— Ты вообще пугливая.

— Ну да.

— И что он сделал?

— Подшутил надо мной в подвале. У меня тут стиральная машина стоит, ну, ты знаешь. Я спустилась с полной корзиной белья, как обычно, в своих мыслях, и он меня напугал. Повесил на стену за дверью страшный рисунок — ну и рожа, просто жуть.

Фалк оцепенел. Внезапно ему все стало ясно. Именно из-за того, что он боготворит свою дочь, самым страшным наказанием для него будет ее боль. В панике у него в голове пронеслась всего одна мысль. Машина все так же стояла возле полицейского участка. И у него в кармане лежал ключ.

Глава 79

Рино смотрел на тело, лежащее на постели, пытаясь представить себе ту нечеловеческую боль, которую испытывал несчастный все эти месяцы. Не было на свете большей несправедливости, чем та, с которой ему пришлось столкнуться. Медсестры назвали его Героем, потому что он боролся за жизнь тогда, когда другие бы сдались. Они и знать не могли, что их собственная начальница травила его, что насилие продолжалось здесь, в пансионате.

От слабого бурлящего звука Рино вздрогнул. Дрожа, он прижал палец к шее Боа, выбрав место между обожженными участками. Есть пульс! Рино выбежал в коридор, наткнулся на какую-то медсестру и закричал, что Герой умирает. Прибежали несколько медсестер, кто-то сказал, что нужно позвать заведующую.

Стоя и наблюдая за суматохой, за мечущимися по палате медсестрами, Рино заметил форменную куртку, брошенную за дверью. Он поднял ее и, не успев прочитать имя на значке, узнал запах духов. Заведующая все предусмотрела на случай, если Герою все-таки удастся что-нибудь сообщить.

Глава 80

Фалк мчался, как сумасшедший, не сбавляя скорость, хотя сильный ветер бросал машину из стороны в сторону. Сам он не причинял Астрид Клевен зла, но он был там в тот день, когда Боа совершил свой садистский крестовый поход, ходил кругами, не пытаясь ему помешать. Значит, он тоже виновен, пускай и невольно.

Сестра Астрид наказала Боа самым ужасным способом, и все это время она знала, какая боль станет для Бергера Фалка самой невыносимой: если с его дочерью что-нибудь произойдет.

Он приказал Сандре закрыть все двери и вооружиться тем, что попадется под руку. Он знал, что сестра Астрид направилась к ней. Когда он наконец затормозил у дома дочери, страх потерять Сандру стал невыносимым. Стекло во входной двери было разбито, и он ворвался внутрь, выкрикивая ее имя. Не успел он услышать ее ответ, как был сбит с ног. На мгновение мир вокруг превратился в хаос, но затем все встало на свои места. Кто-то выскочил из двери, и в тот же миг стены содрогнулись от отчаянного крика его дочери.

— Сандра, где ты?

— Папа, о господи!

— Что она тебе сделала? — Он попытался встать, но снова упал на пол.

— Боже, что происходит?

— Отвечай! Что она тебе сделала?

— Ничего. Она бормотала что-то о том, что ты лишил жизни ее сестру, а потом зарыдала.

— Запри дверь.

Он поднялся на ноги и шатаясь вышел из дома. Сочившаяся из раны во лбу кровь заливала один глаз. Ниже на холме Фалк заметил какую-то фигуру. Это была она. Ему стоило бы остаться у дочери и вызвать подкрепление, но она пыталась навредить Сандре, и от ярости он бросился к ней.

Она перелезла через забор и пропала из виду, но затем он увидел, как она пересекает дорогу рядом с магазином «Кооп». Несколько раз ветер чуть не сбил его с ног, но он двигался дальше. Сквозь стену дождя Фалк заметил, как она спускается по размытому холму. Несколько раз она поскальзывалась на мокрых камнях, затем внезапно остановилась и обернулась к нему. Она стояла, широко расставив ноги, на невысоком валуне, тяжелые волны бурлили вокруг. Несмотря на разделявшие их пять метров, разглядеть лицо было трудно.

— Ты мог это остановить! — крикнула она, и ветер чуть не сбил ее с ног.

Он покачал головой, слова застряли в груди. Мог ли он?

— Ты был там, и ты позволил ему сломать ей жизнь!

— Я не знал, — конец фразы исчез в порыве ветра.

— Ты позволил этому случиться.

Он снова покачал головой.

— Ты все знал!

— Все закончилось, — он опустился на одно колено на скользкий камень.

— Это никогда не закончится, Бергер. Никогда.

— Я не знал.

— Ей так плохо, — слова утонули в рыданиях, и она снова потеряла равновесие.

— Сядь! — закричал Фалк, но слишком поздно. Бешено размахивая руками, Ингрид Эйде соскользнула между двумя валунами и исчезла из вида.

Он что было сил бежал по скользким камням и успел увидеть, как она отчаянно силится выбраться. Ему оставалось пройти всего несколько шагов, но ее затянуло на глубину. Он видел, как ее голова, словно поплавок, всплывает в бушующих волнах, но затем ее накрывало снова. Несколько раз ее относило от него, но в конце концов ему удалось ухватить ее за куртку. Он с силой потянул на себя, а Ингрид зацепилась за камень, и наконец ему удалось вытащить ее на берег. Она лежала на животе, содрогаясь от рыданий.

— Я не смогла, — прорыдала она.

— Уберечь ее?

Ему нужно было что-то сказать ей, но он не мог подобрать слова.

— Я ее подвела. Я ее подвела.

— Мы все ее подвели, — сказал он и помог ей подняться.

Глава 81

Он дышал неровно и прерывисто. От новых капель кислоты образовались язвы, и все-таки он не дал себя убить.

— Вы слышите меня? — прошептал Рино.

Ответом ему стал изменившийся ритм дыхания.

— Вас переведут в больницу, как только шторм немного утихнет. Кошмар закончился, — Рино поставил стул поближе к кровати и сел. — Я все знаю.

Лежащий на кровати человек постарался повернуть голову в его сторону.

— Мы нашли скелет вашего брата в Винстаде.

Дыхание все так же прерывалось.

— Мы провели экспертизу скелета, ведь повреждений было слишком много. Но кое-что в отчете эксперта меня смутило. Над Руалем издевались много лет, и сегодня можно установить время даже самого маленького перелома. В данном случае все указывает на то, что переломы произошли в одно время. Я связался с судмедэкспертом и сообщил ему, что Руаль Стрём страдал от ювенального артрита. Он сказал мне, что у скелета нет следов подобного заболевания.

С кровати раздался жалобный стон.

— Женщина, у которой вы сняли дом, сказала, что вы показались ей немного заторможенным. Я подумал, что подобная медлительность может быть вызвана заболеванием опорно-двигательного аппарата в детском возрасте.

Человек поднял руку в знак того, что хочет что-то сказать.

— Вы не Боа, но одним богам известно, как вы пострадали из-за его проступков. Вы — Руаль Стрём, мальчик на инвалидной коляске.

Короткие, приглушенные всхлипы испугали Рино, но вскоре дыхание выровнялось.

— Вы решили использовать свой шанс, вернувшись домой. Конечно, вы думали, что вас никто не узнает, какое-то время так все и было. Но те, кто узнал вас, решили, что вы Боа. официально ведь пропал именно он, — Рино смотрел на свои колени. — Пожар, видимо, застал вас врасплох, ведь вы никому не успели раскрыть свою настоящую личность. Тогда вы могли бы уберечься. О Руале все отзывались хорошо. А вот о Боа.

Рино встал и отвернулся от кровати. Он знал: перед ним лежит Руаль Стрём, который с самых малых лет был жертвой, и оттого смотреть на последствия пожара было еще тяжелее.

— Письмо, — сказал он, прочистив горло, — вы хотите, чтобы я отдал его Алине?

Хотя лицо было обожжено и лишено мимики, Рино показалось, что человек покраснел.

— Я знаю, кто это, — сказал он и осторожно похлопал Руаля Стрёма по плечу.



Ветер немного стих, но дождевые облака все так же тяжело нависали над морем, и к тому времени, когда я выкопал его, я насквозь промок. Он лежал так же, как и две недели назад, когда я бросил его здесь. Почему-то я думал, что он вертится там, под землей, ожидая, когда лопата высвободит его. Я стоял и смотрел на погребенного. Когда в нем зародилась ненависть? Я чувствовал, что он хотел избавиться от меня всю мою жизнь, и это желание скоро должно было осуществиться. С того дня имя Руаля Стрёма включили в список тех, кто упокоился во фьорде.


Прежде чем снова накрыть его землей, я присел на корточки возле могилы и стал вспоминать. Оддвар глубоко спал. Первый удар пришелся на затылок, я услышал, как прервалось дыхание. Затем я взял самое глубокое ведро, которое только смог найти в нашем доме, заполнил его водой и поставил возле постели. Когда я опустил его голову в ведро, он казался совсем безжизненным. Никаких движений, никакого сопротивления. Я оставил его в ведре надолго, и когда вытащил голову из ведра, он уже не дышал. Годы издевательств закончились. Ведь то, что начал мой отец, тайком продолжил Оддвар. Отец был чаще всего пьян, когда бил меня, он даже не помнил, в каком состоянии оставлял меня. Я знал, что на следующий день, когда он видел мои синяки, его мучило чувство вины. Вот только он не знал, что большая часть из них были делом рук Оддвара. Я никогда не решался пожаловаться, Оддвар угрожал, что изобьет меня до паралича, если я кому-нибудь расскажу. Я оказался в ловушке. Артрит мучил меня, иногда боли были настолько сильными, что я был прикован к инвалидной коляске. А когда не был, на дело выходил Оддвар, он как будто не переносил те дни, когда я был таким же, как и он сам. В глубине души я знал, что он не успокоится, пока я не сяду в инвалидную коляску навсегда.


Сначала папа думал, что Оддвар загулял на пару дней, но через некоторое время он начал подозрительно поглядывать на меня. Через три дня после исчезновения я увидел, что он сидит у постели Оддвара. Он перевернул матрас так, что стали видны пятна крови. Я пытался что-то наврать, но он видел меня насквозь, и не успел я оглянуться, как выложил ему всю правду.


Он воспринял новость лучше, чем я опасался, но был уверен, что должен выкопать Оддвара. Что-то его удерживало. Если бы правда когда-нибудь всплыла, он бы лишился обоих сыновей, я видел, что он мучительно пытался придумать, что же ему предпринять. Но однажды он сказал, что другого выхода нет, нужно сообщить ленсману о случившемся.


Несколько дней я мучился от ожидания неизбежного. Каждый раз, когда приставал паром, я замирал, ожидая увидеть ленсмана, поднимающегося по причалу. Взгляд папы оставался таким же, он выражал отчаяние и решимость. Вот только успел ли он на самом деле заявить на меня в полицию, я так и не узнал. Потому что в тот же вечер разыгрался шторм.


Стоя на коленях возле его могилы, я в последний раз посмотрел на брата. Все мои силы ушли на то, чтобы перевезти его сюда на тачке. Артрит мучил меня не так уж сильно, но мне приходилось останавливаться каждые десять метров. Прекрасно понимая, что я все еще в опасности, я снова принялся его закапывать. Под конец видна была только голова. Он лежал там, одинокий, всеми покинутый, и мне впервые стало жаль его. Поэтому я отдал ему самое дорогое, что у меня было: я положил к нему в могилу игрушку, которую сшила мне мама.



Глава 82

Руаль Стрём слышал свист работающего пропеллера. В любой момент его могли вывезти из машины скорой помощи, чтобы отправить на вертолете в Трумсё. Йориль сидела возле него с самого утра. Он ощущал такое спокойствие, какого не испытывал уже много лет. К нему пришло понимание: то, что произошло, было предопределено судьбой, ну и все-таки его дни закончатся не в пансионате.

Он убил своего брата, и за это ему пришлось расплачиваться за его злодеяния. Сначала он и не догадывался, за что на него обрушились все эти беды, но затем до него дошло очевидное: так как, по официальной версии, исчез именно Боа, никто другой и не мог вернуться обратно. Они оба унаследовали внешность матери и были очень похожи. Конечно, он знал, что Оддвара все вокруг ненавидели, и когда слухи об изнасиловании доползли до него, Руаль ни на секунду не сомневался, кто был виновником. Взгляд, которым позже наградил его Оддвар, подтвердил его опасения. Это было бессловесное признание брата брату, признание, от которого сквозило извращенной гордостью.

— Они готовы, — голос Йориль дрожал от сдерживаемых слез.

Ему так хотелось рассказать ей о том, как он ценит ее заботу, что она была единственным лучиком света, помогавшим терпеть нечеловеческие боли, но он не мог этого сделать. Вместо этого он поднял руку. Она взяла ее и осторожно погладила обожженную ладонь.

— Я приеду и навещу вас в больнице. И прослежу, чтобы о вас там заботились самым лучшим образом, — она приложила палец к его лишенному губ рту. — И однажды мы поговорим. Обещаю.

Дверь машины открылась, порыв холодного ветра хлестнул его. Он представил себе ее. Золотые волосы до плеч развевались на ветру. Она улыбнулась ему ясными глазами, полными слез, ее улыбка говорила, что она намерена выполнить свое обещание. Однажды они поговорят обо всем, что случилось.

Глава 83

Бергер Фалк сидел на том самом камне, о который разбилась «Мазда» Кристине. Его жену нашли зажатой между сиденьем и рулем, и врач сразу же установил, что смерть наступила мгновенно. Эта мысль его утешала. Но чувство, что что-то не так, не давало ему покоя. В самые темные времена он думал, что Кристине сделала это намеренно, нажала на газ перед поворотом и направила машину прямо в обрыв. Именно поэтому он настоял на вскрытии, надеясь, что эксперт найдет что-нибудь, что освободит его от чувства вины.

Однако вскрытие показало лишь очевидное: смерть наступила в результате тяжелейших повреждений внутренних органов. Интуиция говорила ему, что Кристине стала первой жертвой Ингрид Эйде, а следующей должна была стать Сандра. Это месть за то, что он не вмешался и не предотвратил изнасилование ее старшей сестры.

Он поднял взгляд к горизонту. Если бы отец тогда не дал ему денег, заглушая свою совесть, если бы он не купил ту бутылку колы, он прогнал от себя эту мысль и встал. Ему придется начать жить заново. Ради Сандры, только ради нее. Он спустился с камня и поднялся вверх по склону. Не дойдя до шоссе, он заметил в траве между двумя камнями листок бумаги. Он был мокрый и чуть не порвался у него в руках, но текст все еще можно было разобрать.



ЭТО НЕ БОА. ТЕПЕРЬ Я ЭТО ЗНАЮ. НАВЕРНОЕ, ЭТО РУАЛЬ.

Глава 84

Дом престарелых стоял, окутанный мягким светом осеннего солнца. Один из постояльцев бродил, сгорбившись, по двору и искал что-то в траве. Заметив голубой «Вольво», он не сводил с него взгляд до тех пор, пока Рино не припарковался и не вышел из машины. Вежливый кивок, затем он снова сконцентрировался на неровностях ландшафта.

В коридоре пахло вареной капустой. Форикол[12], подумал Рино, решив, что старик ждал ужина. Медсестра лет двадцати, сильно накрашенная, с черными как смоль волосами, улыбаясь, направилась к нему.

— Вам помочь?

— Я бы хотел поговорить с Сёльви Унстад. Неуверенная улыбка.

— Сёльви…

— Я знаю, что ей трудно говорить. Я просто хочу кое-что ей рассказать.

Медсестра взглянула на часы.

— Мы будем ужинать через полчаса.

— Получаса мне вполне хватит.

— Как мне вас представить?

— Полицейский из Рейне.

Его проводили в комнату Сёльви Унстад. Медсестра наклонилась над пострадавшей от инсульта женщиной, лежащей на кровати с приподнятой спинкой.

— Хотите, чтобы кто-нибудь из нас остался с вами?

Сёльви Унстад взглянула на посетителя и покачала головой. Медсестра напомнила об ужине и вышла из комнаты.

Рино сел в кресло и улыбнулся старой учительнице, с ожиданием смотрящей на него.

— У меня для вас письмо, — сказал он и достал конверт из внутреннего кармана. — Он не успел отправить его.

Ее взгляд застыл.

–. до того, как с ним произошел несчастный случай.

Он не хотел скрывать от нее правду, но в то же время решил уберечь от самых ужасных подробностей.

— Сейчас он в больнице в Трумсё. Мы все надеемся, что однажды он сможет вас навестить.

Она открыла рот и попыталась что-то сказать, но слова утонули в потоке звуков.

— Именно из-за несчастного случая от него не было новостей. Он серьезно пострадал при пожаре и пока не может общаться.

По левой щеке Сёльви Унстад скатилась слеза.

— До пожара он успел написать письмо. Кому оно адресовано, я не знал, но, когда мои подозрения подтвердились — о том, что жертвой был Боа, а исполнителем Руаль, — я сразу же вспомнил о доброй заботливой учительнице. которой внезапно стало очень одиноко жить в Винстаде. Но мне понадобилась помощь старинной народной легенды, чтобы понять, как обстояли дела. Легенду сложили люди, попавшие в беду, для тех, кто попадет в беду, об острове, который всплывает из моря и дарит спасение потерпевшим кораблекрушение, — Рино взглянул на рисунок на стене. — На острове Утрест сыновья зажиточных крестьян, превратившись в бакланов, спасали избранных. Думаю, в то время он чувствовал себя так же. что вы спасли его, когда он так нуждался в помощи.

Сёльви Унстад опустила взгляд.

— Алине, — сказал он и перевернул конверт. — Чтобы подтвердить мои мысли, я позвонил Халварду Тофтену, который поведал мне, что у любимой всеми Сёльви Унстад было еще одно имя. Прошерстив старые документы, я в конце концов выяснил: Алине.

Пожилая учительница вытерла слезу.

— Он сбежал к вам, ведь вы знали, в каких нечеловеческих условиях ему приходилось жить, и что-то подсказывает мне, что именно поэтому вы уехали из Винстада, и что с тех пор он жил с вами под другим именем. Сменить личность не так уж и сложно, особенно если на это есть причина, как и скрыть свое настоящее имя из открытых реестров. Но, конечно, для начала нужно было решить, от какой личности избавляться. И вы решили утопить Руаля Стрёма во фьорде. В этом случае он обретал свободу. Кого вы возродили, я могу только догадываться.

— Знала.

Рино придвинул кресло плотнее к кровати.

— Вы знали?

Учительница кивнула.

— О том, как он жил?

Снова кивок.

— И о том, что он сделал?

Сёльви Унстад пыталась сдержать слезы, затем пробормотала что-то, но этого он не разобрал. Он наклонился ближе, и она попыталась снова. В этот раз Рино, похоже, понял ее слова и повторил:

— Оддвар издевался над ним?

Она кивнула.

— Оддвар умер в ту ночь?

Она снова забормотала.

— За несколько недель до той ночи?

То есть Боа был уже мертв, когда разразился шторм. Рино понимал, что очень многого о случившемся той ночью не знает, но все указывает на то, что у Руаля кончилось терпение. Убив брата, он инсценировал свою собственную смерть и укрылся у единственного человека, которому доверял.

— Он вернулся, потому что вам нужен был уход, и он больше не мог с вами жить?

В ответ ее бледное лицо погрустнело.

— Он думал, что никто его не узнает?

Кивок.

— И его могли узнать только как Оддвара, ведь Руаль был официально мертв.

Сёльви Унстад снова попыталась что-то сказать, Рино показалось, что он услышал слова «рак» и «Улав Рист».

— Он решил вернуться, потому что услышал, что у Улава Риста рак. что он умирает?

Кивок.

— То есть он знал, что произошло в ту ночь? Что Улав Рист убил его отца?

Снова кивок.

— Он пришел к вам больным измученным ребенком, но разница в возрасте между вами была настолько незначительной. — он положил конверт на кровать. — Руаль ничего мне не сказал, как и вы. Но я думаю, он не хочет дальше жить как Оддвар. Слишком дорого дался ему этот опыт.

Слезы снова покатились по щекам Сёльви Унстад.

— Я надеюсь, вы сможете встретиться.

Она посмотрела инспектору в глаза.

— Вы заслужили это своей любовью, — сказал он, выходя из комнаты.

Эпилог

Все утро отец грустно смотрел на него, так что Руаль решил, что он исполнил свою угрозу и действительно сообщил ленсману об убийстве. Опасаясь, что вечер станет его последним вечером на свободе, он отпросился посидеть на причале, хотя ветер усиливался. Отец посидел с ним какое-то время и уже собрался домой, как вдруг заметил что-то во фьорде. Он пытался рассмотреть что-то похожее на яхту, а тучи все сгущались, видимость уменьшалась.

— Я поднимусь повыше, — сказал отец.

— Я посижу здесь, папа, — впервые за много лет он назвал отца «папа», и, к его удивлению, тот не возразил. Убедившись, что кресло стоит надежно, отец отправился к своему наблюдательному пункту, он часто стоял там, рассматривая лодки во фьорде.

Ветер усиливался, и ему пришлось переставить кресло, чтобы укрыться. Когда отец вернулся, Руаль понял, что что-то случилось.

— Яхта затонула, но мне кажется, они успели спустить спасательную шлюпку, — отец в отчаянии ходил туда-сюда, а затем решился: — Я сяду на весла и поплыву к ним.

Руаль остался на причале, наблюдая за отцом. Ему показалось, прошла вечность, затем он разглядел восьмивесельную лодку, тянущую за собой шлюпку. Когда лодкам оставалось до берега не больше пятидесяти метров, он заметил, что что-то было не так. Спина гребца была шире отцовской спины, волосы гуще и длиннее. Руаль понял, что гребет не отец. Когда лодка встала на мель прямо под ним, он увидел безжизненное тело отца, лежащее между двумя скамейками на лодке. Он повернул кресло и поехал прочь, быстрее, быстрее, хотя знал, что если встанет на ноги, то ход ускорится. Он уже почти встал, и тут в голову ему пришла одна мысль, рефлекс, спасший ему жизнь: он остался сидеть, изображая из себя привычного всем беспомощного мальчика. Не успел он выехать с причала, как кто-то схватился за ручки кресла.

— Что случилось с моим папой? — выдавил он.

Незнакомец, лица которого мальчик не мог рассмотреть, подтащил его к краю причала, а затем ответил:

— Папа упал со скалы.

От этих слов у него похолодела спина. С того места, где он сидел, видно было лодку. Отец не двигался.

— Вы его убили.

— Твоему отцу не стоило совать нос в чужие дела.

Кресло отодвинули назад, так, чтобы колеса отъехали от края.

— Я слышал о тебе — калеке из Винстада. Говорят, ты не можешь ходить. Так, значит, и плавать тоже не умеешь.

Он успел подумать, что никогда не слышал такого грубого и хриплого голоса, затем кресло скатили с причала.

Падая на дно, он сосредоточился на двух вещах: надо отвязать от ручки игрушку и уплыть как можно дальше.

Когда он вынырнул, незнакомец стоял у их лодки по щиколотку в воде и тащил отца за плечи. Наконец Руаль его узнал: новый капитан парома. Мужчина, которому было чуть за двадцать, быстро оглянулся и утащил отца в прибрежные валуны. Обессиленный Руаль выплыл на берег и понял, что единственный выход для него — заставить всех думать, будто он утонул и его унесло течение.

Примечание автора

Я хочу поблагодарить моих редакторов — Карен Форберг и Аннетте Орре — за полезные советы и активное участие в моей работе. Я обращаю внимание читателей на то, что, описывая Рейне и окрестности, я позволил себе некоторые топографические вольности. Некоторые скалы я сделал круче, чем они есть. А в Рейне на самом деле нет полицейского участка. В остальном я пытался с уважением описывать природу и местность, хотя нередко слова бессильны передать все могущество уникальных Лофотенских островов.