И где был этот выродок с костистым лицом, принц хорьков, Драч? Почему он не заявился в ее дом со своими змеиными умыслами? Он появлялся исключительно во снах. Однако он окончил свои дни там же, где и Беннет-младший. Почему Фергал здесь, а Драч и Беннет – нет?
Она опять спросила себя, не носит ли его Мэгги в себе, как паразита, угнездившегося в самой плоти и крови ее тела. Она должна путешествовать со своей свитой. Эмбер никогда не понять ее мотивов и целей. Почему она выпустила ее из своего храма в корнях дома. Возможно, Фергал похитил тварь, которой служил, против ее желания, а она хотела, чтобы Эмбер уничтожила ее прислужников стеклом и кислотой. Или тварь дала ей уйти ради какой-то иной, еще более чудовищной роли, которую она должна была сыграть в другом месте? О ней не было книг; не нашлось ничего, кроме нескольких старых песен, да осколков керамики. У Эмбер были только размышления, догадки, инстинкты. Но правила обряда Черной Мэгги не были ясны, пока что нет. И что ей нужно будет сделать, куда отправиться, чтобы понять эти правила и найти их границы? Но, что бы ни случилось, она никогда не должна присоединяться или позволить присоединить себя к растущему числу потерянных и заблудившихся. Жертвы оставались жертвами, мучители – мучителями. Если это не было адом, она не знала, что им было.
Она не станет жертвой.
Эмбер посмотрела на пистолет у себя в руке.
– Я сама это сделаю прежде, чем достанусь тебе! Ты слышишь?
Может быть, самоубийство после долгого и мучительного периода депрессии, отягощенной невыносимыми видениями, и было тем, что запланировали для Эмбер: ее судьбой, куда бы она ни бежала. «Они догнали тебя. Нашли тебя здесь». Так что и самоубийство, возможно, не станет выходом.
«Еще одна девица ляжет под траву».
– Ты этого хочешь, сука? Еще одну мертвую девушку? За этим ты пришла?
Прижав пистолет к боку, Эмбер большим пальцем сняла его с предохранителя. Она сомневалась, что пуля может как-то подействовать на то, что бродило сейчас по дому, но пистолет придавал ей сил. А если Фергал был еще жив, если он как-то, каким-то немыслимым обходным путем, добрался до нее и действительно был сегодня там, внизу, на лужайке, тогда она закончит то, что должна была сделать три года назад. Мысль о расправе над ним, о том, чтобы приставить дуло к его уродливой роже и нажать на спусковой крючок, прогнала через нее волну возбуждения, от которой у Эмбер перехватило дыхание.
– Ты у меня внутри? – завопила она, открывая дверь своей комнаты. – Или ты там, сука?
Она слышала, как что-то медленно и осторожно движется впереди; теперь оно спускалось по лестнице, и к Эмбер пришло неприятное воспоминание о том, как ее заманили в кухню, к двери гаража, всего неделю назад.
Был ли несчастный Райан снова в ее доме? Был ли это ее окровавленный рыцарь, сломанный, а затем убитый ударом кирпича? Она должна была знать, страдает ли он. Страдает ли он до сих пор. А если Райан мучился, значит ее долгом было покончить с его болью.
Это касалось не только ее; если это происходило, прямо здесь, прямо сейчас, значит, оно касалось всех несчастных душ, последовавших за ней из своих жалких могил на Эджхилл-роуд. Она всегда обещала, что не забудет их.
– Как мне вас освободить? Скажите мне! Хоть кто-нибудь из вас! Скажите, что мне, на хер делать?
Райан лишился зубов. Эксперты-криминалисты исползали то место в северном Бирмингеме на четвереньках и подобрали каждый волосок, оставшийся на его прогнивших полах. Два пропавших зуба Райана не могли не заметить, отшвырнуть ногой или втоптать в свежевскопанную землю двора. В этом Эмбер была уверена. Значит, потерянные зубы подобрали, забрали.
Маргарита Толка лишилась волос. Она тоже была здесь, в кухне; наполнила воздух тем, что осталось от ее попыток быть утонченной: ароматом духов «Анаис Анаис». У других жертв обнаружили пропажу зубов, пальцев рук и ног, может, и волос тоже, хотя нельзя было узнать точно, что забрали у тех, кто был похоронен глубже и дольше.
Беннет потерял палец. Все жертвы Мэгги были погребены не полностью.
Сердце Эмбер забилось быстрее от мысли, которая постепенно росла и обретала форму; которая все меньше казалась макабрической фантазией и все больше – чем-то логичным, по мере того, как она шаг за шагом приближалась к лестнице. Без материального эмиссара, без тюремщиков и убийц, может ли Старушка Мэг делать что-то, кроме как преследовать ее и сводить с ума? Она прикидывала, сможет ли жить с кошмарами, сможет ли научиться сосуществовать с призраками, пока не найдет ответ и выход. Значит, так старая Черная Мэг переносила своих спутников, с помощью собранных частей тела, трофеев? Это значило, что она должна быть прямо здесь в каком-то материальном смысле, но как такое было возможно? Неужели Фергал вынес ее в своих руках и носил с собой три года?
На лестнице никого не было. Но, как и раньше, Эмбер слышала, как ноги шаркают по прежнему маршруту, словно невидимые маршрут или порядок зарождались на этих этажах по мере того, как мертвецы овладевали новым местом. Эти сущности всегда повторяли одни и те же действия.
Сбитая с толку, цепляющаяся за логику даже в подобный момент, она решала у себя в голове загадку: как эти ужасные артефакты, эти дьявольские трофеи, оказались здесь? Фергал. Должно быть, он жив. И, должно быть, он принес сюда реликвии отвратительной богини.
– Как? Как? Как ты можешь здесь быть? – закричала она, чтобы задавить панику.
В кухне открылась дверь.
Эмбер остановилась. Она слишком отчетливо помнила, что напало на нее там, внизу, что вскрыло ее разум и перетасовало воспоминания, как будто они были колодой карт, быстро перемешанных невидимыми руками и прочитанных присутствием чего-то неестественного, сущности, которая едва не затушила ее жизнь, словно незначительный уголек, выпавший из жаровни.
Пустота хотела ее. Ничто, бесконечная тьма желала ее. Вечный холод, конец самосознания, заикающееся повторение последних слов поджидали ее прямо в этом доме. В ней нуждались. Кто-то пришел к ней домой, чтобы переправить ее на ту сторону. Он преклонял колени на лужайке, будто какой-то жуткий, почерневший перевозчик. Может, это была ее цель: окончить дело?
– Фергал! Ты, ублюдок! Тебе нужна я? Я здесь!
Ее захватила новая мысль и то безумие, что из нее следовало: если она умрет, и ее собственность отдадут благотворительной организации для помощи пострадавшим от насилия женщинам, к которой она была так щедра и написала в завещании… господи, завещание… что оставляет дом женщинам, лишившимся жилья, чтобы они могли жить в безопасности… если Эмбер умрет здесь, не начнет ли однажды она сама шептать им? Может, это ее судьба – остаться здесь мертвой, но присутствующей и невидимой? Будет ли она преследовать сломанных и беспокойных женщин, что станут искать в этом доме укрытия в грядущие годы? Будет ли она мучить их своими смутными воспоминаниями и своим бормотанием, своей слепотой и своим непониманием?
«Который час?»
Эмбер сглотнула, и ей захотелось, чтобы можно было просто смыть ту ужасную громаду чувств, что набухали у нее в голове. Ей придется изменить завещание, настоять, чтобы ее дом снесли, уничтожили, засыпали землю вокруг фундамента солью, а потом закатали в бетон.
Ее внимание привлекла открытая кухонная дверь.
Она достигла подножия лестницы, и через дверной проем видела, что на противоположной стороне кухни открыта дверь в гараж. Рассвет, проникавший через кухонные окна, играл бликами на краске и окнах ее машины. Виден был и край морозильника. По крайней мере, внутренности гаража не растворились в непроницаемой, но агрессивной тьме.
Эмбер подняла руку и нацелила пистолет на дверь гаража.
– Я знаю, что ты там.
«Не могут тебе навредить, не могут, не могут…»
Эмбер протолкнула себя в дверь кухни, но прижалась спиной к стене, чтобы видеть все помещение. Тогда она и почувствовала запах. Воздух кухни теперь пах Райаном: его дезодорантом и гелем для душа, кондиционером для белья, его потом. И, почувствовав, что он здесь, она прослезилась.
– Райан? – ее голос был не более чем шепотом, но имя вызвало ответ из неосвещенного гаража.
Непослушный рот, полный, возможно, слюной или жидкостью, попытался заговорить из далекой темноты, где скрывался. Влажное бормотание было неразборчивым. Но она слышала, как говорящий движется, далекий стук неуклюжего тела о гаражную дверь. Шарканье, как будто нога цеплялась за бетон или тащилась позади неповоротливой фигуры.
– Райан. – Она сглотнула, чтобы очистить горло от эмоций. – Райан?
– Де…е…ааа.
Детка: так он ее называл.
– Штеффф.
Стеф.
Послышалось жуткое шмыганье, и хриплый вдох, как будто у говорящего воспалились носовые пазухи, заполнив дыхательные пути жидкостью. Было похоже, что некто в ее гараже не только говорит, но и дышит с трудом.
«Кровь. Он захлебывается кровью».
– Штеффф…
То, что последовало за попыткой выговорить ее имя, звучало как «Сюда» или даже «Иди сюда», но Эмбер не могла понять точно, настолько неумелым или изуродованным был рот, издававший эти жуткие, но жалкие звуки.
Она сделала четыре шага через кухню, к двери.
– Райан?
Существо было рядом с полом, в дальнем углу, и пыталось обогнуть капот машины.
Она остановилась и сказала себе, что не может быть уверена, будто там, в темноте, копошится Райан. Это мог быть обман: запах, жалкое скуление ее имени, созданные как приманка, ловушка, чтобы завлечь ее в это темное, тесное пространство. Пространство, способное мгновенно измениться и неожиданно лишиться стен, пола, верха и низа, как первый этаж дома № 82. Она создавала двери. Вокруг нее были двери, открывавшиеся в иные места.
«Когда умираешь, проваливаешься в двери».
Эмбер стиснула зубы при мысли о жестокости и унижении, и боли, обрушенных на молодого человека, единственного, кто беспокоился настолько, чтобы попытаться освободить ее с помощью денег, которых у него было немного. Они сломали Райану руку в доме, потом выволокли наружу и топтали его, раздавили его милую голову кирпичом. Ее сердце вновь разбилось. Сколько раз может сердце разбиться? Оно способно разрываться надвое снова и снова, пока не зачахнет душа; Эмбер поняла это на горьком опыте.
– Нет! – она замотала головой, как раненая лошадь, и оперлась на кухонную стойку.
– Нет! – выкрикнула она, желая выстрелить в кого-нибудь, а затем продолжить всаживать пули ему в лицо. – Ты, сука. Ты, сука. Ты, сука. Ты, сука!
Эмбер встала в зияющем дверном проеме.
– Милый. Я иду. Я тебя им не отдам.
Она заглянула в гараж. Где он?
– Райан?
Она настолько же почувствовала, насколько увидела смутный силуэт рядом с серым металлом ворот гаража, неровный контур макушки головы над черной крышей машины.
В гараже был и свет, слабый, но необъяснимый: синеватое рассеянное свечение перед воротами гаража, выходившими на подъездную дорогу. Эмбер прищурилась и посмотрела прямо на силуэт, который начал приобретать форму в тусклом сиянии. Неясный и бледный овал, похоже, медленно двигался или подкрадывался к ней от закрытых ворот, потом направил свой путь обратно ко въезду в гараж, а затем снова заскользил вперед, каждый раз одолевая не больше нескольких футов.
Белое пятно в воздухе у ворот издало звук. И в тот самый момент, как Эмбер услышала это хлюпанье, у нее появился новый и совершенно нежеланный взгляд на происходившее: если это была голова, голова с неразличимым бледным лицом, значит, она продвигалась внутрь гаража, прежде чем отдернуться обратно и повторить свой путь, как пленка, застрявшая в проекторе. Либо тело, окутанное мраком, шагало на месте, снова и снова, и в каком-то неявном свете виделся намек на его лицо.
Звук повторился, влажный и тягучий; чмокающий рот в темноте.
Эмбер проглотила комок в горле.
Заговорить – если он хотел сделать это – гостю не удалось, словно то, что служило ртом, было чем-то закрыто, или не могло больше работать так, как прежде. Шипящая, почти захлебывающаяся слюной, это, показалось ей, была еще одна попытка произнести ее имя.
– Шшштеффф.
– Райан. – Ее собственный голос был на грани срыва, подточенный страхом и шоком, и неверием.
– Сссалокххх… – То, что последовало дальше, было неразборчивым, но повторилось трижды, прежде чем она различила «Мы можем уйти» в чем-то, напоминавшем «Ы ошм йти», или что там пыталось выговорить это слюнявое нечто.
Эмбер гадала, не слышит ли голос у себя в голове.
– Райан? Я уже не там, – сказала она мерцанию, которое начало угасать. – Райан, Райан, я уже не там. Уже нет. Почему ты здесь? Почему ты…
Она потеряла из виду смутное пятно света, обернувшееся зеленоватым, выцветшим фосфоресцированием за капотом ее машины. Оно стало напоминать движение силуэта, наложенное на темный фон, сделалось неясным, как рентгеновский снимок, как размытый пленочный негатив, а потом растворилось в воздухе.
Эмбер вошла в гараж. Ноги немедленно обожгло холодом цемента. Она чуяла запах масла, тихие выдохи новой машины в состоянии покоя, новые кирпичи и свежий бетон. Комки пыли собрались вокруг ее ног, как будто она вошла в большой загон, полный серых кроликов.
– Райан? – прошептала она. – Райан?
Эмбер повернулась и нашарила на стене выключатель, зажгла потолочный свет. Тени немедленно отпрянули, мгла отступила, белая штукатурка потолка засияла. Эмбер прошла мимо «Лексуса» к воротам гаража, все время опасаясь, что кто-то потянется к ней из-под машины и ухватит за голую щиколотку.
В гараже никого не было. Только пыль.
Но кто-то сюда заходил. Разве нет?
– Хо, хо, хо.
Эмбер закричала.
Смех, доносившийся из-за ворот гаража, был низким и принужденным, безрадостным и издевательским, и она знала, где слышала этот презрительный звук раньше.
Восемьдесят шесть
Воздух гаража заполнился вонью немытого туалета, застоявшегося табачного дыма, заплесневевшего ковра, вытоптанного до белой основы, и испарений из-под половиц: пыльных, загаженных мышами, обоссанных, опрысканных освежителем и обоссанных вновь.
Эмбер начала задыхаться.
Она скорее ввалилась, чем заскочила обратно в кухню.
За окнами включились сенсорные фонари.
– Как меня зовут?
Голос в коридоре рядом с кухней либо быстро изменился, либо его заместил другой, более взволнованный, эти знакомые слова как будто произнесла молодая девушка, стоявшая рядом со входной дверью. Но настойчивость, с которой говорила вторая женщина внушила Эмбер еще большую панику:
– До того, как здесь… тогда. Некуда… туда, где другая… холод… меня зовут?
Послышался третий голос, звучавший так, словно говорившая стояла посередине лестницы. И, кем бы она ни была, звучала она изнуренно:
– А потом ты сказал… я сказала… я бы не… неблагоразумно… Но кто я такая… Ты, ты сказал мне… Ты поклялся… это было… что-то значило… знак… боялась, тем больше я… и теперь я знаю…
Эмбер вышла в коридор. Там никого не было, и на лестнице тоже.
– …вовлечен… ты… ты сказал… не так просто… должна понять… Не собираюсь… отказываюсь. Я сказала. Я сказала… не перестал… и посмотри… что случилось… свет… вообще слушаешь?
Это был голос из далекого камина. Слова пронеслись по воздуху в сопровождении запаха разрухи, которым повеяло из кухни.
Эмбер отступила к двери гостиной. Ударив по выключателю, зажгла лампы на потолке.
Еще один голос донесся с кухни; голос подростка, напуганной и потерянной девочки, когда-то похороненной под половицами ада:
– Я… не… можете найти… где… где… это… я?
Синяя вспышка под потолком гостиной и коридора, звон разбившегося тонкого стекла – и в доме выключился свет.
Эмбер вскрикнула.
Желтый свет из сада ударил в дом, отыскал щели и просочился внутрь. Эмбер потребовалось несколько секунд, чтобы понять – это включились галогеновые сенсорные фонари на задней стене. Вторжение.
К горлу подступала рвота. Изо рта не вырывалось ничего, кроме поскуливаний, а мысли распадались в черном хаосе. Споткнувшись, она чуть не упала, потом восстановила равновесие, только чтобы врезаться лицом в стену у подножия лестницы.
«Беги отсюда, беги отсюда, беги!» Входная дверь, ей нужно добраться до входной двери и выбраться из дома. Позади, за самой ее спиной, тихий, дрожащий голос молодой девушки прошептал:
– Мне холодно… Мне так холодно… Обними меня.
Эмбер обернулась, чтобы посмотреть, кто стоит около лестницы.
Никого.
В холле Эмбер обогнули шаги, спеша добраться до двери раньше нее. Поток холодного воздуха коснулся ее шеи, как призрачные руки. Из темной гостиной донесся смешок: «Хо, хо, хо».
Из еще одного незримого рта, в гараже, донесся голос пожилой, гневной, агрессивной женщины, заставив кровь в казавшемся невесомым теле Эмбер не бежать, а лениво сочиться.
– Никого не злословить… не сварливыми… всякую кротость ко всем… несмысленны, непокорны, заблудшие… – Голос тек по неосвещенному воздуху первого этажа, ударяясь о потолок и задевая стены, заполняя все пространство коридора, в котором остановилась Эмбер. – Похотей и различных удовольствий… в злобе и зависти, были гнусны… ненавидели друг друга… благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога…
Эмбер упала на колени и зажала уши. Звук голоса был слишком страшен, он сводил с ума. Каждое слово, произнесенной женщиной, уносило с собой частичку ее самообладания. А под самообладанием было что-то красное и черное, и бездумное; она чувствовала дикий, пьянящий жар его энергии. Выталкивающейся наружу.
– Еретика… первого и… вразумления… отвращайся… Зная, что таковой… развратился… грешит… будучи самоосужден…
«Застрелись».
– Прекрати!
«Выстрели себе в рот».
– Нет!
«Они заполняют тебя, заполняют тебя черным, мертвым».
Что-то начало стучаться в окна веранды на дальней стороне комнаты для отдыха.
Сад за домом оставался затопленным оранжевым светом сенсорных фонарей. Свет просачивался в холл через комнату для отдыха. Сквозь дверь гостиной Эмбер видела, как захватывают пол свежие комья пыли. Различала черные деревья и темную траву сада, очерченные оранжевым контуром того, что выглядело как преждевременный или поддельный дневной свет. Кто-то стоял на веранде, заглядывал внутрь.
Она вдохнула так резко, что издала короткий взвизг и чуть не упала. Испуг был таким острым, что ее сознание, казалось, потеряло всякую связь с тем местом, где было ее тело несколько мгновений назад. Она смотрела на высокий, черный силуэт, на склоненную голову и грязное тело, изможденное и склонившееся над чем-то, что оно прижимало к груди.
– Я тебя вижу, – прошептала Эмбер, или подумала, что прошептала, будучи настолько вне себя от шока, что могла подумать, будто говорит, не сказав на самом деле ни слова. Она направила пистолет на фигуру. То, что стояло перед ее глазами, иллюзией не было.
Отключение сенсорных фонарей и неожиданное возвращение темноты на улицу было таким драматичным, что Эмбер показалось, будто она услышала щелчок.
Она выстрелила. Ее руку отбросило отдачей. Сверкнула вспышка. Посыпались осколки.
Тишина давно уже вернулась в дом. Эмбер стояла неподвижно, напряженно прислушивалась, ждала, когда ее глаза привыкнут к темноте внутри. На другой стороне гостиной постепенно подкрадывавшийся рассвет высветил дверь с паутиной трещин на стекле и пустую веранду.
В заднем кармане ее джинсов, у ягодиц, завибрировал телефон.
Это был Джош, и времени на вступления тратить он не стал. Он всегда был прям, если не резок, но этот тон поразил ее.
– Эмбер. Где ты?
– Здесь…
– Здесь – это где?
– Дома. У себя.
– Хорошо. Послушай меня. Я не хочу, чтобы ты тревожилась. Это превентивная мера. Думай о ней, как о пожарной тревоге в школе. Учебной тревоге. Воспринимай ее серьезно, но беспокоиться почти наверняка не о чем. Ты можешь добраться до машины?
– Конечно.
– Мне нужно немедленно с тобой встретиться. Где твоя машина?
– В гараже.
– Отлично.
– Джош?
– Нет времени. Слушай. Мне нужно, чтобы ты села в машину вместе со своим маленьким другом и перцовым баллончиком. И мне нужно, чтобы ты убедилась, что машина заперта и окна в ней подняты, прежде чем выехать из гаража.
Она слышала, что Джош гонит изо всех сил и говорит по телефону во время езды, чего она за ним раньше не замечала.
– Джош. Мои сообщения…
– Забудь о них. Просто слушай меня. Открой гараж. Потом открой ворота, когда будешь в машине. Я еду к тебе. Встретимся у Пит-Вуда.
Пит-Вуд был недалеко от ее дома: у перекрестка, примерно в двух милях от нее.
– Что? Что случилось? Я никуда не поеду, пока ты не объяснишь мне, в чем дело.
Джош помедлил, подбирая слова.
– Он здесь. В Девоне. Был здесь все это время. Ты была права. А теперь, пожалуйста, вали оттуда. Выбирайся из этого дома.
Восемьдесят семь
Джош кивком указал на трейлер.
– Он жил здесь.
Он крепче сжал плечо Эмбер, почувствовав, что у нее подгибаются колени. Трава, каменные стены, далекая рощица на краю поля и синее безоблачное небо затанцевали у нее перед глазами, закружились, а потом утихли. Она цеплялась за руки Джоша, пока силы не вернулись к ее ногам.
– Здесь? Ты уверен? – она могла только шептать.
Джош кивнул.
Они стояли бок о бок в отлогом поле, где выпасали овец. Холодный ветер перебрался через северную стену, подхватил и растрепал волосы Эмбер. Ближе к южному краю пастбища компания неопрятного вида овец жевала густую, темную траву, росшую рядом с каменной стеной, которая отделяла это поле от следующего. Стадо заметило их присутствие, но не насторожилось.
Частично скрытый разросшейся лесополосой, в северо-западном углу поля спрятался покосившийся, сильно выцветший бело-оранжевый трейлер. С расстояния Эмбер заметила, что края видимых панелей были повреждены водой и местами отошли от каркаса. Изнутри панели давно уже заржавели, позеленели от плесени и по углам сделались коричневыми.
Когда они приблизились, Эмбер увидела, что одну из шин спустило, а короткое дышло, отходившее от рамы, осыпалось ржавчиной. Были видны три грязных окна спереди и еще два сбоку.
Конденсат на окнах скрывал большую часть затененного салона, а черный резиновый уплотнитель вокруг стекол крошился. К двум окнам спереди был прижат сиреневый матрас, словно его запихнули туда, чтобы помешать свету, или чужим взглядам, проникнуть внутрь.
Эмбер встретила Джоша у «Пит Вуда» и проследовала за его машиной в поле; трейлер стоял в двух милях от ее дома. Они с Джошем быстро обнялись в знак приветствия, и Джош положил руку ей на затылок, чтобы прошептать:
– Прости, малыш. Мне так стыдно. Ты была права.
Она никогда не хотела быть правой, и сказала:
– Не надо. Пожалуйста.
Однако Эмбер остановила себя и не рассказала, что Фергал был возле ее дома, стоял на веранде и заглядывал в гостиную прошлой ночью, потому что начала верить, что он не присутствовал на ее земле в каком-либо виде или форме, которые Джош когда-нибудь сможет принять или понять. Но как Фергал может быть жив? Она выстрелила через окно туда, где он стоял. И еще он невозможно быстро покинул ночью лужайку. Она увидела его внизу, а потом он исчез.
– Пойдем. Я объясню, когда мы доберемся, – сказал Джош, выпуская Эмбер из медвежьих объятий. – Скоро придется оповестить полицию. А до того, как это дойдет до новостников, нам нужно укрыть тебя в каком-нибудь безопасном месте. Если я прав, это попадет на первые полосы. И не тех газет, которые ты хочешь обнаружить у себя на чертовом крылечке.
Они поставили машины, бампер к бамперу, на маленьком клочке земли у выходящих на дорогу ворот поля, где стоял трейлер. Прежде, чем они вышли из машин, Джош попросил Эмбер отдать ему пистолет. Он оставил ей перцовый баллончик и подмигнул, сказав:
– Его здесь нет, так что это тебе не потребуется. Но если потребуется, не забудь направить струю на противника.
Джош помог Эмбер перебраться через ворота и провел ее за северную стену и через траву к грязному и заброшенному трейлеру. С дороги, граничившей с полем, была видна лишь часть крыши, да и то если только тщательно что-то выглядывать; в ином случае дом на колесах был невидим, если не смотреть на него с поля. Хорошее место, чтобы прятаться. Хорошее место, чтобы выжидать.
Джош вздохнул.
– Трейлер принадлежит фермеру. Когда-то им пользовались сезонные работники, но не в последние несколько лет. Наш парень какое-то время здесь жил, пока фермер не понял, что у него завелся сквоттер. Он думает, что Фергал забрался сюда как-то зимой.
Эмбер повернулась к Джошу, удивленная и недоумевающая. Джош закатил глаза и кивнул:
– Я тоже не представляю, как он пронюхал, что ты сюда приедешь. Но он знал, что ты поселишься в Девоне, и конкретно рядом с Грэммэркомб-Вудом, поэтому занял этот старый трейлер за несколько месяцев до того, как ты вернулась, чтобы тут осесть. Он ждал твоего прибытия.
Джош часто моргал, явно встревоженный выводами, которые следовали из его открытия.
– Я просто не понимаю. Откуда ему было известно? Прораб, главный дизайнер, архитектор – они тебя не узнали. Твоя внешность слишком сильно изменилась с того момента, как ты с ними встречалась. И это было когда, почти год назад? Девять месяцев, да? Но даже если кто-то из подрядчиков тебя опознал, как об этом прослышал Фергал Донегал? В голове не умещается. Как один из подрядчиков передал информацию Фергалу? Не говоря уже о том, зачем было ему рассказывать. Третья сторона? Посредник? Может быть. Навряд ли информацию передали каким-то другим способом. Если только…
Эмбер коснулась его руки.
– Джош.
– Твои барристер и агент. Мне нужно поговорить с обеими. Понять, не хакнули ли их. Хотя кого может знать Фергал Донегал из способных на такое?
– Джош… Джош.
Он вынырнул из размышлений и посмотрел на нее.
– Он нашел меня не так.
Джош вздохнул, затем открыл рот, чтобы прервать ее до того, как она скажет то, чего он боялся.
– Пожалуйста, Джош. Послушай. Ему не нужно было узнавать, что я сюда приеду. Она знала.
– Она? Эмбер. Я не хотел бы, чтобы ты начинала…
– Я видела их. Прошлой ночью.
Джош смотрел на нее как на незнакомку, заговорившую с ним в толпе.
– Он был рядом с домом несколько дней. Фергал. Подходил все ближе. Он хотел показаться мне. Помучить меня. Свести меня с ума ужасом. Так они управляли нами в доме восемьдесят два. А прошлой ночью он принес ее, чтобы показать мне.
«Представить мне», чуть не сказала она, но мысль о настоящем контакте была слишком кошмарной, чтобы на ней задерживаться. Она понизила голос и сказала себе:
– Он был ее упряжкой черных быков. На которой она приехала сюда.
Джош нахмурился. На несколько секунд он потерял дар речи.
– Ты видела его. Его. Фергала. Прошлой ночью. Ты мне…
– Скорее всего не было бы никакой долбаной разницы, кому я позвоню. Не думаю, что кто-то его смог бы увидеть. Кто-то, кроме меня.
– Эмбер, послушай…
– Джош. Он был там, стоял на веранде, такой же настоящий, как ты сейчас. Это была не иллюзия. И он держал ее. Ее. Свою Черную Мэгги. Я выстрелила в него. Разбила окно. Но снаружи никого не было.
Джош сглотнул. Она видела в его глазах недоумение и привычную озабоченность, веру в то, что она галлюцинировала, а возможно, была сумасшедшей. Но к его оторопи примешивалась тревога, что она все-таки может оказаться права.
– Пойдем. Покажу тебе, что внутри, – сказал Джош, чтобы нарушить молчание, сгустившееся вокруг них.
Эмбер не последовала за ним.
Джош остановился.
– Ты в безопасности. Все хорошо. Его здесь давно нет.
Теперь настал ее черед сомневаться.
– Почему ты уверен, что он здесь был?
Джош вздохнул и посмотрел на небо.
– После того, как мы виделись в последний раз, я, ну, вернулся сюда. И ошивался тут, пока ты была в Плимуте. Ты выглядела крайне уверенной, что он был здесь. Я не мог понять, как такое возможно, но ты была так чертовски перепугана. И я думал, что задолжал тебе немного душевного покоя. Поэтому вернулся и задал парочку вопросов. Случайных, на самом деле. И кое-что всплыло… – Джош замолк, чтобы прищуриться и уставиться вдаль.
– Что? Что, мать его, всплыло?
– Проникновения, три чертовых проникновения. В твой дом. Когда там еще шли работы. Строители должны были тебе сообщить, но так этого и не сделали, потому что ничего не было украдено.
– Я не понимаю.
– Кто-то вломился в дом – в твой дом – когда там шла стройка. Так что я связался с местными копами насчет похожих случаев в округе. И их было довольно много. Может, не связанных, но произошедших в одно время. Еда. Кто-то воровал еду. Крал простыни с бельевых веревок. Ничего ценного. Какие-то вещи из сараев. Ни денег, ни техники. Всякие мелочи из садов, магазинных подсобок. Молоко с порогов. Как будто кому-то здесь не на что было жить. Ничего крупного, ничего слишком заметного, ничего серьезного, чтобы не привлекать большого внимания. Так вот, я сделал несколько звонков и посетил кое-кого из тех, кто заявлял о кражах. И нашел свидетеля. Который видел Фергала. Мужик, хозяин этого поля, видел ублюдка, что меня сюда и привело. Я поймал фермера через несколько полей отсюда, вон там, – Джош мотнул головой на восток, – когда он приступил к работе сегодня утром. Потом проверил трейлер и позвонил тебе.
– Видел его? Он правда его видел?
– Описание совпадает. Он шугнул Фергала прямо здесь, через вечер после Рождества. И видел, как говнюк выбегал отсюда, – Джош ткнул пальцем в трейлер. – Не стал его преследовать – говорит, что-то с ним было не так. Говорит, он был весь черный, грязный. Хуже любого бродяги, какие ему встречались. Фергал напомнил ему шахтера-угольщика, или какого-нибудь сбежавшего заключенного из фильмов. Говорит, не мог поверить глазам, когда этот дылда просто выбежал из трейлера и рванул прочь. Но он заметил лицо, или то, что от него осталось с одного боку.
Джош неверяще покачал головой.
– Тот же рост, почти семь футов. Тощий, лицо все изуродовано. – Он замолк и поморщился. – Фермер уверен, что у него и глаз только один. Но он был жив, Эмбер. Подонок был все еще жив, и обитал здесь примерно в то время, когда ты подписала договор о покупке дома.
Джош кивнул в сторону трейлера.
– Фермер показал мне его сегодня утром. Нам повезло, что он так и не собрался его увезти. Не решался. Просто навесил замок, когда Фергал сбежал. Все хочет сдать его на металлолом. Фергал больше не возвращался после того, как его спугнули. Он в этом уверен. Давай, – Джош быстро подошел к трейлеру. – Он все еще открыт. Я сказал фермеру, что позвоню, когда мы закончим. Но не рассказал, что прошло зимой у него на поле ночевал беглый убийца.
Эмбер казалось, что ее телом и разумом словно бы овладевает медленно действующий наркотик, пока Джош объяснял, как нашел связь между Фергалом и трейлером. Теперь она чувствовала себя лишившейся дыхания и почти что слишком слабой, чтобы следовать за своим защитником через высокую росистую траву.
– Боже. О боже, – вот и все, что она смогла ему ответить, шагая в ошеломлении к покрытой пятнами и вмятинами двери.
Из смутных и бесформенных мыслей к ней пыталась пробиться какая-то разгадка, какое-то решение, но ее соображениям, идеям и догадкам все еще не хватало логичности. Если он был здесь, значит, он, возможно, жив, и все еще прячется неподалеку, рядом с ее домом. Но это не объясняло того, почему Эмбер не увидела его нынешним утром, когда выстрелила из пистолета. Или ту пару раз, когда он являлся ей снаружи, за домом. В каждом случае Фергал словно исчезал.
– Я не понимаю, – сказала она скорее себе, чем Джошу.
– Значит, нас таких двое, – ответил он через плечо, а затем открыл дверь трейлера.
– Осторожнее, Джош, не надо, – сказала Эмбер, когда он просунул голову и плечи во мглу. Джош держался руками за внешнюю часть двери и спустя несколько мгновений оттолкнулся ими, чтобы выдернуть голову обратно, немедленно зажав нос предплечьем.
Эмбер вскрикнула.
– Что? Джош, что?
– Запах. К такому не привыкнешь. Все равно внутрь мы зайти не можем. Это доказательство или скоро им станет. Но от двери видно достаточно. Можно разглядеть, как эта свинья тут жила.
– Я… я не хочу. – Она почувствовала тошноту, и была уверена, что чует жирный, масляный запах одежды Фергала вокруг себя, в поле, словно это был зловредный дух, освобожденный из гробницы; ту же самую скотскую вонь она чувствовала прежде в темных полостях дома на Эджхилл-роуд.
– Он чем-то лечил лицо. Видимо, как следует не зажило. Бинты выглядят устрашающе. Молоко испортилось. Туалет забит. Он буквально жил в отбросах. Пол ими завален. До колена. Готов поспорить, ублюдок и окна не открывал… – Комментарии Джоша к тому, что он видел в убогом мраке салона, приглушенные закрывающей рот рукой, усилили тошноту Эмбер.
Джош отвернулся от двери, морщась.
– Полиции придется тут копаться. Бедолаги.
– А там… там есть ящик? Деревянный ящик?
– Ящик?
– Похож на шкафчик. Не видишь? С занавесом спереди. Не видишь?
Джош покачал головой.
– Только мусор. Гниль. Кровать в пятнах. Как будто свалка. Я скажу полиции, чтобы поискали. Это ящик из восемьдесят второго дома?
Эмбер кивнула. Ей нравилось, чтобы они были грязными. Как Беннет. Как Фергал. Кажется, Драч об этом говорил? Помешанные и услужливые, безнравственные и жестокие, замаранные; с плотью, прогнившей так же, как их умы, испорченной так же, как она сама. Черная Мэгги.
Эмбер пробежала глазами по полю, по траве, высматривая потревоженную землю.
– Джош, кто-нибудь пропадал?
– Пропадал? Здесь?
– Девушки.
Его глаза наполнились печалью, когда он окончательно понял вопрос.
– Нет. Ничего такого.
– Пока нет. Нам нужно найти ее и того ублюдка, который ее сюда принес.
Джош нахмурился, не зная, как реагировать. Эмбер было все равно, что он думает о ней или о ее безумных идеях. Она слишком долго позволяла Джошу вести ее, равно как и полиции, юристам, представителям традиционных власти и порядка, сторонникам разума. А они не смогли, не смогли защитить и спрятать ее. Потому что не смогли увидеть и понять, о чем она им говорила годами. А Фергал был здесь и принес Черную Мэгги к дверям Эмбер, чтобы продолжить цикл ужаса, мучений и насилия во славу твари, когда-то обитавшей в бирмингемском доме.
Она верила, что была заражена три года назад на грязном линолеуме покинутой кухни; связь между ней и Черной Мэг, должно быть, использовалась какими-то невидимыми, непостижимыми, дистанционными способами, неизвестными никому, кроме нее. Она знала, что Эмбер приехала в Девон, а может, заранее знала, что она приедет в Девон. А потом настоящее прибытие Эмбер, когда она покупала дом, привлекло ее в конкретное место. Возможно, эти старые Друзья Света и Беннеты тоже поняли, как возможно такое влияние на живых, прежде чем для них стало уже слишком поздно. Эмбер Хэа, бывшая Стефани Бут, была шагом на новую территорию. Смерть шла на пользу Черной Мэг; убийства, жертвоприношения. Ах, какой высокой будет кукуруза, когда девы лягут под траву, зеленую траву… Но если Фергал был рядом с домом Эмбер, вместе с ящиком, все это время… тогда, возможно, возобновление ее деятельности, ее планов по большей части полагалось на ее физическое присутствие. Мэгги нужно было принести сюда, переправить, транспортировать в Девон. А это значит, что область ее влияния ограничена. Возможно, вблизи она могла чувствовать Эмбер, могла вторгаться в ее ощущения, разум, сон, на душевном уровне, незаметном для других. Возможно…
Эмбер потеряла опору, равновесие и сделала несколько шагов назад, чтобы удержаться на ногах.
– Господи. Господи Иисусе! – она стиснула голову, потому что в рассудке ее взорвалась неожиданная, чудовищная мысль.
– Что? Что такое? – Джош подошел к ней, обхватил за локти. – В чем дело, малыш?
Эмбер закрыла глаза. Опасаясь потерять сознание от неожиданного и ужасного прибытия новейшего своего откровения, она делала один глубокий вдох за другим, чтобы успокоиться.
– Все нормально, Джош. Я в порядке. Машины. Обратно к машинам. Сейчас же!
– Конечно. Подожди, я закрою.
Джош отошел, чтобы запереть логово беглого преступника на замок. Эмбер побежала к машине, утирая слезы с побледневших щек.
Джош догнал ее у ворот.
– Я знаю, что это тяжело…
– У тебя есть еще на меня время, дружище?
Сегодня?
Он кивнул.
– Что у тебя на уме?
Эмбер глубоко вздохнула, чтобы облегчить стеснение в груди.
– Кажется, я знаю, где они.
Восемьдесят восемь
– Здесь. Он здесь. Они внизу. – Эмбер стояла посреди гаража и указывала на гладкий, блестящий бетонный пол под подошвами ее «Конверсов». Она не мерзла, на ней были толстовка и джинсы, но все ее тело тряслось, добавляя дрожи в голос.
Джош стоял в воротах гаража, словно не желая проходить внутрь. Он внимательно посмотрел туда, куда показывала Эмбер, на пол, и медленно поднял глаза к ее лицу.
– Я не понимаю.
– Твою мать. – Эмбер посмотрела на потолок, прикрыв руками рот, пытаясь думать быстрее, найти слова, чтобы объяснить, выразить то, что ей хотелось сказать, в чем она хотела убедить Джоша. Это казалось безнадежным еще до того, как она начала.
– Ночью, Джош. После снов…
– Эмбер. Ты знаешь, что я думаю насчет…
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, выслушай меня. Пожалуйста.
Джош вздохнул.
– Хорошо. Но очень скоро мне придется сообщить в полицию об этом трейлере.
– Полиция не найдет его живым. Ты никогда не найдешь его живым. Ом умер, Джош. Умер. Ты был прав.
Джош ничего не говорил, но не мог скрыть привычную смесь неловкости и жалости, которую Эмбер у него вызывала.
– Он умер до того, как я вернулась в Девон, чтобы здесь поселиться. До того, как завершилась стройка. Понимаешь? Вот почему я могу его видеть. Вот почему я вижу его и слышу остальных, хотя их нет здесь в том смысле, в каком мы здесь находимся. Они – призраки. Но мертвые, жертвы дома восемьдесят два, здесь. Все они. Или части их. Фергал принес их сюда. Трофеи.
– Эмбер, пожалуйста.
– Подумай. Подумай об этом. Подумай секунду как я, ладно? Побудь сумасшедшей девицей, ладно? У Маргариты пропали волосы. У Райана зубы. Они здесь, те части, что Фергал забрал у двух своих жертв. У других женщин, девушек, тоже не хватало частей тела. Пальцев рук. Пальцев ног. Может, и волос, но это не всегда можно понять. Многие из них были похоронены уже давно. Но подумай о пропавших частях тел, которые так и не нашли. Они, люди, сущности, призраки, все не могли покинуть дом на Эджхилл-роуд, потому что их останки были там. Она не выпускала их, держала при себе. Так было целый век. Она делала это, чтобы они не покинули ее. Оставались с ней и не могли уйти; даже если бы тела нашли, у нее были другие реликвии. – Эмбер смотрела себе под ноги, не желая даже касаться пола подошвами кед.
Джош нахмурился, потому что не знал, как ему реагировать:
– У Беннета и его отца, должно быть, был тайник вне дома, где они держали свои… свои трофеи. Они умерли и не оставили записей. Если он где-то и есть, этот тайник должен быть в Бирмингеме.
– Нет, его там нет. Мы как будто должны были так подумать. Потому что все они здесь. У нее. Они словно… часть нее. Так она держит их при себе. В плену. Пусть даже они умерли, они не свободны. Она сохранила части мертвецов. Тех, кого я видела и слышала. Она показывает их мне. – Эмбер начала плакать. Она подумала о Райане и всхлипнула, но быстро заставила себя остановиться. – А Фергал был жив – едва, я бы сказала, но жив, – когда принес эту суку сюда, с ее свитой убитых, чьи страдания никогда, никогда не кончаются. Я знаю это. Это логично. Для меня, Джош. Пожалуйста, ради меня, сделай это ради меня.
Помоги мне.
Она измучила себя, пытаясь решить последнюю часть головоломки, но та наконец-то открылась ей возле трейлера: Фергал был здесь все это время, в ее сельском доме, со времени ремонта, ждал внутри здания, где Эмбер положила провести зиму. А с ним была она, Черная Мэгги; он всегда был в доме Эмбер вместе с ней, физически и не только, даже после смерти. В трейлере он лишь выжидал шанса переселиться со своей хозяйкой в ее новый дом.
«Храм».
Джош подошел к Эмбер, когда она слишком вышла из равновесия, чтобы продолжать. Он пытался не пускать к себе на лицо инстинктивную улыбку.
– Здесь. Они все здесь, жертвы бирмингемских убийств или их куски? И эта штука, Мэгги, которой, по-твоему, молился Фергал, и Артур со своим стариком тоже. Фергал принес ее сюда из Бирмингема? Эмбер. Эмбер, пожалуйста.
Ей хотелось закричать. Она стиснула кулаки так сильно, что заболела ногтевая кожица.
– Дай!
– Слушай, малыш, кое-кто хочет, чтобы ты умерла. Убийца. Он в Девоне и знает, что ты здесь живешь. Это факт, и это очень серьезно. И сейчас нам надо сообщить об этом в полицию, чтобы они его нашли и поймали. Таков наш план. Вот что мы прямо сейчас сделаем.