– Назови мне хоть одного.

– Пожалуйста. У нее ведь любовник имелся?

– Да.

– Чисто для секса – или любовь?

– Любовь. Жениться мечтал.

– Ну вот. Наверняка надеялся: муж на небеса, и Кася сразу к нему в койку. А она вместо этого – к тебе! На мою дачу. Тот ревновал, ждал, взялся следить за вами. Увидел, как вы там милуетесь, – и взыграла горячая кровь.

– Ее любовник ездит на «Мерседесе». Но все равно лихо. А еще варианты есть?

– Сестрица из Питера, шантажистка. Приехала за деньгами, а когда Кася ее послала – схватилась за молоток.

– Но когда Кася бы успела ее послать? Она спала, когда я уезжал. И убили ее примерно через полчаса, как я уехал, тоже спящую. К тому же пока полицейские дом ворошили, я эту сестру в Интернете нашел. Как и Кася, птица-невелица, худышка. Сорок второй размер обуви носить точно не может. Да и зачем ей так подставляться? Думаю, сестричка сидит себе спокойно в Питере и ждет, пока Кассандра ей два миллиона перечислит.

Надя нахмурилась. Она не первый раз помогала Диме в расследованиях и очень не любила, когда ее версии не находили отклика.

Полуянов сказал:

– Я вчера Касе велел вспоминать поименно всех, кого могла оскорбить, обидеть, унизить. Она уверяла: со всеми поклонниками расставалась культурно. Но одного человека упомянула – пациента из частной клиники, где работала. Влюбился, ответа не получил и покончил с собой. Венька Власов какой-то.

Надя вздрогнула и зловещим тоном спросила:

– Как ты сказал?

– Венька Власов. Полное имя, наверно, Вениамин.

– Ну, да. Вениамин В. А у него сестры случайно не было?

– Откуда ты знаешь? – изумился Полуянов.

– И сестра была?!

– Да.

– Что Кася про нее рассказывала?

– Что та ее убить поклялась. По телефону угрожала. Колеса проколола у машины. Куклу с вырезанным глазом подкинула. Она сначала боялась, но потом поняла: та только пугать может. И успокоилась.

– А еще эта сестра писала гневные отзывы на Клинику ментального здоровья, где Кася работала, и на дуру-медсестру.

– На Касю?!

– Там только «дура-медсестра». – Надя секунду подумала и добавила: – Родственница этого Вени – мне показалось – не слишком адекватная или глупая просто. Пишет, брат умер от того, что подлюга вколола ему лекарство неправильное в высокой дозе. А главный врач клиники отвечает, что Вениамин скончался в результате несчастного случая, причем через две недели после выписки.

– Где ты все это нашла?

– В Интернете.

– Умничка ты моя! – расчувствовался Полуянов. – Помощница! Спасибо!

– Помогать еще тебе, ха! Я на Кассандру твою компромат искала!

Надя порозовела, повеселела. Дима снял правую руку с руля и – довольно опасливо – водрузил ее на подругино бедро.

– Озабоченный, – фыркнула Надюшка.

Рука поползла ниже, ущипнула за ягодицу.

– Полуянов, – с угрозой в голосе произнесла она, – не забывай: у меня подписка о невыезде и репутация закоренелой преступницы. А под сиденьем наверняка есть монтировка. И вообще, – распалилась Надя еще больше, – не хочу я больше тебя! Ты изменщик! Ездил на мою дачу с любовницей. Охотничек, блин, за вдовушками!

Дима неохотно вернул руку на руль. Давно рассвело, над Москвой нависало тревожное, пыльно-малиновое солнце. Развязка перед кольцевой дорогой – несмотря на утренний час – выглядела пустынной. На обочине тревожно крутились мигалки на крышах полицейских машин, стояли блюстители порядка в черных масках.

Надя пробормотала:

– Какой-то Чернобыль, а не Москва. Когда ж это кончится, Дим?

Он вновь оторвался от руля и вызывающе – на глазах у полицейских – чмокнул ее в губы.

Страж порядка взметнул было полосатую палку – но передумал, останавливать не стал. Полуянов беззаботно сказал:

– Надюш! Главное, мы живы-здоровы. Что еще надо?

– Ну, мне бы еще хотелось на Бали, – капризным тоном произнесла она. – И подписка о невыезде, знаешь, как-то гнетет.

Он уверенно пообещал:

– От подписки избавлю. А пока будем над делом работать, глядишь, и Бали откроется.

* * *

Уже второй раз за сутки Дима укладывал женщин спать, причем разных.

С воробушком-Касей было тревожно, сладко и маятно.

С Надей – уютно, надежно, мило.

И стати ее больше не раздражали – очень хотелось вмять дородное тело в постель, навалиться сверху, спрятать лицо меж мощных грудей.

Но Митрофанова – пусть скандала не устроила – глядела по-прежнему сурово. Вырядилась в пижаму, когда начал подтыкать одеяло, шарахнулась. Сонным уже голосом пробормотала:

– И прилаживаться не смей! Иди спать на диван.

Но спать Дима не собирался. Нервное напряжение накопилось, клокотало внутри. По идее надо бы заварить пустырник и попытаться отдохнуть, но Полуянов сделал себе кофе. Пока пил, проглядывал новости:

– В Москве очередные пять тысяч триста пятьдесят восемь заболевших…

– В метро проводят круглосуточную тотальную дезинфекцию…

– Вопрос послабления карантинных мер можно будет поднять не раньше середины мая…

– Правительство Москвы подало на журналистку Елизавету Горихвост иск по обвинению в клевете…

С ума можно сойти от таких новостей!

Он отвернулся от российской ленты. В Европе оказалось чуть веселее – но тоже в тренде новой инфекции:

– Во Франции зарегистрирован первый случай заражения кошки коронавирусом… Если вы болеете, нужно обязательно носить в присутствии животного маску и мыть руки, перед тем как его погладить.

Усталый мозг отреагировал: «Ну, что за бред кругом! Бежать надо подальше. От цивилизации. Из города. От Интернета».

И чего они сразу не перебрались хотя бы к Наде на дачу? Митрофанова ведь предлагала, но Дима испугался «загнить в глуши». А теперь в оскверненный дом и пути нет.

Сытый новостями по горло, Дима открыл электронный почтовый ящик. Адрес печатали под каждым его журналистским материалом. Читатели охотно вступали в переписку, слали свои обиды, истории, мнения, частенько – угрозы, обманки и фейки. За долгие годы работы Дима виртуозно научился ставить своим корреспондентам диагнозы, вычленять среди них откровенных недоброжелателей и выуживать редкие жемчужины.

В «Молодежных вестях» еще со времен СССР сохранилась рубрика «Письмо позвало в дорогу». Читатели страшно гордились, если получалось заманить «самого Полуянова». Дима по сигналам из электронной почты срывался крайне редко, но сейчас он увидел письмо, которое заставило его залпом допить кофе и выскочить из квартиры, на ходу вбивая в навигатор адрес.

* * *

Не дает алкоголь того полета, как герыч, не дает, сколько ни выпей. Да и денег нет на него. Чистый продукт – удовольствие для буржуев, а разбодяженный колоть не хотелось. И плотняком на наркоту садиться тоже страшно. Пусть жизнь пустая, но коньки к сорока годам отбросить жаль.

Вера – пусть употребляла довольно активно – под забором пока не валялась. Здоровья хватало даже на работу ходить.

Вразнос она пошла относительно недавно. Всего четыре года назад – когда брат погиб. А пока Венька был жив, позволяла, как все: пивасик в жаркий день да винца в выходные. Но с тех пор, как брат погиб, собственная судьба тоже полетела под откос.

С Венькой они с детства – единое целое. Как-то изначально вышло, что делить было нечего, соревноваться не за что. Мальчик и девочка. Творец и обычная. Голова и шея. Родителям – по фигу на обоих. Еле дождались, пока дочке исполнится восемнадцать. Оформили на нее опеку над младшим братом – и усвистали за лучшей долей в Новую Зеландию.

Вера считала: Веня очень талантливый. Он прекрасно и загадочно рисовал, писал непонятные, волнующие стихи. Но зависть ее сердце не точила, наоборот: она им гордилась и всеми силами, с раннего детства, создавала Веничке атмосферу. Давала возможность не заботиться о глупостях и мерзостях бытия.

Обычно даже после дружного детства пути брата и сестры расходятся – но Вене с Верой и в голову не приходило разрушить свой симбиоз. Он продолжал творить – и со временем начал получать за это какие-то деньги. Рисовал, правда, не то, что хотелось, а портреты с фотографий на заказ. Она работала на скучной работе – и вдохновенно порхала над братом, продолжала создавать ему возможности, оберегать ранимую душу, обеспечивать уют.

Веня всегда был нервным, чувствительным. Плакал над мертвым птенчиком, начинал задыхаться, если что-то сильно его волновало. От любого стресса подскакивало давление. Врачи обещали: закончится подростковый период, и все пройдет. Но в восемнадцать лет у него случилась настоящая паническая атака – с истерикой, обмороком, попыткой членовредительства. Вера перепугалась, чуть было не вызвала обычную «Скорую» – но вовремя включила свой рациональный мозг. Не хватало им только учета в психушке! Она накачала брата успокоительным, сунула в машину и повезла в первую попавшуюся в Интернете частную клинику.

Очень боялась нарваться на халтурщиков – как часто бывает, если суешься куда попало. Но Клиника ментального здоровья ей приглянулась – симпатичный особняк под сенью сосен, дружелюбные доктора, пациенты, больше похожие на курортников.

И Веньку, что тоже приятно, здесь не стали записывать в сумасшедшие. Заверили: дело обычное, просто оборотная сторона творческой натуры. Нужны в первую очередь психотерапия, минимальная медикаментозная коррекция и расслабляющие процедуры.

Вера без раздумий выложила за курс лечения немалую сумму. Веничка вернулся розовощеким, бодрым, ясноглазым – и вскоре окупил затраты с лихвой. Его картины, перерисованные с фотографий, стали пользоваться спросом, телефон из рук в руки передавали, от заказчиков нет отбоя. Брат вдохновился, стал работать с еще большим упоением. Но заряда хватило на полгода – а потом опять паническая атака и очередной курс лечения в клинике.

Она ждала – выпишется, и наступит новый, еще круче в плане богатства и славы, подъем. Но на сей раз вышло по-другому.

Веня спустя две недели вернулся домой – и она сразу поняла: с братом что-то случилось. Он по-прежнему каждое утро уходил в свою комнату, превращенную в мастерскую, но почти не рисовал. Подолгу сидел у пустого холста, тоскливо смотрел в одну точку, холодил лоб об оконное стекло. Когда расспрашивала, прятал глаза, бормотал, что обдумывает новый грандиозный проект.

Вера поехала в клинику разбираться. Лечащий врач брата сначала пытался убедить: с Веней все нормально. Но сестра поднажала, и тот признался: в клинике у пациента приключился роман.

Доктор, слегка смущаясь, лепетал:

– Некоторые медсестры… они… э-эээ… девушки привлекательные, свободные. А наши пациенты, в большинстве, – личности творческие. Такие люди всегда нуждаются в музе. Поэтому мы, э-ээ… никогда не препятствуем…

– То есть у вас тут бордель – как часть психотерапии, – припечатала Вера.

Врач пожал плечами:

– А еще уже три счастливые семьи создано. Креативные, талантливые часто ищут в пару себе подобных. Хотя для психолога очевидно: им куда лучше подойдет человек обычный, заботливый, мягкий, без амбиций. Браки между медсестрами и творцами обычно долги и счастливы.

– То есть мне теперь ждать свадьбы Вени с медсестрой, – саркастически произнесла Вера.

– Э-ээ… да, это возможно, – снова засмущался доктор. – Но, видите ли, наши девочки внимательны ко всем без исключения пациентам… однако для того, чтобы возникли сильные чувства, нужна обоюдная симпатия.

– Хотите сказать, что ваша шлюшка в белом халате его послала?

Вера не удивилась. Веня – если объективно – далеко не красавец и к жизни не приспособлен. А зарабатывает гроши – в сравнении с каким-нибудь Дибровым.

Ну, и слава Создателю! Еще только не хватало им медсестры-хищницы.

Впрочем, сразу после беседы с доктором Вера клинику не покинула. Режим здесь свободный, строгих часов посещений нет, в кафешку кого угодно пускают. В отличие от своего нелюдимого брата, Верочка легко заводила знакомства, умела разговорить кого угодно и буквально за час выяснила: медсестра с драматическим именем Кассандра – та еще шустрила. Мужа богатого ищет не скрываясь, возле всех, кто поперспективней, трется липучкой. Чтоб цену себе набить, недотрогой прикидывается, хотя очевидно, что на сексе помешана. Будто коллекцию собирает: и молодые в ней, и старые, и красавцы, и уроды, и даже женщины.

С самой Кассандрой Вера знакомиться не стала, но издалека рассмотрела. Чертов фарфоровый ангелочек – вся такая эфемерная, беззащитная, точеная. Неудивительно, что брат голову потерял.

Но время – решила сестра – лучший лекарь. Пусть поглазеет печально в окно, потоскует, поймет, что корыстной Кассандре не он нужен, а купюры шуршащие.

Она провела разъяснительную работу – попыталась объяснить брату, что настоящая любовь в его жизнь еще придет. Веня печально покивал, и Вера оставила его в покое.

А спустя еще неделю печальных бдений Венички она нашла его мертвым. Брат аккуратно снял с потолка люстру и использовал металлический крюк для того, чтобы хорошенько закрепить ремень. На кухонном столе осталась записка. Ей, Вере, – только извинения. Зато для Кассандры – целая поэма о будущей жизни, в которой они обязательно встретятся.

Отчаяние сестры было безмерно. Два дня она просто пила и рыдала. На третий – даже вышла из дома, собираясь ехать в клинику, искать Кассандру и ее убивать. По счастью, бабуськи на лавочке увидели, в каком состоянии Вера садится в машину, и проявили гражданскую ответственность. Повисли гроздьями, не пустили за руль. Поднялись вместе с ней в квартиру, квохтали, уговаривали, что завтра похороны и надо обязательно протрезветь, чтобы не позориться.

И Вера действительно смогла взять себя в руки на какое-то время. Выдержала почти без слез, когда на гроб брата посыпались комья земли. Молчаливым сфинксом высидела поминки. А на следующий день поехала в Клинику ментального здоровья.

Ее немедленно провели к главному врачу. Тоже квохтали, сыпали соболезнованиями, но постоянно – словно бы между делом – пробрасывали: управы на Кассандру нет. С Веней о любви они даже не говорили – просто спали вместе по обоюдному согласию. Кассандра ничего у него не требовала, никак психологически не давила и не давала никаких обещаний.

– Но, разумеется, мы ее уже уволили, – подвел итог главный врач. – И в хорошее место она вряд ли теперь устроится. Наш круг узок, репутация бежит впереди тебя.

Вера вернулась домой – в теперь навечно пустую квартиру. Помочь-поддержать некому. Родители отдалились окончательно – даже на похороны не приехали. Подруг и личной жизни она не завела – все силы отдавала, чтоб создать комфортную атмосферу брату. Как унять сердечную боль?

Первым делом она решила подать иск на Клинику ментального здоровья. Юристы выслушивали ее историю, кивали сочувственно – но ни один за дело не взялся. Дружно утверждали: дело тухлое.

Вера написала в Роспотребнадзор, в санэпидстанцию, в налоговую, в Минздрав. Клинику ментального здоровья по ее сигналам тщательно проверяли и даже находили некоторые нарушения, но закрывать чертово учреждение никто не собирался.

Вера оставляла везде, где только возможно, отрицательные отзывы, только и это не особо помогало. Медики отслеживали ее наветы, активно отбивались – и грозили ответными исками за клевету.

Тогда она решила сосредоточиться на Кассандре. Убивать – и самой идти в тюрьму – было страшно, но портила гадине кровь с удовольствием. Тем более что увольнение из клиники никак Кассандре не повредило: почти сразу вышла замуж. Супруг для нее начал особняк строить.

Вера страшно бесилась. И когда Бардин стал знаменитым, одной из первых вступила в его фан-клуб. Являлась там главным Касиным хейтером. Постоянно подпитывала форум гадкими новостями и мерзкими детальками про свою врагиню.

Любила ей ночью звонить – с редких таксофонов, что еще оставались в городе. Знала адрес особняка, где отставная медсестрица проживала со своим актерчиком, и однажды порезала колеса, а потом подкинула под дверь мерзкую посылочку.

Но легче не становилось, горе не ослабевало. Оставалось лишь топить его в спиртном. Раньше Венька (сам непьющий) для нее «ограничителем скорости» был. Постоянно долдонил сестре о том, что вся прелесть выпивки – в атмосфере, в хорошей закуске, в минимальности и контроле над эйфорией. Брат морщился, когда они проходили мимо компании сильно выпивших. Категорически отказывался садиться в ее машину, если Вера позволяла себе выпить хоть глоток пива. Уверял: жизнь одна, поэтому надо себя беречь.

Она считала: Веня перебарщивает, но уважала его правила. Но с тех пор, как брат – вопреки всем своим убеждениям – перечеркнул собственную жизнь, оснований соблюдать их у Веры вообще не осталось.

Только водки вскоре стало не хватать. Сначала добавилась «травка», потом подключились таблеточки. Кокс. Дальше были «герыч» и даже «крэк». Когда приход накрывал с головой, представлялось: Веня жив, он рядом, в соседней комнате. А когда недобирала – шла в его пустую комнату и начинала безутешно рыдать.

Сидеть над водкой в пустой кухне совсем тоскливо, она начала ходить в ближайший бар и быстро нашла собутыльников. Народ был ей под стать – еще не опустившийся, но надломленный. Не дружили, особо не откровенничали, Вера даже по именам знала не всех – но пить в компании оказалось куда приятнее.

Собирались в различных питейных заведениях неподалеку от ее дома. Начинали культурно – с вина и караоке. Но очень быстро в ход шли водка с коньяком, начинались пьяные объятия, слезы и танцы. Официанты грозили полицией, и тогда компания срывалась к кому-нибудь домой. А дальше – как пойдет. Когда сладкий секс, когда без кошелька и с фингалом вернешься. И обвинить некого – сама напивалась до положения риз, а народ в компании постоянно менялся.

Алкогольные ночи происходили все чаще, якорей, что держали на плаву в нормальной жизни, оставалось все меньше. Несколько раз у Веры случались провалы в памяти. Однажды, прочухавшись, обнаружила, что лежит в постели голая (ничего в принципе нового). Но обнимал ее не мужик, а незнакомая девица, и рядом валялась игрушка для сексуальных утех.

Тогда – за день до похорон брата, когда Веру вытащили пьяной из-за руля, – она пообещала себе никогда не водить машину под газом и тем более под кайфом. И долгое время перед тем, как собиралась налить себе первую рюмку, убирала подальше ключи от любимой машины – «Ниссана Мурано» с красивым тигром-аэрографией на боку. В бар всегда добиралась пешком или на такси.

Но однажды шел дождь, и она решила: поеду за рулем, а потом «трезвого водителя» вызову. Но вечеринка закончилась совсем поздно. Таксисты от компании пьяных шарахнулись, «трезвый водитель» запросил огромную сумму, и Вера залихватски пригласила собутыльников в свой «Ниссан». И, пусть виляли, добрались нормально – ни во что не врезались, гаишникам не попались.

Вера много раз слышала, что время – лучший лекарь. Но брат никак ее не отпускал. Или это она его не отпускала? Уже и лицо Венички стерлось в памяти, но она по-прежнему мечтала, как отомстит за его смерть, и продолжала предаваться саморазрушению.

Тем более что под кайфом являлись ей красивые, вдохновляющие картины. Как проклятая медсестра Кассандра падает из окна с высокого этажа – и летит, летит вниз, пока не размазывает ее об асфальт. Как заболевает дурной болезнью и ходит, обернув лицо платком и скрывая провалившийся нос.

Объявили карантин, бар закрылся, но вечеринки не закончились. Вера давно не удивлялась, когда в дверь ее квартиры звонили и на пороге показывался незнакомый человек. Совсем посторонних не пускала, а если кто-то из своих да в пакете бутылки звенят – запросто.

И накануне, она помнила, веселуха в ее квартире началась прямо с утра. Павлуха притаранил абсент, Джамиль принес травки, потом еще что-то вкусное появилось. Сидели дружно, никто на себя одеяло не тянул, не рыдал, в драку не лез.

Веру очень быстро сморило, и слетала она в красивое, яркое путешествие. Видела там зверей диковинных, деревья с живыми листьями – они улыбались, гримасничали, хихикали. И Кассандра ненавистная показалась – в гробу. Лицо бледное, щеки запали, и снежинки на мертвое лицо падают и не тают.

Приятно. Вера проснулась с улыбкой, сладко потянулась, скосила глаза – не осталось ли возле постели недопитой стакашки, чтоб еще больше поднять настроение?

Но вместо живительной алкогольной влаги увидела: на полу валяются ключи от «Ниссана», а рядом, все в пятнах крови, – портмоне с документами на машину.

* * *

Вера Власова проживала на Мартеновской улице – в странном квартале, где безо всякой системы мешались дряхлые пятиэтажки и помпезные новостройки.

«Ниссан» с вычурным тигром на левом боку Дима увидел сразу. Припаркована машина была небрежно, двумя колесами на газоне.

Полуянов вбежал в подъезд и позвонил в дверь. Отворила ему высокая, сильно похмельная, с тоскливыми глазами женщина.

– Вера Власова? – строго спросил он.

Она взглянула затравленно:

– Вы из ГАИ?

Дима удивился:

– Почему так решили?

– Я… я вчера пьяная была и, похоже, на своей машине ездила куда-то, – прошептала несчастная.

– А конкретнее?

– Я… я не знаю. Не помню.

Она расплакалась. От нее противно пахло перегаром и еще чем-то терпким, химическим. Дима догадывался – какой-то наркотик.

Власова на ногах стояла с трудом, перетаптывалась, держалась за стенку. Это утром-то! А какова же она ночью была?!

– Что вы употребляли? – строгим тоном спросил Полуянов.

– Не помню, – отозвалась она слабым голосом. – Но трип вышел знатный. Меня еще днем срубило, дальше не помню ничего. Боюсь только: вдруг я правда каталась?

– Вы садитесь за руль в таком состоянии?

– Вообще-то нет. Но мало ли?

Она опустила голову и спросила:

– У меня машина «Ниссан» с аэрографией. Вы ее сейчас видели во дворе? Цела?

Отвечать Дима не стал. Медленно произнес:

– Вчера ночью была убита Кассандра Бардина.

– Нет, нет! – В глазах женщины полыхнул ужас. – Этого не может быть! – И потом вдруг: – Я не знаю никакую Кассандру!

Она прислонилась к стене и начала сползать на пол. А Дима увидел – на полочке для обуви стоят женские кроссовки большого размера. В грязи и засохших капельках крови.

* * *

Полуянов вернулся домой с ощущением, будто сам совершил не поездку по делу, а настоящий наркотический «трип».

Вера Власова не отпиралась, не пыталась прятать кроссовки или выбрасывать заляпанное кровью портмоне, не отрицала, что желала Кассандре смерти. Но упрямо повторяла:

– Не ездила я никуда! С утра загуляли, к обеду меня сморило уже. «Улетела» в своей кровати – в ней и проснулась.

– С кем вчера употребляла?

– Да много кто был. Реваз. Павлик. Кто-то уходил, приходил…

– А кто угощал?

Она взглянула тоскливо:

– Мне какая разница? Наливают – пью.

– Что пила?

– Коньяк сначала. Потом «дорожку». Может, еще что было. Если меня понесло – все, тормозить уже не могу. И ничего не помню.

– Ты на учете состоишь?

– Нет. Я ж не буйная. Да и друзья помогают.

– Как они тебе помогают?

– С окна сняли – когда прыгать собиралась. Бритву отобрали, чтобы вены не порезала.

– Почему ты к врачу не обращаешься?

– Бесплатный в психушку запрет, – вздохнула она. – А на платного денег нет.

И смотрит глазами печальной собаки.

– Можешь мне телефоны своих собутыльников дать?

– Откуда у меня телефоны? Я не звоню – сами приходят. Мало у кого свое жилье есть. Пашка с предками живет. Реваз – в общаге при рынке.

– А враги у тебя есть? Подумай: кто тебя мог подставить?

Верочка хмыкнула:

– У меня враг только один был. Кассандра.

– Полицейским только этого не говори, – посоветовал Дима и покинул пропахшую алкоголем и нечистотами квартиру.

Когда выходил из подъезда, увидел – во двор влетели три полицейские машины. Служители закона тоже желали допросить владелицу «Мурано» с аэрографией.

А Полуянов – почти со страхом – подумал: «Что же за противник у меня? Против кого я играю?!»

* * *

Телевизионщики будто сговорились не травмировать зрителей – невестку с размозженной головой показывали только издалека и мельком. У Ольги Петровны никак не получалось от души насладиться картинкой: как ненавистная Кася смотрит в небытие, и ее алая, ядовитая кровь изрисовала подушку багровыми брызгами.

Со смертью Кассандры пожилая женщина впала в странное, похожее на анабиоз состояние. Ей было лень двигаться, лень думать. Гибель самого близкого человека, наконец, перестала жечь сердце каленым железом, обратилась в тупую тяжкую боль. На Ольгу Петровну накатили усталость, равнодушие. Она сидела в кресле и смотрела на фотографию сына.

Саша беспечно улыбался, а ей больше всего хотелось впасть в забытье, чтобы любимый сын пришел к ней во сне, протянул руку и забрал с собой. Ольга Петровна не знала, как выглядит рай, но почему-то казалось: он похож на Ялту. И там всегда сладкий, летний вечер, пахнет морем и вареной кукурузой, и шестилетний Сашка мчит по набережной на детском автомобильчике, а она бежит рядом, и свежий ветер треплет волосы, а небо полно ярких августовских звезд.

На земле удерживало лишь одно – Сашу надо похоронить. Ну, а дальше – она найдет возможность уйти за ним. Пусть даже не будет рая – на земле, в аду, одна она оставаться тоже не могла.

Несколько раз звонил телефон. Ольга Петровна равнодушно взглядывала на определитель. Следователь. Журналист Полуянов. Соседка. Бывшая коллега. Опять следователь. Они ее, что ли, хотят в убийстве Кассандры обвинить?

Женщина выключила у аппарата звук, откинулась в кресле и прикрыла глаза, пытаясь снова вызвать в памяти Ялту, набережную, лето, маленького и веселого Сашеньку.

Но на этот раз позвонили в дверь. Да куда же деваться от них всех?! Она тяжело поднялась, вышла в прихожую, распахнула дверь. На пороге стоял журналист Полуянов.

Еще вчера она все готова была отдать, чтобы его увидеть. Надеялась: в связке с ним прижмут к стенке ненавистную Кассандру. Выведывала адрес, изнывая от нетерпения, караулила у дома, надеялась: вот человек, который взбаламутит стоячее болото. Но Дмитрий оказался ничем не лучше тех, кто вел следствие официально. Она принесла ему уникальную, удивительную информацию – а он, как и все они, поторопился от нее как можно скорее избавиться.

И о чем говорить с ним сейчас?

А парень еще и улыбается нахально:

– Ольга Петровна. Чем платить будете?

– Что-о?

– Как что? – не растерялся он. – Я вам алиби обеспечил. Угостите хоть чашкой чая в благодарность.

Она поморщилась:

– Какое алиби, о чем ты?

– Зря вы так легкомысленно, – укорил журналист, – следствие прекрасно знает о вашем отношении к невестке. Первой подозреваемой считали. Поэтому вам очень повезло, что я подтвердил: в момент смерти Каси вы находились у моего дома и разговаривали со мной.

Она улыбнулась презрительно:

– Ты меня шантажировать пришел?

Полуянов принял кроткий вид:

– Мне бы только чайку. И пару вопросов задать.

Она потянулась закрыть дверь, и журналист торопливо сказал:

– А я у вашего сына интервью брал за день до его гибели. Больше четырех часов отсняли, хотя в передачу только сорок минут вошло. Саша там и про вас говорит так хорошо! Я диск принес.

Ольга Петровна тоскливо улыбнулась. Сашенька у нее такой же был – ластился, когда ему что-то нужно было.

Она велела:

– Иди в комнату и давай свои вопросы. Быстро и без всякого чая.

Он поспешно юркнул в квартиру, взглянул жалостливо на Сашин портрет с черной лентой, на рюмку, накрытую хлебом, и пробормотал:

– Ольга Петровна, я ничем не могу облегчить вам боль. Но знаете… я потерял маму, когда был совсем молодым [14]. Она погибла трагически – ее убили. Но мама до сих пор ко мне приходит. Я вижу ее в счастливых снах. А совсем недавно она спасла меня от смерти. Хотя сама давно погибла [15].

– Это как? – поневоле заинтересовалась Ольга Петровна.

– Я обязательно вам когда-нибудь расскажу, – пообещал журналист. – Но сейчас нам надо поговорить о Касе. Скажите, у нее были враги – кроме вас?

Ольга Петровна удивилась:

– Так по телевизору говорят: ее Верка убила.

– Почему вы называете ее Верка? Знакомы?

– Нет, но историю гибели ее брата я выяснила давно, – горько усмехнулась женщина. – Когда Саша и эта… только что поженились. Я рассказала сыну, что его жена спала с парнем, давала ему надежду, потом бросила, а он от безысходности покончил с собой. Но Сашеньку это не смутило.

– А лично с Верой вы встречались?

– Нет. Никогда.

– Машину Власовой видели у дома, где убили вашу невестку. На ее обуви – грязь, идентичная той, что во дворе. И документы на машину – в крови. В крови Кассандры.

Ольга Петровна равнодушно отозвалась:

– Обо всем этом говорили по телевизору.

– Так, значит, Касю убила она?

– Не знаю. Главное, что ее убили.

– У Каси были друзья? – неожиданно сменил тему журналист.

– На ее друзей мне плевать, – с ненавистью отозвалась Ольга Петровна.

– Но все-таки: они были?

– Кому может быть интересна Кассандра? Только самцам, падким до молодого тела.

– Она дружила со своей двоюродной сестрой…

– Не верю я в эту дружбу. Полагаю, просто повод. Вырваться в Питер – и от души там гульнуть.

Но Дмитрий не унимался:

– Ольга Петровна, ну, пожалуйста! Я знаю: вы хотели избавить Сашу от Каси. Целенаправленно наблюдали за ней, собирали информацию. Неужели ни разу не заметили ничего необычного, подозрительного?

– Да зачем эти расспросы?

– У несчастной пьяницы Верочки в крови больше трех промилле плюс наркотики. Как в таком состоянии можно проехать за рулем в общей сложности сто километров, убить и благополучно вернуться домой? Ни одного нарушения правил и на машине ни царапины?

Ольга Петровна молчала.

Дима поднажал:

– Ваша мечта сбылась, Кася мертва. Я понимаю, вам все равно. Но мне нужно выяснить, кто ее убил. Вы знаете невестку как никто. Наверно, бывали в теннисном клубе, где она играла? – взглянул он вопросительно.

– Да… Я была там несколько раз.

– Ваша невестка занималась с тренером. Играла на счет с Ниной Щегловой, с Денисом Ивашовым. С кем еще?

– Были еще какие-то девки, но они меня не интересовали.

– А мужчины?

Лицо женщины перекосила гримаса:

– Кассандра хитрая, с администраторами дружила. Ее, похоже, всегда предупреждали, что я в клубе, поэтому при мне она ничего такого себе не позволяла. А против того, что она просто играет с мужчинами, Саша не возражал.

– Но, может, вы сопровождали ее куда-то еще? – с надеждой спросил Дима. – Когда она ходила по магазинам? Или, может, в косметический салон?

– Я ненавидела ее, – тихо произнесла Ольга Петровна. – И будь у меня реальный компромат – немедленно предъявила бы его Саше.

– Но, может, просто видели что-то необычное? Что вас удивило?

– У Каси, как ни странно, была одна приличная подружка, – неохотно отозвалась Ольга Петровна. – Образованная, умная. Она приходила на свадьбу. Смотрелась там – в сравнении с остальными – человеком из другого мира. И потом они встречались, но не часто. Эта женщина – не знаю зачем – пыталась подтянуть мою невестку до своего уровня. И когда Кассандра говорила, что идет с ней на выставку Моне или на лекцию в Третьяковскую галерею – они действительно шли туда. Я проверяла.

– И как ее звали?

Ольга Петровна ответила.

– Как вы сказали? – поперхнулся Дима.

Женщина повторила.

– Вы уверены?

– Да.

– Но что у них может быть общего?

– Кася мне врала, что познакомилась с ней в теннисном клубе. Но я выяснила: встретились они совсем в другом месте.

* * *

Маргарита была одной из самых известных в Москве тусовщиц и на карантине неприкрыто тосковала.

В прежней жизни она посвящала светским мероприятиям минимум пять вечеров в неделю, жила ритмом большого города, миганьем иллюминаций и цветомузыки. Темные витрины, запертые кинотеатры и замершая светская жизнь нагоняли на нее настоящую тоску. Даже снова хотела в Клинику ментального здоровья лечь – да оказалось, что заведение тоже закрыли на карантин.

Проклятая китайская болячка! Маргарита про нее под различными соусами – у Малышевой, у Могилева, во всех новостях – уже просто слышать не могла.

На форуме фан-клуба Бардина она тусовалась, чтобы хоть здесь чем-то другим пожить. О смерти артиста особо не переживала. У звезд судьба такая – внезапно воссиять и быстро кануть (не важно, умереть или просто сойти с орбиты). Погиб – и погиб, нового зажгут, мало ли красавчиков. Но читать поклонниц хотя бы интересно. Движуха. Переругиваются, версии строят. И ни слова про антитела, ПЦР и потерю обоняния.

Артиста Бардина Маргарита знала лично. Их объединяла не то чтоб очень страшная, но общая тайна – оба лечились в одной психушке. Впрочем, заведение считалось элитным, диагнозы у обоих не опасные, богемные, и вообще половина светской Москвы там побывала, поэтому стыдиться нечего. Когда пересекались на тусовках, Бардин улыбался:

– Еще больше постройнела! Опять на петрушке сидишь?

– А ты-то как? Ногти грызть перестал? – подкалывала она в ответ.

Он веселился:

– Мне теперь по контракту нельзя! Отпуска дождусь – погрызу всласть.

Превращение Бардина из скучного интеллигентного Гамлета в востребованного сериального актера случилось у Маргариты на глазах. Она сама актерских амбиций не питала, но к Александру приглядывалась с интересом: как это ему удалось?

Тусовалась давно, звезд на ее глазах зажглось изрядно, и абсолютное большинство к славе пришло кривой дорожкой – продавали все, всех и себя. А Бардин (как ни старалась Маргарита выяснить обратное) взобрался на Олимп честно. И даже когда дошел до уровня, когда можно созвать в свой гостиничный номер хоть с десяток поклонниц разом, своей жалкой супруге Касе не изменял.

Ее Маргарита тоже знала. Когда впервые увидела, решила: просто кукла – глупая и беспринципная. Главврач специально взял – чтоб эротические потребности пациентов удовлетворять.

Но потом пригляделась внимательнее и поняла: у медсестрички талант, очень в наше время редкий. Маргарита сама много раз в жизни пыталась смотреть на мужчину, как на бога – но ей куда больше нравилось быть богиней самой. И если кто-то из кавалеров брался ей свою жизнь описывать или жалобы изливать, кивала, конечно, но не чаяла, когда скучища закончится. А Кассандра – та не просто притворялась, но именно растворялась в том, кого хотела соблазнить. Плюс имела еще миллион кошмарно устаревших, но почему-то милых мужскому сердцу умений: пироженки пекла, цветочки вышивала, плечи разминала – старалась от души.

В последние пару лет Бардин на светских мероприятиях появлялся в основном без Каси. Но романов вроде бы не крутил и о своей медсестричке всегда отзывался пусть несколько снисходительно, но с теплотой в голосе. Поэтому сейчас Марго никак не могла понять: с чего вдруг Касе убивать своего бога? Даже от скуки вступилась за медсестрицу, когда ее на форуме преступницей клеймить начали. Пыталась объяснить прочим участницам: никогда наложница не поднимет руку на своего короля.

А сегодня на форуме еще круче – настоящий криминальный сериал начался. Почти как в сказке: жили счастливо и умерли в один день.

Маргарита, когда узнала о Касиной смерти, тоже опешила. Выпила одинокий мохито за помин невинно убиенной души и – вместе со всеми – начала гадать над мотивами и личностью преступника.

Она как раз просматривала форум и попивала второй мохито, когда в электронный почтовый ящик шлепнулось письмо:



– Дорогая Маргарита! Меня зовут Надя, и вы мне очень помогли, когда подсказали название клиники, где работала Кася. Я не объяснила вам вчера, зачем мне это было нужно. Сейчас готова признаться: я собирала на нее компромат. Дело в том, что мой муж Дмитрий Полуянов, журналист «Молодежных вестей», попал под ее чары. Он тайно привез Касю в дом, принадлежащий мне. Именно там ее и убили. Тело Кассандры обнаружила я и теперь нахожусь под подпиской о невыезде, меня подозревают в убийстве из ревности. Поэтому для меня крайне важно выяснить, кто преступник. Вдруг вы сможете мне помочь? Пока в смерти Каси также подозревают Веру Власову. Но я полагаю, что убил кто-то другой, и следствие скоро в этом убедится. Как мне тогда оправдываться? Возможно, среди тех, кто имеет отношение к Клинике ментального здоровья, у Каси были еще недоброжелатели? Я хотела сама туда съездить. Но оказалось, что из-за коронавируса клиника закрыта на карантин, большинство пациентов выписаны, почти весь персонал в отпусках, главный врач от встречи категорически отказывается. Не можете ли вы мне помочь еще раз?

Я знаю, что из-за Каси покончил с собой молодой художник Вениамин. Но я не верю, что к смерти Каси причастна его сестра.

Очень жду вашего ответа,

Надя.



Марго хмыкнула, сделала глоток мохито. Касю прямо роковой женщиной хотят представить! Бардина – окрутила. Веничку – погубила.

Но, правда сказать, на медсестру и главный врач слюни пускал, и матерые шоумены – не чета безвестному тогда Бардину. А прочие девки – что сестры, что врачихи молодые – Касиной популярности завидовали, злились, так что теоретически много кто мог затаить зло.

Однако Маргарита сомневалась, что месть можно лелеять долгими месяцами. Ну, послали тебя, или ты сама позавидовала, так обидься или выскажись! Или ударь, даже убей – но сразу. Зачем же четыре года ждать?

Поэтому она не верила и в то, что обкурившаяся Веничкина сестра вдруг молотком взялась махать. Но перечислить фамилии не жаль. Чего бы не помочь неведомой Наде?

Маргарита перетряхнула все закоулки памяти и составила целый список. Уже хотела отправить письмо, но не удержалась и приписала постскриптум:



– Надя, по-моему, искать убийцу в давнем Касином прошлом – это неправильный путь. Вам нужны те, с кем она общалась (любилась или ссорилась) совсем недавно. Я, к сожалению, тут вам помочь не могу. Мы с ней не дружили и вне клиники не общались. Но месяца три назад, в конце января или в феврале, я встретила Касю в ресторане «Икра». Она обедала с женщиной. Я специально прошла мимо, прислушалась, о чем они говорят. Обе увлеченно обсуждали какую-то занудную лекцию в Третьяковской галерее. В Касиной приятельнице я узнала довольно известного светского персонажа. Еще очень удивилась: где они могли познакомиться? А потом вспомнила. Касина подруга – как и я, и Саша Бардин – тоже лечилась в Клинике ментального здоровья.

* * *

Умирать не хотелось, но ситуация обернулась так, что другого выхода не было. Слишком много необдуманных действий, ошибок. Чем ждать, пока тебя начнут прессовать, – лучше полыхнуть самой. Чем ярче, тем лучше.