-  Нет, нет. Хуже, мой друг. Семья. Очень старая лондонская семья. Грэнби мало что  решает. Просто делает для них одолжение.

            -  Вы имеете в виду организованную преступность. Как Крэи[6]?

            -  Нет, сынок.

            -  Я, правда, не понимаю. Спасибо за предупреждение, но...

            -  Скажу тебе вот, что. Ты дашь мне деньги, и я пойду к Грэнби и улажу разногласия.

            -  Что?

            -  Пока все не вышло из-под контроля.

            Фрэнк  покачал головой. Старый жулик пытался получить долю с аферы Грэнби. Грэнби  решил угрожать через подставное лицо.

            -  Ни за что. Я не дам вам деньги. Я не боюсь его.

            Малкольм  улыбнулся, почувствовав ложь.

            -  Противиться бесполезно, мой друг. Только не  здесь. Тебе это не поможет. Я видел, что бывает. И как уже сказал, тебе не о  нем нужно беспокоиться. - Малкольм понизил голос до заговорщицкого шепота. -  Это те, другие, которые обитают с ним на верхнем этаже. Они всем заправляют.  Так было всегда. Грэнби - это посредник. Но он пользуется их благосклонностью,  как я уже сказал.

            Фрэнк  проглотил застрявший в горле комок.

            -  Он же там один. Верно?

            Малкольм  покачал головой с серьезным выражением лица.

            -  Нет, мой друг. Ты не захочешь поверить в такое. И лучше держать их там,  наверху. Типа, поддерживать мир.

            -  Что... Что вы имеете в виду? Они нападают на людей, эта семья?

            -  Когда Грэнби пришел сюда, он принес с собой много плохого. Старая семья была в  этом городе очень давно. Задолго до Грэнби и большинства других.

            Старик  махнул рукой в сторону окон.

            -  Раньше это было другое место, скажу я тебе. Когда-то оно называлось  \"Иерусалим\". Чистое место. Здесь жили хорошие люди. Раньше мы пили в  этом баре, когда он был открыт. Даже женщины жили здесь. Но здесь уже  пятнадцать лет не было ни одной женщины. С тех пор, как они пришли и поменяли  название. Все полетело под откос, когда Грэнби привел их сюда.

            -  Пятнадцать лет. Вы прожили здесь пятнадцать лет? - Фрэнк едва не добавил,  \"Господи Иисусе\", чтобы добавить веса своему ужасу.

            -  Двадцать, - сказал Малкольм.

            Фрэнк  видел, что старик не шутит.

            -  Я раньше жил наверху. На третьем этаже. Там комната лучше. Но Грэнби переселил  меня сюда. Я не мог столько платить, понимаешь?

            Фрэнк  скорее не сел, а упал на кровать и попытался осмыслить то, на что намекал  старик. На некий иерархический протекционизм, связанный с комнатами и арендной  платой.           -  Вы имеете в виду... - Он не смог произнести слова.

            -  Что, сынок?

            -  Он переселил вас с третьего этажа. Потому что вы не могли платить больше?

            -  Не смог поспевать за ростом арендной платы. Здесь могу. Но подумай об этом,  сынок. Ты на втором этаже. Куда еще ниже? На первом нет комнат. Негде жить. Так  что у тебя уже последняя жизнь.

            Фрэнк  подумал о пыльном, заброшенном баре, затем разозлился на себя за то, что принял  во внимание этот стариковский бред.

            Малкольм  кивнул.

            -  Нельзя заводить себе врагов, когда ты уже в самом низу.

            -  Поверить не могу, что вы миритесь с этим. А другие двое сверху?

            -  О, да, мы все придерживаемся правил. Иначе нельзя. Я здесь достаточно давно,  чтобы уяснить это. Джимми с третьего этажа все еще работает в Сити, и он здесь  так же долго, как я. Кроме меня, он - единственный, кто остался. Как,  по-твоему, почему такой человек живет в подобном месте? Думаешь, это его выбор?

            Возвращаясь  с ночных смен, Фрэнк часто видел пожилого мужчину в костюме. Он всегда покидал  здание рано утром. Они никогда не общались, и мужчина всегда прятал глаза.

            -  Сколько он платит? - любопытство Фрэнка взяло верх.

            -  Это знают только Джимми и Грэнби. Вопрос денег здесь не обсуждают. Им это не  нравится. Это было твоей первой ошибкой.

            -  О, им это не нравится? Удивительно. Становится все интереснее. Значит, какой-то  парень из сферы финансов застрял здесь на пятнадцать лет, и все это время  Грэнби трясет с него \"бабки\"? Твою ж мать. Невероятно. Что насчет  того трансвестита?

            Малкольм  даже не улыбнулся.

            -  Парень, одевающийся, как женщина. Лиллиан. Так он сейчас себя называет. И это  плохо, мой друг. О, господи. Но это доказывает, как бывает, когда Грэнби  сердится из-за неоплаченной аренды.

            Фрэнку  не раз попадался на глаза хрупкий, пожилой трансвестит, но за пределами здания  он никогда его не видел. Постоянный завсегдатай ванной с ее грязным зеркалом,  трансвестит часто шумел внутри, пока Фрэнк ждал на лестнице, чтобы попасть в  туалет. \"Лиллиан\" также слушал оперу в записи, и из-за него вся  лестница пропахла духами. Больше Фрэнк ничего не знал, потому что они никогда  не общались. Возможно, когда-то этот человек успешно пародировал женщин,  поскольку был тонкокостным, но теперь выглядел изможденным и всегда был пьян.

            -  Когда-то он был актером, - сказал Малкольм.

            -  Что?

            -  О, да. Выступал на сцене. В Уэст-Энде. Давным-давно. Работы не стало, и он не смог  поспевать за ростом арендной платы. И тогда он изменился. Чтобы пойти на  панель.

            -  На панель?

            -  Стал шлюхой.

            -  Нет...

            -  В те дни он сосал члены возле \"Дачесс\", чтобы платить за аренду.

            Фрэнк  ухмыльнулся. Он готов был разразиться истерическим хохотом.

            -  Это ужасно. Он потерял все. Теперь он пьет. Позволил этому месту одолеть его.  Но ты не должен допускать подобного. Никогда. Тебе нужно научиться  приспосабливаться, если хочешь и впредь наслаждаться здесь жизнью. Вот как  бывает, когда они впускают тебя сюда. Лилли не может сейчас платить за аренду.  Он станет следующим, кто уйдет, если не получит твою комнату за меньшую  стоимость.

            Его  посетитель не собирался развлекать его своей историей, но Фрэнк не переставал  ухмыляться.

            -  Уйдет? Куда уйдет? Куда уйдет Лиллиан, если не переселится в эту сраную  комнатенку?

            -  Что я пытаюсь сказать тебе, так это то, что я знал и других здесь, кто  размышлял так же, как ты, и кто утаивал деньги от Грэнби. Но теперь их здесь  нет. - Малкольм снова понизил голос до шепота. - Вот только они никуда не ушли.  - Он подмигнул тем глазом, на который смотрел Фрэнк. - Грэнби дает всем пару  месяцев, чтобы все уладить, как и в твоем случае. Но потом взиманием платы  занимаются другие. И Грэнби это не нравится, потому что это выставляет его в  плохом свете. И они - все, что у него есть. Если он не сможет взимать плату, им  придется вмешаться. Тогда они спустятся. Понимаешь? И когда они спустятся,  чтобы со всем разобраться, они будут очень злыми, что их потревожили. Злыми на  Грэнби, злыми на нас. И думаю, ждать нам долго не придется.

            -  Ни он, ни его воображаемая семья на мансарде не получат от меня ни единого  пенни. Я уйду через четыре недели, или раньше.

            -  О, сынок, не переоценивай себя. У тебя не будет четырех недель. Как я сказал,  ты должен заплатить сейчас же. Так здесь заведено. Чтобы не тревожить тех  других. И отсюда никто не уходит, без их разрешения. Таковы условия.

            Фрэнк  наслушался уже достаточно.

            -  Ладно. Ладно. Спасибо за совет. Но я сразу чувствую, когда начинается  вымогательство. Чушь все это. Вы честно думаете, что я останусь здесь и позволю  себе угрожать? Лет на пятнадцать, пока Грэнби будет брать у меня деньги,  повышая арендную плату всякий раз, когда захочет? А если я не смогу платить,  мне придется надеть гребаное платье? Боже всемогущий, да что с вами такое,  люди?

            Фрэнк  ненадолго представил себя стариком, одетым в женское платье, разгуливающим в \"Дачесс\",  или где-либо еще. Ему захотелось завыть от смеха.

            Он  встал и отпер дверь. Малкольм понял, что ему пора уходить, но замешкался.

            -  Ты теперь в \"Ангеле\". Ты в их доме.

            -  Да, да. Спасибо. Я понял. Не нужно продолжать.

            Старик  вышел из комнаты в полумрак коридора. Покрытое копотью окно на лестничной  клетке пропускало мало света. Серебристая инфузия освещала половину силуэта дряхлой  стариковской фигуры, стоявшей совершенно неподвижно. Своими немигающими  безумными глазами Малкольм смотрел, как Фрэнк закрывает дверь.

            Из-за  двери донеслась отголоски оперной музыки. Приглушенные фанфары. Его  передернуло.



            Наступала  ночь, и Фрэнк принялся расхаживать по комнате от окна к радиатору, взад-вперед.  Ковер выглядел так, будто протерся под подобными перемещениями предыдущих  жильцов.

            Никто  из его друзей, ни Нигел, ни Майк, не помогут ему с ночлегом. В обоих случаях  они ссылались на подружек. Здорово.

            В  следующие три дня Фрэнку предстояли двенадцатичасовые смены, поэтому  отправляться утром на поиски комнаты у него не было возможности. Как временный  сотрудник, он не мог позволить себе терять деньги, взяв отгул. Ему придется  продержаться в \"Ангеле\" еще несколько дней. Возможно, возвращаться к  себе в комнату попозже и стараться не привлекать к себе внимания. Когда график  утрясется, он сможет подыскать себе новое жилье и свалить.

            Вымотанный  переживаниями и размышлениями, Фрэнк поставил офисное кресло под дверную ручку  и плюхнулся на кровать.

            Сон  пришел быстро. Беспокойный, и полный сновидений.

            Он  увидел какого-то толстяка, который стоял у окна, открытого над вывеской паба.  Комната, должно быть, размещалась в передней части здания. Мужчина кормил  голубей и кричал: \"Сука, гребаная сука\" проходившим по улице  женщинам.

            В  другой комнате, похожей на его, какой-то старик кругами ползал по ковру. Он  потерял свои вставные зубы, и ведущий какой-то телевикторины говорил с ним с  экрана телевизора об ангелах.

            В  хаотичной, бессмысленной карусели, напоминавшей бесконечную череду призрачных  образов, несколько раз мелькнула и его комната. В каждом коротком эпизоде ковер  был светлее, а стены - не такими желтыми. Один раз к нему пришел яркий образ  бородатого мужчины с волосатым телом, лежащего на кровати. Он был накрыт до  живота желтым, вышитым \"фитильками\" покрывалом. В одной руке он  держал двухлитровую бутылку водки. Мужчина смотрел на потолок с выражением,  напоминавшим отвращение и страх.

            В  другом сне желтоглазый пьяница снова появился в той же кровати. На этот раз  матрас частично прикрывал потрепанный спальный мешок фиолетового цвета. Мужчина  пел песню из какого-то водевиля, в то время, как за дверью кто-то кричал  \"Манда!\". В этой сцене также присутствовал странный звук, без  видимого источника. Казалось, будто в комнате застряла огромная птица и билась  крыльями об стены. Либо это, либо существо отчаянно пыталось пробиться внутрь.

            Фрэнк  проснулся и сел в кровати. Лицо у него было мокрым от слез. Он был обессилен.  Потрясенный сновидениями, он не мог снова заснуть. Он встал и оделся в свою  форму охранника.

            Фрэнку  потребовалось несколько минут, чтобы набраться храбрости, открыть дверь комнаты  и выйти в темный коридор. Ему срочно нужно было опорожнить мочевой пузырь.

            Когда  Фрэнк вышел из ванной, и прежде чем его пальцы сумели нащупать выключатель и  снова включить светильник со встроенным таймером, он понял, что в коридоре,  соединявшем их с Малкольмом комнаты, с ним еще кто-то есть.

            Сперва  он подумал, что этот шорох издает какая-то собака. Но в тусклом, голубоватом  свете, падавшем сквозь подъемное окно на лестничной клетке, он увидел, что это  не собака. Какая-то фигура поднялась с пола у двери его комнаты и сейчас стояла  на двух тощих ногах.

            Кто-то  очень худой, с лохматой головой. Возможно, пожилая женщина. Нечто похожее на  \"ночнушку\" спадало на костлявые колени фигуры. Но руки казались  слишком длинными для человека любого возраста. Из-за спины фигуры донесся звук,  будто кто-то яростно взмахнул двумя сломанными зонтиками.

            Фрэнк  захныкал и, щелкнув выключателем, обнаружил пустой коридор. Стены с облезшими  обоями, красный плинтус, выцветший зеленый ковер, и никаких признаков жизни.

            Он  замер, потрясенный. В ушах стучало. Мозг пытался найти хоть какое-то объяснение.  Светильник выключился, оставив его в темноте.



            На  работе Фрэнк часто стоял перед стеклянными дверями, у входа в жилое здание,  которое охранял. Уставившись на передний двор Клэрендон-Хаус, и не видя при  этом припаркованных машин, он размышлял над галлюцинацией и увиденными накануне  снами. Он гадал, не является ли здание некоей адской ловушкой, куда алкоголики  и нестабильные личности приходят умирать. Или может, оно так влияло на  обитателей, что те начинали видеть всякое, галлюцинировать.

            К  концу дня он более-менее убедил себя в том, что жгут стресса, стягивающий его  жизнь, затянулся, и привел к этим сновидениям и эпизоду, перенесенному накануне  ночью. Нарастающее ощущение ловушки, угрозы со стороны Грэнби, туманные намеки  Малкольма на зловещую \"семью\", обитавшую в \"Ангеле\" - все  это сыграло свою роль. Вызванное напряжение заставило его увидеть остатки  кошмара в грязном, темном коридоре.

            Закончив  смену, Фрэнк провел четыре часа в Ислингтоне, потягивая пиво, которое он едва  мог себе позволить, после чего направился обратно в \"Ангел\".

            В  десять часов вечера он осторожно открыл входную дверь, снял обувь и стал,  крадучись, подниматься на второй этаж. Чтобы не шуметь, он старался ступать  ближе к краю лестницы. Несмотря на усилия передвигаться тихо, когда он добрался  до своей комнаты, держа наготове ключи, он услышал двумя этажами выше, где жил  Грэнби, далекий звук открывающейся двери. Мысль о том, что нечто выскользнуло  из той мансардной комнаты, была слишком страшной, чтобы принимать ее к  рассмотрению. И Фрэнк, бросив все попытки не шуметь, поспешил юркнуть к себе в  комнату и запереть за собой дверь.

            С  десяти часов до полуночи не было слышно ни оперной музыки из комнаты Лилли, ни  бормотания телевизора из комнаты Малкольма, ни звуков из мест общего пользования.  Фрэнк интерпретировал это как неприятные признаки ожидания, если не опасения,  среди других обитателей Ангела. Что-то должно было случиться. Намек его соседа  на то, что сверху должно спуститься нечто, чтобы \"взыскать\" с него  арендную оплату, уже не казался Фрэнку таким абсурдным, как в дневные часы.

            Он  бодрствовал в большом безмолвном здании до двух часов ночи, пока сон не одолел  его.

            В  четыре утра он сел, негромко вскрикнув, уверенный, что группа худых фигур,  стоявших вокруг его кровати, действительно вышла из сна вместе с ним и теперь  обступала его наяву.

            Он  убрал руки от лица и сел неподвижно в темноте. Фигуры из сна быстро исчезли.

            Рассеянный  свет от далекого фонаря выделял тонкие занавески на фоне окружающих стен.  Остальная комната оставалась темной. Это раздражало, потому что он не мог  рассмотреть источник царапанья, доносившегося откуда-то с потолка, прямо над  кроватью.

Перевернувшись  на бок, Фрэнк попытался нащупать выключатель прикроватной лампы. Он был очень  напуган, а постельное белье настолько затрудняло движение, что потребовалась  почти минута, чтобы включить лампу.

            Во  время жуткого ожидания света, он представил, что что-то свисает с потолка вниз  головой, и что его лицо находится всего в паре дюймов от его. В те мгновения,  пока комната не была еще освещена, он также слышал решительное биение крыльев  об потолок. Он представил себе, что какое-то животное пытается протиснуться в  маленькую дыру.

            Когда  потолочный светильник и прикроватная лампа включились, шум стих. Фрэнк увидел,  что на потолке ничего нет, как и нет свидетельств какого-либо вторжения,  объяснявшего шум над головой. Но у него осталось стойкое опасение, что нечто  внутри здания имело твердое намерение показаться.

            Фрэнк  поспешно оделся, схватил бумажник и телефон. Он готов был покинуть здание и  дождаться утра, гуляя, если потребуется, по улицам, потому что это было  бесконечно лучше, чем оставаться внутри здания.

            Но  до лестницы Фрэнк так и не добрался.

            Открыв  дверь, он испугался выйти в коридор.

            Там,  на лестнице, воздух был наполнен треском сухих крыльев. Будто грязные голуби взлетали  с грязного цемента Трафальгарской площади, только в сто раз громче. В конце  коридора, где сквозь окно над лестничной клеткой проникал слабый свет, виднелся  силуэт, который не принадлежал ни Малкольму, ни Джимми, ни Лиллиан и ни Грэнби.

            Также  Фрэнк не был уверен, что ноги тощей фигуры касались пола. У него не хватало  присутствия духа, чтобы размышлять о том, возможно ли кому-то так зависать, а  также, то появляться, то исчезать из поля зрения. Но кем бы или чем бы ни был  незваный гость, он пребывал в состоянии повышенного возбуждения от его вида.

            Фрэнк  увидел, как фигура замотала в воздухе бесформенной головой. Пальцы, которыми  заканчивались длинные руки, то сжимались в кулаки, то разжимались. Фрэнк даже и  подумать не мог о том, чтобы включить в коридоре свет и как следует рассмотреть  фигуру.

            Съежившись  в дверном проеме, он обрел дар речи, лишь когда проглотил ком в горле.

            -  Деньги. Я достану их. Пожалуйста, не надо. Деньги. Я достану их.

            Где-то  наверху в доме он услышал сквозь биение крыльев голос Грэнби.

            -  Манда! Манда! Манда! Манда! - кричал человек, словно некую мантру, будто он  пришел в некое животное неистовство, отчасти ярость, отчасти мощное сексуальное  возбуждение в предвкушении кровавого насилия в стенах этого жалкого здания.

            Фрэнк  был уверен, что та тварь на лестнице разорвет его на части. Или, еще хуже,  утащит куда-нибудь, куда это здание предоставляет доступ, через потолки его  грязных комнат. И в следующий момент вернувшаяся ясность ума позволила ему  сделать предположение. Предложить компромисс шумному и грязному воздуху,  бьющему ему в лицо.

            Он  не был уверен, говорил ли он вслух, или это предложение было мыслью или даже  молитвой этому противоестественному существу, которое перемещалось между окном  и потолком второго этажа. Но он закрыл глаза и пообещал, что будет собирать  деньги для того существа у окна. И похвастался, что будет взимать арендную  плату гораздо лучше Грэнби.

            Когда  невероятный смрад окутал его лицо, отчего его вырвало на ботинки - миазмы,  которые могли висеть над полем боя или чумной ямой - Фрэнк рухнул на жесткий  ковер.

            В  себя он пришел от шума старых крыльев, бьющих на лестничной клетке. Вслед за  шумом с мансарды донеслось несколько криков, человеческих криков, раздававшихся  посреди жуткого стука, будто нечто твердое билось о стену со страшной силой.

            Постепенно  шум стих, и в здание вернулась тишина. Эта передышка была благодатью для  поруганных чувств Фрэнка.

            Когда  он поднялся на ноги, он знал, что должен делать.



            Дверь  в комнату Грэнби была открыта, но Фрэнк не стал входить. Вместо этого заглянул  в дверной проем.

            Свет  Фрэнк тоже не стал включать. Видимая ему часть комнаты была скудно освещена  остаточным светом уличного фонаря, проникавшим сквозь мансардное окно. Этого  было более, чем достаточно.

            Потолок  по обе стороны от центральной балки был наклонен вниз.

            Пол  был завален пухлыми мусорными мешками. Ближайший был битком набит банкнотами.  Фрэнк предположил, что все остальные были тоже наполнены деньгами.

На  столе под окном поблескивали наручные часы и ювелирные украшения. В одном углу  комнаты зловеще громоздилась большая куча обуви.

            В  центре комнаты, словно объекты поклонения мусорных мешков, возвышались четыре  каменных колонны. На каждой была закреплена маленькая каменная фигурка.

Фрэнк  взглянул на скульптуры лишь мельком. Не смог смотреть на них дольше секунды.  Но, стоя в дверном проеме, он не сомневался, что они прощупывали его мысли. Он  слышал у себя в голове хлопанье маленьких крыльев.

            Долговременное  нахождение Грэнби в непосредственной близости с фигурками, должно быть,  повлияло на его разум. Несмотря на то, что этот неодушевленный квартет,  казалось, был выточен из камня, и нес на себе печать великой древности,  человеку с более развитым интеллектом и воображением, чем у Грэнби, соседство с  этими фигурами было бы гарантией полнейшего безумия. Одно лишь нахождение в их  присутствии убедило Фрэнка в этом.

            Фрэнк  мог лишь предположить, что для того, чтобы противостоять ангелам столь долгое  время, Грэнби заточал себя в старый спальный мешок. Тот лежал свернутым под  столом, заваленным часами и кольцами.

            От  Грэнби осталось не так много, чтобы расспросить его о его спальном месте.  Большая часть по-прежнему находилась в белом спортивном костюме. Ткань почти  светилась в слабом свете - в натриевом свечении, периодически дополняемом  красными вспышками от мерцающей вывески магазинчика готовой пищи, находившегося  через улицу. Но тело прежнего хозяина \"Ангела\" недавно претерпело  физические изменения.

            Кудрявые  волосы были полностью вырваны из головы, вместе с большей частью скальпа.  Макушка черепа влажно поблескивала на полу, прямо под ближайшей колонной. Ни  одному человеку не было бы под силу согнуть так конечности Грэнби. Его  позвоночник был похож на сломанную посуду, накрытую носовым платком.

            Когда  глаза Фрэнка привыкли к мраку, он обратил внимание на фигуры, подвешенные на проволоку  к стенной рейке. Их было десятка два, как минимум. Сперва он принял эти фигуры  за пальто, но потом понял - хотя правильно опознал, как минимум два пальто -  что их владельцы все еще находятся в них. Другие подвешенные фигуры были голыми  и высохли до состояния скелетов. К счастью для него других деталей он не видел.

            Снизу  из огромного дома стали доноситься первые признаки жизни. Малкольм закрыл дверь  ванной и включил над раковиной единственный рабочий кран.

            На  третьем этаже, должно быть, было две пустующих комнаты, и поскольку Фрэнка  тошнило от одного вида Лиллиан, значит, таких комнат будет сейчас три.

            Фрэнк  бросил последний взгляд на изломанную фигуру Грэнби, и заметил, что зубы у него  тоже отсутствуют. Он решил, что это странный город позволяет своим старым богам  оставлять себе на память столь странные подарки.

            Но  теперь ему необходимо было быстро заполнить пустующие комнаты третьего этажа. 125 фунтов в неделю казались вполне разумной платой. По крайней мере, для начала.



Ⓒ The Angels of London by Adam Nevill, 2013

Ⓒ Перевод: Андрей Локтионов

Всегда в наших сердцах

Я  мог резко повернуть на мокрой дороге, не выполнить вовремя аварийную остановку,  когда под колеса выбегает ребенок... Потерять концентрацию и рвануть на  встречный свет фар, подъехать слишком близко к движущемуся впереди автомобилю,  заснуть ночью за рулем, сдавая задним ходом, переехать какого-нибудь  незамеченного в зеркале карапуза, или просто врезаться в другую машину...

            Рэй  Ларч часто удивлялся огромному диапазону потенциальных дорожно-транспортных  происшествий, подстерегающих автолюбителей. Такие мысли, в основном, приходили  ему в голову в те редкие часы, когда он не водил такси. Являясь лишь крупинкой  в море автомобилистов, Рэй понимал, что с того момента, как он повернул ключ  зажигания, он рисковал попасть в любую аварию, в любую время, как и все,  находящиеся в салоне. Это была лотерея, и у каждого водителя и пассажира был  билет.

            Он  догадывался, что результат аварии напрямую зависит от реакции. В критической  ситуации он должен был среагировать адекватно и незамедлительно. Скорость его  реакции требовала координации с реакцией других участников движения, и  пешеходов в том числе. Учитывая последствия неправильного выбора любой из  сторон, времени на то, чтобы сделать решающий выбор - остановиться, ускориться,  свернуть в сторону или выпрыгнуть - было ничтожно мало.

            Когда  он думал о смертях, физических муках и людских страданиях, связанных с  длительной реабилитацией, пожизненном горе или нетрудоспособности, которые он  мог причинить кому-либо аварией, он часто задавался вопросом, почему ему вообще  было позволено сесть за руль. Или почему кому-то еще было позволено сесть за  руль.

            У  него по-прежнему случались предаварийные ситуации. Они бывали у него все время.  Он водил частный наемный автомобиль семь дней в неделю. Ни одну ночь он не спал  больше пяти часов. Поднимался с кровати, плохо соображая и сонно моргая, в три  часа ночи, чтобы ехать в аэропорт, или чтобы забирать по уикендам, после  закрытия клубов, пьяных девиц в коротких юбочках. Одно заглядывание под юбку на  тех недавних вызовах могло стать причиной любого количества аварий. Поскольку, глядя  в зеркало заднего вида, он не всегда следил за идущим сзади транспортом. В  стремлении заглянуть под юбку можно было очень легко сбить подвыпившего  пешехода, до конца жизни лишив его способности к самостоятельному передвижению.

            Чем  больше Рэй думал о потенциальных авариях, тем больше задавался вопросом, почему  другие машины бьются не так уж и часто. Или почему вся дорожная сеть не  превращается в одну сплошную череду автокатастроф. Как такое было возможно со  столь ненадежными, легко отвлекающимися существами за рулем? Может, водители  должны проходить такую же аттестацию, как машинисты поездов или пилоты самолетов?  Или все сводилось к вопросу масштаба?

            Мы  садимся за руль, потому что забываем, - решил он. Забываем о боли, забываем о  страхе, о бросающих то в жар, то в холод предаварийных ситуациях, забываем о  последствиях. Мы забываем о нашей уязвимости. Уязвимости наших тел. Забываем о  наших заполненных мозговым веществом головах, болтающихся на тонком спинном  хребте - самом слабом звене во всем животном мире. И забываем о своей  зависимости от тех крошечных ниточек нервной ткани, которые при разрыве, лишают  ноги всякой чувствительности, и обрекают нас на знакомство со свистящим  аппаратом дыхания, который будет стоять на часах возле наших больничных коек.

            Мы  забываем о фотографии автомобиля, раздавленного грузовиком возле обочины, и  почерневшего силуэта водителя, сгоревшего за рулем в аварии на шоссе. Забываем  о газетном снимке обломков машины, в которой погибли четверо подростков. Мы  отворачиваемся от грязных, увядающих цветов, привязанных к железным перилам на  повороте, перед которым вам приходится сбавлять скорость (если вы знаете эту  дорогу). Со временем мы даже начнем забывать, как мы чувствовали себя на  похоронах ребенка.

            Все  наше существование зависит от нашей способности забывать ужас. Может,  повторяющиеся аварии являются прямым результатом того, что мы не помним ужасов  наших прошлых нарушений.

            Вот  наглядный пример. Рэй начал уже забывать свой самый худший случай, когда два  года назад сбил велосипедиста на Роки Лэйн. Он не остановился. Из-за громко  включенного радио он услышал лишь глухой удар в одну из пассажирских дверей. А  потом что-то похожее на звон ключей, упавших на асфальт где-то позади машины.

            Тогда  Рэй ехал со скоростью как минимум сорок миль в час, при дозволенных тридцати,  петляя мимо плохо припаркованных машин. Он заметил велосипедиста, лишь когда  спина его куртки перекрыла ему лобовое стекло.

            Ему  показалось, что парень был чернокожим, хотя он не был уверен. Рэй бросил взгляд  в зеркало заднего вида, но не увидел на дороге никакого велосипедиста. Он нажал  на газ, потому что едва задел парня, или так он себе сказал потом. Ему ни на  секунду не приходила в голову мысль остановиться. Он думал лишь, как бы  убраться подальше.

            Когда  на следующий день Рэй решил не покупать \"Дейли Мейл\", он  понял, что не хочет знать ничего о прошлом вечере. Три недели он не включал  телевизор и радиоприемник. Избегая всех местных новостей, он чувствовал, что не  участвовал в случившемся. К концу своего добровольного отказа от новостей он  был почти уверен, что на самом деле лишь поцарапал машиной велосипедисту  колено. Должно быть, парень быстро свернул на тротуар, и поэтому исчез из  зеркала заднего вида. Рэй говорил это себе столько раз, что в конечном итоге  принял за правду. Но лишь ненадолго.

            Через  три недели после инцидента, когда краска на машине давно уже высохла, Рэй был  вынужден вернуться на Роки Лейн, направляясь за клиентом на Александер Стадиум.  К фонарному столбу у дороги, примерно в том месте, где он так неожиданно  налетел на велосипедиста, был привязан большой букет цветов.

            Спустя  два дня, на стоянке такси на Колмор Роу Рэй как бы вскользь упомянул про цветы  на Роки Лейн. При этом он возился с телефоном, чтобы не казаться  подозрительным. От другого водителя он узнал, что на самом деле убил подростка.  Мальчишка ехал на горном велосипеде в хамстедский магазин горячей еды, без  шлема и фонарей. Другой таксист сказал, хотя и без особой уверенности, что  свидетелей не было.

            \"Гребаные  велосипедисты\", - сошлись они во мнении, и понимающе закатили глаза.

            Рэй  никогда больше не ездил по Роки Лейн, и продолжал объезжать тот район, когда  клиенты просили подобрать их или высадить поблизости. Еще он пришел к выводу,  что если помнить страдания от каждой простуды, пореза или синяка, то в ожидании  следующей болезни или несчастья можно будет просто сойти с ума. Умение забывать  было своего рода опережающей тормозной системой нашего разума. Эффективность  собственной умственной системы торможения удивляла Рэя.

            Неужели  у безумцев идеальная память? Неужели они обладают способностью представлять  себе последствия, и осознают весь их ужас? А это - идея, - подумал Рэй,  поворачивая на улицу, чтобы подобрать очередного клиента.

            Рэй  никогда не ездил по вызову в эту часть Северного Бирмингема, и не знал, что в  районе, где Хокли стал Астоном и Ювелирным кварталом, все еще есть жилые дома.  Это место находилось рядом с городским центром и представляло собой лабиринт из  кирпичных складов, оживленных промзон, мелких контор, жмущихся к более крупным  предприятиям. Они перемежались с мелкооптовыми магазинчиками, в основном  закрытыми розничными торговыми точками, домами с нераспроданными квартирами,  едва функционирующими церквями и парочкой старомодных пабов.

            Его  спутниковый навигатор направил его к небольшому комплексу жилых домов,  окруженному стеной из красного кирпича. Напротив располагался пустырь, служивший  стоянкой для белых коммерческих фургонов.

            Та  сторона улицы, которая оставалась жилой, представляла собой типичный для центральных  графств ряд террасных домов. Дома большей частью стояли в тени, сутулясь  у бордюра, словно группа грязных работяг в очереди за выматывающей душу и плохо  оплачиваемой работой. Эта улица каким-то образом избежала вырубки деревьев,  бомб Люфтваффе и облагораживания.

            Восемь  террасных домов, казалось, пытались отодвинуться от дороги, будто не хотели  привлекать внимание проезжающих автомобилистов. Их темные, покрытые копотью  окна и облезлые рамы мало говорили об их интерьерах. С первого взгляда могло  показаться, что эти дома необитаемы. С задней части одного из участков  поднимался в небо грязный черный дым, предположительно от костра.

            Мужчина,  появившийся из дома под номером 129, продемонстрировал улыбку, которую Рэй счел  чрезмерно радостной. Он был без пальто, а коричневые шлепанцы на ногах казались  слишком маленькими.

            Маленький  палисадник был захламлен размокшими картонными коробками с бутылками, ржавыми  консервными банками и какими-то отходами огородничества. Разросшийся папоротник  заслонял подъемное окно на первом этаже.

            Диспетчер  назвал этот адрес, имя Джон и номер стационарного телефона. В инструкции было  указано лишь, что клиент хочет проехаться по нескольким местам. Довольно обычный  заказ, кроме последнего пункта.

            Рэй  посмотрел на ухмыляющегося пожилого мужчину, направляющегося к водительскому  окну.

            -  День добрый! - Сказал мужчина и посмотрел на небо, темневшее с наступлением  дождливых сумерек.

            Рэй  кивнул, и окинул человека взглядом, как бы вопрошая, действительно ли тот готов  ехать в таком виде.

            -  Джон, верно?

            -  Она скоро выйдет, - сказал Джон.

            Возможно,  этот неряха в шлепанцах и не пассажир вовсе. Рэй надеялся, что это так. Ему не  нравилась ухмыляющаяся физиономия этого типа. Рэю было сложно приветствовать  каждого пассажира не с усталым, угрюмым и нетерпеливым видом, если только это  была не привлекательная женщина или клиент из аэропорта. Его удручала эта  тенденция, но он ничего не мог с этим поделать. Работа с семи до одиннадцати и  предоставление услуг разношерстой публике сделали бы и святого раздражительным.

            Глаза  Джона светились от возбуждения сквозь толстые линзы очков.

            -  Мне нужно будет помочь с ней. - Казалось, он удивился, что Рэй не разделил его  энтузиазма по поводу этой задачи.

            Только  б не гребаное инвалидное кресло.

            -  Сегодня у вас очень особенный пассажир. Придется много где поездить. Но в  конечном итоге она вас не обидит. - Тип подмигнул, как бы намекая на щедрые  чаевые.

            -  Куда сначала? - Рэй выбрался из машины и поспешил по заросшей тропинке,  стараясь избегать дождя, который совсем не волновал Джона. - Сколько мест она  хочет объехать?

            Джон  остановился и с радостным видом широко развел руки, как бы показывая обширность  территории.

            -  Она знает, куда нас вести. Где начать и где закончить. Кто придет и кто уйдет.  Она знает.

            Рэй  бросил второй случайный взгляд на серые штаны пожилого мужчины, которые раньше,  похоже, являлись частью костюма. Они были натянуты выше пупка и держались на  белом пластиковом ремне. Свитер с ромбовидным узором был заправлен за пояс.  Натуральный чудак с престарелой родственницей. Проезд будет, вероятно, оплачен  из пособия по инвалидности. Хотя Рэй предпочел бы уточнить направления поездки  и получить некоторую уверенность в том, что у человека в тапочках хватит денег,  чтобы оплатить ее. Он подождал, когда тип его догонит.

            -  Да, да, она там, ждет, - сказал мужчина, не обращая внимания на обеспокоенность  Рэя и тыча коротким и пожелтевшим от никотина пальцем в черный дверной проем.  От его свитера пахло потом. Штаны спереди были в жирных пятнах.

            Рэю  до сих пор попадались уголки мира, которые никак не изменились, и напоминали  ему старые фильмы. Места, вроде этого. И хорошо это, или плохо, но он знал, что  дома похожи на людей. Точно так же, как ты никогда не знаешь, что прячется за  лицом, ты понятия не имеешь, как выглядит дом за его фасадом.

            -  Мне потребуется некоторое время, чтобы поднять ее. В этом году это отнимает у  меня уже целую вечность, - сказал Джон. - Хотя сейчас она прямо таки рвется  ехать, скажу я вам. И нас ждет много людей.

            Рэй  не спросил, чего ждут те люди, поскольку ему было не интересно. Он уже решил  свести разговор к минимуму. Просто выполняй свою работу. Рэй задался вопросом,  заметно ли его отвращение условиями жизни в этом доме. Но потом понял, что,  если это и так, то ему все равно.

            В  доме было холодно, пахло полными мусорными корзинами и газом. И чем-то еще,  похожим на запах накануне грозы. Он был таким же сильным, как и основной смрад  газа и бытовых отходов.

            Маломощный  потолочный светильник явил Рэю первую комнату, в которую он вошел. Все шторы  были задернуты. Этого желтоватого освещения было достаточно, чтобы понять, что  Джон давно уже не выносил мусор из своего унылого дома.

            Следуя  за потрепанной фигурой, Рэй заметил узкую тропу, проложенную через гостиную,  заваленную пухлыми мусорными мешками и картонными коробками, набитыми,  предположительно, старой одеждой. Возможно, этот тип приторговывал тряпьем.

            Рэй  заглянул в одну коробку. В розовых полиэтиленовых пакетах лежало платье на  маленькую девочку и коричневые сандалии. Наличие детских вещей в доме вынудило  Рэя более внимательно смотреть по сторонам. Он заглянул во вторую коробку и с  облегчением увидел замшевую куртку на взрослого. Та лежала в полиэтиленовом  пакете вместе со сломанными очками и потертыми мужскими туфлями.

            Вторая  комната когда-то была большой столовой. Хотя на ее прежнюю функцию уже ничего  не указывало, благодаря коллекции, казалось, всех бесплатных газет, выходивших  в Бирмингеме, которую старик собирал всю свою жизнь.

            -  Я вынесу ее с кухни, - сказал Джон.

            Дверь  в проходе из столовой на кухню отсутствовала. Сквозь прямоугольный проем Рэй  заметил темный силуэт. Маленькая, будто детская, фигура беззвучно отвернулась  от кухонной стойки возле дверного проема. И скользнула вглубь неосвещенной  кухни. Джон исчез в темноте, словно в погоне за обитателем. Свет он включать не  стал.

            Пока  Джон копошился на кухне, Рэй окинул взглядом столовую. Краем уха он услышал,  как старик произнес:

            -  Карета подана, Ваше Высочество.

            Рэю  пришла в голову мысль сфотографировать комнату на мобильный телефон и показать  другим водителям в кафе. Но его беспокойство по поводу того, что ему не  заплатят, вытеснило эту идею.

            -  У вас все в порядке? - спросил он, обращаясь во тьму. - Минимальная стоимость  поездки - пять фунтов.

            -  Да. Да. Почему нет? На подготовку к этому вечеру было потрачено много усилий,  поэтому мы хотим, чтобы все прошло гладко. И вы получите гораздо больше, чем  пять фунтов. Вас ждет справедливая компенсация. - Это было произнесено из  неосвещенной кухни с оттенком сарказма в голосе, отчего Рэю стало не по себе.

            -  Я готов, - крикнул он в темноту.

            Ответа  не последовало.

            Ряд  фотографий на стене столовой был наполовину скрыт тюком газет, но они привлекли  внимание Рэя. Это были три фотографии в рамках. Первая была студийным снимком  полной женщины среднего возраста. Она сидела в очках с белой оправой и в старомодном  платье с белым воротником. На другой был запечатлен хозяин дома в молодости. В  те дни Джон был прилично одет, опрятен, и сидел рядом с женщиной за столиком в  ресторане. Умершая жена, - подумал Рэй без тени эмоции.

            Было  сложно понять, что изображено на средней фотографии. Было похоже, будто над  скрытой ее частью поднимался столб черного дыма. И этот столб пересекал серое  небо.

            Джон  вернулся с кухни. На нем была куртка с так тесно натянутым на голову капюшоном,  что он стал напоминать имбецила. В руках он держал плетеную бельевую корзину,  выкрашенную в желтый цвет, крышкой упиравшуюся ему в подбородок.

            -  Если возьметесь с другой стороны, думаю, вместе мы справимся.

            Крышка  была привязана к корзине с помощью садовой веревки.

            -  Что...? - Рэй хотел было задать вопрос, но осекся на полуслове.

            -  Это все, что у меня есть. И этого будет достаточно. Вы должны ехать очень  аккуратно, понимаете? Надеюсь, вам уже объяснил диспетчер.

            -  Мы едем в прачечную?

            Его  предположение показалось стрику настолько оскорбительным, что лицо у того  потемнело от ярости.

            -  Просто беритесь с другой стороны, - сказал он.

            Когда  они пробирались по узкой тропе между грудами мусора, Рэю казалось, будто ему  досталась большую часть веса тяжелой корзины. Джон бормотал:

            -  Будьте аккуратны. Аккуратны! Это главное. Аккуратны.

            Что  бы не находилось в корзине, оно было живым. Возможно, какое-то животное. Рэй  слышал, как оно возится внутри, словно пытаясь найти выход или твердую  поверхность, как животные обычно делают при перевозке. Наверное, собака. Но разве  это он видел на кухне? Собаку? Нет, потому что был уверен, что то, что он  видел, стояло на двух ногах.

            -  Это что, какая-то редкая порода?

            -  Вы понятия не имеете, насколько она ценная.

            -  А разве клетки у вас нет?

            Джон  проигнорировал вопрос.

            На  улице, после изрядной суеты, старик втиснулся со своей корзиной в задний отсек  машины и пристегнулся. Салон заполнился запахом стариковского пота.

            Рэй  забрался на водительское сиденье и приоткрыл окно.

            -  Пожалуйста, закройте, иначе она... на улице холодно, понимаете, - сказал Джон.

            Рэй  вздохнул и завел двигатель.

            -  Куда?

            -  У меня есть первый адрес.

            -  Называйте.

            Первые  три цифры почтового индекса, Б20, указывали на Рукворт Вуд, преимущественно  богатый сикхский район. И спутниковый навигатор быстро обнаружил Сомерсет-роуд  - место, с которым Рэй был знаком. Длинная, тихая дорога, окруженная большими  викторианскими домами.

            -  К ветеринару, верно? Или вы занимаетесь разведением? - спросил Рэй, поглядывая  на дешевую желтую корзину в зеркало заднего вида. - У вас действительно нет  специальной сумки для переноски? Животному может быть не очень удобно. Собака,  верно?

            Старик  придвинулся к корзине и положил на нее одну руку, словно чтобы защитить груз,  если машина вдруг резко остановится. Он ничего не сказал Рэю, и, казалось,  довольно ухмылялся в зеркало заднего вида, отчего Рэю стало неуютно.

            -  Что это? - повторил Рэй.

            Лицо  мужчины растянулось в ухмылке.

            -  Водитель, может, вы лучше продолжите играть назначенную вам роль?

            Слово  \"водитель\" прозвучало как-то формально, старомодно, с оттенком  снисходительности.

            -  Хорошие манеры никто не отменял.

            -  Мы не хотим опоздать.

            Рэй  опустил окно еще ниже и отъехал от тротуара.



            Рэй  помог Джону донести его бельевую корзину до двери первого пункта назначения. Затем  вернулся к машине и прождал, согласно инструкциям, добрые десять минут, когда  появится новый пассажир, которого нужно было забрать по этому адресу, со слов  Джона. Странное требование, но за это предполагалась дополнительная плата.  Счетчик тикал.

Опустив  в машине стекла, чтобы рассеять смрад стариковского пота, Рэй почувствовал  запах дыма.

            Выглянув  в пассажирское окно, он заметил черный шлейф. Тот вился над крышей дома, возле  которого он припарковался, и поднимался все выше в небо. Должно быть, на заднем  дворе дома, в который вошел Джон со своей корзиной, был разведен костер. Рэй  был уверен, что сквозь звук радио услышал пронзительный человеческий крик,  донесшийся оттуда. Но его сразу же заглушил хохот большой группы людей. Они,  должно быть, находились в саду.

            -  Погодка не для барбекю, - сказал он, пытаясь пошутить и хоть как-то привлечь  внимание новой пассажирки, после того, как та добрела до машины и разместилась  на заднем сиденьи. - Там много дыма. Что там, костер? Типа, праздник?

            Древняя  индианка ничего не ответила. Едва разместившись в заднем отсеке со своим  чемоданом, она просто протянула между сидений клочок бумаги. Рэй узнал  напечатанный заглавными буквами адрес. Это было в Хандсворте, рядом с парком.  Спутниковый навигатор ему не потребуется.

            Отъезжая,  Рэй бросил взгляд сквозь пассажирское окно. Между домом и таким же обширным  соседским участком было пространство. К хохоту на заднем дворе теперь  добавились аплодисменты. Рэй предположил, что крик был частью какого-то  азиатского праздника или традиции. Люди, которые изначально собрались возле  входной двери, чтобы поприветствовать Джона с его корзиной, были зажиточными  сикхами, как и ожидал Рэй. Хотя их улыбки и приветствия были более теплыми и  эмоциональными, чем он ожидал увидеть после прибытия маленького неопрятного  человечка с домашним животным в бельевой корзине.

            Во  время поездки в парк Хандсворт пожилая азиатка ни разу не оторвала глаз от  своих высохших рук. Она держала их сложенными на коленях. Дым от костра застрял  в складках ее сафари. Рэй подозревал, что он ей не нравится.

            Рэй  припарковался перед большим викторианским домом, через дорогу от парка - по  адресу, указанному старой индианкой. Прежде чем Рэй затормозил, в дверном  проеме появилась белая пара средних лет. Они вышли на улицу, чтобы помочь  старухе выбраться из машины.

            Пара  выглядела нетрадиционно, и все же модно. Рэй знал этот типаж. Они мигрировали в  азиатские и западно-индийские районы, потому что большие дома с длинными садами  стоили вдвое дешевле, чем в Мосли и Кинг Хит. Двое детей, длинноволосых мальчиков,  сновали вокруг чемодана индианки, будто это приехал рождественский дед с  подарками.

            Мать  держала на руках малыша. Она подошла к машине. Не глядя Рэю в глаза, она  сказала:

            -  Нам нужно, чтобы вы взяли еще одного пассажира. Она скоро выйдет.

            Женщина  протянула в окно двадцатифунтовую банкноту.

            Когда  Рэй сунул руку в карман куртки, чтобы найти сдачу, она сказала:

            -  Нет, нет, оставьте себе.

            -  Уверены? - спросил Рэй. - Эта поездка стоила всего пятерку.

            -  Нам нужно, чтобы вы подождали несколько минут. А счетчик пусть тикает.

            Рэй  пожал плечами.

            -  Без проблем. Помочь вам с чемоданом?

            Но  женщина уже отвернулась, и Рэй увидел, как ее супруг, с помощью старшего сына, заносит  чемодан через порог. Мужчина тоже ни разу не посмотрел на Рэя. Старуха уже исчезла  в доме, спешно покинув улицу.

            Рэй  никогда не ощущал себя более озадаченным. Он прождал еще десять минут, когда из  дома в Хандсворт Вуд появится следующий пассажир. И пока он ждал, он услышал  еще один отчаянный вопль, который принял за человеческий. Крик прервался  грохотом, воем и треском фейерверка, который рассыпался искрами над его  машиной.

            Рэй  вышел из машины и посмотрел на небо. Последние блестки фейерверка растворились  в холодном черном воздухе. Он почувствовал запах дыма. Древесного дыма и  жарящегося мяса.

            Дверь  дома открылась, и быстро захлопнулась за еще одной пожилой женщиной. Она катила  клетчатую хозяйственную сумку на колесиках. С виду у нее было также мало общего  с семьей, как и у престарелой азиатки, которую он высадил по адресу. Возможно,  новая пассажирка была уборщицей, и семья хотела, чтобы Рэй отвез ее домой,  теперь, когда вечеринка началась, а она закончила свою работу.

            Из-за  дома снова донесся хохот, аплодисменты и возбужденные детские визги. Кто-то  закричал:

            -  Поверить не могу!

            Вышедшая  из дома женщина встала у порога и указала на хозяйственную сумку.

            -  Водитель, помогите нам, пожалуйста.

            Рэй  взял у нее сумку. Ее верх был надежно закреплен эластичными шнурами, обычно  используемыми для крепления предметов к багажникам на крыше. Сумка была  тяжелой. Пока он нес багаж от крыльца до тротуара, он чувствовал внутри  какие-то толчки. Будто, то, что было в сумке, лягалось.

            -  У них вечеринка, да? - спросил он новую пассажирку.

            -  Раз в году вы получаете шанс. В этом мне выпал мой, - сказала она, не вдаваясь  в подробности. Появившееся из-за дома облако черного дыма поднялось над красной  крышей, а затем рассеялось в темноте, окутавшей парк.

            -  Здесь еще одно животное? - спросил Рэй, кивая на сумку, пока катил ее через  тротуар к машине. - Уверены, что законно так его перевозить? Ему там есть чем  дышать?

            -  У меня есть лишь эта сумка, и она не возражает, - ответила женщина.

            Он  высадил женщину с хозяйственной сумкой по адресу в Сандуэлл Вэлли. Большой  частный дом с высокими стенами примыкал к крупной ферме, открытой для посетителей.  Как и престарелая азиатка, эта пассажирка не проронила за всю поездку ни слова.

            -  Вот, вот он. Этот, наверное, - сказала она, когда Рэй притормозил возле дома. -  Мне не терпится ее увидеть, - добавила она.

            -  Кого?

            Судя  по ее радостному выражению, женщина была слишком взволнована, чтобы ответить.  Постанывая, она выбралась из автомобиля. Она была совершенно безразлична к  человеку, который вел машину, человеку, ответственному за ее безопасность, и  являвшемуся важнейшим компонентом ее таинственного плана. Привычное явление.

            Рэй  подкатил клетчатую сумку к белому дому. Та колотилась об ногу, и ему казалось,  что он слышит царапанье когтей об тканевую стенку. От сумки тоже несло дымом.  Рэй оставил ее возле входной двери и вернулся к машине.

            Череда  вечерних странностей продолжалась. Он заработал уже сорок фунтов и был доволен  этим, но любопытство в отношении его пассажиров и их клади начинало  пересиливать восторг от богатого улова. Поэтому со следующим пассажиром,  пожилым чернокожим мужчиной, он решил быть более настойчивым.

            Рэй  помог ему разместить большой вещевой мешок в заднем отсеке салона. Бегунок на  \"молнии\" был зафиксирован латунным замком. Интерьер машины вновь  наполнился холодным воздухом и запахом древесного дыма.

            Рэй  приоткрыл окно еще шире.

            -  Куда?

            -  Он сказал, что будет здесь.

            Между  сидений просунулся кусок бумаги.

            Рэй  нахмурился. Это был первый адрес, на краю Хокли, где он подобрал того чудака  Джона, с бельевой корзиной.

            Рэй  стал рассматривать в зеркало заднего вида сидящего сзади мужчину. Пассажир  встретился с ним глазами, не мигая, но с бесстрастным, недружелюбным, и  несколько надменным выражением.

            Рэй  бросил взгляд на сумку, лежащую рядом с пассажиром. Это была холщевая  спортивная сумка, которую любят носить подростки. На боку у нее был бейдж  \"Вест Бромвич Альбион\"[7].

            -  Вы фанат футбола? - спросил Рэй, чтобы разрядить непонятное напряжение.

            -  Сын, - ответил мужчина, и посмотрел в окно.

            Рэй  ехал молча, изо всех сил стараясь сосредоточиться на дороге. К счастью ориентировался  он очень хорошо.

            -  Не хочу показаться чересчур любопытным, но не возражаете, если я задам вам  вопрос?

            Пассажир  не пошевелил головой, будто не слышал Рэя.