Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Глава 21

На следующий день, с утра пораньше, мне удалось пойти к Хане незаметно для Джорджа – он старательно избегал встречи со мной. А Клэр увлеченно ссорилась с Джонатаном, который собирался в командировку на несколько дней, оставляя ее одну с детьми. Меня совсем не радовал их спор, но эта проблема могла подождать. Важнее было уладить конфликт с Джорджем.

Я постучал в кошачью дверцу, объявляя о своем прибытии, и прыгнул внутрь. Первой меня увидела Конни.

– Алфи, как я рада тебя видеть! – она подхватила меня на руки. Слава богу, хоть кто-то был счастлив видеть меня. – Я слышала, у тебя небольшие неприятности, – продолжала она, поглаживая меня по голове. Я громко замурлыкал от удовольствия.

Тони Кент

Обречен на смерть

– Конни, пора собираться в школу! – услышал я крик Сильвии. Конни вздохнула, опустила меня на пол и ушла, и я отправился к Хане, сидевшей у задней двери в патио.

Посвящается Виктории и Джозефу. Благодаря вам эта книга состоялась
– Привет, Алфи, – как всегда приветливо сказала она.

Tony Kent.

– Не уверен, что мне здесь рады, – осторожно начал я.

Marked for death.

Copyright © Tony Kent 2019.

First published by Elliott & Thompson Ltd www.eandtbooks.com.

– Ты всегда желанный гость. Я знаю, Джордж не очень доволен тобой, но я и твой друг тоже.

This edition published by arrangement with Elliott & Thompson Ltd,

Louisa Pritchard Associates and The Van Lear Agency LLC.

© Chang Lee / Shutterstock.com.

– Насчет Джорджа это еще мягко сказано.





– Ну, ты же его знаешь, он скоро остынет.

© Берёзко Д., перевод на русский язык, 2020.

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021.

– Хотел бы я быть так же уверен в этом, как ты, – сказал я. – Но я здесь потому, что мне нужно все исправить… – Я снова услышал крики. – Это что, Сильвия?

Один

Звук бьющегося стекла не разбудил Филиппа Лонгмана. Для этого ему нужно было бы спать, а его дряхлое тело больше не требовало сна.

– О да, она не в настроении. Я слышала, как она сказала Маркусу, что устала и раздражена, но, по ее словам, через это проходят все женщины в определенном возрасте. А еще она неважно себя чувствует и думает, что подхватила инфекцию.

С укрепленной секции потолка свисали металлические поручни. Лонгман ухватился за них так крепко, как только могли его слабые руки. Превозмогая себя, он подтянул тело вверх. Автоматический матрас последовал за ним, призванный поддержать, если силы его покинут. Лонгман был гордым человеком. Слишком гордым для того, чтобы его поднимало механическое ложе. Слишком гордым для сигнализации. Но гордость не могла удержать его в вертикальном положении. Матрас был единственной уступкой Лонгмана своему чахнущему телу.

– Мне это не нравится. Что-то серьезное?

Комнату заполнили звуки прилагаемых им усилий. Тяжелое дыхание. Пыхтение. Стоны. В молодости Лонгман вел активный образ жизни. Даже в шестьдесят он выгодно отличался от сверстников физически. Но его шестьдесят давно остались в прошлом. Теперь он едва мог слезть с кровати.

Наконец-то подоспевший матрас прижался к спине Лонгмана, принимая на себя бо́льшую часть веса. Лонгман отпустил поручни, и в комнату вернулась тишина.

– Я так не думаю, это не то, что у Гарольда, но все равно ничего хорошего. Я слышала, как она говорила Клэр, что, если будет продолжать в том же духе, Маркус наверняка сбежит без оглядки.

Лонгман прислушался.

Этот звук невозможно было перепутать ни с чем. То, как бьется стекло, различил бы и его слабый слух. Но определить источник шума было уже труднее. Упала пепельница? Винный бокал? Или разбилось окно, чтобы некто мог войти без приглашения? Не то чтобы какой-то из этих вариантов был лучше или хуже остальных. В пустом доме, где обитал только восьмидесятипятилетний вдовец, каждый из них сулил неприятности.

Клэр, Полли и Франческа были примерно одного возраста, и я задался вопросом, не случится ли нечто подобное и с другими моими друзьями-людьми. Не потому ли Клэр так злилась сегодня? Пожалуй, стоит внести эту проблему в список неотложных дел.

Лонгман напряг слух. Поначалу до него не доносилось ни звука. По крайней мере, он не мог различить ни звука.

Дом был большой. А с тех пор как умерла жена, а дети переехали, стал казаться слишком большим. Но Лонгман не мог заставить себя перебраться на новое место. Покинуть семейную обитель, где прожил пятьдесят лет. Он знал этот дом вдоль и поперек.

– Похоже, сейчас много чего происходит. Но я всегда говорил, что надо разбираться с делами по очереди, и прежде всего мне нужно поговорить с тобой о Джордже.

Именно из-за этого знания следующий звук наполнил его тревогой. Скрип первой ступеньки главной лестницы.

– Конечно. Он скучает по своей работе и по Гарольду, но я думаю, что он скоро успокоится.

Характерный звук для дома, возведенного десятки лет назад. Днем, когда приходила домработница, этот скрип казался самым естественным на свете. Но сейчас, когда часы у кровати показывали три часа ночи? В такое время он внушал ужас.

– Я хочу предложить ему вернуться к работе и снова навещать Гарольда, но он должен уговорить Маркуса взять его с собой.

За скрипом последовали шаги, но их заглушил шорох отброшенного одеяла, из-под которого Лонгман высвободил свои хилые ноги. Двигаясь всем телом из-за боли, причиняемой артритом, он спустил ноги с края кровати на пол. Муки были невыносимы: последний раз он перемещался так быстро лет пять назад, когда его тазобедренные суставы еще работали. Но он постарался не обращать внимания на агонию и кое-как встал на ноги, держась для опоры за столбик кровати.

– О, об этом я не подумала. Но как он может убедить Маркуса?

Дыхание сбилось, сердце с шумом качало кровь. Но Лонгман заставил себя доковылять до гардеробной в дальнем углу комнаты. Впервые за многие годы он преодолел это расстояние без помощи трости или ходунков. Добравшись до двери, он споткнулся от изнеможения. Только адреналин не позволил ему упасть.

Восстановив равновесие, Лонгман схватил ручку гардеробной и мгновение помедлил, затаив дыхание, чтобы лучше слышать. В ушах пульсировало, натруженное сердце, казалось, не выдержит. И все-таки было достаточно тихо, чтобы он мог услышать шаги.

– Вот почему я хочу поговорить с ним, но он меня не слушает. Я подумал, что если он последует за Маркусом, когда тот поедет в больницу к Гарольду, но сделает так, чтобы Маркус его заметил, тогда Маркусу придется взять его с собой. – На словах все выглядело так просто, но я знал, что с исполнением могут возникнуть трудности.

Лонгман переместил вес с ручки на дверной косяк, давая двери распахнуться. Едва та открылась, он проник внутрь. Нащупал в темноте выключатель и нажал его ровно в тот момент, когда шаги затихли у двери спальни.

В первую секунду свет ослепил его, но глаза Лонгмана быстро приспособились. Открывшаяся им картина, однако, не стоила приложенных усилий. Надежда, что поддерживала его всю дорогу до гардеробной, угасла с первым же вздохом.

– А если Маркус откажется? – спросила Хана.

«Что я рассчитывал найти? — подумал Лонгман. — И вообще, какое, к черту, оружие мне сейчас помогло бы?»

Лонгман не слышал, как открылась дверь, но присущее любому человеку шестое чувство — чувство, сообщающее нам, что мы не одни, — с возрастом не ослабло. В спальне кто-то был. Лонгман знал это еще до того, как повернулся посмотреть, кто это.

– Я думал об этом, но Маркус – мягкий человек, он не устоит под умоляющим взглядом Джорджа. По крайней мере, я на это надеюсь. Согласно моему плану, Джордж должен устроить суматоху, преследуя Маркуса, чтобы показать, как сильно ему хочется поехать в больницу, но…

— Вы? — В его восклицании прозвучало скорее обвинение, чем потрясение.

Дело было в глазах. Самых бездушных, какие доводилось видеть Лонгману. Он узнал бы их где угодно.

– Неплохая идея, Алфи. Хочешь, я поговорю с Джорджем? – предложила Хана.

— Вы помните меня.

Ответ был констатацией факта и казался таким же зловещим, как и весь облик говорящего. Прирожденного хищника.

– Ты могла бы это сделать? – с надеждой спросил я, шевеля усами.

— Некоторые вещи не забываются. — Все в этом человеке было таким, как помнил Лонгман. — Как и некоторые люди.

Губы хищника растянулись в улыбке, но светлые глаза остались холодными. Это была триумфальная, но не счастливая улыбка.

– Конечно. Не думаю, что Джордж будет вечно сердиться на тебя, и я уже пыталась поговорить с ним. Родители всегда волнуются, это нормально.

— Верно.

Человек приблизился. Его движения были медленными. Точными. Как у гадюки, готовящейся к броску.

– Спасибо, Хана, я тебе очень благодарен. Тогда я пойду домой завтракать, но, если понадобится моя помощь с Сильвией, пожалуйста, дай знать. Я займусь этим, как только разберусь с Джорджем.

— Хорошо, что у вас сохранился рассудок, — сказал он. — Несмотря на возраст.

— Какое это имеет значение? — с вызовом ответил старик. Эти безжалостные светлые глаза сообщили ему, что его ждет. Но он не собирался встречать судьбу стоя на коленях.

– Спасибо, Алфи.

— О-о, имеет.

Впервые за время разговора в голосе послышалась жизнь. Реакция на жар Лонгмана. Но это не добавило голосу тепла.

Мы быстро соприкоснулись носами и попрощались. Итак, у меня появился еще один союзник.

Между ними было теперь всего несколько сантиметров, и запястье Лонгмана стиснула железная рука.

— Потому что это значит, что вы прочувствуете каждую секунду того, что вам предстоит.

Как ни странно, Сильвия была у нас, когда я вернулся. На обратном пути я задержался, чтобы поиграть с опавшими листьями – каждой кошке нужно иногда развлекаться. Клэр уже отвела детей в школу и вернулась домой, Пиклз спал в своей кроватке, а Джорджа нигде не было видно.

Два

– Через несколько дней я пойду к врачу. Уверена, что у меня менопауза.

Майкл Девлин отер запотевшее зеркало ванной. На него смотрело его отражение. Голое по пояс, с испещренным шрамами торсом. Это были следы ранений, которые редко встречаются у людей его якобы цивилизованной профессии. Постоянное напоминание о более богатой на события жизни, чем он мог раньше себе вообразить.

Майкл подставил руки под струю горячей воды и выплеснул набравшуюся лужицу на уже мокрое лицо. Шрам под левой бровью жарко защипало. Ощущение было знакомым. Еще одна старая рана.

– О, Сильвия, конечно, хорошо бы выяснить, в чем дело, и получить помощь. Не знаю, как бы я с этим справилась. Я сейчас в таком стрессе, что готова взорваться.

Несколько минут спустя он был гладко выбрит. Процедура завершилась погружением головы в раковину с холодной водой. Это был важный утренний ритуал, призванный моментально привести его в состояние бодрости и готовности к предстоящему дню.

Избавившись от тумана в голове, он вытерся и закончил приготовления, надев сшитый на заказ полосатый костюм-тройку, подчеркивавший его высокую треугольную фигуру.

– На работе у Джонатана ничего не изменилось к лучшему?

Майкл не был щеголем, но понимал, насколько важен внешний вид. Первое впечатление имело большое значение.

Наконец он направился вниз.

– Нет, стало даже хуже. Знаешь, сколько раз он говорил, что скоро все наладится? Мне надоело кричать на него, это уже не шутки. А с приближением Рождества мне становится совсем тяжело.

Хозяйская спальня и ванная в его доме в Челси располагались на втором этаже. Оттуда лестница вела наверх, к трем другим спальням и кабинету Майкла, и вниз, к еще одной большой спальне. У подножия лестницы находились холл, стандартная парадная гостиная, которой почти не пользовались, а также огромная кухня, ставшая причиной тому, что гостиная пустовала.

Сейчас на кухне царила суматоха. Едва переступив порог, Майкл попал в облако дыма, поднимавшегося во все стороны от большой плиты в дальнем конце комнаты.

– Ох, Клэр, ну и парочка мы с тобой. Сейчас, когда Гарольд в больнице, я чувствую себя такой виноватой за то, что срываюсь на Маркуса, но ничего не могу с собой поделать. Как ты думаешь, мы должны что-то предпринять?

Улыбнувшись и покачав головой, Майкл выскочил из кухни, расстегнул пуговицы, снял пиджак и повесил его в прихожей, где ему не угрожали кухонные пары.

– Что именно?

— Я знаю, что ты там, Майкл Девлин! — Сквозь доносящиеся из кухонного радио британские голоса он услышал американский акцент Сары Труман. — Тащи сюда свою задницу, завтрак ждет!

– Может, позовем Франческу и Полли и устроим день СПА? Нам всем не помешает выходной. Я попрошу Конни и Алексея присмотреть за детьми.

Майкл снова шагнул через порог и расплылся в еще более широкой улыбке, наблюдая царящий на кухне хаос. Дым валил от сковородки с толстым дном, в которой содержалось нечто, что когда-то, вероятно, было беконом. Менее драматическое впечатление производила яичница, уже разложенная по тарелкам. А что это там шипит в кастрюле с тушеной фасолью?

«Лучше не спрашивать», — решил Майкл.

– О, звучит восхитительно, я обеими руками за. Скажу Джонатану сегодня же вечером и приглашу девчонок.

— Как всегда, просто и без напряжения, правда, милая? — спросил он, подходя к Саре со спины и обвивая ее рукой за талию.

— У меня нет сегодня времени на твои дурацкие игры, Майкл, — не оборачиваясь, бросила Сара. Она никак не отреагировала на поцелуй, оставленный им на ее шее. Вместо этого потянулась за тарелкой, чтобы добавить к яичнице остальные составляющие завтрака.

– Привет, Алфи, – сказала Сильвия, когда я запрыгнул к ней на колени. Она почесала мне голову, и я замурлыкал.

— Теперь садись за стол.

— Как же мне это сделать? — Произнося эти слова, Майкл одной рукой забрал у Сары тарелку. Поднял высоко над головой, чтобы она не могла дотянуться. Другой рукой, уже обвивающей ее за талию, притянул ее к себе. — Когда прямо передо мной стоит самая прекрасная женщина в Лондоне?

– Я еще не простила его за эту выходку в больнице, – сказала Клэр.

— Я сейчас сковородку уроню! — засмеялась Сара, когда Майкл притянул ее еще ближе, прижимая спиной к груди. Он зарылся свежевыбритым лицом в ее волосы, снова целуя в шею. На этот раз поцелуй принес желаемый отклик: Сара повернула голову и встретилась с ним губами.

— Ну что, доволен? — спросила она, отстраняясь настолько, насколько смогла.

– Знаю и до сих пор не могу понять, как им это удалось. Но Маркус сказал, что Гарольд очень расстроен и хочет увидеть Джорджа.

— Так доволен, как только может быть довольным человек в горящем доме, — ответил Майкл, со смехом отпуская ее.

— Да пошел ты, Девлин! — Ее притворный гнев вышел очень достоверно, но Майкл не купился. — Все не так плохо.

Я навострил уши. Хорошая новость! Значит, Маркус не сможет сопротивляться мольбам Джорджа, если мы будем правильно действовать. Я только надеялся, что Хана убедит Джорджа поговорить со мной или хотя бы выслушать мой план.

— Не так плохо? — Смеясь, Майкл потянулся ей через плечо и включил вытяжку на полную мощность. — Я чуть не побежал искать огнетушитель.

— Ты хочешь завтракать или нет?

– Ну, мне пора на работу, но я расскажу тебе, как все пройдет у врача. – Сильвия осторожно опустила меня на пол и встала из-за стола.

«Честно?» — подумал Майкл. Но взглянул в изумрудные глаза Сары и прикусил язык.

— Да-да, конечно, — вместо этого ответил он. — Прости.

– Позвони мне. – Клэр поцеловала ее на прощание. – Как ты думаешь, может и мне стоит сходить к врачу? – Она говорила серьезно, и я потерся о ее ноги. Я терпеть не мог, когда Клэр грустила. Я переживал за всех своих людей, но Клэр была моим первым другом на Эдгар-Роуд, и я мог быть счастлив, только если она тоже была счастлива.

— Не за что извиняться. — Казалось, Сару огорчила собственная вспышка. — Просто я не сильна в готовке, вот и бешусь.

— Понимаю, — ответил Майкл, ставя на стол два стакана свежевыжатого апельсинового сока, прежде чем сесть. — Но не бывает так, чтобы у тебя все получалось. Иногда нужно признать лимит своих способностей.

– Нет, но думаю, когда Джонатан вернется из командировки, вам нужно серьезно поговорить о том, как уделять больше времени семье. Вы слишком сильно любите друг друга, так что обязательно найдете решение проблемы.

— И это говорит человек, обожающий соперничать, — засмеялась Сара, разложила еду по тарелкам, поставила их на стол и села.

– Ты права, спасибо! Я все обдумаю, прежде чем снова начну кричать.

Майкл наблюдал за ней, дивясь тому, как изменилась его жизнь. Тому, что он нашел свою идеальную женщину. И что она нашла его.

Я скрестил лапы: похоже, со всех сторон наметилось улучшение.

Они познакомились менее двух лет назад при экстраординарных обстоятельствах. Между ними возникла связь, со временем становившаяся все прочнее. То, что могло бы запомниться как простое увлечение, превратилось в нечто гораздо большее. И теперь, в тридцать девять, у него есть двадцативосьмилетняя невеста, в которой он души не чает.

Сильвия ушла, и я играл с Пиклзом в прятки и бог знает во что еще, в попытке утомить его. В конце концов уморился я сам, и мы вздремнули вместе, свернувшись калачиком на диване. Глаза у меня закрывались сами собой. После стресса последних дней мне тоже не помешало бы какое-нибудь кошачье СПА.

Это было больше, чем то, на что Майкл когда-либо мог надеяться.

— Какие планы на сегодня? — спросила Сара. Задавая вопрос, она капнула в тарелку немного табаско.

Проснувшись, я потянулся и легонько пихнул Пиклза. Щенок храпел и, смею заметить, довольно громко. Подрастая, он становился все более шумным. Пиклз даже не пошевелился, поэтому я спрыгнул с дивана и пошел на кухню, где застал Джорджа за едой. Мое сердце наполнилось любовью, как всегда при встрече с ним. Я постоял, наблюдая за ним. Как же мне хотелось, чтобы мы вернулись к нашим прежним отношениям!

Он повернулся и посмотрел на меня.

— Тюрьма Уандсворт, — ответил Майкл, взял тот же соус и сдобрил им свой зажаренный бекон. — Первая встреча с Саймоном Кэшем.

– Папа.

— Мальчишкой, которого обвиняют в убийстве?

– О, Джордж, – ответил я. Он подошел и уткнулся в меня носом, и я почувствовал, что совершенно счастлив.

— Ага. — Майкл одним глотком осушил полстакана апельсинового сока. — А у тебя? Во сколько тебе на работу?

– Я злился, но ты не виноват. Ну, в общем, виноват, конечно, но я знаю, что ты сделал это только потому, что любишь меня, – произнес он совсем по-взрослому.

— После десяти, вернусь рано вечером. Приготовишь ужин?

– Ты даже не представляешь, как я счастлив это слышать. Ты говорил с Ханой?

— Хорошо. С тюрьмой разберусь к обеду, потом загляну в контору, но должен вернуться не поздно. Только нужно спросить у Энн. Кажется, она говорила, что хочет сегодня готовить.

– Да, и она рассказала мне о вашем разговоре. Больше всего на свете мне хотелось бы повидаться с Гарольдом, но теперь я понимаю, насколько это рискованно. Ведь если меня поймают, я могу никогда больше не увидеть тебя.

Какое-то время они помолчали, доедая завтрак: Майкл тайком избавлялся от подгоревших кусочков яичницы, Сара делала вид, будто не замечает.

– Джордж, ты же знаешь, что этого никогда не случится. Помнишь, как тебя похитили? Я не прекращал поиски, пока не нашел тебя.

— Перед уходом проверишь, встала ли Энн? — спросил Майкл, указывая глазами на потолок, когда тарелки опустели.

– Я знаю, и если бы не Пиклз…

— Поднимусь к ней, как только ты уйдешь, — ответила Сара.

– Да, возможно, нам бы это сошло с рук, хотя лицо женщины, когда она увидела Пиклза с детьми, было забавным.

— Спасибо. И прости, что я на тебя это взваливаю. Я…

– Да, вся палата его полюбила. И тебя тоже. Но ты же понимаешь, что я имею в виду – там так много одиноких людей, приятно сделать для них что-то хорошее.

— Мы семья, — перебила Сара. — Никаких проблем.

– Я так горжусь тобой, Джордж. Но, послушай, я думаю, мы сможем уговорить Маркуса и он отвезет тебя к Гарольду. Он сказал Маркусу, что скучает по тебе.

Майкл протянул руку и нежно сжал ее ладонь. Сара говорила искренне. Он это знал. Поэтому еще больше ценил ее ответ.

– Правда?

— Все равно спасибо.

– Да, Хана сказала мне, что слышала, как Маркус говорил это Сильвии. Все, что тебе нужно – выяснить, когда он поедет в больницу, и потом просто путаться у него под ногами. Если ты будешь достаточно настойчив, он поймет, что ты не просто так идешь за ним.

Момент растянулся на несколько секунд и закончился только тогда, когда Майкл взглянул на часы у себя на запястье. То, что они ему сообщили, заставило его подняться и поцеловать Сару в лоб.

– Думаю, я могу это сделать. – Джордж снова выглядел взволнованным.

— Пора идти, — сказал он, задвигая стул. — Нельзя же опоздать на встречу с юным мистером Кэшем, правда?

– Знаю, что ты можешь, сынок, – ответил я.

Три

Первая часть плана была запущена. Пришло время разобраться со второй частью.

Кэти Грей считала, что ей много с чем повезло. Например, с мужем, с которым она прожила тридцать лет. Брак вышел долгим, спокойным и счастливым. Они никогда не были богаты, но и не бедствовали. Вместе они хорошо потрудились, чтобы семья не просто сводила концы с концами.

Внезапно появился Пиклз. Он обнюхивал все углы, приближаясь к нам и виляя хвостом.

Потом дети. Четверо, и все очень разные. Старший, Джон, как и отец, работал плотником. Крепкий порядочный мужчина, у которого и самого была растущая семья. Затем шел Эрик, еще один рабочий. Холостой. Без детей. Но счастливый и с процветающим предприятием. Третьей была Кейти. Она рано вышла замуж и посвятила себя пятерым детям. И, наконец, Крис. Последний по счету, но от этого не менее примечательный — малыш, который вырос, чтобы стать хирургом. Радость и гордость матери.

Конечно же, была еще работа. Вторая жизнь Кэти. В услужении у Лонгманов она провела почти четыре десятка лет. С гордостью наблюдала, как Филипп Лонгман взлетел по карьерной лестнице, и сама купалась в отраженных лучах его славы, когда его имя появлялось в прессе. Он был важным человеком — великим, однако всегда следил, чтобы его домработница чувствовала, что в ней нуждаются.

– Джордж, я так давно тебя не видел! Я соскучился, – сказал Пиклз.

Кэти питала такую же нежную привязанность и к остальным членам семейства. К жене Филиппа, Кэрол. Чудесной женщине, доброй и щедрой. Она умерла в восьмидесятилетнем возрасте, и все равно казалось, что ее забрали слишком рано. К их детям: Мэттью, Расселу и Питеру. Все они уже почти выросли, когда Кэти поступила на службу, но все равно относились к ней с такими добротой и уважением, что она пеклась о них почти как о своих.

– Извини, Пиклз, совсем замотался, но теперь я снова с вами. Так что можешь выбирать, чем хочешь заняться. Можем поиграть во что угодно, – сказал Джордж.

С превеликой печалью она наблюдала, как мальчики отстраняются от отца с годами, последовавшими за смертью матери. Порой она подумывала о том, чтобы поговорить с ними на эту тему. Высказать свое мнение. Но не стала. Какими бы родными они для нее ни были, Кэти не была членом семьи.

– Хочу снова учиться лазить по деревьям. Я так давно не упражнялся в этом кошачьем навыке. Я уже подрос и почти уверен, что теперь у меня все получится.

Еще печальнее была деградация Лонгмана, произошедшая с ним за последние пять лет. Кэти видела, как от скорби по жене сила духа, когда-то наполнявшая его, улетучилась. Больно было смотреть на это, но ни разу, несмотря на собственный преклонный возраст, Кэти не пришло в голову бросить работу. Договор, заключенный с семейством Лонгманов, был для нее так же священен, как и клятва, данная перед Господом в день свадьбы. Она не уйдет до самого конца.

– Ладно, тогда давай наперегонки в сад. – Джордж рванул к двери, и Пиклз побежал за ним так быстро, как только мог. Для толстого щенка он бегал достаточно резво.

Ее утренние ритуалы почти не изменились за прошедшие годы. В доме, где остался всего лишь один обитатель, стало тише, но это не играло никакой роли. Как почти каждый день более чем за три десятилетия, Кэти закрыла за собой тяжелую дверь, прошла на кухню, налила воды в чайник и поставила его на газовую конфорку. Упорное нежелание Филиппа перейти к более современной электрической плите было забавным, но в глубине души Кэти тоже предпочитала все делать по-старинке.

Она повернула ручку, чтобы зажечь огонь.

Мое сердце воспарило, пока я смотрел им вслед. Я нутром чуял, что теперь все будет хорошо. Но знал и то, что Пиклз не преуспеет в лазании по деревьям.

Ничего не произошло.

Кэти попробовала снова. И еще раз. Все так же безрезультатно.

Глава 22

Она протянула руку, проверяя, не идет ли газ, и тут же поняла, в чем проблема: ее растопыренные пальцы обдало ветерком. До сего момента Кэти этого не замечала. Когда она шла на работу, на улице было холодно, и она еще не успела достаточно согреться, чтобы сразу же почувствовать, что в комнате сквозняк.

Настал день, когда мы собирались уговорить Маркуса взять Джорджа с собой в больницу. Я молился, чтобы все сработало, а Джордж нервно подпрыгивал. Он встал очень рано, тщательно умылся, потом позавтракал и снова помылся. Я повел его в сад, чтобы дать последние напутствия.

Повернувшись, Кэти последовала за течением холодного воздуха к его источнику. Оно привело ее к открытой двери в кладовую. Двери, которая должна была быть закрыта. Чувствуя, как сердце застучало немного быстрее, Кэти заглянула в комнатку. На полу лежало разбитое стекло, а в окне была дырка. Не больше, чем от крикетного мяча, она вполне могла оказаться следствием несчастного случая. Если бы только само окно не было открыто.

– Ты знаешь, что делать? – спросил я.

С колотящимся сердцем Кэти развернулась на каблуках. Она знала, что Филипп не открывал окно. Вот уже несколько лет он не может самостоятельно добраться до кладовой.

В дом кто-то проник.

– Может, пройдемся еще разок по пунктам? – предложил Джордж, пока мы дрожали на холоде. Мой план был разработан до мелочей, уж поверьте.

«Но кто? И зачем?»

– Давай. Сегодня утром Маркус едет в больницу, это подтвердила Хана. Так что ты идешь и ждешь снаружи возле дома Ханы и, как только Маркус выходит за дверь, набрасываешься на него. Устрой как можно больше шума, чтобы он понял, что ты следуешь за ним. Если он велит тебе вернуться домой, не обращай внимания, даже если окажешься на автобусной остановке вместе с ним. Держись как можно ближе к его ногам.

Только один человек знал ответ на этот вопрос.

Абсолютно надежный план.

Его светлые глаза следили за ней, пытаясь по выражению лица предугадать, что она сделает дальше. Убежит? Или пойдет искать человека, дававшего ей работу бог знает сколько лет?

– А что, если он подхватит меня на руки и отнесет домой? – спросил Джордж.

Она никогда не поймет, насколько от этого выбора зависела ее жизнь. И как ей повезло, что верность в ней победила.

Губы наблюдателя растянулись в улыбке, когда он смотрел, как домработница набирается мужества, чтобы поступить правильно. Но улыбались только губы. Светлые глаза не отрываясь смотрели, как она делает последний глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, прежде чем подняться по лестнице.

Кажется, мой план не очень надежен.

Скрипнула нижняя ступенька, когда она неуверенно шагнула навстречу неизвестности. Второй скрип за шесть часов. Наблюдатель переступил через эту ступеньку, поднимаясь вслед за домработницей.

Какое бы решение он ни принял в последующие несколько минут, та до последнего момента не узнает о его присутствии.

– Тогда снова увяжешься за ним. Ты должен показать ему, что настроен серьезно и ни за что не сдашься. Главное – настойчивость!

Он бесшумно наблюдал за ней в отдалении. Решение было принято. Все будет зависеть от ее реакции. Правильный крик. Правильная истерика. Вот чего он хотел. Вот что его удовлетворило бы. Если она даст ему это, то будет жить. А если нет… что ж, ее судьба в ее руках.

– А ты пойдешь со мной? – спросил Джордж.

Кэти Грей считала, что ей много с чем повезло. Но она так и не узнала, что больше всего в жизни ей повезло в тот момент, когда она вошла в комнату Филиппа Лонгмана и завопила во все горло.

– Нет, сынок, это твоя работа. Я буду помогать и поддержу тебя в любом случае, но ты должен все сделать сам.

Четыре

Видите, я тоже учился быть родителем.

Не прошло и десяти минут, когда прибыли первые два полицейских, они поднялись прямиком в спальню Филиппа Лонгмана. Одного стошнило на месте. Второй позвонил начальству и сообщил об открывшейся их глазам кровавой сцене.

– Спасибо, папа.

В течение следующих тридцати минут ту же кошмарную картину пришлось лицезреть непрекращающемуся потоку полицейских служащих. Каждый из них был закаленным профессионалом, но все равно при виде места преступления многие снова увидели свой завтрак.

– И я буду здесь, когда ты вернешься после удачного – надеюсь! – визита.

Это убийство нельзя было отнести к заурядным.

— Кто здесь убирался? — спросила главный инспектор Джоэль Леви, поднимаясь по лестнице в комнату Лонгмана и почувствовав запах хлорки. — Кто-то продезинфицировал помещение.

Мне нужно было чем-то занять себя в его отсутствие, чтобы доказать: я научился доверять ему. Конечно, у меня был Пиклз. С тех пор как заднюю калитку заперли и Клэр почти простила меня, она с удовольствием снова оставляла Пиклза на мое попечение. Да и сам Пиклз, когда подрос, немного успокоился. Правда, в нем еще осталось озорство. Он облизывал все подряд, даже те вещи, на которые никогда бы не позарилась кошка, и по-прежнему верил, что сможет стать настоящим котом.

— Нет, мэм. — Ответ последовал от констебля Дэвида Райта, одного из двух полицейских, первыми прибывших на место преступления. Того, чей желудок оказался крепче. — Когда мы появились, здесь уже пахло.

Леви бросила на него удивленный взгляд.

Однако его обучение продвигалось не так уж успешно. Даже крики Саммер его больше не пугали. Он стоял, когда ему велели сидеть, и сидел, когда его просили встать.

— Вы уверены?

– Пиклз, – сказал я, когда он отыскал меня. Джордж ушел довольно давно и до сих пор не вернулся, так что я был почти уверен, что план сработал. Во всяком случае, я очень на это надеялся, ведь это сделает Джорджа счастливым и поможет наладить отношения между нами.

– Алфи, смотри, что я умею, – ответил Пиклз. Он поставил передние лапы на диван и завилял задом. С милой мордочки на меня смотрели полные надежды глаза.

— Да, мэм. Это первое, что я заметил. Ну то есть до, того как мы вошли.

«Интересно», — подумала Леви.

– Отлично, Пиклз! А зачем это? – спросил я.

Они поднялись до конца лестницы и пошли по коридору мимо двух открытых дверей. За каждой находилась безукоризненно опрятная, словно в нее никто никогда не входил, спальня. Их вид предполагал наличие усердной домработницы и отсутствие гостей.

О третьей комнате нельзя было сказать то же самое. В воздухе, словно электрический заряд, разносилось жужжание от кипевшей внутри бурной деятельности. Запах хлорки здесь чувствовался сильнее, и к нему добавился отчетливый душок рвоты.

– Я делаю так, когда дети едят, и они дают мне кусочки, – ответил он. Неудивительно, что он растет не по дням, а по часам.

«Вот оно, место, которое нам нужно», — сразу поняла Леви.

Она ступила в комнату. Ее взгляд прошелся от одной стены до другой, отмечая все, что находилось посередине. Будучи опытным детективом, Леви приготовилась к худшему. Именно худшее ее и ждало.

– Помнишь, как мы ездили в больницу? – спросил я.

Когда Филипп Лонгман был в расцвете лет, все взгляды в помещении естественным образом устремлялись к нему. Но никогда еще ему не удавалось произвести настолько же сильное впечатление, как сейчас, после смерти. Леви застыла, завороженная видом дряхлого тела. Его нагота шокировала. Нанесенные увечья выглядели еще хуже. Но ужаснее всего было то, как он умер. Лонгмана распяли на стене собственной спальни. Он висел в метре над полом, держась на вбитых в запястья гвоздях.

– Я этого никогда не забуду, – ответил он.

— Господи Иисусе.

– Согласись, самое приятное в том, что мы сделали всех счастливыми, – продолжил я, и в моем сердце разлилось тепло.

– Да, это так. Но мне еще очень понравился автобус, – добавил он.

Леви произнесла это без иронии. За свою профессиональную жизнь она повидала всякое. В том числе гораздо более кровавые картины, чем эта. Но было что-то жутковатое в ритуальном характере убийства. Он предполагал неторопливость. Леви видела своими глазами, какие увечья наносят выстрелы. Бомба. Даже мина. Но то, на что она смотрела сейчас… Ей никогда еще не доводилось видеть таких чудовищных ран, нанесенных с таким тщанием.

– На меня автобус не произвел особого впечатления, а вот видеть, как радуются пациенты, – это потрясающе.

Отвернувшись от подвешенного трупа, Леви обвела взглядом комнату. У ее ног расплылась лужица рвоты. Не самые хорошие условия для работы криминалистов, но лужица находилась достаточно далеко от трупа, можно было не опасаться, что она помешает проведению экспертизы. Обладатели остальных слабых желудков смогли удержать содержимое внутри до того момента, как вышли в коридор, поэтому в остальном место преступления выглядело нетронутым.

«Это ненадолго», — подумала Леви. Команда криминалистов в белых костюмах уже осматривала каждый сантиметр комнаты, в которой Филипп Лонгман провел последние мгновения своей жизни.

– Значит, все это стоило тех неприятностей, в которые мы попали? – спросил Пиклз.

— Что думаешь, Стив? — Леви узнала инспектора Стивена Хейла даже в белом комбинезоне с капюшоном.

— Хреновое дельце, мэм, — покачал головой Хейл, вставая. — Тот, кто это сделал, больной ублюдок. Бедному старику отрезали язык и запихнули в рот собственные яйца. Оставшиеся зубы выдрали, один за другим. Потом обескровили. Медленно. Убийца перерезал вену за веной по всем рукам и ногам.

– Да, наверное, тем более что мы не пострадали. Если не считать того, что кто-то наступил мне на хвост.

— Как предполагаешь, от какого повреждения он умер?

— Есть из чего выбирать, мэм. Может быть, он умер от кровопускания, при том что убийца действовал медленно. А если нет, тогда от распятия. Он никак не мог это выдержать в его-то состоянии.

– Я ничего не имею против неприятностей, со мной они часто случаются. На днях Полли посадила меня в ванну. – Пиклз лизнул диван, и я содрогнулся. Ванны я не жаловал. Как и все, что связано с водой.

— Не уверена, что я продержалась бы дольше, — ответила Леви, не отводя взгляда от трупа Лонгмана. — Дай знать, когда мы выясним точную причину смерти.

— Да, мэм.

– И что? – спросил я.

Хейл отступил на шаг, тогда как Леви приблизилась к Лонгману. Она обошла тело, внимательно разглядывая ранения со всех сторон, насколько позволяла стена. Наконец она нагнулась над открытым порезом у него на правой ноге и глубоко втянула носом воздух.

– О, я выпрыгнул и промочил ее насквозь, а она меня отругала. Но потом рассмеялась и обняла. Кажется, иногда неприятности – это даже здорово.

— Да, похоже, запах хлорки идет отсюда, — сказал Хейл. — Но на ногах и спине нет никаких следов того, что он корчился. А значит, хлоркой его раны полили уже после смерти. Хоть какое-то облегчение. Если бы он еще дышал, боль была бы нестерпимой.

Леви не ответила. Вместо этого она отошла к дальнему углу комнаты и взяла оттуда стул. Встала на него, поставив возле болтающихся ног трупа. Леви была женщиной невысокой — всего сантиметров 165, но и Филипп не был высоким мужчиной. Сиденье стула пришлось вровень с его распятыми ступнями.

– Ты быстро учишься. – Я гордился тем, что он так хорошо усваивает жизненные уроки.

— Передай перчатку.

Леви не обернулась, ни когда произносила эти слова, ни когда принимала перчатку из руки Хейла. Надев на пальцы латекс, она осторожно открыла Лонгману рот. Оттуда уже вынули отрезанные органы, оставив зияющую пустоту, в которой отсутствовали зубы и язык. Черный кошмар.

Наклонившись, Леви приблизила нос, насколько это было возможно без того, чтобы помешать экспертизе, и глубоко вдохнула.

Наша беседа продолжалась недолго. Все еще мучимый волнением, я на минутку отвернулся от Пиклза. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я понял, что он исчез. Я обыскал весь дом, но мои мысли были заняты другим, и я даже не подумал о саде. Наконец я выбрался через кошачью дверцу, и – о чудо – передо мной появился Пиклз, весь в грязи. На улице шел дождь, комья размокшей земли налипали на коричневую шерсть. Хуже всего было то, что он деловито выкапывал любимый розовый куст Клэр. Я знал, что она не обрадуется. Мне оставалось только набраться храбрости и рвануть под дождь, к щенку.

— Что там? — спросил заинтригованный Хейл. — Что вы чувствуете?

– Прекрати, Пиклз! Клэр рассердится, – сказал я.

— Хлорку. — Леви осторожно закрыла рот и слезла со стула. — Ее налили и туда.

– Почему? – удивился он. Мы все еще не выбрались из периода «почему».

— После смерти? Зачем? Какой в этом смысл?

– Это любимый розовый куст Клэр, а ты его почти погубил. И на тебя самого страшно смотреть. – Я дрожал от холода, промок и чувствовал себя ужасно. Я сам уже напоминал мокрую крысу. Это послужит мне уроком: в следующий раз буду знать, как оставлять щенка без присмотра. – Давай вернем землю на место, – сказал я.

Леви ответила не сразу. Вместо этого она, осмотревшись, поймала взгляд констебля Дэвида Райта, который, заметив внимание главного инспектора, чуть выпрямился.

— Из этой комнаты выносили бутылку с хлоркой? — спросила она.

— Нет, мэм. Здесь ничего не трогали. Если не считать осмотра тела, конечно же.

Через некоторое время я понял, что посадить куст гораздо труднее, чем выкопать, несмотря на все наши усилия. Ну, в основном, мои усилия, потому что Пиклза больше интересовало, сколько еще грязи и земли налипнет на его шкурку.

— А внизу? В ванных? Нигде не пропадала бутылка хлорки?

– А зачем ты вообще копал? – спросил я, раздосадованный отсутствием результата.

— Не знаю, мэм.

– Я хотел опять куда-нибудь пойти, но калитка заперта, и я решил сделать подкоп и пролезть под забором.

— Тело обнаружила домработница, правильно?

– Пиклз, для этого тебе пришлось бы копать часами, и то не факт, что ты смог бы выбраться. Ты просто устроил беспорядок в саду, да и сам перепачкался. – Я был очень рассержен.

– Ой, правда? – Он смотрел на меня невинно, как когда-то смотрел маленький Джордж, и, конечно, я не смог долго сердиться на него. Дети порой умиляют до слез.

— Да.

— Тогда спросите у нее. Проведите ее по дому. Нужно это выяснить.

– Правда, – усмехнулся я. – Может, бог с ним, с этим кустом? Пойдем лучше домой. Дождь так и льет.

Констебль Райт без единого слова покинул комнату.

Хейл казался озадаченным.