— Нет, — Зина решительно мотнула головой, — больше этого не будет. Он никогда больше не появится в моей жизни. Если полезет еще раз, я его застрелю.
— Что? — рассмеялся Бершадов.
— Что слышал! — зло отрезала она. — Я застрелю его. Я ему так и сказала. Появится еще раз — буду стрелять.
— Если ты готова выстрелить в него, значит, ты до сих пор его любишь, — грустно, как-то по-человечески произнес Григорий.
— Ничего это не значит! Тоже мне специалист, — рассердилась Крестовская.
— Одного не могу понять, — Бершадов испытующе смотрел на нее. — Почему это тебя так задело? Ну ребенок и ребенок, тебе-то что? Он ведь не собирается жениться на его матери. Никогда не будет с ней жить. Он хотел жить с тобой. Почему это так задело тебя?
— Ты не понимаешь, — Зина снова почувствовала отчаяние, — это не мой ребенок! Не от меня! От меня он никогда не хотел детей! Размножился с какой-то тупой девкой! Наплодил генетический мусор! И полез ко мне?
— Ты тоже могла бы от него родить, если бы захотела, — пожал плечами Бершадов.
— Нет, — Крестовская отвела глаза в сторону, — я не могу иметь детей.
— Да ладно, — усмехнулся Бершадов, — я видел твою медицинскую карту. Точного заключения врачей нет.
— Ты… ты… — Зине захотелось его ударить.
— Ты сама себе вбила в голову трагедию, — резко произнес он, — но никакой трагедии не происходит. Если ты захочешь, то сможешь иметь детей. И разве ты, врач, сама никогда не думала об этом, о том, что точности в таком диагнозе никто не даст? Ну да, тебе же удобнее страдать и загонять себя в могилу! Хочется в могилу? Вперед!
Крестовская смотрела на него не отрывая глаз. Действительно, простая мысль о том, что состояние ее здоровья могло измениться и даже улучшиться, никогда не приходила ей в голову. А ведь как врач она прекрасно должна была знать о том, что стопроцентное бесплодие существует очень редко, и это не ее случай. Никто не ставил ей такого диагноза. Она сама себе его поставила. А все действительно могло измениться…
Эта простая мысль вдохнула в нее новую жизнь. На щеках Зины выступил румянец. И впервые за эти два дня, благодаря Бершадову, она вздохнула полной грудью.
— Но я не советовал бы тебе иметь детей от такого, как Барг, — хмыкнул Григорий. — Это ничтожество. И он никогда не изменится. Люди вообще не меняются. Но, кажется, я тебе говорил об этом не один раз.
— Ты мой единственный друг, — задумчиво сказала Зина, — оказалось, что это именно так. Как странно…
— Не надо меня идеализировать, — снова усмехнулся Бершадов.
— Я не знаю, с какой целью ты это делаешь, — покачала головой Крестовская, — может, у тебя есть какая-то своя, потаенная цель. Но ты действительно меня спас.
— Спасаться надо самостоятельно, — твердо сказал Григорий, — я лишь подтолкнул тебя в нужном направлении. Теперь остается делать выводы и идти вперед.
В этот вечер они засиделись допоздна. Когда Бершадов ушел, был уже час ночи. И Зина, когда легла спать, чувствовала себя совершенно другим человеком. Ей хотелось жить.
Следующий рабочий день начался с совещания в кабинете Бершадова, и Зина впервые увидела Игоря Барга. Было ясно, что младший брат Виктора отныне и надолго будет работать в отделе Бершадова.
Войдя в кабинет, Зина увидела глаза Виктора. Бездонные глаза Виктора Барга… Она невольно отпрянула так, словно наступила на змею.
Она никогда до этого дня не встречалась с братом Виктора. Но, несмотря на то что он был ей незнаком, она узнала его почти сразу же, с порога, уж очень они были похожи, и главное — у них были одинаковые глаза.
Но Игорь был моложе и красивее. Черты лица — более тонкими, словно женственными. Было в нем что-то от беззащитного мальчишки, которого хотелось защитить. Со слов Виктора, который обожал своего младшего брата, Зина знала, что Игорь пользовался огромным успехом у женщин и был еще бóльшим бабником, чем сам Виктор. И действительно, внешность его мгновенно вызывала желание прильнуть к нему, обнять.
Крестовская знала, что Игорь был осужден, прошел лагеря. Но это не отложило никакого отпечатка на его внешность, никак вообще не отразилось на нем. Он очень хорошо выглядел. Казалось, работа в НКВД пошла ему на пользу. И особенно шел ему синий форменный мундир, в котором он явился на совещание.
Игорь тоже узнал ее. Зина поняла, что о ней ему рассказывал Виктор. Едва она заняла свое место, как он сразу подошел к ней.
— Доброе утро! Вы Зинаида Крестовская? Я вас сразу узнал.
— Откуда? — нахмурилась Зина.
— Виктор Барг — мой брат. Он рассказывал мне о вас, и я понял, что это вы. Вы позволите сесть с вами рядом? Все равно мы будем работать вместе.
— Нет, — Крестовская отшатнулась от него, словно он действительно был ядовит, — пожалуйста, не подходите ко мне больше!
Затем, резко вскочив, пересела подальше. Барг был растерян, просто не знал, как реагировать.
Только заняв другое место, Зина вдруг увидела, что за всей этой сценой из дверей наблюдает Бершадов. На его губах застыла легкая, ироничная улыбка. Бершадов любил играть людьми, как шахматными фигурами. Зина поняла, что теперь он играл ею.
21 апреля 1941 года
Совещание шло в обычном режиме. Зина сделала несколько пометок в блокноте. Самым отвратительным было то, что по последнему делу, которым она занималась для того, чтобы отправить его в свой архив, ей пришлось контактировать с Игорем Баргом, довольно много с ним разговаривать. Она с этим смирилась, но каждый раз, обращаясь к нему, чувствовала жуткий дискомфорт. Он прекрасно понимал это, и было видно, что подобное отношение Крестовской его обижает.
Однако как бы там ни было, Игорь был родным братом Виктора. А все, что было с ним связано, внушало ей ненависть и отвращение. И еще сильный страх — страх испытать боль.
Совещание подошло к концу. Зина закрыла блокнот, собираясь выйти из кабинета, как вдруг Бершадов остановил ее буквально в дверях:
— Крестовская! Попрошу остаться. Все остальные свободны.
Когда кабинет полностью опустел, Зина села возле стола, напротив Бершадова.
— Удивлена? — улыбнулся он.
— Немного, — она держалась спокойно, готовая к любому подвоху.
— Я хочу поручить тебе одно дело.
— Для архива?
— Нет. Это дело сейчас расследуется. Оно еще далеко до завершения. И я хочу, чтобы им занялась ты.
— Чтобы я приняла участие в расследовании? — удивилась Зина. Такое Бершадов предлагал ей впервые.
— Именно. Ты должна будешь довести это дело до конца и доложить результат лично мне.
— Хорошо, — она взглянула на Бершадова с любопытством.
— Вот, посмотри внимательно, — он протянул ей несколько фотографий. Зина склонилась над ними. Через мгновение отшвырнула:
— Это твое дело? Убийство детей, девочек?
— В точку. Три девочки были найдены убитыми. Все убиты абсолютно одинаковым способом. Возраст детей — совсем маленький. Самой младшей было 4 года.
— Снова дети! — Зина вдруг почувствовала такой ужас, что ее пронзила дрожь.
Только она немного пришла в себя, смогла посмотреть живыми глазами на мир, и тут такое! Дети, девочки, которые бесконечно ее преследуют! Боль на боль. Стоило ей пережить катастрофу с Баргом, как снова судьба подсовывает каких-то детей! И это Бершадов, который знал всю правду о том, что с ней произошло!
— Почему я? — воскликнула она, не сдержавшись.
Бершадов пожал плечами:
— Я подумал, что это дело будет для тебя интересным. И потом, разве тебе не жаль всех этих убитых детей? Мне казалось, ты будешь заинтересована в том, чтобы покарать убийцу и восстановить справедливость.
— Ты поручаешь мне это дело, потому что я женщина? Это попытка меня оскорбить? — Зина была вне себя, ее буквально трясло от ярости.
— Что ты имеешь в виду? — опешил Бершадов, взглянув на нее с удивлением.
— Ты думаешь, если я женщина, то должна любить детей и умиляться при их виде? Восторгаться, сюсюкать, да? Я тебя огорчу: я детей ненавижу! Всех их ненавижу! Любить надо только своих детей. Своих у меня нет. Поэтому отвечаю на твой вопрос: да, мне их не жаль! Жалеть должны их родители, которые не досмотрели и отдали своих деточек в руки маньяку!
— Браво! Вот именно это я и искал, — ухмыльнулся Бершадов, откинувшись на стуле. — Без всякого сюсюканья и жалости — это здравый подход. Жалость очень сильно мешает в расследовании. Так что именно поэтому я и решил поручить это дело тебе.
— Нет, — Зина уставилась прямо в его лицо, — нет, я его не возьму. Меня тошнит от детей. Я не хочу их видеть. Не хочу общаться с их мамашами. Я не возьму это дело, — повторила упрямо.
— Возьмешь! — Глаза Бершадова сверкнули. — Это приказ! А приказы не обсуждаются. Ты думаешь, мы с тобой с песочнице играемся? Первое, чему ты должна научиться на этой работе — выполнять приказы. Без жалости. Без сожаления. И без жалкой попытки струсить, сказав нет.
— Жалкой попытки струсить? — Крестовская задохнулась от возмущения, вдруг подумав, что никого в жизни не ненавидела так, как ненавидела этого человека — своего самого лучшего друга.
— Именно! Избавь меня от своего жалкого овечьего блеяния, будь добра выполнять приказ! Блеешь, как тупая овца! Противно слушать!
— Да как ты смеешь! — воскликнула Зина.
— Смею! Я все смею! — стукнул кулаком по столу Бершадов. — Я смею арестовать тебя, застрелить, растоптать… Смею отдать тебе приказ, и ты будешь выполнять его как миленькая. Ты уже взрослая девочка, Крестовская. Должна понимать, куда пришла! Здесь не институт благородных девиц! И никто не обращает внимания на бабские сопли! Не выполнишь приказ — пойдешь под трибунал.
— Я не следователь. Не оперативный работник. Я не умею вести уголовное расследование, — попыталась было переубедить его Зина. — У меня нет ни знаний, ни опыта, ты же знаешь. Я тебе завалю всё расследование.
— Ты числишься сотрудником моего особого отдела, и обязана выполнять все мои поручения. Научишься. — Бершадов был неумолим.
— Но я действительно не смогу… — Ненависть к нему сменилась отчаянием, и Зина едва не заплакала.
— Сможешь! У настоящего чекиста нет ни эмоций, ни личных чувств. Тебе давно пора научиться жить не собственными сопливыми переживаниями, а приказами. Сопли пора отставить в сторону. Вот и поучишься. Поймешь, что дело прежде всего.
— У тебя есть в отделе и другие сотрудники.
— Я посчитал, что это дело для тебя. Ты пойми одну вещь: мне некогда заниматься всей этой ерундой! У меня есть дела намного важнее.
— Убитые дети для тебя ерунда? — Крестовсая снова стала испытывать злость.
— Да, ерунда. По сравнению с тем, чем я занимаюсь. Ты не понимаешь, что сейчас происходит в стране. Не понимаешь, что в Европе идет война. СССР находится в очень тяжелом положении. Мне каждый час приходится докладывать о спецоперации, которой я сейчас занимаюсь, в Москву! Сам Сталин знакóм с ходом этой операции. На карту поставлено очень многое. Знаешь, сколько разведок замешаны в этом деле? А тут эта ерунда…
— Да, я не люблю детей. Но я не стала бы называть эти убийства ерундой, — вспылила Зина.
— Вот и займешься этим! Избавь меня от этой головной боли! Поверь, мне сейчас не до уголовщины.
— Ладно, — помолчав, заговорила Крестовская. — Родители могут быть причастны к убийствам?
— Вот ты это и выяснишь. Разберись в деле досконально, поговори с людьми. Ты найдешь зацепку, я уверен. Поверь, мне сейчас ну совершенно не до этого!
Тут Зина впервые обратила внимание на то, что у Бершадова действительно напряженный вид. Он выглядел как человек, который спит всего лишь несколько часов в сутки. Под его глазами пролегли темные круги — явно от недосыпания. Появилась резкая, твердая, сурово сжатая складка у губ.
Крестовская вдруг почувствовала нечто вроде угрызений совести. Григорий был ее другом. Он просил помочь, а она развела тут свои переживания. Просто как кисейная барышня! Мир живет в кошмаре, и Бершадов живет в кошмаре. Зине подумалось, что дела, которыми он занимается, действительно чрезвычайно секретны. Они связаны с миром, в котором сейчас происходят страшные вещи…
Внешняя политика СССР в начале 1941 года была созвучна с теми ужасными событиями, в которых жил мир. Однако на первом месте у СССР всегда были свои собственные интересы.
К 1941 году советское руководство постепенно отказалось от проводившегося им еще с 1917 года курса на мировую революцию. Сначала во внутренней политике уже в 1924 году появилась установка на «построение социализма в одной, отдельно взятой стране». Затем с 1933 года СССР добивался создания системы коллективной безопасности. В общем, к 1941 году лозунг о мировой революции был снят окончательно. Если в марте 1939 года на XXVIII съезде ВКП(б) эта идея еще сквозила в ряде выступлений, то позже Сталин стал серьезно рассматривать идею о полном роспуске «штаба мировой революции» — Третьего коммунистического Интернационала, Коминтерна.
В соответствии с этими тенденциями внешняя политика СССР все в большей и большей степени переориентировалась на обеспечение государственных интересов страны. Ярким проявлением этого стало заключение 23 августа 1939 года советско-германского договора о ненападении, «пакта Риббентропа — Молотова». А точнее, подписание секретных приложений к нему — секретных прото- колов.
Этими секретными приложениями предусматривалось государственно-политическое переустройство в ближайшем будущем части Восточной и Северной Европы — Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии.
При этом к сфере интересов Германии по договору 23 августа была отнесена лишь примерно половина тогдашней Польши и Литва. А к сфере интересов СССР — Восточная часть Польши, Западная Украина, Западная Белоруссия и этнические польские земли до рек Сан, Висла, Писса, Нарев, Эстония и Финляндия.
Глава 8
Но уже через месяц согласно заключенному 28 сентября 1939 года договору о дружбе и границе между СССР и Германией Литва была передана в сферу интересов СССР, а польские и украинские земли к западу от рек Западный Буг и к северу, примерно от линии Сокаль — Ярослав, — в сферу интересов Германии.
Реализуя эти договоренности с Германией, осенью 1939 — летом 1940 года СССР значительно расширил свою территорию на западе. Во второй половине сентября 1939 года СССР взял под свой контроль территории Западной Белоруссии с прилегавшим к ней этническим польским районом между Белостоком на востоке и Ломжей на западе. А также почти всю Западную Украину — за исключением Холмщины и части Подляшья на западном берегу Западного Буга и Лемковщины в Прикарпатье.
Проведя с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940-го войну с Финляндией — секретную, мало известную в народе «Зимнюю войну», СССР не смог присоединить к себе всю Финляндию. Также у СССР не получилось привести в Финляндии к власти коммунистическое правительство во главе с Отто Куусиненом, во всем лояльное к СССР.
Однако Советский Союз включил в свой состав стратегически важные территории — Карельский перешеек, а также часть Приладожской, Средней и Северной Карелии и еще цепочку островов в Финском заливе к западу от военно-морской базы Кронштадт. Исходя из государственных интересов СССР, был решен и прибалтийский вопрос.
В октябре 1939 года правительства Литвы, Латвии и Эстонии заключили с СССР договоры о взаимной помощи. По этим договорам на территории всех трех стран были введены крупные контингенты советских войск. А Литва получила еще и город Вильнюс, входивший в состав Польши.
Затем, в июне 1940 года, Советский Союз заставил все три страны сформировать новые правительства из просоветски настроенных деятелей. И допустить на свою территорию дополнительные силы Красной армии.
Сформированные по указке эмиссаров Сталина правительства организовали досрочные выборы в парламенты. Выборы, разумеется, были сфальсифицированы — тут уж вовсю постаралась советская разведка. А после этого избранные парламенты попросили принять их страны в состав СССР. Это и было сделано в начале августа 1940 года, когда были образованы Латвийская, Литовская и Эстонская ССР.
Таким образом, для Советского Союза реализация секретных протоколов позволяла оттянуть время до открытого, конфликтного столкновения с Германией и еще существенно улучшить стратегическое положение.
Западная граница СССР была отодвинута на 400 километров. Присоединение Прибалтики дало Советскому Союзу ряд новых военно-морских баз на побережье Балтики, в том числе и в незамерзающей части Балтийского моря. Это, а также присоединение Карельского перешейка, островов в Финском заливе и долгосрочная аренда у Финляндии военно-морской базы Ханко резко расширило операционную зону советского Балтийского флота, и в случае любой войны, особенно войны с Германией, облегчало воздействие на морские коммуникации, по которым Гитлер получал из Швеции остро необходимую Германии железную руду.
В государственных интересах СССР было также осуществленное в июне 1940 года возвращение аннексированной румынами в 1918 году Бессарабии и присоединение населенной украинцами Северной Буковины, в результате чего стратегически важная железная дорога Одесса — Львов стала проходить полностью по советской территории.
Советский Союз собирался и дальше укреплять свои позиции и расширять границы. Однако все планы смешала начавшаяся в Европе война.
1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу. Поводом к войне послужила провокация с германской стороны, устроенная гитлеровскими спецслужбами — инсценировка нападения на немецкую радиостанцию в городе Глейвице. Переодетые в польскую форму эсэсовцы перестреляли весь немецкий персонал. Это стало причиной и поводом для открытия официальных военных действий со стороны нацистской Германии.
17 сентября 1939 года в соответствии с секретным протоколом к советско-германскому пакту о ненападении советские войска перешли польскую границу, в результате чего Западная Украина и Западная Белоруссия были присоединены к СССР.
Была установлена советско-германская граница, линия которой фиксировалась договором о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года. Таким образом, территория Польши была полностью поделена между Германией и СССР, между Гитлером и Сталиным.
Одновременно начался процесс подписания договора о взаимопомощи между СССР и прибалтийскими государствами, которые впоследствии вошли в состав СССР.
На первых порах Советский Союз придерживался политики невмешательства во внутренние дела прибалтийских государств, поскольку последние находились в дружественных отношениях с Францией и Великобританией.
Однако летом 1940 года ситуация изменилась. Германская армия с успехом продвигалась по Европе. Были оккупированы Дания, Норвегия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург. Необходимо было позаботиться об укреплении западных оборонительных рубежей. В понимании Сталина это означало присоединение новых территорий и размещение там значительного воинского контингента.
Как уже упоминалось, в результате в начале августа 1940 года Верховный Совет СССР оформил вхождение Латвии, Литвы и Эстонии в состав Советского Союза в качестве союзных республик, а после присоединения к СССР Бессарабии и Северной Буковины советская граница была отодвинута на 200 км к западу: от Днестра на Прут и Дунай.
Выступая на заседании Верховного Совета СССР в конце июля 1940 года, Молотов заявил, что в течение одного года население Советского Союза увеличилось на 23 миллиона человек. Это, однако, совсем не означало автоматического повышения уровня безопасности СССР.
Немаловажной была проблема урегулирования отношений с Японией, особенно после инцидентов 1938–1939 годов, когда произошло два приграничных конфликта — на озере Хасан и на реке Халхин-Гол. 6 августа 1938 года армия Японии вторглась на территорию Советского Союза в районе озера Хасан и захватила две сопки — Заозерную и Безымянную. Незадолго до этого было разгромлено представительство СССР в Токио.
С 6 по 9 августа между частями Красной армии и японцами проходил трехдневный бой, в результате которого две сопки были возвращены СССР, а японские войска были отброшены далеко за советские границы.
Япония испытывала СССР на прочность, и Советский Союз продемонстрировал готовность защитить себя.
В мае 1939 года Япония, ранее оккупировавшая Маньчжурию и Северный Китай, напала на Монгольскую Народную Республику. Поскольку СССР и Монголия были связаны договором о взаимной обороне, Красная армия вступила в бой на стороне монгольской армии. Бои советско-монгольских сил против японцев велись в районе реки Халхин-Гол. В результате четырехмесячной полномасштабной войны, которая велась на территории Монголии, советско-монгольские силы потеряли 18 тысяч убитыми и ранеными, японцы — около 50 тысяч.
17 сентября 1939 года, в день вступления Красной армии на территорию Польши, Япония прекратила боевые действия против советско-монгольской армии. Независимость Монголии была защищена. 25 апреля 1941 года в Москве между СССР и Японией был подписан пакт Молотова — Мацуоки о ненападении.
Этот пакт о нейтралитете с Японией был рассчитан сроком на 5 лет. Подписание этого документа, тем не менее, не делало восточные границы совершенно безопасными. В Маньчжурии находилась японская Квантунская армия, готовая в любой момент начать боевые действия.
В связи с включением значительной части Балканского полуострова в сферу влияния Германии — договоры с Румынией и Болгарией и присоединение этих стран к германо-итало-японскому военному союзу — на сближение с Москвой пошло правительство Югославии. Оно заявило о готовности принять на своей территории советские вооруженные силы. 6 апреля 1941 года в Москве был подписан советско-югославский договор о ненападении. Но в этот же день произошло нападение Германии, оккупировавшей не только Югославию, но и Грецию. Таким образом, на Балканах был создан плацдарм для нападения на СССР.
Настолько напряженная внешняя политика СССР была тяжелым бременем для советских спецслужб. С одной стороны, Сталин давно вынашивал планы о захвате новых территорий, мечтал максимально расширить границы Советского Союза, сделав СССР самой сильной и мощной страной в мире. С другой — прекрасно понимал, что рано или поздно Германия станет очень серьезным противником. И схватка с этим противником может оказаться смертельной.
Уже с 1936 года Советский Союз был буквально наводнен иностранными агентами, среди которых, конечно же, преобладали германские. СССР всегда страшно интересовал западные спецслужбы. И за каждым иностранцем, легально приезжавшим на работу в Советский Союз, всегда стояла разведка какой-то иностранной страны.
На территории СССР действовали диверсионно-разведывательные группы, которые занимались не только тем, что устраивали различные диверсии и провокации против советской власти, но и вербовками новых агентов, и это происходило довольно успешно.
Учитывая карательную деятельность НКВД и массовые репрессии, в СССР существовала довольно большая прослойка людей, которые так и не приняли советскую власть и относились к ней крайне отрицательно. Жесткие нравы и правила рабоче-крестьянского государства многим пришлись не по нраву.
И на фоне вечного страха, недовольства и даже паники пропагандистские речи иностранных агентов звучали более убедительно, чем лозунги партии большевиков. А потому не было никакого недостатка в желающих предложить свои услуги любому иностранному государству.
СССР всегда держало своих граждан за «железным занавесом». Информация поступала очень дозированно, и только та, которая была выгодна партийным органам власти. На этом фоне гитлеровская Германия еще не казалась таким страшным злом. И обиженные советской властью, те, кто не мог принять эти правила, становились агентами разведки почти вражеского государства.
В том, что Германия станет вражеским государством, многие не сомневались. Уж слишком противоположными были цели и методы.
К тому же Сталин почти постоянно получал донесения агентов о том, что Германия готовится к войне с Советским Союзом. Однако он оставлял эти донесения практически без внимания.
А вот поиск иностранных шпионов на родной, советской территории… Этому посвящалось много времени и на это тратились огромные силы.
Этим занималось как раз то ведомство, в котором работал Григорий Бершадов и где был создан его секретный отдел. Люди Бершадова работали, выбиваясь из сил.
В Европе бушевала самая настоящая война, но мало кто знал, что и внутри страны постоянно идет война — не менее кровавая, не менее страшная. Ведомство Бершадова постоянно воевало на этом невидимом фронте. И Зина Крестовская понимала, каково приходится Бершадову на этой войне, как он недосыпает ночами, падает с ног…
Она видела его утомленное лицо. Слышала разговоры коллег о том, что происходит на этом невидимом фронте. И по сравнению с этим ее переживания действительно можно было считать чем-то незначительным, капризом избалованной девчонки, которая от безделья впала в панику по причине, которой вообще не существует.
Обо всем этом думала Зина, глядя на утомленное лицо Бершадова…
Еще вчера днем в столовой во время обеда до нее донеслись какие-то обрывки разговора о страшной перестрелке в Приднестровье, в которую попали люди Бершадова. Один сотрудник НКВД был тяжело ранен и доставлен в больницу в Одессе. За его жизнь боролись врачи. А двое других были убиты.
Зина не знала подробностей, но догадывалась, что речь шла о какой-то сверхсекретной операции, которую люди Бершадова должны были проводить в Кишиневе. Однако до Кишинева вражеские агенты не доехали — они столкнулись с людьми Бершадова на границе, в Приднестровье. И произошел бой, в результате которого погибли люди. И Бершадов был там. Зина краем уха услышала, как об этом говорили его сотрудники. Он не спал как минимум двое суток, это можно было понять по его утомленному лицу. И вернувшись буквально из ада, час спустя он попросил Зину о помощи, передав ей дело, которое действительно было незначительным по сравнению с тем адом, в котором он пребывал каждый день. Бершадов просто не умел отступать, потому и не отступал.
Глядя на его измученное, утомленное, вытянувшееся лицо, на круги под глазами и запавшие щеки, Зина вдруг осознала всю степень собственного чудовищного эгоизма.
— О чем ты так задумалась? — устало улыбнулся он, взглянув на нее.
— Ты хоть эту ночь спал? — вдруг выпалила Зина, сама не понимая, как это у нее вырвалось.
— Нет, — лицо Бершадова стало серьезным. — И сегодня не буду. Ты, наверное, уже слышала о провале нашей группы в Приднестровье?
— Слышала, в столовой, — честно призналась Крестовская.
— Очень хорошо, — Бершадов удовлетворенно кивнул. — Мне и было нужно, чтобы расползлись такие слухи. На самом деле никакого провала не было. И, как ты понимаешь, быть не могло. Даже несмотря на то что погибли люди.
— Ну тогда хорошо, — Зина не спускала с него глаз.
— Есть агент, — продолжал Григорий. — Очень опасный, давно работающий на нашей территории. Подробности тебе знать ни к чему. Я следил за ним очень долго. Охотился, как сторожевая собака. И наконец выследил.
— Поздравляю, — произнесла Крестовская.
— Да, ты можешь меня поздравить, — без тени улыбки ответил Бершадов. — Несколько моих операций по его ликвидации провалились. Но я упорно шел к цели. И под шумок перестрелки в Приднестровье он был моими людьми ликвидирован.
— Как? — Зина затаила дыхание.
— Путем смертельной инъекции. Самоубийство, конечно, — пожал плечами Григорий, — самый эффективный и самый простой способ. Но шел я за ним очень давно. Охота за этим существом и привела меня в Овидиополь. В дом, где я обнаружил первую убитую девочку.
— Ты хочешь сказать, что к этому делу причастна иностранная разведка? — мгновенно насторожилась Крестовская.
— И об этом мне хотелось бы тоже узнать. Будет очень плохо, если твои слова верны, и это очередной иностранный след. Впрочем, как по мне, это самая обыкновенная уголовщина. Речь идет либо о маньяке — это похоже на серийные убийства, либо же о ритуальных убийствах. Если последнее — здесь возможен след иностранного агента. Но мне бы очень хотелось верить в то, что это не так.
— Понимаю, — буркнула Зина, старательно отводя глаза в сторону и зачем-то изучая пятно на ковре возле стола.
— Если вдруг окажется, что это след иностранной разведки, ты получишь более подробную информацию, — как-то устало произнес Бершадов. — Пока же это тебе ни к чему. Ну а теперь я хотел бы услышать твое слово. Окончательное, нормальное и без сопливой истерики.
— Я… — откашлялась Крестовская, — буду заниматься этим делом. — Она решительно подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Можешь на меня рассчитывать. Я буду вести расследование, хоть не совсем умею. И я постараюсь тебе помочь.
— Так я и думал, — кивнул Бершадов, и Зина не поверила своим глазам, когда увидела, что по лицу его расплылась тень облегчения.
— Но, если уж буду заниматься этим делом, я хочу узнать все подробности, — строго проговорила Крестовская. — Все, что ты сможешь рассказать.
— Разумеется, — кивнул Бершадов, — по-другому и быть не может. В процессе будешь учиться.
— Сколько жертв было? Давай начнем с этого, — Зина взяла блокнот, с которым всегда посещала совещания в кабинете Бершадова, раскрыла на чистой странице, приготовила ручку и неожиданно подумала, что для нее вот так же, как в блокноте, все начинается с чистого листа. Что будет написано на этом листке, пока неизвестно. Но как же интригует, как же затягивает и пленит его белая поверхность…
— Три, — Бершадов снова стал серьезным, с его лица исчезла даже тень улыбки, — три убийства. Первое — 26 февраля этого, 1941 года. Жертва была найдена в Овидиополе, это городок под Одессой.
— Я знаю, — кивнула Зина.
— Второе — девочка пропала 11 марта, и, наконец, третье исчезновение — 14 марта.
— Подожди, так исчезновения или убийства? — нахмурила брови Зина. — Можно подробней?
Глава 9
Бершадов достал из ящика стола красную канцелярскую папку и положил перед Крестовской.
— Здесь все подробности — протоколы осмотра места происшествия, допрос свидетелей, схемы расположения трупов, фотографии, протоколы вскрытия. Однако остается большая часть документов, с которыми тебе придется ознакомиться непосредственно у опера, ведущего оперативно-розыскную работу по этому делу. То, что я даю тебе по этому делу, изучишь, как только вернешься в свой кабинет. Пока я расскажу тебе все своими словами.
Он сделал паузу. Зина не торопила, открыла папку, стала смотреть документы. Ей по-прежнему до тошноты не нравилось это дело, она буквально возненавидела его заранее. Но — решение было принято, а Крестовская была не из тех, кто трусливо отступает назад.
— Итак, как я уже сказал, — продолжил Григорий, — первая жертва была найдена 26 февраля 1941 года на окраине Овидиополя, в частном доме, — говорил он четким, ровным голосом. — И обнаружил ее я. Адрес этого дома проходил как явочная квартира одного из иностранных резидентов. Разведка донесла, что вечером 26 февраля там должна была состояться встреча резидента с интересующим меня лицом, это подтвердили информаторы. Возле дома была расставлена засада. Организацией засады и расстановкой агентов занимался человек, который впоследствии оказался предателем. Поэтому информация о том, что мы появимся в доме, была передана интересующему меня лицу. Чтобы отвлечь мое внимание и задержать нас на дороге, резидент поджег конный завод.
— Как это? — не сдержавшись, ахнула Зина. — И лошади погибли?
— Все живы, — буркнул Бершадов, — не перебивай! Лошадей он выпустил, прежде чем поджечь. Не о том думаешь! Когда, потеряв драгоценное время в этой суматохе, мы все-таки прибыли к дому, то увидели, что засада перебита. А в доме горит яркий свет. Внутрь мы вошли втроем — я, предатель и Игорь Барг.
Бершадов снова замолчал, словно вспоминая детали, но Зина прекрасно понимала, что в его фотографической памяти все детали сохраняются с неизменной четкостью и ясностью. А значит, он думает о другом.
— Предателя я покарал, — Бершадов вернулся к рассказу. — Но до этого в сундуке мы нашли труп. Личность убитой девочки была установлена в течение часа. Ею оказалась местная жительница из неблагополучной многодетной семьи, Алевтина Редько. Труп был одет в белое, явно маленькое по размеру платье. На лицо было густо нанесено белое косметическое вещество. Вещей девочки поблизости обнаружено не было.
— Причина смерти? — снова не сдержалась Крестовская, взглянув на него и отставив документы.
— Яд, — коротко ответил Бершадов. — Судя по всему, ребенку дали конфету, начиненную ядом. Каким именно, расскажу тебе после того, как опишу все остальные случаи.
— На лице девочки я вижу раны, словно язвы, — присмотревшись к фотографии, сказала Зина, — белым веществом замазали раны?
— Совершенно верно. Его нанесли уже после смерти ребенка.
— Что это такое?
— Потом расскажу, как и про яд.
— Кем были ее родители? — снова нахмурилась Крестовская.
— Жуткая семья. Отец неизвестно кто. Вроде умер. Мать — алкоголичка и местная шлюха. Все дети были предоставлены сами себе, голодные, оборванные.
— Так на что они жили?
— Выращивали что-то на огороде. Плюс какие-то подачки от мамашиных любовников. Жили впроголодь. Я сразу распорядился, чтобы у нее отобрали детей и отправили их в детдом.
— Очень правильное решение, — соглашаясь, кивнула Зина, и Бершадов посмотрел на нее с интересом.
— Ты правда так думаешь? — усмехнулся он. — А Игорь Барг распустил сопли. А ты… Молодец! Люблю жестких людей.
— Насилие было над девочкой? — Зина поспешила перевести разговор на другую тему.
— Нет, никакого. Следов спермы тоже обнаружено не было.
— А одежда? Это платье было, да? Хоть какие-то следы нашли?
— Никаких. Подобные платья в детских магазинах не продаются. Уж слишком это платье… я бы сказал, странное. Явно было сшито на заказ. Но при этом не профессиональной портнихой. Я потом посмотрел — швы неровные, кривые, один рукав короче другого. Явно шил человек, который не умел этого делать.
— Но для чего-то он же это делал, — задумалась Зина, — для чего-то ее наряжал. Похоже на ритуал…
— Именно! — воскликнул Бершадов. — Ритуал! Тем более, что девочку переодели в белое платье после ее смерти.
— Как странно. Да, очень похоже на ритуальное убийство, — повторила Крестовская.
— Верно, — кивнул Бершадов, — видишь, ты уже мыслишь в правильном направлении. Итак, тут понятно. Перехожу ко второй жертве. Она пропала из детского дома 14 марта, а труп обнаружили только 17 марта, на морском берегу. Это цыганка Рада Ермак, — Бершадов кратко пересказал историю Рады.
— Женщина — это след! — Зина мгновенно отреагировала на его рассказ. — Если, конечно, ее забрала женщина. Девочка ведь могла и соврать. Дети часто врут. Эту женщину кто-то видел?
— Никто. Соврать могла, — кивнул Бершадов, соглашаясь. — Намеренно сочинить ложь, чтобы направить всех по ложному следу. Но ясно одно — эта Рада ушла с кем-то из детского дома.
— Снова неблагополучная семья, — заметила Крестовская, — и признаки те же самые?
— Абсолютно! Яд. Белое платье. И, несмотря на долгое присутствие тела в воде, твой друг Кобылянский обнаружил на лице следы белого вещества. Оно впиталось в складки кожи, намазано было густо.
— Так. А третья жертва? — Зина сделала кое-какие поместки в блокноте.
— Вот тут у нас самое интересное… полностью противоположный вариант. Очень богатая семья. Директор овощной базы. Человек, имеющий и деньги, и власть.
И Бершадов достаточно подробно рассказал о ссорах в семье Раевских и о том, как исчезла девочка.
— Снова женщина, — Зина мгновенно заметила эту деталь, — и еще мужчина. И район… Район, в котором жили Раевские. Подвал. Кто-то точно знал, что этот подвал всегда открыт… Когда нашли девочку?
— 16 марта, — сказал Бершадов, — и снова поблизости была квартира резидента, которая меня очень интересовала. И упустил его Игорь Барг.
— Как странно — снова Игорь Барг, — Зина бросила на него взгляд исподлобья, — исчезновение девочки в этом районе… Ты сам как думаешь, — это совпадение или нет? Может, твой шпион быть связан со смертями этих детей?
— Я не исключаю ни одной возможности, — пожал плечами Бершадов, — вот ты мне и расскажешь об этом.
— Если узнаю, — совсем расстроилась Крестовская. — Как я могу узнать, если ты ничего толком не говоришь?
— Понадобится — сама узнаешь, — усмехнулся Бершадов.
— Мне кажется, воспитательница врет, — задумалась Зина. — Она знала людей, которые пришли за девочкой. Ну не могла она отпустить ее просто так, с чужими! Она точно врет, но по какой-то причине не хочет говорить. Возможно, ее запугали. Это след.
— Снова мыслишь в верном направлении, — улыбнулся Григорий. — И ты еще спрашиваешь, почему я поручил тебе это дело!
— Этот третий случай очень сильно отличается от всех остальных, — продолжала, не слушая его, Зина, — как будто финальный третий аккорд. Богатая семья. Детский сад. Много людей могло видеть убийцу. Например, другие родители. И район… Ее убили практически там, где она жила.
— В Овидиополе это произошло тоже близко к дому, — напомнил Бершадов.
— Да. Но здесь семья другого плана. Оба любящих родителя. Как-то все это и похоже, и не похоже на два остальных случая. Мне кажется, именно с этого дела нужно начинать, — Зина говорила с уверенностью, которая вдруг появилась у нее так неожиданно, как появлялась всегда. Эта уверенность была чем-то сродни интуиции и редко ее обманывала.
— Вот и начинай. Тебе и карты в руки, — внимательно посмотрел на Зину Бершадов с таким выражением глаз, которое она очень бы затруднилась описать.
— Ну хорошо, а теперь расскажи про белое вещество, — напомнила.
— А что рассказывать? Это театральный грим, — вздохнул Бершадов. — Самый обыкновенный театральный грим! Вернее, основа, состоящая из белил и талька.
— Что? — удивилась Крестовская, ожидавшая чего угодно, но только не этого. — Театр тут с какого боку?
— У всех трех убитых девочек на лице было одинаковое по составу белое вещество. Театральный грим.
— Где они его взяли? В Овидиополе, у цыганки и, наконец, в семье Раевских, которые тоже, как я понимаю, не имели никакого отношения к театру? Что за головоломка? — Зина развела руками.
— Твоя головоломка, — Бершадов внимательно смотрел на нее.
— Театры проверили? Откуда пропал грим?
— Нет, театры тут ни при чем. Этот грим есть в свободной продаже, его может купить кто угодно. Есть магазин театрального реквизита, там продается все для сцены, в том числе и такой вот грим. Так что он есть в совершенно свободном доступе, — пояснил Бершадов, — и стоит он недорого, копейки. Любой желающий может купить. И продают его довольно много. Так что проверить покупателей нет никакой возможности.
— Да кто вообще его покупает? — не понимала Зина.
— Любой коллектив детской и взрослой самодеятельности, детские кружки, непрофессиональные актеры и просто модницы, желающие замазать дефекты кожи.
— Белым? — фыркнула Зина.
— Обычно он не наносится так густо. К нему добавляется пудра, и получается вполне красивый, светлый цвет. Ты ведь женщина, должна знать это.
— Я пудрой пользуюсь, — буркнула Зина, — а о таком слышу впервые в жизни. Мне это не интересно, вся эта женская ерунда.
— С чем я тебя и поздравляю, — усмехнулся Бершадов, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
— Да уж, загадка на загадке, — вздохнула Крестовская. — Убили, чтобы напомнить о каком-то театральном обычае, ритуале? О театральных актерах? А платье что, карнавальный костюм?
— Все может быть, — Бершадов пожал плечами, затем, нагнувшись, порылся в ящике стола и положил перед Зиной стеклянную баночку. — Вот, пожалуйста. Нашли под матрасом в кровати Рады Ермак. Верхний слой явно использован.
— Отпечатки пальцев?
— Только убитой девочки и воспитательницы.
Зина отвинтила крышечку и размазала двумя пальцами немного содержимого. Вещество издавало сладковатый косметический запах и не очень хорошо впитывалось в кожу.
— Понимаю, при свете прожекторов лицо должно смотреться ярко, отчетливо, — задумчиво сказала Зина, — его должно быть видно даже из последнего ряда, и с галерки. Для театра я могу это понять. Но в обычной жизни?
— Это основа, — напомнил Бершадов, — белое вещество не наносится в чистом виде. К нему добавляются примеси разного цвета. Получаются интересные оттенки.
— Но на трупы это вещество нанесли в чистом виде, — тут же ответила Зина, — без всяких оттенков, и густо. Их намазали, как клоунов в цирке.
— Верно, — кивнул Бершадов. — Значит, в этом была какая-то своя цель.
— Это явно ритуал, — Зина больше не сомневалась, — ритуальные убийства. Но какой? И зачем? Что хотели получить?
— Вот это самый важный вопрос. Узнаешь это — узнаешь, кто убийца. Чтобы раскрыть убийство, нужно знать настоящую причину. А это часто бывает тяжелее всего. Истинная причина скрыта под многими слоями шелухи. Снимешь шелуху слой за слоем — узнаешь правду.
— Так, хорошо. А яд? Теперь осталось узнать, что за яд. Валерий определил?
— Абсолютно точно. Это иприт.
Иприт? Для Зины это тоже было полной неожиданностью. Такого она точно не ожидала.
Иприт, или, как еще его называли горчичный газ, относился к военным ядам, которые использовались для химических атак. Это было боевое отравляющее вещество кожно-нарывного действия. От воздействия иприта на коже появлялись язвы и раны — теперь для Зины вполне понятны были раны на лицах убитых девочек.
Впервые иприт был синтезирован Сезаром Депре в 1822 году, позже британским ученым Фредериком Гутри в 1860-м. Первоначально это вещество называлось Lost. Оно представляло из себя бесцветную жидкость с запахом чеснока или горчицы, легко растворялось в органических растворителях и животных жирах. А вот растворимость в воде составляла 0, 05 %.
В 1916 году в Германии началась промышленная выработка иприта в огромных масштабах для Германской имперской армии.
Первые газовые бомбы с ипритом взорвались на полях сражений Первой мировой войны. Газ оказался смертоносным, действовал быстро, а поражения от применения такого оружия оказывались катастрофическими.
Позже иприт применялся в итало-эфиопской войне 1935—36 годов.
Учитывая, что иприт — это жидкость, подмешать его в жирную конфету было довольно неплохим решением, несмотря на то что сильный запах чеснока все равно должен был остаться. Однако вкусные конфеты были редкостью. Поэтому дети могли съесть такую конфету достаточно быстро и не среагировать на острый запах, особенно если это был ребенок из нищей многодетной семьи или из детского дома. Наверняка конфеты они ели всего несколько раз в жизни, если вообще ели их.
А вот почему этот же номер прошел с девочкой из богатой семьи? Зина подумала, что тут может быть другая причина. Как вариант: девочка уже ела такие конфеты, знала, что это очень вкусно, поэтому и проглотила не глядя. К тому же, последняя жертва была младше остальных, ей исполнилось всего четыре года.
В человеческом организме этот яд действовал достаточно быстро. При поражении жидкокапельным ипритом возникали кожные проявления: язвы, нарывы, некрозы. Иприт вообще обладал сильным поражающим действием при любых путях проникновения в организм, общее отравление происходило быстро.
Самым интересным было то, что в момент контакта с ядом болевые эффекты у человека отсутствовали полностью. То есть смерть от иприта была щадящей и совсем не болезненной, а наступала она при дозе 0, 015 мг.
Иприт использовался в качестве военного яда и в Красной армии. Там он проходил под шифром «вещество № 6702».
Все это мгновенно промелькнуло в голове Крестовской, когда Бершадов лишь произнес название яда. Зина задумалась настолько сильно, что даже не заметила, как в их разговоре наступила довольно долгая пуза.
— Думаешь о том, кто мог достать военный яд? — улыбнулся Бершадов. — Не утруждай себя понапрасну. Как и с театральным гримом, это мог быть кто угодно.
— Ну уж нет, — Зина смело встретила его взгляд, — тут я не соглашусь. Вещество № 6702 знает только тот, кого интересуют военные секреты. И доступ к иприту скорей получит шпион, а не простой человек. Ну или кто связан с армией.
— Или имеет деньги, — продолжил Бершадов. — Купить ведь можно все, что угодно. Не забывай об этом.
Вернувшись к себе в кабинет, Зина отодвинула в сторону пишущую машинку и разложила на столе все бумаги из красной папки. Вечер прошел в изучении документов.
Вышла она с работы намного позже, чем обычно — около семи часов. Новое дело неожиданно увлекло Крестовскую, и она уже не думала о нем с таким отвращением и ненавистью. Здесь была настоящая пища для ума, и Зина даже чувствовала прилив сил.
Поэтому, выйдя из управления, она пошла не домой, а повернула в совершенно противоположную сторону. Ноги сами понесли ее к остановке автобуса.
Через полчаса Зина вышла в районе, где жила София Раевская с родителями. А еще минут через десять оказалась во дворе, в котором находился подвал, где нашли тело.
Крестовская решила кое-что проверить. Ее очень интересовало, какие еще подвалы открыты. Почему убийца бросил труп именно в этом подвале? А если он досконально знал о том, что подвал не закрывается, значит, интересовался информацией о том, где можно что-то спрятать. И тут уже могли возникнуть следы иностранного агента Бершадова, хоть Зина ничего и не знала о нем.
Двор представлял собой широкий прямоугольник с детскими качелями и скамейками внутри, на которых, судя по всему, собирались общительные жильцы. Но Зине повезло: когда она добралась до двора, начал накрапывать дождь, который разогнал со скамеек абсолютно всех, так что поиски можно было провести почти незаметно.
Рассудив, что подвал есть в каждом доме из этих четырех, Зина вошла в парадную первого дома.
Лестницу вниз она увидела сразу. Несколько ступенек — и перед Крестовской открылась металлическая дверь, на которой висел большой амбарный замок. Подвал был не просто заперт — почти запечатан.
Тогда она вошла во второй дом. Там дверь в подвал была деревянной, но и она оказалась запертой. Да так надежно, что не открыть.
Третий дом — повторилась та же история: на деревянной двери висел мощный амбарный замок.
Четвертый — и Зина наконец сразу поняла, что попала в нужное место: дверь в подвал была открыта.
Более того — когда она достала из сумки маленький фонарик и внимательно изучила замок, то увидела, что он сломан. И, судя по пыли внутри скважины, довольно давно. Убийца точно знал о единственном подвале во дворе, который был открыт. Смешно было думать, что он бегал по всем остальным подвалам с ребенком за руку. Это доказывало две вещи: первое — убийство планировалось заранее, и место, где найдут труп, было не принципиальным, не играло никакой роли, и второе — убийца был местным жителем…
Глава 10
На фотографиях из дела Зина видела место в подвале, где нашли тело Софии Раевской — в глубине, возле разбитого окна. Но сейчас ориентироваться здесь было тяжело: стремительно стемнело, и тоненький лучик фонарика стал бесполезным, он просто терялся среди груд многолетнего мусора и густой темноты.
Между тем запах в подвале был ужасный: пахло кошачьей мочой, крысами, канализацией, какой-то гнилью… Да чем только ни пахло в этой омерзительной клоаке!
Крестовская подумала, что это сточный подвал делает аварийным целый дом. По-хорошему его должны были бы давно почистить, привести в порядок, устранить течь из трубы… Если через подвал шли стоки, то они размывали фундамент дома. Стены разбухали и оседали вниз. Гнилой дом. Вполне подходящий быть местом жуткого убийства. Так что неудивительно, что тело несчастной Софии нашли именно здесь.
Зина двинулась вперед, подсвечивая себе фонариком на каких-то два шага, стараясь идти очень аккуратно. Интересно, что она хотела здесь найти? Рассуждая здраво, она понимала, что в этом месте больше нельзя было найти ни одной улики, тут днем поработали криминалисты и собрали все, что можно было собрать.
Тогда что она забыла, в этом мрачном, жутком месте, среди груд мусора? Зина понятия не имела. Но, между тем, упорно двигалась вперед.
Ей сразу стало понятно, что пройти по подвалу без подготовки, да еще и добраться до окна, невозможно. Определенно убийца не раз бывал здесь, если уж выбрал такое место в глубине, под окном.
Зина несколько раз ступила ногой в какие-то зловонные лужи, больно ударилась о какой-то камень и в конце концов поняла, что дошла даже не до середины, а всего лишь сделала несколько шагов.
Впереди виднелись разбитые окна. Сквозь них пробивался свет уличных фонарей, зажженных возле дома, дававший хоть какой-то отблеск вниз.
Вдруг послышался шорох. Тихий, какой-то невыразительный — возможно, это пробежала крыса. Но Крестовская замерла. Пришло ощущение ужаса, и Зина пожалела, что не взяла у Бершадова служебный пистолет. Зачем он здесь понадобился бы, она слабо отдавала себе отчет. Просто в этом месте Зина особо остро ощутила чувство опасности, тревоги. Все, что исключает разум и здравый смысл.
За спиной снова послышался шум, в этот раз более отчетливо, и Крестовская замерла, прислушиваясь. Нет, не крыса. Это были явно шаги. Зина тут же представила себе, как сталкивается лицом к лицу с убийцей, и у нее даже руки задрожали от ужаса. И эту дрожь невозможно было просто так взять и унять. Тем более, что интуиция подсказывала: кроме нее в подвале действительно кто-то ходит.
Шум раздался снова, скрипнула какая-то доска, и Зина резко обернулась. Сзади виднелся человеческий силуэт. Крестовская прищурилась, пытаясь в очертаниях человеческой фигуры увидеть самого человека, но в этот момент прямо в глаза ей ударил свет электрического фонарика.