– Дурак и трус, – сказала она, – жалкий и никчемный.

– Но он отличный боец. Ты его ненавидишь и всегда ненавидела. – Граф прищурился. – Мы могли бы его убить.

Гауз спрыгнула с кровати и поцеловала его.

– Иногда я в самом деле тебя люблю. Но нет. Ради всех темных сил, муж мой, ты представляешь, что произойдет, если он умрет сейчас?

– Война? Хаос? Нам ничего не грозит. Даже проще будет строить собственное королевство. Если Габриэлю можно доверять. – По голосу было слышно, что он не склонен доверять кому-либо вообще.

Она нахмурилась.

– Если он не хочет участвовать в твоих злобных заговорах, это еще не значит, что мы не можем его использовать. Послушай, моя госпожа. Всю жизнь мы шли рука об руку и хранили свои секреты. Я этим доволен. Король глуп и грозит мне войной. Если он умрет…

– Галлейцы займут его место. Они используются девочку… королеву как заложницу, и их сразу же станет слишком много. – Она накинула тяжелый халат шерстяного бархата на голое тело и велела принести еще вина.

– Шпионы говорят, что у галлейцев тоже есть проблемы, – сказал он. – Давай просто убьем его.

Гауз разозлилась:

– Нет.

– Потому что ты уже задумала что-то.

– Да, – выплюнула она.

Он рассмеялся:

– А мне остается только сражаться с гребаным волшебником.

– Даже этого не остается. Он слишком сильный маг. И у него есть своя армия. Выжидай. Охраняй замок, и он займется другими делами. Он обзавелся двумя могущественными врагами, и его время быстро уходит.

Граф вздохнул:

– Женщина, я не твой инструмент. Не в большей степени, чем ты – мой. «Выжидай» – плохое слово. Начинается весна.

– И приближается волшебник. Нам понадобится вся наша сила, чтобы сдерживать его до прихода нашего сына.

Граф поджал губы и потер подбородок ладонью:

– Значит, даже так? Война будет здесь?

Она тонко улыбнулась.

– Господи, женщина, я твой муж, и вместе мы совершили сотню преступлений. Скажи мне, что ты хочешь сделать.

Она потянулась вперед, глядя ему в глаза. Она наклонялась все ближе и ближе, а потом высунула заостренный язычок, как кошка, и лизнула его в губы.

– Я рассказала бы, – прошептала она, – но это испортит сюрприз.

Позднее, пока сорок рыцарей тренировались наносить удары по столбам, а пехотинцы занимались с копьями, она посмотрела на королеву через шар из горного хрусталя. Насколько ей было известно, кристаллу сравнялось не меньше трех тысяч лет. А может, и все пятнадцать. Некоторые вещи находились за пределами ее умений. В другие она даже не могла поверить. Она подозревала, что шар изготовила какая-то совершенно чуждая сущность, потому что, стоило Гауз немного отвлечься, она слышала лишенные ритма песни его создателей. И видела их – мутных слизистых призраков, скользивших под землей.

Но она много раз овладевала кристаллом, направляла его на юг и восток, пока не обнаружила королеву, сидевшую в глубоком подземелье.

Гауз скучала по своему младшему сыну Анеасу. Без него ей не с кем было обсуждать заговоры. Он все еще торчал где-то под Альбинкирком с армией. Странствующий рыцарь. Она следила за ним через кристалл – Анеас сражался, флиртовал с девушкой. Девушка и ее мать казались знакомыми. Она была миленькая…

Гауз возложила руку на шар и направила его собственной волей. Она увидела женщину с жидкими волосами, которая постоянно шевелила губами. Гауз смотрела на нее очень долго, пытаясь понять, сошла ли женщина с ума или просто колдует. Распознать это было сложно.

Если ее брат собирался убить собственную жену, Гауз не пришлось бы творить сложное заклинание, над которым она трудилась восемь месяцев. Герметическая защита юной королевы была очень крепка, почти непроницаема. Ее наверняка учил Гармодий. Гауз знала, что уничтожить нерожденного ребенка она сможет только очень сильным и одновременно очень точным ударом. Второго шанса не будет. Но если король сам ее казнит, Гауз это вполне устроит. Поверить сплетням об измене жены… какой дурак.

Она улыбнулась. Месть выходила идеальной. И прекрасно сочеталась с остальными ее планами. Ведь что было сказано в пророчестве? «Сын короля будет править всеми сферами…»

Сердце Гауз забилось в предвкушении. Она обратит действия короля против него самого, отнимет у него законного сына, и ее собственная жертва станет… бесценной. Но все же у нее оставались какие-то чувства к королеве. Когда она была юна и красива, Гауз не ощущала ничего, кроме ревности и злости. Но теперь, глядя на опущенную голову, грязное платье, груз предательства и скорби на узких плечах…

– Мне жаль твоего ребенка, – вслух сказала Гауз, – но я все равно отомщу.

При мысли о младенцах она вспомнила, откуда они берутся, и передвинула шар, разглядывая поля. Добавила одно заклинание, потом другое. Увиденное ее удивило. Брат королевы ехал по полям Альбина. Ей это показалось странным – она ожидала найти его под Харндоном. Гауз сдвинула следящее заклинание на север, еще дальше на север и нашла свою цель. Посмотрела на сыновей. Гэвин походил на хорошенького дьявола, а Габриэль – на архангела в загуле. Она улыбнулась.

И увидела монахиню. Сестру Амицию.

Гауз строила предположения насчет монахини со дня первой встречи. Она одобрила эту женщину. Ей нравился ее здравый смысл, ширина бедер, чувство юмора. Габриэлю нужна была благородная жена, которая выносила бы ему сына. И со временем стала бы королевой. Монахиня на эту роль не подходила. Но она смогла бы стать хорошим союзником, хорошей любовницей и хорошим инструментом. И она обладала силой – мощной, глубокой, послушной силой, которая возникла почти что у Гауз на глазах.

– Ты похожа на меня, – сказала Гауз.

Осознавая существующую связь между ними, она наложила очень легкое заклинание, какое могла бы наложить на саму себя. Она уже делала такое раньше, чтобы превратить жуткое в приемлемое. И теперь она тщательно творила заклинание посредством шара. Она увидела, как оно попало в намеченную жертву, – так лучник видит, как летит стрела.

Гауз улыбнулась.



В сотне лиг на северо-запад от Тикондаги Шип стоял в своем месте силы и наблюдал за Гауз в пространстве между разведенными руками. Сейчас он выглядел не человеком, а камнем – каменные диски, завитки и пружины были связаны между собой хрящами и мышцами, добытыми из разных мест. Теперь в распоряжении Шипа был весь бестиарий мира. Он использовал его с изяществом и даже некоторой мрачной элегантностью.

Шип достиг нового уровня знания о сдвигах бытия в своей реальности, научился творить их и теперь мог дополнить свою магию заклинанием немыслимой сложности, которое будет постоянно следить за его телом и менять его, как того потребуют обстоятельства, даже если он сам будет заниматься чем-то еще. Таким образом он создал себе каменное тело и научил его двигаться. Это требовало постоянного расхода силы, но зато делало его почти неуязвимым.

Он разработал несколько вариантов тел и умел даже становиться чистой энергией и дымом, но в таком виде был слишком уязвимым.

Сейчас он не думал обо всем этом. Он держал каменные руки на весу, не прилагая усилий, и глядел, как Гауз творит колдовство. Заметив, что она смотрит на королеву, он встревожился – сотни дней и ночей он наблюдал, как та плетет свои чары. Шип сплел свои в ответ. Все его планы опирались на Гауз. Это его восхищало и одновременно раздражало его учителя.

И это ему нравилось. Шип устал быть инструментом Эша. Он постоянно исследовал черноту у себя в голове. Очень много времени тратил на попытки восстановить нечто, чего, по его ощущениям, не хватало в его мыслях. Осторожно пробовал прятать что-то от черноты.

Он снова понял, как сильно ненавидит мотыльков. И начал сомневаться.

Союзники и подручные не способны оценить иронию ситуации, доступную старшему волшебнику. Шип и Эш зашли в неловкий и неприятный тупик.

Союзник Шипа собрал армию рабов и профессиональных солдат, взял жалкое подкрепление, полученное из Галле, и шел к озеру над Тикондагой. Слуги Шипа – и в их числе Кевин Орли – присоединились к армии Черного Рыцаря.

Шип двинулся к ним, завершив приготовления. Семьдесят лиг дикой местности он пересек в мгновение ока. Он научился ходить путем змеев, делая дыру в реальности. Он узнал столько всего, что порой боялся, что в нужный момент не сможет собрать все свои силы и применить их.

Так или иначе, он появился в лагере галлейской армии в тот день, когда и собирался.

Если сэр Хартмут и испугался, увидев огромного каменного голема из свитых друг с другом спиралей перед своим черным шелковым шатром, он не показал этого. Просто кивнул своему оруженосцу:

– Вина. И длинную ложку.

Шип мог бы засмеяться, но почти все человеческое в нем уже умерло, осталось только честолюбие, да еще жажда знаний.

– Я здесь, – произнес он глубоким, грозным, потусторонним голосом. Говорил он с легким акцентом, напоминающим о северном Хуране.

– Тогда мы можем выступать к Тикондаге, – сказал сэр Хартмут. – Патрули графа найдут нас, это только лишь вопрос времени.

Шип не дрогнул:

– Он тебя не найдет.

Сэр Хартмут оглянулся и поманил к себе де Марша. Взял вино у своего оруженосца и отдал следующий приказ:

– Приведи сэра Кевина.

– Сэр Кевин, – усмехнулся Шип.

Сэр Хартмут улыбнулся:

– Я позволил себе посвятить его в рыцари. И обеспечить его доспехом, которого ты ему не дал.

Шип придумал несколько вариантов ответа. Желание сэра Хартмута манипулировать наследником Орли было очевидно. Но тут Шип понял, что, как все чаще случалось, он вовсе не видит смысла отвечать.

Сэр Хартмут не стал делать вид, что будет держать военный совет. Собрав всех лидеров, он только спросил:

– Когда выдвигаемся?

– Когда я скажу, – ответил Шип.

– Я дважды посылал разведчиков в Тикондагу, – сообщил сэр Хартмут. – Даже при наличии требушетов и твоей магии крепость так просто не сдастся. На нее все лето уйдет.

Выдвинутая челюсть намекала, что сэр Хартмут тревожится. Это чувство он показывал редко.

«Он боится слухов, которые доходят из Галле, – подумал Шип. – Что ж, имеет право. Но его сила, его солдаты и его талант останутся у меня на службе». Ирония громоздилась на иронию. Шип начал понимать сложные заговоры Эша и замечать его злорадство и жестокий юмор.

Шип полагал, что злорадство и юмор могут оказаться слабыми местами его хозяина. Но он старался прятать эту мысль под несколькими слоями других. Если она все же приходила ему в голову против воли, он тут же загонял ее в лабиринты ложного анализа.

– Нет, – сказал Шип, заглушая голоса в своей голове. – Нет. Осада продлится недолго.

Сэр Хартмут поклонился Кевину Орли, который в ответ преклонил колено, как галлеец. Шип мысленно нахмурился, видя, как его творение подчиняется обычному человеку.

Сэр Хартмут был в полном доспехе. Черная ухоженная сталь сверкала маслом. Кевин Орли дополнял его – доспех из очень простой стали тоже был тщательно смазан.

Орли держался совсем не так, как раньше. Шип внимательно следил за ним. Время для мастера герметических искусств текло иначе, чем для обычного смертного, но все же Шипу показалось, что Кевин Орли пережил больше него самого.

– Ты научился чему-то новому, – заметил Шип.

– Я начал учиться дисциплине.

Сэр Хартмут позволил себе улыбнуться.

– В качестве капитана? – спросил Шип.

– Я могу командовать другими, только если научусь командовать собой, – сказал Орли.

– Ты стал рыцарем.

– Мне была оказана такая честь, – ровным голосом проговорил Орли.

– Меня об этом не просили, – сказал Шип.

Сэр Хартмут нахмурился:

– Это традиция. Перед началом большого похода положено посвящать в рыцари.

Он не шевельнулся, не коснулся лица, не поморщился, не моргнул, как сделал бы более слабый человек. Шипа зачаровывал этот воин, который добровольно отказался почти от всего человеческого, но все же не обрел силу. Тайна. Вооруженная магическим мечом невиданной мощи.

Шип повернулся. Тело сопротивлялось движению, но он подсознательно творил магию, заставляющую камни менять форму, плавно перетекая в другое положение.

– А вы, де Марш? Вы теперь тоже рыцарь?

Де Марш начал жизнь матросом и дослужился до капитана. Он был торговцем, судовладельцем, доверенным слугой своего короля. Но рыцарем не был.

Странствующий купец отвел глаза.

– Де Марш отказался от этой чести. Он ведет себя недостойно, – заявил сэр Хартмут, на мгновение показав свои истинные чувства. Шип видел, что он гневается.

Даже Шип на пике своей силы, приблизившийся к цели, ощутил нечто похожее на облегчение, увидев, что сэр Хартмут остался человеком в достаточной степени, чтобы гневаться. И что отказ де Марша его ранил.

Шип подозревал, что отказ де Марша будет стоить тому всего: жизни, репутации, чести, семьи. Сэр Хартмут не был похож на человека, довольствующегося малой местью. Но подобные мелочи Шипа больше не волновали. С каждым днем он все лучше узнавал великие силы. Он рос и развивался, и ему не хватало времени – или энергии – замечать мелкие дела. Большая магия требовала полной отдачи. Она не оставляла времени на месть.

Мелкую месть.

– Скажи, когда мы выступаем? – снова спросил сэр Хартмут.

– Через два дня мы соберем все свои силы, – ответил Шип. – Возможно, сэссаги отправят к нам свои сотни, а может быть, и нет. Так или иначе, через два, много – три дня мы дождемся последних человеческих солдат. Но у меня есть другие союзники, другие рабы и другие пути нападения.

– И другие враги, – заметил сэр Хартмут.

Шип развернулся обратно к Черному Рыцарю:

– Другие враги?

– Медведи, – сказал сэр Хартмут. – Сэр Кевин говорил, что медведи выступят против тебя.

– У нас будет двадцать тысяч боглинов. И десять тысяч человек. И сотни других существ. – Взгляд черных каменных глаз скользнул по людям. – Мы сокрушим медведей, если они будут так глупы, что полезут на нас. Или же мы можем не обращать внимания и покорить их позже.

– Ты не ответил на вопрос, – сказал сэр Хартмут.

«В конце концов мне придется от тебя избавиться. От тебя, Орли и прочих. Вы слишком жадны. Возможно, я сделаю своим союзником де Марша».

– Мы выступим через два дня. Мы соединимся со своими союзниками с севера по пути. Я прикрою нас облаком неведения, и мы подкрадемся к Тикондаге настолько близко, насколько позволят мои силы.

– А когда мы ударим? – настаивал сэр Хартмут. – До Пасхи остался один день.

Де Марш заговорил в первый раз:

– Лед еще не сошел с озер, а в лесах лежит снег, – он не смотрел на Шипа, – никто из наших людей не захочет туда идти. Пусть люди мирно отпразднуют Пасху.

Просьбы в его голосе не было.

Сэр Хартмут засмеялся:

– Я не научился бы выигрывать войны, если бы поступал так, как проще.

– Люди погибнут в лесах, – сказал де Марш.

– Это не имеет значения ни для меня, ни для тебя, ни для господина Шипа.

– У нас не хватит снегоступов для всех матросов и пехотинцев, – заметил де Марш.

– Они понадобятся только разведчикам, – возразил сэр Хартмут.

Де Марш бросил взгляд на Шипа.

– Может быть, волшебник растопит снег на дороге?

– Нет. Хуранские пленники – те, что не покорятся, – пойдут впереди, – сэр Хартмут махнул закованной в железо рукой, – и утопчут снег. А также срубят деревья и настелют дорогу до западного берега озера.

Де Марш набрал воздуха в грудь:

– А где будет их лагерь? Рядом с нашими людьми?

Сэр Хартмут покачал головой:

– Лагерь? Они будут работать, пока не сдохнут. А потом мы пошлем вперед следующих. Они не христиане. Не подданные моего короля. Они даже не люди. Пусть умирают.

– Ты пошлешь на смерть три тысячи женщин и детей, чтобы они выстроили дорогу для армии? – вопросил де Марш.

– Они пошли против меня, – сказал сэр Хартмут, – пусть расплачиваются. Таков закон войны.

Де Марш переводил взгляд с сэра Хартмута на Шипа и обратно.

– Не могу сказать, кто из вас двоих хуже. Я пойду вместе с бедными дикарями, которых вы гоните на смерть. Я не смогу жить, глядя на то, что вы творите.

– Не будь сентиментальным ослом, – отрезал сэр Хартмут.

– Я человек, – отозвался де Марш. Тон его говорил то, чего не сказали слова.

Даже Шип почувствовал легкий укол гнева.

– Мы заняты такой глобальной операцией, что ты не способен ее даже вообразить, – сказал Шип. – Мои силы уже на юге Альбинкирка, удерживают там наших врагов. Парой человек больше или меньше…

– Я благодарен Господу за то, что не в силах вообразить ваши деяния. – С этими словами де Марш резко развернулся и ушел.

Сэр Хартмут велел оруженосцу:

– Задержи его. Избей до полусмерти и свяжи. Матросы не должны этого увидеть.

Оруженосец побежал по снегу, а сэр Хартмут повернулся к Шипу:

– Он стал дурнем. Но если я позволю ему сделаться еще и мучеником, его моряки будут для нас потеряны. Они не станут сражаться, а они лучше всех моих солдат.

Шип устал от всего этого и от мелких человеческих ссор.

– Два дня, – сказал он.

– Два дня, – кивнул сэр Хартмут.



Сэр Джон Крейфорд проснулся в странном месте. Он не сразу понял, где находится. Потолок был белый, с роскошными старыми балками, покрытыми резьбой в виде сотен переплетенных драконьих хвостов. Трещины между балок затянула паутина.

Два узких окна прикрывали тяжелые дубовые ставни, почти не пропускавшие света. В крестообразные прорези в ставнях можно было стрелять из лука или арбалета.

Глядя на окна, он вспомнил, где он. Рядом с ним лежала обнаженная Хелевайз. Она не спала.

– Я храпел? – спросил он.

Она засмеялась:

– Только во сне.

– Ты собиралась выгнать меня, когда мы закончим, – улыбнулся он.

– Я уже старая, – улыбнулась она в ответ, – и к тому же до сих пор не уверена, что мы закончили.

Она закинула на него ногу, и они поцеловались, ощущая тепло и запах честного утреннего поцелуя, говорящего о проведенной вместе ночи.

Мгновенно возбудившись, сэр Джон усмехнулся:

– Вчера ты задула свечу.

– Не всем мужчинам нравятся обвисшие груди и раздавшиеся бедра, – прошептала она.

– Почему женщины настолько жестоки к себе?

– Мы учимся этому у своих любовников.

Впрочем, его возбуждение убеждало ее лучше всяких комплиментов.

Они снова сыграли эту вечную мелодию, как играли ее вчера ночью, хотя на этот раз сэр Джон обращал больше внимания на скрип кровати – в конце концов он стал двигаться очень осторожно. Но они так хорошо подходили друг другу; женщина издала звук, напоминающий то ли мяуканье кошки, то ли кашель леопарда – странный, совсем не женственный.

А потом рассмеялась:

– Подумать только, поддаться похоти в моем возрасте.

– Ты исповедуешься в этом маленькой монашке?

– А это тебя смутит, храбрый рыцарь? – парировала она. Положила ладонь ему на грудь и надавила. – Думаешь, хоть одна женщина в этом доме не знает, где ты провел ночь? В доме, где женщин двадцать, ничего не скрыть.

Сэр Джон смутился:

– Я полагал…

Хелевайз встала и открыла ставни.

– Вы на мне женитесь, сэр Джон?

Сэр Джон посмотрел на нее, залитую солнечным светом, и подумал, что никогда не видел такой красоты.

– Я буду счастлив на вас жениться.

– А остальные ваши жены? – спросила Хелевайз.

Это была шутка, но все же не совсем.

– У меня нет больше любовниц. Разве что лет десять назад кто-то порой согревал мне постель.

– Десять лет? – Она уже надела платье. – Неудивительно, что вы находите меня красивой.

Она вышла из-за ширмы:

– Я серьезно, сэр Джон. Я не легкомысленна в любви, и у меня есть дочь, которая к вечерне узнает, чем занималась ее мать ночью. Мы должны заключить помолвку – или больше не приходите в мою спальню.

Она тряхнула волосами и странно посмотрела на сэра Джона.

– Моя дочь кокетничает с младшим братом Красного Рыцаря. Вы об этом знаете? Если я вас обманываю…

– Хочу заметить, миледи, что я вас не заставлял. – Сэр Джон сел.

– Нет. Я просто похотливая смертная женщина, какой меня и создал Господь, – Хелевайз потянулась, – но я не хочу, чтобы моя дочь стала потаскухой из-за недопонимания.

Сэр Джон встал – голый, почти седой – и поцеловал ее.

– Эй, леди. Не нужно угроз и предупреждений. – Он опустился на колено. – Я прошу вас выйти за меня замуж.

Она улыбнулась:

– Джон… – и наклонилась поцеловать его.

Платье она не застегивала, и он почувствовал сильный запах ее тела.

– Эй, я старик и могу и умереть так.

– Старый конь борозды не испортит, – прошептала она.

– Ты сама это сказала, – пробормотал он.



Позже, одевшись и взяв оружие, он вышел во двор, к сопровождавшим его рыцарям и оруженосцам из отдаленных районов Джарсея. Девушки поместья были заняты стиркой, которая непременно требовала их присутствия здесь. Он довольно улыбался, как улыбаются люди, когда все на свете хорошо, но с удивлением отметил, что многие рыцари помоложе не смотрят ему в глаза.

Его оруженосец, Джейми Хоек, уже оседлал огромного огня и все приготовил в точности так, как любил сэр Джон. Из неуклюжего недоросля, который почти ничего не знал об оружии и совсем ничего – о лошадях, Джейми вырос в высокого приятного юношу, и его все любили. Лучшего оруженосца и пожелать было нельзя. Он вел себя тихо, работал усердно и обучился всему, что может потребоваться оруженосцу: управляться с хозяйством, чинить, чистить, мастерить замены. Он умел шить. Умел даже вышивать. Мог выправить вмятину на шлеме.

Мог убить боглина, прикрывая господину спину.

– Капитан, насколько мы понимаем, мы можем принести вам поздравления, – поклонился Джейми.

Сэр Джон поклонился в ответ:

– Вы совершенно правы, господа. Мы с леди Хелевайз обвенчаемся в середине лета.

Теперь все снова смотрели ему в глаза и жали руки, а он подумал: «Какие милые мальчики. Мы были куда хуже». У него ушло несколько дней на то, чтобы найти путь к сердцу сэра Анеаса, очень холодного молодого человека, но его влюбленность в Филиппу, дочь Хелевайз, была очаровательна.

Возлюбленная поднесла младшему Мурьену кубок.

– По-моему, это ужасно, – заявила она, – в возрасте моей матери!

У Анеаса Мурьена мать была совсем другая.

– По-моему, это великолепно, – отозвался он.

– Правда? – удивилась Филиппа.

Они так долго смотрели друг на друга, что остальные рыцари захихикали, а сэру Джону пришлось громко кашлянуть.

Задолго до того, как солнце достигло зенита, сэр Джон вывел свой отряд из отремонтированных ворот поместья, они прошли мимо нового амбара, который каменщики только что сложили. Было достаточно тепло, чтобы копать ямы под фундаменты, и новые каменные амбары росли к западу и к югу от Альбинкирка взамен деревянных, сгоревших в прошлом году.

Отряд двигался на север по сельской дороге, миновал две ревущих, полноводных реки, тщательно обследуя путь перед собой и не боясь промокнуть. Дюжина охотников ехала впереди, изучая все следы на дороге – точнее, на глинистом месиве, в которое превращалась любая дорога в это время года.

Миновал полдень. Пели птицы, везде цвели весенние цветы, и сэр Джон, который почти не удосужился поспать прошлой ночью, начал это ощущать. Он хотел сказать Джейми, что неплохо бы отдохнуть, но тут увидел, что один из охотников возвращается по обочине, где земля была тверже. Ехал он рысью, а на совсем твердых участках пускал лошадь галопом.

Сэр Джон слишком много раз сталкивался с Дикими.

– Надеть шлемы и рукавицы! – гаркнул он. – Затянуть доспехи!

Большинство южан уже научилось не снимать стальных рукавиц в дороге, но мало кто ездил в шлеме.

Оруженосцы и пажи протягивали господам пятнадцатифутовые копья с наконечниками из твердой стали.

– Вперед! – крикнул сэр Джон, на время забыв про усталость. Он повел колонну вдоль дороги, по одному, как будто приглашая засаду ударить. При этом он видел, что его собственные разведчики едут по яблочному саду с другой стороны стены.

Он встретил охотника на углу древней стены.

– Боглины, – выдохнул тот.

– Далеко? Днем?

– Сам видел. Там, за амбаром.

Сэр Джон посмотрел из-под руки.

– Много. Полсотни, не меньше. Отдыхают. Ну, чтоб надкрылья просохли, – объяснил охотник.

– Мать твою, – буркнул сэр Джон, повернулся в седле и сказал лорду Уимарку: – Возьми оруженосцев и очисти склон. До самого ручья за амбаром. Ты же знаешь эту землю?

Лорд Уимарк кивнул. После смерти своего господина он погрузился в себя. Глаза у него запали, под ними пролегли темные круги, но все же он постоянно был настороже.

– Есть, капитан.

– Если вы захватите их врасплох, спешивайтесь и сдерживайте. Не подпускайте их к лошадям. – Сэр Джон кивнул оруженосцам. – Джейми, ты со мной. Остальные едут вместе с лордом Уимарком.

Когда он пустил коня по грязи, его ноздрей достиг запах травы и молодой земли, напомнив о Хелевайз, ее груди…

Он вспыхнул и постарался сосредоточиться на теплом дне и усталом коне. Слева от него лорд Уимарк привстал в стременах. Кончик копья качнулся. На склоне холма что-то виднелось.

Взрыв, похожий на молнию. На шаровую молнию.

Потом вдали что-то щелкнуло, и один оруженосец вместе с лошадью в мгновение ока обратился обгоревшей горой плоти.

– Святой Георгий… – прошептал рыцарь за спиной.

Сэр Джон колебался одно мгновение – он не знал, что его ждет, но понимал так же твердо, как свою грешную природу, что попытки обдумать это будут стоить ему людей и лошадей. Он вспомнил о своей возлюбленной и рассмеялся вслух, потому что от этой мысли его тело повело себя так, как будто ему было пятнадцать лет и он впервые увидел женскую грудь.

– Вперед! – проревел сэр Джон.

Десять его копий, лишившиеся оруженосцев, по одному объехали угол высокой каменной стены и увидели склон холма, похожий на лоскутное одеяло из зеленых и бурых полей, раскинувшихся на целую милю и окруженных широкой каймой деревьев, которые росли на гребне холма, как волосы на макушке лысеющего мужчины.

На расстоянии полета стрелы виднелась стая бесят. Сэр Джон раньше с ними не встречался, но один из оруженосцев Красного Рыцаря, Адриан Голдсмит, неплохо рисовал и изобразил мерзких созданий, похожих на адских гончих, во всех подробностях. В войске говорили, что они такие же быстрые, как все Дикие, и охотятся на лошадей. Пока он смотрел, жуткие твари развернулись, как стая птиц, и понеслись навстречу по свежевспаханному полю.

У сэра Джона за спиной стояли десять рыцарей, десять лучников и десять пажей. Поле было топким, земля отяжелела от талого снега и весеннего дождя, почернела и блестела под солнцем. Вдоль дороги шла узкая канава. За спинами рыцарей высилась каменная стена, окружавшая чей-то яблоневый сад. Стена слишком высокая для лошади со всадником.

Он отдал приказ еще до того, как сам осознал его.

– Спешиться! – заорал он. – Лошадей назад, на ферму. Рори! – позвал он старшего пажа, который был бледен, как простыня.

Сэр Джон соскользнул с седла, а бесята мчались на них со скоростью болта, выпущенного из арбалета. Даже когда его ноги коснулись земли и он сорвал с луки седла боевой молот, он не знал, верное ли решение принял. Если они доберутся до лошадей раньше…

– Ко мне! – крикнул он. – Ко мне! Лучники во втором ряду!

Все происходило медленно, как во сне. Но Господь оказался милосерден. Жидкая грязь затрудняла продвижение жутких бесят. Но они катились по полю настоящей волной, и их становилось все больше – из-за деревьев постоянно выбегали новые.

– Дайте нам воткнуть перед вами три стрелы, – попросил лучник сзади.

Рори только что схватил Искандера под уздцы и тянул его назад. Конь закатывал глаза и искал, кого бы убить. Сэр Джон на прощание шлепнул его по крупу и отошел.

– Три стрелы! – крикнул главный лучник остальным.

До бесят оставалась сотня ярдов. Они покрыли землю как будто бледно- зеленым ковром зубов и мышц. Их было сотен пять, не меньше.

– Стреляйте! – крикнул лучник.

– Стреляйте!

– Стреляйте!

Стрелы воткнулись во множество тел. Бесята все еще были довольно далеко.

– Продолжайте стрелять, – сказал сэр Джон. – Рори, приведи помощь с фермы.

Рори, сидевший на Искандере, отсалютовал господину.

«Пусть нас кто-нибудь похоронит».

За стаей бесят из-за деревьев полезли боглины. Тактика сэра Джона сработала идеально – врага они отрезали. Ему хотелось придушить охотника. Это был не маленький отряд, а целая армия. Вспышка магии на дальнем склоне холма ясно говорила, что у врага есть и волшебник.

Лучники двигались очень быстро, стрелы то и дело срывались с тетивы, люди ритмично и почти непристойно выдыхали при каждом выстреле – примерно в том же ритме скрипела вчера старая кровать.

– Стреляйте! – крикнул старый ублюдок перед сэром Джоном.

– Стреляйте!

– Поменять ряды! – велел сэр Джон.

Лучники бросились назад, и теперь между ними и бесятами стояла стена стали и плоти.

– За стену! – крикнул старик.

У большинства лучников не было доспехов, не считая наколенников, налокотников и бацинетов. Бесята разодрали бы их в клочья.

Многие демоны уже полегли. Но те, которых тяжелые стрелы пригвоздили к земле, все равно рвались вперед, в битву. Сэр Джон, не раздумывая, встал в стойку, опустив молот. Чтобы добраться до него, бесятам нужно было перескочить канаву.

Он прикончил двоих или троих, а потом бесенок сбил его с ног. Но они были совсем маленькие, а забрало и бармица защитили сэра Джона в те жуткие мгновения, пока он лежал на спине. Он ткнул кинжалом одного бесенка – откуда он вообще взялся, – поднялся на колени и треснул еще одного кулаком в латной перчатке. Кто-то вцепился ему в лодыжку, но лодыжка была защищена доспехом.

Он вытащил меч, ударил по твари, державшей его за ногу, очертил клинком круг, чтобы очистить себе пространство.

Стрела сбросила шлем с головы. Во время падения подшлемник сбился, и теперь сэр Джон почти ничего не видел. Он встал и попытался найти шлем. Двое бесят цеплялись за ноги, один нацелился на пах, где доспеха не было. Сэр Джон перехватил клинок за середину и за эфес и замолотил по бесятам, пятясь при этом, пока не стряхнул с ног всех тварей и не перебил им хребты.

Лучники теперь сидели на стене, окружавшей сад, и выпускали легкие стрелы в гущу битвы. Они уничтожили не меньше десятой части бесят, но похожие на собак рептилии возникали на трупах своих товарищей, как вороны над телом.

Сэр Джон знал, что потерял многих. Вокруг было слишком свободно. Он взмахнул мечом налево, потом направо, расчищая пространство рядом с собой, но монстры не походили на людей, которые расступились бы. Они просто перли вперед. Трое пролезли под его мечом, один вцепился в левое запястье. Сэр Джон уронил меч, переломил одному хребет ударом кулака и пинками разбросал остальных, благодаря Господа за свои саботоны.

Спиной он уперся в каменную стену. Отступать было некуда. О правое плечо звякнул меч, бесенок рухнул наземь. Он увидел знакомый зелено-золотой герб Мурьенов. Кинжал свисал с цепи на запястье. Сэр Джон перехватил его и воткнул в бесенка, который пытался его укусить. Перед ним защитной завесью обрушились стрелы.

В долине вдруг замерцал свет – золотой, зеленый, пурпурный и черный. Заревел рог. Он походил на обычный охотничий рожок, но звучал куда глубже и страшнее. В этом реве слышался голос судьбы.

Сэр Джон продолжил убивать. Он отлепился от стены, смирившись с тем, что по шлему будут стучать стрелы, перехватил длинный кинжал двумя руками и принялся разить бесят точными ударами. Постепенно его движения становились все легче – он нашел правильный способ расправляться с тварями, позволяя им цепляться за латные сапоги, чтобы бить кинжалом было удобнее. Пах он тщательно оберегал.

У одного из морейских рыцарей, сэра Янниса, было копье с длинным наконечником. Он стоял невредимый в центре вихря смерти, его оружие разило взад и вперед, резало и крушило. Один из рыцарей войска, сэр Дагон Ла Фор, действовал топором с тем же изяществом. Сэр Анеас сражался, держа по клинку в каждой руке и напоминая танцора. Вокруг него было больше свободного пространства, чем вокруг прочих. Один из джарсейских рыцарей лежал на земле мертвый, а на другом висела дюжина тварей, потому что он не надел кольчуги. Сэр Джон подошел и скинул с него мелких демонов – так отец мог бы отодрать пиявок от сына.

Бесят становилось меньше. Но за ними шли боглины. Несмотря на усилия восьми рыцарей и дюжины стрелков, они продолжали приближаться. Сэра Джона переполняли жажда битвы, страх и счастье от того, что он все еще жив. Он не понимал, что происходит. Когда последний бесенок рухнул, сэр Джон перевел дыхание. Сэр Дагон наступил твари на голову и вырвал из тела свой топор.

Шестьдесят боглинов для восьми рыцарей были не страшны. Но они продолжали прибывать.

– Стреляйте! – прохрипел сэр Джон.

– Стрелы кончились, капитан, – сказал кто-то сверху, – простите.

И в самом деле, поле боя походило на стерню, вот только вместо стеблей из земли торчали тяжелые боевые стрелы – почти вертикально. Там, где битва была особенно жестокой, стрелы стояли особенно густо. Дюжина лучников выпустила больше четырех сотен стрел за три минуты. Весь боезапас. Почти по сорок штук на человека.

Боглины тащились по грязи. За ними ломилось сквозь кусты что-то огромное. Вспыхнул зеленый огонь, разлетелись во все стороны крошки грязи, и открылся проход примерно для лошади. В него хлынули боглины. И демоны.

Сэр Джон покачал головой в шлеме и почувствовал кислый вкус воздуха.

– Твою мать.

Грязь задержала боглинов настолько, что лучники легко бы их перестреляли. Если бы у них оставались стрелы.

– Да ну их в жопу, – заявил старший лучник, спрыгнул со стены и принялся собирать стрелы. Через мгновение к нему присоединились остальные. – Больше никогда не полезу на эту хренову стену, – бормотал старший.

У невысокого морейского рыцаря была с собой бутылка вина. Он протянул ее сэру Джону, тот отпил глоток и передал бутылку лучнику.

– Вот это славно, сэр Джон. – Он сделал глоток и отдал бутылку.

За поясом у него торчала дюжина грязных стрел.