Камень лязгнул по клетке. Я дёрнулся назад. Ухмыляющийся мальчишка, бросивший камень, швырнул ещё один – и промахнулся. Друзья парня заулюлюкали, насмехаясь над ним, и он сделал очередную попытку. На сей раз камень треснул меня по плечу. Я ахнул, парализованный болью. Прилетели новые снаряды. Большинство просвистели мимо. Некоторые отскочили от клетки. Но несколько камней всё же попали в цель. Метальщики были вознаграждены за свои старания – я плакал от каждого нового удара.
Растерянная Бриджит бегала взад-вперёд по перекладине. А потом камень ударил её в бок. Она свалилась вниз. Следом, кружась, посыпались белые перья. Бриджит ударила крылом по земле, пытаясь взлететь. Мальчишка, бросивший камень, подскочил к птице и занёс ногу над её головой.
Я не мог двинуться с места. Не мог даже говорить. Только молиться.
Нет! Пожалуйста, нет!
Мальчишка ударил ногой – и промазал. Бриджит отскочила. Парень вновь попытался её растоптать, но голубка кинулась прочь, взмахнула крыльями и, наконец, улетела. Огорченные её побегом, мальчишки выместили свою досаду на мне.
Самая нетерпеливая часть толпы растратила свою ненависть быстро. Когда день угас, большинство горожан разошлись по домам. Те, кто остался на площади, и люди, проходившие мимо, разве что осыпали меня проклятиями и время от времени, для острастки, швыряли камень-другой.
Когда солнце опустилось за горизонт, человек в форменной одежде отпустил женщину. Она подобрала подол своего изодранного платья и, хромая, ушла. Несколько оставшихся зевак отшатнулись от неё, словно она была больна.
Моряк с татуированной шеей остался. Он наконец-то перестал сквернословить. Кровь стекала с его лица, капая на колодки.
Я выглядел не лучше. Тело покрывали синяки и ссадины. Моя кожа словно бы стала картой гнева лондонцев. Всё болело. И вместе с тем я чувствовал страшный голод и жажду настолько, что вытаскивал мякоть из гнилых фруктов, застрявших между железных прутьев.
Копаясь в отбросах, я заметил её и обрадовался ей так, как никому ещё никогда не радовался за всю свою жизнь. Салли вышла на площадь. Её волосы были покрыты шарфом, и она несла плетёную корзинку. Салли огляделась и подошла ближе. Опустила руку в корзину и вынула апельсин.
Я сел. Салли несколько секунд подержала фрукт в пальцах, дабы увериться, что я его заметил. А затем размахнулась и запулила его в меня. Она прицелилась идеально. Апельсин пролетел между прутьями и ударил меня в грудь, обрызгав подбородок соком. Мужчина, наблюдавший за Салли, одобрительно кивнул.
– Хороший бросок, девчонка.
Апельсин упал на пол. Я поймал его, прежде чем он вывалился их клетки, поднял и прижал к животу, словно нищий, нашедший золотую гинею. Кожура была надорвана, из неё торчала долька и вытекал сок. Я облизал грязные пальцы и попытался вытащить дольку, но не тут-то было. Едва я сунул палец во фруктовую мякоть, как почувствовал внутри что-то твердое. Я непонимающе уставился на апельсин, а потом поднял взгляд, но Салли уже отвернулась.
На краю площади стоял один из людей Мельхиора, уперев древко алебарды в башмак. Салли сделала лёгкий реверанс и заговорила с ним. Он, казалось, заинтересовался её корзинкой. Салли приподняла накрывающую её тряпку, и охранник заглянул внутрь. Они ещё немного поболтали, а потом девушка вытащила из корзинки небольшой флакон с уксусом. Охранник бросил ей фартинг. Салли спрятала флакон, а корзинку отдала охраннику. Оглянулась на меня и ушла вслед за толпой.
Я проводил её взглядом, а потом снова сунул палец в апельсин. И впрямь внутри кое-что было…
И вот тогда – пусть я сидел, запертый в этой жуткой клетке, висевшей над площадью, и пусть я был избит до полусмерти – я почувствовал себя свободным. Так, как не чувствовал, пожалуй, с момента начала эпидемии.
Ведь теперь я знал, что Том жив.
Глава 40
С темнотой пришёл холод. Четыре факела, освещавшие площадь по углам, были слишком далеко, чтобы дать хоть немного тепла. Я трясся, лёжа на дне клетки и обхватив рассаженными руками ноющие от боли колени.
Я видел, как трепещут и бьются на ветру флаги на башнях Тауэра. Видел королевский герб и думал о лорде Эшкомбе. Если бы только он был в городе!
Площадь совсем опустела. Остался только моряк в колодках и одинокий охранник Мельхиора, наблюдавший за мной. Мужчина прислонился к стене дома в дальнем конце площади и тихо насвистывал. Он уже сожрал полдюжины сладких булочек из корзинки. В моих бриджах тоже были запрятаны остатки еды – апельсина, брошенного Салли.
Я съел всю мякоть, и осталась только кожура. А ещё стеклянный флакон из пояса моего учителя, который друзья засунули в апельсин.
Охранник чистил ногти кончиком ножа. Я поглядел на него, убедился, что он не смотрит в мою сторону, а потом вынул флакон из кожуры. Он был липким от засохшего апельсинового сока. Чернила на этикетке расплылись, но я и так знал, что внутри. Пробка была запечатана красным воском и перевязана шпагатом. Купоросное масло – то самое волшебное и опасное вещество, которое могло растворить почти всё… Так я и понял, что Том жив. Я ведь никогда не рассказывал Салли о купоросном масле, тем более в каком оно флаконе. Это знал только Том.
Я вознёс Небесам благодарственную молитву и сломал печать. От флакона кисло завоняло купоросом, и этот запах показался мне даже более прекрасным, чем аромат апельсина.
Протянув руку к замку, я осторожно уронил на него каплю жидкости. Металл зашипел.
Я помедлил несколько минут, ожидая, когда появится побольше пузырьков, а потом вытер замок апельсиновой коркой и капнул снова. Медленно. Медленно. Сейчас главное – терпение. Я то и дело посматривал на охранника. Он отлепился от стены. Я замер, но мужчина и не глянул на клетку. Он беспокойно переступал с ноги на ногу. Стук его каблуков о камень был единственным звуком, кроме шелеста трепещущих на ветру знамён Тауэра.
Я снова посмотрел на них, мечтая, чтобы эмиссар короля оказался здесь. Ветер поймал ближайшее знамя с королевским гербом и обернул полотнище вокруг флагштока. Теперь, когда ткань перекрутилась, два зверя на гербе словно слились воедино, превратившись в диковинное животное с головой льва и телом единорога – легендарную химеру. Под щитом виднелся девиз: DIEU ET MON DROIT – «Бог и моё право», но сейчас девиз превратился в мешанину разрозненных букв, таких же, как на зашифрованном свитке. И глядя на них я снова задумался о Мельхиоре.
Он был химерой, как и эти существа. Снимал одну маску, надевал другую. Чумной доктор, проповедник, пророк, вор. И за всем этим – убийца. Я никак не мог понять, для чего ему всё это нужно…
Купоросное масло перестало пузыриться. Я вытер его и посмотрел на замок. Механизм отчасти разъело. Я уронил на металл ещё одну каплю и вновь вернулся к своим мыслям.
Если Мельхиор хотел убивать людей, он мог делать это тайно. А он выставлял себя на всеобщее обозрение. Нет, просто убивать ему недостаточно, сперва Мельхиор должен предсказать смерть. Зачем? Что имеет значение – смерть или пророчество? А может, и то и другое?
Апельсиновая корка, которой я стирал купоросное масло, почернела и развалилась у меня в руках. Я вытащил ещё кусок корки и снова уронил на замок каплю. Масло продолжало творить свою магию: уже больше половины механизма замка растворилось.
Я вновь услышал в голове голос учителя: «Начни с самого начала, Кристофер».
Ладно. Мельхиор приезжает в город. Начинает работать как чумной доктор. Предсказывает смерть человека, а потом отравляет его. И так его пророчества сбываются. Он приобретает репутацию. Люди верят Мельхиору. Они его боятся, но вместе с тем следуют за ним. И заставить их подчиняться – вот что самое главное. Мельхиор продемонстрировал это сегодня, когда своим тихим голосом заставил замолчать воющую толпу. «Они будут следовать моим указаниям. Они сделают именно так, как я говорю».
Вот чего добивался Мельхиор. Толпа была его оружием. Он манипулировал ею, заставляя делать то, что ему нужно. Но всё же: что именно ему нужно?
«Он играет роль», – подумал я. Мне вспомнилась речь, которую произнёс Мельхиор в церкви в среду, едва не вызвав бунт. И сам же пресёк его, изрёкши очередное пророчество. А говорил он о магистратах. Магистраты… Люди, управляющие городом. Иствуд, потом дочь Олдборна, потом Денч. Мельхиор начал с простых людей, напугал их, взял под контроль толпу. Затем он принялся за магистратов. Напугал и их тоже…
Вот оно, Кристофер. Ответ где-то здесь. Что будут делать испуганные чиновники, чтобы сохранить свою работу? Свою жизнь? Свои семьи?..
Звон металла отвлёк меня от этих мыслей. Замок сломался. Купоросное масло сделало свою чудесную работу: окончательно разъело механизм.
Я повернул его. Он открылся, лязгнув по клетке. На той стороне площади охранник, прищурившись, посмотрел на меня. Я схватился за замок обеими руками, делая вид, что я всё ещё заперт. Будто я просто трясу дверцу, ударяя ею о клетку.
– Пожалуйста, сэр, – сказал я. – Выпустите меня. Я невиновен.
Он усмехнулся.
– Молчи. Приличные люди пытаются уснуть.
– Но…
Он схватил свою алебарду.
– Хочешь, чтобы я подошёл?
Я с испуганным видом прижался к прутьям. Смерив меня долгим взглядом, охранник вновь прислонил оружие к стене. А я не знал, что делать дальше. Замок сломан, но клетка скрипит, открываясь. Были ли у Тома и Салли план? Или я должен просто спрыгнуть и бежать? Охранник стоял в тридцати футах поодаль. В обычном случае я бы мог удрать от него, но меня сильно избили, и я несколько часов просидел в тесной клетке. Я не знал, сумею ли вообще переставлять ноги.
Охранник беспокойно пошевелился. Я знал, что он чувствует. Несмотря на сломанный замок, я всё ещё был в плену, как и хотел Мельхиор. Я задумался: зачем он вообще меня сюда засадил? Мельхиор угрожал, что я умру в клетке, но я понимал, что он хочет не этого. Иначе он мог бы просто перерезать мне горло ещё в подвале церкви. Нет, ему нужно выяснить, где Том.
Вот с чего всё началось. Мельхиор хотел убить Тома. Это не имело смысла. Какую угрозу для пророка мог представлять Том? И если уж на то пошло: почему нельзя было просто прирезать Тома прямо в пекарне? В конце концов, Галена же Мельхиор не отравил – он пытался застрелить его из арбалета… Так что же знал мой друг? Что он видел?
Мне снова вспомнились слова Тома: «Гален что-то написал на щётке».
Я нахмурился.
Сперва я думал, что Том бредит, но потом увидел чернильное пятно на ручке. Однако там не было никаких слов. Так как же Гален тогда писал…
Я замер. И уставился на знамя, обернувшееся вокруг древка на башне. Ветер ослаб, и полотнище вновь развернулось. Химера исчезла, уступив место льву и единорогу. И буквы девиза больше не были перепутаны. Код расшифрован.
DIEU ET MON DROIT.
Сердце подскочило в груди. «Гален что-то написал на щётке…»
Полотнище снова обернулось вокруг флагштока. Шифр и химера.
Знамя развернулось, и они исчезли. Но я вдруг понял.
Я всё понял.
Я едва справился с собой, чтобы не выпрыгнуть из клетки сию же секунду, и посмотрел на охранника, страстно желая, чтобы он хоть на миг отвернулся. И тут, к моему изумлению, желание исполнилось. Охранник уже не пытался делать вид, что с ним всё в порядке. Он вздрогнул, снова нервно переступил с ноги на ногу, а потом начал прохаживаться взад-вперёд. Похоже, это не помогло. Во всяком случае, мужчине явно было очень неуютно. Он утёр лицо рукавом и осмотрел площадь. Дёрнул себя за ремень, пытаясь его ослабить. Его дыхание участилось. Наконец, в последний раз оглянувшись по сторонам, он ринулся в ближайший переулок, на ходу расстегивая штаны.
Пора. Я толкнул дверцу. Она заскрипела. Я спрыгнул на булыжники. Боль пронзила мои израненные ноги. Несколько секунд я не мог двигаться и просто лежал, прижавшись лбом к камням. Дверца захлопнулась. Металлический лязг эхом разнёсся по пустой площади. Сердце подпрыгнуло. Я поднялся на ноги. Колени вопили от боли, но я не обратил на них внимания.
Я побежал.
Глава 41
Я ни черта не видел.
Переулок был таким узким, что сюда почти не проникал лунный свет. Я подумал: может быть, мне стоит бежать помедленнее, иначе я рискую врезаться лбом в стену.
Я сравнил эту опасность с перспективой снова оказаться в клетке… и припустил ещё быстрее.
Внезапно в конце переулка выросла огромная фигура. Я резко затормозил, так сильно отклонившись назад, что последние полтора ярда проехал на собственном заду. Оттолкнулся от грязной мостовой, готовый вскочить и бежать в обратную сторону…
– Кристофер! – воскликнул гигант.
Я замер. Том протянул свою огромную руку и вынул меня из грязи. Я уставился на него – а потом обнял так крепко, что Том крякнул. И обнял меня в ответ.
– Ты спас мне жизнь, – сказал он.
– А вы вытащили меня из клетки.
Мы рассмеялись.
Салли вышла из-за спины моего Тома. Я схватил эту беспризорницу и тоже заключил в объятия.
– Спасибо, – сказал я и выпустил её. – Что ты такое дала охраннику?
Она отступила назад, немного взволнованная.
– Ореховые булочки. Том их испёк.
– Добавив касторового масла, – сказал Том. – Много касторового масла.
Я ухмыльнулся.
– У Мельхиора плохой день, – прибавил Том.
– И скоро станет ещё хуже, – пророчествовал я. – Потому что я понял, как расшифровать его секретное сообщение.
По тёмным улицам мы дошли до Мортимер-хаус. Войдя в дом, я увидел на обитом бархатом диване аптекарский пояс учителя. Я надел его и обернулся к Салли.
– Где моя щётка? – Она принесла её. – Это ты помог мне найти ответ, – сказал я Тому.
– Да?
– Когда сказал, что видел, как Гален пишет на щётке. И я всё понял! Это ключ к шифру.
Том недоуменно посмотрел на меня.
– Щётка – ключ к шифру?
– Да. Она особенная.
– Твоя щётка волшебная?
– Э… нет. Вот, смотрите. На кого я похож, когда делаю так?
Я взял щётку за ручку и медленно указал на них. У Тома и Салли был озадаченный вид.
– На человека с половой щёткой, – сказала Салли.
– На идиота, – сказал Том.
Я вздохнул. Вынул из пояса флакон и приложил его к носу, изобразив клюв. Затем снова указал на них щёткой.
– Ангел смерти придёт за тобой, – сказал я. – Он будет здесь во вторник.
– Мельхиор? – спросил Том. – Но зачем щётка… О! Это посох Мельхиора.
– Только горгульи нет, – прибавила Салли.
– Горгулья не имеет значения, – сказал я. – Важен сам посох. В частности, он такой же толщины, как ручка у моей щётки… у любой щётки на самом деле. Это ключ.
Я взял лист бумаги из пачки на столе Мортимера и оторвал длинную узкую полоску.
– Помните, я говорил, что сообщение Мельхиора должно легко расшифровываться? Смотрите, что я делаю.
Взяв полоску бумаги, я намотал её на ручку щетки – так, чтобы при каждом витке край бумажки соприкасался со следующим.
– Теперь пишем сообщение.
Вытащив из пояса перо и чернила, я приступил к делу.
– Но я пишу его не вдоль бумажки, а сверху вниз. Потом, когда заканчивается место, я начинаю следующий столбик.
Я писал и одновременно медленно читал слова.
– Привет, Том. Добрый вечер, Салли. Как ваши дела?
– Когда полоска обёрнута вокруг ручки, вы без труда можете прочитать сообщение. Но если щетку убрать…
– Мы получим шифр, – докончила Салли.
– Как просто! – сказал Том.
– В том-то и дело. Тут даже не требуется ничего расшифровывать – достаточно иметь палку примерно нужной толщины. Что-то похожее на ручку от половой щётки. И сообщение появится само собой.
– Так что же написано на свитке Мельхиора? – спросила Салли.
Я вытащил из пояса кусок пергамента.
И обернул его вокруг ручки щётки. Появилось сообщение Мельхиора – теперь ясное как день.
– Отравить магистрата Иствуда, – прочитала Салли. – Угол Бадж-роу и Уолбрук.
– Инструкции, – сказал Том. Затем он нахмурился. – Это указания для Мельхиора. Но… я не видел… То есть на ручке же писал Гален.
– Да, – сказал я.
– Но тогда… это значит…
Я кивнул.
– Гален отправляет сообщения Мельхиору. Они работают вместе. Я знаю как. И знаю почему.
Я вытер перо и сунул его обратно в пояс.
– И теперь я знаю, как их остановить.
Я рассказал им свой план. Салли согласилась мгновенно. Но не Том.
– Мне кажется, это опасно, – сказал он.
Совершенно верно.
– Всё будет хорошо, – сказал я.
– Но зачем идти на склад Галена? У нас уже есть доказательства. – Том потряс свитком Мельхиора.
– Мы не можем доказать, что это писал Гален, – объяснил я. – И не можем доказать, что Мельхиор этим пользовался. А если мы хотим убедить магистратов, то доказательства нужны неоспоримые.
Я обернулся к Салли.
– Ты пойдёшь в ратушу, с самого раннего утра. Пусть Генри приведёт столько стражников, сколько сможет собрать. Что бы ты ни делала, убедись, что Гален тебя не видит. И не приближайся к людям Мельхиора.
– Ладно, – сказала она. – Хотя вообще-то Генри меня толком не знает.
– Для этого и письмо. – Я протянул ей записку. – Здесь я всё подробно объяснил. Лучше бы мне, конечно, доставить её лично, но делать нечего. Ни я, ни Том не можем пойти в ратушу. Нас обоих разыскивают.
Тома, похоже, не порадовало это напоминание.
– А больше мы никого не можем позвать на помощь?
– Кого бы? – спросил я.
– Ну… как насчёт доктора Парретта?
Разумеется, Том ничего не помнил. Он бредил, когда мы пришли в дом врача. Я рассказал ему, что случилось.
– Но… Может, его болезнь тоже от яда Мельхиора?
– У него есть пустулы, – сказал я. – Доктор Парретт на самом деле заразился чумой.
Том ошарашенно смотрел на меня.
– Мы должны что-то для него сделать.
– И что мы можем сделать?
Лекарство Галена оказалось таким же обманом, как и пророчества Мельхиора. Сейчас доктору Парретту мог помочь только Господь Бог.
– Лучше оставить его в покое…
Едва я сказал это, как мне голову пришла новая мысль. Если Генри не поверит нам или если с нами что-нибудь случится… никто так и не узнает, что сделали Мельхиор и Гален. Но поможет ли доктор Парретт? Я отнюдь не был в этом уверен. Он настолько отчаялся, что направил на меня пистолет.
С другой стороны, доктор сразу же пожалел об этом. И он размахивал оружием лишь для того, чтобы мы держались подальше и не подхватили чуму…
Я не мог предсказать, как поведет себя доктор. И даже если Парретт захочет помочь, он, возможно, уже слишком болен и ничего не сумеет сделать. Но, так или иначе, я мог бы помочь ему. Он это заслужил – как и многое другое.
Я набросал ещё одну записку и протянул её Салли вместе с маком и венецианской патокой. Это не вылечит доктора, но принесёт ему хоть какое-то облегчение. И если мы не преуспеем, надеюсь, он передаст записку тому, кто сумеет остановить Мельхиора и Галена после нашей смерти.
– Вот, – сказал я Салли. – Зайди в дом Парретта и оставь это для него. Только не подходи к нему слишком близко. И помни, что тебе нужно как можно скорее добраться до ратуши. А я тем временем пойду на склад Галена.
– Почему бы нам просто не дождаться стражу? – спросил Том.
– Потому что Мельхиор и Гален уже знают, что мы оба исчезли. Если они заподозрят, что мы раскрыли их планы, то вычистят склад и уничтожат все улики, которые мы могли бы использовать против них. Нужно поймать их сейчас – иначе мы никогда и ничего не докажем.
– Но что, если они уже на складе?
– Тогда я не буду туда входить, – объяснил я. – Я же не идиот.
Том пробормотал что-то себе под нос, но слов я не разобрал.
– А мне что делать? – наконец сказал он.
– Ты отправишься со мной. Ты нужен на случай, если что-то пойдёт не так.
У Тома был очень несчастный вид.
– Могу я ещё раз сказать, что это плохая идея?
– Конечно, – отозвался я.
Как обычно Том был абсолютно прав.
Суббота, 5 сентября 1665 года
Вчерашние смерти от чумы: 1703
Всего смертей: 37 662
Глава 42
Когда я добрался до склада, было ещё темно. Ни в окнах, ни в щели под дверью – никаких проблесков света. Ни охраны, ни костров, каковые должны были защищать от чумы. Место выглядело заброшенным.
«Именно так, как хотел Гален, – подумал я. – И не из-за страха, что кто-то украдёт его рецепт».
На склад вели три двери. Я с облегчением увидел на них навесные замки – это значило, что ни Мельхиора, ни Галена здесь нет. Может, они решили плюнуть на убытки и уже сбежали? В какой-то мере я даже надеялся на это. Хотя если мы позволим им уйти, они могут выбрать жертвой какой-нибудь другой зачумлённый город, как Лондон.
Теперь нужно было придумать, как попасть внутрь. Купоросное масло могло бы быстро сломать замки, но я истратил весь запас, когда выбирался из клетки, а возвращаться в Блэкторн сейчас было бы безумием. Я взял лом в садовом сарае Мортимер-хаус, но не хотелось так открыто ломать дверь – Мельхиор и Гален заметят это, едва лишь здесь появятся.
Нужно взломать окно.
Я выбрал самое тёмное место возле склада. Окно здесь, как и всё прочее, было заколочено толстыми дубовыми досками. Моё избитое камнями тело протестующе взвыло, когда я начал орудовать ломом, отдирая доски и пытаясь проделать отверстие, чтобы протиснуться внутрь. Каждый скрип и треск разносились в тишине громовым раскатом. И всякий раз я съёживался и ждал. Но никто так и не пришёл выяснять, что здесь происходит.
Ещё раз придётся пошуметь. Я снял рубашку, прижал её к стеклу, надеясь хоть немного заглушить звук, а потом ударил ломом в окно. Появилась дыра, достаточно большая, чтобы я мог просунуть руку и открыть щеколду.
Я подождал минуту. Кровь шумела в ушах, но я не слышал ничьих шагов. Я заполз внутрь головой вперёд. Комната, в которую я попал, была абсолютно тёмной, но я не рисковал зажигать фонарь, пока не оказался на само`м складе.
Спотыкаясь и то и дело ударяясь голенями о невидимую мебель, я бродил по комнате, покуда не нашёл дверной проём. Отойдя подальше от окна, я наконец зажёг свет и увидел уводящий вперёд коридор. Я шёл по нему, минуя боковые двери, пока не оказался в огромном зале. Фонарь наполнил его тусклым светом. Это была «мастерская» Галена.
Три длинных верстака, заставленных аптечной посудой и аппаратурой. Три гигантские печи у дальней стены. Рядом с ними лежали старые инструменты – вещи стеклодува, если я правильно понял, – выброшенные, чтобы освободить место для нового оборудования Галена. Банки, доставленные в среду, стояли в ряд на полках вдоль стены. На них не было этикеток, но, судя по размеру, тут лежали сотни фунтов разных ингредиентов. И я знал, что это – доказательство мошенничества Галена.
Я снял с полок дюжину банок и отнёс их на верстак. Открыл одну за другой… и не увидел того, что ожидал. Банки были полны ингредиентов. Душевик аптечный. Можжевельник. Корица. Шафран.
Я открыл ещё несколько банок. Пластинчатый гриб. Меум. Адокса мускусная. Мирра.
Мирра? Столько мирры? Банка такого размера, должно быть, стоит фунтов сорок. У меня заколотилось сердце. Я ошибся. Я всё неправильно понял. Я решил, что Гален обманывает город. Он мог с легкостью заявить, что покупает дорогие ингредиенты, а потом просто купить что подешевле и положить золото себе в карман. Но эта коллекция… она стоила ровно столько, сколько дал ему Генри. Так что, если он не выкачивал деньги из благотворительности… не было никаких доказательств, что Гален – мошенник.
У меня пересохло во рту. Я уже послал Салли, чтобы оповестить Генри и стражу. Они скоро придут сюда – в секретную мастерскую, о которой я вообще-то не должен ничего знать, – и у меня не будет никаких улик, чтобы предъявить им.
Мельхиор уже обвинил меня в преступлении. Вслед за ним это сделали жители Лондона. Теперь, если меня поймают в лаборатории Галена…
Нужно всё расставить по местам и удирать отсюда. А потом бежать из города. Я принялся ставить банки обратно на полки. Когда я схватил шафран, банка оказалась намного тяжелее, чем я думал. Она выскользнула из рук. Я попытался поймать её, но банка вывернулась из пальцев и упала, разбившись об пол.
Сушеные тычинки шафрана разлетелись по мастерской вместе с мелким белым порошком. Он засыпал мне башмаки и взметнулся в воздух пыльным облаком. Я отшатнулся, кашляя и пытаясь выплюнуть порошок. И лишь теперь понял, что его, вообще-то, здесь быть не должно. Я сморгнул пыль и уставился на пол, где лежали вперемешку белый порошок, жёлтые тычинки и осколки банки.
Я знал, что это такое, но на всякий случай обмакнул в порошок палец и лизнул его. Во рту образовался сухой безвкусный комок.
Мука.
Под слоем шафрана лежала обыкновенная мука.
Я открыл ближайшую банку на столе. Она пахла корицей и была наполнена, как казалось, красновато-коричневым порошком. Я засунул в неё руку и перемешал содержимое. В красно-коричневом проступили белые разводы. Я высыпал содержимое на стол и увидел то же, что и прежде. Немного коричневого порошка, а дальше белый. Здесь тоже мука.
Я проверил другие банки. На столе их стояла дюжина, а на полках – несколько десятков. Но я остановился, перевернув ещё три. Везде было одно и то же. Тонкий слой какого-нибудь ингредиента, а под ним мука. Обычная дешевая мука. Все-таки я оказался прав. Мастерская всего лишь обман. Наборы инструментов, аптекарское оборудование, дрова для печей, банки с якобы ингредиентами, набитые мукой. Это здание было сценой, а оборудование – декорацией. Фикция, как и Мельхиор с Галеном. Они актёры, прибывшие в город, чтобы поживиться. И теперь у меня были тому доказательства.
Существовала ещё одна вещь, которая должна была окончательно поставить крест на их планах. Я прошёл вглубь помещения, осматривая комнаты за дверями в коридоре. Большинство из них были пусты – наполнены лишь пылью. Но потом я добрался до двери в противоположном конце коридора. К ней вели грязные следы. И она единственная оказалась заперта.
Ключа не было, да он мне и не требовался. Я сунул лом между дверью и рамой, сломал замок и осветил комнату фонарем.
Прежде она, видимо, использовалась для хранения продукции стеклодувов, которые раньше владели этим складом. У стен и посреди комнаты стояли высокие шаткие стеллажи с потрескавшимися провисшими полками.
Очевидно, Гален тоже пользовался этой кладовой для хранения своих запасов: на каждой полке – по нескольку стопок из четырех-пяти мешков, уложенных друг на друга. Я взрезал один из них, наблюдая, как из него сыплется белый порошок. Огромное количество муки – хватило бы на десяток пекарен. Но я нигде не мог отыскать деньги.
Я примерно прикинул стоимость всего, что видел в мастерской. Для полного учёта потребовалось бы время, но вместе с оборудованием и тонкими слоями настоящих ингредиентов расходы составили бы не менее двух сотен фунтов. Мука была дёшева, поэтому даже такое огромное её количество обошлось бы всего в несколько фунтов. Однако я видел счётную книгу Генри; он сказал, что заказ Галена стоил тысячу фунтов. Так где же остальные деньги?
Я оглянулся на взломанную дверь. Замок скрывал секрет Галена – всю эту муку. Но только ли муку? Я медленно обошёл комнату, время от времени щупая мешки. И возле дальней стены кое-что заметил.
Тот, кто принёс сюда муку, оставил на полу следы. И в них, смешанные с уличной грязью, попадались маленькие белые комки. Сперва я думал, что здесь просто рассыпалась мука, но увидел, что мешки на нижней полке испачканы так же. Я вытащил из грязи белый комочек. Он оказался твёрдым и тяжелым. Я раскрошил его ногтями. Известь.
Мешки здесь были запечатаны, как и прочие. Я вытащил их и поднёс фонарь поближе. Стена за стеллажом была каменной – обыкновенная кладка, но в одном месте между камнями не было видно известкового раствора. Я потянул один из камней, и он легко выскользнул, открывая дыру. Я пошарил в ней рукой и нащупал что-то деревянное. Я продолжал шарить, пока пальцы не коснулись металлической ручки. Убрав соседние камни, я взялся за ручку и потянул на себя. Из дыры показался сундук из вишнёвого дерева, обитый медью. Он был заперт. Я попробовал снова воспользоваться ломом, но тот не пролезал под крышку, и тогда я просто разломал им сундук.
Наружу хлынул поток золотых монет.
Дрожа, я поднял одну из них, рассматривая вычеканенный профиль короля и герб. Золотая гинея стоимостью двадцать один шиллинг – чуть больше фунта. Каждая такая монета была целым состоянием. Я стоял на коленях посреди целой кучи гиней, текущих, словно кровь, из расколотого сундука. Здесь были их сотни. Сотни!
Вот оно.
Мука и монеты. Теперь у меня есть все нужные доказательства.
И тут я услышал звук.
Глава 43
Я резко повернулся. Золотые монеты со звоном разлетелись по полу, посылая во все стороны вспышки света.
В дверях стоял мужчина. Я не мог понять, кто это. Фонарь, который он оставил на крючке в коридоре, позволял рассмотреть лишь тёмный силуэт. Впрочем, силуэт выглядел очень знакомо.
Я вскочил на ноги.
– Э… Мастер Гален, я…
И тут я замолк. Это был не Гален. Теперь, когда я встал, мой собственный фонарь осветил его лицо. Высокий, как и Гален, но более худощавый. Глаза у него были у`же, губы тоньше, нос слегка крючковатый. Черты не такие приятные, как у аптекаря… но теперь, когда я видел и лицо, и фигуру, что-то царапнуло меня – и последний кусок головоломки встал на место.
– Братья, – прошептал я.
Мужчина приподнял бровь.
– А ты, оказывается, умеешь говорить? Как интересно. Кто бы мог подумать? – Он провёл ладонью по своему не слишком красивому лицу. – Я бы на твоём месте не стал рассказывать брату, что ты заметил сходство.
Он вошёл в кладовую, оставив дверь приоткрытой. Мужчина был не так широкоплеч, как Гален, но я не сомневался, что он сильнее меня. Интересно, а быстрее ли?.. Я сделал шаг вперёд, словно бы невзначай потянувшись к поясу. Мужчина, однако, заметил моё движение.
– Не советую этого делать. – Он опустил ладонь на рукоять собственного ножа. – Возможно, у нас обоих есть оружие, но ты быстро убедишься, что я владею им намного лучше.
Я фыркнул.
– Это можно проверить.
– О, перестань. – Мужчина махнул рукой. – Бравада не в твоём характере. И тебе недостаёт лицемерия, чтобы правдоподобно её изобразить.
Он был прав. Менее всего мне хотелось устраивать драку на ножах или на чём бы то ни было. Между тем мужчина не двигался с места – и хорошо. Нужно задержать его: дать Салли больше времени и дождаться появления Тома.
– Чего вы хотите? – спросил я.
– Думаю, ты и сам отлично знаешь.
– Разве?
– На тебе всё написано большими буквами. То, как ты смотришь на меня, а потом переводишь взгляд на дверь. То, как сжимаются твои губы, выдавая страх. То, дёргается твоя рука – и, помимо воли, тянется к ножу, спрятанному под рубашкой. Даже то, как ты стоишь – не прямо лицом ко мне. Твоё тело уже готово бежать. Я могу читать тебя, Кристофер. Это моя работа. И, полагаю, ты отлично знаешь, кто я такой.
Его слова припечатали меня к месту. Я понял, что делаю все эти вещи именно так, как он описал. Сердце сжалось. Что ещё он знает? В любом случае не было никакого смысла притворяться.
– Вы Мельхиор.
Он слегка поклонился.
– Вообще-то Уолтер. Но Мельхиор звучит гораздо цветистее, а это важно, знаешь ли. Хорошее имя определяет персонажа.
Мельхиор – я не мог заставить себя назвать его Уолтером – казалось, был только рад поговорить. Тем лучше.
– Мельхиором, – сказал я, – звали одного из трёх волхвов, пришедших поклониться новорождённому Господу нашему, когда он лежал в яслях.
– Да! Лучшее имя для пророка, предвещающего смерть. Он покорён Господу, но знает тайну. Вдобавок это имя, по-моему, звучит довольно зловеще. Мой брат считал, что я должен назваться Иезекиилем. Можешь себе представить? Никакого воображения.
Я поймал себя на том, что снова смотрю на дверь. Надо прекратить это.
– Вот почему он выбрал имя Галена? В честь величайшего врача в истории.
– Ага. Теперь понял? Тяжеловесно. Как с ним вообще разговаривать?
– Похоже, вы думаете, что это сойдёт вам с рук? – поинтересовался я.
Мельхиор кивнул на монеты, разбросанные под ногами.
– Уже сошло.
– Я разоблачил вас. Скоро и остальные обо всём узнают.
– Я в этом сомневаюсь. А уж ты, Кристофер, никого не разоблачил. Ты всего лишь заглянул за кулисы нашего маленького театра. – Он потёр нос. – Мне чрезвычайно любопытно, как ты догадался. Хотя, полагаю, ты не захочешь рассказывать.
Он говорил настолько рассудительно, что я растерялся.
– Вы спрашиваете меня?
– Это лучше, чем заставлять силой, верно? Я мог бы и заставить, если твоя гордость того требует. Но не хочу. Зато очень хочу понять, где мы прокололись. Правда, смею предположить, что второго такого шанса нам не представится. Но мне очень нравится с тобой разговаривать.
Я оторопело уставился на него.
– Я проходил в этой чёртовой маске всё лето, – посетовал Мельхиор, – и только и делал, что распинался о пророчествах и чуме. Мне скучно. Вот уже несколько месяцев я не могу ни с кем нормально поговорить. – Он пожал плечами. – Можешь ничего не рассказывать, если не хочешь. Но ты должен понимать, что в конце концов мы всё равно выбьем из тебя правду. Почему бы не избавить себя от лишних сложностей?
Я понимал, что он пытается манипулировать мной. Ему нужно выяснить, что мне известно, прежде чем от меня избавиться. Тем не менее мои перепуганные внутренности согласились, что Мельхиор прав. Он получит ответы – так или иначе. А если мы продолжим говорить, у меня будет то, что нужно сейчас больше всего: время.
Я поймал себя на том, что снова смотрю на дверь, и мысленно.
– Ладно. – Я сделал паузу, словно бы размышляя.
Мельхиор прислонился к расколотому дверному косяку, с интересом наблюдая за мной.
– В Лондоне начинается чума, – медленно начал я. – Вы приезжаете раньше брата. А может, вы уже были в городе. В любом случае на сцене вы появляетесь первым. Появляетесь в своей роли – чумной доктор, приехавший помочь. Получить работу не трудно: большинство городских врачей уже сбежали, а немногие оставшиеся не хотят иметь дело с чумными больными – это слишком опасно. Вы, может быть, даже немного разбираетесь в медицине и пытаетесь лечить то тут, то там. Но на самом деле вы здесь не за этим. Вам нужно подготовить почву.
Мельхиор улыбнулся и кивнул:
– Продолжай.
Я глубоко вздохнул.
– Вы начинаете травить людей. Это достаточно просто. Всё, что нужно сделать, – предложить им венецианскую патоку, сказав, что это поможет избежать болезни. Затем, если вы хотите кого-то отравить, то добавляете яд в своё лекарство. Поскольку все думают, что получают одну и ту же патоку, и большинство из них не заболевают, никто не понимает, что вы делаете. Вдобавок вы выбрали яд, вызывающий симптомы, похожие на чуму. Поэтому, когда люди заболевают, никто и не сомневается, что это чума. Вы же продолжаете давать им «лекарство», от которого становится только хуже. В конце концов человек умирает – ещё одна жертва среди тысяч других. Но убийство – не самоцель. На самом деле вам нужно стать пророком. Поэтому прежде чем убить человека вы предсказываете его смерть. Такой-то мужчина, такая-то женщина, такие-то дети – умрут. И, разумеется, пророчества сбываются. Вы ведь сами отравили всех этих людей. Сперва вы убиваете только простолюдинов. И некоторых выбираете не случайно. Например, вы отравили сирот в Криплгейте…
Здесь мне снова пришлось сделать глубокий вдох – чтобы сдержаться и не кинуться на этого человека.
– Вы отравили детей в Криплгейте, чтобы получить возможность свободно входить в церковь Святого Андрея и выходить из неё незамеченным. Но по большей части личности жертв не имеют значения. Вам нужно упрочить свою репутацию. Затем, когда город обратил на вас внимание и все испугались, вы переходите к своей истинной цели – магистратам. Вы отравили магистрата Иствуда. А вот магистрата Олдборна не тронули, поскольку его смерть вам не выгодна. Зато вы нацелились на тех, кто ему дороже всего на свете: его детей. Младшая дочь магистрата умирает. Старшая – Аннабель – тоже больна. Магистрат Олдборн испуган, он в отчаянии. И тогда на сцену выходит Гален. Как и вы, он играет собственную роль, сражаясь с мошенниками на рынке и обещая лекарство для всех людей, причём бесплатно. Однако в отличие от других шарлатанов у Галена есть нечто особенное: его лекарство действует. Он доказал это Олдборну и всем остальным в ратуше, «вылечив» девочку из чумного барака. Разумеется, никакое это не лекарство от чумы, а всего лишь противоядие, которое нейтрализует ваш яд. Но доктор Парретт, не зная об уловке, подтверждает, что девочка чудесным образом выздоровела. Итак, жертва попала в ловушку: Олдборн сделает всё, что угодно, лишь бы спасти Аннабель. Он обращается к Галену, и, само собой, Гален преуспевает. После этого Олдборн готов дать ему денег на мастерскую. К несчастью для вас, единственным источником средств является еженедельная благотворительность – деньги, которые вся остальная страна отправляет в Лондон, чтобы помочь управлять городом и кормить бедных. Магистраты не могут отдать Галену всё это, даже ради лекарства. Меж тем вы понимаете, рано или поздно вас разоблачат. Ведь лекарство не подействует на людей, по-настоящему больных чумой. А значит, надо успеть заграбастать как можно больше денег, пока обман не раскрылся. Итак, чтобы получить средства, вы сделали две вещи. Во-первых, вы отравили ещё одного магистрата. Денч получил лекарство вовремя и выздоровел. Иствуд не получил – и умер. Это убедило даже самых отъявленных скептиков в ратуше, что лекарство Галена настоящее. Во-вторых, вы сплотили людей и заставили их поддержать Галена, устроив покушение на него.
Я покачал головой.
– Это смущало меня больше всего. Кому нужно убивать человека, создавшего лекарство от чумы? Ответ прост: никому. Убийцей были вы. Гален выгнал Тома из мастерской, а потом дождался прихода Генри и доктора Парретта. Когда все собрались в соседней комнате и могли услышать, что происходит за дверью, Гален отпер чёрный ход впустил вас. Он встал у стены. Вы направили арбалет на его воротник и выстрелили, а потом убежали, позаботившись, чтобы оружие нашли. Теперь город окончательно сошёл с ума. Генри сказал, что новость о покушении распространилась, поскольку Гален был слишком зол, чтобы помалкивать об этом. На самом же деле он и не собирался молчать. Заставить людей кричать о лекарстве на каждом углу – и именно сейчас – вот какова была цель. У магистратов не осталось выбора, кроме как отдать Галену все деньги – ровно столько, сколько он требовал. Конечно, рано или поздно всё равно выяснится, что никакого лекарства нет. Но вы как могли пытались оттянуть этот момент. И сколько ещё вы могли продержаться? Несколько недель? За это время можно украсть тысячи фунтов. А потом, когда обман раскроется, вы просто сбежите. Галену придётся спрятаться, а вам достаточно просто снять костюм. И никто даже не узнает вас в лицо.
Мельхиор зааплодировал.
– Бесподобно! В самом деле, Кристофер, это блестяще. Ты кое в чём ошибся – и это «кое-что» довольно-таки важно, говоря между нами, но в общем и целом всё очень близко к истине. Я впечатлён. Однако ты до сих пор не сказал, каким образом ты догадался.
– Я начал подозревать неладное, когда вы проникли в мою аптеку, – объяснил я.
Впервые на лице Мельхиора отразилось удивление.
– Как ты об этом узнал?
– Мои аптечные банки стояли не на своих местах. И вы оставили щепку в замке.
Мельхиор поморщился.
– Та глупая девица в трактире. Я не мог вытащить деревяшку, потому что она наблюдала за мной. Но банки?.. Ты заметил?
– Мой учитель был очень педантичен в этом вопросе, – сказал я.
– Допустим. Но как ты узнал, что приходил именно я?
– Сперва я и не знал. Я думал, это один из ваших людей. Тот человек носил синюю одежду и медальон на груди.