— Так вы все это время общались друг с другом? — спросила она.

Лидди сунула в рот еще несколько чипсов.

— Встретились пару лет назад. А потом я разработала обложку для его альбома.

— Ты?

Марго была не особо в курсе последних музыкальных тенденций, но благодаря работе в старшей школе была более открыта для современной поп-культуры, чем другие взрослые. Она слышала о группе Оуэна, которая называлась «Свободное падение», и когда поняла, что знакома с ним, то начала следить за их карьерой. Даже могла даже спеть часть их хита «Еще один тур, еще один город».

— Ага.

— Ничего себе. Оказывается, ты встречаешься со знаменитостью.

— Да ладно тебе. Ты и сама знаешь его с тринадцати лет.

— Но все это было до того, как…

— До того, как он стал знаменитым?

— Точно.

Марго распечатала свой пакет чипсов и съела один. Закашлялась. Ей показалось, будто с ее языка разом соскоблили весь верхний слой кожи.

— Охрененно ядреные чипсы, — наконец сказала она, прополоскав рот пивом.

— Правда?

— Значит… это Оуэн. И как долго вы уже встречаетесь? Вы же видитесь, не так ли? Не просто бегаете вдвоем?

Лидди кивнула.

— Пару лет.

— Ничего себе.

— Ты перестанешь постоянно удивляться?

— Извини, я просто…

— Ты что, думала, я лесби?

— Может, и думала.

— Или транс, а? Вот же хренов случай.

— Да я даже не знала, что мне и подумать, Лидди. Ты ведь не особо разговорчива.

— Ты же сама никогда не говорила мне, что ты натуралка!

— Об этом обычно не объявляют…

— Вот и я об этом.

Марго отпила из своей бутылки. — Наверное, ты права. Поставила бутылку на стол с глухим стуком. — У меня закончилось пиво. И что же послужило причиной всему этому?

— Магия.

Она захихикала, и тут распахнулась входная дверь.

Лидди обернулась, чтобы взглянуть, кого это принесло.

— Ты разве звонила Шону?

— А кому, по-твоему, я должна была позвонить?

Лидди опрокинула в себя остатки пива. Потом встала и протянула руки к Шону. — Здравствуй, прекрасный принц. Может, понесешь меня на руках, или как?

Глава 16. Что-то затевается

Кейт

Если бы ветер был достаточно сильным, Кейт могла бы отправиться в плавание. Возьми фонарик помощнее и отправляйся на другой конец озера — там тебя никто не тронет. Но существовала одна проблема, связанная с лагерем — воспоминания, казалось, пропитали его насквозь. И неважно, ваши это были воспоминания или чьи-то еще. Избежать их было невозможно. Независимо от того, каким человеком вы были или старались казаться. Единственное, что имело значение — каким вас видели окружающие.

А ее представляли себе славной девчонкой. Такой, которая у всех на виду и со всеми ладит, просто потому что так — проще. Так что она почти наверняка знала, что именно люди о ней думают.

Кейт была именно такой девчонкой и ненавидела это всей душой. У нее были и другие, скрытые стороны характера, но она не собиралась кричать о них на всю округу. Так что в кругу семьи она всегда оставалась старой, доброй, надежной Кейт.

И она всегда задерживалась в лагере позднее остальных, начиная с приезда в мае, для того, чтобы провести предварительную подготовку к началу сезона. Подготовка была делом серьезным. Нужно было покрасить кабинки, вытащить вещи из хранилища и проветрить матрасы. Постричь разросшиеся кусты, вымести опавшие листья. Потом, когда жители лагеря вместе с персоналом приводили все в разгромленный вид, ей в сентябре приходилось собирать все воедино, словно некий здоровенный набор «Лего». Вообще работа по лагерю отличалась чем-то ненормальным. Так что во время осеннего семестра в колледже ей с трудом удавалось собраться с мыслями, чтобы догнать сокурсников. Но, как полагала Кейт, все это были необходимые жертвы, прежде чем она — так, по крайней мере, уверяли родители — полностью примет на себя управление лагерем, когда они уйдут на пенсию.

Однако этого они так и не сделали. Вместо этого, на ее двадцать седьмой день рождения, они устроили торжественный ужин, на котором даже были поданы лобстеры (которыми она должна была поделиться с Лидди). Там ей и сообщили, что она не будет управлять лагерем. Что вряд ли ей подойдет это занятие. Для этого она якобы была слишком любезна, слишком мила. А всякие нехорошие люди могут воспользоваться этими ее качествами. Пока длился этот разговор, Лидди ковыряла клешни своего лобстера, методически извлекая из них рассыпчатое мясо, словно проводила вскрытие трупа. И, похоже, совершенно не обращала внимание на то, вся дальнейшая жизнь Кейт, как и то самое мясо, рассыпалась на кусочки.

По крайней мере, она не стала просить — тем более умолять своих родителей хоть о чем-нибудь. Своя гордость у нее все же была. Поэтому вместо ответа она отодвинула тарелку и ушла. Потом позвонила подруге, и они вдвоем отчаянно нахлестались «Маргариты» на вечеринке в Сен-Анри. А потом Кейт впервые со школьных времен поцеловалась с парнем. Это был опрометчивый и даже глупый поступок, но он как нельзя лучше соответствовал ее тогдашнему настроению.

Она проснулась в одиночестве; голова просто раскалывалась. Сегодня было первое мая. В это время она обычно отправлялась в лагерь, даже сумки были уже упакованы. Но все это было уже в прошлом. Ей нужно было найти себе другое увлечение. И слишком унизительным было принять предложение родителей делать всю основную работу, не имея при этом права руководства.

Самое же смешное было в том, что она настолько привыкла к лагерю, что не пропустила ни одного сезона. Ей даже казалось неправильным проводить лето, когда дни уже стали по-настоящему теплыми, где-то вне лагеря: как же ей быть без Озера, без ночей в затхлых хижинах, как не сбежать от новостей из окружающего мира? В то первое лето она работала в бакалейной лавке и помогала по выходным на ферме. Наконец-то подружилась с ровесниками. Наконец-то нашла другие интересы кроме лагеря. И она, разумеется, совершенно не скучала по родителям. Когда коллеги пригласили ее на ежегодный ужин в честь Дня благодарения, она отказалась. Простой принцип: я буду в порядке, пока буду держаться подальше.

Загвоздочка, однако, мог бы сказать ее отец в таком случае.

Она не скучала по лагерю, когда была в отъезде.

Но теперь, вернувшись… Теперь она скучала безумно.

* * *

Забеспокоившись, Кейт отправилась проведать Эми. Она откладывала этот визит, как иногда откладывают то событие, которого желают больше всего на свете, чтобы растянуть само предвкушение.

Кейт нашла Эми там, где та обычно и находилась — на кухне. Конечно же, когда Кейт была еще маленькой, Эми и близко не светила должность шеф-повара. В одной команде они оказались, когда Кейт уже около года работала посудомойкой. Тогда они и познакомились с «Эйми» (в ее произношении звучало именно так), чей английский был таким же ломаным, как ее душа. Ей было двадцать пять, Кейт — шестнадцать. Она скрывалась от изверга-мужа, на буксире у нее был маленький ребенок. У нее не было никаких особых умений, разве кроме тех, что она усвоила, помогая матери заботиться о большой семье. У родителей Кейт была привычка, принимать под свое крыло обездоленных — таких как, Шона, например. Эми, безусловно, подходила под эти параметры — в то ее первое лето можно было заметить синяки на ее ключицах и ниже.

Наконец, в июне ее наняли поваром на полную ставку. Тогда же она и стала неотъемлемой частью жизни Кейт, полностью завладев ей, когда июнь сдал свои права.

У них с Кейт в мозгах тогда словно что-то щелкнуло, но разве теперь вспомнить, что это был за щелчок? Какое-то знание друг о друге, которого они пока не могли принять? Кейт часто задавалась этим вопросом. Хотя Кейт свободно говорила на двух языках, с Эми она общалась исключительно по-английски: Эми на этом настаивала, утверждая, что так она в совершенстве овладеет местной речью и «не будет прогибаться». Два лета спустя, когда Эми, прижала ее к стене кладовки, понуждая тереть низ ее шортов и потихоньку вместе с ними стаскивать пальцами нижнее белье… Кейт было все равно. Язык Эми у нее во рту был горячим и сладким, и ей хотелось, чтобы этим языком Эми исследовала каждый сантиметр, каждую клеточку ее тела.

После этого, когда начался дождь, она и Эми проскользнули в подсобку для медсестер. Они, конечно, рисковали, но не сильно — у медперсонала был выходной, да и больных не было ни единого. Она выскользнула из шортов и позволила рукам подруги исследовать все изгибы ее тела, в то время как пальцы Кейт искали уже затвердевшие соски Эми. И как же отчаянно она кончила — ей было почти больно, она чуть не потеряла сознание. Она едва не лишилась чувств от того, что Эми сделала с ней. Да что там Эми, пусть это с ней делает кто угодно.

Но в то же время Эми была напугана. Она боялась, что их застанут, и тогда она потеряет работу, а это был единственный источник средств к существованию для нее и ее сына. И она сторонилась встреч, пока Кейт сама не начала упрашивать о них, умоляя ее ответить взаимностью. В те месяцы, которые Эми не проводила в лагере, Кейт, как могла, изо всех сил пыталась достичь того наслаждения, которое они испытали в первый раз, когда, обе истекая, стонали в объятиях друг друга. А в окна барабанил дождь.

Кроме как на краткой похоронной церемонии, Кейт не видела Эми уже пять лет. Плохие отношения с родителями в итоге привели ее к окончательному разрыву с женщиной, которая властвовала над ее сексуальным счастьем. Собственно, Эми была для нее счастьем во всех смыслах. И как же ей не хотелось, чтобы Эми осталась в прошлом, но… Похоже, это был единственный шанс для того, чтобы сделать шаг вперед.

Кейт наблюдала, как проворно Эми передвигается по кухне. Сейчас ей было за сорок, и времена у нее, похоже, были не лучшими, но для Кейт она была по-прежнему прекрасна. Темные волосы Эми были причесаны в духе Лидди, что еще сильнее подчеркивало: ну же, Кейт, я все та же, возьми меня! Внезапно она ослабила завязки фартука, повернулась и взглянула Кейт прямо в глаза. Тогда в ней что-то словно освободилось. Куда-то исчезли все обиды прожитых лет, и вокруг воцарилось лишь одно всепоглощающее, обнаженное желание.

Глава 17. Звонок к обеду

Райан

Райан едва помнил то, что произошло днем. В основном он снова и снова прокручивал в уме разговор со Свифтом и пытался придумать, как наиболее благовидно поведать Кэрри обо всем этом.

А потом он пошел и напился.

Может, его отец и не понимал ничего в хорошем спиртном, но кто станет заботиться о подобном, когда сама жизнь рушится у тебя на глазах?

После того, как он нашел бутылку бурбона в барном шкафчике, Райан уселся в любимое кресло своего отца и повернул его так, чтобы открылся вид на деревья, на озеро, словом, на все, что должно принадлежать ему — одна пятая уж во всяком случае. Вот оно, готовенькое к разделу и к продаже по самой высокой цене. И что же?

Напрасные надежды, несбыточные планы. Все потеряно. Пропало навсегда. А все из-за чего? Из-за несчастного случая. Несчастного, черт подери, случая. Но, тем не менее, этот самый случай пробудил в его родителях подозрения. Во всяком случае, они точно говорили что-то такое. Или это говорил Свифт. Или еще кто-нибудь. Но, так или иначе, об этом было сказано. Одну изуродованную девушку они, типа, еще могли как-то принять. Но двоих? Тут уже похоже на рецидив.

Фишка была в том, что он отчасти понимал ход их мыслей. И мог сообразить, почему его оттерли в сторону. Если вы подозреваете, что среди членов вашей семьи — серийный маньяк, то лишить его наследства, пожалуй, наименьшее, что вы можете сделать. И как ему поступать дальше? Препоручить свою судьбу в руки своих сестер? Какой в этом смысл? Им при таких раскладах нужно было бы немедленно сдать его копам, а дальше пусть карты ложатся, как удача позволит. Или как выпадут фишки. Или что еще там.

Господи, как же он напился.

А потом Райан, должно быть, и вовсе отъехал. Когда же пришел в себя, первое, что он услышал, был звук колокольчика.

Настало время обедать.

* * *

Подобно тому, как Мэри то и дело поднимала руку во время встречи со Свифтом, этот звонок вызвал у Райана его собственный павловский рефлекс. Звонил, скорее всего, Шон: он всегда так звонил, колокольчик звучал твердо и протяжно, последний звяк длился дольше предыдущих. Восемь звонков, восемь этих бряков — более чем достаточно, чтобы все было понятно.

Хотя он и поспал, Райан все еще чувствовал себя пьяным, а теперь еще и проголодался — хреновая комбинация, однако. Надо было подзаправиться. Он пошел в спальню и стал искать в своей сумке свежую рубашку и штаны, по-прежнему чувствуя в паху боль от удара, нанесенного Лидди — сначала, когда снимал грязные штаны, а потом — когда надевал чистые. Чтобы выглядеть окончательно пристойно, он выбрал старую лагерную толстовку — ее он перед отъездом положил в свой чемодан, поддавшись сентиментальному порыву.

Из кармана брюк загудел телефон. Ему даже не нужно было смотреть на экран, он и так знал, что это сообщение от Кэрри: «Что происходит? Они согласились на продажу?»

Райан с трудом сосредоточился, чтобы набрать ответ без опечаток.

«Я над этим работаю».

«Мне приехать? А девочками займется мама».

«Нет, я справлюсь. Должен идти. Обед».

Он почти увидел, как на экране начало всплывать следующее сообщение от Кэрри, но выключил экран телефона, не став его читать. Не читал — значит, и отвечать незачем. Конечно, она разозлится, но эту злость даже нельзя будет сравнить с той, которая возникнет, когда она узнает правду. А именно сейчас он был в слишком сильном раздрае для того, чтобы давать ей советы или намеки. Кэрри сразу бы его вычислила.

Райан положил руку на сердце — оно по-прежнему тяжко бухало в его груди. И почему он ощущал внутри себя какую-то пустоту? Это что, именно оттуда улетели все его несбывшиеся мечты?

Он пошел в ванную, почистил зубы и прополоскал рот. Пригладил волосы влажной рукой и покосился на себя в зеркало. «Ладно, сойдет», — подумал он. Тут главное — не переусердствовать. Он прихватил пару бутылок вина и вышел.

За окном опускались сумерки. Дни становились короче, солнце уже садилось над озером, когда он добрался до веранды. В Макау закаты всегда были очень красивы, но ими он займется как-нибудь в другой раз. А может, никакого другого раза и не будет.

На веранде столы были расставлены вдоль стены, так, словно намечались танцы. Посередине комнаты был накрыт стол, по обеим его сторонам стояли скамьи. Вот и все, что им теперь было нужно — один стол на всю вот-вот готовую взорваться семейку, плюс Шон. Всегда этот Шон.

— Значит, ты не удержался, — сказала Марго.

Райан с трудом сфокусировал на ней взгляд. — Есть всем нужно.

— Неужели ты пришел сюда только поесть?

— А что, не похоже?

Она жестом пригласила его сесть рядом с ней. Шон, Лидди и Мэри сидели по другую сторону стола. Кейт была на кухне, помогая Эми.

Райан с грохотом водрузил на стол прихваченные из дома бутылки.

— У кого-нибудь есть штопор?

Мэри сморщила нос. — От тебя несет так, словно ты уже крепко выпил.

— Ладно тебе, Мэри, — сказала Марго. — Лично мне выпить не помешает.

— А пива в «Сумерках» тебе не хватило?

— Но как ты…

— Шон сказал.

— Ну и ладно. Значит, не хватило.

Лидди потянулась за хлебом. «Белый мягкий хлеб», — так они называли его, когда были детьми, намазывая на ломоть маргарин толстым слоем.

— Мы правда хлебнули пивка в «Сумерках» в середине дня, — сказала Лидди. — И что с того? В первый раз, что ли?

— Как твоя лодыжка, Лидди? — спросила Марго. Интересно, подумал Райан, о чем это она. Разве он схватил Лидди не за руку? Вроде так. Но, похоже, сегодня днем произошло еще кое-что, пока он пребывал в своем мрачняке. Видать, шоу разыгрывается без его участия.

— Жить буду.

Райан схватил кусок хлеба, свернул его и окунул в банку с маргарином.

— Ты просто бесподобен, Райан, — сказала Марго. — Но возьми хотя бы нож.

Он проигнорировал ее и сунул хлеб в рот. Боже… вкус был просто фантастическим. Сколько же лет он не пробовал хлеба из пшеничной муки? А маргарин… Он даже не был уверен, знакомо ли Кэрри это слово.

Кейт и Эми вышли из кухни с подносом, на котором лежали рыбные палочки и блюдце с соусом тартар, рядом размещался картофельно-овощной салат. Традиционная пятничная еда в лагере никогда не меняется, несмотря даже на то, что единственными гостями сейчас были только они. Пятница — значит, рыба. Словно они были истыми католиками, а не закоренелыми язычниками. Словно праздновали, а не грешили.

— Выглядит просто чудесно, Эми, — сказала Марго. — Присоединишься к нам?

Эми покраснела.

— Может быть, не стоит?

— Пожалуйста, сядь с нами за стол, — сказала Кейт. — Ты ведь тоже часть нашей семьи.

Эми снова покраснела, и у Райана появилось отчетливое впечатление, что она предпочла бы поесть на кухне. Но Кейт села рядом с Марго и освободила место для нее, поэтому Эми сняла фартук и присоединилась к ним.

Шон достал из кармана перочинный нож и открыл бутылку встроенным в нож маленьким штопором. Все сидевшие за столом по очереди передавали ему свои пластиковые стаканчики, а Шон, на взгляд Райана, разливал вино с таким видом, будто это он, а не Райан, притащил сюда эти ебучие бутылки.

— Можете быть уверены, у Шона всегда под рукой подходящий инструмент, — язвительно сказал он.

— Успокойся, Райан, в самом деле, — сказала Мэри. — Спасибо, Шон.

Лидди сидела, уставившись в свой стакан. — Ну, и за что мы выпьем?

— За маму и папу, — ответила Марго. — Давайте, ребята, еще разок.

Они подняли стаканы; при чоканье пластик глухо шуршал.

— За маму и папу.

Райан осушил полстакана одним глотком. Вкус был ужасным. Наверняка это вино отец покупал по сниженным ценам и льготам постоянного клиента. «Я теперь могу получить бутылку всего за двадцать пять центов!» — сказал он однажды Райану с таким видом, словно объяснял, к чему стоит стремиться в жизни. Тем летом, когда Райан жил с ними бок о бок, он и сам регулярно наведывался в винный магазин, поскольку считал — раз уж пришлось проводить лето с родителями, придется пить и дерьмовое вино. Не слишком ли его грузят?

— Что случилось с твоей лодыжкой? — спросил Райан у Лидди.

— Потянула, когда меня испугала Марго.

— Ну что это за семья, члены которой не имеют обыкновения подкрадываться друг к другу? — усмехнулась Мэри.

— Папино наследие, — сказала Кейт. — Помнишь, как он прятался в шкафу у тебя в комнате, чтобы потом неожиданно выпрыгнуть и перепугать тебя до полусмерти?

Она посмотрела на Эми и подтолкнула ее под руку.

— Эми, ты же тоже это помнишь. Он и с тобой подобные штуки проделывал.

Эми сидела, уставившись в свою тарелку.

— Только тогда он прятался на конюшне.

— Вообще-то это странно, — заметила Лидди. — Странно, когда взрослый человек так себя ведет.

— Так он веселился — на свой манер, — сказала Кейт.

— Вы только посмотрите, — отозвалась Лидди. — Сидит и защищает его.

— А почему бы мне этого не делать?

— Потому что тобой десяток лет пользовались, как рабыней, а потом кинули. Как новичка.

— Шаблонно как-то звучит, — отозвался Райан. Прозвучало грубовато, однако ему было все равно.

Но на его фразу никто не возразил. Райан допил свой бокал и потянулся за второй бутылкой. И ему уже было плевать, каким на вкус будет находящееся в ней вино.

— Ну и кто из вас считает, что я это сделал?

— Райан!

— Чего тебе, Марго? Или мы должны сидеть и придуриваться, словно все как один не думаем об этом?

— Я вот не думала.

— Ну конечно.

— Я думала об Аманде, Райан, мудак ты херов. Когда же ты усвоишь, что мир не вращается вокруг тебя.

Марго выглядела так, словно вот-вот заплачет. Наконец это дошло даже до него. А больше всего в жизни он ненавидел, когда поблизости оказывалась плачущая женщина. Или девушка.

— Ну прости, ладно? Прости.

— Это что, признание? — спросила Лидди. — Так было бы намного проще.

Райан поймал взгляд Эми. Она снова покраснела и опять уставилась в свою тарелку.

— Ты понимаешь, что происходит, Эми? — спросил Райан.

— Оставь ее в покое, — сказала Кейт.

— Будем считать, что это значит «Да». Просто фантастика. И что, нам теперь растрезвонить об этом всем и каждому? Отправить всем своим подписчикам? Опубликовать снимок того письма в инстаграме? О, знаю — давай расскажем это все на поминальной посиделке в воскресенье!

— Прекрати.

— Вот уж черта с два, Марго. Злиться вы мне не запретите. И да, для тех, кто не в курсе — я признаю, что был той ночью на Острове. Мы там обжимались. Аманда и я. Но вовсе не я послужил причиной того, что она оказалась в той лодке на Сикрет Бич. Когда мы расстались, она была жива-здоровехонька. Я вернулся к себе и лег, Тай может подтвердить. Может даже поручиться за меня. В конце концов, мог я быть тогда с Амандой и ничего с ней не сделать? А, девочки?

Он переводил взгляд с одной близняшки на другую. Те смотрели на него в упор, и в их глазах читалось одно и то же: страх, гнев, обвинение.

— Нам тогда было по двенадцать, Райан, — сказала Лидди.

— И что с того?

— Ты что, реально решил свалить? — спросила Лидди.

Кейт потянулась к ней.

— Тише, Лидди. Не стоит ему потакать.

— Ничего она не потакает, — ответил Райан. — Это моя жизнь. Мое будущее. Он так резко встал со скамейки, что Марго едва не упала на пол.

— Какого черта?

— Вы, ребята, должны проголосовать, — сказал Райан.

— Что?

— Что слышали. Давайте голосуйте, прямо сейчас.

— Голосовать мы будем в воскресенье, — сказала Мэри.

— Значит, так? Вы все решили без меня, заранее? А ну давайте голосуйте, и покончим с этим.

— А то ты уедешь? — поинтересовалась Кейт. — Не дожидаясь поминок?

Райан проигнорировал ее и вломился в комнату, которую всегда называли «кабинет». На массивном столе лежала пачка листовок лавки ремесленных изделий. И он почти сразу нашел коробку со швейными принадлежностями, среди которых были булавки, а также солидного вида ножницы.

Из «кабинета» он сразу вернулся обратно к столу.

— Можете голосовать анонимно. Никто не должен беспокоиться о том, что будут ранены чьи-то чувства. В особенности — мои. Хотя какая разница. Он взял ножницы и быстро нарезал четыре бумажных квадратика. Потом раздал по одному каждой из своих сестер, дав каждой по булавке, затем подошел к стене возле двери и снял с нее почтовый ящик. — Просто нацарапайте «виновен» или «невиновен» на этих бумажках, и бросьте их в этот ящик. Пишите печатными буквами, чтобы я не мог понять, какая из этих бумажек чья.

— Ну же, Райан, — сказала Мэри. — Успокойся. Поешь. Зачем нам прямо сейчас этим заниматься?

— А вот затем. Потому что этим надо заняться немедленно. Так хотел папа, вот и давайте не будем тянуть.

— Я согласна, — сказала Лидди.

— Так и знал, что на тебя я могу рассчитывать. Что скажешь, Кейт?

— Уж лучше я подожду до воскресенья.

— Разумеется, подождешь, — сказала Лидди. — Как же ты примешь решение, если не знаешь, что остальные думают по этому поводу.

— Отвали.

— Вот это уже похоже на то, как говорит моя девочка.

Кейт схватила булавку.

— Ну и ладно, я это сделаю. Довольна?

Райан взглянул на Мэри.

— Мэри?

— Готова.

— Значит, так? — спросила Марго. — Вы уверены?

— Ведь речь идет о нем, Марго. Придется как-то решать этот вопрос.

— Вы же в курсе, что силу имеет только единогласное решение? Ну, что скажешь, Марго?

Та выглядела неуверенно.

— Действуй, — сказал Шон. — Все к лучшему.

Она взялась за булавку. Внезапно Райан почувствовал, как в его желудке ликер и красное вино закружились в ядовитом вихре, так, что его едва не стошнило. Он схватил рыбную палочку со своей тарелки и сунул ее в рот.

— Я буду на крыльце. Позовите, когда побросаете все записки в ящик.

Он взял свою тарелку, подхватил бутылку и вышел через сетчатую дверь. Потом уселся на грубой деревянной скамье у стены. Остатки своего обеда он быстро запихивал в рот прямо руками, понимая, что необходимо наесться, чтобы пища хоть как-то нейтрализовала алкоголь. Эти совместные обеды он всегда ненавидел. А сегодняшний — особенно, ведь, скорее всего, он ест в этой компании последний раз перед тем, как Кэрри пошлет его куда подальше.

Он поставил тарелку и взглянул на небо. Было уже совсем темно, и какими же удивительными казались звезды.

— Райан!

Когда одна из сестер позвала его, он не мог с уверенностью сказать, кому именно принадлежит голос. Он встал, покачнулся, но обрел равновесие, опершись о стену. И остановился в дверях, глядя на свою семью. Близняшки с их одинаковыми взглядами. Стареющая Марго. Хрен-ее-пойми-какая Мэри. И еще двое приблудных, известных как Шон и Эми. О чем только они все думали? Как-то он познакомился с одним типом, служившим консультантом у присяжных — так вот, он, вроде бы, мог по самым незаметным моментам определить, к какому решению придет тот или иной даже до оглашения приговора. Но сам Райан, к сожалению, не обладал подобными способностями. И мог полагаться только на свою интуицию.

Он вошел внутрь. Шон встал и протянул ему почтовый ящик. Райан попытался заглянуть в него через щель для приема писем. Его всегда забавляло, что же происходило с теми конвертами, которые он вроде как хотел отправить своим бабушке и дедушке, умышленно не наклеив марку или написав выдуманный адрес. Он поступал так только затем, чтобы позлить родителей. Вот каким противным маленьким говнюком он был. Может быть, поэтому и заслужил все это?

Да ни разу. Ни разу он не заслуживал ничего подобного.

Он вернул коробку Шону.

— Читать будешь ты.

— Чувак, а ты уверен?

— Будь спок.

Шон открыл крышку и вытащил четыре свернутых кусочка бумаги. Кейт закрыла лицо руками.

— Чувствуешь вину, близняшка? — поинтересовалась Лидди.

— Нет. Просто не хочу смотреть на это.

Эми похлопала Кейт по спине. Это жест казался одновременно и семейным, и дружеским.

— Читай, Шон.

— Читай и плачь, — сказала Марго. — Пардон, пардон. Это я по старой привычке.

Шон развернул первый листок.

— Виновен.

Райан почувствовал, как разлившаяся желчь поднялась к его горлу. Надо сказать, рыбные палочки были вкуснее, когда опускались вниз по пищеводу, нежели стремясь вылезти обратно.

— Виновен, — снова прочитал Шон.

Теперь уже минус два, подумал Райан.

— Виновен.

Кейт заплакала, и Райан почувствовал, как слезы наворачиваются и на его собственных глазах.

Что ж, пусть будет как будет.

— Тут еще один, — сказала Мэри.

Райан развернул последний листок.

— Да читай уже! — рявкнула Лидди.

— Невиновен.

— Ох, — выдохнула Марго. — Ох.

— Что там, Марго?

— Мы не приняли единогласного решения. То есть остались на прежнем месте.

Райан упал на колени. Силы оставили его, как и тогда, когда Лидди врезала ему по яйцам. Никто не встал, чтобы помочь ему. Никто не произнес ни слова.

И единственным звуком посреди всего этого остался треск разрываемых Шоном записок, обрывки которых, подобно мотылькам, кружились в свете ламп, словно не могли найти для себя лучшего занятия.

Суббота

Глава 18. Что такое похмелье и как от него избавиться

Марго

Марго проснулась в субботу утром с сильной головной болью от звука мобильного телефона, настойчиво гудящего на тумбочке. Она схватила его, не проверяя, кто звонит.

— Алло?

— А я думал, ты говорила, что сигнал там никакой.

Она пробормотала под нос проклятие. Это был Марк. Он не поверил ей, решил, что она скрывает правду. И вот, оказавшись случайно в удачном месте, он смог до нее дозвониться. Она злилась на них обоих, но больше всего на себя. За то, что оставила телефон включенным, за то, что ответила на звонок, а главное — за третью бутылку вина, которую она прихватила из родительского погреба и выхлебала после их «голосования». Правда, третья бутылка не была столь фатальной ошибкой, как четвертая.

— Обычно так и есть.

— Ах, обычно…

— Ты это о чем?

Она поднялась, и вокруг нее все закружилось. За тонкими занавесками начинало светлеть небо. Сколько сейчас времени, черт возьми? Она посмотрела на часы. Еще не было и семи.

— Да так, ни о чем.

— Что происходит, Марк?

Он вздохнул — длинный, медленный звук, который был ей хорошо знаком. Она запросто представляла его себе, как он сидит за кухонным столом, прижав телефон к уху плечом. Наверняка на нем та же самая рубашка, в которой он обычно спал — насквозь дырявая и мягкая, как бархат. Когда они только начали встречаться, она тайком носила эту рубашку целые выходные напролет, наслаждаясь тем, как ее окутывает его запах. А потом, несколько лет спустя, она попросила его выбросить ее — ну зачем ему рубашка, в которой больше дырок, чем материи? Он вполне мог позволить себе купить новую, которая не была бы так прочно связана с прошлым.

Нам нужно порвать друг с другом, подумала она. Единственное, чем она занималась со вчерашнего дня — да что там, можно сказать, что с незапамятных времен — было одно лишь критиканство любых его сторон. Даже, господи-ты-боже-мой, его любимая рубашка. Ее бесил предмет, который вызывал в нем чувство комфорта. И она понимала, что поступает несправедливо по отношению к нему, да, впрочем, и к себе самой. Но, ради всего святого, что же теперь делать?

— Я скучаю по тебе, — сказал он.

— Но я ведь уехала только вчера.

— Выходит, ты по мне не скучаешь?

А она и не думала скучать; вот как все обернулось. Раньше она прямо требовала у него признаться, скучал он по ней или нет, и здорово злилась, когда он со стеснительной улыбкой выдавал что-то вроде: «Ну да, наверное». Она колотила его по плечу, говорила, что он злой, а он потом пытался реабилитироваться, массируя ей шею, пока она проверяла ученические работы, или приносил ей чашку чая, чтобы она поняла, как он на самом деле любит ее, как ценит существующие между ними отношения. Куда исчезли это чувства? Сейчас ей было глубоко плевать, увидятся ли они снова.

Что же с ними сталось?

— Скучаю, — ответила она. Было легче солгать, чем начать разбирать все по полочкам. — Просто тут такой кошмар творится.

— Райан настаивает на продаже?

— Все гораздо сложнее.

Она встала и ткнулась головой в косой потолок.

— Черт!

— Что случилось?

— Головой стукнулась.

Она потерла место, на котором уже начинала подниматься шишка. Внезапно ее охватило желание, обычно вовсе ей не свойственное — зареветь в голос.

— Ай-яй-яй, — сказал Марк.

— Вот именно, тот еще ай-яй-яй.

— Почему ты не хочешь, чтобы я за тобой приехал? Разве тебе обязательно там оставаться?

— Завтра поминки.

— Ну и что. Я тоже поприсутствую, а потом мы сможем… ну, не знаю… просто уйти, в общем.

— И куда мы отправимся?

— Как насчет Гаспе? Мы ведь часто говорили о том, чтобы съездить туда.

Она включила громкую связь и положила телефон на тумбочку. Сигнал был хилый — всего одна полоса. Одна-единственная полоска, причем и она предательски мерцала, но, когда она отняла руку от телефона, та вроде бы стабилизировалась. Марго была практически обнажена, если не считать куцего нижнего белья, а ее смятая одежда в беспорядке валялась на полу около кровати. Голову разламывало от полученного удара о потолок и от выпитого вчера спиртного. До чего же хреново ей было. Она стала рыться в чемодане, пытаясь найти чистые трусики.

— Марджи?

— Да здесь я.

— Твой голос звучит так, словно ты бог знает где.

— Я на минутку отложила трубку.

Она сняла нижнее белье и надела чистую футболку.

— Что?

Когда она подняла трубку, ей показалось, что она увидела, как за окном что-то движется. Какого черта? Она наклонилась, чтобы открыть его. Для этого понадобились обе руки — оконная рама за долгие годы обзавелась толстым слоем краски. Она сунула телефон под подбородок и напряглась изо всех сил. Затрещав, рама уступила. Она высунула голову наружу и огляделась. Никого не было, лишь шелестели деревья, несмотря на отсутствие ветра.

— Марджи? В чем дело?

— Ничего особенного. Извини, я слегка отвлеклась.

— Так что насчет Гаспе?

Она прикинула, кто бы это мог быть. Может, это Шон или одна из ее сестер. Ну и подумаешь. Но почему-то ее пронизала дрожь.

— Поехать туда прямо сейчас? У нас же занятия!

— Ничего, мы вполне можем прогулять пару дней.

— Ты сроду не был прогульщиком.

— У каждого бывает свой первый раз.

Снаружи снова послышался какой-то шум, и она замерла. Внезапно она почувствовала себя обнаженной: правда, на ней были трусики и мизерная футболка, но разве это считается? Она мысленно попыталась опознать этот звук, но в голову ничего не приходило. Может быть, кто-то из ее сестричек бродил во сне. Но было не похоже, что хоть одна из них покидала свою комнату.

Звук шел снаружи. Определенно снаружи.

— Мардж?

— Да, я тут.

— А кажется, что ты за миллион миль.