Я сел на пол, вздохнул, закрыв лицо ладонями, и покачал головой.

– Я уверена, он всё же знал, что ты ценишь его подарки, – сказала девушка.

– Но это не правда, – сказал я. – По крайней мере, мне так казалось. В основном я просто радовался тому, что он дома и я могу проводить с ним время и играть в шахматы. Но когда несколько месяцев назад его похитили и Финрик дал мне всего десять минут, чтобы собрать вещи, я… Ну, первое, что я схватил, была охапка барахла, похороненного в задней части шкафа. То, что он привёз из своих поездок.

Ари слегка улыбнулась мне и кивнула. Потом она села рядом со мной, прислонившись спиной к сырой каменной стене.

– Ты действительно беспокоишься о нём, не так ли? – спросила девушка.

Я взглянул на неё, а затем на Камешка, который всё ещё стоял в углу, изучая жеоду, как будто они оба были единственными существами во всём мире.

– Да, – признался я.

Я рассказал ей о последнем приступе отца и о том, что теперь я более чем когда-либо полон решимости найти способ излечить его. Но потом мне пришлось признать, что я даже не знаю, с чего начать.

– Я имею в виду, – продолжал я, – что моей единственной связью с эльфами был Эдвин. Но даже если бы я знал, где он, он скорее проткнул бы меня своим мечом, чем выслушал. Не говоря уже о смехотворной идее, что он может попытаться мне помочь.

– Никогда не знаешь наверняка, как всё обернётся, – сказала Ари.

– Ты не видела выражения его лица в нашу последнюю встречу, – возразил я. – Это была чистая ненависть.

– Ненависть приходит и уходит так же быстро, как гроза в Чикаго, – сказала она. – Я ненавидела своего отца каждый раз, когда он пытался заставить меня есть мясо за обедом, а потом отправлял голодной в мою комнату, когда я отказывалась. Но потом, когда я оставалась одна и немного успокаивалась, я всегда понимала, что он хочет только того, что считает правильным для меня, хотя он и действовал неверно. А потом ненависть смягчилась. Это стало чем-то другим, чем-то более управляемым. И даже когда я думала, что действительно ненавижу его, где-то глубоко внутри я всё равно всегда любила его.

Я медленно кивнул.

Я знал, что у Ари были тяжёлые отношения с отцом. Он был традиционным гномом. Ему не нравилась мысль, что у его дочери могут быть радикально новые идеи или что она может думать не так, как полагается думать гномам.

– Но не есть мясо и думать, что кто-то убил твоих родителей, – это совсем не одно и то же, – сказал я. – Даже для гнома.

– Верно, – согласилась она. – Но позволь мне напомнить тебе: Эдвин ведь сказал, где найти противоядие от яда, верно? Даже в тот момент, когда ты думал, что он ненавидит тебя больше всего?

Я молча кивнул.

– И никто его не заставлял?

– Ну… нет, – ответил я.

– Тогда зачем бы он это сделал? – спросила она. – Если бы в глубине души он не любил тебя как друга?

Я открыл рот, чтобы возразить. Сказать, что он никак не мог проявить ко мне доброжелательность, глядя на меня с такой яростью и отвращением. Но я промолчал, понимая, что есть малейшая вероятность, что Ари была права.

Если я каким-то образом найду Эдвина, вдруг он всё равно поможет мне вылечить отца?

Глава 15

В которой оказывается, что Камешек – знаток лингвистики и не только лингвистики



Следующие двенадцать часов, проведённых наедине с Камешком, оказались гораздо более интересными, чем я ожидал.

Ну, мы оба спали по крайней мере шесть из них (на твёрдом каменном полу было довольно трудно проспать хоть сколько-нибудь дольше). Но после того, как Ари ушла домой, и до того, как мы заснули, Камешек и я провели неожиданно много времени за разговором. И беседа была далеко не скучной, несмотря на его высокопарный, но в то же время разноаспектный (это слово я узнал от него) английский язык.

Во-первых, английский был фактически пятнадцатым языком Камешка (!!!). Он очень хорошо говорил по-вьетнамски, что, надо признать, звучало устрашающе и в то же время весело благодаря его глубокому, скрипучему голосу. Он также свободно говорил на древнеэльфийском, языке фей (это старинный, красивый язык под названием гаэаелика), французском, немецком, двух версиях мандаринского/китайского, пяти различных диалектах троллей (горном, речном, равнинном, лесном и, конечно же, скальном), а также немного на оркском и гоблинском языках. Он даже поговорил для меня на своём родном языке скальных троллей, который для моего уха звучал как скрежет камней и гравия. Но всё равно он был до странности красноречив и сложен. Камешек утверждал, что скально-троллльский был одним из самых эффективных, эмоционально адаптивных (что бы это ни значило) языков в мире.

Более того, Камешек действительно любил говорить не только о камнях. Во всяком случае, иногда, поскольку он всегда, так или иначе, искал любой удобный способ упомянуть их в разговоре. Но помимо этого, Камешку просто хотелось о многом говорить. Он многое знал. Особенно об эльфах. Что, в свете разговора, который я только что имел с Ари, вызвало у меня немалый интерес.

Если честно, я всё ещё не мог представить фантастическую картину, как я выслеживаю Эдвина, а затем обнимаю его (в комплекте с парой дружеских шлепков по спине) на зелёном пастбище с радугой на заднем плане и бабочками, танцующими вокруг наших голов. И как он рвётся рассказать мне точно, что случилось с моим отцом, а затем даже предлагает лично помочь мне исправить это. Я знал, что шансы на это практически равны нулю.

Однако я не мог отрицать, что из всех эльфов, Эдвин был моей главной надеждой узнать правду. Я даже не представлял себе, кто ещё мог бы мне помочь. И до тех пор, пока у меня не появились другие идеи, поиск Эдвина был моим первым шагом на пути к спасению отца. К тому же, как бы сильно я этого ни отрицал, я хотел найти Эдвина, просто чтобы увидеть его снова. Узнать, что с ним всё в порядке.

Камешек был тем, кто первым заговорил об эльфах и его пленении. Он сказал мне, что большую часть последних двух десятилетий провёл взаперти в подземелье. Как собаку, его тренировали быть послушным своим «ЭЛЬФИЙСКИМ ВЛАСТИТЕЛЯМ». В те редкие моменты, когда он выходил на свет, Камешек почти всегда делал плохие, часто жестокие вещи по приказу своих похитителей. Вынужденные «ОБЯЗАТЕЛЬСТВА» заводили его во все точки мира. Оказалось, даже будучи заключённым, Камешек уже повидал гораздо больше, чем я. Не то чтобы я завидовал ему, учитывая обстоятельства его многочисленных путешествий (которые, по его словам, часто проходили в тёмных, мокрых трюмах промышленных грузовых судов).

Но на самом деле Камешек подчинялся эльфам не из страха. Это было лишь притворством. Все эти годы он просто притворялся послушным, выжидая подходящего момента для побега, в надежде избежать дальнейших мучений.

Именно тогда Камешек открыл мне первую из двух шокирующих истин: в ту ночь он убил эльфийского Лорда вовсе не по ошибке. Он сделал это нарочно. В хаосе битвы он наконец увидел свой шанс нейтрализовать самого большого мучителя из всех: Локьена Алдарона, отца Эдвина и повелителя эльфов. И хотя можно было сказать, что Алдарон сам напросился, Камешек всё равно испытывал угрызения совести. И я полностью разделял его терзания, потому что это было то, чего я сам не мог себе простить, хотя моя роль в его смерти была, очевидно, менее значимой, чем роль Камешка.

– КОШМАРНОЕ СНОВИДЕНИЕ, – мрачно сказал он. – КАМЕШЕК ПОСТОЯННО ВИДИТ ТРАВМИРУЮЩИЕ СНЫ. КАМЕШЕК НЕНАВИДИТ СМЕРТЕЛЬНЫЕ НАЧИНАНИЯ.

Я сочувственно кивнул.

Затем он продолжил свою историю: в царящем хаосе эльфы, потерявшие всех своих лидеров, схватили Камешка, не дав ему сбежать. Генералы Локьена строго наказали его за то, что он был так «неосторожен» во время сражения. Через несколько дней его отправили на секретную эльфийскую базу в Новом Орлеане. Там объявился новый лидер местной группы эльфов. И они планировали что-то грандиозное. Нечто ужасное. Камешек снова и снова повторял слова «ЗЛОДЕЙСКИЙ ЛЕГИОН».

– АБСОЛЮТНАЯ СМЕРТНОСТЬ, – сказал Камешек, когда я попросил его уточнить. – ВСЕОБЩЕЕ ИСТРЕБЛЕНИЕ.

– Как скоро это может произойти? – спросил я.

– ТРИ НЕДЕЛИ, – мрачно ответил Камешек. – СПЕКУЛЯЦИОННЫЕ ИНСИНУАЦИИ. МОЖЕТ БЫТЬ, ЧЕТЫРЕ.

Три недели? Самое большее – месяц? По словам Камешка, эльфийская фракция в Новом Орлеане, возможно, находилась всего в одном месяце от выполнения плана, который мог привести к глобальной смертельной катастрофе. Мой желудок не находил себе места, когда я задал троллю ещё несколько вопросов.

Но больше подробностей узнать было проблематично, потому что Камешек признался, что и сам почти ничего не знает. Он был всего лишь пленником, а не доверенным эльфийским сообщником. Его дни в Новом Орлеане проходили в основном в тёмной камере с другими заключёнными. Многое из того, что он узнал, было просто слухами, полученными от других пленников. На самом деле, после перевода в Новый Орлеан он и другие заключённые были почти забыты. И только когда стражники в один прекрасный день просто перестали их кормить (день, который в конечном итоге превратился в целую неделю без еды), из чистого отчаяния они разработали план побега, опасаясь, что в противном случае умрут с голоду.

Но как бы то ни было, Камешек был уверен, что планы этой новой эльфийской фракции будут иметь ужасные последствия для всех нас: людей, гномов, троллей и всех других вновь появляющихся существ.

– Эдвин Алдарон, – наконец сказал я. – Ты его знаешь или помнишь? Сын Локьена?

Камешек решительно покачал головой.

Странным образом моё явное разочарование от того, что я не получил никаких зацепок, отчасти было успокаивающим, поскольку это подтверждало рассказ Эдвина о том, что он действительно не знал всей правды о сомнительных действиях своих родителей (таких как похищение моего отца и удержание его в плену).

– Значит, ты не знаешь, является ли он лидером этой новой эльфийской фракции в Новом Орлеане?

– НЕВЕДОМО, – согласился Камешек. – КОММАНДЕР АНОНИМ. СПЕКУЛЯЦИИ НАМЕКАЮТ НА ЮНОСТЬ.

От волнения у меня перехватило дыхание.

Вполне возможно, что Камешек говорил об Эдвине. Часть меня всё ещё отчаянно надеялась, что это не так, учитывая рассказ Камешка о планах эльфов, если, конечно, он был правдой. Трудно было представить себе, чтобы Эдвин организовал что-то такое, что привело бы к всеобщему истреблению, как выразился Камешек.

Я вздохнул.

– ГРЕГ ОЗАБОЧЕН НЕВРОТИЧЕСКИМ РАССТРОЙСТВОМ ОТЦА? – внезапно спросил Камешек.

Я резко вскинул голову. Он посмотрел на меня сверху вниз, и в его чистых чёрных глазах отразились беспокойство, сочувствие и ожидание.

– Ты слышал, о чём я говорил с Ари? – поинтересовался я.

Камешек кивнул:

– ГРЕГ В СМЯТЕНИИ.

– Да, можно и так сказать, – согласился я. – А настоящая проблема в том, что я понятия не имею, как ему помочь.

Именно тогда Камешек открыл свою вторую шокирующую истину:

– КАМЕШЕК ПОСТАВИТ ДИАГНОЗ, – спокойно сказал он. – КАМЕШЕК ПОМОЖЕТ.

Глава 16

В которой становится ясно, что гномы всегда останутся гномами



Ари появилась около полудня следующего дня, чтобы потусоваться с Камешком, пока я буду на дневном заседании Совета.

Я должен был присутствовать там по двум причинам:



1. Мне нужно было узнать, что Совет решит насчёт Камешка. Сможет ли Иган каким-то образом убедить их не запирать комнату тролля, чтобы он не чувствовал себя пленником, и таким образом помочь мне сдержать обещание?

2. Мне нужно было убедить Совет послать меня и небольшую армию в Новый Орлеан, чтобы спасти моего отца и спасти мир, не обязательно в таком порядке.

Хотя большинство заседаний были публичными и на них мог присутствовать любой желающий, однако далеко не каждому гному позволялось говорить перед Советом и старейшинами. Для этого существовали определённые процедуры: если вы хотели осветить новую тему, вам нужно было записаться на специальное заседание. Эти заседания проводились лишь раз в две недели.

Но, к счастью для меня, мой отец был не просто старейшиной, а легендарным старейшиной. К тому же мой хороший друг теперь член Совета. И у меня были гораздо более близкие отношения с Данмором, олдерменом Совета, чем у большинства гномов. Суть в том, что определённые связи способны помочь вам стать исключением из правил.

И вот я предстал перед Советом и старейшинами и выложил всё как есть. А именно – в красках объяснил (частично) то, что рассказал мне Камешек: в Новом Орлеане появилась новая фракция эльфов, собирающая армию. Они планируют что-то ужасное. И хотя мы не знаем точно, что это такое, Камешек уверен, что это принесёт смерть и разрушение всем нам. В заключение я попросил их послать небольшой отряд гномов (включая меня) в Новый Орлеан для расследования. В конце концов мне показалось, что я изложил свою точку зрения довольно хорошо. И я стоял там, ожидая шёпота паники, криков отчаяния и призывов к немедленным действиям.

– Ну и что? – сказал старейшина Дон Драконобрюх после того, как я закончил, нарушив молчание. – Эльфы всегда замышляют гнусные дела. Почему этот отчёт должен отличаться от всех остальных?

– От всех остальных? – растерянно спросил я.

– Да, ты же не думаешь, что это первая подобная история, которую мы услышали? – недоверчиво спросил старейшина Оодж (единственный член Совета – лепрекон).

– Я… ну… то есть… – замялся я. По правде говоря, я так и думал.

Смех разнёсся по всему актовому залу. Данмор быстро опустил свой огромный каменный молоток и призвал присутствующих к молчанию.

– Грег, – терпеливо объяснил Данмор. – Каждую неделю мы получаем десятки отчётов о различных эльфийских фракциях, которые, находясь во всех уголках мира, не замышляют ничего хорошего. Мы, конечно, делаем всё возможное, чтобы исследовать их все и принимая во внимание, но это сплошная лотерея. Если копнуть глубже, в большинстве отчётов говорится лишь о маленькой группе эльфов, замышляющих провернуть неэтичную аферу с хеджевым фондом или какую-то другую ерунду. Вряд ли это то, о чём нам стоит беспокоиться прямо сейчас, учитывая опасность, которую представляют все недавние наблюдения монстров.

Конечно, я мог бы рассказать им настоящую причину, по которой так отчаянно хотел поехать в Новый Орлеан: я подозревал, что ответ на вопрос, что случилось с моим отцом, получу именно там. Мне не терпелось схватить одного из эльфов и заставить его рассказать, что случилось с отцом, любыми средствами (это была идея Кровопийцы).

Может быть, вы сможете меня понять, если я расскажу вам всё, что Камешек сообщил мне накануне вечером, хотя информации было не так много, как я надеялся.

Когда Камешек был пленником в Новом Орлеане, у его сокамерника (как ни странно, эльфа, который по какой-то причине считался врагом фракции) после нескольких недель в плену развились почти те же симптомы безумия, что и моего отца. К сожалению, Камешек не знал, было ли это состояние обратимым, но он был уверен, что виноваты эльфы. Прежде чем сойти с ума, этот эльф-пленник рассказал, что его похитители дали ему какой-то яд, возможно, даже испытывали его на нем. Если слова тролля были правдой, то вывод очевиден: раз эти эльфы знали, как вызвать симптомы, они могли знать, как исправить это состояние. Конечно, мысль о том, что во главе этой фракции мог стоять Эдвин, тоже не очень-то препятствовала моему желанию отправиться на разведку.

Но всё это будет бессмысленно, если я не смогу убедить Совет всерьёз воспринять угрозу со стороны эльфов. Старейшины вряд ли сочтут, что излечение моего отца – достаточно острая необходимость, требующая выделения драгоценных, ограниченных ресурсов (то есть обученных солдат). И поэтому я решил продолжить давить на них разговорами о грандиозном плане эльфов в надежде, что этого будет достаточно, чтобы склонить их на свою сторону.

– Но Камешек утверждал, что планы эльфов сродни «всеобщему истреблению», – продолжил я уговоры. – Я хочу сказать, что это наверняка важнее всех остальных отчётов, которые вы получили. Это не какая-то финансовая пирамида, чтобы заработать деньги. Речь о масштабной войне!

– Видишь ли, в том-то и дело, – сказал старейшина Хеб Мечежар. – Ты передаёшь нам слова скального тролля. И – как бы это поточнее выразиться? – тролли дураки, Грег. Большие тупые твари, которых едва ли можно считать надёжными источниками предоставленных сведений.

– Но это неправда, – возразил я. – Камешек такой же умный, как вы или я.

Мои слова были встречены хором снисходительных смешков, оскорблённых вздохов и улюлюканья со стороны Совета и зрителей. Данмор только покачал головой с кривой, но всё же разочарованной усмешкой на лице.

Я не мог в это поверить. Мои худшие опасения подтвердились: большинство гномов были такими же невежественными и предвзятыми, как и их предки. Возможно, скромная, хотя и достойная восхищения, жизнь в Подземелье лишила гномов возможности освободиться от предубеждений. Не то чтобы я полагал, что человеческий мир был совершенен в этом, вовсе нет. Но, по крайней мере, многие люди старались стать лучше. А то, что я наблюдал сейчас, больше походило на всеобщее бессердечное отрицание важности Камешка для общества. Упрямое нежелание воспринимать факты, выходящие за пределы драгоценных священных текстов.

– Только потому, что тебе нравится этот… этот скальный тролль… – взял слово старейшина Дон Драконобрюх.

– Нет, – перебил я его. – Он говорит на пятнадцати языках. На скольких языках говорите вы, кроме изменённого древнего гномьего и современного английского?

Оодж, часто громкий и сердитый старейшина-лепрекон, громко фыркнул с другого конца стола.

– Это едва ли имеет значение, – сказал он. – Любого можно научить повторять слова. Вряд ли это свидетельствует о высоком интеллекте. Даже собаки могут выучить слова. Или «говорить» по команде. Ну правда…

Я покачал головой, отказываясь верить услышанному. Неужели их предубеждения против скальных троллей настолько велики? Или другие думают так же, как и я, но просто боятся высказать это вслух? Я был так ошеломлён и расстроен, что заговорил снова, даже не подумав.

– Но ключ к выздоровлению моего отца там! – выпалил я.

Мой отец внезапно поднялся, выглядя озадаченным, и толпа погрузилась в неловкое и тревожное молчание. Хотя большинство из гномов всё ещё почитали его как того, кто предсказал возвращение магии и/или того, кто уничтожил эльфийского Лорда, они были хорошо осведомлены о его новой, странной болезни. Как бы они ни старались не обращать на это внимания.

– Грег, о чём ты там болтаешь? – сказал отец. – Я в полном порядке! Скажите моему сыну, что я в порядке.

Он оглянулся на остальных старейшин. Они неловко отвели глаза. Отец, казалось, этого не заметил. На самом деле его глаза уже остекленели; ещё один приступ был неизбежен и, возможно, в этот раз причиной тому послужил стресс, вызванный моими действиями.

По крайней мере трое старейшин громко застонали, когда палец моего отца взметнулся в воздух, как будто он собирался сделать важное заявление.

– Вот вам Зерно истины в эти нелёгкие времена! – крикнул он.

– А теперь посмотри, что ты наделал, – печально сказал Данмор в мою сторону.

– Всякий раз, когда невежество поднимает свою уродливую голову, – начал отец, давая мне надежду, что, возможно, в этот раз его слова не будут звучать как полный бред. – Которая, смею добавить, ужасно похожа на голову панды! Они говорят, что невежество не имеет физического облика, но я уверяю вас, что оно очень похоже на милую панду. Но только с большим количеством зелёной травы на макушке. Это верно так же, как то, что я стою здесь сегодня. Итак, на чём я остановился? Ах да, я описывал одного самовлюблённого орангутанга в плохом парике, которого когда-то знал. Он был слишком хвастливым для обезьяны, а поскольку обезьяны не умеют говорить, это настоящий подвиг, несмотря на всю его шутовскую игру. Теперь разница между париком и Патриком стала немного менее различимой. А всё началось с…

Я медленно сел, а отец продолжил свою болтовню.

Весь Совет знал, что в данный момент уже ничего нельзя сделать, кроме как ждать, когда он закончит. Но пока я сидел там, зная, что потерпел поражение и у меня больше не осталось аргументов, я утешал себя тем, что, по крайней мере, я пытался. В конце концов, чего я на самом деле ожидал? Гномы всегда останутся гномами. Собственный негативный взгляд на вещи постоянно приводил к тому, что они предпочитали оставаться безучастными. Надвигающееся возвращение магии отнюдь не изменило этого. Возможно, тут не помогли бы никакие доводы, которые я только смог бы придумать.

Официальное голосование, разумеется, состоится гораздо позже. В тот момент мне было трудно питать большие надежды. С другой стороны, будучи гномом, я вполне ожидал, что потерплю неудачу. Но как обеспокоенный сын, который уже однажды спас своего отца от смерти, хотел верить, что наконец-то преодолел наше проклятие и что голосование за отправку меня и команды воинов в Новый Орлеан действительно может оказаться положительным. Может быть, этот последний приступ (который, стоит добавить, длился без малого целых десять минут) убедит многих из них, что лечение моего отца действительно стоит всех тех ресурсов, не говоря уже о возможном злонамеренном эльфийском заговоре.

Но сейчас мне придётся просто сидеть и ждать.

* * *

Позже на заседании, в ходе оценки результатов МУМов, Иган стоял перед Советом и старейшинами и делал своё дело – выглядел довольно важным в своей новой мантии члена Совета (которая была сделана из шкуры бизона, долгое время считавшегося гномами самым царственным из всех животных).

Иган страстно просил, чтобы с Камешком не обращались как с пленником. Он сказал, что гномы будут не лучше эльфов, если и дальше будут так с ним поступать. А ещё станут лжецами. Он упорно давил на гордость гномов, утверждая, что то, как гномы обращаются с Камешком может показать, действительно ли они такие добродетельные и заслуживающие доверия, как считают сами, или же они больше похожи на эльфов, чем думают: глубоко ущербные, эгоцентричные и непросвещённые, даже если эти качества проявляются в других вещах.[9]

После выступления Игана обсуждение прошло довольно быстро, так как предстояло разобрать результаты множества других МУМов. Так что мы оба сидели на своих отдельных местах (Иган сидел позади старейшин на трибунах с другими членами Совета, а я – за каменным столом впереди) и с нетерпением ждали конца заседания. Наконец Совет проголосовал по всем вопросам, обсуждавшимся в ходе этой долгой, изнурительной встречи.

В итоге я получил как хорошую, так и плохую новость.

Какую вы хотите услышать в первую очередь?

Значит, рассказать хорошую новость, чтобы смягчить удар от плохой? Да, я тоже выбрал бы такой вариант. Ладно, тогда вот вам хорошая новость.

У Игана получилось! Он каким-то образом убедил Совет (с разницей всего в три голоса!) одобрить то, что Камешка не нужно запирать в комнате. Правда, с некоторыми условиями – например: в коридоре возле его комнаты постоянно должна дежурить вооружённая охрана; куда бы Камешек ни решил отправиться в Подземелье, его всегда должна сопровождать охрана, по крайней мере первое время. Я решил, что Камешек не будет возражать. Конечно, это было лучше, чем сидеть всё время взаперти.

А теперь плохая новость:

– Официальным голосованием, сто восемьдесят шесть «нет» против двадцати девяти «да», предложение отклоняется, – объявил Данмор. – Совет не станет предпринимать никаких мер в связи с сообщениями о деятельности эльфов в Новом Орлеане.

Прежде чем понял, что делаю, я тут же вскочил и закричал на старейшин.

– Нет! Это просто смешно! – Я знал, что должен остановиться, но был так расстроен и зол, что буквально не мог сдержаться. – Вы все хотите умереть от рук этих эльфов? И это всё? Неужели вы так жаждете умереть, что втайне хотите, чтобы их план «всеобщего истребления» увенчался успехом? А?!

По всему залу собраний имени Досгруда Серебристого прокатился ропот. Гномы тут же ополчились на меня, начали кричать, чтобы я сел и замолчал, из-за чего Фогги Кровокипящей (лучшей подруге моего отца в Совете) пришлось подняться со своего места и напомнить им о хороших манерах. Это вызвало ещё больше криков, включая, по крайней мере, одно неприятное оскорбление в сторону моего отца (очевидно, некоторые из гномов начали терять терпение от его монологов, даже несмотря на то, что он знаменитость). Мы были в нескольких секундах от всеобщей драки, когда Данмор ударил огромным камнем по каменному столу и призвал всех к порядку.

– Грег, пожалуйста, сядь, – сказал он. – Ты не можешь так вести себя каждый раз, когда не согласен с нашим голосованием. Демократия так не работает.

– Я не сяду, пока вы не скажете мне, почему, – ответил я. – Я пришёл сюда с важной информацией. Безопасность каждого гнома, возможно, даже будущее всего мира на кону. Мне нужно понять, почему… почему мы должны игнорировать всё это? Это просто бессмысленно!

Зная об упрямстве Пузельбумов, Данмор вздохнул. Кроме того, похоже, он понял, что мной двигало: хотя я и беспокоился о том, что планировала фракция эльфов в Новом Орлеане, это не было главной причиной, по которой я был так расстроен бездействием Совета. Он догадался, что речь идёт скорее о моём отце и потенциальном лекарстве от его болезни, которым могли обладать новоорлеанские эльфы.

Что касается моего отца, он сидел за столом старейшин Совета в нескольких стульях от Данмора, гордо улыбаясь мне. Он всегда был из тех, кто отстаивал то, во что верил, даже когда все остальные называли его дураком (что они делали в течение десятилетий, прежде чем он в конце концов доказал свою правоту).

– Мы должны ответить сыну Тревора, – крикнул кто-то.

– Да, в конце концов, он же Пузельбум! – добавил другой.

Эти фразы были встречены удивительно громким рокотом согласия, показывающим, что (по крайней мере, сейчас) большинство гномов всё ещё почитали моего отца и были готовы игнорировать его новоприобретённые странности.

Мне начинало нравиться быть сыном знаменитого гнома. Конечно, из-за этого я несколько выделялся на Арене среди другой молодёжи. Но, очевидно, у этой известности были и свои преимущества.

– Что ж, хорошо, – сказал Данмор. – Пожалуйста, все те, кто голосовал против, поправьте меня, если я неправильно выражусь. Грег, мы ничего не станем предпринимать. Будь уверен, мы обязательно передадим эту информацию местной общине гномов в Новом Орлеане, как мы делаем со всеми сообщениями о деятельности эльфов в других районах мира. Но это всё, что мы можем сделать. Остальное придётся взять на себя местному филиалу. Честно говоря, в данный момент мы ничем не можем им помочь, даже если бы захотели. Мы просто-напросто раздробим свои силы, ты и так это прекрасно понимаешь.

Я медленно кивнул и снова сел.

Данмор был прав. Кроме того, я вёл себя как эгоист. Я знал, что для меня это было больше связано с моим отцом, чем с утверждениями Камешка о том, что эльфы планировали что-то злое. И поэтому ожидать, что Совет использует бесценные ресурсы (и рискнёт их жизнями), исследуя что-то за тысячу миль, чтобы мой отец вернулся к нормальной жизни, было не совсем разумно, учитывая другие проблемы, с которыми мы столкнулись. А именно: с каждым новым днём, с каждым новым выбросом гальдерватна появляются всё новые вышедшие из легенд монстры.

Однако это не означало, что я просто ничего не буду делать. Я знал, что Камешек говорит правду. А значит, я должен что-то предпринять.

Вот в чем была настоящая проблема: что именно я мог сделать?

Как я могу в одиночку противостоять целой армии эльфов за тысячу миль отсюда?

Но потом я улыбнулся сам себе, ведь теперь, благодаря моей новой жизни в Подземелье, у меня было всё необходимое. Я был не один. Мне уже была знакома обученная армия гномов (можете называть нас так, если хотите), которая поддержит меня, независимо от того, с чем я столкнусь.

Глава 17

В которой я, как ни в чём не бывало, запихиваю кучу какашек в карманы



– КАМЕШЕК СВОБОДЕН! – восторженно загромыхал тролль своим раскатистым, скрипучим голосом.

Я только что сообщил ему новость: его комната больше не будет запираться. Я убедился, что он верно понял остальные условия, и он взволнованно кивнул.

– СПАСИБО, – сказал Камешек, подходя ко мне.

– Нет, нет, – быстро проговорил я, делая шаг назад, чтобы избежать очередного болезненного и травмоопасного благодарственного объятия. – Всё в порядке, Камешек. Всегда пожалуйста!

Тролль усмехнулся своей кривой каменной улыбкой.

– Потрясающе, – сказала Ари. – Как Игану это удалось?

– Он же из рода Луноречивых! – ответил я.

Девушка рассмеялась и кивнула:

– Точно.

Несмотря на бурный восторг Камешка, мне становилось всё труднее сосредоточиться на чём-то, кроме его туалета. В нём лежали две огромные груды блестящих алмазов, сверкающих даже в тусклом свете каменной комнаты. Тут были тысячи камней различной формы, самые крупные из которых были размером с мяч для гольфа. Передо мной лежали тролльи какашки буквально на сотни и сотни миллиардов долларов.

Я ухмыльнулся.

Отчасти потому, что эта груда бриллиантов наводила на мысли о том, как мало теперь значат подобные сокровища. Когда я рос, деньги никогда не были по-настоящему важны для меня или моего отца. Но скоро настанет Новая магическая эра и всё изменится. Деньги и ценности в том виде, в каком мы их знали, скоро окажутся совершенно бесполезными. Как только наступит рассвет магии, такие понятия, как роскошь, перестанут существовать. По крайней мере, в современном значении.

Но даже так…

Я подошёл к туалету и запустил руку в груду бриллиантов.

– ГРЕГ! – в ужасе взревел Камешек. – ОМЕРЗИТЕЛЬНО!

Думаю, с его точки зрения я поступил довольно грубо: я только что запустил руку в кучу его какашек. Рассматривая драгоценные камни вблизи, я заметил, что они не похожи на бриллианты из рекламы ювелирных магазинов.

Они сверкали, но были более грубыми и неровными – совсем не симметричными. Они были гораздо больше похоже на камни, которые можно просто найти на земле. Только более блестящие. Ари, должно быть, заметила, как внимательно я их изучал.

– Они не обработаны, – сказала она. – Вот почему они так выглядят. Встречающиеся в природе алмазы вовсе не имеют идеальной отполированной формы. Именно ювелиры шлифуют камни и придают им форму.

Я кивнул и засунул огромную пригоршню драгоценных камней в карман. Камешек в ужасе покачал головой, глядя, как я набиваю карманы его отходами. Ари бросила на меня растерянный взгляд.

– Мне кажется, что это может пригодиться, – сказал я, кладя ещё одну пригоршню в карман. – У меня важные новости. И большие планы. Я расскажу тебе об этом позже. Вот увидишь.

Ари лукаво улыбнулась и кивнула.

Она знала, что у меня что-то на уме. Какой-то план. И она всегда была готова меня поддержать. Хотя я любил всех своих новых друзей-гномов, я должен был признать, что за последние несколько месяцев Ари стала единственной, с кем я был почти так же близок, как когда-то с Эдвином. Я пока не чувствовал, что могу рассказать ей что угодно, как мог бы рассказать это Эдвину, но всё же было не так уж много вещей, которыми я не хотел с ней делиться.[10]

Кроме того, я полностью доверял Ари, а она доверяла мне. Именно это является залогом любой близкой дружбы. Я был уверен в этом, потому что Ари готова была поддержать все мои безумные планы. Как, например, в тот раз, когда она помогла уговорить остальных наших друзей проникнуть на секретную эльфийскую базу, чтобы спасти моего отца, хотя мы почти не тренировались и понятия не имели, с каким противником можем столкнуться. Или вот несколько недель назад был менее значимый случай, когда я предложил сбежать с урока истории политической теории гномов, чтобы пойти за мороженым. И вместо того чтобы отговорить меня, её лицо засияло от возбуждения. В тот день мы очень весело провели время, поедая мороженое, а затем гуляя по оранжерее Гарфилд-парка (настоящий рай для любителей деревьев). В наказание за пропуск занятий нам пришлось три дня работать в туннелях (в Подземелье был запущен масштабный проект по расширению, одной из целей которого было помочь освободить место для новых союзников с МУМов).

– Ладно, Камешек, – сказал я, поворачиваясь к нему лицом. Он выглядел так, словно всё ещё не мог прийти в себя от вида того, как я запихивал его какашки в карманы. – Нам пора идти. Тебе будет нормально здесь? Двери больше не будут запирать.

– УТВЕРДИТЕЛЬНО.

– Здесь тебе ничего не угрожает, – сказал я. – Я зайду к тебе попозже вечером. Но после этого я, возможно, ненадолго уеду. А тебе предстоят ежедневные встречи с комитетом по МУМам, который оценит твою верность и всё в этом духе. Но на этих встречах всегда будет присутствовать мой очень хороший друг Иган. Он обещал мне.

– ИГАН НЕДОБРОСОВЕСТНЫЙ?

– Вовсе нет, – заверил я его. – Ты мне доверяешь, да? – Камешек кивнул. – Хорошо. Что ж, ты доверяешь мне, а я доверяю Игану, а значит, ты тоже можешь ему доверять.

Камешек колебался.

– Всё в порядке, – вмешалась Ари. – Иган – самый приятный человек из всех, кого я знаю. Я доверяю ему больше, чем кому-либо в мире. Даже больше, чем Грегу!

Я попытался сделать вид, что ничуть не обиделся. Камешек выглядел ошеломлённым, как будто я был святым покровителем честности и не могло быть никого честнее меня. Что, конечно же, было неправдой. На самом деле Иган был, пожалуй, самым благородным человеком, которого я когда-либо встречал.

– Я вернусь вечером, чтобы попрощаться, – сказал я.

Камешек кивнул и взял белую глыбу известняка из огромной кучи в углу. Он с хрустом вгрызся в него зубами, откусив огромный крошащийся кусок. Несмотря на то что известняк часто называли самым мягким камнем в мире, и поэтому он был самой распространённой пищей скальных троллей, мои собственные зубы заболели просто от вида того, как Камешек спокойно жевал его, будто хлеб.

– Это вкусно? – полюбопытствовал я.

Камешек пожал плечами.

– СИЛИКАТНЫЙ ИЗВЕСТНЯК ПРИЕМЛЕМЫЙ.

– Что ж, посмотрим, смогу ли я обменять эти бриллианты на золото для тебя, – сказал я с порога.

Камешек скептически посмотрел на меня, словно сомневаясь, что кто-то может променять самый вкусный металл на горсть тролльих испражнений. Но он пожал плечами и кивнул.

Мы с Ари помахали ему на прощание и вышли в коридор. Вооружённый охранник закрыл за нами дверь, но не запер её. Он посмотрел на меня так, словно был дежурным полицейским, а я только что снял с него бронежилет.

Как только мы немного прошли по коридору, Ари схватила меня за руку и остановила.

– Так в чём дело? – прошептала она. – Что это за чушь насчёт того, чтобы уехать на время? И зачем ты взял эти бриллианты? Гномы не заботятся о материальном богатстве. Кроме того, это только вопрос времени, когда этот материал будет необходим исключительно для создания оружия.

– Хорошие вопросы, – сказал я. – Я скоро всё объясню. Собери наших: встретимся на Арене ровно через десять минут. Нельзя тратить впустую ни секунды.

Глава 18

В которой выясняется, что самые лучшие куски индейки, конечно же, лежат на дне



– Я горжусь тобой, Грег, – сказал мой отец, когда всего через несколько минут после расставания с Ари я сел напротив него за наш маленький обеденный стол.

Вернувшись домой, я увидел на столе кучу угощений: килограмм жареных рёбрышек, тушёный бычий хвост с хрустящим луком и яблочно-говяжьим соусом, жареные свиные уши с острым горчичным соусом, жареные свиные щёки с утиным соусом и морковью. И как бы я ни торопился встретиться с друзьями (я действительно зашёл только перекусить и захватить свой старый рюкзак), было трудно отказаться от быстрого ужина с отцом. Особенно после того, как он на мгновение пришёл в себя. Кроме того, он явно немало потрудился, готовя всю эту еду. Он по-прежнему был потрясающим поваром. Хоть на это не повлияли эльфийский яд и/или противоядие.

Я решил, что могу позволить себе быстренько поесть и опоздать на арену максимум на несколько минут.

– Ты противостоял Совету, отстаивал то, во что веришь, – продолжал он. – Признак настоящего Пузельбума.

– Спасибо, пап, – ответил я, боясь сказать что-то ещё, чтобы не вызвать очередной странный приступ бессвязных советов.

Он кивнул и сунул в рот горсть хрустящих поросячьих ушей. Некоторое время мы ели молча.

Мне отчаянно хотелось поговорить с ним по душам, спросить его настоящего совета. Было ли то, что я собирался сделать, правильным? Скорее всего, это предприятие будет опасным, плохо спланированным и снова поставит под угрозу жизни моих друзей. Стоит ли оно того? В тот момент я просто хотел, чтобы мой отец стал прежним, – тем, к кому я мог бы обратиться за советом.

«Вот тебе и ответ, Грегдруль, – раздался голос Кровопийцы из-под моей кровати. – Тебе известен единственный способ, которым можно его вернуть. Вместе мы сможем заставить эльфов всё исправить».

Конечно же, мой топор был прав. Ответ на вопрос был прямо передо мной. Именно желание помочь отцу заставляло меня ломать голову, строя всевозможные планы. Всё, чего я желал больше всего, – это чтобы он вернулся к нормальной жизни. И благодаря моим планам (какими бы опасными они ни были) это может стать возможным. Ради этого я готов был рискнуть жизнью и здоровьем, и даже вызвать гнев, который наверняка обрушит на меня Совет после того, как я в очередной раз проигнорирую их приказы.

Когда я сидел и смотрел на отца, боясь заговорить с ним, какая-то часть меня чувствовала себя виноватой и неблагодарной. Всего несколько месяцев назад я думал, что больше никогда его не увижу. Вернуть его, даже в таком странном состоянии, было всё же лучше, чем навсегда потерять отца, как Эдвин. И несмотря на то что думали все остальные о Локьене Алдароне, я знал, что Эдвин боготворил его. Он отказывался видеть в нём что-то плохое.

«Не пори чушь, Грегдруль, – ворвался в мои мысли Кровопийца. – То, что там думает этот твой дружок, больше не имеет значения. Позволь мне напомнить тебе, что именно из-за Локьена твой отец превратился в жалкое подобие гнома. Разве иметь рядом с собой такую его версию не хуже, чем потерять его навсегда? Отец Эдвина, может быть, и умер, но, по крайней мере, воспоминания сына о нём остались незапятнанными. В то время как ты должен ежедневно наблюдать, что сейчас представляет собой Тревор. Нет, даже не думай о том, чтобы изменить план. Мы должны добраться до Нового Орлеана и захватить того эльфа-выскочку, а остальных покромсать. Эльфы должны либо исправить последствия, либо заплатить за то, что они натворили».

«Я всё ещё сомневаюсь, – подумал я. – Я имею в виду, может быть, я просто должен быть счастлив с тем, что имею? Всегда ведь хочется большего, чем у тебя есть на данный момент. Может, этого достаточно?»

«Тогда спроси своего отца, что он думает об этом, – ответил топор. – Посмотрим, что он скажет».

Я знал, что это какой-то трюк или проверка, но мне так сильно хотелось спросить совета у отца, что я всё равно пошёл у него на поводу.

– Я не знаю, как далеко это может завести, – сказал я отцу.

– Хм? – спросил он с полным ртом мяса.

– То, во что я верю, – ответил я. – Сегодня я твёрдо стоял на своём, но Совет все равно сказал «нет». В общем, я чувствую, что есть ещё кое-что, что я должен сделать. Я верю Камешку. Я действительно считаю, что в Новом Орлеане происходит что-то ужасное, не говоря уже о прочих причинах для поездки. Неужели я действительно ничего не могу с этим поделать?

Отец откинулся назад. Его глаза начали стекленеть, и я почти застонал от отчаяния, зная, что будет дальше. Но, к моему удивлению, в этот раз ему удалось дать отпор своему недугу.

– Грег, ты же знаешь, что я думаю на этот счёт, – произнёс он в тот мимолётный момент, когда в его глазах отразилась ясность. – Я всегда поддерживаю то, что ты считаешь правильным. Несмотря ни на что. До тех пор, пока это идёт на пользу не тебе одному.

«Видишь? – самодовольно сказал Кровопийца. – Он согласен со мной».

Я кивнул, испытывая одновременно облегчение и ужас. Мой отец, по сути, только что дал мне своё благословение. А это означало, что впереди меня и моих друзей ждёт большая опасность – даже если это ради общего блага.

– С другой стороны, тебе наверняка поможет моё Зерно истины, – внезапно заявил мой отец, теряя самообладание, которое помогало ему оставаться в сознании. – Иногда самые лучшие куски индейки лежат на дне! Как тот сом! Как же его звали? Ах да, генерал Шерман. Не пытайтесь поймать генерала Шермана, когда на кону всё самое важное! Словом, забудь о тех чудаках в магазине наживки…

«Вот тебе ещё одна причина отправиться в путь, Грегдруль, – вставил Кровопийца, вонзив нож мне в сердце. – Нельзя больше это терпеть. Тебе нужно вернуть настоящего отца. Кроме того, вдруг ты сможешь найти Эдвина. И сорвать гнусный и разрушительный эльфийский заговор. В общем, как сказал твой отец перед тем, как снова слететь с катушек: это правильно и это пойдёт на благо всем, а не только тебе».

Кровопийца, конечно, был прав. Обычно так и происходило (по крайней мере, в те времена, когда он не предлагал мне разрубить кого-то или что-то надвое просто ради смеха).

– Хорошо, пап, – сказал я, пока он продолжал болтать о гигантском соме по имени генерал Шерман. – Хорошо. – Я встал из-за стола. – Послушай, мне нужно встретиться с друзьями на Арене. Спасибо за ужин.

Я похлопал его по плечу, но он даже не заметил этого. Он уже перёшел к другому совету: как правильно вызвать кого-то по имени мистер Мисикс.

Но стоит признать, что он держался достаточно долго, чтобы дать мне настоящий совет: продолжать бороться за то, что, по моему мнению, было правильным. Неважно, насколько безумным и опасным это будет. Остановить планы эльфов, найти Эдвина и, самое главное, найти лекарство для моего отца – всё это было правильным.

Я только надеялся, что друзья поддержат мой план.

* * *

– Конечно, мы в деле! – воскликнула Ари.

– Естественно, а ты как думал? – добавила Глэм. – Неужели мы упустим шанс связаться с шайкой мерзких эльфов?!

– На войны быть тропе одному не тебе, вместе отправимся мы! – сказал Лейк.

Головастик молча кивнул мне, но я заметил, что его взгляд был устремлён куда-то вдаль.

– Я, конечно, не могу пойти, – сказал Иган, прежде чем я успел спросить Головастика, не случилось ли чего. – Но я сделаю всё что смогу, чтобы помочь вам здесь, в том числе удостоверюсь, что к Камешку продолжат хорошо относиться. И, как только Совет узнает, что вы исчезли, я постараюсь помочь вам замести следы. Но… Я не могу им лгать, вы все это знаете, так что рано или поздно они всё поймут. Это означает, что как только вы окажетесь на месте, у вас, скорее всего, будет мало времени, чтобы найти эльфов и выяснить, что они задумали.

Я молча кивнул.

Я только что закончил рассказывать друзьям о том, что поведал мне Камешек. О том, что эльфы планируют всеобщее истребление, и о том, что Совет большинством голосов решил проигнорировать слова «глупого» тролля.

Конечно, я постарался опустить ту часть, которая касалась моего отца. Или тот факт, что новым лидером эльфов может быть Эдвин (хотя я всё же надеялся, что это не так, иначе это бы означало, что он совсем лишился совести). Я и сам не вполне понимал, почему не упомянул об этих вещах в своём рассказе, но Кровопийца настаивал, что так будет лучше. Что всем проще проникнуться идеей, если сосредоточатся на том, что будет важно для всего общества, а не только для меня.

«Не используй свои личные переживания, чтобы манипулировать друзьями, – сказал он. – Сосредоточься на более крупных проблемах, на вещах, которые помогут каждому. Например, помешать этим подлым эльфам воплотить в жизнь свои жестокие планы, какими бы они ни были. Только ты и я, как только окажемся там, займёмся поисками лекарства для твоего отца».

Честно говоря, я ни секунды не сомневался, что мои друзья присоединятся ко мне в этом путешествии. Особенно после того, как они без тени сомнения рисковали своими жизнями, чтобы помочь мне спасти отца несколько месяцев назад. Тогда мы ещё не знали друг друга так хорошо. И сейчас они, как и прежде, без колебаний поддержали меня.

– Как мы туда доберёмся? – спросила Глэм. – Вроде Новый Орлеан расположен не так уж и близко отсюда. Я никогда раньше не летала на самолёте.

– Я тоже, – призналась Ари.

– Никто из нас не летал, – добавил Иган.

– Мы не можем полететь, – сказал я.

– Что воспрепятствует нам? – спросил Лейк, выглядел он при этом довольно разочарованным.

– Потому что служба безопасности аэропорта наверняка заинтересуется тем, что находится в хоккейных сумках у кучки детей, путешествующих без взрослых, и вряд ли нас пустят в самолёт с мечами, топорами и другим оружием, – сказал я. – Значит, мы поедем на поезде. Однажды, когда мне было восемь лет, мы с отцом поехали на поезде в Сиэтл, на наши сумки никто даже не взглянул и не поинтересовался, что в них лежит.

– С этим понятно, а что насчёт денег? – спросил Иган. – Я полагаю, что пять железнодорожных билетов в обе стороны отсюда до Нового Орлеана обойдутся в кругленькую сумму.

– Не беспокойся об этом, – сказал я с усмешкой. – У меня всё под контролем.

Глава 19

В которой мы знакомимся с «Природой непостоянства. Изложением Грутока Пряжколома»



Итак, в понедельник я продал немного какашек, чтобы купить билеты.

Конечно, парню, работавшему в сомнительном ломбарде за углом от магазина «Кроненбургские потрошки и починка дисковых телефонов» (он же секретный вход в Подземелье), я продавал не тролльи какашки, а пригоршню необработанных алмазов. Сначала он не поверил, что они настоящие. И как только понял, что это так, стал чрезвычайно подозрительным и задавал всевозможные вопросы о том, где я их взял.

Но есть причина, по которой я выбрал этот захудалый ломбард. Ну, на самом деле две причины:

1. Он находился буквально за углом (меньше чем в квартале) от входа в Подземелье.

2. За всю свою жизнь, что я провёл на поверхности, я посмотрел огромное количество криминальных фильмов, и почти в каждом из них был подобный захудалый ломбард, где никогда не вызывают полицию из-за подозрительных сделок.



– Послушай, парень, – сказал я. – Какая тебе разница, где я их взял? Они необработанные, а значит, незарегистрированные. Просто заплати мне десять тысяч наличными. Я не очень разбираюсь в драгоценностях, но знаю, что эти бриллианты стоят гораздо больше. Если ты продолжишь задавать так много вопросов, я просто уйду и никакой сделки не будет. Ну, так что ты на это скажешь?

В этот момент лавочник молча открыл сейф и положил на прилавок аккуратную стопку стодолларовых купюр. Я притянул деньги к себе, а он сгрёб небольшую горку бриллиантов в чёрный бархатный мешочек.

Мы обменялись короткими кивками, и я вышел за дверь.

Мои друзья с нетерпением ждали меня в переулке дальше по улице.

Глэм скрестила руки на груди (она была уверена, что у меня ничего не выйдет; с другой стороны, она даже не знала, что такое ломбард). Лейк выглядел нервным и взволнованным, его ноги постоянно шаркали по неровному тротуару переулка. Головастик стоял, прислонившись к стене, с наушниками в ушах, и глядел вниз, беззвучно произнося слова песни. Ари ухмыльнулась, как только увидела меня, – уж она-то хорошо меня понимала.

– У тебя правда получилось? – спросила она.

– Конечно, – ответил я, стараясь выглядеть так, словно даже не сомневался в успехе.

Я поднял толстую пачку наличных.

– Священный Рог Гнарларга, вот это пачка! – воскликнула Глэм, привлекая внимание нескольких пешеходов на другой стороне улицы. – Что мы будем делать со всей этой охапкой?

Я быстро засунул деньги в рюкзак и жестом пригласил всех следовать за мной.

– Ну, во-первых, давайте постараемся не привлекать внимания к тому, что у нас с собой столько денег, – прошептал я на ходу.

– Извини, – смущённо сказала Глэм.

– Всё в порядке, – ответил я. – Теперь нам осталось вернуться в Подземелье, чтобы забрать вещи. Нужно успеть на поезд!

* * *

Мы впятером ехали в трёх соседних купе поезда Амтрак, направлявшегося в Новый Орлеан.

Я мог бы подробно рассказать вам о том, как мы это провернули, но, честно говоря, это не так уж и интересно. Так что я буду краток:



1. Мы упаковали оружие.

2. Мы сказали родителям, что отправимся на Арену, а потом заночуем у Игана.

3. К тому времени, как все поймут, что мы ушли, будет уже слишком поздно ловить нас.

4. Иган анонимно передаст нашим родителям записку, в которой сообщит, что мы в безопасности, но выполняем миссию по спасению мира и, когда вернёмся, будем полностью готовы ответить за свои действия.

5. Я заплатил за билеты наличными на станции Юнион.



Мы взяли билеты в купе вовсе не потому, что нам слишком нравилось путешествовать с комфортом или что-то в этом роде (прямо как в поездах первого класса), а скорее потому, что дополнительное уединение означало, что мы могли говорить о гномах, магии, монстрах и эльфах во время девятнадцатичасовой поездки на поезде, не привлекая слишком много посторонних взглядов.

Где-то на границе Кентукки и Теннесси, около трёх часов ночи, Лейк, Ари и Головастик крепко спали в двух других купе, в то время как мы с Глэм бодрствовали в третьем. Она сидела на верхней койке с зажжённой лампой для чтения и древним фолиантом, разложенным на коленях. Я развалился на встроенном стуле рядом с нижней койкой, пытаясь отвлечься от того, насколько безумной и опасной была вся эта затея с тайной поездкой в Новый Орлеан, чтобы встретиться лицом к лицу с таинственной эльфийской фракцией.

Будет ли это целая армия или только несколько эльфов? Будут ли на их стороне монстры, вроде тех, что мы, гномы, пытались завербовать на МУМах? У них почти наверняка будет больше истериуса (как эльфы называли гальдерватн), чем в прошлый раз, когда мы столкнулись с ними, а это означало, что у нас больше не будет магического преимущества. Или, может быть, их там вообще не окажется? Может быть, Камешек ошибся, а может быть, они и вовсе переехали после его побега? И даже если речь шла всего лишь о небольшой группе эльфов, мы почти наверняка окажемся в меньшинстве и лишимся оружия и свободы. Ещё немного, и дальнейшие размышления могли напугать меня до такой степени, что я отказался бы от этой безумной затеи, поэтому я решил поискать способ отвлечься.

– Что ты читаешь? – в конце концов спросил я Глэм.

Честно говоря, Глэм никогда не казалась мне той, кто любит читать в свободное время. Мне казалось, что она проводит свои часы отдыха, разбивая антикварные шкафы. Или дробя мелкие кости животных в ладонях.

Она подняла глаза и улыбнулась.

– А тебе так интересно? – спросила она.

– Ну да, именно поэтому я и спросил.

Глэм продолжила улыбаться.

– Это второе издание гномьего учебника Земли отделённой, найденного недавно глубоко в шахтах Львиной пещеры в Эсватини, бывшем Свазиленде, – сказала она. – Книга называется «Природа непостоянства. Изложение Грутока Пряжколома».

– О чём она?

– В основном о различных методах эффективного уничтожения всевозможных предметов.

– Почему я не удивлён? – вздохнул я.