— Что за странные детали? — спросил Улоф.

— Речь идет о датах, — сказала Майя. — Не знаю, известно ли вам, что за десять лет до вашей трагедии во время катания на коньках целая семья провалилась под лед и погибла?

— Да, я это знаю.

— Дело в том, что все три несчастных случая произошли одного и того же числа. 11 января. Нам это показалось странным. И я просто хотела проверить… не знаю. Есть ли у вас какие-то мысли по этому поводу?

Улоф поставил чашку с кофе и откинулся на спинку стула, как будто переваривая вопрос.

— Ну, то, что наш сын исчез именно в этот день, имеет логическое объяснение. Моя жена отправилась к морю 11 января, чтобы почтить память погибшей семьи. Мы это каждый год делали, опускали в воду цветы и всякое такое.

Он помолчал.

— А дальше… да. В тот раз она была одна с Юханом, я работал, и на какое-то мгновение она упустила его из виду. А когда подняла глаза, мальчика нигде не было. Исчез буквально за считанные секунды.

Майя засомневалась, правильно ли она поняла то, что сказал Улоф. Неужели все так просто объясняется?

— После этого нам было тяжело оставаться в доме, — добавил Улоф. — И примерно через год мы его продали. Но Лили продолжала ездить туда на каждую годовщину.

— Лили? — переспросила Майя.

— Да, моя бывшая жена. Пару лет спустя мы развелись.

— Значит, Элси… — Майя растерянно махнула в сторону гостиной. — Элси не мама Юхана?

Улоф засмеялся, коротко и невесело.

— Почему же, она мама Юхана, только другого.

Какое-то время царила тишина, потом он продолжил:

— У нас родился сын, которого мы тоже назвали Юханом. Сейчас он женат, живет в Лондоне, но иногда приезжает нас навестить. А она все сидит у окна и ждет его.

У Майи закружилась голова. Значит, горевала не Элси, а Улоф. Причем он вовсе не сидел пассивно в ожидании, что все образуется. Напротив, он не только обзавелся новой женой, но и родил нового Юхана.

Майя чувствовала себя совершенно растерянной, не помнила ни что хотела спросить, ни почему.

Какое-то время они говорили на отвлеченные темы. Затем она нащупала подходящую ниточку, к которой он был не готов, но Майя не знала, как лучше вплести в разговор свой вопрос.

— А вы не помните, Юхан перед исчезновением не вел себя как-нибудь странно?

Улоф и до этого сидел с прямой спиной, а услышав такой вопрос, вытянулся еще больше, словно выставил перед собой щит, оберегающий его от нежелательного вмешательства.

— Перед исчезновением? Я не совсем понимаю. О чем это вы?

По его лицу промелькнула легкая тень, было в ней и скрытое удивление, и страх, и сомнения.

— Не ходил ли он во сне, не разговаривал ли с кем-то?

Улоф долго сидел не шевелясь, потом едва заметно помотал головой, но мысли его, похоже, были далеко.

— Я… — начал он. — Я не могу, боюсь, мне надо прилечь отдохнуть, вы меня простите. Понимаете, сердце, я…

— Разумеется. Я уже ухожу.

Майя встала, натянула куртку. Потерянная мысль пробилась наконец сквозь поток размышлений, и Майя резко остановилась.

— И последний вопрос.

— Да.

— Вы сказали, что Лили продолжала ездить к месту исчезновения Юхана каждый раз на годовщину?

Заметно было, что Улоф испытал облегчение, похоже, он взбодрился, когда понял, что Майя не собирается дольше оставаться и не настаивает на ответе на свой предыдущий вопрос.

— Да, по крайней мере, пока мы были женаты. Потом я не знаю. После того, как Юхан утонул, я как будто перестал для нее существовать, нам нечего было сказать друг другу. С ней остались Бог и собака, а со мной никого. В конце концов мы разошлись. И не общаемся уже много лет.

— И вы не знаете, чем она сейчас занимается?

— Я слышал, что она переехала обратно в те края. Так что вполне возможно, продолжает ездить туда на годовщины. Это было бы на нее похоже. Она никогда не умела отпустить прошлое и идти дальше.

Майя опешила.

— Она вернулась на Уруст? И всегда посещает место трагедии 11 января?

Улоф Меландер кивнул, лицо его казалось серым и запуганным, как будто он чувствовал себя слишком старым и уставшим, чтобы понимать, к чему она клонит.

* * *

Выйдя из пансионата, Майя сразу же достала телефон и зашла в поисковик. Очевидно, фамилию Лили не поменяла — оказалось, что на Урусте проживает Л. Меландер. Возраст вполне подходил. Майя решила, что это наверняка она.

Теперь надо было решить, что делать.

Поехать прямо туда, придумать какой-нибудь повод и, если повезет, переговорить с ней? Позвонить Мартину и Александре? Или лучше Роберту и Лие? Майе не хотелось бередить старые раны, давать Александре с Мартином ложные надежды — вдруг она ошибается.

Ошибается в чем?

Что она вообще вообразила?

Она представила себе эту женщину, как она сидит на камне у самого моря в годовщину гибели своего сына.

Как вдруг к воде спускается маленький мальчик, один, примерно того же возраста, какого был ее Юхан, когда пропал много лет назад, и, хотя прошла уже, казалось бы, целая вечность, но все это так близко и такой болью отзывается в сердце.

Это похоже на провидение. Как будто высшие силы решили расставить все по местам.

Ребенок скоро ничего и не вспомнит, они так быстро все забывают в этом возрасте. Может быть, она просто решила взять его на время.



Майя остановилась в Венерсборге, съела гамбургер. Потом продолжила путь, и к четырем уже была на Урусте. По плану, она собиралась ехать сразу домой. Но не удержалась.

Она вбила адрес в мобильный телефон и начала размышлять, какой бы предлог использовать, чтобы ее визит не показался совсем странным. Возможно, стоит сказать все как есть, что она выясняет обстоятельства исчезновения Адама и в этой связи встречается с людьми, пережившими трагедию на том же месте. Можно даже добавить, что она только что говорила с ее бывшим мужем.

Судя по карте, Лили жила довольно уединенно в лесу. Значит, Майя уже близко, минуты через три уже будет на месте.

Майя свернула на небольшую дорогу с табличкой «Частная собственность», и через сотню метров показался аккуратный домик с вьющимися вдоль стены розами. В одном из окон горел свет.

Вот здесь она и живет? Такой дом вполне подойдет пожилой даме. Не меньше, чем молодому самоуверенному парню, строго одернула она себя. Майя все время пыталась избавляться от предвзятых суждений о людях.

Она огляделась. Автомобиля нигде не видно, но за домом она заметила постройку, которая вполне могла служить гаражом.

Таблички с именем на двери не было, на звонок никто не открыл, никаких звуков изнутри не доносилось. Придется приехать еще раз.

Майя уговаривала себя, что у нее снова всего лишь разыгралась фантазия, наверняка эта Лили — обычная одинокая кроткая старушка.

Разочарованная, Майя села в машину и поехала к дому. По крайней мере, впереди ее ждал приятный вечер. Дома у Лии должна была состояться встреча клуба книголюбов. К сожалению, без Александры, Роберт сказал, что она совсем ушла в себя после того, как нашли мобильный телефон. С Мартином Майя уже давно не общалась, теперь он был не один.



Мартин ехал забирать Нелли из детского сада, когда ему позвонила мама Александры и сказала, что они с мужем как раз поблизости и с удовольствием заберут девочку, если Мартин не возражает. А потом могут приготовить ужин. Кстати, как там Александра? Она давно не отвечает на телефонные звонки, только шлет короткие эсэмэски.

Когда позвонила теща, Мартин проезжал мимо магазина и решил остановиться на парковке, чтобы спокойно поговорить.

Он не стал скрывать правду. Возможно, это поспешное решение, но у него было ощущение, что его застали врасплох. Он сказал, что волноваться пока рано, поведение Александры, скорее всего, лишь запоздалая реакция на то, что ей пришлось пережить, на всю ответственность, которую она долгое время несла в одиночку.

Мать Александры молчала. Такого она явно не ожидала. Она наверняка думала, что ее дочь, более стабильная и деятельная в их с Мартином паре, все-таки должна чувствовать себя лучше, чем он. Когда Александра последний раз встречалась с родителями, казалось, что она почти преодолела кризис.

— Мы заберем Нелли и приедем к вам готовить ужин, — сказала мать Александры решительно, почти резко. — Увидимся.

Мартин отправил сообщение Александре, чтобы предупредить ее о нежданных гостях, а может, просто для очистки совести. Ответа не получил.

Потом он долго сидел в машине, пока наконец не решил зайти в магазин, раз уж он здесь.

Когда он вошел, дверь звякнула, его обдало теплым воздухом. Мартин обошел привычные отделы: молочные продукты, подгузники, хлеб, консервы, овощи. Под конец сладости, направляясь туда, Мартин думал, не забыл ли он что-нибудь.

Подойдя к кассе, он услышал голос продавца, слова заставили его замереть на месте, и лишь через пару секунд он понял, почему.

— Понятно, — весело прощебетала женщина за кассой. — Значит, сегодня опять блины с шоколадной пастой. Надо мне самой попробовать такое сочетание.

Мартин медленно поднял взгляд. Перед ним в очереди стояло несколько человек. Было не видно, кто сейчас расплачивается и складывает товары по пакетам.

Блины с шоколадной пастой. Любимое блюдо Адама.

Сначала Мартина одолела острая тоска, потом присоединилось другое, холодящее кровь, чувство, а за ним пришла невероятная мысль.

Расплатившись за покупки, покупательница отошла в угол забрать свою собачку. Только тут Мартин понял, кто это.

Пожилая дама с пекинесом.

Сначала его как будто парализовало. А потом он начал действовать, не размышляя. Когда женщина покинула магазин, Мартин вышел из очереди и незаметно поставил свою корзину в угол. Один из покупателей, пожилой мужчина, заметил это и начал возражать, но у Мартина не было времени объясняться.

Он осторожно выбежал к своей машине, так, чтобы дама с пекинесом не увидела его.

Когда она отъехала, он последовал за ней.

Незаметно, как будто его и не было.



Мартин боялся, что она заметит его, поэтому держался на таком расстоянии, что несколько раз чуть не потерял ее из виду. Мысли крутились в голове, как беглецы, — чем он занимается, о чем думает? Дама купила блины и шоколадную пасту, Адам обожал это сочетание, и почему это должно что-то означать?

А вдруг означает?

Ну вдруг. Вдруг это что-то значит.

Голос разума твердил ему, что надо остановиться, но его разум теперь представлял собой слабую, не натренированную мышцу, и вместо того, чтобы прекратить преследование, он продолжал, все крепче сдавливая руль. Ведь что ему было терять?

Когда дама внезапно остановилась около обувной мастерской и вышла из машины вместе с собачкой, у Мартина появилась возможность взять себя в руки и собраться с мыслями. Что он будет делать, когда они приедут? Она пожилая женщина, вероятно, одинокая, не станет же она впускать в дом незнакомого мужчину? Даже если она его помнит по магазину, в чем Мартин сомневался, скорее всего, его она никогда не замечала, только Адама. Возможно, она даже не откроет дверь. Мартин подумал о Майе, она умела ладить с людьми, когда хотела, к тому же в компании женщины средних лет он вызвал бы гораздо больше доверия. Если ему повезет, Майя приедет прямо сейчас, в противном случае надо проследить за дамой и записать адрес, тогда они с Майей могут приехать в другой раз.

Майя на звонок не ответила, и Мартин записал сообщение на автоответчик. Он кратко рассказал, где находится, доложил, что преследует подозрительную пожилую даму и что ему нужна Майина помощь, добавил, что сообщит адрес, как только будет на месте. Вскоре от Майи пришла ответная эсэмэска: «Окей».

Дама вышла из мастерской, и Мартин продолжил преследование. Дороги становились все меньше и пустыннее. Он не отрывал взгляда от задних фар, представляющих собой две красные танцующие точки далеко впереди. Сердце грохотало в груди. Скоро он не сможет продолжать преследование, оставаясь незамеченным.

Наконец она свернула на дорогу с табличкой «Частная собственность», а Мартин поехал прямо. Он оставил машину в ближайшем лесочке и дальше пошел пешком, надеясь, что идти не очень далеко.

Он не был одет для прогулки по лесу, и почти сразу начал мерзнуть в тонкой осенней куртке и кедах. Между пальцами ног ощущалась влага — обувь быстро промокла.

Мартину повезло, уже через пару минут за деревьями показался домик, маленькая избушка в полтора этажа из коричневых панелей с черной крышей.

Дама открыла дверь и вошла в дом.

При виде пекинеса в голове у Мартина промелькнуло воспоминание. О том, что он тщательно вытеснял из сознания. Кошка! Филифьонка. Если Адам снова вернется домой, как рассказать ему правду? Нет, это просто немыслимо, тогда он вновь потеряет сына. Даже Александра не знала, она думала, что кошка сбежала или что ее разодрала лиса. Надо будет попытаться компенсировать Адаму эту потерю. Может быть, завести щенка, Адам всегда об этом мечтал? К тому же, если все, что он себе напридумывал, правда, если Адам действительно жил в этом доме с момента исчезновения, он, наверное, будет скучать по собаке?

Мартин отогнал от себя неприятное воспоминание. Тогда он был болен, не в себе, и потом, он ведь хотел как лучше.

Отправив Майе сообщение со своими координатами, он отключил звук на телефоне, чтобы неожиданный звонок не выдал его.

Теперь он был благодарен сгущающимся сумеркам — женщине в доме никак не заметить его между деревьями по другую сторону дороги. А вот он ее видел отчетливо, как она перемещается между комнатами. Мартину все время приходилось напоминать себе, что нельзя показываться, пока не приедет Майя, но и стоять без дела он не мог. Он решил одним глазком заглянуть внутрь, а потом вернуться в машину и там ждать.

Он подкрался к дому, прижался к стене, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, помолился богу, в которого не верил. Потом открыл глаза, повернулся к окну и, заглянув внутрь, увидел прямо перед собой гостиную. Там стоял телевизор. Женщина подошла к нему и включила.

Она долго перебирала каналы, пока не нашла детскую передачу. После чего вышла из комнаты.

То, что произошло дальше, казалось настолько невероятным, что у Мартина подкосились ноги, его мозг никак не мог воспринять увиденное.

В комнату вошел мальчик. И выглядел этот мальчик в точности как Адам.

Мальчик сел на пол перед телевизором, всего с нескольких метрах от Мартина, так что хорошо был виден профиль. К мальчику подошла собака и легла рядом с ним, ребенок погладил ее.

Мальчик был похож на Адама.

Мальчик и был Адамом.

Это был Адам.

Это же Адам.

Это его сын.

Разумеется, это его сын.

Сам не понимая, что делает, Мартин подошел еще ближе к окну, совсем вплотную. Возможно, он случайно прижался лбом к стеклу. Или издал какой-то другой звук. Потому что Адам вдруг повернул голову и посмотрел прямо на него.

Мартин долго стоял так, глядя в глаза своему сыну. Он не мог ни шевелиться, ни думать, ничего.

Время остановилось, все вокруг исчезло.

А потом Мартин услышал звуки позади себя: то ли шаги, то ли хруст сломанной ветки. Время шло так медленно, а он стоял, будто парализованный. Не смог даже обернуться, прежде чем что-то тяжелое стукнуло его по голове и все вокруг потемнело.



Майя села в машину, как только прослушала первое сообщение от Мартина. Она сразу же сделала вывод, что пожилая дама и есть Лили Меландер. Может быть, Мартин тоже поговорил с Улофом, или как все было?

Почти до самого конца дороги были пустыми, но, когда Майя свернула на небольшую дорогу, ведущую к дому, ей навстречу попался автомобиль. Майя остановилась у обочины, чтобы разъехаться, и, несмотря на темному, разглядела, что за рулем сидела пожилая женщина.

Майя записала номер автомобиля в мобильный телефон.

В глазах у нее помутилось, по телу пробежали мурашки.

Ей захотелось позвонить Бекке, услышать его голос, ощутить его тепло и надежность, но она подавила это желание и поехала дальше. Свернув на частную подъездную дорожку, Майя приблизилась к домику. Как и прошлый раз, в одном из окон горел свет, остальные окна были темные.

С дерева слетела стая ворон, воздух наполнился шелестом крыльев.

И тут Майя услышала другой звук, похожий на сдавленный стон.

Она поискала взглядом и обнаружила мужчину, лежащего на земле перед окнами дома. Когда она подошла, мужчина с трудом поднялся и сел, облокотившись о стену, он смотрел на Майю отсутствующим взглядом.

— Мартин, — воскликнула она. — Это ты, Мартин? Что произошло?



11 января она всегда просыпалась с особым чувством. В первые годы дата пронзала грудную клетку острыми кинжалами, но в последнее время женщина научилась находить в ней покой, как будто теперь это число было единственной константой в ее жизни. Все случилось более сорока лет назад, сейчас он был бы мужчиной средних лет, ее Юхан. У нее уже могли бы быть внуки.

Для этого дня у нее сложился целый ритуал, которого она строго придерживалась, вызывая в памяти живой образ Юхана, создавая ощущение его присутствия.

Сначала она ставила на кухонный стол портрет. Потом накрывала такой же завтрак, какой они ели в день исчезновения сына: кукурузные хлопья с кефиром и белый хлеб с плавленым сыром из тюбика. А потом она сидела, воображая, что Юхан тут, перед ней, и разговаривала с ним, как обычно говорят с четырехлетними детьми.

Обрезать тебе края у хлеба?

Добавить молока?

Она варила кофе, переливала его в термос и укладывала вместе с ванильным печеньем в корзинку для пикника. И одеяло, на нем можно сидеть, а еще в него можно завернуться, когда станет холодно.

С легким сердцем она ехала к месту, как она его называла — просто и по существу. Ощущение легкости пришло с годами, иногда этот день она воспринимала и вовсе как праздник, без тени скорби. Как будто он вмещал в себя воздушное чувство чего-то торжественного, важного, что раз в год приподнимало ее и несло над бессмысленной, в общем-то, жизнью.

Конечно, у нее была Лиза. Она была у нее всегда, все эти годы, и каждый раз после смерти собаки женщина заводила нового пекинеса, которого тоже звала Лизой.

С самого детства она мечтала, что когда-нибудь у нее родится дочь, которую она назовет Лизой.

Юхан и Лиза.

Такой она представляла себе в юности будущую семью: она и Улоф, Юхан и Лиза. Но к тридцати годам, после десяти лет попыток, она так и не забеременела и в отчаянии старалась примирить себя с мыслью, что у нее никогда не будет детей.

Однако смириться не получалось. На то, что ей не удастся родить и Юхана, и Лизу, она еще могла согласиться, но нельзя же лишить ее обоих? В то время как семьи подруг все росли? И чем больше они росли, тем больше замыкались в себе, пока окончательно не превратились в нечто эфемерное и недоступное. Улоф ее не понимал, он принимал жизнь такой, какой она была, считал, что им и вдвоем хорошо. Тихо, мирно. Она чувствовала себя все более одинокой и озлобленной. Вот тогда она и завела своего первого пекинеса, назвала собаку Лизой. В качестве утешения? Или чтобы помахать перед Богом белым флагом: смотри, я смирилась с тем, что у меня не будет детей? Она и сама не знала.

И тут наконец случилось чудо.

Однажды утром она проснулась от тошноты, еле успела добежать до туалета, где ее вырвало. И все-таки ей даже в голову не приходило, что это может быть беременность, пока Улоф вечером не предположил, что, возможно, она ждет ребенка. Она столько раз надеялась, что менструация не придет, что надежда со временем поизносилась и утратила свою силу. А сейчас… да, действительно, задержка уже больше недели.

Дом на острове Уруст они купили как дачу задолго до этого, когда еще верили, что семья — это нечто само собой разумеющееся, то, что мы принимаем как данность. Но без детей жизнь там казалась какой-то половинчатой.

А теперь жизнь вдруг стала настоящей.

Легкое трепетание, вскоре возникшее в животе, обернулось маленьким мальчиком, и теперь Лили могла полоть грядки, поставив коляску рядом, а услышав, что Юхан проснулся, покачать коляску одной рукой, пока он снова не заснет.

Теперь она могла сажать клубнику, зная, что будет есть ее не одна, а вместе с ребенком.

Теперь можно было снова звонить подругам, ведь она тоже была мамой, полноценной женщиной. Одной из них.

И можно было спокойно продолжать ждать дочь Лизу.

«Следующую собаку надо назвать по-другому, — весело думала она. — Нехорошо, если дочь будет носить то же имя, что и питомец-пекинес». Лили воспринимала это как забавную историю, которую можно будет рассказывать друзьям.

Но Юхану уже вовсю шел четвертый год, а новая беременность так и не наступала.

Впоследствии ей приходила в голову мысль, что она сделала его слишком важным и значительным, поэтому он и пропал. Бог вернул его к неким истокам, туда, откуда он вышел. Возможно, Юхан сам желал туда вернуться, не хотел оставаться с ней и Улофом.

Какие только мысли ее не посещали.

Зачем они вообще пошли к морю в тот день?

Она и раньше слышала о несчастном случае с катанием на коньках, но о том, чтобы чтить память семьи, которая до них жила в доме, она начала задумываться только после рождения Юхана и окончательного переезда из Лидчёпинга на Уруст. Идея заключалась в том, чтобы размышлять иногда о жизни и смерти, рассуждать об этих вопросах вместе с Юханом, когда он подрастет, сделать это красивой традицией.

Поэтому каждый год 11 января они шли к морю, устраивали пикник, возлагали цветы прямо на воду, с погодой обычно везло. Иногда Улоф ходил с ними, иногда нет.

В тот год, когда Юхану должно было исполниться четыре года, они отправились к морю вдвоем. Улоф в тот день работал — он устроился на верфи на Чёрне. Лили купила три цветка герберы, один в память о погибшем отце семейства, один в память о матери и один — в память о малышке Лене. Цветы лежали в корзине, завернутые в одеяло, чтобы не подмерзли, так сказал Юхан.

Они спустились к воде.

Тогда она этого еще не знала, но ей оставалось быть матерью не больше четверти часа.



Ничего особенного она и не делала. Просто сидела на большом бревне и смотрела на море, пока Юхан ходил вокруг и бросал в воду камни. На какое-то время она унеслась мыслями далеко, начала думать о маленькой девочке и ее родителях, о том, как быстро все произошло, о хрупкости человеческой жизни.

И тут услышала отдаленный плеск, гораздо более громкий, чем плеск от камешков, которые бросал Юхан.

Она не смогла определить, откуда раздался этот звук, но в ту же секунду поняла, что нигде не видит сына.

Еще считаные секунды, может быть, полминуты назад он был рядом с ней.

Максимум минуту назад.

А теперь она его не видела.

Странно, ведь весь пляж был у нее как на ладони, и узкие деревянные мостки вдоль скал, до самого большого гладкого камня, от которого к воде спускались ступеньки.

Может быть, он по другую сторону камня?

Она обогнула высокие скалы, но там Юхана тоже не оказалось.

Она позвала.

Нет ответа.



Потом его искало множество человек, но она больше так и не увидела своего сына, даже тела, он просто исчез, оставив после себя вечную пустоту, преследовавшую ее с того самого дня.

Как жить, если рядом с тобой огромная пустота?

После этого между ней и Улофом все было кончено, они жили каждый сам по себе, хотя и в одном доме. С самого рождения Юхана вся ее любовь переключилась на ребенка, Улоф оказался вытесненным на задний план. В минуты самокопания она не могла не признаться себе, что вышла замуж в основном для этого — чтобы родить ребенка. Без Юхана она не могла больше обманывать ни себя, ни Улофа. Они вернулись в Лидчёпинг, и вскоре он вовсе исчез из ее мира. Дом на Урусте продали, и в один прекрасный день Улоф заявил, что лучше им разъехаться, потому что он встретил другую женщину, с которой захотел связать свою жизнь. Лили было все равно, она скорее обрадовалась, что без него сможет лучше проживать целительное для души горе.



Лили сняла двухкомнатную квартиру и устроилась работать на бензоколонку на окраине Лидчёпинга. Но каждый год 11 января она ездила на Уруст, пила кофе и возлагала цветы, теперь уже четыре штуки. Обычно она останавливалась на Урусте на несколько дней, жила в пансионате, и постепенно у нее завязались новые отношения с островом, забравшим ее единственного ребенка.

Здесь окружающая ее пустота воспринималась более интимной, менее пугающей, словно она была чем-то наполнена. А дома в Лидчёпинге было просто пусто и мертво. Там подстерегала пропасть, готовая в любую минуту поглотить ее.

Выйдя на пенсию, она решила переехать обратно на Уруст. Ее доля родительского наследства все время лежала на счете, денег с лихвой хватило на домик со свежим ремонтом и всеми удобствами, расположенный в лесу на севере острова. Таким образом она перебралась поближе к своему единственному живому родственнику, племяннику Буссе, чья квартира располагалась на окраине Гетеборга. Он был единственным ребенком ныне покойной старшей сестры Лили, когда-то они были достаточно близки, но с тех пор, как он вырос, общались мало. Он был одиночкой, и, насколько Лили знала, никогда не имел ни семьи, ни более или менее длительных отношений, все большее место в его жизни занимал алкоголь. При этом он был добрым и душевным человеком, и Лили хотелось видеться с ним чаще. Ведь все ее немногочисленные друзья уже лежали в могиле.

Ее ничто и нигде не удерживало.

Самые глубокие отношения связывали ее с этим берегом, где она потеряла своего сына, с тем морем, что забрало его.

* * *

Нынешнее 11 января ничем не отличалось от предыдущих. Приехав на место, она, как обычно, прошла кружок с Лизой. Обычно она старалась не ходить мимо дома, где они с Улофом и Юханом жили в те счастливые годы, до того, как все кончилось, до того, как возникла большая пустота. Потом Лили оставила собаку в машине, а сама спустилась с корзинкой к скамейке, стоявшей на месте старого бревна.

Она смотрела на море. Вспоминала звуки шагов Юхана по камням.

И вдруг снова услышала шаги. Звук маленьких ножек.

Она услышала шаги.

По-настоящему. Звук шагов.

От дома вниз сбегал мальчик. Он бежал очень быстро, словно всерьез куда-то торопился, и он был без куртки.

Лили узнала его. Это был паренек из магазина, тот, что обычно гладил Лизу. Что он здесь делает? Неужели живет в их доме? Но почему он один?

Мальчуган должен был заметить ее, но он мчался к морю, как будто ему нельзя было терять ни секунды. Подбежав к узким мосткам, он замедлил ход, и теперь уже размеренными, но решительными шагами направился к большому камню.

— Эй! — крикнула Лили. — Постой.

Она встала, подбежала к мальчику, стоявшему на камне, остановилась в каком-нибудь метре от него.

— Иди сюда, — спокойно произнесла она, протягивая ему руку. — Тебе здесь нельзя стоять. Тут скользко. Ты можешь упасть в воду.

Он повернулся к ней, и в его глазах она заметила нечто особенное, то же, что видела во взгляде своего сына в последнюю ночь перед тем, как он пропал, теперь она вдруг вспомнила, хотя давно уже об этом не думала. Он разговаривал во сне, несвязно, словно беседовал с кем-то. Они с Улофом оба встали, заглянули в комнату к сыну, и он повернулся к ним. Было в его глазах что-то необычное, как будто он наполовину отсутствовал, Лили тогда подумала, это из-за того, что он толком не проснулся.

У этого мальчика были такой же взгляд.

И вдруг он закрыл глаза и упал спиной в воду.

У Лили перехватило дыхание.

Было ощущение, что он сам хотел упасть.

Лили забралась на большой камень и, держась одной рукой за лесенку, опустилась на колени и схватила мальчика за рукав свитера, прежде чем он успел полностью скрыться под водой.

— Милый ребенок, — сказала она и, мобилизовав все силы, неизвестно откуда взявшиеся, подтянула его к себе и заставила подняться по лесенке. Пока она его вытаскивала, с мальчика слетел один ботинок и исчез в глубине.

— Милый ребенок, что с тобой?

Теперь он выглядел обычным мальчишкой, потрясенным, испуганным, как и любой ребенок, который случайно упал в ледяную воду.

Должно быть, ей просто показалось, будто он упал нарочно, она постоянно что-то себе воображала, то одно, то другое, ей все об этом говорили. По крайней мере, Юхан такого не делал. Или делал? Она же не видела, как он оказался в воде.

Она осторожно отвела мальчика к скамейке, завернула его в одеяло, обняла и начала утешать.

Его запах пронзил все ее тело, мокрые волосы, кожа, давно забытый запах детской кожи.

— Лиза! — крикнул он вдруг.

Высвободился из ее объятий и побежал прямо к машине. Похоже, его совсем не заботило то, что одна нога у него без ботинка. Он распахнул дверь автомобиля и прыгнул внутрь, к собаке.

Мальчик сидел в ее машине.

Она огляделась. Вокруг никого. Лили сложила одеяло в корзину, подошла к машине и захлопнула за мальчиком дверцу. Села за руль и поехала. На самом деле, она собиралась по дороге заехать за продуктами, она обычно делала покупки в маленьком магазинчике, где ее помнили и где можно было обменяться парой фраз с персоналом. Но туда можно съездить и завтра.

— Как хорошо, что ты запрыгнул в машину. Твои мама с папой попросили меня присмотреть за тобой, — сказала она. — Они мне звонили.

Но мальчик даже не отреагировал. Он продолжал играть с Лизой.



Она не собиралась причинять ему вред, конечно, нет. Но когда она увидела, что он стоит прямо у дома и пялится на ее ребенка, она действовала инстинктивно, схватила первый же тяжелый предмет, который попал ей под руку, и ударила. Ведь любая мать сделает все, что угодно, чтобы защитить своего малыша от человека, которого посчитает опасным?

С тех пор, как несколько дней назад приходила та женщина, сердце у Лили было не на месте, ее терзали недобрые предчувствия.

Она ударила мужчину, потому что хотела, чтобы он исчез. Из поля зрения, из всей этой истории, из того мира, который ей удалось воссоздать.

И который он теперь разрушал.

Ведь она, разумеется, узнала его.



У них с Юханом все было так хорошо. Он ни в чем не нуждался, живя у нее уже почти год.

Естественно, изначально она думала, что побудет у нее недолго, съест мороженое, послушает сказку, а потом она отвезет его в полицию. Она ведь не похититель какой-нибудь, а родителям будет полезно немного поволноваться и выслушать упреки полицейских в том, что они не следят за ребенком. Нельзя же было отпускать его одного на улицу. Тем более без верхней одежды. И своей фамилии он не знал, а вот у ее первого Юхана лежала в кармане бумажка с адресом и телефоном родителей. Не потому, что она когда-либо оставляла его без присмотра, но, если у тебя ребенок, лишняя предосторожность не повредит. Родителям повезло, что его нашла она, Лили.

Но малыш оказался так голоден, бедняга, что Лили подумала, не оставить ли его поужинать.

Вот такие у нее были мысли. Пока она не разгадала божий замысел.

Первую неделю он плакал каждый вечер перед сном, звал маму и папу, пока не падал от усталости. Она объясняла, что им пришлось ненадолго уехать, со временем все пошло лучше, и через несколько недель он уже почти не вспоминал ни родителей, ни кошку, ни куклу Мулле. Как-то вечером Лили услышала, как он понарошку говорит с мамой по старому мобильному телефону, который был у него в кармане, когда она его нашла, и в следующий же свой выезд на автомобиле она взяла телефон с собой и просто выбросила в канаву. В конце концов мальчик, казалось, и вовсе позабыл родных.

В первый раз, когда он назвал ее мамой, он, похоже, сам удивился: он сказал это между делом, слово просто попало в поток других слов, и Лили сделала вид, что ничего странного в этом нет, что это самая естественная вещь на свете, и с тех пор он продолжал называть ее мамой, и она себя тоже.

Сейчас мама ненадолго уедет. Ты побудешь дома с Лизой. Мама запрет дверь, но скоро вернется.

Снова называть себя мамой — это было непередаваемо. Слова лились из нее, как жидкое золото, освещая ее изнутри, она чувствовала это и даже замечала, глядя на себя в зеркало.

Однако жизнь матери-одиночки, особенно в ее возрасте, была нелегка. Отдавать его в садик она не собиралась, так как всегда считала, что если заводишь ребенка, то сиди с ним дома сама. Ее Юхан не ходил в детский сад ни одного дня за всю свою почти четырехлетнюю жизнь.

К счастью, те немногочисленные разы, когда ей нужно было отлучиться надолго, ей помогал Буссе, например, весной, когда она ездила на похороны подруги в Стокгольм, или когда ей пришлось лечь в больницу для небольшой операции. Мальчику у него нравилось, Лизу он брал с собой, а у Буссе он обожал возиться с кроликами, жившими в клетках в саду за домом.

Лили сказала Буссе, что сидит с соседским ребенком, мол, сосед недавно развелся, а у него сплошные командировки. Она попросила Буссе не афишировать, что мальчик находится у него, соседу не понравилось бы, если бы он узнал, что она перепоручает ребенка кому-то еще. Она не была уверена, что Буссе до конца поверил в ее историю, но знала, что он ее не выдаст, слишком хорошо он к ней относился. Да и с кем он общался?

Рассказать ему правду она не могла. Он бы не понял, что это Бог наконец-то восстановил справедливость и вернул ей ребенка. Море взяло и море вернуло, вот и все. А кто такая Лили, чтобы ставить под сомнение Его решения? И вообще, если бы она вовремя не вытащила его из воды, мальчик был бы сейчас мертв. И все же ей хватало здравомыслия, чтобы понимать, что большинство людей — они как Буссе, или как Улоф, их вера слишком слаба, они не полагались на Бога во всем.

В последние месяцы мальчик временами становился неуправляемым, не хотел сидеть запертым в комнате, пока она ездила по делам, и это все осложняло. В такие минуты в глубине души мелькало совершенно чуждое ей чувство, которое шептало ей, что с нее хватит. Она больше не может. Однако она пыталась всячески его подавить, уверяла себя, что все родители иногда ощущают нечто подобное, тут нет ничего странного. И разумеется, в минуты слабости ее посещало беспокойство о будущем: что делать, когда мальчик подрастет, а если с ней что-то случится, или ему нужно будет к врачу или стоматологу? И не следует ли отдать его в школу? Но Лили лишь отмахивалась от таких мыслей, считая, что Бог не бросит своих овечек.



Она выехала в темноте, наспех прихватив пальто и ключи от машины. Пора.

Садясь в автомобиль, она понимала, что все кончено, но не испытывала вины. Потому что она и не была виновата. Она не сводила глаз с бесконечного черного неба, ей казалось, что она едет прямо навстречу ему, в мягкую темноту, словно заключающую в себе все, что ей нужно.

Или в море, в его примиряющие сумрачные воды, то море, что сейчас как раз простирается перед ней, сливаясь с небом, с ней самой, со всем вокруг, затягивая в то единственное первоначальное состояние, когда все по-прежнему возможно, но уже не так важно — в спокойную пустоту, которая предвещает встречу с Богом.

Она переезжала мосты, один за другим, вспомнилась авария, когда в восьмидесятые годы судно снесло ночью один из них, мост на остров Чёрн, как машины исчезали в глубине, целое ожерелье скатывающихся вниз фар, как экипажу судна ничего не оставалось, как наблюдать, разбивающиеся о водную гладь мечты, и тут Лили подумала, что если бы это произошло сейчас, если бы дорога вдруг оборвалась высоко над водой, а они с мальчиком переехали через край и просто рухнули бы вместе в пустоту, — какой идеальный конец. Если бы Он призвал их обоих к себе. Но из-за этого мужчины под окном у нее не было возможности взять ребенка с собой, пришлось это принять.

Если бы она стукнула посильнее, смогла бы выиграть время.

Приближаясь к повороту перед въездом на очередной мост, она увидела вдали, по другую сторону воды, на конце моста, синие огни.

Решение было принято молниеносно, если она вообще его принимала. Она почувствовала, как напряглись мышцы правой ноги, словно их свело судорогой, как нога вдавила педаль и машина помчалась с такой скоростью, с какой еще никогда не ездила, потом удар от пробитых ограждений, или Лили их просто перелетела, она точно не знала, но поняла, что летит, бесконтрольно кружится над водой, а потом падает в воду, как будто это твердая земля, оглушительный удар, потом взгляд Юхана, спокойный и умиротворенный, будто говорящий ей, что «все будет хорошо, мама, бояться нечего, это конец, и он прекрасен, больше ничего не поделаешь, больше не надо ничего чувствовать или хотеть, не надо ни к чему стремиться».

Это просто конец, мама, за ним будет пробуждение.

* * *

Когда Майя привела Мартина в чувство, он не сразу понял, кто он и где находится. Он долго смотрел на нее, на дом, на деревья, пока туман в голове не рассеялся и воспоминания начали постепенно возвращаться, фрагмент за фрагментом.

— Майя, — произнес он. — Что произошло?

— Предполагаю, она тебя заметила, эта мадам, и ударила по голове. Рядом с тобой валяется доска. Шишки тебе не избежать. Но она уехала, я видела ее машину на дороге.

— А ты что здесь делаешь?

— Ты позвонил и попросил меня приехать, — улыбнулась Майя.

— Но как тебе удалось так быстро сюда добраться?

— Когда я получила твое первое сообщение, адрес у меня уже был, я уже приезжала сюда раньше. Но об этом позже.

Мартин кивнул. Майя помогла ему подняться на ноги. Посмотрела на него каким-то странным взглядом. А потом задала неожиданный вопрос:

— Адам здесь?

— Адам? — повторил Мартин, и вдруг вспомнил, и снова прошептал имя. — Адам?

Они повернулись в сторону дома, Мартин заглянул в окно, где совсем недавно видел своего сына. Но на том месте, где сидел мальчик, теперь было пусто и темно.

— Он был там, — сказал Мартин. — Я видел его, точно.

Они обежали дом и попытались попасть внутрь через входную дверь, но она оказалась заперта. Майя позвонила в полицию и сообщила номер машины, на которой уехала женщина. Мартин вспомнил о доске: если эта дама в таком отчаянии, что смогла напасть на него из-за того, что ее разоблачили, что же она сделала с Адамом?

Мартин схватил камень с земли и выбил дверное стекло, повернул замок и ворвался внутрь. Ему навстречу с диким лаем выскочила собачонка, которую Майя поймала и взяла на руки.

— Адам?

Ему показалось, что его крик утонул в пустоте. Его слова попали в никуда, он будто снова терял своего сына, которого на этот раз забирала зловещая пустота и тишина.

— Успокойся, — тихо произнесла Майя, хватая его за руку. — Адаму сейчас очень страшно. Он ведь наверняка не узнал тебя там, в окне. А теперь ты еще выламываешь дверь и орешь, как сумасшедший.

Но уговаривать Мартина было бесполезно. Он не мог совладать с собой, он бегал по дому и кричал, голос его все больше срывался, и наконец Мартин со стоном опустился на пол. Тут он почувствовал руку Майи на своем плече, прикосновение ее было требовательным. Он повернулся к ней и увидел, как она кивает в сторону темной комнаты. Мартин обернулся, проследил за ее взглядом и заметил, что там что-то шевелится. Из темноты высвободилась детская фигурка.

Мальчик.

Мартин поднялся и долго молча смотрел на своего ребенка. Силы покинули его, он как марафонец, добежавший до финиша, не мог воспринимать ничего, кроме того факта, что все позади.

Он медленно подошел к Адаму, сел на пол рядом с ним. Протянул руку, дотронулся до плеча мальчика.

— Привет, — прошептал он, вытирая слезы. — Привет, дружочек.

Долгое молчание.

— Тебе нечего бояться, — сказал Мартин.

Адам молчал.

— Ты меня узнаешь? — спросил Мартин.

Сын посмотрел на него своим светлым, пронзительным взглядом. А потом кивнул, просто кивнул. Больше ничего.

Мартин тоже кивнул, сдерживая готовые вырваться наружу рыдания.

— Хорошо, — сказал он сипло. — Это очень хорошо.

* * *

Не успела Александра прийти в себя после неожиданного приезда родителей, как в дверь позвонили, на пороге стояли двое полицейских.

Увидев их, она сначала подумала, что вот сейчас все подтвердится. Ей сообщат, что ее сын мертв, что его тело где-то нашли, в лучшем случае в воде.

В лучшем случае в воде.

Господи, пусть это будет вода.

Схватившись за косяк, она видела, как стоящие перед ней люди теряют очертания, растворяются.

Их слова исчезли, пропали из зоны восприятия.

— Вы понимаете, что мы говорим?