул, я упала и сильно ударилась щекой. Голова закружилась. Тут я почувствовала, как вокруг шеи натянулся шарф – нежно-желтый, который я сегодня надела под васильковый кардиган.
– Помогите! – закричала я. – Он меня душит!
Глаза Криспина сузились в щелочки.
– Заткнись! – прошипел он, нависая надо мной.
– Помогите! – истошно кричала я.
Услышит же меня охрана? Дверь распахнулась, и кто-то неровной походкой вошел в учебку. Стефан?!
– Отойди от нее, – зарычал он. – Не смей ее даже пальцем трогать! – Подняв палку, он бросился вперед.
Следующие несколько минут я помню как во сне. Стефан споткнулся. Послышался жуткий сухой треск, когда Мартин перехватил его трость и ударил старика по голове. Стефан осел на пол, и кровь струйкой потекла на замызганный палас.
Глядя на меня, он одними губами сказал: «Прости». Затем его глаза закрылись.
– Помогите, – попыталась я крикнуть, но у меня вырвался всхлип.
– Дай мне ключ! – рявкнул Мартин.
Я не имела права этого делать. Я судорожно вспоминала инструктаж, но никто не дал мне практического совета, как поступать в случае угрозы для жизни.
– Если не дашь, я его убью, – мягко сказал Мартин и занес палку над головой Стефана.
Видя, что старик еще дышит, я нехотя протянула Мартину связку ключей, которую он торжествующе опустил в карман.
– Надо позвать помощь, – взмолилась я со слезами на глазах, шаря в карманах кардигана в надежде найти носовой платок.
– А ну, сядь! Возьми карандаш.
Дрожа, я подчинилась.
– Пиши, – велел Криспин-Мартин. – Все как было.
– В смысле?
Он не выпускал из рук трость Стефана.
– Подробно опиши то, что случилось перед аварией.
– Ты же все это прекрасно знаешь, – прошипела я. – Ты там был!
– Верно, я был. Но другие-то не были. Теперь все узнают правду.
Я украдкой поглядела на свисток у меня на поясе.
– Даже не думай, – предупредил Мартин. – Иначе ты покойница.
Глава 47
Эли
Июль 2001 г.
– Я хочу к сестре, – голос ко мне вернулся, но звучал хрипло и неуверенно. Лицо ужасно болело, но я яростно отвергала боль.
– Ты о ней не волнуйся, – сказал санитар с бейджем «Парамедик», сидевший со мной в «Скорой помощи». Он осторожно мазал чем-то прохладным мое лицо. – Нос, похоже, сломан, – пробормотал он. – Голова не кружится? Не тошнит?
– Да. Или нет… Я не знаю, – паника внутри меня росла с каждой секундой. – А где Ванесса? Что с ней?
– На ее счет тоже себя не терзай. Номер школы уже выяснили по вашим тетрадям, родителям сообщат. Давай-ка обработаем тебе колено.
– А Райты пострадали? – вырвалось у меня. – Которые в машине?
– Ты их знаешь?!
Голова так болела, что мысли путались.
– Узнала номер.
– Об этом надо будет сказать полиции, – послышался другой голос. – А пока давай-ка займемся тобой.
Меня отвели в больничную палату, где стояло несколько коек, но все пустые. Китти нигде не было видно.
– Я хочу к сестре, – со слезами повторяла я.
– Все в свое время, – сказал врач, щупая мне пульс.
– Мне уже проверили пульс в «Скорой»!
– Мы тоже должны проверить. Слушай, тебе сейчас трудно, но…
– Эли! Все нормально, мы здесь!
Мама подбежала и обняла меня, но Дэвид остался стоять в стороне. Его пальцы вцепились в спинку больничного стула. Лицо белое. Он кажется меньше ростом, чем утром.
– Китти, – прошептала я, – где Китти? Что с ней?
Мама присела на краешек кровати, гладя мне руки. Ее лицо красное и в пятнах.
– Мужайся, доченька, сейчас нам всем нужно держаться. Твою сестру ввели в искусственную кому, у нее травма головы. Лучше всего дать мозгу возможность восстановиться самому…
Мне показалось, что я во сне.
– Серьезная травма? – хрипло спросила я.
У Дэвида вырвался всхлип.
– Моя принцесса, – простонал он. – Моя маленькая принцесса!
– Да, серьезная. – Мамина рука напряглась. – Ох, твой бедный нос… Сильно болит?
Я понимала, что она меня отвлекает.
– А Ванесса?
– Полицейские тебя обо всем расспросят, когда ты будешь в состоянии говорить. Как ты считаешь, ты сейчас готова, деточка?
– Да. Ну пожалуйста, скажи мне, Ванесса сильно пострадала? А что с Криспином, почему он кричал о своей матери?
Это все его вина. От начала до конца.
– Его мать не пристегнулась и вылетела через лобовое стекло. Об этом полиция и хотела с тобой поговорить. Что произошло, деточка? Вы переходили дорогу?
– Мы только… начали переходить. Китти… Китти не хотела держать меня за руку. И тут… из-за поворота… прямо на нас вылетела машина Райтов, с буквой «Л» на номере…
Дэвид сжал кулаки:
– Я убью этого щенка!
Я почувствовала неладное. От меня что-то скрывают.
– Ванесса тоже в коме?
Мамины глаза наполнились слезами.
– Фасолинка, мне очень жаль…
Это прозвище мама придумала, когда мы еще жили вдвоем.
– Ванесса погибла. И мама Криспина тоже.
Погибли? Обе?! Я буквально окаменела, когда услышанное дошло до сознания. Этого не может быть!
Потому что если это так, то на моих руках кровь. А на душе смертный грех.
Что скажет мама, когда узнает правду? Ведь это вопрос нескольких часов.
Когда Китти придет в себя, она всем расскажет, что произошло.
Нам позволили посмотреть на нее через стекло отделения интенсивной терапии, но внутрь входить запретили. Китти занимались сразу несколько врачей. Они часто поглядывали на монитор, время от времени издававший противный писк.
– Не волнуйтесь, – на ходу сказала нам медсестра. – Пищит, если показатели выше нормы. Обычно все само выравнивается.
А если не выровняется?
Я видела, что мама и Дэвид тоже подумали об этом, но никто из нас не хотел произносить это вслух. Мы стояли у стекла и держались за руки: я в середине, мама слева, Дэвид – справа. Мы впервые оказалась так близко друг к другу. Для этого нужно было произойти несчастному случаю с Китти.
Это всего лишь вопрос времени…
Пронзительный писк усилился. Что-то не снижалось до нормы.
Понизилось!
Мы одновременно выдохнули с облегчением.
Китти лежала на кровати, опутанная проводами. На голове у нее была шапочка из бинтов, похожая на белый младенческий чепчик, и из-под нее тоже выходили провода. Лицо закрыто повязкой, левая рука туго перемотана.
Мимо нас провезли каталку, на которой лежала женщина с серым лицом, не старая и не молодая. Глаза закрыты, в руке игла капельницы. Ее увезли в боковую палату. Другая каталка проехала в противоположном направлении. В больнице царила обстановка спокойной четкости, точно маленькое общество жило своей жизнью. Мир держится на кончиках пальцев врачей, и лишь изредка судьба приводит нас в эти стены.
Нет ничего важнее жизни, поняла я, глядя на Китти. Почему я не понимала этого раньше? Совсем недавно я мечтала, чтобы сестра умерла, а сейчас молилась, чтобы она выжила. Я готова была простить пренебрежение и оскорбления, только бы она очнулась и мы снова зажили вчетвером.
Монитор снова заверещал. Мы затаили дыхание, ожидая, что сигнал стихнет, как в прошлый раз. Но писк продолжался, становясь громче и настойчивее.
– Что происходит? – не выдержав, закричала мама.
– Все нормально, – отрезал Дэвид, будто убеждая в первую очередь себя.
– Сигнал тревоги, – напряженно сказала одна из медсестер.
В палату вбежал человек в белом халате. Нас попытались вывести, но мама ничего не желала слушать.
– Что происходит? – буквально рычала она, как тигрица, защищающая своего детеныша.
– Судя по всему, тромб, – с жалостью ответил врач. – Мы делаем все, что можем.
Медсестра в полосатом голубом халате предложила нам чай. Никто из нас не взял стакана.
– Не дайте нашей дочери умереть, – взмолился Дэвид.
Умереть? Нет! Китти не может умереть! Но в этот момент меня волной захлестнули мысли о том, чего я не хотела признавать.
Это была мысль, что в случае смерти Китти я выйду сухой из воды.
С тромбом удалось разобраться – не помню, сколько времени это заняло. Вообще время в больницах течет по-своему. Тянется, тянется, а потом глянешь – за окнами темно, а ты думала, еще день.
– Будут ли последствия от этой травмы? – спросила мама.
Человек в белом халате замялся. Под глазами у него были большие мешки.
– Боюсь, пока рано об этом говорить.
Я ощутила одновременно облегчение, надежду и страх.
Неопределенность была хуже всего.
– Знай мы тяжесть ее состояния, – не выдержал Дэвид, когда мы ехали домой, – нам проще было бы морально подготовиться…
Я понимала, о чем он. Но я уже жалела, что согласилась съездить домой переодеться и отдохнуть, а мама осталась с Китти.
Ехать в машине с Дэвидом было неловко. Он все требовал от меня «изложить последовательность событий», пока мне не показалось, что голова вот-вот взорвется.
– Прекратите! – закричала я наконец. – Вы что, не понимаете, что я больше не могу?
Лицо Дэвида сморщилось, и, к моему ужасу, он заплакал. Я невольно сочувственно тронула его за руку, лежащую на руле.
Первое, что мы увидели, открыв дверь, – новенькие бирюзовые кроссовки Китти (такие же, как у Ванессы). Они стояли на полке для обуви, теперь они не нужны.
– Она их так и не надела, – прошептал Дэвид.
Я побежала на второй этаж и распахнула дверь в комнату сестры. Может, она здесь? Может, авария мне померещилась? Дрожа, я оглядывалась. Школьная блузка, брошенная на пол. Журнальчик для подростков с круглым следом от кофейной кружки. Изрисованные листки на письменном столе. Постер SClub 7 над кроватью. На туалетном столике плюшевый мишка и тюбик туши для ресниц. Все на месте.
Кроме Китти.
«Помоги мне, Эли! – почти услышала я ее голос. – Ты же можешь, я знаю!»
На разбирательство по делу Ванессы я не ходила – женщина-полицейский сказала, что достаточно будет зачитать мои показания. Зато мама и Дэвид вернулись с красными, заплаканными глазами и пустым взглядом.
– Бедняжка, – всхлипнула мама. – Скончалась от множественных травм, как и миссис Райт.
– Главное, что будет суд, – вспылил Дэвид. – Придется подождать, но зато этот паршивый щенок не выйдет под залог. Хоть что-то.
Настал день похорон.
– Что подумают люди, если ты не пойдешь? – сказала мама, когда я попросилась остаться у постели сестры. И я, примерная Элисон, сдалась. Знали бы они…
Проститься пришла чуть ли не вся школа. Все плакали, когда вынесли гроб. Неужели в этом ящике лежит Ванесса с накрашенным личиком и нахальной улыбкой? В числе других гроб нес ее отец. Скорбь сделала его лицо почти неузнаваемым. Единственный ребенок… Теперь родители Ванессы осиротели.
На протяжении всей поминальной церемонии мне хотелось вскочить и крикнуть: «Это я виновата!»
Потом ко мне подходили люди и заискивающе спрашивали (из лучших побуждений, но не в силах, однако, скрыть любопытство):
– Как состояние твоей сестрички?
– Она по-прежнему в искусственной коме, – отвечала я каждому, ничего не прибавляя.
– По крайней мере, она жива, – бросила мать Ванессы, подойдя одной из последних. – Этот мальчишка заслуживает виселицы!
– Ну, ну, успокойся, – отец Ванессы обнял жену толстой ручищей. – Ты это в сердцах.
– Нет! – Она уставилась на меня. Красивые фиалковые глаза смотрели мне прямо в душу. – Я всегда говорила – убью любого, кто обидит мою дочку, и сдержу слово!
После похорон я сразу поехала в больницу.
– Я попрощалась за тебя с Ванессой, – сказала я, опустившись на колени у кровати Китти и пытаясь осознать, что это незнакомое, утыканное трубками тело и есть моя красивая, непоседливая, несносная сестра.
Медсестры просили разговаривать с Китти.
– В коме человек все слышит, тому есть масса документальных свидетельств.
Правильно ли я сделала, сообщив Китти о смерти Ванессы? Но она же все равно узнает, если очнется. И этот момент мне надо не пропустить…
Глава 48
Элисон
Май 2017 г.
Я написала все. Мартин-Криспин жадно следил за каждым появлявшимся на бумаге словом, за каждой буквой. Необходимости откровенничать не было – я могла сочинить любую историю, но я устала бегать. Бремя стало невыносимым.
Своим обычным четким и ровным почерком я описала, как мы с сестрой торопились в школу, как опоздали на автобус, как Ванесса сперва села на него, но потом сошла, чтобы пойти с нами.
А затем – как гром среди ясного неба: сестра с подружкой заявили, что знают мой секрет. Что они видели через окно летнего домика Райтов, как я занималась сексом с мужчиной, стоявшим сейчас передо мной.
Весь гнев, который копился во мне годами, вырвался наружу. Я швырнула карандаш и поглядела на Мартина в упор:
– Как ты мог так чудовищно со мной поступить?
В его глазах что-то дрогнуло. Раскаяние? Но взгляд тут же стал прежним.
– Даже не думай называть это изнасилованием, – огрызнулся он.
Бесформенная окровавленная груда на полу издала стон. Стефан!
– Ему нужен врач!
– Пиши дальше! – Мартин грохнул обломком трости по столу рядом с моей правой рукой. Удар пришелся в нескольких сантиметрах. Как художница, я всегда берегла руки – это же мои инструменты, способ спастись от этого мира.
Пот катился по нашим лицам. Мартин убьет Стефана и меня, если я не найду выход.
Нерешительно я снова взяла карандаш.
«Я толкнула сестру на дорогу».
– Это не все, – сказал Мартин. – Дальше!
Из-за пелены слез я едва разбирала собственные записи.
«Я толкнула ее под колеса машины, вырвавшейся из-за угла».
На этом я бросила карандаш на стол.
Мартин с растяжкой произнес последнюю фразу вслух.
Слова, тяжелые, как свинец, разлетались отравленными пулями.
Силы у меня кончились. Шрамы Мартина торжественно блестели. Или это солнце проникло через пыльное стекло?
– Значит, ты лгала под присягой! В суде ты говорила, что ссорилась с сестрой, и она вырвала руку, а в действительности ты ее толкнула, испугавшись, что она расскажет, как мы занимались сексом. Скажи ты тогда правду, я бы и в тюрьму не сел! Не толкни ты сестру под колеса, моя мать осталась бы жива!
Он подошел ко мне вплотную, дыхание сперло в груди. Я видела поры его кожи, обоняла его дыхание. Ощущала его смертоносный гнев.
– Это ты ее убила, – прошипел он и занес палку над моей головой. Меня охватило странное спокойствие. Не будь того несчастного случая, Китти бы танцевала, бегала и ходила своими ногами, а не каталась в инвалидном кресле. Может, стала бы известной художницей или скрипачкой. Ванесса была бы жива, и ее родители не лишились бы единственного ребенка.
Смерть станет для меня избавлением. Я вынула платок из кармана и вытерла пот, который стекал по шее ручьями.
– Оставь ее! – рявкнул кто-то и закашлялся. Сперва я решила, какой-нибудь охранник наконец заглянул в учебный корпус проверить, что происходит, но, оказалось, это Стефан поднялся на ноги.
– Не лезь, старик, – предупредил Мартин.
Но в пальцах Стефана я разглядела подобранный на грязном коричневом паласе осколок стекла, блеснувший в тусклом свете, проникавшем через немытое стекло. Обрезок цветного стекла, завалявшийся в кармане кардигана после занятия с витражной группой в колледже. Должно быть, выпал, когда я вынула платок.
Крохотная узкая полоска – видимо, поэтому ее не заметили во время утреннего досмотра, – с острыми краями.
С удивительным проворством, будто это не он только что лежал на полу, Стефан бросился на Мартина.
К моему ужасу, Мартин швырнул Стефана на пол, как тряпичную куклу. Но старик снова поднялся на ноги, выхватил свою палку и ударил ею Мартина по голове.
– Не тронь мою дочь, слышишь?
– Я сказал, не лезь!
Раздался вопль – невыносимо высокий, как у животного, которое режут, – и глухой удар.
– Нет! – закричала я. – Нет!
Кровь фонтаном хлестала из перерезанного горла Стефана. Я с криком упала на колени рядом с ним. Он дышит? Трудно сказать.
– Зови на помощь! – приказала я.
– Слишком поздно. – Мартин схватил меня за горло. В другой руке у него блеснул осколок стекла. – Твоя очередь. Сама напросилась – из-за тебя погибла моя мама. Сейчас ты заплатишь так же, как ублюдок, сделавший это с моим лицом!
– Ты его убил? – выдохнула я.
Глаза Мартина сверкнули.
– Да нет, порезал малость. Пусть живет и гадит в штаны от страха всякий раз, как взглянет в зеркало.
От шока я даже не ощущала страха. Я только смотрела на Стефана, у которого на горле надувались кровавые пузыри. Мои брюки пропитались его кровью. Можно ли выжить после такого ранения?
Раздался звук открываемого замка, дверь распахнулась, и послышался топот тяжелых ботинок.
– А ну, не делай глупостей! – жестко приказал охранник, вбежавший в учебку. – Сейчас же отпусти ее!
Глава 49
Эли
Август 2001 г.
Мою сестру вывели из комы. Вот и все, горько сказала я себе, сейчас Китти расскажет правду.
Она открыла глаза и посмотрела сперва на маму, затем на Дэвида и наконец на меня.
Мы ждали, затаив дыхание, и отчаянно молились.
Китти открыла рот – меня бросило одновременно и в жар и в холод, – но из него вырвалось странное лопотанье. Неразборчивая мешанина звуков. И вытаращенные глаза.
Сколько раз я желала, чтобы Китти постигла небесная кара за ее обидные издевательства! Теперь мое желание сбылось.
Обширное повреждение мозга.
Полное восстановление: маловероятно. Улучшения: не исключены в ближайшие месяцы, но особо не обольщайтесь. Прогноз: неопределенный.
После этого нас повели к врачу-консультанту. Мы сидели в маленьком кабинете, а врач объясняла, какие практические шаги нам сейчас нужно предпринять.
Инвалидное кресло.
Возможно, оперативное лечение.
Реабилитация. Из-за травмы мозга не исключены судорожные припадки.
Физиотерапия.
Наблюдение.
Трудотерапия.
Речевая терапия. Многие пациенты с травмой мозга начинают сыпать непристойностями, даже если раньше не ругались, или перестают соблюдать приличия – например, при виде полной дамы могут заявить, что она «ела слишком много пирожков».
Консультант сказала это как шутку, но мы не засмеялись.
Иногда пациенты с тяжелой травмой мозга становятся сексуально неразборчивыми.
У многих отмечается полное изменение личности.
Могут измениться вкусовые пристрастия – Китти может полюбить пищу, к которой раньше была равнодушна.
Должен быть круглосуточный уход.
Она может неконтролируемо смеяться, или проявлять агрессию, или и то и другое сразу.
Ей будет трудно запоминать информацию или вспоминать то, что было недавно.
Затем консультант заговорила о психологических стадиях, через которые проходят близкие пострадавших. Мы, кстати, уже начали через них проходить.
Шок.
Отрицание.
Сильнейший стресс.
Чувство вины, даже если они непричастны к аварии (последнее замечание я предпочла проигнорировать).
Фрустрация.
Подавленность.
Отчаяние (хватаемся за соломинку, надеемся на чудо-лекарство).
Интеграция (учимся жить с новой Китти, которая не ходит и не говорит).
Однако все это меркло перед предстоящей дачей показаний на суде, где мне предстояло лгать под присягой.
Начищенные до блеска школьные туфли.
Подпрыгивают школьные сумки.
Подлетают светлые косички.
Две пары ног, одни немного больше.
– Поторопись, мы опаздываем!
Почти дошли. Почти в безопасности.
Край тротуара.
Еще одна пара ног.
Нет!
Вопль.
Тишина.
Кровь, медленно вытекающая на асфальт.
Лужа все шире и шире.
И все из-за тайны, которую придется рассказать, чтобы скрыть другую.
Правда уже начинает открываться.
Но это не все.
Я чувствую…
Глава 50
Элисон
Май 2017 г.
В последний раз я видела столько крови, когда Ванесса лебедем взлетела в воздух и упала на асфальт.
Раздался странный клокочущий звук, будто Стефан пытался что-то сказать. Вырвавшись, я снова опустилась на колени рядом с раненым. Стефан пристально глядел мне в глаза. В его горле снова заклокотало, и я разобрала «Эли». Потом его веки медленно закрылись.
– Наденьте наручники на этого мерзавца! – крикнул охранник.
Сперва мне показалось, что он говорит о Стефане, но тут же я увидела, как Мартин вырывается из рук двоих охранников.
– Это она виновата! – орал он, указывая на меня головой.
Ко мне вдруг вернулся дар речи:
– Я не знаю, о чем говорит этот человек!
– Не верьте этой суке! Это из-за нее я загремел за решетку!