– Полгода. В какой-то момент волновалась, что «Мердер инкорпорэйтед» их перехватит.

– Куда этим недотепам из «Мердер» тягаться с тобой! – заметил Ленни. – Комиссию за Руисов отложишь на будущего ребенка, да? Кстати, ты слышала, что у Симоны встреча в «Паст-Крайме» – насчет убийств Дрейдена Даунса?

– Нет, – выдохнула Кэсси сквозь стиснутые зубы. – Я не знала.

– И тем не менее. До Криспина Лейка пока не дошло, но это первый шаг. Ты когда-нибудь встречалась с ним? С Криспином Лейком?

– Только в Терре+, – ответила Кэсси. – Когда запускали симуляцию по Джеральду Буну, «Паст-Крайм» устроил виртуальный бал. В привате, который был точной копией ранчо, где Бун делал из жертв мумий. Лейк тоже присутствовал. Наши касты немного поболтали.

– Я слыхал, Лейк не покидает комплекса «Паст-Крайм» вообще никогда. В Терре– он разговаривает с парой-тройкой человек, и все. Прямо как какой-то мафиози. Добровольно изолировался от мира.

– Мало кто из мафиози управляет многомиллиардными развлекательными компаниями.

– Да уж, – вздохнул Ленни. – Только представь, какую комиссию получит Симона, если «Паст-Крайм» купит права на Дрейдена Даунса. Хватит на всю жизнь!

Кэсси отчаянно завидовала коллеге. Дело Дрейдена Даунса было громкое, цена лицензии – заоблачная. Комиссионные от сделки с лихвой покрыли бы долги Кэсси. Дали бы им с Харрисом возможность начать с чистого листа.

Внезапно над одним из рабочих мест в ряду Р загорелась красная лампочка. Женщина в форме «ИКРЫ» поспешила туда, толкая перед собой тележку с напитками. Она резко свернула налево, затормозила и налила в стаканчик густую коричневую жидкость. В ИПМ агента открылось окошко, и женщина протянула стаканчик туда. Агент опрокинул в рот его содержимое.

– Ты когда-нибудь это пила? – спросил Ленни у Кэсси.

– Нет. Сплюнь! У меня ни разу не было ожога мозга. А у тебя?

– Был небольшой, пару лет назад. На вкус как машинное масло с солью.

– А сам ожог, как это?

– Ну, буквально как будто мозг полыхает огнем. Перед тем как родились близнецы, я работал по восемнадцать часов в день. Пытался закрыть как можно больше сделок, прежде чем расходы подскочат.

– Понимаю, – кивнула Кэсси. Она работала по четырнадцать с тех пор, как узнала, что беременна. Но собиралась продлить рабочий день.

Гипонатриемия[3] была обычным делом у сотрудников «ИКРЫ». Чем больше времени проводишь в Терре+, тем выше недостаток натрия, а если гипонатриемию не лечить, она приведет к ожогу мозга. Тяжелый ожог может сделать тебя… Кэсси не хотелось об этом думать.

Когда впервые была создана МЕТА-Версал, многие над ней смеялись. Но кто-то нырнул в нее с головой – и с немалыми деньгами. Оптимисты видели в цифровой вселенной видеоигру без границ и лимитов. Пессимисты – гибрид «Симс»[4] с «Дилбертом»[5]. Правда, как всегда, была где-то посередине.

Инвесторы быстро сообразили, что проблема МЕТА-Версал не в функциональности или потенциале, а в маркетинге. Стоило переименовать ее в Терру+, как дела пошли в гору.

Компании тратили миллиарды долларов на покупку пространств в Терре+, создание виртуальных магазинов, строительство виртуальных жилых кварталов и разработку новых, иммерсивных форм развлечений, которые не шли ни в какое сравнение с первыми жалкими прототипами виртуальной реальности. Многие компании закрыли свои оффлайновые офисы полностью, переведя весь персонал в онлайн.

По мере расширения Терры+ индустрия оффлайновых развлечений схлопнулась, а спрос на виртуальные аттракционы взлетел до небес. Кинотеатры, концертные залы и спортивные арены прекратили свое существование, зато было создано девяносто семь стриминговых платформ и сотни развлекательных компаний внутри Терры+. Эти компании нуждались в постоянном притоке контента, чтобы не терять подписчиков, и контент был им нужен вчера. Каждый день превращался в новую битву в многомиллиардной войне за развлечения. И ни один сектор развлекательной сферы не рос с такой скоростью и агрессивностью, как криминальный.

Многие годы криминальный сектор зависел от книг, фильмов, подкастов и телешоу. И хотя они оставались популярными, люди хотели больше. Им уже было недостаточно смотреть или читать. Они стремились участвовать.

За девять лет в «ИКРЕ» Кэсси купила права на семьдесят два преступления на общую сумму более 119 миллионов, а сделка с Руисами гарантировала, что она перейдет планку в 120. Ее комиссионные составляли один процент, и это означало, что на договоре с Руисами она сделает 15 тысяч. Мало – не покроет даже месячного платежа за их с мужем дом с двумя спальнями. Долги нарастали в геометрической прогрессии. Чего агенты в сфере криминальных развлечений не могли себе позволить, так это отдыха. Громких преступлений совершалось не так много, и у Касси была целая толпа конкурентов – включая тех, кто работал с ней в одной компании.

Она подумала о ребенке, растущем у нее внутри. Сколько усилий они приложили, чтобы к этому прийти! Она хотела, чтобы все было безупречно. Хотела дать своему малышу все – но за пятнадцать тысяч в 2037-м даже детскую не получилось бы обставить.

Кэсси посмотрела на часы – почти восемь вечера. В обычный день она задержалась бы еще на час-полтора, но ей хотелось завершить неделю на высокой ноте. Поэтому Кэсси встала, отключила ИПМ и потянулась.

И тут на экране высотой пять метров вспыхнули алые титры «Новость дня». Под ними шла бегущая строка: Няня подозревается в убийстве родителей и похищении ребенка. Не меньше двадцати агентов тут же надели визоры.

– Попробую и я, – отрывисто бросил Ленни. – Ты как?

– Воздержусь. Думаю, на сегодня я закончила.

– Лентяйка! – Часы Ленни завибрировали, и его глаза широко распахнулись от испуга. – У меня уже девяносто восемь процентов, а надо будет попозже еще в туалет сходить.

Ленни надел визор.

– Передай Харрису привет от меня.

– Непременно. Увидимся в понедельник.

Кэсси уже собиралась уйти, но легкий толчок в животе заставил ее замереть на месте.

Неужели это… как такое возможно?

Нет. Еще слишком рано. Но в следующий миг она почувствовала это снова. Рука Кэсси взлетела ко рту. Она схватила телефон и набрала сообщение Харрису: Похоже, ребенок пошевелился.

Она ждала этого, кажется, целую вечность. Единственное, чего ей сейчас хотелось, – скорей оказаться дома и приложить ладонь Харриса к своему животу. Даже если он не почувствует толчков – еще ведь слишком рано, чтобы что-нибудь ощущалось снаружи. Ей плевать. Сердце Кэсси переполнилось до того, что грозило вот-вот лопнуть.

Она посмотрела на Ленни, уже погрузившегося в Терру+ в надежде прикупить права на дело няни-злодейки. История выглядела многообещающей. Пожалуй, за нее заплатят побольше пятнадцати кусков. Ее ребенок того стоит. Кэсси села обратно за стол и написала еще одно сообщение: Вернусь поздно. Прости, дорогой.

Он не ответил. Но это было неважно. Кэсси пустилась в погоню за новым преступлением.

* * *

Она ушла с работы в девять. Харрис не ответил на ее сообщения. Кэсси нетерпеливо постучала по экрану телефона, потом проверила свои биометрические часы. Судя по уровню ХГЧ[6], ребенок должен родиться в середине января. Времени оставалось немного. «ИКРА» давала три недели оплачиваемого декретного отпуска – весьма щедро по сравнению с другими нанимателями.

Кэсси с Харрисом пытались зачать в течение трех лет. Исчерпав все естественные варианты и едва не разрушив свой брак, они приняли непростое решение обратиться за займом в программу «Пополнение». В последнее десятилетие рождаемость в стране резко снизилась; после принятия в 2028-м закона о принудительном деторождении четыре процента населения уехали из США, а количество семей на пособии удвоилось. Вопреки ожиданиям правительства закон – какая неожиданность! – не увеличил рождаемость, а обрушил ее.

Чтобы преодолеть спад, а заодно повысить доходы, правительство стало предлагать займы под высокий процент на репродуктивную медицину, лекарства, витамины, суррогатное материнство, пищевые добавки спорной эффективности и даже подписки на сервисы знакомств для малообеспеченных одиночек. Кэсси с Харрисом получили от «Пополнения» кредит в размере четверти миллиона долларов. Проценты, которые они выплачивали ежемесячно, превышали даже ипотеку за дом. И хотя оба сознавали, что с этим кредитом окажутся в финансовой яме, из которой будут выбираться до конца своих дней, счастье иметь ребенка окупало, по их мнению, все затраты.

По условиям договора с «Пополнением» в случае, если заемщик не успевал расплатиться до «истечения своего срока» (то есть до того, как протянет ноги), оставшийся долг ложился на его наследников – дамоклов меч, который теперь висел не только над Кэсси с Харрисом, но и над их будущим ребенком. Она невольно задавалась вопросом, не испытывает ли кто-то в правительстве тайную гордость за то, что сумел наконец придумать, как сделать человека должником еще до его появления на свет.

Кэсси не собиралась допустить, чтобы это произошло с ее малышом.

Каждый доллар сейчас имел значение. Им нужно больше места. Нужна детская. А для этого нужны деньги.

Кэсси притормозила на перекрестке и посмотрела на свое обручальное кольцо. Харрис потратил 1500 на тонкое платиновое колечко с бриллиантом 0,2 карата. Камень был небольшой, но при правильном освещении все равно красиво сверкал. Рынок настоящих обручальных колец давно пришел в упадок, зато рынок виртуальных, в Терре+, процветал. Виртуальное кольцо с бриллиантом в 1 карат от «Гарри Уинстона» могло стоить в районе пятидесяти тысяч. Звезды и инфлюэнсеры делали миллионы на рекламе кастомизированных виртуальных колец в Терре+. Однако физическое ощущение кольца на пальце много значило для Кэсси. Для нее это был не просто статусный символ.

Кэсси снова написала Харрису – без ответа. В последние несколько недель он как-то странно себя вел. Был рассеянным. Отчужденным. Иногда даже печальным. Два года назад Харрис перешел на новую работу – программировал ПИ, пользовательский интерфейс, для онлайновой компании. С расширением виртуального пространства спрос на таких специалистов значительно вырос. Его клиенты требовали строжайшего соблюдения секретности – на грани паранойи, – и драконовский договор о неразглашении запрещал Харрису сообщать кому бы то ни было, даже жене, на кого он работает. Перед каждой рабочей сессией он должен был прикладывать большой палец к сканеру отпечатка, небольшому устройству, которое держал у себя на столе и которое работало, по сути, как удаленный биометрический детектор лжи. Вы говорили о своей работе с третьей стороной? Сохраняли сведения о работе в тайне? И так далее, и тому подобное… Провали он тест, и его уволили бы в мгновение ока. В дивном новом мире, где делались миллиардные ставки и компании зубами и когтями дрались за свои куски виртуального пирога, спрос на лояльность был велик, а предложение – ничтожно.

Кэсси тревожилась, что Харрис работает слишком много. Он проводил в Терре+ по пятнадцать часов в день. Его глаза постоянно были красными, кожа бледной, и он заметно терял в весе. Кэсси уже не помнила, когда муж в последний раз выходил на улицу. Она волновалась, что у него гипонатриемия, но Харрис утверждал, что просто на работе сложный период. Боже, им нужен был отпуск! Но с приближающимся появлением ребенка и растущими долгами она понятия не имела, когда они смогут отдохнуть – если смогут вообще.

Спустя полчаса в пути раздражение Кэсси переросло в тревогу. Харрис никогда так не задерживался с ответом. Она позвонила ему на мобильный. Никто не взял трубку. Она набрала новое сообщение: Ты в порядке? Пожалуйста, ответь.

По-прежнему ничего. Чтобы отвлечься, Кэсси включила радио. Играла «Небраска» Брюса Спрингстина. Она улыбнулась. Ее дед любил олдскульную музыку, и она знала все песни Спрингстина наизусть. Раньше Кэсси закатывала глаза, когда дед им подпевал, но с возрастом оценила и порой смотрела старые концерты – с тех времен, когда люди еще ходили на них вживую. К «Небраске» она питала особенно теплые чувства и даже специально поинтересовалась красивым и мрачным, заведомо обреченным романом между Кэрил Энн Фьюгейт и Чарли Старквезером, убившим одиннадцать человек в 1950-х[7].

Наконец-то она вырвалась на шоссе. Половину проезжей части занимали машины, половину – люди на велосипедах из облегченного стального сплава. После энергетического кризиса велосипеды стали популярны как никогда; многие оказались вынуждены проезжать на них по тридцать, а то и больше километров до работы и обратно. Она сама ездила за десяток километров до офиса «ИКРЫ» каждый день в течение девяти лет, пока не забеременела. Первый триместр выдался непростым, у нее оказался низкий уровень железа в крови, и врач запретил ей ездить на велосипеде больше пяти минут в день. Пришлось им купить самый дешевый подержанный «РеВольт», какой они смогли найти, – за 84 000, которые прибавились к их и без того неподъемному долгу.

По обеим сторонам дороги возвышались недостроенные дома, брошенные за недостатком финансирования, и разросшиеся деревья. Трава пробивалась через трещины в асфальте. Подъемные краны чернели на фоне закатного неба, словно ржавые журавли. Когда цены на стройматериалы и горючее взлетели, девелоперы не стали достраивать уже начатые здания, оставив их медленно разрушаться. В детстве Кэсси восхищалась красотой мира вокруг. Но когда экономика виртуального мира стала прибыльней, чем реального, физический мир пришел в упадок. С каждым годом города делались все темнее – магазины закрывались, и их витрины гасли.

Парки, где по ухоженным газонам когда-то бегали дети и собаки, с тенистыми деревьями, под которыми так приятно было посидеть с книгой и банкой чего-нибудь освежающего, стали глухими и заброшенными. Косить лужайки в Терре+ было дешевле, виртуальные собаки стоили гораздо меньше реальных (не говоря уже о чистке ковров), а поскольку жители городов, больших и маленьких, никуда не выезжали, не имело смысла поддерживать в порядке междугородные трассы. Заказать пиццу, которую дрон доставит тебе в окно, было проще, дешевле и безопаснее, чем поесть в ресторане. Касси с Харрисом еще помнили, какой была прежняя жизнь, но их ребенку предстояло родиться в мире, которого практически не существовало на поверхности.

Сверху раздался шум моторов, заглушивший голос Спрингстина. Кэсси запрокинула голову и увидела МАК, пролетавший по небу с раздутым водяным пузырем под брюхом. МАКи, или механизмы атмосферной конденсации, в последние пятнадцать лет использовались только пожарной охраной. Они забирали окружающий воздух и с помощью той же технологии, что в осушителях, охлаждали его в змеевике, получая влагу, накапливавшуюся в их пузырях.

Изначально эта технология разрабатывалась для добычи питьевой воды в развивающихся странах. Однако чтобы вода стала пригодна для питья, требовалась многоступенчатая очистка, стоившая слишком дорого, поэтому инициативу прикрыли, но какому-то гению пришло в голову использовать МАКи для тушения пожаров с воздуха. МАКи исправно служили, не требовали медицинской страховки или пенсии и не подавали в суд, получив на работе увечье.

Еще один МАК пролетел у Кэсси над головой. Оба направлялись в ту же сторону, что и она. Простое совпадение, – подумала Кэсси. Однако тревога уже поселилась у нее в груди. День был влажный, и МАКи быстро набирали полные пузыри воды. Оставалось надеяться, что они потушат пожар до того, как кто-нибудь пострадает.

Когда Кэсси увидела третий МАК, следующий за первыми двумя, тревога переросла в панику. Потом появился четвертый МАК. И пятый. Кэсси затошнило. Пот тонкой струйкой побежал по спине. Она вдавила в пол педаль газа.

– Позвони Харрису, – сказала Кэсси вслух. На приборной доске появилась фотография ее мужа.

После второго гудка трубку сняли. На АГП, автомобильном голографическом проекторе, возник Харрис – размытая фигура странного зеленоватого цвета. АГП в машинах поновее проецировали почти идеальные голограммы. В их «РеВольте» 2032 года выпуска голограммы выглядели как мармеладные мишки цвета соплей. Кэсси выдохнула с облегчением. С Харрисом все было в порядке.

– Привет, милый, – сказала она. – Еле до тебя дозвонилась. С тобой все…

Внезапно она заметила, что картинка вокруг Харриса плывет. Кэсси знала, что их АГП – дерьмо, но раньше такого не случалось. Силуэт мужа обрамляли алые и оранжевые вспышки. Собственно, это выглядело как…

Кэсси почувствовала, что не может вдохнуть.

Неужели это… огонь?

Да, именно он. Кэсси громко закричала; языки пламени бушевали вокруг Харриса, карабкаясь по стенам к потолку.

МАКи. Господи боже. Они направлялись к их дому. Их дом горел. А Харрис был внутри.

– Боже мой, Харрис! Что происходит? Скорей выбирайся оттуда!

– Кэсси, – сказал Харрис. Его голос, хоть и хриплый, звучал пугающе ровно. – Кэсси, я хочу, чтобы ты знала – я тебя люблю. Мне очень жаль. Так будет лучше для тебя и для нашего ребенка.

– О чем ты говоришь? Харрис, беги оттуда! Харрис!

Он ответил:

– Прости меня. Я… – Харрис запнулся, как будто читал текст с телесуфлера. – Я – Факел.

– Факел? Харрис, что происходит? Прошу, поговори со мной!

– Прощай, Кэсси.

– Харрис, умоляю! Что бы ни случилось, вместе мы все преодолеем. Как семья. Только выберись оттуда.

Он покачал головой.

– Не могу. Слишком поздно. Я люблю тебя. Вас обоих. Навеки. Пожалуйста, помни меня. Пообещай.

– Но почему? Харрис! Поговори со мной!

АГП оборвал трансляцию. Голограмма Харриса пропала.

– Набери девять один один! – выкрикнула Кэсси. Слезы текли у нее по щекам. Едва диспетчер взял трубку, она закричала: – Это Кассандра Уэст! Мой муж, Харрис, в доме, а там пожар… о господи, прошу, пошлите туда кого-нибудь немедленно!

– Миссис Уэст? – спросил диспетчер. – Кассандра Энн Уэст?

– Да, это я.

– Миссис Уэст, мы уже там. Сорок четыре по Оттер-Крик-драйв, верно?

МАКи. Она была права. Они летели к ее дому.

– Верно.

– У вашего дома несколько пожарных машин и МАКов. Миссис Уэст, по вашему GPS я вижу, что вы в миле к югу от съезда тридцать семь. Пожалуйста, сверните с шоссе и припаркуйтесь на станции зарядки «РеВольт». Она будет у вас справа. Я отправлю туда нашу команду, они вас встретят.

– Я не собираюсь сворачивать! Я еду к себе. Пожалуйста, вытащите моего мужа из дома!

– Миссис Уэст, сверните с шоссе. Вам нельзя домой. Вы должны…

– Иди ты к черту! – рявкнула Кэсси. – Завершить звонок.

Еще два МАКа пролетели у нее над головой. Кэсси вывернула руль и выскочила на обочину, едва не переехав при этом двоих велосипедистов. Она начала петлять между рядами, подрезая машины и велосипеды, игнорируя гудки и звонки. До дома оставалось каких-то пять километров. Каждая секунда на дороге казалась ей целой жизнью. Во рту было солоно от слез, которые она и не думала вытирать.

Да убирайся ты, гребаная развалюха, – подумала она, когда универсал впереди начал перестраиваться в другой ряд со скоростью черепахи под наркозом. Кэсси нажала на гудок и снова выскочила на обочину; правое заднее колесо угодило в канаву и обрызгало грязью компанию велосипедистов.

Она попыталась еще раз позвонить Харрису. Ничего.

Спустя четыре мучительно долгих минуты Кэсси свернула на Оттер-Крик-драйв. Должно быть, случилась какая-то ошибка. Это все шутка. Недопонимание. Сейчас она распахнет дверь в их тесный домик – две спальни, две ванных, – и Харрис будет ждать ее там. Они поцелуются, он положит ладонь ей на живот, ребенок пошевелится внутри, и все будет забыто.

Потом Кэсси увидела свой дом, и ее мечты разлетелись в прах. Она открыла рот, чтобы закричать, но смогла издать лишь стон ужаса.

Дом пожирало пламя. Оранжевые и красные сполохи прорывались сквозь отверстия в крыше, словно пытаясь дотянуться до неба. Дым поднимался в ночную темноту. Казалось, сам ад сошел на землю, чтобы поглотить их жилище.

МАКи зависли над пожаром, поливая проседающую крышу водой. По меньшей мере двадцать пожарных боролись с огнем снаружи. Кэсси видела, как люди проталкиваются сквозь цепь полицейских, поднимая над головами мобильные телефоны, чтобы напрямую транслировать пожар в Терру+.

Она бегом бросилась к дому. Едкий дым проник ей в легкие. Она чувствовала себя так, будто спускается в преисподнюю; жар спекал ей кожу и расплавлял кости.

– Харрис! Харрис! – закричала она. Каблук застрял в трещине тротуара, и Кэсси полетела на землю, больно ударившись об асфальт. Мир завертелся вокруг. Несмотря на головокружение, ей удалось встать. Схватившись за живот обеими руками, Кэсси снова ринулась вперед.

– Харрис! – Она потеряла туфлю, и камешки впивались в ее голую пятку. Молоденький полицейский с рыжими волосами и веснушками на носу перехватил ее на бегу. Кэсси забилась, пытаясь вырваться, но его хватка оказалась неожиданно крепкой.

– Мэм, вам туда нельзя. Отойдите, это опасно!

– Пустите меня! Это… это мой дом! – крикнула Кэсси. Во рту у нее пересохло, язык еле ворочался, и слова получились неразборчивыми, еле слышными. – Мой муж там, внутри!

Глаза полицейского широко распахнулись. Он оглянулся и сказал через плечо:

– Лейтенант, тут женщина говорит, что это ее дом. Что мне делать?

Лейтенант с лицом белым, как бумага, и густыми темными усами крикнул в ответ:

– Держи ее! Не подпускай близко к огню!

Подбежал еще один полицейский, такой же бледный.

– Лейтенант, – сказал он, – я только что говорил с моим братом из департамента полиции Сент-Луиса. У них сообщения о десятках пожаров в домах. МАКов не хватает.

Лейтенант ответил:

– А у меня сообщения о сотнях пожаров по всему штату.

– Почему ПТП прибыла на место раньше нас? – спросил молоденький коп. – Разве они не занимаются только виртуальными преступлениями? С какой стати им выезжать на пожар в частном доме?

– Понятия не имею! – рявкнул лейтенант. – Но тут что-то неладное. Никогда не видел, чтобы ПТП реагировала на вызов раньше, чем мы. Каким боком это может быть связано с Террой+?

– Выпустите меня, – взмолилась Кэсси, пытаясь вырваться из державших ее рук. – Моему мужу нужна помощь!

Полицейские проигнорировали ее. Лейтенант задрал голову и посмотрел на МАКи.

– Тепловизоры показывают наличие горючего вещества. Дом предварительно чем-то обработали, чтобы горело быстрей. Из-за температуры мы не можем понять, есть ли внутри еще люди. Главное, не подпускайте туда зевак. И держите рот на замке. Половина соседей транслирует пожар в прямом эфире, так что спецам по безопасности в Терре+ придется попотеть.

Кэсси снова попыталась освободиться, но рыжеволосый коп ее держал. Очень крепко.

– Отпустите меня! – закричала она. – Кто-нибудь, умоляю, спасите моего мужа!

– Мисс, пожалуйста, не дергайтесь, – предупредил полицейский.

– Не давайте ей приближаться к дому, – распорядился лейтенант, ткнув в Кэсси пальцем. – Раз тут поджог, наверняка будет расследование. Мы должны охранять место преступления. Боже, дом сейчас рухнет. Не хватало только, чтобы вдова оказалась под обломками.

Кэсси взглянула лейтенанту в глаза, и последние силы покинули ее. Эхо в голове повторяло: вдова. Вдова. Вдова.

По ее взгляду лейтенант все понял. Он положил руку Кэсси на плечо и сказал:

– Ох, мэм, мне очень жаль. Я думал, кто-нибудь уже вам сообщил.

Кэсси перебила его, издав звериный вой. Молоденький полицейский закрыл руками уши, и Кэсси вырвалась из его хватки. С криком «Харрис!» она побежала к дому.

Кто-то схватил ее за плечо, и она повалилась на спину. Попыталась встать, но ее прижали лицом к асфальту. В легких не осталось воздуха, низ живота прорезала боль. Она хотела закричать, но в рот набилась грязь. Кэсси лежала на земле, истекая кровью, то приходя в сознание, то уплывая куда-то, и смотрела, как ее прошлая жизнь хлопьями пепла оседает на траву.

Глава 2

30 марта 2047

«Паст-Крайм» запускает симулятор на базе Инферно, cамого массового убийства/суицида за последние пятьдесят лет.
Приготовьтесь к настоящей сенсации!
Реджи Давенпорт, редактор «Терра+Фичерс»

Под занавес восемнадцатого ежегодного фестиваля «Краймкон» основатель «Паст-Крайма» Криспин Лейк привел миллионы своих фанатов в экстаз объявлением об открытии в Терре+ виртуального симулятора, основанного на Инферно, глобальном культовом убийстве/суициде 19 июля 2037 года, перевернувшем ход истории человечества.

В тридцатисекундном тизере под «Похоронный марш» Шопена Лейк продемонстрировал леденящие кровь фрагменты симуляции, включая сцену в таинственной Церкви Факелов и в доме 44 по Оттер-Крик-драйв, откуда Харрис Уэст, Верховный Светоч секты, зомбировал сотни человек по всему миру, ведя их к смерти.

Детище загадочного мультимиллионера Криспина Лейка «Паст-Крайм» с капитализацией в триллионы долларов является флагманом индустрии криминальных развлечений и производит десятки интерактивных симуляторов, основанных на самых громких преступлениях в истории. Благодаря ему ваш каст может побывать рядом с Авраамом Линкольном в ложе театра «Форд» в момент, когда Джон Уилкс Бут входит туда с пистолетом в руках, лично послушать проповедь, которую произносит Джим Джонс перед своей паствой «Храма народов»[8], купить мороженое из рук Джона Уэйна Гейси[9] или посмотреть, как Джеральд Бун копает семнадцать могил для семнадцати девушек, из которых он сделал мумии на своем ранчо в Айдахо.

На церемонии закрытия недельного фестиваля «Краймкон», транслировавшейся в прямом эфире в Терре+, стоя бок о бок с виртуальными воплощениями самых знаменитых серийных убийц, похитителей детей, мошенников и безумцев, Криспин Лейк представил виртуала не кого иного, как Верховного Светоча собственной персоной, Харриса Уэста. Лейк объявил, что симулятор Инферно будет запущен в полночь 19 июля 2047-го, в десятую годовщину катастрофы. «Паст-Крайм» устраивает по этому случаю грандиозное оффлайновое торжество в принадлежащем ему же парке «Киллерленд» в Вест-Вэлли-Сити, штат Юта.

«День Инферно полностью преобразил наш мир», – заявил Лейк, стоя на трибуне перед знаменитым логотипом «Паст-Крайма» с красным фоном и черным контуром жертвы, повторяющимся внутри себя десятки раз, становясь все меньше и меньше, отчего создается ощущение, что преступление эхом отдается в прошлом.

После Лейка с речами выступили Стивен Вулман, технический директор компании, и Морис Уайетт, глава службы безопасности. «Многое относительно Инферно так и осталось для нас загадкой, включая мотивы самопровозглашенных Факелов, которые вслед за Харрисом Уэстом совершили самосожжение. Мы перенесем вас в дома и в жизни этих людей и дадим возможность лично встретиться с самим Верховным Светочем.

Вы сможете побывать в виртуальной Церкви Факелов, где Харрис Уэст проповедовал свое жуткое Евангелие. Запуская симулятор на десятую годовщину Инферно, мы надеемся возродить интерес к этому судьбоносному событию и воздать дань жертвам, чьи жизни навсегда изменились в тот день, а также миллионам, если не миллиардам людей – включая меня самого, – которых Инферно потрясло до глубины души.

Как известно нашим поклонникам, мы гордимся тем, что создаем самых реалистичных и правдоподобных виртуалов в мире. И симуляция Харриса Уэста не станет исключением. «Паст-Крайм» скажет решающее слово в отношении одного из самых трагических, загадочных и судьбоносных дней в истории человечества. Мы довели свои революционные технологии до грани совершенства. Сейчас я с гордостью заявляю, что 19 июля 2047-го мы перейдем эту грань».

Как обычно на «Краймконах», у посетителей была возможность повстречаться с виртуалами самых дьявольских умов в истории, а также познакомиться с десятками обновлений, включая свежие темы Терры+ (скин Эда Гина[10] обещает стать топ-селлером) и патчи к ранее выпущенным симуляторам «Паст-Крайма», основанным на недавно полученной информации и на биометрических данных. Лейк также объявил о выходе долгожданного визора «Тейя» для Терры+, к которому «Паст-Крайм» обещает добавить тактили непревзойденной реалистичности. Как сказано в пресс-релизе, «Тейя» – это первая головная гарнитура, задействующая все пять чувств пользователя в Терре+. Гениальный маркетинговый ход компании заключается в том, что все визоры «Тейя», на которые сделан предзаказ, дроны доставят пользователям ровно в полночь 19 июля.

«Тейя» позволит сотням миллионов наших фанатов по всему миру ощутить жар, почувствовать запах дыма и пережить Инферно максимально правдоподобно», – утверждает Лейк.

Основанный в 2027-м, «Паст-Крайм» стал одним из самых прибыльных и популярных брендов в развлекательной сфере в мире. На конец 2046 финансового года доходы компании превысили десять миллиардов долларов, при этом 97 % дохода было получено от сервисов, направленных на Терру—. Тем не менее, несмотря на свой успех, а возможно, именно из-за него, «Паст-Крайм» в последнее время подвергается острой критике.

Широко известно, что Лейк лоббировал закон 486–16, разрешающий посмертное вынесение приговора, против которого возражали многие политики, включая сенатора Рэнди Хейза, отозвавшегося о законе следующим образом: «Это вопиющее нарушение прав человека. Приговор без должного судебного процесса – я имею в виду эти позорные суды в Терре+ – служат единственной цели – набивать карманы Криспина Лейка. Его так называемая благотворительность – обыкновенная показуха: как если бы вор жертвовал доллар магазину, сейф которого вскрыл. «Диснейленд смерти», принадлежащий Криспину Лейку, приносит миллиарды долларов, а его фестивали – кровавые «Краймконы» – прославляют убийц, в то время как семьи их жертв остаются у разбитого корыта».

Сразу по выходе заявления Криспина Лейка аналитики подсчитали, что с запуском Инферно и началом продаж визора «Тейя» «Паст-Крайм» получит 3,2 млрд долларов чистого дохода только за следующий календарный год.

Криспин Лейк основал «Паст-Крайм» в выгодный момент, когда давно зревшая МЕТА-Версал превратилась из диковины в полноценную виртуальную вселенную, которая быстро интегрировалась в общество. Ныне Терра+ обсуживает около двух миллиардов пользователей ежедневно, а ее годовой доход недавно превысил государственный бюджет Китая, обещая вскоре догнать бюджет США.

Однако в последние годы, когда число подписчиков на онлайн-сервисы компании резко возросло, посещаемость парка «Киллерленд» заметно упала из-за высокой стоимости горючего, практически разрушившей систему общественного транспорта и сдвига интересов пользователей с Терры– на Терру+. Лейк сказал, что собирается воспользоваться запуском сима Инферно, чтобы возродить интерес к парку.

«Двадцать пять тысяч счастливчиков из числа наших пользователей по всему миру, выбранных в случайном порядке, получат приз – полностью оплаченное путешествие в наш парк для личного присутствия на празднике, – объявил Лейк. – Прошлые несколько десятилетий человечество провело, будучи разрозненным и разобщенным. Праздничными мероприятиями в Терре+ и Терре– мы продемонстрируем, что преступление может свести нас вместе».

Права на симулятор Инферно были куплены «Паст-Краймом» у агентства «ИКРА», обладателя лицензий на сотни НО жертв и организаторов катастрофы. Единственным исключением является Кассандра Энн Уэст, вдова Харриса Уэста. Лейк сообщил, что несколько раз пытался заключить с ней договор на участие в симуляторе, но миссис Уэст, известная также как Красная Вдова, отклоняла все его предложения.

«Никто не знал Харриса Уэста лучше, чем женщина, разделившая с ним его жизнь и его дом, – говорит Лейк. – Надеюсь, однажды Кэсси Уэст поделится с миром своими знаниями о человеке, стоявшем за Инферно, что придаст еще большую достоверность нашему революционному симу».

Все десять лет, прошедших после катастрофы, Кассандра Уэст настаивала на невиновности мужа. До 19 июля 2037-м Уэст работала агентом по покупке прав в «ИКРЕ», но была уволена по соглашению сторон после вынесения ему посмертного приговора. Дать комментарии для этой статьи миссис Уэст отказалась.

Глава 3

2 июня 2047



На виртуальной церемонии в честь окончания учебного года в школе Эли Миллер присутствовало девяносто восемь кастов. И это было странно, поскольку в ее классе числилось девяносто девять учеников. Эли быстро поняла, что отсутствует каст Дэвида Гудвина, ее лучшего друга и единственного человека на втором году обучения, который ей по-настоящему нравился, хотя они никогда не встречались в оффлайне. Собственно, она не встречалась в оффлайне ни с одним из одноклассников. Тем не менее с Дэвидом они сразу подружились – точнее, подружились их касты, – и в его отсутствие она чувствовала себя брошенной и одинокой.

Раз в неделю Эли с Дэвидом встречались в виртуальном кинотеатре в Терре+ – точной копии старого «Мажестика» в Сан-Антонио. Лепные арки «Мажестика» и потолок-купол голубого цвета создавали впечатление, будто они смотрят кино, сидя на террасе роскошного особняка в Средиземноморье. Они неизменно выбирали черно-белые фильмы и пользовались бесплатной функцией кастомизированных скинов: Эли превращалась в Лорен Бэколл, Хамфри Богарта или Бетт Дейвис, а фаворитами Дэвида были Джеймс Дин, Марлен Дитрих и Кларк Гейбл. В старых фильмах было что-то чарующее: игра света и тени, преувеличенная значимость каждого жеста и прикосновения, проникнутых интимностью, взгляды, разбивавшие сердце. Эли говорила Дэвиду, что хотела бы, став взрослой, снимать такие же. Она мечтала вернуться в эпоху, когда жизнь проживали, а не смотрели на нее со стороны.

После кино Эли с Дэвидом отправлялись к ней в виртуальную комнату в Терре+, болтали о своих увлечениях, музыкальных группах, которые им нравились и которые казались переоцененными, о том, как им исполнится восемнадцать лет и они по закону получат контроль над своими кастами. Стены комнаты Эли были увешаны цифровыми копиями постеров ее любимых фильмов – «Психо», «Касабланка», «Мальтийский сокол». Оба они родились, когда мир уже мигрировал в Терру+, физические жесты и прикосновения сменились цифровыми, а интимность ощущалась не кожей, а тактилями. Старые фильмы позволяли им погрузиться в атмосферу, рассеявшуюся еще до их появления. Эли наслаждалась дружбой с Дэвидом и даже копила деньги, подрабатывая няней – то есть гуляя с кастами детишек по какому-нибудь виртуальному парку и присматривая, чтобы они не общались с разными подозрительными незнакомцами, – чтобы поехать и встретиться с ним лично.

Они познакомились четыре года назад, когда Дэвид перевелся из начальной школы Крайтона. Эли была интровертом, он – совсем наоборот, и удивительным образом их такие разные личности идеально совпали. Дэвид проявил инициативу, заставил Эли выйти из своей скорлупы, почувствовать себя нужной – с ним у нее было ощущение, что каждое ее слово, которому она, возможно, и не придавала значения, для него имеет большую важность. Она стала Дэвиду опорой, когда разводились его родители, а он держал ее за руку, пока она в слезах признавалась в неразделенной любви к Реджине Мур.

На этот день в школе включили отображение эмоций, так что ученики могли заливаться краской или плакать, прощаясь перед летом, на которое у них уже были запланированы виртуальные лагеря отдыха или подработки в Терре+. В течение учебного года отображение эмоций в школах Терры+ было запрещено. Иными словами, эмоции, которые ученики испытывали в Терре–, не транслировались на их касты.

Министерство образования считало, что запрет на отображение эмоций помогает в борьбе с буллингом. По его мнению, отсутствие реакции на травлю сводило ее на нет. Но у Эли было чувство, что она посещает школу с цифровыми манекенами. Дети ходили по виртуальным коридорам с наклеенными на лица широкими улыбками, даже когда проваливали контрольную по математике или когда их обзывал придурок Гаррисон Докинз. И ей всегда казалось странным в последний день занятий видеть их настоящие лица с красными глазами – словно манекены вдруг ожили.

Эли не испытала ни малейшей радости, когда желтая цифровая ленточка появилась у нее на лацкане бело-синего форменного пиджака. Ленточка означала успешное окончание учебного года, но Эли было плевать. Ее тревожило отсутствие Дэвида. Почему он пропустил церемонию? Допустим, заболел – но тогда он мог бы запрограммировать свой каст, чтобы тот просто посидел в зале. Однако Дэвид вообще не появился, а это означало одно – с ним что-то случилось.

Как только церемония закончилась. Эли отправила Дэвиду личное сообщение, спрашивая, все ли в порядке. Пару минут спустя она получила приглашение в приват. Это было странно. За все время их знакомства в приват Дэвид ее ни разу не приглашал. Похоже, все еще хуже, чем она думала.

Эли немедленно кликнула на ссылку. Она оказалась в пустой комнате с двумя стульями. На одном сидел каст Дэвида. Он был в футболке и в джинсах – не в школьной форме. А еще Дэвид плакал.

– Почему ты сегодня не был в школе? – спросила Эли. – Дэвид, ты меня пугаешь! Что случилось?

Дэвид встал, обнял Эли и уткнулся заплаканным лицом ей в плечо. Он был высокий и тощий, и через тактили она почувствовала его острые ключицы. Дэвид отстранился, и слезы на ее плече мгновенно высохли.

– Вчера был мой последний день в Вестбери, – сказал он. – Потому я и не пришел. Родители решили, мне будет легче перевестись, если я не пойду. Сказали, это как сорвать пластырь.

– Перевестись? Ты о чем? – воскликнула Эли.

– Родители меня переводят.

– Это не смешно, – нахмурилась она.

– Я и не шучу, – ответил Дэвид мрачно. – На прошлой неделе папаша Рейчел Ингерсол сказал остальным родителям на виртуальном собрании, что миссис Уитшоу рассказывает нам про Бостонский бунт две тысячи тридцать первого. В результате начался скандал с криками и упреками, а родители Деми Мэдисон даже вызвали ПТП. На следующий день пятьдесят родителей подписали петицию с требованием уволить миссис Уитшоу.

– Включая твоих, – сказала Эли.

Дэвид фыркнул.

– Мои родаки каждое воскресенье ходят в Виртуальную Церковь Посланника Божьего. Слушают проповеди Эрвина Доджсона.

– Это тот, который говорит, что давать людям выбор, какой каст им использовать, мужчины или женщины, это все равно что поклоняться дьяволу, только хуже?

– Он самый. Поэтому можешь себе представить, что мои родители думают насчет Бостонского бунта. Они до сих пор считают, что все это была инсценировка, а съемки подделаны. Вчера вечером они заявили, что ноги моей больше не будет в школе, где мне промывают мозги. Сказали, что я должен учиться там, где меня наставят на истинный путь. Поэтому они переводят нас с сестрой в Раш-Лимбо.

– Полное дерьмо, – возмутилась Эли. – Бунт был настоящий. Мы же своими глазами видели! Люди его транслировали вживую в Терру+.

– Я это знаю, и ты тоже. Но я несовершеннолетний, а это означает, что на перевод я никак повлиять не могу. Я говорил им, что не хочу переводиться, а они ответили, что в таком случае выкинут меня на улицу.

Эли почувствовала, как внутри нее нарастает всепоглощающая ярость. Закон об образовании от 2036 года давал родителям право полностью распоряжаться виртуальным обучением своих детей до восемнадцати лет. А это означало неограниченную власть над тем, какую школу и какую программу для них выбирать. Соответственно, если родитель был недоволен каким-то предметом, он мог поставить фаейрвол на материалы, которые считал недопустимыми. А если он не одобрял программу в целом, то имел право перевести каст ребенка в другую виртуальную школу без предварительного согласования.

К счастью, родители Эли позволили ей остаться в Вестбери. Очевидно, программа их не смущала. Вот только Эли не знала, вызвано это тем, что родители одобряют школу или им просто плевать. А теперь у нее забирали единственного человека, с которым она ощущала себя не такой одинокой.

– Когда мы в реальном мире – мы невидимки, – сказал Дэвид. Слезы скатывались по его лицу и исчезали, не достигнув пола. – А в Терре+ мы их марионетки.

– Даже не знаю, что хуже.

– Похоже, я узнаю – в следующем учебном году.

– Но как насчет нас? – спросила Эли. – Мы сможем общаться вне школы или нет? Мы еще столько фильмов не посмотрели!

Дэвид покосился на свои кроссовки.

– Не знаю. Не думаю. Мама говорит, они собираются запретить моему касту общаться с учениками Вестбери. Мол, они не хотят, чтобы на меня влияли.

– Они установят тебе фильтр?

– Типа того. В общем, я в полной жопе.

– А ты не можешь им помешать? Нанять адвоката? – спросила Эли.

Дэвид покачал головой.

– На адвоката нужны миллионы баксов. Так что я в жопе, пока мне не исполнится восемнадцать. По закону мои родители имеют право решать, с кем мой каст может взаимодействовать и к каким терминалам ему открыт доступ. То есть я должен жить так, как они хотят.

– Если они заблокируют тебе вход в «Мажестик», я приеду к тебе домой и заставлю их передумать.

– Пока что они изменили мне только школьные настройки. Они каждую свободную минуту сидят в симах «Паст-Крайма». Это настоящая зависимость. Когда мать прочла, что выйдет сим Инферно, она обрадовалась больше, чем узнав, что беременна моей сестрой.

– Кому ты говоришь! Мой отец уверен, что, живи он в тысяча восемьсот шестьдесят пятом, он не допустил бы убийства Линкольна.

Дэвид усмехнулся.

– В целом это меня устраивает. Чем меньше у них времени, тем мне проще. А то еще забанят мой каст на всех терминалах, кроме школьного!

У каждой школы, каждого офиса, каждого парка и концертного зала в Терре+ был свой терминал – точка входа для кастов. Чтобы посмотреть фильм, надо было купить билет, дающий твоему касту доступ к терминалу в виртуальном кинотеатре. То же самое для спортивной арены. Нет билета – нет терминала. Крупные виртуальные площадки, вроде парков развлечений, имели множество терминалов, чтобы кастам не приходилось часами висеть в зале ожидания.

Эли положила руки Дэвиду на плечи и сказала:

– Мы найдем способ это преодолеть. Обещаю.

– Но как?

– Я… я пока не знаю. Я имею в виду – ты же вывалил на меня все это каких-то десять секунд назад. Но разве я когда-нибудь сдавалась?

Дэвид улыбнулся.

– Нет. Ты как зубастые черепахи из виртуального зоопарка Сан-Диего. Ну те, которые разгрызают металл, а если вцепятся куда, то не отпускают, пока не разожмешь им челюсти монтировкой.

– Это твой комплимент?

– Знаешь, мне было бы легче, будь ты так себе подругой, – ответил Дэвид. – Тогда я просто сказал бы: «Не очень-то и жаль. С ней было неинтересно. И пахла она как-то странно… хотя Терра+ запахов не передает».

– Нам обоим не повезло, что я такая потрясающая, – Эли покаянно склонила голову. – Ну вот кому, скажи на милость, я бы еще жаловалась на то, что Реджина Мур понятия не имеет о моем существовании?

– Она много теряет, – сказал Дэвид. Помолчал секунду. Заглянул ей в глаза. – Я буду безумно по тебе скучать, Миллер. Ты уж постарайся не завести себе нового лучшего друга, пока мы с этим разбираемся.

– Не заведу, – ответила Эли серьезно. – Я тебя люблю. Мы что-нибудь придумаем.

– Я… – Дэвид испуганно оглянулся. – Черт! Они здесь.

– Кто?

– Мои родители. Мне нельзя…

И тут каст Дэвида пропал, оставив Эли одну в привате.

– Дэвид! – закричала она. – Дэвид!

Он не ответил, насильно вырванный из виртуала. И из ее жизни – до того, как они успели попрощаться.

* * *

С лицом, мокрым от слез, Эли сняла визор. Крепко сжав руки в кулаки, она заколотила ими по матрасу, распахнув рот в безмолвном крике. Нечестно, что родители Дэвида могут забрать его из школы за два года до окончания, лишив друзей, лишив собственной жизни и ни на секунду не задумавшись, каково это для него. Или для тех, кому он небезразличен. Она снова надела визор и открыла ссылку на приват Дэвида, но получила лишь сообщение «СЕССИЯ ЗАВЕРШЕНА».

Дэвид исчез. В мгновение ока она лишилась лучшего друга. Все вокруг – ладно, только взрослые – твердили, что Терра+ дает людям свободу. Позволяет делать множество вещей, недоступных в реальном мире. Но для подростков вроде Эли бескрайняя виртуальность была всего лишь цифровой тюрьмой.

До восемнадцати ей оставалось три года – целая вечность. Три года, в которые ее жизнь ей не принадлежит. И которая может в любой момент резко измениться – вот как сегодня. Ее могут силой толкнуть на путь, которого она не выбирала. Три года! С тем же успехом это могла быть вся жизнь. После того что случилось с Дэвидом, игнор со стороны собственных родителей казался ей чуть ли не благом.

Она до сих пор не привыкла к мгновенному переходу из людных классов и шумных коридоров школы в Терре+ к тишине своей спальни. И к одиночеству, которое испытывала там.

Эли Миллер родилась после печально знаменитой Адовой недели и не могла сказать, действительно ли виртуальные школы в точности воссоздают обстановку реальных, как утверждает Министерство. Она понимала, что это довольно странно – иметь лучшего друга, с которым они никогда не встречались вживую. Собственно, вот уже три месяца она не видела вживую ни одного подростка. Она покосилась на свою мятую футболку. Брюки были коротковаты для ее тонких длинных ног. В Терре+ она всегда выглядела безупречно. Ее каст носил идеально выглаженную школьную форму. Ее волосы всегда были тщательно причесаны, а на коже – ни единого пятнышка. Тем временем в реальности она буквально разваливалась на части.

Ее родители оба работали из дома, что, несмотря на их присутствие, лишь усиливало одиночество Эли. Ее отец, Алан, торчал у себя в кабинете с момента пробуждения до момента, когда ложился спать. Он всегда казался рассеянным и отстраненным. А в последние месяцы стало еще хуже. Эли почти его не видела, но знала, что даже по ночам он сидит за рабочим столом.

Мать Эли, Надин, вела виртуальные фитнес-тренировки в Терре+ и добилась определенного успеха, так что ей предложили быть амбассадором «Флекс-Летик». Ей платили за то, чтобы ее каст носил последние модели сексуальной спортивной формы. Время, остававшееся от тренировок, мать проводила в симуляторах «Паст-Крайма». Каждое воскресенье она встречалась с подругами в виртуальном салоне красоты, делала виртуальный маникюр и обсуждала, кого из жертв убил муж, какая любовница наверняка была замешана и где они могли закопать труп.

Ее родители больше почти не разговаривали. Она как будто жила с двумя незнакомцами. Когда ей исполнится восемнадцать, она сможет покинуть дом и оставить прошлую жизнь позади. Начать сначала. Увидеть Дэвида воочию. Познакомиться с девушкой. Поцеловаться. По-настоящему поцеловаться. Она хотела узнать, каково это – держать за руку человека, которого любишь. Делить с ним свои мечты. Делить свою жизнь – реальную жизнь.

Потом Эли услышала звук, которого не слышала уже очень давно. Стук в дверь.

– Хм… кто там? – спросила она, быстро вытирая с глаз слезы. На постели остались вмятины там, где она била по ней кулаками. Эли торопливо разгладила покрывало.

– Это папа, – раздался почти незнакомый голос с другой стороны. – Ты занята?

Она не помнила, когда отец в последний раз стучался к ней. Эли обвела комнату глазами: одежда убрана, постель заправлена, повсюду порядок. Вроде бы ругать ее не за что. Все имевшее для Эли хоть какую-то ценность хранилось в ее аккаунте в Терре+. Ее спальня выглядела так, будто туда только что вселились. Чистый лист, которому еще предстоит придать индивидуальные штрихи – вот только этого никогда не произойдет. Все, что ей принадлежало, все определявшее, что она за человек, существовало исключительно в виртуале.

– Нет, заходи, – отозвалась Эли. Отец медленно приоткрыл дверь и просунул голову в щель, словно рассчитывая увидеть нечто, отчего сразу смутится.

– Это па-а-апочка, – протянул он. Эли сидела молча. – Прости. Это цитата из одного старого фильма.

– «Сияние». Я знаю. Просто… немного странно, когда твой отец изображает убийцу. Вы с мамой слишком заигрались в «Паст-Крайм».

Он засмеялся, но и смех был странным – как будто отец вспомнил что-то несвязанное с замечанием Эли. Потом снова обратился к ней:

– Мы можем поговорить?

Эли кивнула, и отец вошел в комнату.

На нем был свитер с тремя дырками и драные тапочки, из которых торчали нитки. Эли с недоумением подумала, почему он не закажет себе новую пару или рубашку, которая не будет выглядеть как корм для моли. Его глаза казались стеклянными на фоне темных кругов, редеющие волосы растрепались, а пахло от отца как от старого ботинка. Интересно, он вообще когда-нибудь спит? А душ принимает? Казалось, отец совсем перестал следить за собой. Это встревожило Эли – и немного напугало.

Отец указал на ее кровать.

– Не против, если я присяду?

Она кивнула, сделав вид, что в его вопросе нет ничего необычного. Он сел, постаравшись не дотронуться до ее подушки. При этом отец негромко застонал, а усевшись, помассировал колено.

– Все в порядке? – спросила Эли.

– Просто старею. С каждым годом суставы скрипят все громче.

– Тебе надо больше двигаться. Ты по восемнадцать часов в день просиживаешь в рабочем кресле, – сказала она. – Ты принимаешь витамин D?

– Иногда. Но чаще забываю.

– «Иногда» недостаточно, пап. Врач сказал, он тебе нужен. Всем нам. Я принимаю по две таблетки в день.

Когда Эли было полтора года, у нее диагностировали рахит. Он часто встречался у ее ровесников – люди больше не выходили из дома и, соответственно, получали не больше витамина D, чем медведь в спячке. Несмотря на прием таблеток, уровень витамина D в ее организме оставался низким. Приходилось целый день держать включенной комнатную ультрафиолетовую лампу. Виртуальное обучение должно было защищать детей от инфекций, но теперь им требовались таблетки и медтехника для борьбы с последствиями этого самого виртуального обучения.

Она не знала, как вести себя с отцом. В последние несколько лет они почти не общались. Он проводил минимум шестнадцать часов в день в Терре+. Отец был бухгалтером. Какой бухгалтер работает так много? Эли хотелось бы знать, чем занимается отец, и в то же время она боялась этого знания. Он перестал ухаживать за собой. Вечно ходил в грязной одежде и мылся, кажется, только пару раз в неделю, а если и ел, то какой-нибудь тост или завалявшийся кусок пиццы, которую дрон доставил несколько дней назад и которая успела заплесневеть в холодильнике. Ему как будто было плевать на себя. И это пугало.

– Так в чем дело, пап? Тебе что-то нужно?

– Ты совсем не украсила свою комнату, – заметил он, игнорируя ее вопрос. – Когда я был в твоем возрасте, у меня все стены были в плакатах. И в фотографиях друзей. Я и призы получал, а потом выставлял на стеллаже. Ты можешь в это поверить?

– Призы за что? Как самый модный парень в школе?

Отец снова рассмеялся, и Эли невольно улыбнулась. Она не помнила, когда в последний раз в их доме звучал смех.

– Веришь или нет, но в те времена я и правда был стильный, – вздохнул отец. – Как дела в школе? С кем общаешься?

Его вопросы были странными. Поверхностными. Такие задают чужим, а не собственной плоти и крови, живущей с тобой под одной крышей. С одной стороны, Эли было приятно, что отец наконец проявил к ней интерес. С другой, это было на него непохоже. Эли не могла понять, куда он клонит.

– Общалась с моим другом Дэвидом, но теперь родители его переводят, – сказала она. – Считают, что в Вестбери его зомбируют, представляешь? Это ужасно несправедливо. Нас наказывают ни за что. Дети должны иметь контроль над своими кастами!

– Да, здорово, – невпопад ответил отец.

– Ты вообще слышал, что я сказала?

– Нет. Прости. Что? Твой друг собирается стать врачом?

– Пап, с тобой все в порядке? – прищурилась Эли. Отец рассеянно уставился в окно и не ответил. – Терра – папе. Прием. С. Тобой. Все. В. Порядке?

Его лицо стало растерянным, как будто он на мгновение забыл, что находится у нее в комнате. Потом рот отца растянулся в мечтательной улыбке, и Эли немного успокоилась. Но ненадолго. Пока он не заговорил.

– Я в норме, – сказал он. – Даже более чем. У меня появились новые друзья.

Он произнес это восторженным тоном, каким Дэвид Гудвин рассказывал про звезду реслинга Тайруса Джонса.

Эли приподняла брови.

– Новые… друзья? Откуда? Ты же не выходишь из дому.

– У нас… Скажем – у нас свой коллектив. В Терре+, – объяснил он. – Да, коллектив единомышленников.

– Коллектив единомышленников? Звучит как секта.

– Это не секта, – отрезал отец гневно. – Мы – люди, обеспокоенные тем, как изменился наш мир. Причем не к лучшему. Эта группа… она на многое открыла мне глаза, Эли.

– А мама знает про этих твоих… друзей?

На мгновение его улыбка исчезла, а когда он заговорил, слова посыпались резко и отрывисто.

– Нет. Твоя мать не знает. И я надеюсь, это останется между нами, пока не придет время.

– Пока не придет время? А откуда я узнаю, что оно пришло?

Отец опять улыбнулся и сказал:

– Поверь мне, узнаешь. И еще. Что бы ни произошло, я всегда буду тебя любить, дочь.

– Что бы ни произошло? Пап, ты меня пугаешь. Что с тобой такое? Кто эти люди?

Отец взял ее руку в свои и легонько сжал.

– Три-шесть-пять-два наступает. Он поручил мне миссию. После того как я ее исполню, ты меня больше не увидишь.

– Миссию? Три-шесть что? Кто это он? Почему я тебя не увижу? Ты куда-то уезжаешь?

– У меня есть призвание, Эли. Мое второе призвание в жизни. Первое – быть отцом. Второе – это. Когда моя миссия будет выполнена, загорится огонь. Но ты должна знать – что бы я ни сделал, я делаю это на благо человечества.

Эли поглядела на отца, а потом разразилась хохотом.

– Я поняла. Ты шутишь. На благо человечества! Ты чуть меня не провел. Надо же, у тебя появилось чувство юмора! Лучше поздно, чем никогда.

Однако лоб ее отца блестел от пота, а в глазах стояла грусть, как будто им и правда суждено было навеки расстаться. Эли поняла, что отец говорит серьезно.

– Прошу, прекрати! – взмолилась она. – Ты нездоров, пап. Тебе лучше поговорить с мамой. Тебе нужна помощь.