А у меня голова винтом кружится, ноги трясутся, тошнит, желудок к горлу прилип. Попросил тетку:

– Позвоните жене, плохо мне.

Она еще больше озверела:

– Когда ханку жрал, ни о ком не думал?

В последний раз меня пнула, пообещала:

– Сейчас вернусь, еще сильней получишь!

И ушла. Я кое-как встал, выполз во двор, попер по тропинке, сообразил: она ведет к шоссе. И не ошибся. Выбрался на проезжую часть, стал попутку ловить. Все мимо свистят. Сети нет, позвонить не могу. Двинулся пешком по обочине. Сколько ковылял, не знаю, в голове туман. И вдруг удар сзади. Опять ничего не помню. Очнулся, когда на носилки клали. Больно так стало, прямо жуть. Я заорал. Мне укол сделали. Сюда привезли, в палату кинули и забыли. Хорошо, соседи дали зарядку, и Сеть тут есть. Я Лене позвонил. Вот такая история.

Степан посмотрел на меня:

– Вилка, записала сюжет? Тебе определенно он пригодится!

– Нет, – возразила я, – нестыковок много. Зачем человеку, который нанимает няню для кота, зазывать незнакомца бог знает куда в необитаемый дом? Почему Федя поехал по адресу и его не смутило, что работа не в Москве? Фил, ты, наверное, уже посмотрел, сколько стоит пасти котов в отсутствие хозяев?

– В среднем от трехсот до пятисот рублей в день, – ответил Майоров, – собака обойдется дороже, с ней гулять надо. Этим ремеслом занимаются в основном пенсионеры. Они готовы приходить несколько раз в день, но ночевать в чужой квартире мало кто согласен. Федор, мне очень жаль, что ваше материальное положение настолько ужасно, что вы решились на уход за котом.

– Бредятина! – закричала Лена. – Федька, ты ума лишился?

– Не хотел выглядеть альфонсом, – потупил взор Лебедев.

И тут в каморку вошел доктор, на вид ему было чуть за двадцать.

– Ого, сколько гостей, – неодобрительно заметил врач, – у нас небольшая больничка, возможности тоже. В Москве вашему родственнику лучше помогут. Советую обратиться в ЦИТО. Там очень опытные специалисты. Перелом крестца – неприятная травма. Перевозить больного надо лежа, и кровать нужна специальная. У нас такой нет. Мы были вынуждены взять пострадавшего, потому что его наша «Скорая» доставила. МРТ Лебедеву сделать я не могу, КТ тоже – аппараты отсутствуют. А эти исследования крайне необходимы.

Мне стало понятно, что эскулап очень хочет избавиться от москвича, который может возмущаться, требовать к себе внимания, жаловаться на плохие условия.

– Перестаньте канючить, – рявкнула Лена, – конечно, я заберу мужа. Уже вызвала перевозку, ему приготовили нормальную палату в нормальной клинике.

– Федора сбила машина? – спросил Степан.

Юноша в халате замялся.

– Ну… я не травматолог. Вообще-то, тех, кто на дороге пострадал, с тяжелыми увечьями везут или в районную, или областную больницу. Мы простой стационар, нас закрывать хотят. Коллеги со «Скорой» считают, что Лебедев – жертва наезда. Но если вам интересно мое мнение, это больше похоже на то, что он из машины на ходу вывалился. Я не так давно институт окончил, практику проходил в областной. Вот там видел несколько раз людей, которых из автомобиля на скорости выкинули. У всех перелом крестца.

– Игорь Николаевич, – закричал из коридора звонкий женский голос, – у бабы Кати опять давление поднялось.

– Иду, – громко ответил доктор, открыл дверь и, уже стоя на пороге, осведомился: – Забираете Лебедева? Документы готовить?

– Да! – рявкнула Лена. – Неужели я непонятно высказалась? Да. Да! Да!!!

Врач улизнул в коридор. Степан оперся локтями о колени.

– Федор, в ваших интересах рассказать нам правду.

– Так уже доложил, – решил не сдаваться Лебедев.

– Если будете придерживаться версии про кэтситтера, – хмыкнул Дмитриев, – то все может пойти иначе, чем вы думаете. Навряд ли вы настолько неразумны, чтобы ехать невесть куда к незнакомому нанимателю. И владелец дома в Подмосковье, хорошей квартиры в столице, приличного счета в банке не станет наниматься нянькой к чужому коту.

– Дом, квартира, банк? – растерянно повторила Лена. – Федя, о чем Степа говорит?

– Сам не понимаю, – прикинулся дурачком новобрачный.

– Что вам на самом деле сказал медведь? – неожиданно резко изменил тему беседы Степан.

– Какой? – плохо разыграл удивление Лебедев.

Дмитриев встал:

– Пошли, ребята. Пусть Елена увозит мужа в Москву. Мы, к сожалению, помочь Федору не можем.

– Я закажу венок, – вздохнул Майоров, – с лентой: «От скорбящих товарищей».

– Чего? – встрепенулся Федор.

– Неприлично на похороны приходить без цветов, – объяснил Филипп, – а у нас апрель на дворе, цветы исключительно импортные. В июне можно сирени в саду наломать, обойтись букетом. А сейчас придется серьезно потратиться.

– В смысле? – напрягся Лебедев.

– Да уж смысла в нашей беседе совсем нет, – сделал вывод Степан, – или вы беспредельно неразумны, или кого-то до одури боитесь.

Глава тридцать восьмая

– Еще чего! – рассердился Лебедев. – С умом у меня получше, чем у вас. И дрожать от страха я ни перед кем не стану.

– Значит, с логикой у вас проблема, – вздохнул Фил. – В процессе беседы у меня созрели вопросы.

– Задавайте, отвечу, – пообещал Федор, – я открыт, как телевизор.

Я хотела сказать, что волшебный ящик не открывают, а включают, но промолчала.

– Телефон человека, с которым вы договаривались, у вас сохранился? – начал Майоров.

– Был в звонках, но я всегда их стираю, – живо придумал Лебедев.

– По какому адресу проживает кот? – не утихал Филипп.

– Деревня Гуркино, – без задержки сообщил кошачий нянь.

Майоров быстро застучал по клавишам компьютера и вскоре сказал:

– В Московской области было село с таким наименованием, но восемь лет назад на его месте возвели коттеджный поселок бизнес-класса. Цена за дом там о-го-го какая. Сомнительно, что вы туда приехали.

– Наверное, я перепутал, – не стал спорить Федор, – вероятно, Куркино!

– Это район Москвы, – возразил Степан.

Федя потер ладонью лоб.

– Я после травмы. Память путается. Амнезия у меня.

– Неприятная штука, – сочувственно отозвался Майоров, – раз забыли, где кот живет, то перейдем ко второму вопросу. Вы на чем прикатили в Гуркино-Куркино?

– Не понял, – протянул Лебедев.

– Как добрались до места? – уточнил начальник отдела компьютерного поиска. – На автобусе, электричке, такси, мотоцикле, велосипеде?

Федор изобразил удивление:

– На своей машине.

– И где она? – поинтересовался Филипп. – Почему, убежав из избы, вы не сели за руль? Пошли пешком?

Лебедев замялся.

– Ну… так амнезия же! Забыл про тачку.

– Хорош врать! – взвилась Лена. – Его иномарка у дома моего на парковке стоит. Почему вы говорили о квартире моего мужа в Москве? О счете в банке?

– Лен, пусть они уедут, – взмолился Лебедев, – мне реально плохо! Чушь слушать не могу.

Филипп, который сидел на подоконнике рядом с Диванковой, показал ей свой ноутбук.

– Вот тут смотрите. Данные об апартаментах, имя владельца.

– Ни фигасе! – ахнула Ленка. – Федька, или ты говоришь правду, всю до конца, или сваливай от меня куда подальше. Врун!

– Лен! Давай без них поболтаем, а? – заныл муж.

– Нет, – отрезала Лена, – выкладывай правду. Имей в виду, если ты брешешь, отправишься на все четыре стороны. Живи в своих апартаментах.

– Они сданы, – неохотно признался Федор.

– Облегчу вам задачу, – произнес Степан, – мы знаем, что вы, Федор, выполняете щекотливые задания клиентов. И нам известно, что вы помогали господину Леонову прятать его дочь Катю подальше от его матери Елизаветы Петровны.

– Пойми, – вмешалась я, – тебя определенно хотели лишить жизни, попытка оказалась неудачной. В твоих интересах рассказать нам правду. Убийца сейчас зол, что упустил жертву. Но в следующий раз учтет свою ошибку.

Лебедев откинулся на подушку.

– Мне плохо, уходите! Я рассказал все, что помню!

Я встала:

– Федя…

Договорить мне не удалось, дверь в кладовку распахнулась, загремел незнакомый мужской голос:

– Транспортировка лежачих больных!

– Здесь, здесь, – закричал Лебедев, – увезите нас с женой отсюда поскорей.

В каморку вошли два санитара.

– Тут не развернуться, – заметил один.

Телефон Степана звякнул, муж посмотрел на экран и встал.

– Нам пора! Федор, захотите поговорить, я всегда готов вас выслушать.

– Голова кружится, все тело болит, – простонал Лебедев.

Наша малочисленная группа покинула больницу. В машине Степан прочитал вслух сообщение от Ксении, которое пришло, когда мы находились в палате.

– Что теперь делать? – растерялась я, когда супруг замолчал.

– Ответа на вопрос пока нет, – признался Степан, – но…

У меня зазвонил телефон.

– Это Леонов! – воскликнула я. – Что ему надо?

– Ответь, – велел Степан, – возможно, он уже знает, что Жук рассказал правду.

– Алло, – пропела я в трубку.

– Запиши адрес, – забыв поздороваться, попросил владелец издательского холдинга.

– Чей? – уточнила я.

– Куда ты должна сейчас ехать. Поговорить надо.

– Диктуй, – скомандовала я, – но нас в джипе трое. Еще Дмитриев и Майоров.

В ответ прозвучало:

– Ок.

– Громкая связь – полезное изобретение, – заметил Степан, перестраиваясь в левый крайний ряд.

Я отвернулась к окну.

– Думаешь, Жук ему сообщил о встрече с Ксенией и Мироном?

Вместо мужа ответил Филипп:

– Скорей всего. У меня новость. Профессор Рэй Эпштейн.

– Кто это? – удивилась я.

– Никита Иванович в разговоре с нами упомянул, что он обратился к этому доктору, чтобы тот лечил маленькую Лизу, – напомнил Майоров. – Я нашел врача, он умер. Написал его сыну Нику Эпштейну сообщение от лица Леонова.

– М-да, – крякнул Степан, – возможно, Никита позвал нас не из-за откровений эксперта Жука, а потому, что американский профессор ответил Леонову.

– Нет, – возразил Майоров, – больную девочку курировал Рэй Эпштейн, а мое послание попало к его сыну, тоже профессору. Я сделал почтовый ящик на адрес: «Помощь всем». Отправил такой текст: «Уважаемый господин Эпштейн! Ваш отец лечил от порфирии мою дочь Элизабет. К сожалению, у нее была наиболее агрессивная форма. Несмотря на все наши старания, Лиза умерла. Недавно мне стало известно, что к Господу ушел и ваш гениальный отец. Примите мои соболезнования. Рэй Эпштейн помог многим детям и облегчил страдания Элизабет. Если вы, разбирая архив своего отца, найдете снимок, на котором запечатлены господин Эпштейн-старший и Лиза, вышлите мне, пожалуйста, его копию. Это последнее фото моей девочки, оно сделано за день до ее кончины в последний визит профессора в Москву». Далее подпись. Я не рассчитывал на ответ, однако попытаться стоило. Но Ник быстро отреагировал на послание. Ответ пришел, когда мы сидели в палате у Лебедева.

Майоров взял бутылку воды из подлокотника и сделал пару глотков.

– Зачитываю в переводе на русский язык. «Уважаемый господин Леонов, благодарю вас за хорошие слова в адрес моего отца. Я горжусь им и стараюсь походить на Рэя. Понимая, сколь важно для вас последнее фото Элизабет, я нашел в архиве вашу переписку. И был удивлен. Да, мой отец по вашему приглашению прилетал в Россию. Да, он консультировал вашу дочь и сделал вывод: порфирии у ребенка нет и никогда не было. Реакция глаз малышки на свет вызвана применением ненужных ей капель «Окобарин». Они, как правило, используются при онкозаболеваниях короткими курсами, так как вызывают негативную реакцию органов зрения на яркий свет. Другие признаки якобы порфирии, в том числе покраснение зубной эмали, возникли от приема ряда таблетированных препаратов. Предположение Рэя о том, что Элизабет дают медикаменты, которые симулируют порфирию, подтвердили спешно сделанные анализы. Случись подобное в США, доктор обязан был бы сообщить об этом в полицию. Но в России Рэй был только гость. Он посоветовал вам задаться вопросом: кто и почему решил устроить спектакль, который мог убить ребенка. И вернулся домой. Более он с девочкой не встречался, с ней не снимался. Если ваша дочь умерла, советую обратиться в полицию, так как порфирия не имеет ни малейшего отношения к гибели Элизабет. Тот, кто пытался внушить вам, что девочка ею страдает, почерпнул информацию о заболевании в интернете, поэтому постарался вызвать у ребенка его внешние признаки. Вероятно, обычные люди поверили бы в болезнь, но Рэй сразу понял: это спектакль. Порфирии – группа наследственных заболеваний, обусловленных нарушениями синтеза гена с повышением содержания промежуточных продуктов порфиринов в крови и тканях. У Лизы были внешние симптомы, но анализы исключили все виды данного заболевания. Физическая слабость ребенка, потеря веса и прочее вызваны приемом лекарств, с помощью которых симулировали недуг.

Филипп остановился.

– Дальше там еще несколько общих фраз, и все.

– Лиза не болела, – ахнула я. – Зачем тогда спектакль? Девочка жива? Или умерла?

Глава тридцать девятая

– Ваши сотрудники побывали у Анатолия Борисовича Жука, – с места в карьер начал Леонов, когда мы устроились в гостиной.

– Да, – подтвердил Степан, – эксперт сообщил им, что по приказу своего начальства написал ложное заключение. Это было последнее дело Анатолия Борисовича, он собирался на пенсию, сокрушался, что не накопил на домик в деревне, куда давно мечтал переселиться. При первом взгляде на тело Светланы Вересовой Жук понял, что та выпила нечто едкое. И вскоре выяснил: пострадавшая глотнула серной кислоты. Она без цвета и запаха, правда, обладает выраженным медно-кислым вкусом, но ваша супруга сделала всего один глоток. И, наверное, сразу поняла, что выпила нечто опасное. Далее, по предположениям Анатолия Борисовича, женщина бросилась к окну. С какой целью? Здесь можно лишь догадки строить. Она стала задыхаться, кинулась к источнику воздуха, от боли не знала куда деваться, перепутала окно с дверью… Что творилось в голове у несчастной, нам уже не узнать. Начальник Анатолия Борисовича попросил указать в заключении, что у жены Леонова случился инсульт, она предположительно в этот момент стояла у открытого окна, которое сделано на французский манер. Ну и упала. Это несчастный случай. Сомнений в том, что Вересову никто не толкал, у эксперта не было. А вот где погибшая нашла кислоту? Это вопрос. Босс прочитал его в глазах подчиненного и объяснил:

– Тут, понимаешь, деликатное дело. Кто такой Леонов, посмотри в Википедии. Никита Иванович нам много помогает, он дружит…

Шеф показал пальцем на потолок.

– И вообще хороший мужик. Да, с женой ему не повезло. Она с психиатрическим диагнозом, несколько попыток суицида. За бабой тщательно смотрели, вовремя пресекали желание наглотаться таблеток или слопать яд для крыс. А тут не уследили. Если бы не падение из окна, шума не было бы, но Вересова смогла открыть раму. Никита Иванович человек известный, журналисты за новость ухватятся. Понапишут дерьма! Нальют грязи!! Придумают то, чего и не было!!! Мне мужика элементарно жалко. Он и так с сумасшедшей натерпелся, а теперь еще пресса вдоль его забора с лаем побежит. Он тебе очень благодарен будет.

Степан посмотрел в глаза Никите.

– И вскоре вышла книга рассказов, автор Жук.

– Гонорар Анатолий Борисович такой получил, что от зависти зарыдать можно, – вставила я свое слово.

– Если уйдешь от Зарецкого ко мне, твое финансовое положение укрепится, – пообещал Никита.

Я сделала вид, что не слышала его заявления.

– Неужели Светлана несколько раз пыталась покончить с собой?

Леонов не стал лгать.

– Нет. Я соврал своему приятелю, начальнику Жука. Это был банальный несчастный случай. Мама моя – глубоко верующий человек. Она увлекается реставрацией разной церковной утвари. Тот день выдался для нее тяжелым, она ездила в колумбарий, где захоронен прах внучки, долго молилась там. Затем отправилась на службу в церковь, простояла несколько часов на ногах, устала и морально и физически. Решила отдохнуть, пошла в комнату, в которой я ей сделал мастерскую. Среди разных реактивов, необходимых для работы, там есть серная кислота. Елизавета Петровна всегда аккуратна и с ней, и с другими опасными жидкостями. Мама все приготовила и пошла в столовую, решила сначала чаю попить. А Светлана зашла в мастерскую.

– Зачем? – спросила я.

Леонов развел руки.

– Кто ж знает? Жена всегда говорила: «Я хозяйка в доме. Хожу везде, где мне хочется». Что-то ей там понадобилось. Кислота находилась на столе в фарфоровой чашке. Наверное, Светлана решила, что там чай, глотнула… Остальное вам известно. Не надо ворошить ту историю. Сегодня Анатолий Борисович мне позвонил сразу после ухода ваших сотрудников. Чуть не плакал, говорил:

– Баба их меня так уболтала, что я сам не заметил, как правду ей сказал про серную кислоту.

– Вы в хороших отношениях? – предположил Степан.

– Общаемся изредка, – уточнил Никита, – конечно, гонорар он за книгу получил завышенный. И не сам писал, рассказал моему человеку всякие интересные случаи из своей практики. Дальше прямо святочная история. Книга неожиданно хорошо пошла. Сделали допечатку, серьезно разрекламировали издание. Потом поступило предложение от продакшн, и был снят сериал. Жук ощутил себя гениальным и предложил мне сделать продолжение, дескать, он не все случаи из практики пересказал. Я согласился. И снова неплохие продажи. Второй сезон сериала, правда, снимать не стали. В рамках компании по продвижению книг договорились об участии Анатолия в популярном телешоу.

Никита усмехнулся:

– Ни я, ни мои пиарщики, ни, думаю, продюсер программы не ожидали, как себя поведет Жук. Наши ребята объяснили ему, что появление в телевизоре – уникальная возможность стать узнаваемым. Надо постараться привлечь к себе максимум внимания любым путем, хоть догола разденься и пляши перед камерой. Помнится, завдепартаментом пиара и рекламы пришла ко мне и грустно сказала:

– Полагаю, это первый и последний визит Анатолия Борисовича в «Останкино». Он неразговорчивый, тихий, а на съемках у Балахова надо кричать, ругаться, рассказывать шокирующие новости. Все гости так себя ведут, а Жук растеряется. Зря мы его на телевидение толкаем, ничего не получится. Только бюджет профукаем.

Я ей ответил:

– Не попробуешь, не узнаешь. Ну, посидит молча, это тоже неплохо, сойдет за интеллигента.

И что вышло? Бенефис Анатолия. Он всех переорал, самого Балахова заткнуть умудрился.

– В это верится с трудом, – хихикнула я.

– Представь! – засмеялся Никита. – Когда ведущий шоу хотел дать слово кому-то из гостей, Жук завопил:

– Я могу определить на взгляд, от чего и когда человек умрет естественной смертью!

Балахов поперхнулся, Анатолий к нему.

– Вот у вас определенно беда с легкими, дышите тяжело. Хронический бронхит?

– Да, – опешил телеведущий.

– Отличненько, – обрадовался патологоанатом, – впереди вас ждут кровохарканье, легочная недостаточность, эмфизема, диффузный пневмосклероз, а умрете вы от ХОБЛ!

– Это что такое? – растерялся ведущий.

– Хроническая обструктивная болезнь легких, – резво уточнил Жук, – вылечить ее нельзя. Каюк вам, задохнетесь.

– Да уж, – воскликнул Майоров, – зря вы Анатолия тихоней считали!

– Это еще что! – развеселился Никита. – Балахов, услышав про свою кончину, на пару секунд умолк. Короткой паузы хватило, чтобы Анатолий показал на какую-то бабу из публики и сообщил:

– А у нее гипертония. От инсульта помрет. Вот у того мужчины – цирроз печени, бросай бухать, приятель. Рядом с ним сидит будущий рак легких, хорош курить, идиот. Хочешь, опишу в деталях, что увижу, когда тебя вскрою? А? Знаешь, какой цвет у твоих органов дыхания? У всех, включая носовую полость, глотку, гортань и прочие?

Рейтинг этого шоу зашкалил за все верхние пределы.

– Наверное, Анатолия стали приглашать все каналы, – предположила я.

– Верно, – согласился Леонов, – ему дали кличку Доктор Смерть, и какое-то время Жук не вылезал из телевизора. Но потом он надоел, всегда вел себя одинаково, не учел, что зрителей надо постоянно удивлять. Интерес к патологоанатому упал. Он разбежался ко мне с просьбой издать третью книгу. Но услышал отказ. Во-первых, мне стало ясно, что истории про вскрытие надоели покупателям, их много появилось. А во-вторых, мне не понравилось, что Анатолий несколько раз говорил на телесъемках:

– Самые интересные мои рассказы издательство публиковать побоялось, потому что в них говорится о сильных мира сего. Они неоднократно просили меня написать ложь о результатах постмортального исследования. Но я не такой! А вот редакторы трусы!

Леонов поморщился:

– Ну, и я с ним больше связываться не стал. Жук неплохо заработал. Я не обещал содержать его до конца жизни. Анатолий стал меня просить, пришлось объяснить ему, что кусать руку дающего не стоит. Ну и понятно, что он затаил злобу, а тут появились ваши ребята. Жук не постеснялся сообщить о том, как скончалась Светлана. Но опять просчитался. Со дня смерти моей жены прошло несколько лет, тело кремировано. Да, новость о том, что жена Леонова выпила кислоту, может заинтересовать читателей желтой прессы. Но жить «утка» будет очень короткое время. Я не поп-звезда, не известный актер, не политик. Издатели находятся в тени, к моей личности интереса немного. Да, смерть Лизы осветили все СМИ, но речь шла о маленьком ребенке. Ну и есть заключение Жука о несчастном случае. Если он будет тиражировать свой рассказ вашим людям, то погубит себя. Кто составил фальшивый документ? Анатолий Борисович. Жук как был дурак, так им и остался.

– Вашу дочь лечил Рэй Эпштейн? – на всякий случай уточнил Семен.

– Я говорил, что не нашел в России специалиста, который внушал бы мне доверие, – повторил Никита, – а Эпштейн – мировая величина!

– Вы правы, – согласился Дмитриев, – но именно по этой причине не стоило к нему обращаться. Лучше было найти специалиста, о котором никто, кроме соседей, не знал. И объяснить ему все, что вам надо. Такой эскулап мог бы согласиться на спектакль.

Леонов прекрасно изобразил удивление.

– Вы о чем?

Майоров вынул из портфеля листок.

– Специально для вас распечатал письмо сына Рэя.

Никита взял бумагу.

Глава сороковая

Я внимательно следила за тем, как издатель читает. Но на лице Никиты не дрогнул ни один мускул. Завершив чтение, Леонов обратился ко мне:

– Виола, стремление скомпрометировать меня, раскопки семейной истории, которая никого не касается, это заказ Зарецкого? В России сейчас много издательств, но на самом деле есть два холдинга, которые имеют большой пакет авторов и способны раскрутить писателя и, самое главное, продать его творение и заплатить большой гонорар. Мне понятна преданность Арины Виоловой Ивану. Он тебя открыл. Правда, не смог сделать равной Смоляковой, ну да Миладу никому не догнать. Но зря ты отказалась сотрудничать со мной. Я был о тебе лучшего мнения. Копаться в…

– Зарецкий понятия не имеет об этой истории! – воскликнула я. – Ты знаешь, что к нам с просьбой найти пропавшего мужа обратилась Елена Диванкова.

– В процессе работы мы выяснили, что Лебедев работал на вас, – прервал меня Степан, – а сейчас Федора нашли в больнице, он попал туда с переломом крестца, рассказывает лживую историю о том, как получил травму. Понятное дело, что мы стали проверять вас и выяснили правду о вашей дочери.

– Зря вы упоминали Рэя Эпштейна, – упрекнул хозяина дома Майоров, – у нас после первого разговора с вами появилась версия о том, что Федор помогал вам обманывать мать и жену. А вот по какой причине у вас зародилась мысль объявить девочку умершей, мы не знаем. И чем вам не угодил Лебедев, тоже не ясно.

– У нас нет желания «утопить» тебя, – подхватила я, – наоборот, мы пришли с честным разговором, сообщили все, что выяснили. Лебедев после травмы может стать инвалидом. Диванкова настроена агрессивно, она полагает, что ты нанял людей, которые выкинули Федю из машины!

– Что за чушь! – разозлился издатель. – Зачем мне уродовать Лебедева? Просто скажу ему: «Более в твоих услугах не нуждаюсь».

Майоров повернул свой ноутбук экраном к Никите.

– За последние несколько лет ситуация на дорогах Москвы сильно изменилась. Камеры повесили повсюду, водителей вынудили соблюдать правила. Ну не понимает наш человек объяснений, уговоров и взываний к совести. Только штрафы на него действуют. В вашем автопарке три машины: два джипа и «Майбах». А вот запись с камеры, она установлена на парковке у торгового центра, который расположен неподалеку от МКАД, на шоссе, ведущем в область. Что мы видим?

На экране ноутбука ожила картинка, но Филипп не замолчал, он стал комментировать «кино».

– Видеонаблюдение на стоянке не постоянное. То одни камеры работают, то другие. Перед нами джип, он стоит к нам багажником. Как машина приехала, мы не видели. По номеру легко определить владельца – Леонов Никита Иванович. Внимание! К внедорожнику подкатывает самое обычное такси. Его номерной знак тоже отлично считывается. Это я упомянул для того, чтобы все поняли: водителя легко найти, он не станет скрывать, что подвозил мужчину на парковку. Кто выходит из такси? Лебедев. Что он делает? Садится в джип на переднее сиденье. Его лобовое стекло вне зоны обзора камеры, опять виден только багажник. Потом эта же машина попадает на камеры подмосковного шоссе, она идет с превышением скорости. В последний раз автомобиль засветился при въезде на дорогу, которая ведет в сторону деревень Команино, Дружково, Рябкино. На той магистрали видеослежения нет. «Скорая», которую вызвал добрый самаритянин, нашедший Федора, забрала пострадавшего в пяти километрах от Рябкина. Там глухое место и совершенно ровный участок дороги. Мне видится такое развитие событий. Господин Леонов выбрал подходящее место для беседы с Федором. В процессе разговора стало понятно, что Лебедев творил подлости. Водитель разогнался и вытолкнул спутника. Есть интересная подробность. Джип оборудован системой спасения от нападения на шофера. Если водитель понимает, что в салоне агрессивно настроенный человек, то достаточно нажать кнопку. В ту же секунду задняя или передняя дверь распахнется, ремень безопасности отщелкнется, и сиденье вытолкнет злоумышленника на дорогу. Этим устройством можно оснастить только внедорожник этой модели. Стоит услуга очень дорого. Как я догадался, что у вашей тачки хитрая система защиты? На багажнике в нижнем левом углу, где указана марка машины, есть латинские буквы «SEC», это начало слова «security». Надпись можно убрать, но те, кто разорился на, образно говоря, катапульту, как правило, оставляют ее как предупреждение: если замыслил зло, не садись в мою машину.

– Об этой системе мало кто знает, – добавил Степан, – а подавляющая масса людей не обращает внимания на «SEC». Теперь вы понимаете, почему мы здесь.

Леонов не изменился в лице.

– Мы находимся в квартире, о существовании которой мало кому известно. Она предназначена для проведения совещаний в условиях строжайшей секретности. Поэтому здесь нет помощников. Но кофемашина и чайник в наличии. Если у кого-то пересохло в горле, я готов выступить в роли организатора чайно-кофейной церемонии.

– Лучше продолжим беседу, – ответила за всех я.

Леонов спокойно заговорил:

– Помню, как удивился, когда ко мне прибежала Светлана и сообщила:

– Лиза чем-то больна!

До того дня жена не особенно заботилась о ребенке. Я сразу нанял няню, она ухаживала за младенцем. И вскоре у меня создалось впечатление, что рождение Лизы вызвано желанием жены пойти наперекор советам свекрови. Моя мама весьма разумно говорила:

– Подождите немного с детьми. Поживите для себя, притритесь друг к другу, поймите: ваши отношения надолго или это просто всплеск страсти.

Елизавета Петровна мудрая женщина, она опасалась, что молодые быстро разведутся. Далеко не каждая пара выдерживает испытание детьми. Мама хотела, чтобы наследник фамилии Леоновых жил в полной семье. А для этого надо, чтобы муж с женой сначала нагулялись. Здравая мысль, прекрасный совет. Но Светлана всегда в штыки воспринимала все советы свекрови и назло ей поступала наоборот. Поэтому супруга, ничего не сказав мне, перестала предохраняться, и родилась Лиза. Жена выдохнула, она утерла нос матери мужа, поступила по-своему. Да только ребенок Светлане был не нужен, она неделями не заходила в детскую. И вдруг примчалась с заявлением:

– Немедленно везу Лизочку к специалисту. К самому лучшему!

Назвала какую-то фамилию, вернулась домой в слезах. У девочки смертельный недуг! Порфирия!

Я попросил жену не истерить, но и сам понял, что ребенку плохо. Кожа пожелтела, вид у малышки стал болезненный, аппетит пропал, она все время спала. В придачу зубы у дочери стали темнеть. Я нашел врача, сам повез малышку в клинику. Там сделали анализы и за голову схватились. Все показатели непонятно какие! Растерялся педиатр. Возможно, он отличный врач, но с порфирией дел не имел. После посещения еще трех эскулапов я принял решение искать знающего человека за границей. Вышел на Рэя Эпштейна. Тот консультировал по всему миру. Во сколько мне обошелся его визит, говорить не хочу. Вопрос денег не важен, если речь идет о жизни ребенка.

Глава сорок первая

Леонов кашлянул:

– Эпштейн осмотрел Лизу, взял кучу анализов, сложил пробирки в особый бокс и улетел. Через несколько дней мы с ним связались по скайпу. Рэй сказал:

– Никакой порфирии у малышки нет, хотя анализы плохие. Но они такие не из-за болезни, а по причине приема препаратов. Моя лаборатория определила, что дают малышке. Список сейчас вышлю. Скорей всего, девочку угощают с помощью шоколадных конфет, они прекрасно маскируют вкус медикаментов. Кто, с какой целью старается представить ребенка больным, не мое дело. Но если прием лекарств продлится, ваша дочь может погибнуть.

Ну и кто попал под подозрение? У меня не было сомнений – это Светлана! Только она могла придумать историю с порфирией. Броня никогда не сделает ребенку плохо, и, кстати, она несколько раз говорила мне:

– Попросите жену не давать Лизочке шоколадные конфеты. У девочки животик плохо работать стал.

У нас с Брониславой тогда уже были близкие отношения, но она со мной до сих пор на «вы». После небольшого колебания я посоветовался с Броней, мы выработали план, который и осуществили. Самым сложным было не вызвать подозрений у Светланы. И не дай бог, чтобы она поняла, что Лизе делается лучше. Я не мог развестись с женой, в России ребенок традиционно остается с матерью. Отнять у нее малышку по суду? Стать героем прессы? Увольте, этого мне не надо.

– Ты же говорил, что Вересова не занималась дочкой, – удивилась я, – она бы тебе спокойно отдала Лизу.

– Как бы не так! – рассердился Никита. – Наоборот! В случае развода дочь для Светланы это способ давления на бывшего, повод выжать из меня как можно больше денег. «Не хочешь дать мне нужную сумму? Значит, не увидишь Лизу». Знаю я такие истории. План мы составили такой: Лиза «умирает» после тяжелой болезни. Светлану я отправляю жить в Лондон, потом тихо происходит развод, Вересова получает достойное содержание. Маму я через некоторое время выдам замуж.

– Что? – подпрыгнула я.

Никита улыбнулся:

– У нас с ней разница в возрасте – девятнадцать лет. Елизавета Петровна здорова, прекрасно выглядит, обеспечена. Жених нашелся быстро, он живет в Италии, сам русский. На десять лет моложе невесты, владеет мелким бизнесом, рад создать семью с богатой дамой, станет ее холить и лелеять. Ну и мы осуществили задуманное. Броня перехватывала конфеты, которые девочке постоянно подсовывала мать. Лиза стала принимать безопасные пищевые красители, они изменили цвет зубов, кожи. Хорошо, что девочка от природы спокойная, не любит бегать, шуметь. Я распустил слух, что у дочки порфирия… И в конце концов Лиза якобы умерла.

– Она жива, – обрадовалась я, – вот почему в гробу лежала кукла. Но после «смерти» ребенка все пошло не по вашему плану.

Никита кивнул.

– Я и подумать не мог, что Светлана глотнет кислоты. Но одной заботой стало меньше. Оплакивать бабу я не стал, похоронил ее достойно. Итальянец прилетел в Москву, все вроде шло отлично, маме он понравился, она к нему в гости в городок Лорето Апрутино постоянно летает. Жених получает от меня подарки. И вдруг! Лебедев решил меня шантажировать.

– А он тут при чем? – спросила я. – Или ты ему рассказал, для кого дом куплен?

Никита прищурился.

– Нет, конечно. А вот приличного жениха для мамы попросил найти. Не мог же я обратиться в брачное агентство. Елизавета Петровна не должна догадаться, что ее ухажер нанят! Несколько дней назад Лебедев выдвинул условие: я плачу ему теперь в месяц денег в два раза больше. Я ответил: «Надо поговорить. Встречаемся послезавтра на парковке, как обычно». Федор закапризничал: «Не могу, завтра у меня свадьба, я женюсь, давайте в понедельник». Соглашаться на его условия я не собирался, не имел желания играть по его правилам, поэтому сразу заявил: «Или послезавтра, или никогда». Он приехал на такси, вонял перегаром, заломил непомерную сумму. Я ему сказал:

– Очнись! Ты и так много имеешь.

Он заявил:

– Если не будете платить, я расскажу Елизавете Петровне, за кого она замуж собралась. И сообщу, кто придумал ей этого мужика подсунуть.

Вот тут я его и выбросил из джипа, о чем абсолютно не жалею. Лебедев в больнице, его оттуда долго не выпустят, он мне звонил, рыдал в трубку, просил прощения. Мама через неделю оформит брак. Вот и вся история. Больше мне добавить нечего.

– Лизу теперь зовут Катей? – неизвестно зачем уточнила я. – У вас с Брониславой пока нет детей?

Леонов не ответил, он встал.

– Теперь вы все знаете. Можно расходиться.

– Вроде складная история, но возникли вопросы, – произнес Степан, когда мы ехали в офис.

– Зачем Светлана решила представить девочку больной? – тут же выразил свое недоумение Майоров. – В чем смысл столь жестокого спектакля?

– Она не любила Лизу, действовала назло свекрови, – сказала я, – то, что девочка теперь с ней навсегда и никуда не денется, до жены Никиты дошло лишь после того, как младенец появился на свет. Наверное, Свете хотелось от малышки избавиться. И что делать? Сдать дочь в приют? Невозможно. Вот мать и решила убить дочь, объявив ту неизлечимо больной. Специально подобрала редкую хворь, отвела девочку к какому-то шарлатану.

Степа не стал спорить.

– Возможная версия. Но есть кое-что, не позволяющее в нее поверить. Вересова не бедная женщина. У Лизы с первых дней жизни была няня, потом Бронислава. Девочка никак не обременяла мать, та с дочкой почти не виделась, жила как хотела. Зачем выдумывать недуг? Женить на себе богатого мужчину и, чтобы привязать его покрепче, произвести на свет ребенка – любимая уловка нищих красавиц. Детей они не любят, все светлые чувства отдают деньгам. И как поступают такие мамаши с наследниками? До школьного возраста о них заботятся няньки, потом детей отправляют за границу. Домой они прилетают только на каникулы. Зачем порфирия? К чему этот спектакль?

– Елизавета Петровна действительно увлекается реставрацией церковной утвари, – неожиданно произнес Филипп, который может выуживать информацию в Сети при любых обстоятельствах, – госпожа Леонова хорошо известна в узких кругах людей, которые увлечены тем же делом. Иконами она не занимается, а вот их окладами – с удовольствием. Приди матери Никиты в голову зарабатывать таким образом, без работы она не останется. У Елизаветы прекрасная репутация. И денег она с заказчиков не берет, трудится бесплатно. У нее есть аккаунты в соцсетях, они посвящены исключительно ее реставрационным работам. Она там демонстрирует снимки икон. «Доска», например, тысяча пятьсот какого-то года. Лик темный, его совсем не видно. Оклад вообще ни на что не похож. Рядом снимок того же образа, но уже приведенного в порядок. И текст. Слушайте. «Увы, у меня нет таланта живописца. Икону вернул к жизни прекрасный художник. Я работала с окладом. Как всегда, начала с изучения образа, искала в архивных документах описания Одигитрии[4]. Господь мне помог. Я нашла что искала. Оклад сейчас, как и прежде, сделан из серебра. Драгоценные камни, правда, заменены искусственными, по цвету полностью им соответствуют…

Филипп остановился, потом продолжил:

– В каждой публикации она предлагает: «Пишите мне на почту или звоните в мастерскую». И указывает номер. Не мобильный, а стационарный. Сейчас соединюсь… Секунду…

По салону понеслись гудки, потом ответил молодой голос:

– Слушаю!

– Добрый день, меня зовут отец Дмитрий, – лихо соврал Филипп. – Позволительно ли поговорить с Елизаветой Петровной?

– Это я, батюшка.

– Еще раз добрый день, матушка. Разрешите вопрос задать?

– Конечно.

– Господь послал мне икону. Состояние ее плачевное, найдена на чердаке, валялась среди мусора.

– Ужасно!

– По моему разумению, это икона из монастыря, который в наших краях существовал до шестидесятых годов двадцатого века. Потом его разграбили, сделали из храма хранилище сена. Есть предположение, что образ, о котором я веду речь, – чудотворная святыня монастыря. Написан он был в тысяча пятьсот шестьдесят втором году по заказу помещика Елина в благодарность за избавление от тяжкой болезни его единственной дочери. Икона имела богатый оклад. Не сочтите за труд взглянуть на нашу находку и оценить: можно ли ее реставрировать? Мы, к сожалению, стеснены в средствах, но, если вы возьметесь, то прихожане соберут деньги…

– Батюшка, простите, что не дала вам договорить. Я работаю безвозмездно.

– Спаси вас, Господи.

– Вы в Москве?

– Нет, далеко от Белокаменной.

– Присылайте кого-нибудь с иконой. Староборкинский переулок, дом восемь, шестой этаж. Домофон двенадцать.

– Спаси вас, Господи. До которого часа вам можно звонить? Не хочется домашних беспокоить.

– Я работаю в мастерской. Я здесь одна. Пусть ваш человек позвонит, мы договоримся.

– Хорошо, что не дома трудитесь, икона просит тишины.

– Я только оклад делаю, ликом займется мой напарник. Нет у меня духовных сил на этот труд. И запахи резкие, я использую разные реактивы.

– Спаси вас, Господи. Ангела-хранителя вам в помощь.

– Спаси, Господи.

Разговор завершился.

Глава сорок вторая

– Ну, ты даешь! – поразился Степан. – Прямо как священник беседуешь.

– Дед служил настоятелем храма, – пояснил Филипп, – я у него в алтарниках состоял, пока в институт не поступил. Никита Иванович солгал. Он говорил, что Светлана зачем-то зашла в мастерскую матери и случайно выпила кислоту, которая была в чашке. Но, как мы сейчас выяснили, Елизавета Петровна не работает дома. И понятно почему: разные запахи могут раздражать членов семьи, в квартире сын, невестка, внучка, нянька, суета, громкие голоса. А работа с иконой, пусть даже только с окладом, требует тишины, сосредоточенности, молитвы. Я удивился, когда Леонов сообщил, что Вересова выпала из окна мастерской свекрови. В отчете об осмотре места падения говорится про окно столовой. Вот и закрались у меня подозрения: не врет ли издатель? Теперь ясно, что он лгал. Почему? Вернее, зачем?

У меня зазвонил телефон, номер был неизвестен. Я сомневалась пару секунд. Не люблю отвечать на звонки, если контакта нет в телефонной книжке, обязательно нарвешься на рекламу. Но потом все же отозвалась.

– Вилка, – зашептал мужской голос, – приезжай скорей.

– Кто это? – не сообразила я.

– Федя.

– Лебедев? Ты?

– Да. Поторопись. Меня хотят убить.

– В какой больнице лежишь?

– Улица Боровина, семь, седьмой этаж, квартира сто пятьдесят.

– В клинике есть квартиры? – удивилась я.

– Не идиотничай! Скорей! Я все объясню.

– Уже едем, разговариваю по дороге. Почему ты не в больнице? Перелом крестца серьезное…

– Да нет его! Идиот из деревенской больницы ошибся. Просто сильный удар, болит не по-детски. Нажми на газ! Она ума лишилась.

– Надо поторопиться, – попросила я мужа, – Федор в панике!

К нужному дому мы примчались через двадцать минут.

– Квартиры тут не самые дорогие, – заметил Степан, – дом не новый. Башня советской постройки, район на отшибе. М-да. Не лучший вариант.

У меня опять завибрировал сотовый.

– Где ты? – закричал Федя. – Она точно приедет! Убьет меня. Совсем обалдела! На весь мозг больная. Адрес этот никто не знает! Но она выяснит!

– Мы входим в лифт, – ответила я, – домофон не работает.

– И хрен с ним! – взвизгнул Лебедев. – Звони в дверь так: три коротких звонка, два длинных. И так пять раз.

– Лампина довела Лебедева до трясучки, – вздохнула я. – Кому принадлежит квартира, в которой находится Федя?

– В подъезде интернета нет. Надеюсь, в жилом помещении Сеть появится, – ответил Майоров.

– Дверь как в бомжатнике, – хмыкнул Степан, когда мы остановились у входа в квартиру.

– С глазком, – добавил Филипп. – Сколько лет тут ремонта не было?

Я начала давить на звонок.

Створка приоткрылась на длину цепочки.

– Кто там? – прошептал Федор.